Текст книги "Сроки службы"

Тренировочный курс по стрельбе для пехотинца состоит из сотни мишеней, появляющихся на случайном расстоянии со случайной периодичностью. Я поочередно отстреливаю их, наводя прицел М-66 и позволяя компьютеру определить скорость огня. Винтовка выплевывает короткие потоки флешетт в каждую мишень, и чаще всего они попадают. Поначалу движущиеся цели доставляют мне неудобства, особенно те, что перемещаются вбок, но после нескольких промахов я вычисляю нужное упреждение, и мой результат улучшается.

– Неплохо для парня прямиком с подготовки, – говорит сержант Фэллон, когда я заканчиваю стрельбу и разряжаю винтовку для безопасности. – Семьдесят девять. Это результат класса «Стрелок». Еще одно попадание – и был бы «Меткий стрелок». Можешь остановиться или попробовать заработать «Меткого стрелка» или «Эксперта».

– Я попробую еще, – говорю я, и она одобрительно кивает.

– «Стрелок» – хороший результат для повара или бумажной крысы, а на пехотинце класса А лучше смотрится значок «Эксперта», – говорит она. – Только помни, что это не самое важное. Главное – как ты будешь целиться, когда мишени начнут стрелять в ответ.

Глава 8. Битва за посольство

Спустя две недели после моего прибытия нас отправляют в бой. Мои ботинки и не думают прекращать жать.

– Запасные носки можно не паковать, – говорит сержант Фэллон, пока мы собираем вещи. – Отправляемся налегке. Берем только самое необходимое. Скорее всего, вернемся домой к ужину.

– Куда летим, сержант? – спрашивает Стрэттон.

– Прогуляемся на Балканы. Кто-то там опять объявил независимость и заключил союз с СРА. Мы метнемся на десантных кораблях, чтобы эвакуировать посольство.

– И вернемся к ужину, – говорит Стрэттон. – Не возражаю против легкой прогулки для разнообразия.

– Вылетаем через сорок пять минут, – говорит сержант Фэллон. – Надевайте праздничный прикид, хватайте пушки из оружейки и бегом в автобус. Все как обычно, так что поживее.

Мы помогаем друг другу залезть в броню и проверяем застежки и защелки. Потом спускаемся в арсенал, где оружейник и его помощники уже подготовили для нас винтовки. Перед дверью успели выстроиться другие отряды, но оружейка работает умело, и никто не тратит больше десяти секунд, обменивая номерки на личные пушки. Вооружившись, мы выбегаем из здания в автобус, который отвозит нас к кораблям.

У нашего батальона в распоряжении эскадрилья боевых десантных кораблей «Шершень». Некосмические «Шершни», на которых летает десант, – наши двигаются только в атмосфере, зато у них толще броня и больше оружия, потому что им не нужно таскать с собой всякую тяжелую и громоздкую хрень для полетов в космосе. Каждый корабль может поднять целый взвод или один танк. На это задание мы отправляемся без танков – командование решило, что нам не понадобится тяжелая техника, так что мы берем только четыре из двенадцати кораблей, в которые умещается одна из легких пехотных рот батальона – рота Браво.

Четыре взвода пехотинцев ТА – это серьезная огневая мощь, даже без танков и артиллерии. «Шершни» не только отвозят нас в гущу битвы, они еще обеспечивают поддержку с воздуха и служат центрами командования и управления. Когда мы прибываем на аэродром, четыре корабля уже готовы, двигатели работают, навигационные огни мигают, а трапы пассажирского отсека откинуты. «Шершни» приземисты и выглядят устрашающе: сплошные углы и грани, короткие толстые крылья, в которые умещается куча топлива и орудий.

– Прокатимся, – говорит сержант Фэллон, выбираясь из сиденья, и весь автобус разражается гиканьем и воплями, как будто мы отправляемся на стадион смотреть игру Футбольной лиги Содружества.

* * *

Полет выдается тряским. Военные корабли делаются без расчета на удобство. Вдоль стенок корпуса в пассажирском отсеке повешены сиденья, и это всего лишь тканевые сетки с ремнями безопасности, которые выглядят, как будто их сделали на отвяжись.

Где-то над восточным Средиземным морем взводный сержант встает с сиденья и начинает выдавать командирам отрядов контейнеры с боеприпасами. Сержант Фэллон хватает два и приносит к нам. Она срывает упаковочную пленку, крышки ящиков распахиваются, открывая взгляду аккуратно уложенные ряды магазинов и гранат для М-66.

– Пять магазинов на человека, – говорит она, без сомнения, специально для меня. – Четыре в карманы, пятый в винтовку. Не заряжать, пока не приземлимся и я не дам команду.

Двое из моего отряда также получают ракетницы. Я помню их по НП – они стреляют бронебойными ракетами «Сарисса». Все по очереди залезают в ящик, распихивают магазины по карманам и вешают гранаты на ремни на броне, я поступаю так же.

– Наденьте шлемы, проверим ТакЛинк. Брифинг через пять минут.

– А если мы попадем в заварушку и потребуется больше патронов? – спрашиваю я.

Сержант Фэллон показывает в конец отсека:

– На корабле есть дополнительный запас амуниции. Если мы где-нибудь застрянем, у нас достаточно боеприпасов, чтобы продержаться несколько дней.

Мы надеваем шлемы и опускаем щитки. Активируется тактический канал связи, и я вижу знакомые значки-ромбики, отмечающие каждого члена отряда и взвода в поле моего зрения.

– Проверка связи, – говорит сержант Фэллон на частоте отряда. Мы поочередно отзываемся. Сегодня я – Альфа-4, четвертый член огневой команды Альфа. Каждый отряд делится на две команды по четыре человека. Лидер отряда имеет доступ к частоте взвода, а лидеры взводов – к частоте роты. Это для того, чтобы не засорять частоты командиров болтовней каждого отдельного солдата.

– Ситуация такова, – говорит взводный, и наши компьютеры выдают маленькие карты района действий. – Мы эвакуируем штат посольства САС. Они сегодня утром получили извещение о выселении в виде реактивных гранат. Местная охранная группа пока держится, но им бы очень пригодилась помощь парочки матерых бойцов.

Одна из карт превращается в трехмерное изображение посольского комплекса, и взводный показывает на нем места высадки:

– Как только корабли приземлятся, первый и второй взводы обеспечат защиту по периметру, чтобы усилить охрану посольства. Первому взводу достаются главный вход и восточная стена. Ребята из второго охраняют западную и заднюю стены. Нам предстоит вывезти двести работников посольства и беженцев, так что кораблям придется сделать две ходки. Третий и четвертый взводы пасут штатских. Корабли возвращаются, мы загружаем вторую партию людей, чинно эвакуируемся, а затем встречаемся со второй половиной роты Браво в пункте назначения. Дожидаемся, пока за гражданскими не прибудет транспорт, потом прыгаем в корабли и летим домой. Пара пустяков.

– Ага, как обычно, – бормочет мой сосед.

– Вы все слышали, – вступает сержант Фэллон. – Мы охраняем главные ворота вместе со вторым отрядом. Третий и четвертый держат восточную стену. Если местные взбухнут, каша, скорее всего, заварится у парадного входа, так что мы будем растяжкой для всего взвода.

– Условия открытия огня? – спрашивает капрал Джексон. Она выглядит жутковато в своей серой броне и шлеме, закрывающем все, кроме татуировки вокруг ее глаз.

– Каждый, кто направит на нас оружие или попробует вторгнуться на территорию посольства, – законная цель. Огонь на поражение разрешен. Остальное, как всегда, на ваше усмотрение.

– Принято, – говорит Джексон.

– Помните, по международному закону посольство – суверенная территория САС. Если кто-то снаружи будет стрелять – валите их. А теперь давайте взглянем на карту и проясним позиции огневых команд.

* * *

^– Соберитесь, ребята, – слышим мы по корабельной связи через полчаса. – Подлетаем к цели, расчетное время прибытия – десять минут. Садиться будем по-боевому, так что не расплещите завтрак, детишки.

Весь взвод в ответ стонет, а я вопросительно гляжу на сидящего справа Стрэттона.

– Боевое приземление. Спуск штопором на высокой скорости, чтобы сбить системы прицеливания. Они дадут полный ход и ударят по тормозам секунд за пять до посадки.

Он застегивает и утягивает ремень безопасности, ставит винтовку в крепление возле сиденья. Я поспешно делаю то же самое.

Двигатели разгоняются, а потом корабль резко кренится влево и начинает спускаться с устрашающей скоростью. Я сижу с левой стороны, поэтому резкий поворот прижимает меня спиной к бронированному корпусу. С другой стороны отсека третий и четвертый отряды съезжают с сидений, и только ремни удерживают их на месте. Я задумываюсь, что случится, если ремни солдата напротив не выдержат и сто двадцать пять килограммов бронированного пехотинца обрушатся на меня сверху.

Спуск бьет по нервам, но, к счастью, быстро заканчивается. Когда корабль выравнивается, чтобы приземлиться в заданной точке, меня лишь немного подташнивает. В пассажирском отсеке окон нет, и мы не видим, куда попали, пока полозья не коснулись земли и не открылся люк. Корабль нежно садится на поверхность, а командиры отрядов покидают сиденья, когда трап не опустился еще и на четверть.

– Оружие к бою, – кричит сержант Фэллон.

Мы вскакиваем и заряжаем винтовки. Затвор моей пушки щелкает, отправляя в патронник настоящую флешетту. Я не в первый раз заряжаю боевые патроны, но впервые мне, может быть, придется стрелять в живых людей, а не в наполненные гелем пластиковые фигуры.

Трап касается земли. Снаружи виден подстриженный газон, а за ним несколько низких строений. По эту сторону Атлантического океана царит ночь, и камера на шлеме автоматически включает ночное видение.

– Поехали!

Мы выбегаем из корабля с оружием наготове. Тактические дисплеи показывают направление к боевой позиции для каждого отряда, так что нам не нужно выяснять дорогу. Стрэттон бежит впереди, и я следую за ним через газон к главным воротам комплекса. За мной двигаются первый и второй отряды, шестнадцать маленьких синих ромбов на тактической карте моего шлема.

– Команда Альфа, укрываемся за вазами слева от ворот, – командует капрал Бейкер.

Два охранника посольства затаились за сторожевой будкой, что на островке безопасности у ворот. Ворота – чугунное кружево и служат больше для красоты, чем для реальной защиты. Я усмехаюсь, когда вижу, что охрана еще и опустила красно-белые шлагбаумы дорожного заграждения, как будто эти символические куски полосатого пластика могут обеспечить дополнительное препятствие тому, кто решит прорваться через главный вход.

Мы занимаем позицию за тяжелыми бетонными вазонами в пятидесяти метрах от будки, и охранники подбегают к нам, втянув головы, как парочка черепах. На них бронежилеты, но они совсем не похожи на наши доспехи, всего лишь пластины на груди и спине, соединенные липучками. Охрана вооружена короткоствольным оружием персональной обороны, маленькими пистолетами-пулеметами, которые полезнее простого пистолета, но куда хуже винтовки.

– Рады вас видеть, ребята, – говорит один из охранников. – Мы готовы убраться отсюда.

– Проблемы с местными есть? – спрашивает капрал Бейкер.

– Что-то вроде. С утра центральное здание атаковали гранатами и с тех пор периодически применяют стрелковое оружие. Оружейную лавку, наверное, разграбили, или что-то вроде того. Постоянно палят по нам из машин. Слава богу, целиться не умеют. Просто подкатывают и расстреливают магазин куда-то в нашу сторону.

– Ладно, теперь в игру вступаем мы, – говорит Бейкер. – Держитесь где-нибудь сзади.

– Не возражаем, – говорит второй охранник, и оба убегают куда-то в поисках укрытия.

– Браво-один-один, первая команда заняла позицию, – говорит Бейкер в микрофон.

– Я знаю, придурок. Мы в тридцати метрах от вас. Тебя видно, – приходит ответ от сержанта Фэллон, и все хохочут.

– Прислушайтесь-ка, – говорит Хансен. В городе за воротами посольства слышится непрестанное щелканье выстрелов. Я вижу пустые улицы, освещенные желтыми фонарями. Вокруг посольства, кажется, торговый район – видны закрытые магазины и неработающие палатки.

– Интересно, есть ли приличные бары поблизости, – говорю я.

– Хочешь поискать? У меня с собой универсальная кредитка, – Стрэттон приподнимает винтовку.

Я открываю рот, чтобы съязвить в ответ, но из-за угла улицы, ведущей к воротам, доносится шум мотора, и мы снова возвращаемся за укрытия. Издали шум похож на звук старого двигателя внутреннего сгорания, вроде тех, что ставили на тяжелую технику. Я чувствую, как асфальт вибрирует в такт работе невидимой машины.

– Не нравится мне это, – сообщает Хансен.

– Гражданских сейчас загружают на корабли, – говорит сержант Фэллон. – Если из-за угла вывернет что-то, что выглядит опаснее уличной поливалки, – расстрелять к чертовой матери.

На дальнем конце улицы видно движение. Появляется тупой нос бронемашины, и мы наблюдаем, как она поворачивает за угол, сминая по пути урну и палатку. Это боевой танк старого гусеничного типа. Он выше современных моделей, и вместо установки с модульным оружием у него наверху бронированная башня, похожая на перевернутую сковородку, и дуло длиной с сам танк. Это передвижной антиквариат, но если у них найдутся заряды для этой здоровой пушечки, он может обеспечить нам целое море боли.

– Чтоб я сдох, – говорит Бейкер. – Народ, убираемся из прямой видимости.

Приказывать нам не надо. Вазы отлично защитят от пули, но не от танкового залпа.

– Прист, тащи бронебойные ракеты.

С улицы доносится еще шум. Второй танк выворачивает из-за угла в облаке выхлопных газов. Потом третий, а за ним – солдаты в униформах и броне. Танки выстраиваются в линию поперек улицы, потом из-за угла выкатывается четвертый и занимает свое место в строю.

– Отлично, целый гребаный танковый взвод. Сержант, нам нужно больше людей с противотанковым.

– Сейчас пришлю, – говорит сержант Фэллон.

Прист берет ракетницу вместо винтовки и снимает с нее предохранительные колпаки.

– Грейсон, прикрой Приста. Разнесите их в металлолом.

Прист бросается к передней стене, и я бегу следом с автоматом в руках. Он скрывается за стеной, пока не достигает ворот, а потом выглядывает, чтобы оценить продвижение вражеского бронированного взвода. Его компьютер обрабатывает информацию, и мы видим на наших картах четыре красных значка там, где Прист заметил танки противника.

Прист большим пальцем откидывает крышку с пусковой кнопки и подмигивает мне. Потом отходит от стены и нацеливает ракетницу в небо. Снаряд выбрасывается из трубы с приглушенным хлопком и сразу же включает свой собственный мотор с невыразительным шипением, словно Прист запустил очень большой фейерверк. Ракета устремляется в ночное небо.

– Раз Миссисипи, два Миссисипи, – считает Прист, а потом с другой стороны стены раздается сотрясающий землю взрыв. Один из красных символов-танков на моем экране гаснет. Прист снова выглядывает за угол и сразу же отдергивается назад:

– Ой! Кажется, это их разозлило.

Танки начинают с пулеметного огня. Пули ударяют в угол, из-за которого Прист запустил ракету, в воздух взлетает бетонная крошка, и мы отступаем вдоль стены, подальше от входа.

Мы в двадцати метрах от ворот, когда стена вокруг посольства сотрясается и часть ее обваливается внутрь в облаке цементной пыли. Наушники в моем шлеме автоматически делают звук тише, но даже с электронным шумовым фильтром грохот взрыва почти оглушает. Оглянувшись назад, я вижу в стене дыру размером чуть меньше гаражной двери.

– Ну, конечно же, мы прилетели сюда именно тогда, когда говно начало бурлить, – кричу я Присту, который в ответ смеется, заряжая вторую бронебойную ракету.

– Это наша работа, чувак. Мы же «пожарный корпус».

Потом он выпускает в небо вторую ракету, и через несколько мгновений слышен еще один взрыв, уже ближе, чем первый. Следующий красный танковый символ мигает и исчезает с тактической карты. В нескольких сотнях метров справа от нас, где укрылись сержант Фэллон и команда Браво, кто-то тоже запускает ракету. Я смотрю, как она, длиной чуть больше моей руки, быстро поднимается в небо на тонкой струе ярко горящего топлива.

Третий танк с грохотом взлетает на воздух. Взрыв слышен уже практически у самой стены. Четвертый танк разгоняет двигатель, и я вижу, как его фары освещают асфальт на нашей стороне ворот.

– Один прорывается через ворота! – кричу я по ТакЛинк. На периферии зрения мне видны неяркие вспышки еще двух ракетниц с той стороны, где заняли позицию третий и четвертый отряды.

Пятьдесят тонн брони врезаются в ворота, с треском снося их с петель. Красно-белый шлагбаум, кувыркаясь, летит над землей. Ревущий танк врывается на территорию посольства, паля из пулеметов во все подряд. Прист хватает меня за жилет и затаскивает назад в укрытие.

– Осторожно, – говорит он.

Танк сворачивает чуть вправо, чтобы не врезаться в будку охраны и не застрять. Башня начинает поворачиваться в нашу сторону.

И тут в ночном небе в нескольких сотнях метров над танком мелькает вспышка, и я вижу, как сверху молниями обрушиваются «Сариссы». Они вгрызаются в крышу танка, сразу за башней, и он разлетается на куски.

Взрыв выбивает землю у меня из-под ног, и я падаю назад, на Приста. Осколки брони впиваются в бетонное заграждение, за которым мы прячемся. Мне слышно, как на площадку у ворот проливается дождь из деталей. Танковая пушка ударяется в стену ближайшего здания и с громким металлическим лязгом выкатывается обратно на улицу.

Когда стальной ливень прекращается, я выглядываю из-за укрытия. От вражеского танка осталось не так много – низ ходовой части, несколько колес и сломанная гусеница. Удивительно, но взрыв, разнесший в клочья танк, даже не опалил дорогу под ним.

– Пехота приближается! – кричит сержант Фэллон на частоте отряда. – К стене, ищите местечко поуютнее.

Моя команда бежит к дыре, проделанной в ограде единственным снарядом, который сумела выпустить колонна вражеской техники. Я ложусь на живот за невысоким куском стены и выглядываю за край. ТакЛинк немедленно выдает как минимум двадцать красных символов, отмечая пехоту противника. Ближайшая группа подбегает к воротам, и они меньше чем в двадцати метрах от меня. Я поднимаю винтовку и беру на прицел последнего солдата в колонне:

– Открываю огонь.

Я нажимаю на спусковой крючок, и моя винтовка выплевывает полдесятка бронебойных флешетт. Очередь попадает замыкающему солдату в живот, и он сразу же падает. Я вижу маленькие клочки материи, когда мои флешетты проходят сквозь его устаревшую броню. Мне случалось попадать в переделки в КК, и я пару раз серьезно ранил людей, но это первый случай, когда я точно знаю, что убил человека. Но времени на рефлексию у меня нет, потому что десятки солдат все еще приближаются, и они здесь не для того, чтобы вести с нами переговоры. Перевожу прицел на следующего солдата, но прежде, чем я успеваю выстрелить, лежащие рядом Прист и Хансен открывают огонь, и вражеский пехотинец валится наземь.

Первая группа атакующих оказывается в мертвой зоне справа от меня, где стена мешает следить за их продвижением к воротам. Я ныряю в укрытие за рухнувшей стеной, и огонь противника бросает бетонную крошку мне в лицо.

Хансен и Прист тоже прячутся, но две пули успевают попасть в броню Приста и сбить его с ног. Он падает на землю, перекатывается на спину и задом отползает от пробоины в ограде.

– Сукины дети умеют целиться, – говорит он. Я вижу два серых следа на его броне, там, где пули противника расплющились о твердый панцирь.

Бейкер снимает гранату с ремня на броне, срывает защитный колпачок и швыряет ее через дыру в стене.

– Светошумовая! – кричит он.

Светошумовые гранаты не слишком эффективны против солдат в современной боевой броне. Шум взрыва фильтруется наушниками в шлеме, а щитки автоматически защищают нас от вспышки. Однако для бойцов, лишенных новомодной экипировки, попасть под светошумовую – словно посмотреть в сердце ядерного взрыва, одновременно получая по шилу в каждое ухо.

Упавшая по ту сторону стены граната срабатывает с грохотом, по сравнению с которым недавний выстрел танковой пушки кажется хлопком отсыревшей петарды. Вспышка на мгновение превращает окрестности посольства в поверхность солнца, свет силой в миллионы кандел выжигает все незащищенные сетчатки на сто метров вокруг. Огонь со стороны противника прекращается моментально.

– Поднимаемся – и в бой, – говорит Бейкер. Он возвращается к пробоине в стене, поднимает винтовку и начинает выбирать цель.

Мы присоединяемся к нему.

Возле ворот тем же самым занимается второй отряд. К посольству направлялся целый взвод пехотинцев, но все они теперь оглохли и ослепли, а с нашей стороны – восемнадцать бойцов, получающих через сеть данные о целях и направлении их движения. Улица перед посольством становится седьмым кругом ада, когда тысячи флешетт из контролируемых компьютерами винтовок вычищают с нее все живое. Некоторые из вражеских солдат находят хорошее убежище за машинами и мусорными контейнерами, но несколько выстрелов из подствольника превращают и укрытия, и укрывшихся в дымящиеся останки.

Это не схватка – это бойня. Противник настолько слабее, что кажется, будто мы – толпа профессиональных боксеров, напавших на детскую площадку, полную первоклашек-астматиков. За нашими спинами два десантных корабля с двигателями на полной мощности взлетают в ночное небо. Пару секунд спустя поднимаются оставшиеся два.

– Корабли отбыли, – кричит сержант Фэллон. – Время пошло. Пятнадцать минут в оба конца.

– Попробуем продержаться, сержант, – отвечает Стрэттон.

Несколько минут спустя стрелять уже не в кого. Улица завалена телами и обломками машин. Там, где взрывались гранаты, горят маленькие костерки. Воняет кислятиной – сгоревшим порохом из тысяч безгильзовых патронов.

– Прекратите огонь, перезарядите оружие и будьте настороже.

Я вытаскиваю частично опустошенный магазин из винтовки и шарю по карманам в поисках нового. На моем разгрузочном жилете четыре кармана, и, когда я выходил из корабля, в каждом был магазин на двести пятьдесят патронов. Я не помню, перезаряжал ли оружие во время боя, но два кармана теперь пусты. Я растратил больше половины своих боеприпасов, семьсот с лишним патронов, всего за пять минут лихорадочной стрельбы. Цевье винтовки горячее на ощупь.

– Как в чертовом тире, – говорит Прист, потирая броню в том месте, где оставили отметины вражеские пули. – Сказочные тупицы, шагали по улице, как на каком-то дебильном параде.

– Я только за тупиц, – пожимает плечами Хансен, перезаряжая винтовку легким отточенным движением.

Я знаю, что у солдат, которых мы только что убили, тоже было приличное оружие, что любой их выстрел мог оказаться удачным и обеспечить мне раннее погребение. Но все равно кажется, что бой не сильно отличался от стрелковой подготовки с подвижными мишенями, которые охотно падают, как только ты всадишь в них очередь.

Звук выстрела из винтовки прокатывается по улице, низкий рокот, совсем не похожий на хриплый кашель нашего оружия. Рядом с воротами, где занял позицию второй отряд, валится боец ТА. Мы снова ныряем в укрытия.

– Снайпер! – кричит кто-то из второго отряда. – Окно магазина в конце улицы.

Новый символ появляется на моем экране. Я вижу отмеченное красным ромбом местонахождение снайпера, хотя нас разделяет стена. Снова рокочет вражеская винтовка, и пуля пробивает дыру в стене охранной будки, в которой прячется солдат второго отряда.

– Серьезный калибр, – замечает Прист. Рядом с ним Хансен заряжает свой подствольник, и я решаю сделать то же самое. Открываю казенник гранатомета, достаю гранату из разгрузки и запихиваю ее в ствол.

Мы одновременно отходим от стены, чтобы не задеть ее выстрелами, и наводим прицелы на отмеченную красным позицию снайпера.

– Поберегись! – кричит Хансен, и мы оба стреляем.

У подствольника мощная отдача, и мне приходится чуть отступить, чтобы удержать равновесие. Звук выстрелов глухой, словно ударили деревянной битой по подушке. Наши гранаты описывают дугу над стеной и летят к укрытию снайпера.

Граната Хансена срабатывает первой. Бризантный заряд взрывается, подняв в воздух пыль и обломки. За ней следует моя, влетев точно в разбитое окно магазина.

Взрыв моей гранаты лишь чуть тише, чем недавняя детонация светошумовой. Вся витрина магазина вылетает на улицу, а в следующее мгновение с грохотом обрушивается фасад здания.

Ненадолго повисшее изумленное молчание прерывается радостными возгласами ребят из второго отряда. Стоящий рядом Стрэттон смеется:

– Ну, можно и так, наверное. Снайпер устранен.

– Термобарические заряды вообще-то положено беречь для особых случаев, – говорит мне Бейкер на частоте команды. – Они дорогие.

– Беречь для чего? Я пару недель как из учебки, – отвечаю я. – Для меня попасть под снайперский огонь – нехилый такой особый случай.

И только когда весь отряд взрывается хохотом, я понимаю, что ответил по общему каналу связи.

* * *

Миссия завершается без всякого драматизма. Возвращаются пустые корабли, и второй взвод загружает гражданских, пока первый стоит на страже. Туземные революционеры, видимо, не решаются на второе нападение после побоища у ворот, и до конца нашего недолгого визита мы не видим на улице ни одной живой души.

Наконец десантные корабли готовы к отлету, и первый взвод отходит в сад у посольства двумя группами, которые поочередно прикрывают друг другу задницы. Это самая опасная часть миссии, и любой приличный тактик именно сейчас ввел бы тяжелую технику, чтобы расстрелять нагруженный транспорт, но у местных, похоже, уже не хватает духу, и мы поднимаемся на борт и отбываем целыми и невредимыми.

Вскоре после взлета корабли разворачиваются и возвращаются назад. Я чувствую вибрацию оружейных залпов, и несколько секунд спустя нас сотрясают несколько взрывных волн.

– Мы что, только что разнесли свое же посольство? – спрашиваю я сержанта Фэллон, сидящую через два места от меня.

– Ага, – подтверждает она. – Если уж мы все равно потеряем несколько миллионов, так лучше сжечь их самим, верно?

– Верно, – говорю я. – Но все равно это бессмысленная трата, нет?

Она смотрит на меня так, как будто я сказал что-то смешное:

– Война – это бессмысленная трата. Мы только что поломали хренову кучу чьей-то собственности. Не говоря уже о бедолагах, полегших зазря. Ты только помни, что они заварили эту кашу. Я-то с удовольствием осталась бы сегодня дома и выпила пивка в сержантском клубе.

* * *

Вроте Браво погибших нет. Одного из бойцов второго отряда, Гаррисона, сбил с ног первый выстрел снайпера, но его броня остановила пулю пятидесятого калибра. Такая штука вполне способна пробить щитки наших шлемов, и если бы стрелявший прицелился сантиметров на двадцать повыше, Гаррисон был бы мертв в ту же секунду. А так он отделался только синяком на груди, а снайпера разнесло на молекулы.

На современной войне гадать о результатах не приходится, и ни у кого нет шанса раздуть свои достижения и приписать себе придуманные подвиги. Компьютеры ТакЛинк записали битву с точки зрения каждого солдата роты, подсчитали количество убитых и проанализировали наши действия. Сержант Фэллон просматривает список убитых, который говорит, что я застрелил трех солдат противника из винтовки, это помимо снайпера, уничтоженного термобарической гранатой из моего подствольника. Честь устранения снайпера я делю с Хансен, но расчеты компьютера склоняются в мою пользу с вероятностью семьдесят пять процентов. Смерти настоящих людей, как на подготовке, сводятся к распечатанной табличке, только убитые не отряхнутся и не займут оборонительную позицию в следующем раунде. Сегодня я прервал жизни четырех человек, поставил точку в их биографиях, нажав на спусковой крючок.

Наверное, я должен бы серьезно поразмышлять об этом, задуматься, что эти солдаты так же, как я, хотели отслужить свой срок и получить за это деньги, но у меня не получается. Они пришли убить нас, а мы вместо этого убили их, и я не чувствую никакой вины. В чем-то это было похоже на коммерческую операцию – ничего личного, просто две группы наемных работников делали свое дело. Я не чувствую злости, или ненависти, или скорби по этим солдатам. Я ощущаю только радость успеха. Мы сразились с командой другого колледжа и задали им трепку. Я все еще дышу, мой дембель стал на день ближе, и это совсем неплохо.