Текст книги "Эпоха Големов. Эпидемия Свободы"

«Влип… На незнакомой планете без средства передвижения и существования. Что теперь? Бежать в посольство? А где оно? Леса кругом. Может, его здесь и нет вовсе? Стоп! Наверняка, стоит глиссер возле здания какого-нибудь местного правоохранительного органа, дожидаясь хозяина, а сами ловцы космической преступности – штрафа за что-нибудь вроде неправильной парковки. Хорошо бы, если так. Только почему я здесь, в каком-то дрем-дремучем лесу? Почему никто не позаботился о лежавшем без сознания человеке? Что-то не клеится, не сходится».

Вдруг защекотало в руке. Я быстро почесал и к чему-то мельком покосился на своё предплечье. Уж не знаю, к чему и что я хотел там увидеть. Да и не думал, что мог бы заметить на себе нечто необычное. Рука и рука – кожа да вены…

Но на внутреннем сгибе локтя чуть заметно синел след от инъекции!

Мной овладел целый рой чувств, вихрящийся и гудящий. Более всего проявилась какая-то растерянность. Даже страх.

Что же это такое, думал я, как же так! Некто подошел к другому, пока тот находился без сознания, и произвел инъекцию. Ввести в вену мог все что угодно! От снотворного до мутировавшего вируса Дельта-Эбола, что убивает решительно и в считанные дни, вакцины от которого нет до сих пор!

Я представил все ужасы мучительной и бесповоротной смерти так ярко и близко, что потемнело в глазах и почудилось, что вот-вот снова рухну без памяти. Но стоять вечность, находясь в прострации среди этого нарушенного моим появлением леса я тоже не мог. Жалеть себя и наводить панику время не позволяло. Необходимо было действовать, причем очень быстро.

Не зная, какую сторону выбрать, я пошел наугад, надеясь, что куда-нибудь да выйду, кого-нибудь да встречу. Понемногу, может, часа через два, лес поредел и расступился…

Между зданиями стояли космические корабли типа «В», то есть, к которым можно приписывать приставку «мини», и рассчитанные на малые пассажирские группы – не более восьми человек…

Вертолет! Он стоял среди кораблей, такой продолговатый, хищномордый, с двойным винтом и добавочным в хвосте. На темно-сером боку виднелся потертый красный крест.

Среди сверкающих корпусов-попугаев зачуханым воробьем сидел мой глиссер! Его, будто на базаре, осматривали люди. Двое выносили из кабины контейнеры с провизией, которую я так ответственно для себя заготовил.

Я выбежал к ним с криком:

– Кто такие?! Положить на место! Отойти от корабля!

То ли приказной тон, а может, мой разъяренный вид повлиял на незнакомцев, но коробки были брошены. Вытаращились удивленно-испуганные глаза грузчиков.

– Это мой корабль! По какому праву…

– Успокойтесь, уважаемый, – елейным голосом произнес представительного вида мужчина, выглянувший из люка моего глиссера. Он театрально медленно спустился по трапу и шагнул мне навстречу, – Кто вы, собственно, такой?

– Хозяин глиссера, который вы тут, смотрю, уже грабите!

– Тише, молодой человек. Выбирайте тон, разговаривая с мэром города.

– Какого города? – я покрутил головой, пытаясь высмотреть в чаще признаки городской цивилизации.

– На территории которого находитесь…

– Не скажете ли мне, мой дорогой господин мэр, что это такое? – я вытянул правую руку.

– Э-э… нисколько не сомневаюсь, что это, должно быть, ваша правая рука?..

– Вот! Вот это что? – воскликнул я, и указательный палец моей левой руки ткнул в черную точку на вене.

Мэр склонился так низко, что едва не задел носом мою руку.

– Да вы еще и любитель употребить запрещенные вещества?!

– Не прикидывайтесь! Если мой корабль у вас, значит, кто-то из ваших и сделал мне укол. Что мне ввели, признавайтесь!

– Не валяйте дурака, – произнес чиновник и как-то каркающе усмехнулся, – Вы обкололись! Да еще, уверен, провезли на нашу планету груз с наркотиками. Обыск это подтвердит…

Я понял, что ситуация усугубляется, причем, неизвестно с какой стати. Что за интерес подводить первого встречного и ни в чем не повинного человека под эшафот? Нужно было скорее ретироваться. Но внутренний пессимистический или просто объективный глас произнес, что, скорее всего, – не удастся.

– Извините, но я тороплюсь, – я кивнул и направился к глиссеру.

– Стой! – взвизгнул мэр, – Пойдешь, когда я скажу!

Двое, до этого таскавшие контейнеры, перегородили дорогу. Я развернулся на каблуках.

– Ладно, господин, мэр. Делайте, что хотите. Но при чем здесь я?

– Вот и мне интересно, при чем? – он нагловато ухмыльнулся.

– Я едва не разбился при посадке на вашу планету. На корабле кончился кислород. Плюс ко всему, опаздываю. Что вам нужно? Могу я лететь?

– Нет, лететь вы не можете, – сухо произнес он и вытянул руку, – Во-первых, ваши документы.

Я, едва скрывая раздражение, протянул левую руку, запястье которой охватывал тонкий браслет, и вызвал голографию цифровых подлинников документов, удостоверяющих мою личность, удостоверяющих имущественные права на дедушкин глиссер, удостоверяющих право управления космическим кораблем класса B и так далее, все что запрашивал мэр…

В этот момент появилась мысль, что, наверное, не стоило так резко пылить в адрес этого напыщенного мэра. Всё-таки он представляет власть, с которой порой шутки плохи… Может быть, я немного погорячился, нагрубив этому чиновнику? Воображение уже рисовало не очень приятные последствия. Произойти могло все, что угодно. Видно, здесь отсутствовали должный порядок и строгий надзор за деятельностью местных бюрократов.

Теперь необходимо как-то выкручиваться. Судя по жадно бегавшим по обшивке глиссера глазам мэра, возникало ощущение, что просто так он не отстанет.

– Могу поинтересоваться, – спросил я, пока он изучал документы, – как так получилось, что вы не оказали мне первой помощи и бросили в лесу среди валежника?

– Мы вас не видели, – не отрываясь от документов, пробубнил он.

Вот так все просто. Хотя, о чем я? Должен еще быть благодарен, что крепче не стукнули по голове чем-нибудь тяжеленьким, пока лежал без сознания.

– А долго я отсутствовал?

– Со вчерашнего дня.

Ответ несколько приободрил, насколько можно приободриться жертве подобной ситуации. Значит, все-таки не вирус Дельта-Эбола! Снотворное, всего лишь снотворное! «Или Дельта-Эбола и снотворное», – снова проснулся внутренний мой пессимист. «Нет, нет, – я начал перекрикивать в душе своего невидимого и неслышимого другим собеседника, – снотворное, только снотворное!» Судя по не очень четко соображающей голове и возникшему легкому подташниванию, какой-то дешевый транквилизатор с кучей побочных эффектов. Может, даже снятый с производства миллион лет назад до нашей эры.

– Следуйте за мной, – бросил мэр через плечо, неожиданно направившись к одному из пятиэтажных зданий.

– Куда?

– Для составления протокола.

– Разве это в вашей компетенции?

– Здесь все в моей компетенции. По решению Международной Конвенции главы муниципальных образований на планетах с малочисленным населением имеют расширенную сферу полномочий. Вся власть, кроме судебной, в моих руках. Еще вопросы?

Вопросов больше не возникало. С хмурым видом я поплелся следом за этим странным представителем «всей власти, кроме судебной».

Апартаменты мэра, расположенные на втором этаже, разительно отличались от фона и, если можно так выразиться, от состояния этого мира. Дремучие леса да наспех построенные неказистые здания вряд ли сочетаются с богатым спейс-интерьером помещения, подозрительно оснащенного аппаратурой не только используемой простым пользователем: голографический картограф вселенной, мультифакс, раскрытые браузеры различных информационных сетей, но и сугубо военными разработками. Например, гиперпространственный локатор, способный вычислять корабли не только в реальном, но и гиперпространстве. Чиновник, судя по всему, ничего не стеснялся и не боялся. Полной грудью вдыхал он лесной аромат собственной вотчины, где ему, видимо, помогали не только стены, но и мохнатая лапа, тянущаяся через весь космос со стороны Галактического Центра.

О гиперпространственном локаторе я узнал недавно из журнала «О войне», публиковавшего как труды различных стратегов и тактиков, художественные произведения на тему различных войн, так и обзоры свежих (и не только) военных разработок. Естественно, что статьи содержали достаточно скромную информацию об оружии, основной принцип действия которого не должен был оглашаться. К таким относился и локатор.

Кабинет оснащался еще какой-то странной аппаратурой, назначения которой я не знал.

– Присаживайтесь, – будто сквозь сжатые зубы произнес мэр и указал на кресло перед столом, совершенно не смутившись моего подозрительного взгляда, прикованного к локатору.

Присев, я отметил, что кресло лишено всякого удобства и разительно отличается от роскошного сиденья мэра. Спинка не выгнута по вертикали, как у нормальных стульев, а вогнута, так что сидящий оказывался едва ли не в позе эмбриона. При этом голову держать гордо не получалось и смотреть приходилось исподлобья, а подлокотники оказались приподняты на очень неудобную для человеческого тела высоту. От этого положение рук становилось таким, будто человек неумело пытается изобразить зайца на школьном утреннике или динозавра с недоразвитыми передними конечностями.

Глядеть на посетителя в момент «пытки креслом» без жалости было невозможно. Уверен, что оно создавалось под заказ с целью внушить посетителю его ничтожность перед вальяжно восседавшим мэром. Пусть сидеть на «кресле уничижения» сейчас пришлось и мне, но я не мог не оценить гениальности изобретения. А на спинку старался не откидываться, хотя расположенное под углом сиденье стула тянуло все тело назад и приходилось изрядно напрягаться, чтобы не ухнуться на треклятую спинку.

– Итак, – продолжил мэр, – начнем с самого невинного вопроса. Зачем вы здесь?

– Я уже, кажется, говорил, что едва не потерпел крушение. На глиссере иссякли запасы кислорода… неожиданно. На подлете к Аполлону-13 всегда что-нибудь происходит, ни для кого не секрет…

– Вы мистифицируете, молодой человек.

– Я вру, по-вашему?

– Вам виднее. А знаете, что без предварительного согласия Диспетчера посадка на Аполлон-13 запрещена и рассматривается как административное правонарушение?

– Откуда мне знать, я здесь впервые!

– Не знание закона, как известно, не освобождает от ответственности.

– Не в моем случае, – решил парировать я, – Аварийная посадка…

– Вы могли связаться с Диспетчером и запросить свою аварийную посадку. Ведь могли?

«Мог, – ответил разум, – А ведь мог, черт побери! Нет… какой запрос?! Жить оставалось двенадцать минут!»

– Вы должны учитывать, что в тот момент я находился в состоянии аффекта, запас кислорода быстро стремился к нулю. Ни о какой связи никто никогда бы не подумал!

– Это докажет наша экспертиза, а суд установит степень вашей вины, – беспристрастно заявил чиновник.

– Вы что, хотите раздуть все до размеров судебно процесса? – удивленно спросил я, хотя подозревал: просто так покинуть планету не дадут.

– Ну-у… все зависит от вас, молодой человек, – с легкой улыбкой произнес мэр, – Что вы на меня все волком смотрите? Я как лучше стараюсь, всё прекрасно понимаю и хочу, наоборот, помочь. Если планета еще мало обжита, так некоторые думают, здесь одни дикари. Совсем наоборот. На Аполлоне-13 сидят люди неглупые, имеющие даже по несколько высших образований…

Я сразу обратил внимание на сказанное им «сидят люди». Вот именно – сидят. Но не живут. Сразу понятно, что Аполлон-13 видят только как средство обогащения. «Загубить» несколько лет, выдоить из планеты, сколько успеют, и рвать когти в большой и светлый мир, полный веселья, вина, красивых женщин и цветных огней, покупать неимоверных размеров космические яхты и уютные планетки себе и своим детям.

– Простите за нескромность, – продолжал чиновник, – могу поинтересоваться, куда вы держите путь?

«Скользкий, гад. Думаешь, мне непонятна твоя тактика? Прижать к углу, а потом показать, что есть выход из проблемной ситуации. Есть… но только один. Который сам и предложишь. А мне, по-твоему, он должен показаться даром господним. Мог бы не тратить время, сказал бы сразу…»

Во мне кипела злость, непонятно, откуда взялось ее столько. Едва не плюнул в его порядочную с виду физиономию. Если бы мог, то вынул бы его душу, представлявшуюся мне осклизлым сгустком, и бросил бы на колосники ада. Если бы мог. Но все, на что я сейчас имел право, – кряхтеть и ерзать в крайне неудобном для любых переговоров кресле. Хотелось скорее все закончить на любых условиях, встать и покинуть Аполлон-13 навсегда.

– На Землю, – ответил я.

– Можно поинтересоваться, зачем? Конечно, много людей сейчас отправляются как бы в паломничество на историческую родину – просто чтобы познакомиться, вдохнуть ее атмосферы, пропитаться энергией. Говорят, бывали случаи, когда безнадежно больные, прилетая, излечивались сами собой. А вы?

– Я не больной паломник. Я школьный учитель… писатель, и отправляюсь на Землю, чтобы издать труды…

– Серьезно? Только подумать, разговариваю с творческой личностью в ее классическом проявлении! Ах, как мало нынче рождается талантов… – протянул мэр, в его глазах отразилась наигранная тоска, он явно переигрывал, – Вот, молодой человек, вы талантливы и умны, но по воли случая попали в такую, прямо скажем, не очень удачную ситуацию. Конечно, должны понимать, что мой долг составить протокол и предъявить штраф. А если не согласны, протокол будет подшит к делу, которое, обычно, собирается никак не меньше недели, учитывая различные экспертизы и запросы в банки данных. А дело отправляется в подведомственный суд. Еще неделя для анализа, подготовки и судебного заседания. Уверен на все сто, суд примет решение не в вашу пользу. Даже могу высчитать примерный размер штрафа. Хотите?

– Попробуйте, – стало интересно, сколько сдерут за то, что я чуть не погиб.

Мэр выудил из кармана цифровой органайзер и, мурлыча что-то под нос, начал считать. Через минуту он показал цифры. Сначала я не понял, что означала данная строка и бессмысленным взглядом смотрел на ряд черных знаков в окошечке программы-калькулятора. 138700. Если принять их за мировую денежную единицу, каковой давно уже стала галата, то на счет, выставленный моей скромной персоне, можно было приобрести полтора моих глиссера. Ладно, проштрафился, но на столько!

– Что это? – спросил я неожиданно севшим голосом.

Глава планеты даже не поленился скрыть вида, что его радует моя реакция:

– Сумма штрафа.

– А почему так… много?

– Вы можете и сами посчитать, молодой человек. Штраф за нарушение границы, за ущерб имуществу. Сколько вы загубили вековых деревьев? Порядка сотни, я полагаю? Плюс за экспертизу, за судебные издержки. Это, не учитывая вашего двухнедельного проживания на Аполлоне-13. Хотя, комнату я смогу вам выделить и так, я же не изверг. Но что касается питания – расходы с вашего кошелька, – он сделал длительную паузу, словно давая время переварить информацию, осознать положение прижатого к флажкам зверя, – Не стану скрывать, молодой человек, вы мне симпатичны. Всей душой хочу помочь и предлагаю следующий вариант. Штраф оформляю по минимуму, глиссер конфискуем, но из местного бюджета вам выделяется полторы тысячи галат как разница за конфискованный корабль, чего хватит и на Землю слетать и домой вернуться. Вы, кстати, где живете?

– На Сухасулу, – не слыша собственного голоса, произнес я.

Как меня раздражал его елейно-добродушный тон, сочувствующий взгляд, беспрестанное «молодой человек» и «хочу помочь», звучавшее, как «хочу похоронить»…

– Если согласны, то завтра же улетите. Утром прибывает корабль с грузом, а вечером возвращается на Землю. Выделим шикарную комнату, переночуете, днем прогуляетесь, осмотритесь, хотя здесь нет достопримечательностей, но планета ценится девственной природой. Решайте. Ответ нужен сейчас, чтобы успеть все оформить.

Решение далось легко. Так как иного выхода, действительно, не предвиделось. Я попал в передрягу, помочь искать было не у кого. В первый миг, конечно, возникла мысль, что мэр врет. Но даже если так, то суд не поможет – наверняка все здесь повязаны одной веревочкой. Скандалить, кричать, заявлять о своих зыбких правах сейчас – все равно, что махать транспарантом перед звездами, болтаясь на без скафандра на орбите.

– Согласен, – одними губами произнес я.

В глазах резко потемнело, сдавило в висках. Я кое-как встал, выпрямил скрюченное креслом тело и, пошатываясь, покинул кабинет.

Полумрак, царивший на планете благодаря густым лесам, медленно переходил во тьму – садилось солнце.

Я расположился на кочке, обросшей серебристым мхом, ощущая спиной широкий, узловатый ствол лесного исполина. Дерево дарило странные для неместного жителя ощущения: внутри тела разливалось нежное, едва ощутимое тепло и ощущение уюта, хотя внешне, спиной я чувствовал лишь, что упирался в твердую поверхность…

В сгущавшихся сумерках кто-то принялся стрекотать. Тихо, подобно десятикратно ускоренному звуку секундной стрелки, через несколько минут – быстрее. Вскоре к тиканью прибавился еще и тихий сип. В ту секунду подумалось, что сейчас по лесу разнесутся песнопения хора местной фауны. Но когда прислушался, стало ясно, что какофония сотен инопланетных цикад (или кто там прятался в чаще?) слуха моего не достигнет – звуки издавало одно и то же существо. Спустя короткое время во тьме леса застрекотало-засвистело второе насекомое… или животное. Через пару мгновений начала звучать, как показалось, уже вся семья, прайд или стая…

Обладатели негромкого, приятного стрёкота не показывались, и воображение рисовало скачущую где-то по мягкому мху то ли тучку шестиногих кузнечиков, то ли сидящих на ветвях иных полужесткокрылых, а может даже и членистохоботных, проснувшихся для своих повсеночных игрищ.

В иной момент ничто не помешало бы мне насладиться этим прекрасным теплым лесом, обладающим какой-то светлой древней магией… но, космический дьявол их всех побери! Кто только придумал такие высокие штрафы? Это же… не по-человечески! Это же… антидемократично!

В расстроенных чувствах я даже не мог подобрать нормальных бранных слов, чтобы выразить негативные эмоции, порожденные вопиющей несправедливостью и чиновничьем беспределом по отношению к рядовому жителю галактики. Во мне кипел котел возмущения, отравляя мысли едким зеленым паром ненависти к роду человеческому.

Ну надо же так! Отняли корабль за посадку без предупреждения… Что дальше? За переход проезжей части в неположенном месте лишат физической возможность передвигаться? За любое не понравившееся слово отнимут умение складывать из звуков слова? За крамольную мысль в обход цензуры лишат разума?

Когда котел негодования вскипал особо сильно, а бурлящая в нем желчь начинала переливать за края, я пытался утешиться иными мыслями…

Ничего, заработаю, куплю новый, пусть подавятся. Искусство требует жертв! Пусть злорадствуют… пока можно. И на нашу планету упадет космогруз с пряниками, расцветут и на нашей широте мягкие субтропики…

Наивно, где-то даже глупо и по-детски, но ничего иного в этой ситуации я сделать не мог. Такие мысли, естественно, независимо от воли человека, не только не успокаивают, но еще больше раззадоривают. Начинаешь жалеть себя и ненавидеть других. Поздно, но я понял это, когда заметил, что сижу на земле, озлобленно прищурившись и даже немного оскалившись.

Но также я и понимал, что лишился корабля не только за «неправильную парковку», но и за погубленные деревья. Стоили ли они целого глиссера? Неизвестно. Недоказуемо. Определенно, штраф наложить требовалось. Но сумма его казалось чрезмерной, выходящей за рамки установленных галактическим законом чисел.

Я вздохнул, закрыл глаза и, чтобы отвлечься, стал тихо напевать старую песенку из детства – про воровские сапоги.

 
Ночью тихой, долгожданной,
Вор крадется меж домов.
Тенью незаметной, странной —
Он украсть весь мир готов.
 
 
Вот забор помечен мелом,
Злобный пес спит на цепи.
Деловито, между делом,
Вор снимает сапоги.
 
 
Тихо досочку забора
Руки двинут вперекось.
И для взяточки у вора
Есть собаке сладка кость.
 
 
Крепко спит ночная стража,
Пес молчит, как рыба-сом.
Эх, удачной будет кража!
Человек прокрался в дом.
 
 
Тихой поступью шагая,
Золотишко вынес вор.
Глядь, мелькнула тень кривая —
Сапоги уж кто-то спер!
 

Песенка немного приподняла настроение. Я мельком окунулся в детство. Наверное, лет пять-шесть мне тогда было, точнее уже и не вспомнить.

Перед моим внутренним взором показался дед, его потерявшие былую морскую яркость глаза и лёгкая улыбка с хитрецой, словно он знал какой-то очень важный секрет Вселенной. Он всегда так улыбался – сквозь многозначительное ироничное молчание.

Помню первый наш полет на его старом глиссере: до этого он целый месяц гремел инструментом в ангаре у себя на ферме, пытаясь устранить незначительную поломку, то ли вмятину на обшивке, то ли погнувшуюся ступеньку трапа.

Маленькая ферма уже давно ничего не растила, поле покрывал бурьян, и только облезлый рыжий пес по кличке Пират иногда угрюмо, по старой привычке, обходил территорию, склонив к самой земле грустную морду и принюхиваясь шершавым носом – не пробегал ли суслик… иных развлечений у Пирата не было.

В тот раз мы с дедом взяли пса с собой на борт, оказалось, что это и его тоже первый полет. Ох и страшно же нам было с Пиратом. Когда запустились двигатели, все время что-то гремело в обшивке корпуса. Казалось, что дед забыл там инструменты, и теперь они от вибрации корабля прыгают внутри фюзеляжа и гремят…

Мы уселись с Пиратом оба на одно кресло, дед пристегнул ремни – так было проще, ведь детских ремней на борту не предусматривалось, а ребенок и собака в объеме как раз дотягивали до некрупного взрослого сапиенса. Когда этот гремящий допотопный кораблик стал отрываться от земли, я не закричал… но зубы лязгали не хуже этих вымышленных мной «забытых в корпусе инструментов».

Глиссер дернулся и пополз вверх. Я видел в дисплеях внешних камер, как мы медленно отрывались от поверхности планеты. Клочья бурьяна и земли разлетались в разные стороны. Тогда мы взлетели на целый метр. Это длилось целых невероятных три секунды. Пират в моих руках задрожал и собирался выскочить, но ремни крепко удерживали нашу пару в кресле. Я закричал: «Мы летим! Мы летим!» Тогда-то мы и рухнули. Старый глиссер, видимо, не выдержал дедовых починок и с метровой высоты брякнул тушей об землю, разметав клубы пыли измученного жаждой поля. Двигатели надсадно ухнули и замолкли с каким-то разочарованно-скрежущим стоном.

Через полминуты я уже восторженно скакал вокруг обшарпанного и слегка помятого глиссера, собирая разлетевшиеся вокруг заклепки от обшивки и еще какие-то нужные деду кусочки металла, чтобы он снова с помощью фургона и лебедки затащил это корыто в ангар и несколько недель покрякивал под кораблем, постукивая инструментами…

Спустя пару месяцев к нам прилетели какие-то люди в ярко-синих комбинезонах. Огромный грузовой корабль приземлился в поле, закидав крышу фазенды песком, клочками сухой земли и замшелой травы. Высокие крепкие мужчины с помощью тросов и машин выволокли дедушкин глиссер в поле, а потом беззубая пасть грузового корабля поглотила наш кораблик. Я не понимал, что происходит, прижимался к деду и едва не рыдал. Но дедушка похлопал меня по спине и сказал:

– Не переживай. Все будет хорошо. Наш кораблик немножко заболел. Скоро его вылечат. Дадут ему новый современный корпус, подлатают где надо, а что надо – заменят. Время мое пришло. Чувствую. Кораблик вернется новеньким и будет ждать тебя в ангаре. Когда ты повзрослеешь, сможешь прорвать атмосферу Сухасулу и полететь в открытый космос. А дедушка будет смотреть на тебя со стороны звезд и улыбаться. Поверь мне, так и будет…

Еще через месяц деда не стало…

Он оставил мне глиссер и ферму. Но в наследство я вступил лишь частично: неожиданно оказалось, что передавать потомкам ферму дед не имел права. Право собственности было аннулировано задним числом, так как по версии сухасулинской власти пятьдесят лет назад это самое право собственности оказалось оформлено с нарушениями со стороны все той же власти (которая теперь уже не та, старая, а новая, а полномочия той уже давно иссякли и спрашивать не с кого, а преемственность не работает, так как ошибку совершил какой-то мелкий чиновник, но и спросить с него уже нельзя, так как все давно поменялось и ничью личность установить невозможно, но все это не отменяет факта нарушения какого-то пункта какого-то подзаконного акта) и поэтому земля по факту считалась лишь отданной в бессрочную аренду.

Ферма отошла государству и оказалась перепродана каким-то инвесторам, которые построили там торговый квартал с красивыми огоньками и высокими ценами: там продавалось всё – от молекулярного саморастущего зубного импланта и нестареющего синтетического молока до сверкающих хромированными корпусами пассажирских космолетов передовых моделей… Никакой связи между навсегда уснувшим дедом и его бывшей фермой не осталось. Там давно уже чужая для меня земля, не вызывающая никаких воспоминаний…

В итоге мне достался только глиссер и набор дедовых раритетных ножей. Вернее, только лишь это я и смог забрать с собой. Формально мог забрать прохудившуюся крышу и потрескавшиеся стены старого дома, но с тяжелым камнем на душе, не имея иных вариантов, отдал все под снос. Больше по наследству передавать было нечего. Дед жил бедно. Поле его не кормило, стариковских сил не хватало на возделывание, посевы и уборку урожая. А тот скудный прожиточный минимум, который ему полагался от галактической власти, он, как оказалось, откладывал… чтобы перед своим уходом заказать дорогостоящий ремонт маленького космического корабля и подарить его внуку.

Когда я мыслями вернулся из прошлого в бренную действительность и окинул взглядом деревья, показалось, будто в этой части леса нет больше ни одной живой души. Словно вся богатая флора этого зеленого мира замерла, затаила дыхание. Нависшую тишину можно было бы назвать абсолютной, если бы не странное тиканье или стрекот из глубины леса, сравнимое со звуком ручного старинного, но хорошо смазанного часового механизма…

Откуда в лесу часы? Звук слышался совсем рядом. Я огляделся, но никого источника не заметил. Может, это всего лишь утомленный навалившимися за день испытаниями мозг начал понемногу страдать галлюцинациями? Подобно лесу, и я затаил дыхание…

Нет, точно… из чащи доносились тихие звуки, но рядом никто не тикал. Очень похоже на часы, но в то же время часы какие-то неправильные… Вероятно, разновидность местных сверчков или саранчи… хотя откуда взяться в сумеречном лесу саранче? Но мне ли, человеку, далекому от зоологии, инсектологии и даже фермерства, соображать, где любит жить и стрекотать саранча: мне вообще всю жизнь казалось, что она берется из ниоткуда, пожирает все на своем пути и уносится в никуда, подобно кратковременному нашествию из параллельного мира.

Через несколько секунд стрекотание стихло. Видимо, после моих песнопений тикающие насекомые решили мигрировать со столь неспокойного места. Учитывая тот факт, что голос мой – отнюдь не бархатный баритон, даже не бас и уж тем более не тенор… хотя им ли понимать о мелодичности звуков… или, наоборот, им приелась убаюкивающая тишина под сенью исполинов.

Вдруг что-то мягко коснулось плеча. Сердце едва не выпрыгнуло из груди и бешено заколотило. Я резко обернулся, но позади стояло только гладкоствольное теплое дерево. Тогда не смог выдумать ничего лучше, как задрать голову, и увидел… кошку! Она висела, вцепившись когтями в ствол. Через секунду животное оттолкнулось, вытянулось в плавном прыжке и приземлилось в метре от моего импровизированного аскетичного лагеря. Вот ведь коварное создание! Надо же так незаметно подобраться!

Тут же тиканье возобновилось. Стоит ли описывать удивление, когда я понял, что звук, похожий на тиканье часов, издает эта самая кошка! Самая настоящая, самая обыкновенная с виду кошка, которую человек приручил в незапамятные времена, которая будучи одомашненной, но все же оставаясь в некотором смысле дикой, всюду следовала за своим двуногим хозяином или, может быть, компаньоном.

Еще в начальных классах учебники истории о давних временах описывали нам: когда первые добровольцы в качестве поселенцев полетели в экспериментальном порядке на далекую планету с земной атмосферой и похожей структурой, единственное живое существо, не считая самих путешественников и капсул с эмбрионами крупного и мелкого скота, которые отправились в долгое странствие, была именно кошка.

Взяли зверька вовсе не специально. К экспериментальному полету он имел самое опосредованное отношение. Видимо, кошка так любила хозяина (а может, хозяйку), что бесстрашно последовала на корабль – огромный, самый настоящий город с садами, библиотеками, учебными заведениями, ведь лететь предстояло восемь лет. На обучение делался особый упор, так как первопроходцам, а их было несколько сотен человек (все красивые, молодые – никому из экипажа не исполнилось тогда еще и двадцати пяти), предстояло не только обустраиваться самим, добывать ресурсы, строить жилища, заниматься земледелием, скотоводством, но и подготовить, так сказать, почву для следующей волны.

А дальше уже случилась банальная история: почти каждый из переселенцев захотел такую же кошку в свой дом. У зверька взяли образец ДНК и поместили в генетический принтер, где и «распечатали». Странное, конечно, слово «распечатали». Оно прицепилось еще со времен первых моделей доисторических 3D-принтеров, на которых сначала печатали объемные детали, запчасти к устройствам, сами устройства, даже полноценные жилые дома, а потом стали приготавливать вполне съедобную синтетическую пищу, пока технологии не доросли до генетического моделирования живых существ.

Сейчас эта распечатанная ли, родившаяся ли в естественных условиях серая кошка сверкала на меня большими желто-зелеными глазами и тикала. Удивительно, что животные, прожившие века и века на разных планетах, при различных условиях без всяких признаков изменений в физиологии, столь странным образом эволюционировали на Аполлоне-13, мало отличавшемся от их исторической родины.

– Кис-кис-кис, – позвал я, пытаясь не делать резких движений.

Кошка замолчала и, как-то по-собачьи склонив голову, мягко шагнула навстречу. Видно, не так давно кошки ушли от человека в лес на этой планете и еще помнили, кто такие homo-sapiens.

Наконец, животное тихонько подобралось вплотную, не сводя блестящего взора с моих глаз, поднесло мордочку к ладони и осторожно, с некоторым подозрением, хотя и не без любопытства, стало обнюхивать.

– Что, – усмехнулся я, – первый контакт установлен?