Текст книги "Куриный бульон для души. 101 история о счастье"

Написано на веку

Любая жизнь, даже самая долгая и сложная, состоит из одного мгновения, когда человек раз и навсегда узнает, кто он такой.

Хорхе Луис Борхес

Мою жизнь штормило, и меня, как водится, одолевали вопросы. Кто я? Где я? Зачем я?

Ответ на них был прост: я хочу быть лишь самой собой.

Незадолго до моего тридцатого дня рождения у меня обнаружили множественный склероз – аутоиммунное заболевание, которое поражает нервную систему. Я час добиралась до кабинета невролога и плакала, прочитав результаты МРТ. Я плакала от страха. Я плакала, потому что не понимала, что такое множественный склероз и что со мной происходит. Я плакала, что не успела сделать все, что собиралась: к тридцати годам моя жизнь еще не успела сложиться.

Мой невролог был настроен позитивно и пообещал мне нормальную жизнь, детей, путешествия, работу, но я ему не поверила. Для начала он прописал мне капельницу со стероидами на пять дней, чтобы прошло онемение в ногах.

Процесс диагностики был долгим и болезненным, но лечение оказалось еще хуже. Я взяла больничный, и пока меня пытали медсестры с капельницами, мои друзья работали и жили нормальной жизнью. Навалилась депрессия, временами совсем ничего не хотелось.

Мой муж напомнил, что у меня есть два варианта. Лечить болезнь и продолжать жить – или сдаться. Я чувствовала, что сдаюсь.

Капельницы вызывали слабость и тревогу, я могла без причины удариться в слезы. Я подметала кухню пару минут, а потом валилась от усталости. Однажды я со злости схватила ручку и тетрадь и написала письмо своему МС, множественному склерозу.

Я написала о том, что меня мучает и пугает. Я выложила на лист бумаги все, что думала о болезни. Я махала ручкой, как мечом, выкрикивая в пустоту, как я зла. Чем больше я писала, тем сильнее успокаивалась. Чем спокойнее мне становилось, тем больше прибавлялось сил. Теперь я знала, как находить утешение в трудную минуту. Я завалила свою болезнь письмами. Я представила ее живым существом, на которое можно напасть, и это исцелило меня.

Искорка где-то в глубине моей души разожгла давно потухшую мечту.

Я всю жизнь хотела писать, я сочиняла для школьных и университетских газет и литературных антологий, и я даже изучала журналистику в колледже. Но, проработав два года в газете, я решила отвернуться от своей мечты и сменить поле деятельности.

Доктор снова разрешил мне работать. Я вернулась обновленной, с сильным желанием стать лучше, чем была. Я хотела показать миру, что МС меня не одолел и не сможет. Мне исполнилось тридцать, я отпраздновала начало нового десятилетия.

И я писала.

МС взял меня за руку и привел обратно к сочинительству. Перо утешило меня, я стала писать лучше, чем раньше. Теперь я живу так, как всегда хотела.

Живите той жизнью, о которой мечтали, не ждите, что она сама выберет вас. Я все еще хочу рассказать массу историй, и я стараюсь успеть как можно больше за то время, что у меня осталось. Я выбрала такую жизнь и не жалею.

Валери Д. Бенко

Уроки танцев

Есть короткие пути к счастью, и танец – один из них.

Вики Баум

Я обожаю скользить по паркету в грациозном вальсе или романтично двигаться под звуки самбы. На самом деле танец – это важная часть моей жизни, и я много времени, денег, энергии, злости и головокружительного успеха отдала его изучению.

Полюбила бы я танец так сильно, если бы моя мама не пожертвовала собой? Сомневаюсь. Я выросла в бедной части очень богатого города. Пока мои одноклассники летали на выходные в Вейл, чтобы покататься на лыжах, мы с братишками и сестренками катались на подносах из столовой по местному полю для гольфа. Но и для нас, «простых», были развлечения в пригороде крупного столичного округа. Мы могли гулять в тщательно охраняемых парках, мы участвовали в роскошных летних мероприятиях. Но танцы мы не могли себе позволить просто так.

В начале 1960-х моя мама решила, что нам, ее детям, в будущем не обойтись без умения танцевать и вести себя за столом и в гостях. Пока она учила нас сама, мы ходили все в синяках, злые и недовольные. И вот однажды после ужина она одела нас в свежевыглаженные наряды, предназначавшиеся для церкви, и сообщила, что мы пойдем в школу танцев. Ее лицо сияло такой радостью, что никто не стал ворчать о парадном наряде в будний день.

Несколько недель по четвергам мы терпели насмешки партнеров по танцу, которые отпускали шуточки про нашу одежду. Я пропускала мимо ушей их колкости, потому что влюбилась в танцы с первого дня. Меня очаровали свет, музыка и замысловатые па. На один короткий час я могла соприкоснуться с шикарной жизнью, которую наши зажиточные соседи воспринимали как должное.

Через час моя мама, которая весь урок читала книгу в машине, отвозила нас домой. Там она наводила порядок, готовила нам обед на следующий день, гладила выстиранное белье и проверяла домашние задания. Потом мы укладывались в кровати, а она говорила:

– Я сейчас вернусь. Не забудьте помолиться и знайте, что я вас люблю.

Так продолжалось несколько недель, а потом я забыла кроссовки в танцевальной студии. Они мне были нужны на завтрашнем уроке физкультуры. Мой отец неохотно отвез меня в студию, и только я собралась постучать в дверь, как увидела через стекло, что моя мама ползает на четвереньках, натирая паркет. Я страшно расстроилась и заколотила в дверь. Мама открыла мне с широкой улыбкой на лице.

– Мама, ты что?..

Я запнулась, но, прежде чем ко мне вернулся дар речи, она засмеялась и сказала:

– Не волнуйся, дорогая, я видела твои кроссовки и собиралась привезти их домой.

– Мама, но я расстроилась не поэтому. Я расстроилась, потому что тебе приходится работать так поздно, – запричитала я.

Она крепко обняла меня своими мягкими руками и объяснила, что в обмен на ее работу нас учат бесплатно.

– Нам очень повезло, девочка моя, – твердо сказала мама, держа меня за плечи. Потом она взглянула мне прямо в глаза: – Пусть ничто не мешает тебе получать радость от танцев. И вообще, милая дочь, никому не позволяй лишать тебя радости.

Пока мы шли к машине рука об руку, я навеки поклялась, что буду чтить свою мать, буду пестовать свою радость и всегда буду танцевать – и я сдержала клятву.

Джудит Фитцсиммонс

Мой большой побег в писательство

Настойчивый зуд писательства поражает многих и навсегда, укореняясь в их безумной груди.

Ювенал

Монашка больно шлепнула меня по лицу, но, в отличие от пятерых моих товарищей-восьмиклассников, я не заплакала. По недоразумению, я засмеялась.

– Думаешь, это смешно? – закричала мне в лицо моя миниатюрная наставница и снова отвесила оплеуху – покрепче.

Я наконец-то поняла, что прилюдно получать нагоняй, стоя перед восемью шеренгами учеников, не очень-то весело.

Как я провинилась? Удрала от столовских хот-догов со школьного двора в «Тако Белл».

Как меня накажут? Заставят написать эссе на пятьсот слов о моем проступке и публично выпорют.

Мои подельники покорно вымучили унылое раскаяние и обещание никогда больше не нарушать школьные правила. А я? Я назвала свое сочинение «Большой побег», а на пятисотом слове у меня открылось второе дыхание.

Вначале я красочно описала те самые хот-доги, не забыв упомянуть, что ими отлично получается играть в футбол, благодаря их резиновой текстуре. Я намекнула, что у сосисок был такой опасный химический состав, что я покинула территорию школы ради спасения собственной шкуры.

Я не написала, что мы просто вышли из ворот, за которыми никто не смотрел. Нет, я прославила свой отряд за умение увернуться от «града пуль», которым осыпали нас «монашки-часовые». Оказавшись вне опасности, мы по-пластунски проползли под забором из «колючей проволоки», чтобы вкусить несколько часов свободы.

Я поведала, как мы поминутно оглядывались, проверяя, нет ли за нами «хвоста». К несчастью, нам следовало поглядывать и вперед: когда мы добрались до нашей Мекки… до «Тако Белл»… там нас уже поджидала школьная секретарша, привалившись к своему уродливому коричневому «Универсалу» и насмешливо подзывая нас пальчиком. Нас взяли, не дав испробовать ни кусочка хрустящего тако за все наши лишения.

Что тут сказать? Конечно, мое сочинение не приняли. Наша наставница, матушка Две-Оплеухи, просто кипятилась от моего вызывающего поведения.

Меня сняли с урока и отвели к пастору. Вначале озлобленная монашка громогласно описала побег моей группы, а затем… куда хуже… мое нечестивое эссе. Наконец она схватила меня за плечо и подтолкнула к священнику, которому я много лет каялась в большей части своих прегрешений.

Он был куда добрее своей коллеги.

– Это ты написала?

Я кивнула без особого раскаяния. Но, впервые почувствовав опасность с тех пор, как началась сага о «Тако Белл», я умышленно не издавала ни писка, чтобы не вырыть себе яму еще глубже.

– Ее нужно исключить за такое неуважение! – с жаром предложила матушка.

– Позвольте вначале прочитать, – ответил священник.

Он взял сочинение и захихикал. Перевернув страницу, расхохотался. Когда он дошел до конца «Большого побега», слезы текли по его алым щекам, а глаза блестели от смеха.

Я увидела в этом хороший знак. Но матушке было не до улыбок. Она выхватила у него мое эссе и потребовала наказания.

Священник кое-как скрыл свои эмоции, которые подарила ему моя эпическая поэма. Он поднял руку, и я задумалась – он хочет нас благословить или просто успокоить наставницу?

– Нет, мы ее не исключим. Она нам еще принесет победу на конкурсе эссе.

Мое новое наказание оказалось не страшным, а даже интересным. Нужно было написать эссе «Почему я горжусь быть гражданкой Америки».

Я с энтузиазмом писала о свободе и индивидуальности – двух идеях, с которыми была абсолютно согласна. Думаю, судьи смогли понять мои чувства, потому что мое эссе заняло первое место в городе Сакраменто, а затем и в штате Калифорния.

Внезапно из проказницы я превратилась в героиню. Я принесла школе славу, и наставница отважно умолчала о побеге, когда поздравляла моих родителей с моей победой.

Признаюсь: я всегда буду благодарна своему духовнику, который не отнял у меня ручку и бумагу, а дал мне возможность продолжить сочинять, ведь мое воображение могло за одну только большую перемену успеть слетать до Луны и вернуться обратно. Я вкусила радости… и славы… которую может дать мне писательство, и меня уже было не остановить.

Марша Портер

Настоящая перемена

Гонитесь за своей страстью, как за последним автобусом в ночи.

Терри Гиллеметс

Десять лет назад я начала писать заметки о жизни, которые публиковались в моем городе, а позже и по всей стране. Как начинающий писатель, я с удовольствием шла своим путем, записывая и запоминая все, что можно. С двумя маленькими детьми на руках и полноценной работой было непросто найти время на сочинительство, но я справлялась.

Вскоре я обнаружила, что мои слова способны воздействовать на других людей, и поняла, что сочиняю, чтобы стимулировать окружающих. Читатели рассказывали, как смеялись, плакали и вдохновлялись моими заметками, – и это только убедило меня продолжать. Я знала, ЗАЧЕМ пишу.

Но люди не знали, что происходит по ту сторону пишущей машинки.

Я прошла через разные испытания, среди них была и депрессия. Кое-какие события внушили мне сомнение в себе и своих способностях, они украли мое счастье. Я не была «счастливой мамочкой». Моя семья была благополучной, но я понимала, что это не одно и то же. Моя искра потухла, мне сложно было радоваться мелочам жизни. Я стала реже писать, а потом и вовсе забросила свое увлечение. Два года я не писала. Я забыла, зачем пишу, забыла радость, которую мои заметки приносили и мне, и другим людям. Вдобавок я сильно поправилась – никогда еще так много не весила.

Короче говоря, я была несчастлива.

Но вскоре мне удалось сбежать из этой тюрьмы мелкими шажками.

Я поняла, что, если хочу исцелиться, мне нужно взять собственное счастье в свои руки. Ведь я хотела больше посвящать себя детям и жить счастливо.

Я стала ходить пешком, завела себе такую привычку – по крайней мере, попыталась. Пока тянулись непростые времена, дети подросли, и у меня появилась возможность делать короткие передышки. Я променяла утренние новости, диван и чашку чая на кроссовки, дождь и снег зимой. Я ходила гулять – может, не каждое утро, но через день точно, в любую погоду. Это освобождало мой разум, дарило время на раздумья, угощало свежим воздухом, укрепляло мой дух, и я чувствовала себя живой и здоровой. Я стала разумно питаться, и вес пошел на убыль. Постепенно я сменила ходьбу на бег; я не марафонец, и я до сих пор бегаю не очень красиво. Но мне это помогает. Мой шаг становится легче, у меня появляются энергия и желание выйти куда-нибудь из дома, с удовольствием повозиться с детьми.

Но мне еще предстояло найти свою страсть.

Я вновь начала писать истории и вспомнила, какое это счастье. Я пошла на новую работу, вступила в писательский клуб и не забывала про бег и ходьбу. Иногда мне было сложно все успеть и не забыть о семье, работе, тренировке. Но без сочинительства я не могла – оно делало меня счастливой. Ранним утром я топтала тротуар не для того, чтобы побыть одной, – просто другого времени у меня не было. Писать я тоже могла по утрам, когда весь мир еще спит. Конечно, смотреть новости и пить чай мне тоже нравилось, но это не было моей страстью и не делало меня по-настоящему счастливой.

Я стала раньше вставать, или чередовала сочинительство с прогулкой, или урывала несколько минут после тренировки.

Так я узнала, что для счастья не нужно слишком много трудиться, но все же нужно работать – творить и следить за собой. Удивительно, но я стала больше времени проводить с детьми, уделять им больше внимания. Я отказалась от утреннего телевизора и занялась тем, что действительно питает меня.

Круг замкнулся. Мое собственное счастье отразилось на моей семье, моей работе и на том, как я справляюсь со сложностями. Читатели вновь рассказывают, как их вдохновили мои эссе: некоторые сами начали писать, благодаря моим заметкам. Я стала больше смеяться, и дети могут похохотать вместе со своей счастливой мамой.

Мне пришлось самой создавать свое собственное счастье. Шаг за шагом, слово за словом.

Так я и сделала.

Лиза Макманус Лэнг

Глава 4
Новое настроение

Хороший день отличает от плохого только ваше отношение к нему.

Деннис С. Браун

Жизнь в «медленном» ряду

Стоит обратить на что-то пристальное внимание, и даже травинка может подарить загадочный, пугающий, неописуемо прекрасный мир.

Генри Миллер

Казалось, я всегда опаздывала. По утрам я просыпалась рано, и мне должно было хватить времени на дорогу. Но, как только я выходила из дому, я понимала, что опоздаю. Поэтому я пристегивала ремень, заводила машину и топила педаль газа в пол, нагоняя упущенные минуты. Окружающий мир за окнами сливался в размытое пятно, я играла в пятнашки со светофорами и старалась не смотреть на патрульных полицейских.

Я постоянно спешила. В магазине я выглядела как победитель забега «Успей затариться за пять минут». Я рысила взад-вперед по проходам, срывая продукты с полок. Моя тележка огибала углы на двух колесах, пока я выкрикивала ошарашенной продавщице кулинарии свой заказ.

Я везде неслась, будто бежала стометровку. Я не разглядывала витрины. Я загодя планировала маршрут по магазинам, и ни дождь, ни грязь, ни внезапная распродажа в «Джей-Си-Пенни» не могли снять меня с дистанции.

Без спешки я ничего не успевала. В сутках было слишком мало часов, и я могла что-то упустить.

И вот в один судьбоносный день у меня кончился бензин. Я, как водится, опаздывала и не посмотрела на счетчик топлива. Пока моя машина катилась на обочину, я смотрела на часы и била руль от злости. Через пятнадцать минут у меня начиналась встреча, а я даже не успела к ней нормально подготовиться.

Но когда я вышла из машины, случилось невероятное. Я посмотрела на восток и увидела, что солнце только-только начинает сиять над горизонтом. Над рекой висел густой туман; несколько уток прочертили толстые линии на зеркальной глади воды. У берега стояли парусники, их отражения вытянулись перед ними. Солнце понемногу пробивалось через мелкие полоски облаков, протянувшихся по небу. Оно выбрасывало лучи невероятного света, которые почти вопили, завораживая красотой: «Держись, мир! Солнце снова всходит, чтобы начать новый день!»

Я была в шоке. Ведь эта поразительная сцена каждый день разыгрывалась за окном моей машины, а у меня никогда не было времени увидеть ее. Я так спешила, что пропустила все на свете!

Я посмотрела на дорогу. Мимо на головокружительной скорости мчались машины. Я хотела крикнуть водителям: «Остановитесь! Поглядите, что происходит! Вы все пропускаете!» Но вместо этого я уселась на капот своей машины и тихо, радостно, терпеливо смотрела, как солнце раскрашивает новый день, в котором было место уточкам, парусникам и серебристым бликам на зеркальной поверхности воды.

Когда меня наконец-то подобрала коллега, я была новым человеком. Мне стало легче на сердце, на уме и на душе. Я ехала на работу, но завидовала своей машине, которая, так и оставшись на обочине, сможет еще несколько часов понаблюдать за превращением утра в день и увидеть, что будут делать утки на реке.

В тот день меня как будто переключили с 78 на 33 оборота в минуту. Жизнь из лихорадочной паники превратилась в плавный вальс. Я обратила внимание на людей, с которыми работала. Поговорила с ними не только о работе. Заметила их грусть и радость, узнала, хотят ли они со мной чем-то поделиться.

Я стала подолгу, не спеша гулять, обращая внимание на тайны и чудеса, которые все это время терпеливо ждали, что я их замечу. Я стала слышать целые симфонии: пение птиц, порывы ветра, шорох листьев. Слушая вновь обретенный окружающий мир, я, к своему удивлению, заметила тихий спокойный голосок у себя в душе. Он говорил мне невероятные вещи, показывал картины невероятной красоты, вспышки зелени, жемчужины глубокой мудрости и слова вдохновения, поощрения и наставления.

Моя жизнь изменилась. Многие годы я неслась, как белка в колесе, которая не понимает, что бежит на месте. Теперь я променяла колесо на гамак и стала ленивой белочкой, которая валяется на спинке и проводит целый день, приказывая тучам исчезнуть.

Да, я иногда опаздываю на работу. И часами покупаю продукты. И я могу весь день любоваться на витрины и людей в магазине. Но жизнь больше не проходит мимо меня. Я проживаю каждый ее момент. Я радостно, умиротворенно и терпеливо еду в «медленном» ряду… и наслаждаюсь каждым мигом.

Бетси С. Франц

Это как посмотреть

Мы видим то, что хотим увидеть.

Джон Луббок

Иногда мне казалось, что на мои плечи лег вес не всего мира, но всей Вселенной. В такие времена я был уверен, что хуже быть не может, что я самый невезучий человек в истории человечества.

Однажды холодным зимним днем все это изменилось за один миг. Я брел по центру города без настроения, с опущенной головой. Я только что узнал, что повышение, которого ждал, дали другому человеку. Целый год усердной работы коту под хвост; придется вкалывать еще целый год на второсортной работе, которую я ненавижу. Ледяной ветер, бивший мне в лицо, казался пощечиной безразличной судьбы.

Хуже всего было то, что мне предстояло встретиться с женой, рассказать, что я снова потерпел неудачу, а потом смотреть, как свет покидает ее оптимистичные, добрые глаза. Нам снова придется думать, как свести концы с концами, сохранить крышу над головой и еду на столе, хотя мы и так уже экономили на всем.

Почему жить так тяжело? Я работаю по восемь, десять, двенадцать часов кряду, по вечерам учусь, чтобы показать, как я нужен своей компании. Не я ли брался за любое дурацкое задание, от которого все отказались? Не я ли каждый день приходил с бодрой улыбкой на лице? Почему никто не оценил моих усилий?

Наконец я увидел жену. Она переминалась с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Я обратил внимание, что ее пальто давно вышло из моды и стало протираться по швам, ее обувь не была предназначена для такой суровой погоды, а волосы она подстригла сама, чтобы не тратиться на салон. И мне снова придется разочаровать эту женщину. Она мечтала о многом, когда мы только поженились, и эти мечты еще не угасли, но стали намного скромнее. А сегодня придется забыть и о них.

Я постарался укрыть ее от холода, пока объяснял, что случилось, и она приняла это с готовностью и любовью, ни капли не обвиняя меня, – таким уж человеком она была. Ей и не нужно было меня обвинять. Я чувствовал вину за двоих. Мы пошли к автобусной остановке мимо группы незнакомцев, сжавшихся от сильного вера, и тут я понял, что не могу больше терпеть. Я поднял глаза к небесам, чувствуя, как во мне вскипает злость.

– Что это за жизнь? – воскликнул я с горечью. – Почему нам приходится жить в крошечном домике в бедном квартале? Почему мне приходится пахать в конторе за гроши? Почему моя семья должна перебиваться бобами, рисом и хлебом? Почему мы ходим в той же одежде, что и год назад? Почему ко дню зарплаты у меня остается всего пять долларов? Что это за жизнь?

Жена тянула меня за собой, но я упирался. Я стоял на ледяной улице и чувствовал, что сейчас свалюсь под тяжестью невыносимых бед. Я был готов сдаться, признать, что кто-то отнял у меня жизнь, которой я достоин. И тогда я услышал позади тихий голос.

Говорил один из незнакомцев в кучке людей, которую мы миновали. Я обернулся и понял, что он бездомный, из тех, что живут у реки и просят милостыню. Человек был одет в тряпье, его лицо и руки покраснели от холода, и он был очень печален. Я стоял и глядел на него, а у меня в ушах звенели его слова.

– Черт возьми, вот бы мне его проблемы.

Тогда я вдруг понял, как мне повезло. Как много даров я неблагодарно игнорировал и принимал как должное. Я оглянулся и посмотрел на жену, которая дрожала от холода, и понял, что я – счастливейший человек на земле. У меня была любящая жена, обожаемая семья, работа, за которую платили деньги, и будущее, на которое мы надеялись и о котором мечтали.

Я улыбнулся жене, и в ее глазах снова вспыхнула угасшая было надежда. Она тут же поняла, что я хочу сделать. Она кивнула, и я шагнул к человеку, который сказал те слова. Я вытащил из кармана последние пять долларов и вложил в его руку. Затем я вернулся к жене, и мы пошли по улице, согретые в лютый холод теплом наших сердец.

Джон П. Буэнтелло