Текст книги "Эпоха Големов. Эпидемия Свободы"

Метров через двести узкий коридор слился с широким. Я сделал шаг и встал на общий эскалатор, куда одновременно со мной шагнуло еще человек двадцать. Широкая бегущая дорога привезла нас в космовокзал, вернее, в один из отсеков – для прохождения тех самых скучных, но порой полезных для пополнения казны формальностей.

Подошла очередь. Я приветственно улыбнулся девушке-администратору. Слова «здрасте» она не услышала, сидя за прозрачным цифровым экраном, служившим также и смотровым окном, на котором тут же выплыло меню «Ваши данные», и засветилась клавиатура. Мои пальцы забегали по голографическим клавишам, вводя имя, адрес проживания и место работы. Удовлетворившись полученной информацией, компьютер задал второй и последний вопрос «Цель вашего визита», на который я ответил: «Попытка издания результатов собственных литературных изысканий». На экране возникла трехмерная модель моего лица и, смешно разевая рот, произнесла:

– Удачи и приятного времяпровождения. Посетите наши достопримечательности. Вам понравятся древние города. Всего наилучшего.

Хорошо хоть здесь обошлось, подумал я, с остывающим разочарованием вспоминая недавние свои несчастья на Аполлоне-13, и перешагнул через щель в полу, куда скользнул тонкий черный парапет из углеродистой стали.

Вокруг сновал народ, с багажом и без, приезжающий-уезжающий, встречающий-провожающий. И гиды, отличавшиеся от общей пестрой массы черно-белыми, под шахматную доску, погонами и нашивками. Невымирающая каста. В древнем мире они были извозчиками, старая история помнит их как водителей такси. Теперь автомобили редко нуждаются в ручном управлении, поэтому извозчики придумали другой формальный предлог для заработка. Они подгоняют свой мобиль, садятся рядом и всю дорогу рассказывают байки, связанные с мелькающими за окном улицами и достопримечательностями, или просто молчат, если на то имеется воля пассажира.

Но всегда можно доехать общественным транспортом или прогуляться пешком.

Дальние перелеты и свалившиеся на голову несчастья меня совсем выбили из колеи. Куда-то тащиться и изучать маршруты совсем не хотелось. Тем более я не знал дороги до нужного адреса. Поэтому просто сделал несколько шагов к одному из гидов и произнес:

– Здравствуйте. Свободны?

– Естественно, – гид улыбнулся так, будто я первый клиент за неумолимо тающий день, – Куда держим путь?

– По прямой, чтоб не свернуть, – ответил я шуткой подозрительно радостному водителю и признался, – В любую недорогую… не-до-ро-гу-ю! гостиницу. И не просто недорогую, а чтобы поближе к Дому Союза Писателей.

ИЗ СВОБОДНОЙ ЭНЦИКЛОПЕДИИ ЮНИИ // стр. 20345.

«СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ – общественная организация, объединение писателей всех миров, подразделяющаяся на два отделения – поэзия и проза. Данный институт зародился давно, около тысячи трехсот лет тому назад (дата не проверена и не является официальной). В те времена Союз Писателей не был единой организацией, на Земле насчитывалось более полутысячи союзов, конкурирующих между собой. Однако по указу „О единении союзов писателей“ изданному Департаментом Культуры, все многочисленные писательские организации признавались недействительными, а их членам предстояло зарегистрироваться в новом едином Союзе Писателей и доказать свою квалификацию, чтобы получить членство. С данным указом писательское ремесло также получило хоть и номинальный, но официальный статус профессии по всему Млечному Пути».

– Ясно, ваше величество. Будет исполнено. Пройдемте к карете.

Гид попался с юмором (сначала я подозревал, что он не совсем трезв) и всю дорогу травил бородатые байки, не имеющие к Земле никакого отношения, и несмешные анекдоты, сам же над ними гоготал, тут же переключался на сплетни о клиентах и снова гоготал… в общем, надоел знатно, но виду я не подавал. Лишь натянув постную улыбку, слушал вполуха и наблюдал через боковое окно местный пейзаж. Благо ехать оказалось недолго.

Утро пропустило пальчики лучей сквозь полосы жалюзи, защекотало глаза. С громким чихом меня пробило микровдохновение. Я мимолетным касанием браслета вызвал к жизни диктофон и пробубнил только родившееся и какое-то не в своем стиле, омархайямное что ли, четверостишие:

 
О Солнце! Я песнь тебе хвалебную пою,
За то, что отражаешься в оконце,
За то, что согреваешь жизнь мою,
Слова хвалы я возношу тебе, о Солнце!..
 

– Ну, хватить валяться! – я потянулся до хруста в позвоночнике и приказал себе, – Вставай!

Тело отреагировало по-змеиному: сползло на пол, чуть-чуть повалялось на ковре и, пересилив лень, отжалось ни много, ни мало тридцать раз. Утренний воркаут стал давней привычкой еще со студенческих лет. Постоянное корпение над учебниками, разгульная до истощения студенческая жизнь, свела практически на нет мою белковую структуру, мышцы таяли на глазах. Поэтому утренние зарядки хоть как-то способствовали течению крови в жилах…

После отжиманий и утренних водных процедур мой организм потребовал калорий.

Ресторан на первом этаже встретил уютным полумраком. Стоило двери закрыться, ко мне тут же подплыла девушка со стандартным вопросом:

– Вам кабинку или столик в зале?

– В зале, – ответил я с улыбкой и расположился за первым попавшимся столиком.

Официантка активировала на экране-столешнице меню и легкой походкой уплыла в сторону бара.

Коршун жадности моего урчащего желудка пикировал на мясо по-контрабандистски (как кстати, сразу вспомнился капитан «Пиявки»), картофель по-фермерски (смешно, но в меню все блюда были с приставкой «по»), и черный чай… удивительно, но это был просто «Чай (чёрный)». Так и подмывало спросить у официантки, почему не «чай по-черному», но я сдержался. Кстати довольно дорогой напиток для моей родины, хотя эмуляция чая довольно распространена во многих мирах, но эмуляция, уж извините, не чай с его настоящим вкусом и пользой для организма.

После обильного и достаточно недурственного завтрака (мясо по-контрабандистски оказалось сочным шницелем, слегка пряным и с щекочущей остринкой) я вышел на улицу, наполненную гулом электро– и гидромобилей, активировал «Полярник» и, оставляя за собой мокрые следы подтаявшего снега, прогулочным шагом направился к ДомСоПису, как окрестил про себя понятно какое учреждение. Шел медленно, даже как-то чинно, смакуя каждый шаг вступления (в прямом и переносном смысле) в Храм Литературы…

Странная суматоха творилась на этой планете. Или просто в России? Все куда-то неслись, спешили, надев на лица такие серьезные маски, что несколько даже пугало. Другое дело на Сухасулу: люди идут, не торопясь, но не вальяжно и не вразвалочку, просто без излишней, ненужной беготни, некоторые особо праздные даже озаряют улицы, хотя и хмурых тоже хватает – жизнь на Сухасулу далеко не сахар, благо хоть климат по большей части теплый. На моей Родине проблем не меньше, чем где-то еще, но выходить на люди с такими вымученными физиономиями, какие нет-нет да проплывали мимо, – ниже достоинства сухасулинцев. Так и хотелось крикнуть: «Земляне! Что за беда у вас случилась? Война или страшный мор? А может, вас пытают клизмами по нечетным дням в обязательном порядке? Улыбнитесь, люди!»

Но ничто не изменилось после моего мысленного призыва – те же серые лица, сирые души… Земля испокон веков считалась колыбелью человечества, ее излишне мифологизировали, а некоторые даже и демонизировали, населяя в своих россказнях разными тайными организациями наподобие иллюминатов и Золотой Ложи, едва уже не ударяясь в сказки о якобы живущем и поныне Ордене Тамплиеров. Хотя если таковые и существовали, то ничто им не мешало селиться и на других планетах, но байки рассказывали чаще всего именно о Земле.

На родной Сухасулу я не встречал ни одного адепта (так и представляю его в темном балахоне с капюшоном, ниспадающем на глаза, – мрачного представителя тайной организации). На Родине даже будучи простым учителем я сталкивался только с представителями прогнившей бюрократии, трактующими законы в свою сторону, как и на том проклятом Аполлоне-13, из-за чего приходилось не только, даже не столько учить детей науке, а отстаивать их же права на нормальный процесс получения знаний.

Особенно беспокоили ежегодно штампующиеся новомодные учебники, написанные растущими, как грибы, докторами наук. Да, учебники меняли каждый год. И каждый раз исторические личности представали перед детьми эдакими демогоргонами крови алчущими. Но в противовес этим темным картинам, как рассвет после полярной ночи, в учебниках по новейшей истории вставали светлые лики действующего Галактического Правительства… Новые авторы новых учебников едва ли не причисляли их к лику святых. Все самые никчемные локальные заслуги новой элиты оказывались гиперболизированными до галактических масштабов, все промахи и даже вредительства одним росчерком пера превращались в плюсы, ведущие человечество к вечной светлой жизни.

Так как я вел дома колонку юмористических пасквилей, приведу пару примеров. Ну вот на моей Сухусулу однажды торжественно открыли мусороприемник в одном из жилых дворов… Обычный бак, который разевал металлическую пасть, заглатывал ваши бытовые отходы и расщеплял внутри себя на атомы, переваривал, так сказать.

Такие давно установлены в каждом дворе десятки лет назад. Но одна улочка оказалась не у дел, сколько бы жильцы не писали челобитных в адрес городских властей. Ответ приходил один: средств нет, но вы держитесь, здоровья вам и всего хорошего. Хотя возле здания администрации нельзя было заметить ни одного простого электрокара – все сплошь элитных и эксклюзивных моделей едва ли не по цене космолетов.

Возвращаясь к мусороприемнику… Открыли его помпезно: с оркестром, символическим перерезыванием алой ленточки, привлечением телевидения и местных продажных виртуалити-блогеров (ведущие блогов в виртуальной реальности или присутствующие рядом со слушателем в виде голографии), которых для краткости уже давно именуют VR-логерами или попросту «варлами», за небольшую мзду воспевающих любую власть и снимающих розово-патриотические сюжеты по заранее розданным калькам. Даже голографический концерт затеяли. Деяние, несомненно, общественно полезное, но задержалось ни много ни мало на десяток лет. И ладно бы сменилась новая власть, ушли старые скряги, пришли молодые, амбициозные и поставили сразу, наконец, эту злосчастную мусорку. Но нет, власть все та же, а мусороперерабатыватель решили поставить и объявить об этом на весь мир именно перед новым назначением старого мэра. Как раз прошло десять лет с момента его вступления в должность, необходимы были новые галочки в портфолио. В общем, на само торжество финансов выплеснули столько, сколько хватило бы на приобретение для города еще пары десятков мусоропереработчиков последних моделей.

Да что далеко ходить. Вот моя школа, где я учительствовал в силу скромных возможностей своих нервных клеток. Здание у нас не самое новое, мягко говоря, и окна стоят старого образца – из древнего синтетического полимерного стекла. Ничего против материала не имею, он крепок, прозрачен, функции свои выполняет. Стояли эти окна тысячу лет и еще бы простояли. Но правительственный аппарат исторг из своего бюрократического нутра интересную директиву рекомендательного характера: заменять в общественных местах старые оконные рамы на рамки с силовыми полями. В чем разница? Силовое поле в отличие от синтостекла невозможно вообще пробить. Хотя и синтостекло можно повредить только с помощью боевого лазера.

В общем, директор нашей школы приобрел одну такую рамку для одного оконного проема. Дорогущая штука, надо сказать. И якобы по нужным для общественных мест стандартам такая рамка изготавливается только на одной фабрике. Стоило неглубоко копнуть, как среди бенефициаров этого производства оказался ближайший родственник одного из членов Галактического Правительства. Более того, силовая рамка требует постоянного дополнительного электропитания, что влечет за собой новые для потребителя расходы, а для Электрогильдии, в Управлении и Совете Директоров которой и вовсе одни только дети, жены и любовницы членов Правительства (ладно хоть своих корги-спейсов в директора не записали) – новые доходы. Вот это, я понимаю, масштабный бизнес, сродни афере космических масштабов! Одной рамкой поймали двух зайцев.

Да и проблема, собственно, не в этих окнах и бенефициарах, будь они засосаны черной дырой, а в том, что эти пресловутые бенефициары влезли практически в каждую ячейку человеческой деятельности. Куда ни плюнь, везде уже есть свой бенефициар из числа родственников или друзей Галактического Правительства. Эти щупальца, цепочки растянулись по всей обитаемой галактике. Всюду насаждаются законы для них удобные и неудобные для остальных… Друзьям – всё, врагам – закон.

Вернемся к школе. Пока заказывали и устанавливали силовую рамку в масштабах нашей альма-матер среди детей шел конкурс на лучшее украшение двора. Требовалось понаделать поделок, самые красивые из которых заняли бы почетное место на школьной аллее. Дети искренне были рады такому конкурсу. А оживленные мамаши, очумевшие от унылого домохозяйства, наконец, развернули свою фантазию и начали массово готовить выкройки невероятных фантасмагорических животных и попутно благодарили директора.

В общем, месяц прошел ударно. Всего было зарегистрировано четыреста двадцать пять поделок, пять из которых я признал бы весьма удачными. Все четыре с лишним сотни изделий, включая кривых лебедей из картона и недоделанных собак из старых матрасов, не мудрствуя лукаво запрудили всю школьную аллею.

Через неделю от первого же дождя картон расклеился, матрасы стали пованивать, и аллея нашей школы начала походить на аллею славы богам ужасов и издевательств над некрасивыми животными.

Конечно, в первый день по просьбе директора приехало телевидение, конечно, примчались всё те же продажные «варлы». В школьном дворе даже включили на весь вечер голографический концерт.

Целую неделю о нашей школе гудел весь город, и мы ходили, задрав носы. Вот только в изданиях и колонках, на телевидении и в Сети всё больше мелькала фотография того единственного окна с силовой рамкой и довольного директора школы, перерезающего ленточку микролазерными ножницами.

В отчетах и публикациях и слова не было, что рамка всего одна, и складывалось впечатление, что окна были заменены по всей школе… А позже я узнал, что троюродный брат по материнской линии нашего директора, он же по совместительству наш мэр (да-да, тот самый установитель мусороприемника) выделил из городского бюджета несколько миллионов галат на реконструкцию школы и прилегающего двора. Средства были потрачены всего на одну силовую оконную рамку, остальное доделали дети, за что получили в награду концерт и шоколадные медали. Зато у нашего директора теперь есть длинноногая любовница из местной школы моделей, элитный яхт-клуб и новая дорогущая собака корги-спейс с еще более блестящей шерстью. Ах, да, мелкая ремарка! С 1 сентября оплата за обучение в нашей школе повышается в полтора раза. Родители, раскошеливайтесь. Добро пожаловать, как говорится.

Чтобы добраться до Союза Писателей, нужно было пройти поперек всего одну улицу. Поэтому путь занял не более десяти минут. Путь, во время которого я несколько раз пытался улыбнуться прохожим… Одна весьма пожилая леди, лет сто на вид, не меньше, даже пробубнила, проходя мимо и скривив морщинистое лицо: «Дурак какой-то… Такой большой и такой дурак». Хорошо хоть не ударила по спине потертой сумкой, из которой торчала лопоухая голова не менее угрюмой собачки с выпученными глазами.

Только одна девушка, хрупкая, с волосами цвета «медовый блонд», улыбнулась в ответ. Над левой бровью у нее красовалась маленькая, диаметром всего в несколько миллиметров, татуировка – странный символ то ли в виде кириллической буквы «Ж», то ли в виде вертикальной черточки с насаженными на нее двумя скобками-полумесяцами (верхняя скобка смотрела «рожками» вверх, нижняя – вниз).

Возможно, девушка тоже оказалась приезжей. И улыбка эта мне показалась странной и в некотором смысле даже таинственной. Будто девушка отреагировала не мне в ответ, а говорила с помощью своей улыбки: «Я знаю то, что знаешь ты, но ты знаешь не всё, что знаю я». Уже через два шага моя улыбка растаяла, а в сердце закралось тихое беспокойство. Кто она? Что-то знает обо мне, чего не знаю сам? Лицо юной блондинки показалось даже немного знакомым, из-за чего в мыслях стали мелькать образы людей, с которыми когда-то встречался. Но попытки идентифицировать незнакомку быстро провалились даже несмотря на странную татуировку над левой бровью. Прекрасный объект остался неопознанным, и я поспешил согнать с души неведомую печаль и освободить голову от гнета беспокойных мыслей. Сейчас вовсе ни к чему обременять себя лишними надуманными хлопотами, нас ждут великие дела, заветная встреча с Председателем.

Наряду с возвышающимися под самые небеса сверкающими под солнцем стеклянными небоскребами пятиэтажный ДомСоПис отнюдь не выглядел ущербным карликом. Его готическая архитектура и вид древнего храма, некой духовной цитадели, внушали если не трепет, то уважение. Несмотря на кажущуюся архаичность ДомСоПис не отставал от современных веяний науки. Решетки врат раскрылись сами по себе, и мягкий голос компьютера произнес:

– Здравствуйте. Вы находитесь в Доме Союза Писателей. Сообщите ваш личный идентификационный номер и цель прибытия.

Я в некотором замешательстве пробубнил впитанную с молоком матери комбинацию цифр, за которой крылась целая жизнь маленького человека: от даты и места рождения до последнего места работы и всех перенесенных заболеваний.

Без всякой паузы, которая могла бы понадобиться для обработки информации, искусственный интеллект продолжил:

– Ваши данные приняты, верифицированы и найдены в списке посетителей. Вход одобрен! Если прибыли к нам впервые, советуем ознакомиться с картой. Желание изъявите в однозначной форме: да или нет.

– Да, – ответил я, со странным трепетом во всех атомах тела ожидая, что будет дальше.

У левой стены включилось голографическое трехмерное изображение, сразу дав понять, что заблудиться в ДомСоПисе сможет каждый. Кабинет Председателя находился на последнем, пятом, этаже, куда я и попал на лифте через четверть минуты, и только лишь через пятнадцать минут (заблудился, даже изучив карту) стоял у дверей с табличкой «Приемная Председателя СП». За скромным стуком прозвучало приглашение войти.

Прикрыв за собой массивную старомодную дверь, я попал в фойе с современным интерьером. За столом сидела девушка и с некоторым интересом смотрела в мою сторону, даже с оживлением, словно давно не встречала посетителей. На столе, на хрупкой подставке светился голографический лейб с ее именем и должностью: «Анна. Секретарь Председателя СП». Настоящая живая девушка-секретарь. Редкость в нынешнюю цифровую эпоху, даже, я бы сказал, непозволительная роскошь. Многие довольствовались электронными секретарями, наподобие того, что приветствовал меня на первом этаже. Да что там, порой дело обходилось и вовсе без каких-либо помощников – индивидуальные микропроцессоры под кожей на запястье или в браслетах заменяли любых секретарей и советников. А тут целая красивая девушка-секретарь на отдельной ставке. Архаизм ли это? Или следование некоему стилю?

– Доброе утро. Мне бы Самого увидеть, – улыбнулся я, – Вы не против?

– Не против, – рассмеялась Анна, – Секундочку.

– Асгариус Ретович, к вам посетитель, – проворковала девушка в микронную ниточку микрофона, вшитую в воротничок, – Можно? Хорошо… Вот в эту дверь, молодой человек, – указала секретарша, будто в этой комнате были еще какие-то двери.

Сердце забилось быстрее, от волнения стало немного душновато. Глубоко вдохнув, я толкнул массивную дверь с вырезанными на ней Орфеем и Эвридикой и резной же золоченой табличкой с надписью: «Председатель Союза Писателей. Асгариус Ретович Набардер» и вошел в кабинет Председателя, ожидая неизвестно чего, чуть ли не волшебного сияния, ниспадающего с высокого потолка.

– Здравствуйте…

Кабинет оказался просторным и светлым. На меня не надвинулась высокая темная фигура выдуманного мной Мастера Литературы, не схватила длинными костлявыми пальцами за горло. Мягкий матовый свет электропотолка падал на высокие книжные шкафы по всему периметру. Они были набиты древними фолиантами и пухлыми папками из которых то тут, то там торчали углы пласт-бумаги с рукописями удачливых авторов. Почему-то я был уверен, что работы людей, которым Председатель вынес диагноз «графомания 4-й степени» сразу улетали в ненасытный шредер, жужжащий мелкими акульими зубами.

Председатель тоже не имел ничего общего с той сакральной высокой фигурой в капюшоне. Это был худощавый пожилой мужчина с лысой головой. Он поднял газа от рукописи, распластавшейся на столе, и не спеша протер платком вспотевший лоб, надел хрупкие очки в золотой оправе (и снова это проявление любви к архаичным вещам), прошуршал пласт-бумагами, для чего-то включил-выключил монитор – вроде как проверял, не поступило ли сообщений, посмотрел по сторонам, в окно и, наконец (о спасибо тебе господи!) снизошел до взгляда поверх очков. Знал ли он, что сейчас сделал всего ха три секунды? Скорее всего, знал. Показал, что я не из числа тех, кому он может уделить час-минуту-секунду своего графика. Но не только. Он убил чувство, может, несколько детское, волшебного ожидания, светлой надежды, с которым я пересек не один парсек пути. Все исчезло, оставив только недоумение.

– Слушаю, – сказал Председатель.

Не готовый к такой встрече, ожидавший большей… заинтересованности в себе, что ли, я растерялся:

– Несколько месяцев назад… э-э-э я присылал вам рукописи. Рассказы, повесть.

– И что?

Я опешил. «Ну, ничего себе „и что“!» Во мне возросла какая-то волна возмущения, откуда-то от района живота она подняла свой гребень к самому мозгу, но я лишь вздохнул и сказал:

– Я прилетел из Сухасулу. Вчера.

– Из Сухасулу, говорите? Да, вспоминаю. Рассказы, значит?

– Да, рассказы…

– И повесть, значит?

– Да, и повесть…

– Юмористические, исторические, – вспоминал он, – Что-то там про кур в духовке… Что-то даже политическое было, нет? Какие-то пасквили, какой-то сарказм… Значит, молодой человек, так. Читал я, читал. Есть пара любопытных моментов, но не более. Это, знаете ли, не литература. Все очень сыро. Пока рано о чем-либо говорить. Такая писанина не достойна читательского внимания.

Последние слова стали приговором. Я не мог поверить, что он говорит о моих работах.

– Уровень не выше школьных сочинений. И у вас слишком буйная фантазия, необоснованно буйная. Это ни к чему не приведет. Вот давайте, в пример, повесть. Как там ее?

– «Подставная реальность», – севшим голосом подсказал я.

– Да. Значит, герои там встречаются с какими-то ожившими мертвецами, сражаются… ожившие мертвецы! – он скривил губы, – Да кому такое интересно! Это же бред!

– Но в книгах, например, у Марко Одинова можно прочитать и не такое. Там мы встречаем и магов, и армии злых сил, кошмарных тварей, населяющих выдуманные им миры. Сочинения Одинова пользуются огромной популярностью!

Председатель пропустил мои слова мимо ушей и только презрительно скривил уголки рта.

– Какому человеку, я имею в виду людей с нормальной психикой, кому интересно читать о всякой мертвечине! Скажите, для кого вы вообще пишете?

– Для всех. Больше для молодежи… да и ожившие мертвецы – это ведь аллегория, это нужно читать между строк. Живые люди и неживые, сражающиеся между собой за жизнь на планете, – это наше общество, это мы с вами! Живые – те, кто может размышлять, кто беспокоится о судьбе мира или хотя бы своего города, неживые – существуют сегодняшним днем, они не хотят думать, не желают развиваться, превратившись в общество бесцельного потребления… В этом мое послание для молодежи: уметь, любить мыслить, рассматривать проблему со всех сторон и принимать верные решения, а не следовать слепо чужому курсу, который удобен лишь тем, кто его указал, не идти не своей колеей!

С каждым предложением голос мой повышался, и негодование уже волной цунами хлестнуло по разуму… Как же так?! Почему он не видит очевидных вещей?! Неужели даже в самом Союзе Писателей разучились читать между строк и совсем забыли о литературных приемах, об идее, заложенной в произведение, о самой сути вещей? Более того, не ожидал я подобного подхода от человека, который был поставлен здесь, в Форте Музы, на защиту литературы, одновременно и Стражем, и Великим Мельником, отсоединяющим зерна от плевел. Я чувствовал и растерянность, и возмущение одновременно. Даже какая-то усталость навалилась на плечи, будто я на собственных плечах тащил корабль, сквозь вселенскую тьму, как бурлак, надрывая жилы и стирая в кровь плечи корабельным канатом, а дойдя, понял, что шел не в ту сторону.

Может, я окончательно вспылил бы и наговорил лишнего, но Председатель поднял руку, останавливая мой монолог.

– Для молодежи… – Асгариус саркастически усмехнулся, – Для нормальной, здоровой молодежи? Нет, ваш бред невозможно читать! Можете сжечь свои фельетоны. Хотите стать писателем? Бросьте, это безнадежно!

Я до боли сжал зубы. Слова Набардера пощечинами звенели в помещении. Для чего я летел сюда, преодолевая преграды судьбы, терпя лишения – физические и моральные? Для того чтобы почувствовать, как на тебя выливается поток уничижения, и застывает в изваяние, изображающее бездарность? И никакого шанса… даже одного из миллиона…

– Что-нибудь еще? – спросил Председатель уже каким-то раздраженным тоном.

Я стал догадываться, почему меня ждала такая «теплая» встреча, да и не только меня, на фоне громких криков о том, что литература нуждается в притоке «новой крови», о необходимости поощрения инициативы молодых авторов… Все оказалось красивым только на словах. Неужели финансовый спрут проник и сюда? Там, где пахнет прибылью, правит закрытый круг. И литературные круги тоже не исключение? Сидят три-четыре престарелых толстобрюха и, кряхтя, причмокивая губами, печатают друг друга за «царево золото»?

– Давай, Гали, – говорит один, – Твоя очередь. Нынче тебя будем издавать.

– А я ничего не написал, – разводит руками Гали.

– Так, давай пиши. В бюджет нынче инвестиций подлили. Месяц тебе, иначе следующий в очереди в печать пойдет, то есть, я. Останешься без галат.

– Успею. Есть задумка о нелегком труде этих… печников, о!.

– А что, нынче кто-то покупает печи?

– Эээ… нет, разве что в декоративных целях.

– Тогда, может, ты напишешь про жизнь в штреках на Оруэлле-84? Ха-ха-ха!

– Да ты что, Вали! Ты в своем уме? Во-первых, я в шахтерском деле ничего не смыслю, а во-вторых, там же знаешь, ситуация неудобная… ну его. Я про печки лучше.

– Давай про печки. Да хоть инструкцию к электровенику! Есть место в очереди на получение галат. Вот и буровь. Да хоть про влияние лунного света на квазикозье мясо, но чтобы через тридцать дней…

К черту им новая кровь! Вали и Гали штампуют прибыль и не подпустят к пульсирующей галатами жиле ни одну чужую душу, загубят любые начинания, уже не думая о литературе. Их не мучает совесть и спят они прекрасно… Либо я, действительно, просто графоман… Простой учитель из Сухасулу, придумавший себе игру в писателей.

Я, будто в тумане, побрел к выходу. В голове звенела одна мысль: «Неужели я, действительно, сунулся туда, о чем не знаю ничего, что абсолютно не мое?»

Лифт спустился на первый этаж. Толком не помня, как вырвался на улицу, я понял, что стою посреди тротуара только когда ветер дыхнул морозом в лицо, в тело, в каждую частичку моего «я», но не остудил, а, подобно тихому дуновению на тлеющие угли, распалил пожар в душе, из-за которого не чувствовалось царящего на этой земле холода.

Пожар или ненависть? Что полыхало сейчас внутри меня? Почему я принял вердикт Председателя так близко к сердцу? Ждал иного? Всемирного признанья? Да кто я такой?.. Всего лишь еще один вылупившийся птенец, мнящий себя орлом поднебесным. Как теперь остудить костер, разгорающийся в отчаяние?

Уже потом, спустя некоторое время покинув Землю, когда пережил момент, когда пропустил ситуацию десять раз сквозь себя и привык к ней, я стал понимать, что Союз Писателей не монополист в вопросах литературы, что мир имеет еще тысячу дорог, по которым книга может дойти до своего читателя… Но тогда, на Земле, в зимней России, в Доме СП, скоропостижное низвержение меня как вообще какого бы то ни было литератора, даже самого ничтожного и неинтересного, потрясло, наверное, сильнее, чем потеря глиссера на Аполлоне-13.

В тот миг я чувствовал только внутреннее опустошение и невероятную жажду, отвратительную сухость во рту и вкус металла. Хотелось скорее забыть и Председателя, и ДомСоПис, и Землю и все на свете. Да, забыть! Прямо сейчас и хотя бы на время… забыться…

Спустя лишь несколько минут я осознал, что мешаю потоку людей, спешащих по делам. Им приходилось обходить, наталкиваться, кто-то крикнул «Эй, что встал на проходе!» Этот крик словно пробудил меня. Я сделал шаг и пошел вместе с людьми. Просто, не имея заранее заданного маршрута, передвигался вместе с потоком вдоль бесконечно длинного проспекта. Через минут пятнадцать я понял, что бреду в никуда в окружении незнакомых людей, высоких стеклянных зданий и что лучше вернуться. Тогда я прыгнул на движущуюся полосу пешеходной ленты, которая переносила людей через дорогу, и оказался на другой стороне проспекта.

Вдалеке горели огни каких-то рекламных вывесок. Сухость во рту только сильнее увеличилась и горела душа. Я ощущал острую жажду и необходимость унять внутреннюю злость, раздраженность вкупе с разочарованием. Уверенность в том, что найду искомое, понесла меня вперед (по сути, назад к Дом СоПису, просто на другой стороне улицы). Только сейчас понял, что не включил «Полярник». Сунул руку в карман, нащупывая аппарат, нажал кнопку и покрылся теплым ореолом. В тот же момент я увидел мерцающую вывеску в нескольких сотнях метров – «Пристань загулявшего поэта»… и замер.

Боже! Есть ли ты? Раньше думал, что нет. Теперь верю… Все твои поступки – дети сарказма. Злой иронии. Ты не умеешь смеяться, но любишь насмехаться…

Бар или паб, таверна или кабак, называйте, как хотите. Но места лучше, чем «Пристань» для желающего напиться я не встречал. Полумрак. Столики на таком расстоянии, чтобы лица соседей тонули в тонкой пелене специально недостаточного освещения. На грубых деревянных столешницах каллиграфическим почерком нацарапаны стихи различных классиков и покрыты тонкой глазурью лака. Белые строки на черной поверхности. Смесь пошлости и высокого стиля.