Текст книги "Гири"

Робби немного мог рассказать о Поле Молизе, но больше, чем кто бы то ни было другой. Это был худощавый, целеустремленный макаронник, который, казалось, никогда не снимал с себя костюма-тройки и, похоже, имел за плечами диплом университета. В последнее Спарроухоуку верилось с трудом. Трудно в самом деле было ожидать такого от макаронника, который к тому же был представителем мафии.

– Поли не похож на других мафиози, – рассказывал Робби. – Он гладенький. Как плевок на дверной ручке. Колледж. Точные науки. Компьютеры. Умен, задница, как я не знаю кто! Папаша возглавляет крупнейший нью-йоркский бандитский клан. Это у них называется «семьей». Капо ди тутти капи. Всем боссам босс. Полидринц. У него на содержании находятся генералы. Американские генералы, приятель! Ты даже представить себе не можешь, кто на него работает и получает у него зарплату! Политики, генералы… Вот через них он и получает теперь свою наркоту.

Спарроухоук, как и большинство англичан, с болезненным интересом относился к американскому знаменитому преступному миру.

– А я думал, мафия добывает себе героин из Турции и Марселя.

– Добывала. Американские и французские фараоны положили этой лафе конец. В Штатах, Франции и Сицилии прошли мощные волны арестов ребят с поличным. Плюс ко всему в Турции теперь наложен строжайший запрет на выращивание мака. Из Мексики, конечно, продолжает поступать коричневый и розовый героин, но наркоманам подавай непременно белый, как сахар. А самый лучший белый наркотик ты найдешь только здесь. Нюхнешь и прямо в мозг шибает. Первый сорт, одно слово. Поступает в цивилизованный мир из так называемого «Золотого Треугольника»: Бирма, Таиланд, Лаос. Найди способ, как переправить наркоту отсюда в Штаты и считай, что ты богатый человек. У Молиза здесь есть, правда, и другие интересы.

– Например?

– Например? Ну, майор, тут такое дело… Возьмем строительные подряды. Кому-то ведь нужно воздвигать базы, дороги, аэродромы, передвижные театры, кегельбаны, наконец, кафе-мороженое. Без этого ведь тут не обойтись, не так ли? В армии считается, что американцы могут это устроить лучше других, поэтому нанимают американцев. Большие денежки кочуют из рук в руки, но кому какое дело? Каждому хватит на старость, можешь не сомневаться. Потом. Игровые автоматы для солдатни, клубы по интересам, выпивка, жратва, автоматы-проигрыватели в барах, мебель, вплоть до кухонных принадлежностей. А ты как думал? Пойми, без всего этого дерьма Джи-Ай тут с ума сойдут. Я уверен, что Молиз загреб на этой войне немалые деньги. Была бы его воля, так эта война никогда бы не закончилась.

Спарроухоук в отвращении наморщил нос. Нет, его покоробил не тот факт, что кто-то хорошо зарабатывает на крови. Он не был таким наивным. Его раздражало то обстоятельство, что солдат слишком балуют. Неудивительно, что Америка просрала эту войну. Вьетконговец имеет ежедневный рацион удовольствий, состоящий из чашки сырого риса и кружки вонючей воды. Никакого сравнения.

Он сказал:

– Похоже, господин Чихара тоже не на паперти клянчит на пропитание.

– Если ты имеешь в виду то, что он тоже нагрел руки в Сайгоне, то ты совершенно прав. Золото, наркота, его многочисленные деловые начинания. Старик Джордж…

– Ты сказал – золото?

– Сам видел. Мы с Дорианом сами видели. Своими собственными глазами. Как-то отправились мы в Камбоджу. Привезли оттуда одного агента, которому потом прострелили задницу. Мы, конечно, могли его не трогать и оставить в покое, но… В общем не об этом речь. Летели на одном из самолетов Чихары. Сделали остановку в каком-то сраном городишке. Он назывался… Нет, сейчас не вспомню. Короче, загрузились там золотыми слитками. Под завязку. Я сам видел. Вон Дориан может подтвердить. Тебе, майор, нужно хорошенько запомнить, что бумажные деньги теперь годятся только на то, чтобы ходить с ними в туалет. Золото, бриллианты, наркота… Вот это я понимаю. Это имеет здесь ценность. Если ты надумал покинуть эту страну не с пустыми руками, то должен искать одно из трех: либо золото, либо наркотики, либо камешки.

– Золото. Наркотики. Бриллианты.

– Вот именно.

Робби понизил голос:

– Я тебе еще кое-что скажу. Сейчас старик Джордж скупает все золото и все камешки, на которые он только может наложить свою волосатую лапу. Скупает по всей стране. Здесь. На севере. Даже в Таиланде и Лаосе. Везде, где только может. Высылает за золотишком свои пустые самолеты, а возвращаются они тяжело нагруженными. Я могу поспорить с кем угодно, что старик Джордж имеет где-то здесь неплохой тайничок.

– А тебе не приходило в голову, что он тут же отправляет золото за пределы страны?

– Конечно, отправляет. Но не все. Просто не успевает. Новые партии поступают к нему каждую неделю. Он просто вынужден какое-то количество пока зарывать.

* * *

Апрель 1975 года.

Поль Молиз неспешно и тщательно гасил окурок сигареты на поверхности стола.

– Как вы думаете, сколько еще дней продержится этот город, прежде чем в него ворвутся коммунисты?

Спарроухоук, не раздумывая, ответил:

– Я был бы рад, если бы речь шла о днях, но, вполне возможно, что остались считанные часы. Все зависит от того, как сейчас будет меняться обстановка. Вообще, если представить все в самом радужном свете, то, дай бог, неделя. Что будет дальше? Все, как обычно. Кровавая баня. Дутые трибуналы. Чистки. Очень много людей погибнет и их смерть будет нелегкой. Коммунисты пуритане, а пуритане – это одна из самых садистских и зловещих категорий людей, которых Господь бог расселил на нашей зеленой планете. Я видел, что они творили в других странах. Нет никаких оснований полагать, что здесь все будет по-другому.

– Я неспроста пригласил сюда вас и Робби, – проговорил Молиз, плеснув виски себе и Спарроухоуку. Робби кивком головы отказался от спиртного.

Все трое находились в номере, снятом для Молиза, в хорошем отеле на Нгуен Ху Бульваре. Номер располагался на третьем этаже. Прямо под его окнами на улице все еще пылал перевернутый джип. Из кабины торчала рука мертвого шофера. Бандиты уже давно убежали. Беспредел…

За окном стояла ночь. Со стороны американского посольства и президентского дворца валили густые клубы дыма. Там сейчас жгли документы и архивы, которые не должны были попасть в лапы к коммунистам. Возле небольшой группки правительственных зданий бегали какие-то люди, непрерывно подъезжали машины, чем-то загружались и уезжали. В спокойствии ныне пребывали лишь те, которые были уверены в том, что им удастся без проблем покинуть страну на американских самолетах. А таких среди вьетнамцев было не так уж много.

Молиз сказал:

– Я хотел бы поговорить о Джордже Чихаре.

Спарроухоук глянул на Робби.

Бог ты мой, оказывается, действительно в этой жизни надо платить за все… Молиз обещал Спарроухоуку работу до конца жизни в качестве президента одной частной охранной фирмы в Нью-Йорке с зарплатой, которая превышала все, о чем до сих пор майор мог мечтать. Сегодня вечером это обещание дало право Молизу вызвать к себе Спарроухоука и Робби для «небольшой дружеской беседы». Как будто он не знал, что для того, чтобы пробраться в отель, им нужно было пройти ночными улицами Сайгона, на которых теперь могло произойти все, что угодно, вплоть до расстрела в спину из-за угла неизвестными «доброжелателями». Как будто он не знал, что американцам придется нарушить строжайший режим комендантского часа!

Можно сказать, что к этому времени Спарроухоук уже частично находился на содержании Поля Молиза. С разрешения местного руководства ЦРУ англичанин время от времени исполнял обязанности телохранителя при макароннике, особенно когда тому нужно было пройтись по Сайгону с большой наличностью для оплаты поставщикам опиума и морфия. Молиз, Чихара, Раттенкаттер, представители французской мафии и ведущие политики Южного Вьетнама хорошо знали друг друга.

Спарроухоук прекрасно сознавал, в чем тут причина. Наркотики, как ничто другое в мире, сближает людей.

– Прежде чем я непосредственно перейду к персоне Чихары, – начал Молиз, – я хотел бы попросить вас немного повременить со своим отъездом из Сайгона.

Он бесцеремонно показывал пальцем на Спарроухоука.

– По-моему, вы спятили, дорогой друг. У меня уже заказано место на вертолет, который вылетает из этой сточной канавы через сорок восемь часов.

– Назовем это вашим одолжением. Мне.

«Этот парень прочно держит меня за яйца, – с досадой подумал Спарроухоук. – И все из-за этой траханой обещанной работы в Нью-Йорке! Я принял хлеб из рук этого засранца и теперь должен плясать под его дуду. С другой стороны, к чему выгодная работа в Штатах для мертвого человека?..»

– У меня нет ни малейшего желания сгнить в тюремной клетке, вьетконговцев, – заявил Спарроухоук.

– Пятьсот тысяч долларов за сорок восемь часов промедления с вылетом, – сказал Молиз. – Вам не кажется, что это королевская зарплата? Деньги будут ждать вас в Нью-Йорке, когда вы туда приедете. Если вас это не устраивает, я могу положить их в любой банк в мире по вашему выбору.

Глаза Спарроухоука сузились.

Молиз допил свое виски и плеснул в стакан еще.

– Я должен был вернуться к отцу домой с крупнейшей партией героина, которая только была у меня в руках с того самого времени, как я начал заключать сделки с этими ослиными задницами. Но все откладывается на какое-то время, благодаря господину Чихаре.

Спарроухоук понял, в чем тут дело.

Два дня назад сайгонской таможенной службе какой-то, пожелавший остаться неизвестным доброжелатель намекнул на то, что кое у кого есть планы вывезти из страны груз в сто килограммов героина. Обычно в таких неприятных ситуациях мобилизовывались все силы на то, чтобы подкупить офицеров таможни. Можно было не сомневаться, что то же произойдет и в этом случае и груз проследует по намеченному маршруту. В данном случае в Канаду или прямо в Нью-Йорк. Однако, на подкуп уйдет время…

Каждой собаке в Сайгоне было известно о том, что Поль Молиз закупил героина на несколько миллионов и собирается его вывезти. Каждой собаке было также известно, что один из доверенных людей Молиза предал его и тем самым испортил «всю малину». Теперь скорая отправка уже не удастся. Нужно чесать задницу в отношении того, как побыстрее уладить неприятность. Но какое-то время все равно будет потеряно.

– Чихара трахнул меня в жопу, когда я этого совсем не ожидал, – сказал Молиз. – Не спрашивайте меня, откуда я обо всем узнал. Узнал и все. Источник информации, сообщивший мне об этом, заслуживает полного доверия. Чихара и ему подобные хотят драпануть из Сайгона со всеми денежками, какие только смогут собрать. На него работают люди, до которых мне не дотянуться. Речь идет о президентском дворце, ни много ни мало. Ох, сумасшедшее время сейчас наступило в Сайгоне! Все мы в настоящий момент играем в игру без правил. Через считанные дни город будет смыт волной коммунистического наступления, словно какашки в бачке, и всем плевать. Каждый заботится прежде всего о своем пузе, поэтому никто уже здесь не держит своего слова.

Молиз покачал головой.

Где-то за окнами на улице грохнул одиночный пистолетный выстрел. Визитеры Молиза даже не обернулись. Здесь к стрельбе уже давно привыкли. Звуки выстрелов были таким же обычным делом, как треск мотороллеров.

– Мои деньги. Мой героин. А я ничего не могу поделать! Черт! Чихара устроил мне эту сделку, потом заложил таможне, а я значит должен утереть плевок и пройти мимо, да?

Он что-то тихо добавил по-итальянски. В глазах его блеснуло пламя ненависти. Спарроухоук не знал языка макаронников, но смысл он уловил несомненно…

Месть!

Спарроухоук не притронулся до сих пор к своему стакану. У него было чувство, что в эти минуты его жизнь совершает резкий поворот в какую-то другую сторону. Тут уж не до выпивки. Если когда голова у человека и должна оставаться ясной, так именно в такие минуты.

Молиз продолжил:

– Этот траханый Чихара загреб себе треть от того, что Буддоголовые взяли с меня. Они постоянно меня снабжали, но сейчас не в этом дело. В ближайшие два дня Чихара вывезет из Сайгона последний груз золота и алмазов. Вместе со своей долей моего героина. Вьетконговцы захватили аэродром в Бьен Хо, где стояли его самолеты. Теперь он договорился о том, чтобы драпануть на корабле, который стоит сейчас на причале в Сайгоне.

Молиз наклонился вперед и рукой, державшей стакан с виски, показал на Спарроухоука.

– Я хочу, чтобы вы мне принесли задницу Чихары. Принесите мне его задницу вместе с его золотом, алмазами и моим героином! Я не могу показаться на глаза отцу, пока не довершу эту сделку до конца, а я довершу ее до конца так или иначе, можете не сомневаться. Я могу потерять все, потерять чувство собственного достоинства, уважение окружающих, но возьму свое и разберусь с Чихарой! Между прочим, я собираюсь сделать это, не рискуя чувством собственного достоинства и уважением окружающих. К сожалению, моих людей здесь почти нет. У меня есть бухгалтер, который сидит сейчас в своем кабинете вдоль по коридору и что-то там считает. У меня есть один строитель, который сегодня вечером должен был встретиться с кое-кем из местных, чтобы взять хоть какую-нибудь компенсацию за все то, что я вынужден буду оставить здесь и подарить господам коммунистам. Два человека, вот все мое богатство. Ни тот, ни другой пистолета в жизни никогда не держали в руках. Мне нужны крепкие ребята, которые могли бы навестить Чихару от моего имени и разобраться с ним. Я не хочу, чтобы он просто умер. Так не годится. Простая смерть не для него. Побережем ее для более достойных людей. Эта скотина должен медленно истекать кровью. Я хочу, чтобы он каждое утро просыпался в вонючей и затхлой тюремной клетке и знал, что то, что с ним происходит, это все ему устроил Поль Молиз! Пусть он знает это и скрежещет зубами!

«Чихара посеял шипы, – подумал Спарроухоук. – Поэтому вряд ли ему стоит надеяться собрать урожай роз».

Молиз продолжил:

– Я передам его вьетконговцам. Они назначили хорошую цену за его голову и будут рады ему почти как Хо Ши Мину. Когда господин Чихара погостит у них с годик-другой, он уже будет жалеть о том, что родился на свет.

– У него есть жена и две дочери, – напомнил Спарроухоук итальянцу.

– Мне насрать. Они будут также наказаны. Их вы можете убить, вьетконговцы на них не позарятся. Но сделайте что-нибудь такое… забавное перед казнью. Подключите сюда свою фантазию. Я хочу, чтобы Чихара страдал. И хочу, чтобы он знал: всем этим счастьем он обязан исключительно мне, своему лучшему другу Полю Молизу!

Спарроухоук не выдержал и сделал глоток виски из своего стакана. Да, такой план, конечно, предусматривал то, что господин Чихара расплатится по всем своим счетам сполна. Однако, Спарроухоук не видел оснований для того, чтобы мучить его жену и дочерей. Если он вообще согласится на эту грязную работенку, то с женщинами будут обращаться как с леди. «Еще парочку» для каждой и хватит на этом.

– Я полагаю, к этому делу можно будет смело подключить Дориана, – предложил Молиз. – Кстати, где его черти носят?

– Грезит в вонючем притоне на Ту До-стрит, – отозвался Робби. – Или со шлюхами возится. Эти девчонки нынче творят просто чудеса. Каждая из кожи вон лезет. Может, надеется на то, что Дориан возьмет ее с собой на самолет? Дура!

Молиз сказал:

– У меня есть подробная информация касательно виллы Чихары. Охрана, слуги… Словом, все, что вам понадобится для работы. Он планирует увезти золото и бриллианты на грузовике. Семь человек охраны, вооруженной автоматами. Вам придется тормознуть эту кампанию, если повезет, прямо на вилле, или на дороге.

Робби качнул плечами.

– Нет проблем.

Спарроухоук задумчиво стал разглаживать навощеные кончики усов согнутым указательным пальцем.

«Нет, Робби, приятель, проблема-то как раз здесь есть».

Сузив глаза, англичанин оперся о стол, наклонился вперед к Молизу и холодно произнес:

– А теперь давай послушаем настоящую историю.

Итальянец долго и неприязненно смотрел на Спарроухоука, потом отвел глаза в сторону.

– Я плачу вам…

Спарроухоук резко выпрямился и сжал кулаки.

У него был ледяной голос:

– Вы недостаточно платите мне для того, чтобы я рисковал из-за вас своей шкурой! Хватит играться, сэр! Если. Вы. Не возражаете! Чихара – агент ЦРУ. Вы слишком близко стоите к Раттенкаттеру, чтобы не знать этого и чтобы самолично затеять всю эту интригу. Если убийство старика Джорджа – действительно решенное дело, значит, у вас должно быть на это «высочайшее» разрешение. И значит причины кроются не в тех делах, которые вы тут подробно нам с Робби описали, а в чем-то ином! Не всякому дается право убивать платных агентов ЦРУ, согласитесь.

Молиз долго молчал и чесал свой небритый подбородок.

– Разрешение есть. Поверьте, все согласовано.

– О, я верю вам! Но поскольку речь идет о моей жизни и жизни Робби, я требую, чтобы вы от меня ничего не скрывали. Я должен быть поставлен в известность обо всем. Почему Раттенкаттеру и ЦРУ вдруг захотелось уничтожить Джорджа Чихару, который, насколько мне известно, до сих пор верой и правдой служил «конторе»?

Молиз стал смотреть на потолок. Маленькая ящерица вылезла из слабо вращающегося деревянного вентилятора и начала свой долгий путь по потолку в направлении входной двери.

– Тут две причины, – наконец неохотно стал говорить Молиз. – Из которых одна главная. Они хотят обменять его на одного парня, которого вьетконговцы держат у себя уже в течение года. Речь идет об американце.

– Но почему именно Чихара? Почему не какой-нибудь другой несчастный, родившийся под несчастливой звездой?

– Я говорю вам: все это часть одной большой картины. ЦРУ планирует оставить здесь своих агентов, которые должны прижиться при коммунистах и продолжать работать. Местные агенты, разумеется. Вьетнамцы. Этот план отрабатывается уже много недель.

– Я наслышан о нем. Дальше?

– Все это, естественно, держится в большом секрете. Во всяком случае держалось. Несколько дней назад парочка очень важных вьетнамцев показались в посольстве и заявили ЦРУ, что могут завалить им весь этот проект, если те не заплатят то, что было названо вьетнамцами, «налогом». Иначе, как они пригрозили, список агентов, которые готовятся остаться, попадет в руки вьетконговцев.

– Если цэрэушники не заплатят?

Молиз кивнул.

– Но это еще не все. Прошел также слушок о том, что южные вьетнамцы устанавливают минометы и ракетные установки на крышах домов, прилегающих к американскому посольству. Говорят, что они собираются атаковать здание посольства и вертолеты, на которых планируется переправлять людей на американские авианосцы, стоящие в открытом море. Если, конечно, ЦРУ не заплатит «налог». – Молиз сделал паузу, чтобы тяжело вздохнуть и потом закончил: – Десять миллионов.

– О, боже… – проговорил тихо Спарроухоук, еще раз прикладываясь к стакану со скотчем.

Робби присвистнул. На несколько мгновений комната погрузилась в тягостное молчание. За окнами слышалась отдаленная орудийная и ракетная канонада. Вьетконговцы с каждым часом подбирались к городу все ближе.

Молиз сказал:

– Требование об этом траханом «налоге» поступило от вьетнамцев, но за всем этим стоит Чихара. Это он передал вьетнамцам список агентов ЦРУ, и это он придумал пригрозить артиллерийским обстрелом американцам. Сейчас здесь и так уже паника от приближения коммунистов, а тут еще эта угроза… У цэрэушников лопнуло терпение. Я их не виню, хорошо зная, какая свинья этот ваш старик Джордж.

Спарроухоук искоса внимательно взглянул на Молиза.

– Значит, собственное жизненное время господина Чихары уже закончилось и в настоящую минуту он живет в кредит, который вы и Раттенкаттер решили ему закрыть, не так ли?

Ухмылка Молиза на эту остроту была тонкой, как проволока, и ледяной.

– Кому-то в жизни всегда не везет. Это закон. Просто наступил тот редкий момент, когда мы сошлись с Раттенкаттером в целях и задачах.

– Подобное согласие обычно идет кому-то во вред здоровью. В данном случае господину Чихаре.

– А вам это согласие очень даже выгодно, – заметил, ухмыляясь, Молиз. – Вам все еще хочется получить ту работенку в Нью-Йорке, о которой мы с вами говорили?

* * *

Нью-Йорк, ноябрь 1981 года.

Сидя в своем офисе руководителя «Менеджмент Системс Консалтантс», Спарроухоук закончил читать последнюю страницу информативного сообщения относительно Мишель Асамы, сделал последнюю пометку на полях и бросил золотую ручку на стол. Он поднес было ко рту чашку с чаем, пригубил, но тут же поморщился и отставил напиток в сторону. Холодный. Он подумал было о том, чтобы заказать миссис Розбери новую чашку, но передумал и не стал ее вызывать. Он хотел еще некоторое время побыть одному, чтобы вспомнить Сайгон, вспомнить о том, что он там сделал в ту последнюю ночь ради обещанной работы в Штатах, не желая возвращаться в Манчестер и прозябать в нищете.

* * *

Вилла Чихары.

Запахи чая, рыбы и корицы во влажном ночном воздухе.

Тянущийся далеко в обе стороны и выкрашенный в белый цвет дом.

Внутри него, в гостиной, лицом вниз на татами, закрывавшем пол, лежал Джордж Чихара. Робби навис над ним, упираясь коленом ему в шею и ухмыляясь. Он знал, что будет дальше.

Спарроухоук прижал правую руку Чихары к мату и прицелился ему в тыльную сторону ладони из автоматического «Кольта» сорок пятого калибра. Робби захихикал. Японец хрипел и безуспешно пытался вырваться. Англичанин медленно нажал на спусковой крючок.

Выстрела не прозвучало. Звука никакого не было. Не было и пули.

Тем не менее Чихара испытал страшную боль!

Этот пистолет сорок пятого калибра, был излюбленным оружием цэрэушников. Его приспособили так, что он стрелял не пулями, а дротиками, которые вылетали из ствола со скоростью пули и убивали человека, что называется, без шуму и пыли.

Дротик впился в руку Чихары, прошел сквозь кость, разорвал связки и сухожилия и пригвоздил руку к полу. Японец каким-то чудом умудрился не закричать. Но он весь напрягся и крепко сжал зубы. Вены на его висках взбухли. По лицу тек обильный пот.

За несколько минут до этого Спарроухоук, Робби и Дориан убили перед домом семерых охранников, застигнув их врасплох, пока они грузили в грузовик деревянные ящики. Затем англичанин и два американца ворвались в виллу, убили еще трех охранников и двоих слуг. Чихара попал к ним в руки. Но прежде чем они успели его схватить, он что-то коротко крикнул по-японски. Что это было? Команда? Предупредительный сигнал? Спарроухоук не понял. Но он увидел, как три женщины, которые были в верхней части винтовой лестницы, резко повернулись, бросились в ближайшую комнату и заперлись внутри.

В ту же самую минуту машина, которая подъезжала к вилле, резко развернулась и уехала. Вопросы, требующие немедленных ответов… Спарроухоук переступил через распростертое тело японца. Коренастый Чихара попытался сбросить с себя Робби, но безуспешно. Чтобы успокоить его, Эмброуз воткнул ему в ухо кончик лезвия к-бара. И тем не менее старик Джордж не сдавался. Он понимал, что Спарроухоук сейчас займется его другой рукой, поэтому он задергался, пытаясь спрятать ее под своим телом. Заметив это, Робби нанес короткий, но зверский удар кулаком японцу в левый бицепс. Чихара сразу обмяк, парализованный болевым шоком. Рука потеряла силу и стала похожа на большую сосиску.

Не сказав ни слова. Спарроухоук оттянул ее от тела японца, наступил на локоть и выстрелил вторым дротиком в кисть. Маленькая, со стальным наконечником стрела пробила руку японца, оторвав один розовый, мясистый палец. Во все стороны обильно брызнула кровь и стала растекаться по татами. Чихара, обезумев от боли, стал неистово дергаться и ему почти удалось стряхнуть с себя американца.

Спарроухоук сказал:

– Кто был в той машине? Что ты им крикнул?

– Это были слуги, – прохрипел Чихара. – Я приказал им бежать.

Англичанин глянул сначала на Робби, а затем на Дориана, который держал под прицелом М-16 небольшую группку притихших вьетнамцев-слуг. Смерив их презрительным взглядом, Дориан проговорил:

– Эй, Птица, предположим, что эта мразь нам солгала. Предположим, что тот, кто находился в машине, – мне наорать, кто это именно был, – отправился за подмогой и вот-вот вернется…

– Мне это тоже пришло в голову. Поэтому мы не станем здесь особенно задерживаться. Однако, надо разобраться с тремя женщинами, которые заперлись наверху. – Он взглянул на Чихару. – Они вооружены?

Тишина.

– Робби, приятель, переверни-ка джентльмена на спину, чтобы я смог посмотреть ему в глаза. Можешь не цацкаться с его ручками.

Робби не цацкался.

Из пригвожденных дротиками к татами рук японца хлынули потоки крови, когда Робби стал отдирать их. Круглое лицо старика Джорджа все покрылось бусинами холодного пота. Ноздри его трепетали и раздувались, пока он отчаянно боролся с болью. Но его глаза, горящие нечеловеческой ненавистью, были неподвижно устремлены в лицо Спарроухоуку.

Англичанин уткнул дуло своего оружия сорок пятого калибра японцу прямо в мошонку.

– Второй раз я свои вопросы не повторяю. Чихара быстро проговорил:

– Они безоружны.

– Смотри-ка, Робби! Оказывается, риск потерять свой драгоценный член стимулирует концентрацию мысли и бодрит память. Дориан, ты останешься здесь. Ни с кого не спускай глаз. Мы с Робби идем наверх проведать прекрасных леди.

В глазах Робби блеснули какие-то огоньки.

– Эй, майор! Поли сказал, чтобы вы подошли к этому делу творчески! Может, мы немного позабавимся, прежде чем отправить их к японскому богу?..

– Я знаю, что сказал Поли, но все будет по-моему, если не возражаешь. Господин Чихара дал нам свое слово, что в машине сидел всего лишь слуга и что он ему приказал всего лишь спастись. Я не слишком доверяюсь слову господина Чихары. И не хочу, чтобы нас тут застали какие-нибудь его решительные друзья. Тянуть резину мы не будем. Разделаемся с женщинами как можно быстрее и покончим на этом.

– Вы тут босс, – разочарованно проговорил Робби.

Поднявшись на второй этаж, мужчины сняли свое оружие с предохранителей и осторожно двинулись по коридору, замирая на несколько секунд перед каждой дверью. Затаив дыхание, Спарроухоук направлял на дверь свой ствол, а Робби рывком распахивал ее. Когда они добрались до последней двери, то обнаружили, что она заперта.

Пришли.

Спарроухоук кивнул Робби. Тот упер приклад своей М-16 в бедро, навел ствол на замок двери и медленно нажал на спусковой крючок. Замок исчез, будучи вынесенным из двери вместе с кусками расцепленного дерева. Робби пинком распахнул покалеченную дверь и оба налетчика ворвались внутрь комнаты. Спарроухоук и Робби пружинили на полусогнутых ногах, готовясь в любую секунду в случае надобности рвануться в сторону или на пол. Они лихорадочно водили дулами винтовок впереди себя по сторонам. Пальцы покоились на спусковых крючках.

Тишина.

На краю стола тикал будильник и теплый ночной воздух проникал в комнату через раскрытое окно со ставнями. В комнате стоял заметный запах духов.

Робби увидел их первым. Он еле слышно свистнул Спарроухоуку и, когда тот обернулся, показал ему рукой на большую кровать с четырьмя шишечками на углах.

Спарроухоук нацелил туда винтовку и сделал два шага вперед. Остановился.

На кровати рядом друг с другом лежали две женщины. Их забрызганные кровью тела застыли в неподвижности смерти. Одна была маленькая. Ее черные волосы перемешались с седыми локонами. Вторая была молодая. На вид чуть больше двадцати. Нож с окровавленным лезвием лежал на подушке, а второй нож, видимо, выскользнул из руки одной из погибших, потому что лежал на полу около кровати. Третья женщина, – ей тоже было на вид едва больше двадцати, – неподвижно сидела в мягком кресле лицом к туалетному столику. Ее мертвые глаза, на ресницах которых также была видна кровь, слепо смотрели в зеркало, вставленное в большую овальную раму над столиком.

У всех трех лодыжки были крепко стянуты веревками.

Ритуальные самоубийства…

Спарроухоуку приходилось слышать об этом, но… Он смотрел на мертвых и ничего не понимал! Должна была быть серьезная причина, объясняющая все эти три ужасные смерти! Серьезная причина!..

– Сами себя кончили, – прошептал он подавленно. – Своими собственными руками лишили себя жизни. Дуры безмозглые!

Он должен был знать – почему?

Знойный, давящий воздух, который напомнил ему об атмосфере на манчестерском металлургическом предприятии, стал проникать ему в мозг, расслабляя, вызывая тошноту и заставляя чувствовать себя не в своей тарелке.

Робби проговорил:

– Сеппуку. Я читал об этом, но вижу в первый раз.

Он был раскован и собран. Зрелище не произвело на него угнетающего впечатления. Он был немного возбужден им, но не более того.

Спарроухоук взглянул на него.

– Ты имеешь в виду харакири?

Робби отрицательно покачал головой.

– Не то определение. Нет, конечно, есть такой термин, харакири, – но он употребляется людьми только за пределами Японии. Сами японцы так не говорят. Они называют это сеппуку. Буквально означает: «разрезать живот». Самураи и аристократы в Японии предпочитают такой способ самоубийства, как самый почетный. Это вопрос чести. Когда человек совершает сеппуку, он хочет подчеркнуть тем самым, что его смерть – личное дело. Сам выбираешь время. Сам выбираешь место. Тем самым обманываешь ожидания врага. Не даешь ему сделать с тобой то, что он хочет. Можно сказать, что таким образом ты спасаешься от него. Избегаешь позора и бесчестья. В японской истории только высокопоставленным сановникам и аристократам разрешалось таким способом расставаться с жизнью. Я никогда раньше не видел… Читать читал, но не видел…

– Может быть, это часть философии карате, которой ты постоянно занимаешься?

Робби покачал головой.

– Нет, карате тут ни при чем. Это обычай, относящийся к жизни древних самураев. Пырнуть себя в живот. Сначала нож входит в левую сторону торса, затем ты резко двигаешь лезвие вправо, и наконец вверх. За твоей спиной стоит чувак с мечом. Его называют кайшаку. Ну, что-то вроде «друга-палача». Если он видит, что тебе трудно перенести адскую боль, он взмахивает мечом и опускает его тебе на голову. Это, по-моему, очень здорово придумано. Действительно, когда кишки у тебя начинают вываливаться на пол, боль еще та! Так что этот кайшаку делает тебе большое одолжение, убивая тебя с одного удара.

Робби подошел к погибшим ближе.

– Видишь? Смотри-ка, я так и знал! Эти женщины убили себя не в живот. Смотри сюда. Ударили себе в шею. Правильно. Именно так женщины должны совершать сеппуку в соответствии с традициями. Находишь нужную артерию и погружаешь туда лезвие. А эти ножи называются кай-кен. Специальное оружие, предназначенное для женщин. Вообще-то его нужно использовать для самообороны, но некоторые японки и нападали с ним.