Текст книги "Что бы сказал Ницше? Как великие философы решили бы ваши проблемы"

Мне скоро 50, черт возьми! Надоело работать бухгалтером. Может быть, стоит воплотить свою мечту и стать рок-звездой?

Лао-цзы • Артур Шопенгауэр • Карл Маркс • Жан-Поль Сартр

Почти у всех когда-нибудь наступает момент, когда мы подводим итоги жизни и обнаруживаем, что они нас не устраивают. Вы оглядываетесь на пройденный путь и видите, что стремление к безопасности и стабильности было пустой тратой сил. Вы начинаете отчетливее замечать упущенные возможности и несбывшиеся мечты. Поздравляю: у вас классические признаки кризиса среднего возраста – осознания, что вроде бы поздновато реализовывать упущенное. Если вы не сделаете прорыва сейчас, то уже никогда его не сделаете. Пришло время посмотреть, какие у вас есть варианты.

В том, как вы сформулировали вопрос, есть нота срочности, словно вы поняли, что время истекает, и есть вещи, которые вы хотели бы сделать (или вам нужно их сделать), пока еще не поздно. Ваша жизнь потрачена на работу, которая приносит мало удовлетворения, вы обеспечиваете семью, которая занимает большую часть оставшегося после работы времени, и свои мечты вам пришлось отодвинуть на задний план. Однако теперь вас настигло чувство разочарования, вас захлестывает желание вновь обратиться к мечтам, а сделанное вами прежде кажется просто бессмысленным.

Суть проблемы, сказал бы Лао-цзы (VI в. до н. э.), в вашем желании, это оно причиняет вам боль. Не разочарование от того, что вы чего-то не сделали, а именно желание что-то сделать. Особенно тот вид желания, который мучает вас в этот период жизни. Посмотрим правде в глаза: ведь вы, в вашем-то возрасте, скорее всего не добьетесь успеха в музыке, не так ли? Да, есть много стареющих звезд, но начинали они рано, а теперь лишь почивают на лаврах.

Печальная правда состоит в том, что вы смотрите на ситуацию нереалистично. Мечта записать великий альбом, а потом поехать со своей группой в мировое турне просто не исполнима. Даже хуже: если вы обманете себя и поверите, что это возможно, вы в итоге разочаруетесь, причем даже больше, чем разочарованы сейчас. Но если вы хотя бы не попробуете, то будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Зачем так с собой поступать, спросил бы Лао-цзы. Не лучше ли признать, что некоторые вещи находятся вне вашей досягаемости, и перестать о них думать? Научитесь быть довольным тем, что у вас есть, стремитесь к вещам, которых можете достичь, и перестаньте желать невозможного. Вот тогда вы обнаружите, что подлинное счастье достижимо.

Или нет, сказал бы Артур Шопенгауэр. Он утверждал, в отличие от Лао-цзы, которого считал наивным оптимистом, что мы никогда не сможем добиться настоящего удовлетворения. Жизнь – непрерывная череда разочарований, а кризис среднего возраста – период, когда мы яснее всего это осознаем. Возьмем вашу ситуацию. Если вы не сделаете ничего, вы обречены на жалкое существование бухгалтера, а в результате, очевидно, и на несчастную семейную жизнь. Попробуйте осуществить свою мечту стать рок-звездой, сказал бы Шопенгауэр, и хотя бы посмотрите, куда вас это приведет. Более чем вероятно, что вы потерпите неудачу, как большинство начинающих музыкантов. Их мечты и надежды рухнули. Но предположим, что ваш талант будет признан и вы станете звездой, как всегда хотели. Скорее всего, вам скоро надоест скука сеансов звукозаписи, тяжесть и однообразие туров, назойливость папарацци и неразборчивость фанатов. И вы вновь начнете мечтать о какой-нибудь другой жизни.

Если честно, говорит Шопенгауэр, в природе человека заложено думать, что трава за забором всегда зеленее, а потом обнаруживать, что она нигде не лучше, куда ни посмотри. Вы разочаруетесь не только в случае неудачи: даже успех не даст вам ожидаемого удовлетворения. Когда у вас есть цель и вы ее достигаете, стремиться больше не к чему, и жизнь кажется пустой. Но если вы не пытаетесь достичь цели, то будете постоянно хотеть чего-то недостижимого. Выиграть в этой игре невозможно. Такова жизнь: вы никогда не сможете удовлетворить свои желания и обречены на страдание.

Если вы считаете, что покупка быстрого маленького двухместного автомобиля, или смена вашего офисного костюма на сексапильный модный образ, или интрижка с кем-то на двадцать лет вас моложе помогут по волшебству вернуть вашу юность, – посмотрите в зеркало. Единственный проблеск надежды, который может предложить Шопенгауэр, в том, что у вас есть возможность заняться каким-то творчеством. Для мыслителя единственное спасение от неизбежных страданий, которыми щедро одаряет нас жизнь, можно найти в искусстве, и особенно в самом абстрактном из искусств – в музыке. Пусть гитара не сделает вашу жизнь более осмысленной и упорядоченной, она хотя бы даст вам некоторое утешение.

Без музыки жизнь была бы ошибкой.

Фридрих Ницше

Займитесь делом

Слава богу, не у всех философов такой мрачный взгляд на мир, как у Шопенгауэра. Но многие из них признают, что застревание на неудовлетворяющей работе может сильно повлиять на вашу жизнь. Это положение особенно волнует Карла Маркса (1818–1883): он понимает ваше желание вырваться из беспросветной скуки бухгалтерии. Он говорит, что у большинства людей нет такой роскоши, как работа, которой они наслаждаются и гордятся, которая приносит удовлетворение. В современном мире, с эпохи индустриализации, капиталисты полностью контролируют график дел, касающихся работы, и, если вы не из их класса, вы просто винтик в механизме промышленности. Как бухгалтер вы знаете, что начальство озабочено лишь чистой прибылью, а характер работы определяется тем, что наиболее продуктивно и прибыльно, а не тем, что удовлетворяет персонал. И поскольку скудный доход рабочих зависит от капиталистической промышленности, они вынуждены выполнять монотонный, унизительный, отчуждающий и опасный труд, от которого они не могут позволить себе уйти.

Действие музыки намного мощнее и глубже действия других искусств, ведь последние говорят только о тени, она же – о сущности.

Артур Шопенгауэр

Впрочем, есть альтернативы. По крайней мере, если вы верите экзистенциалистам. Например, Жан-Поль Сартр (1905–1980) сказал бы, что есть моменты, когда нужно делать выбор. Этот выбор, как правило, обусловлен экзистенциальным кризисом, таким как кризис среднего возраста, с которым вы столкнулись, или как та тревога, которую вы испытали подростком. В этом кризисе вы соприкасаетесь с реальностью собственной смертности и с фактом, что вы реально существуете, что у вас есть жизнь. В вашем непосредственном случае – с тем фактом, что ее осталось не так уж и много.

Понять эту штуку непросто, и большинство из нас задается вопросом: сможем ли мы найти какой-либо смысл в своей жизни. Сартр сказал бы, что это зависит от вас самих. Возможно, вы видите смысл в работе, но, вероятнее всего, вы понимаете: в жизни есть что-то еще, кроме хождения в офис и попыток разобраться с балансовыми отчетами. Кроме того, спросил бы он вас, это та деятельность, которую вы сами выбрали, или та, которую от вас ожидали другие и тем самым вас определили?

Сартр говорит: в жизни нет смысла, кроме того, которым мы сами ее наделяем. Вас могут определять другие люди и их ожидания, или же вы можете определить себя сами. Если вы выберете стать рок-гитаристом, им вы и будете, и в гораздо большей степени, чем бухгалтером, которым сейчас себя считаете. Потому что бухгалтерский учет был лишь уважаемым карьерным путем для человека вашего образования и социального класса. Простое зарабатывание денег не придает жизни смысла, особенно если это не более чем тяжелая и монотонная работа. Хотя она и способна делать что-то другое, создавать новое и следовать мечтам. Итак, посмейте шагнуть в неизвестность, живите рискуя. Бросайте себе вызовы, развивайтесь, испытывайте острые ощущения от риска. Если вы сами не сделаете выбор сейчас, вы навсегда останетесь определены чужими планами.

Принимая решение

Если вы, пока не поздно, жаждете сделать то, чего всегда хотели, возможно, стоит подумать о том, что говорил Лао-цзы насчет страданий, связанных с желанием недостижимого. Или об утверждении Шопенгауэра, что, независимо от ваших действий, вы не сможете достичь удовлетворения. Если это кажется вам пораженчеством, вы могли бы последовать совету Маркса и освободиться от оков капитализма или совету Сартра и найти какой-нибудь смысл в своей жизни.

Стоит ли свалить вину на коллегу, чтобы меня не уволили?

Фридрих Ницше • Никколо Макиавелли • Томас Гоббс • Жан-Жак Руссо • Адам Смит • Джон Форбс Нэш

Итак, вы с сослуживцем попались. Просто небольшое нарушение правил компании – но достаточное, чтобы привести к неприятностям. Ваш начальник подозревает (и он прав, к слову), что вы и ваш коллега собирались провернуть за его спиной нечто серьезное, но доказательств у него нет. Вам обоим грозит увольнение. Однако вам начальник предлагает сделку: выдвиньте обвинения против вашего коллеги – и отделаетесь легким испугом. Откажетесь – большие неприятности будут у вас самого.

Если вам нравятся фильмы про гангстеров, эта ситуация вам знакома. Полицейские поймали плохого парня и ведут переговоры с его адвокатом: обвинения будут сняты, если подзащитный назовет имена и будет свидетельствовать в суде. Выбор совершается между тем, чтобы сказать правду, поступив правильно и по закону, и верностью товарищам. Игра по правилам или воровская честь. И чисто практически необходимо взвесить, защитит ли полиция от возможной мести подельников.

Некоторые философы сказали бы: чтобы найти решение такой проблемы, надо перестать волноваться из-за вопросов морали и сконцентрироваться на собственных интересах. Например, Фридрих Ницше посоветовал бы забыть весь этот альтруистический вздор насчет верности и правила «поступай с другими так, как хочешь, чтоб поступали с тобой». Это, по его мнению, «рабская мораль»: этический кодекс, навязанный священниками, чтобы помешать нам преуспеть. Вы должны преодолеть свои сомнения и неуместные представления о морали, чтобы добиться успеха. И не думайте, что вам будет трудно порвать с идеями о добре и зле, которые в вас вдалбливали с рождения. Вы ведь уже скомпрометировали свою моральность, нарушив правила. Шагнув в мир за пределы добра и зла, вернуться назад нельзя. Вы должны быть верны самому себе, а не своему коллеге, начальнику или компании. Выберите лучший вариант из предложенных. Сдайте другого и живите дальше спокойно.

Естественное право, называемое обычно писателями jus naturale, есть свобода всякого человека использовать собственные силы по своему усмотрению для сохранения своей природы, то есть собственной жизни, и, следовательно, свобода делать все то, что по его собственному суждению и разумению является наиболее подходящим средством.

Томас Гоббс

Как и ожидалось, точно такой же совет дал бы и Никколо Макиавелли. Мораль хороша в частной жизни, но здесь бизнес: либо ты, либо тебя. Как и вы, ваш коллега понимал, что стоит на кону, когда вы решили надуть компанию, и ему не следует жаловаться, если он получит по заслугам. Тем не менее никто не любит стукачей, и он может обозлиться. Прежде чем вы свалите вину на него, убедитесь, что начальник уволит его тихо и без проблем. Но если есть шанс, что партнер по преступлению может отомстить, возможно, лучше взять вину на себя. Жертва, но не из доброты. Страховка, скажем так. И кстати, он останется у вас в долгу.

Личная выгода

Впрочем, не все философы так безжалостны, как Макиавелли, и большинство из них смотрели бы на вашу ситуацию как на этическую проблему. Но Томас Гоббс (1588–1679) так же цинично отнесся бы к вашим мотивам. Он бы признал, что, хотя вы и можете притворяться, будто пытаетесь понять, какой вариант выбора морально правилен, на самом деле вы ищете лучшего только для себя. Такова человеческая природа. Именно потому, строго сказал бы он вам, у нас и есть правила и законы: не давать каждому просто брать себе то, что он может взять, невзирая на других. В разбираемом случае авторитетная фигура – ваш начальник. Вы должны сделать именно то, о чем он вас попросит.

«Вздор!» – ответил бы Жан-Жак Руссо (1712–1778). Вот ведь предубежденный взгляд на человеческую природу! Если бы не эти правила и положения, ситуация вообще бы не возникла. Согласно Руссо, виновата система, потому что она не ценит такие вещи, как дружба, верность, альтруизм, а вместо них превозносит материальное, да еще и устанавливает законы для защиты собственности. Это понуждает нас к поведению, идущему вразрез с естественными склонностями сотрудничать и делиться. Ваш начальник, манипулируя ситуацией в собственных интересах, поставил вас в положение, где человек человеку волк. Более того, вероятно, именно из-за его эгоизма, жадности и собственничества вы и решили надуть компанию. Не заключайте с ним сделку, посоветовал бы Руссо, лучше идите и поговорите с коллегой. Люди по природе склонны к сотрудничеству, а не только замотивированы стремлением к личной выгоде. И вас, и вашего начальника испортили установленные правила, но можно кое-что сделать, чтобы это исправить: поговорить с коллегами и сообща понять, как разрешить ситуацию и не допустить ее повторения.

Итак, мы видим две противоречащие друг другу концепции человеческой природы. Казалось бы, как вам поступать, зависит от того, какую из них вы для себя примете. Но Адам Смит (1723–1790) придерживается умеренных взглядов на природу человека, его позиция – золотая середина между этими крайностями. Как экономист, он больше всего обращает внимание не на то, что люди должны или не должны делать, а на то, что они действительно делают и как себя ведут. Он приходит к выводу, что обычно мы действуем из соображений личной выгоды, но это не значит, что мы не можем при этом быть и альтруистами. Он бы объяснил, что таков механизм рыночной экономики. Люди не производят товары и не предлагают услуги из сердечной доброты: они делают это, потому что хотят денег. Очевидно, им надо учитывать и потребности других. Людям приятно, когда их товары ценят, но это не основная мотивация.

Поскольку все так поступают, создавая вещи и оказывая услуги ради прибыли для себя, но в то же время предоставляя вещи и услуги, в которых нуждаются другие, – все что-то от этого получают. Однако это не просто личная выгода. Смит утверждал бы, что, хотя наши инстинкты призывают заботиться в первую очередь о себе, мы все же являемся разумными существами. И если мы анализируем свое поведение, то следует его рассматривать с позиции разума.

Итак, обращаясь к вашей проблеме, Смит попросил бы вас взглянуть на нее рационально, а не этически, и понять, что лучше всего для вас. Затем посмотреть: может быть, есть что-то, что будет лучшим и для других. Давайте изучим ваши варианты. Вы можете поговорить с начальником и обвинить своего коллегу: это лучший вариант для вас и, кстати, неплохой для начальника, но коллеге он навредит. Или же вы можете защитить своего друга, но тогда и вы, и ваш начальник много потеряете.

Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов.

Адам Смит

Если так, то вы и ваш коллега противостоите друг другу. Смит бы сказал, что конкуренция хороша для потребителя: она помогает росту производительности и снижению цен. Но она необязательно так же хороша для производителей. Мы привыкли думать, что конкуренция – здоровая ситуация в бизнесе, но Смит указал бы, что в некоторых случаях рациональнее (то есть в наших лучших интересах) было бы сотрудничать, а не конкурировать друг с другом. Производители заключают друг с другом соглашения и объединяют ресурсы, чтобы воспользоваться преимуществами эффекта масштаба и повысить продуктивность рабочей силы. Действуя циничнее, бизнесмены могут образовывать картели, по существу монополии, и у клиентов не остается выбора, кроме как покупать продукцию по продиктованным ценам. Потому Смит посоветовал бы вам понять, какую выгоду вы получите от сделки с начальством, но также проверить: возможно, сделка с вашим коллегой будет выгоднее.

Выиграть или проиграть

Чтобы осуществить действительно рациональный выбор, нужен математик. Обратимся к Джону Форбсу Нэшу (1928–2015), основоположнику теории игр, которая заставила многих философов по-новому взглянуть на вопросы морали. Нэш говорит: если мы посмотрим на житейские ситуации как на некие игры, то предположим, что успех – это победа в них, а эти игры конкурентны. Но если мы изменим образ нашего мышления, то увидим, что во многих ситуациях речь не о победе одной стороны и поражении другой: возможен исход, где обе стороны выигрывают. Но это означает отказ от идеи конкуренции и принятие элемента сотрудничества. На вашу ситуацию вы можете смотреть как на конкуренцию между вами и коллегой: если вы выиграете, он проиграет, и наоборот.

Менее очевидный взгляд на игры без сотрудничества – изучение игр, где оно все-таки есть, то есть игр с кооперацией. Под такой игрой мы понимаем ситуацию, включающую обычный набор игроков, полностью определенные стратегии и выигрыши, но с предположением, что игроки могут и будут сотрудничать друг с другом.

Джон Форбс Нэш

Есть и другой вариант. Предположим, что вас и вашего коллегу поймали, когда вы ездили на корпоративной машине по личным делам. Ваш начальник знает, что вы также украли имущество компании, но доказать этого не может. Вам он предлагает сделку: признайтесь и обвините сослуживца, тогда вы будете освобождены от ответственности, а он уволен и серьезно наказан, вплоть до тюремного заключения. Иначе, если вы будете молчать, оба получите мягкое дисциплинарное взыскание, а ваши зарплаты будут урезаны. Вы знаете, что начальник предлагает вашему коллеге такую же сделку. Если оба признаются и обвинят друг друга, то оба будут уволены, но уголовные обвинения выдвигаться не будут.

Что же делать? Очевидно, что вам хочется выиграть (или хотя бы не проиграть). Если вы признаетесь и обвините коллегу, есть риск, что он сделает то же самое, – тогда вы потеряете работу. Если вы промолчите, то в итоге можете оказаться без работы и в тюрьме, если коллега обвинит вас, но отделаетесь легким испугом и урезанием зарплаты, если он тоже промолчит. Так что лучший вариант для вас обоих – сотрудничать друг с другом и держать рот на замке. Это взаимовыгодная ситуация. Если вы не будете сотрудничать, ставки сильно повысятся. И, вероятно, именно это решение будет лучшим и для вашей совести.

Принимая решение

Если это просто вопрос самосохранения, за поддержкой можно обратиться к Ницше или Макиавелли. Также вы можете взглянуть на ситуацию как на возвращение к законам джунглей и рассмотреть политические решения Гоббса или Руссо. В качестве альтернативы стоит поискать рациональное решение, как у Смита или Нэша, которое оказалось бы лучшим для каждой из сторон.

Честное слово, у моего компьютера есть собственный разум…

Алан Тьюринг • Джон Сёрл • Рене Декарт • Гилберт Райл

Чаще всего компьютер делает ровно то, что вы ему велите. Иногда же он или совсем не отвечает, или делает, что ему заблагорассудится. Это как отказаться делать то, что вы его попросили! Конечно, это глупости: компьютер – это всего лишь машина, неодушевленный предмет, но изредка он ведет себя так, будто у него есть собственный разум. Тут вы отпускаете на волю свое воображение, приписывая дополнительные смыслы тому, что делает ваш компьютер, поскольку машины не могут мыслить. Ну, или, по крайней мере, они мыслят не так, как мы.

Хотя многие ваши коллеги вряд ли согласятся с этой идеей и посмеются над мыслью, что компьютер противится вашей воле, им придется согласиться с тем, что доля истины в этом все же есть. Может, сегодня устройство на вашем столе и не умеет думать, как человек, но если создадут компьютер, у которого это получится? Пусть это и звучит как сюжет из научной фантастики, но вполне реальный.

На заре компьютерных наук вопрос искусственного интеллекта был предметом жарких дебатов, а пионеры этой области, например Алан Тьюринг (1912–1954), были вынуждены обращаться к некоторым философским допущениям. Как только стало понятно, что возможно создать программируемую вычислительную машину – предшественник того, что мы сейчас называем компьютером, – люди начали спрашивать: «Могут ли машины думать?» Тьюринг понимал, что их не устроит простой утвердительный или отрицательный ответ, и предположил, что можно создать процедуру научной проверки, чтобы определить, обнаруживает ли машина признаки разума.

Проведем тест

Тест Тьюринга прост и основан на популярной салонной игре первой половины XX в. «Игра в подражание» заключалась в том, что два человека, мужчина и женщина, отправляются в отдельную комнату, а третий игрок задает им вопросы, на которые они письменно отвечают. Затем спрашивающему нужно догадаться, кто из его собеседников женщина, а кто – мужчина. Правила в тесте Тьюринга такие же, но вместо мужчины и женщины на вопросы отвечают человек и машина. Тьюринг подчеркивал, что этот тест измеряет не способность давать правильные ответы (что продвинутый компьютер делал бы с большей точностью, чем человек), а именно отвечать по-человечески.

Машины очень часто застают меня врасплох.

Алан Тьюринг

Считается, что машина прошла тест, если спрашивающий не может решить, исходя из полученных ответов, какие поступили от машины, а какие – от человека. Однако, что значит для машины пройти тест (и здесь Тьюринг уже перешел бы от науки к философии)? Он сказал бы, что машина, чьи ответы неотличимы от человеческих, тем самым проявляет интеллект. Искусственный, но все-таки интеллект. А если совсем прижать ученого к стенке вопросом «Так машина все-таки думает?», то он бы улыбнулся и ответил, что она не думает в том смысле, в каком мы воспринимаем процесс раздумий. Но как тогда назвать то, что она делает? Он счел бы, что ответ на этот вопрос зависит от вашего понимания слова «думать».

Вам может показаться, что Тьюринг уклоняется от проблемы. Вы не сомневаетесь, что ваш компьютер делает нечто, что можно было бы назвать мышлением, но вы хотите знать, есть ли у него собственный разум, понимает ли он, что делает, имеет ли намерение это делать. Джон Сёрл (р. 1932) постарался бы убедить вас, что ваше первое впечатление верно: компьютер на самом деле не знает, что делает. Чтобы доказать этот тезис, он сказал бы, что у него есть программа, которая может обрабатывать вопросы, записанные иероглифами на северокитайском диалекте, и давать на них верные и понятные ответы также на китайском языке. Программа делает это настолько хорошо, что компьютер, на котором она стоит, прошел бы тест Тьюринга, поскольку его ответы для китайца будут неотличимы от человеческих. А теперь, сказал бы Сёрл, представьте человека, который не знает китайского, но при этом находится в комнате с доступом ко всей информации, заложенной в программе. Если этому человеку выдать вопрос, написанный по-китайски, он смог бы, следуя инструкциям программы, породить убедительный ответ на китайском, при этом не понимая ни единого китайского иероглифа.

Не это ли и есть, спросил бы Сёрл, то, что делает компьютер? Следует инструкциям без малейшего понимания, что он делает, но при этом создает впечатление, будто он знает, что делает? Сёрл утверждает: мышление, несомненно, включает понимание предмета мышления. То, чего не хватает машинам, – это осознанность, то есть, помимо прочего, комбинация понимания, ощущения, осознания и намерения. Поэтому то, что делает компьютер, нельзя назвать словом «мышление». А поскольку это не мышление, нельзя говорить, что у компьютера есть хоть какой-то разум.

Однако давайте ненадолго перевернем этот аргумент с ног на голову. Если машины не могут думать, так как у них нет разума, то что же можно сказать о нас, людях? Не является ли наш мозг просто сложным природным компьютером? Рене Декарт (1596–1650) с этим бы не согласился. Он заявил бы, что люди уникальны, поскольку имеют и физическое тело, и нефизический разум. Он объяснил бы, что пришел к этому заключению при помощи научного анализа: если бы у него не было рациональных оснований верить в то, что нечто неопровержимо верно, он бы отбросил его.

Представьте, сказал бы он, что существует злой демон, призванный вас мучить. Он заставляет вас сомневаться во всем, что вы знаете об окружающем мире. Также он способен обмануть любой из ваших органов чувств, и вы не можете верить тому, что вы видите, слышите, ощущаете и так далее. Раз вы не можете верить ничему из восприятий вашего тела, может быть, его и вовсе не существует. Приходится сомневаться в собственном существовании.

Призрак в машине

Не стоит торопиться с выводами. Если вы сомневаетесь в собственном существовании, должно быть то, что сомневается, – это как раз и есть вы. Вы думаете, а значит, существуете, или, как говорил Декарт, «cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно, я существую»). Поскольку вы уже выяснили, что ваше физическое существование может оказаться иллюзией, это самое «вы» способно быть чем-то другим – нефизической сущностью, способной к мышлению и отдельной от тела. Декарт говорит: это то, что некоторые называют духом или душой, однако он сам назвал разумом.

Теперь, если отогнать демона сомнений и вернуться к ощущениям, вы поймете, что ваше тело дает вам информацию о материальном мире, тогда как разум обрабатывает информацию мира ментального. Хотя тело и разум являются разными сущностями разной природы, материальной и нематериальной, они с очевидностью связаны и способны взаимодействовать между собой. Декарт объяснил бы, что полем их взаимодействия является мозг (конкретнее, область около шишковидной железы).

Разум – это сущность, но сущность иного типа, чем тело.

Гилберт Райл

Однако Гилберт Райл (1900–1976) сказал бы, что Декарт несет полную ерунду. Райл считал, что Декарт виновен в смешивании двух разных вещей: физического тела с органами чувств и мозга, а также их свойств и функций. Это похоже на разницу между абстрактной идеей «электорат» и живыми людьми из плоти и крови, имеющими избирательное право. Конечно, существует то и другое, хотя они относятся к разным категориям; так же равнозначно существуют как разум, так и тело. Фундаментальная ошибка Декарта кроется в ошибке категоризации: он утверждал, что разум и тело принадлежат к одному и тому же типу объектов, даже несмотря на их разделенность, и это привело его к полностью ложному выводу о существовании «призрака в машине». Его нет. У вас есть жизнь разума, которая является функцией вашего физического тела, и это две разные, но неразделимые вещи. Физически в нас существуют разные типы тканей, из которых построен наш организм, а то, что мы называем разумом, – это описание одного из его свойств.

Если в машине человеческого тела нет никакого «призрака», с чего бы машине быть чем-то иным, чем совокупностью веществ, из которых она сделана? Несомненно, в вашем компьютере нет никакого «призрака», а его «разум» заключается только в том, что он делает, то есть в том, что его запрограммировали делать. И поскольку еще не выработалось понимание, что же такое сознание (по крайней мере, пока), вряд ли кто-нибудь сумеет запрограммировать компьютер так, чтобы у него появилась осознанность, намерение или понимание, что он делает. С другой стороны, наш мозг – это скопление клеток, соединенных в сеть с электрическими импульсами. Но если, несмотря на это, он позволяет нам думать и иметь сознание, то почему набор сложных электронных схем должен от него отличаться? Разве нельзя их действия назвать мышлением?

Принимая решение

Могут ли компьютеры думать? Это зависит от того, что мы понимаем под «мышлением»: две точки зрения на это предлагают Тьюринг и Сёрл, называя то, что делают компьютеры, мышлением или обработкой информации. Но отличается ли это от того, что делает наш мозг? Можно согласиться с Декартом, который говорит, что разум отделен от физического тела, а можно – с Райлом, утверждающим, что «в машине нет призрака».