Текст книги "Куриный бульон для души. Мама и сын. 101 история о безграничной любви"

Я подарю тебе радугу

Есть вещи, которые мы не хотим, но должны принять, вещи, которые мы не хотим знать, но должны узнать, и люди, без которых мы не можем жить, но которых должны отпустить.

Автор неизвестен

Оглядываясь назад, я часто думаю, что врачам следовало бы выписать свидетельство о смерти не только для моего сына, но и для меня, ведь когда он умер, я тоже перестала жить.

Энди было почти двенадцать. Более трех лет он боролся с раком. Энди прошел курс лучевой терапии и химиотерапии; у него была ремиссия, и он снова и снова выкарабкивался – даже не один раз, а несколько. Я была поражена его стойкостью: рак сбивал его с ног, но он снова поднимался. Возможно, именно его отвага и выдержка сформировали мое собственное отношение к будущему Энди. Или я просто боялась столкнуться с возможностью его смерти. Но какой бы ни была причина, я всегда была уверена, что Энди справится. Он был бы тем самым парнем, который превосходил все ожидания.

Три летних месяца Энди проводил в лагере для детей, больных раком. Ему это нравилось – казалось, он наслаждался днями, когда можно было забыть о больницах и болезнях и снова стать просто ребенком. На следующий день после того, как он вернулся со своей третьей смены в лагере, мы отправились в клинику на плановый осмотр. Новости оказались плохими. Врач назначил пересадку костного мозга – операция должна была состояться через два дня в больнице в трехстах милях от нашего дома. Утром мы побросали наши вещи в чемодан и поехали.

В своем чемодане я спрятала подарок, который Энди привез мне из лагеря, – пластикового «ловца солнца» в форме радуги, с присоской, чтобы прикреплять его к окну. Как и большинство матерей, я считала любой подарок от своего ребенка сокровищем и хотела, чтобы он всегда был при мне.

Мы прибыли в больницу и приступили к изнурительному испытанию, которое, по словам врачей, было единственным шансом для моего сына. Мы провели там семь недель. Как оказалось позже – последние семь недель жизни Энди.

Мы никогда не говорили о смерти – за исключением одного раза. Энди был измотан и, должно быть, понимал, что теряет позиции. Он пытался узнать у меня правду. Испытывая тошноту и слабость после одной из многих сложных процедур, сын повернулся ко мне и спросил:

– Умирать больно?

И я честно ответила:

– Я не знаю. Но не хочу говорить о смерти, потому что ты не умрешь, Энди.

Он взял меня за руку и произнес:

– Пока нет, но я очень устал.

Я понимала, что он хочет сказать, однако изо всех сил старалась не допускать ужасных мыслей.

Теперь я проводила целые дни, наблюдая, как Энди спит. Иногда я заходила в сувенирный магазин, чтобы купить открытки и бумагу для заметок. У меня было очень мало денег, едва хватало на выживание. Медсестры знали о нашей ситуации и не говорили ни слова, когда я спала в палате Энди и ела еду с его подноса. Но мне всегда удавалось наскрести немного на бумагу и открытки, потому что Энди очень любил получать почту.

Пересадка костного мозга была ужасным испытанием. Энди не мог принимать посетителей, потому что его иммунная система была сильно ослаблена. Я знала, что он чувствовал себя более изолированным, чем когда-либо. Преисполненная решимости сделать хоть что-то, чтобы облегчить ему жизнь, я подходила к совершенно незнакомым людям в комнатах ожидания и просила: «Не могли бы вы написать моему сыну открытку?» Я объясняла им ситуацию и предлагала открытку или просто лист бумаги. Люди удивлялись, но все же делали это. Никто мне не отказывал. Достаточно было посмотреть на меня, чтобы увидеть мать, страдающую от боли.

Я испытывала невероятную благодарность ко всем этим добрым людям, которые, несмотря на собственные заботы, находили время написать Энди. Некоторые просто подписывали открытку с небольшим пожеланием выздоровления. Другие сочиняли настоящие письма: «Привет, я из Айдахо, навещаю свою бабушку здесь, в больнице…» и заполняли одну или две страницы своей историей. Иногда они приглашали Энди навестить их дома, когда ему станет лучше. Однажды какая-то женщина остановила меня и сказала: «Пару недель назад вы просили меня написать вашему сыну. Могу я написать ему еще раз?» Я отправляла все эти письма Энди по почте и с удовольствием наблюдала, как он их читает. У Энди был постоянный поток писем вплоть до самого дня его смерти.

Однажды я пошла в сувенирный магазин, чтобы купить еще открыток, и увидела в витрине радужную призму. Вспомнив про «ловца солнца», которого подарил мне Энди, я почувствовала, что должна купить эту вещицу для него. Она стоила кучу денег, но я отдала наличные и поспешила обратно в палату Энди, чтобы показать ему радугу.

Он лежал в своей постели – слишком слабый, чтобы даже поднять голову. Жалюзи были почти задернуты, но на кровать падала косая полоска солнечного света. Я вложила призму ему в руку и сказала:

– Энди, сделай мне радугу.

Но Энди не мог. Он попытался поднять руку, но это было для него слишком.

Он повернул ко мне лицо и сказал:

– Мама, как только мне станет лучше, я сделаю тебе радугу, которую ты никогда не забудешь.

Это была одна из последних вещей, которые Энди сказал мне. Через несколько часов он заснул, а ночью впал в кому. Я оставалась с ним в отделении интенсивной терапии, массировала его, разговаривала с ним и читала его почту, но он так и не пошевелился. Единственным звуком был постоянный гул и сигналы аппаратов жизнеобеспечения, окружающих его кровать. Смерть уже стояла у изголовья Энди, но я все равно думала, что в последнюю минуту произойдет спасение, чудо, которое вернет мне моего сына.

Спустя еще пять дней врачи сказали, что мозг Энди перестал функционировать и пришло время отключить его от аппаратов, поддерживающих жизнь.

Я спросила, могу ли я подержать его. Сразу после рассвета мне в палату принесли кресло-качалку. Я уселась в нем, а врачи выключили аппараты и подняли Энди с кровати, чтобы положить ко мне на руки. Внезапно его нога сделала непроизвольное движение и столкнула с прикроватной тумбочки прозрачный пластиковый кувшин.

– Откройте жалюзи, – крикнула я. – Я хочу, чтобы эта комната была полна солнечного света!

Медсестра поспешила к окну и дернула за шнур.

И тут я увидела прикрепленного к стеклу окна «ловца солнца» в форме радуги, оставленного, без сомнения, предыдущим обитателем этой палаты. От удивления у меня перехватило дыхание. Между тем свет наполнил комнату и упал на кувшин, лежащий на боку на кровати. Все замерли.

Комната теперь была наполнена цветными вспышками – десятками и дюжинами радуг на стенах, полах, потолке, на одеяле, обернутом вокруг Энди, которого я держала в объятиях… Все вокруг было полно радуг.

Никто не мог вымолвить ни слова. Я посмотрела на своего сына, и в этот самый миг он перестал дышать. Энди ушел, но даже в первой, самой страшной волне горя я почувствовала утешение. Энди сделал радугу, как и обещал, – и этот свет я никогда не забуду.

Линда Бремнер

Ангелы в круизе

Когда мы подчеркиваем то, что есть хорошего в людях и в мире, и выдвигаем положительное на первый план, зло вытесняется добром и в конце концов исчезает.

Раввин Менахем Шнеерсон

7 декабря 1993 года мы с моим мужем Майком потеряли нашего сына Шона, которому скоро должно было исполниться одиннадцать. Все произошло в результате несчастного случая с применением огнестрельного оружия незадолго до дня его рождения. Путешествие по дороге горя очень утомительно: много раз вы думаете, что не сможете идти дальше. Но мы должны были продолжать двигаться вперед, ведь с нами оставалась наша тринадцатилетняя дочь Джейми, которая зависела от нас. Кроме того, Шон не захотел бы, чтобы мы сдались.

Несмотря на боль, на нашем пути через горе мы получили множество благословений. Одно из них случилось в День благодарения в 1994 году. Этот праздник для нашей семьи всегда был особенным. Нам нравилось быть вместе – только нам четверым. Мы по очереди готовили наши любимые блюда, устраивали приятный ужин, украшали рождественскую елку и включали первую гирлянду, когда на площади зажигались огни, а затем ели и радовались предчувствию скорого Рождества.

Теперь в День благодарения нам троим предстояло устроить «другой» праздник. Майк всегда хотел отправиться в круиз, и мы подумали, что это поможет нам пережить наш первый День благодарения без Шона. Когда умирает любимый человек, ваша жизнь делится на две части: до и после. В каком-то смысле вы начинаете жить заново, нравится вам это или нет.

Люди думают, что можно убежать от горя, отправившись в путешествие, но те, кто проходит через этот скорбный путь, знают, что боль никуда не исчезает. И все же я много молилась о том, чтобы отправиться в тот круиз, надеясь, что он хоть немного успокоит нас.

Нам повезло: погода была отличная, и на второй день, на тендере, идущем в Ки-Уэст, мы познакомились с тремя исключительно милыми людьми из Орчард-Лейк, штат Мичиган. Забавно, что даже во время коротких поездок вы всегда оглядываетесь по сторонам в поисках ровесницы своей дочери, чтобы составить ей компанию. К счастью, Дениз Фальзон нашла нас первой. Нам всем было комфортно друг с другом, и мы договорились встретиться на корабле в тот же вечер.

Дочь Криса и Дениз, Никки, была на шесть месяцев старше нашей Джейм, у них нашлось много общего – от членства в студенческом совете до участия в мюзиклах. За исключением потери брата. Девочкам было весело вместе.

Наконец, наступил тот знаменательный день. Судну предстоял долгий переход из одного порта в другой, и мы провели весь день на палубе с Крисом, Дениз и Никки, валяясь, расслабляясь и разговаривая. Дениз спросила, есть ли у меня другие дети, и я ответила, что нет, только Джейм. Думаю, я так сказала, потому что никак не ожидала продолжения нашего круизного знакомства. В тот же вечер мы встретились на концерте, и я помню, как с завистью смотрела на Фальзонов – «если бы они только знали, какую боль мы несем» – и задавалась вопросом, каково это – снова быть «нормальными».

В итоге мы хорошо провели время и по окончании круиза обменялись адресами, условившись, что будем писать друг другу.

Через пару дней после Рождества я получила по почте открытку. Я начала читать ее, и меня затрясло. Дениз поблагодарила нас за то, что мы помогли им пережить праздники. Оказалось, их девятнадцатилетний сын Брайан умер 1 октября 1993 года от внезапной аритмии в кампусе своего колледжа. Так что теперь Никки и Джейм были даже слишком похожи: у них обеих были братья, которые скоропостижно скончались.

На борту того корабля находилось более двух тысяч человек, но мы познакомились с семьей, которая тоже потеряла сына, причем примерно в то же время – наши сыновья как будто сравняли нас между собой.

Я знала, что Фальзоны проводят Рождество за городом, но все равно ответила сразу: написала им письмо о Шоне и отправила его фотографию. Я хотела, чтобы письмо ждало их, когда они вернутся из своей поездки. Они позвонили, как только прочитали наше письмо. Мы говорили и говорили – и мы все еще разговариваем шесть лет спустя. Дениз и я – мини-команда поддержки друг друга в годовщины смерти наших сыновей.

В этом году Шон заканчивал бы среднюю школу, поэтому мы планируем поездку, чтобы навестить Криса и Дениз во время выходных, когда будет проходить выпускной.

Я думаю, что наши благословения, какими бы маленькими они ни были, и стремление помочь другим, даже если мы сами чувствуем себя подавленными, помогли Дениз, мне и нашим семьям. Мы по-прежнему можем чувствовать любовь наших сыновей. Ведь любовь не имеет границ.

Шери Даудолл

Живое наследие Джозефа

Лучший способ поднять себе настроение – это поднять его другому.

Марк Твен

С любовью и нежностью я вытащила из коробки трофейный кубок Малой лиги, завоеванный моим сыном Джозефом, стопку его комиксов о Людях Икс и фотографии слонов в рамках, которые украшали стены его спальни в нашей старой квартире. Всего две недели назад Джозеф с нетерпением ждал возможности переехать в свою комнату в новом доме. Теперь, заправляя ему постель, я не могла сдержать слез. Я горевала, потому что мой маленький мальчик никогда не будет спать здесь. Я больше не увижу его улыбку и не почувствую его объятий.

Спрашивая себя, как мне вообще удастся продержаться, я принялась распаковывать плюшевых животных, которых Джозеф любил коллекционировать: медведей и обезьян, бурундуков и жирафов.

Сидя на его кровати, я обнимала медвежонка Криса Коламбуса – еще совсем недавно Джозеф прижимался к нему, а я читала им обоим «Люблю тебя вечно» или другую из его любимых историй. Джозефу нравились книги. Они были особенно ему дороги, потому что у него были проблемы с обучаемостью и он не мог читать сам.

Но Джозеф был решительным маленьким мальчиком, он не позволял своей инвалидности мешать ему учиться. Он слушал свои школьные учебники и тесты на магнитофонной ленте, и каждый вечер мы сидели вместе за кухонным столом – я зачитывала ему вслух задачи по математике и помогала с правописанием. Джозеф так усердно трудился – его фотография всегда висела на Доске почета в школе. Кроме того, он получил зеленый пояс по карате и был питчером в своей бейсбольной команде Малой лиги.

Во многих отношениях Джозеф был обычным маленьким мальчиком, который любил играть в видеоигры со своим братом Дэвидом или ходить в кино с сестрой Шалом. Но при этом он знал, что значит чувствовать себя другим и нуждаться в помощи.

Не могу вспомнить, сколько раз Джозеф носил продукты кому-то из наших пожилых соседей или очищал их машины от снега. Он любил устраивать кукольные представления для маленькой девочки с синдромом Дауна, живущей дальше по улице, и однажды, когда врачи сказали, что его другу Мике, возможно, потребуется пересадка почки, мой сын пришел ко мне и сказал:

– Я бы очень хотел подарить ему одну из своих.

Джозеф, мой маленький мужчина, всегда заставлял меня гордиться им, даже в последний день его жизни.

Была суббота, я складывала одежду в кабинете, когда мой муж Лу крикнул, чтобы я звонила в 911. Они с Джозефом обсуждали фильм, который планировали посмотреть, когда внезапно сын рухнул на кровать, жалуясь на ужасную головную боль. Его дыхание стало прерывистым, а затем и вовсе прекратилось. Лу, который работает врачом, делал искусственное дыхание до прибытия парамедиков. Потом я ехала в машине «Скорой помощи» с Джозефом и молилась, чтобы он не умер.

Джозеф, всегда являвшийся образцом здоровья, перенес обширную аневризму головного мозга.

– Он умрет? – спросила я у мужа. Крепко обняв меня, он ответил:

– Да.

Это казалось невозможным. Всего час назад мой сын был дома и смотрел телевизор, а теперь он был подключен к аппарату жизнеобеспечения без всякой надежды когда-либо прийти в сознание. Мне хотелось кричать от ужаса и горя.

Но на это не было времени. Мне нужно было сделать кое-что важное – и сделать это немедленно.

– Мы должны пожертвовать его органы, – сказала я Лу, вспомив, как Джозеф хотел отдать почку Мике. – Это то, что он от нас ожидает.

Координатор по трансплантации сделал все необходимые приготовления, и несколько часов спустя наша семья собралась у постели Джозефа, чтобы вознести молитву и попрощаться в последний раз.

Потом мы вернулись домой, и всю ночь, пока хирурги извлекали органы моего сына, я лежала, свернувшись калачиком, на его кровати, сжимая в руках его одеяло и повторяя, как сильно я всегда буду его любить.

Не помню, как я пережила следующие две недели – похороны и переезд в новый дом, на покупку которого мы уже заключили контракт. Я плакала каждый раз, когда подходила к новой спальне Джозефа – той, которую он полюбил бы, если бы только был жив. В моем сердце зияла дыра.

Однажды, когда я почувствовала, что больше не могу терпеть свое горе, пришло письмо от координатора трансплантации. «Пишу, чтобы поделиться результатом вашей щедрости», – прочитала я.

Две женщины из Кентукки, одна из которых была матерью мальчика возраста Джозефа, теперь не нуждались в диализе, потому что каждая из них получила по одной почке моего сына. Тем временем в Миссури клетки из печени Джозефа помогали поддерживать жизнь тяжелобольному кандидату на трансплантацию, пока врачи ждали, когда появится подходящий донорский орган. В Калифорнии двое маленьких детей скоро смогут бегать и играть благодаря новым здоровым сердечным клапанам, которые завещал им мой сын. А двое подростков, один из Кентукки, а другой из Нью-Йорка, восстановили зрение с помощью роговиц Джозефа.

Жизни семи человек изменились благодаря моему сыну. Я носила это письмо с собой несколько дней, читая и перечитывая его и особенно удивляясь подросткам, получившим роговицы Джозефа. Неспособность Джозефа к обучению мешала ему читать. Но теперь в мире было еще двое детей, которые могли это делать. Каким-то образом это помогло мне понять, что мой сын расстался с жизнью не напрасно.

Я хотела, чтобы каждый из реципиентов Джозефа знал, кто он такой. Поэтому однажды вечером я написала каждому из них по письму и рассказала им все о маленьком мальчике, который преподнес им величайший подарок. Я попросила агентство по трансплантации переслать письма всем семи реципиентам. С каждым я отправила по одной из его любимых мягких игрушек и копию школьного сочинения, которое он когда-то написал, рассказывая, как за ними ухаживать.

Теперь я знала, сколько хорошего принес в мир мой сын, и могла проходить мимо его комнаты, не расплакавшись. Это помогло и остальным членам семьи, и в конце концов мы смогли делиться счастливыми воспоминаниями о Джозефе за обеденным столом и на семейных встречах.

Мы с Лу также почтили память Джозефа, выступив перед старшеклассниками с докладом о важности донорства органов. После телеинтервью с нами связалась женщина, получившая одну из почек Джозефа.

– Я не знаю, как вас благодарить, – разрыдалась она, когда мы впервые встретились.

– Видеть, что часть моего сына продолжает жить, – это уже достаточная благодарность для меня, – сказала я.

Благодаря новой почке женщина смогла присутствовать на выпускном вечере своего сына в восьмом классе. Джозеф так и не дошел до восьмого класса, но вместо того, чтобы завидовать счастью этой женщины, я радовалась ему – ведь именно мой сын сделал возможным это чудо.

Моего сына больше нет, но на самом деле он все еще живет, ежеминутно совершая то, что у него всегда получалось лучше всего, – протягивая руку помощи нуждающимся. Некоторые говорят, что жизнь Джозефа была короткой. «Она была полной», – возражаю я.

Однажды я слышала, что если ты спасаешь чью-то жизнь, то спасаешь мир. Что ж, мой сын спас пять жизней и даровал зрение двум мальчикам. Какая мать могла бы требовать большего от своего ребенка? Какая мать могла бы гордиться больше?

Кэти Крут, в пересказе Хизер Блэк

Глава 5
Удивительное рядом

Я помню молитвы моей матери, и они всегда следовали за мной. Они цеплялись за меня всю мою жизнь.

Авраам Линкольн

Спокойствие на кухне

Очень часто перемена в себе необходима больше, чем смена обстановки.

Артур Кристофер Бенсон

Моя жизнь – как бесконечное жонглирование. Я одна воспитываю двоих сыновей; у меня напряженный график работы и весьма ограниченные ресурсы. Но есть одна вещь, о которой я не беспокоюсь: когда я прихожу домой вечером, ужин уже готов.

Обычный будний вечер в моем доме выглядит примерно так:

Мой младший ребенок обламывает кончики зеленой фасоли.

Мой старший готовит свою секретную заправку для салата.

Няня составляет список покупок к завтрашнему ужину – дети хотят приготовить лазанью.

Я надеваю фартук, отправляю няню домой и присоединяюсь к сыновьям в приготовлении ужина.

Звучит слишком неправдоподобно? Напрасно. Если моя семья может это делать, то и любая семья сможет.

Наши трапезы не всегда были похожи на веселое совместное времяпрепровождение. Семь лет назад моя жизнь была разрушена разводом, в результате которого я осталась с шестимесячным младенцем и очень сердитым семилетним ребенком на руках. Моя семья жила далеко, денег не хватало. Задача восстановления прерванной карьеры кулинарного писателя и публициста при одновременном воспитании детей в одиночку казалась невыполнимой.

Хотя я изо всех сил старалась работать во время дневного сна моего младшего, к концу дня все же была физически измотана и эмоционально истощена. Как правило, я выгоняла мальчиков из кухни, чтобы заняться еще одной рутинной работой: приготовлением ужина. Потом я ставила еду на стол и оставляла их есть одних, чтобы выкроить для себя хотя бы пять минут покоя. Вернувшись в свою спальню, я падала на кровать и плакала. Я чувствовала себя ужасно из-за своей неудавшейся семейной жизни и неспособности что-либо изменить.

Так прошел год, но ситуация не улучшилась. В конце концов, однажды вечером я сунула немного базилика своему младшему, которому тогда было восемнадцать месяцев, чтобы он оставил меня в покое. О чудо, он потратил целых десять минут, сосредоточенно разрывая базилик на мелкие кусочки. Я была потрясена при виде того, как он продолжает выполнять задание, не издавая ни звука.

Внезапно я увидела в этом возможность. Он хотел помочь мне, а я действительно нуждалась в помощи. Почему бы не позволить ему готовить вместе со мной?

Теперь он и его старший брат начали выполнять множество обязанностей на кухне: чистить овощи, натирать сыр на терке, нажимать кнопки блендера и кухонного комбайна, обрывать листья зелени, рвать ее для салата, замешивать тесто, перемешивать ризотто и даже помогать мне готовить домашнюю пасту!

Я пригласила их в процесс и поверила в их способность помочь. Да, временами было грязно. Поначалу я испытывала нетерпение, хватаясь за что-то, что, по моему мнению, занимало слишком много времени. Но потом я поняла, что у меня больше нет причин спешить. Пока дети были со мной на кухне, они не ныли по поводу ужина. Они были заняты и довольны. Я перестала беспокоиться о беспорядке и о том, сколько времени потребуется на приготовление еды. Просто решила получать удовольствие от процесса готовки вместе с детьми и не волноваться, что блюдо получилось неидеальным.

Мы во время ужина много смеялись. А мой старший сын использовал это время, чтобы поделиться своими тревогами и страхами. Мы говорили о репетиторах и помощи ему в школе, и со временем его проблемы уменьшились.

С таким настроем практически невозможно совершить ошибку, проявляя нетерпение и отбирая еду или инструменты у детей, потому что они слишком медлительны. Дети не убегут в слезах. Вы будете просто разговаривать, готовить и вскоре почувствуете, как формируются новые линии общения и прочные связи.

Семейная кулинария имеет еще одно ощутимое преимущество. После совместного приготовления блюда вам действительно хочется сесть за стол и насладиться едой вместе. И это вполне может стать вашей любимой частью дня.

Линн Фредерикс