Текст книги "Эпоха Големов. Эпидемия Свободы"

Зверек тикнул и взобрался мне на колени. А тем временем солнце окончательно село, тьма сгустилась над теплым лесом. Пространство наполнилось различными звуками: шорохами, мурчанием, похрустыванием, стрекотом, свистом, тиканьем… Но меня чужой лес более не смущал, не пугал и не беспокоил. Ведь рядом сидело знакомое, доброе существо, а я верил в скрытую мудрость и белую магию этих мистических созданий, поэтому в скором времени, ощущая на коленях мягкое тепло свернувшейся калачиком кошки, постарался хоть немного успокоиться и уснуть.

Что может представить человек, услышав словосочетание «грузовой корабль»? В первую очередь, несомненно, размеры: этакий монстр космических пространств, умещающий в трюмах своей утробы сотни контейнеров с сырьем, провизией, одеждой, оружием и вселенная его знает, чем еще. А что увидел я? Блоху, не иначе. Мелкую, пугливую космическую блоху.

Тот, кто хоть раз видел торговый колосс, идущий на посадку, никогда не забудет столь захватывающую картину. Корабль, загораживая гигантской тушей небо, солнце и как будто весь мир, садится на землю, укрывая ее полумраком собственной тени. Ощущение, будто тебя и всех остальных захватывает инопланетное нечто. Ты стоишь, задрав голову и открыв рот, не в силах пошевелиться, а внутри взрыв восторга вперемешку с неким страхом, что медленно спускающееся с небес огромное металлическое существо сейчас раздавит весь мир, и ты не в силах что-то изменить в этой эпичной картине, лишь можешь наблюдать последний день… день, час и миг гибели человечества.

Космические корабли таких размеров уже более двух веков как научились приземляться без всякого ущерба для планет с помощью специальных систем мягкой посадки, работающих на основе силовых полей.

Идея была не нова, но технологии того времени не позволяли реализовать так называемый «мягкий двигатель». Многие его компоненты просто не из чего было изготавливать. Да и никто не знал, вернее, не испытывал на практике, не производил подбор наиболее эффективного энергоносителя для подобного типа двигателей. Пока на небольшой и не особо примечательной (кроме того, что на ней есть человекопригодная атмосфера и даже кое-какая природа) планете со странным названием Счастье не обнаружили особый гипертерий.

Сами по себе залежи этой руды были как абсолютно безопасны, так же и абсолютно бесполезны. Они не взрывались, не горели, не источали яд, но отлично тонули, если, например, кинуть кусок в речку или пруд. Только после специальной очистки, обогащения и сингулярного сжатия на вид обычная руда, похожая на грязный камень, обретала невероятную силу, способную толкнуть корабль на десятки световых лет.

Это был очередной прорыв в космическом судоходстве. Корабли стали более мобильными и могли стартовать и осуществлять посадку не только на специально подготовленных площадках и космодромах, но даже в обычном поле или близ жилых домов без риска все вырвать из земли, сжечь и оставить огромный кратер. Хотя на правила космического судоходства новые двигатели сильно не повлияли, но это уже другая история…

В общем, прилетевшая сегодня на Аполлон-13 пародия на обещанный мне грузовой колосс оказалась ничем иным, как обычным грузоперевозочным шаттлом средних размеров, то есть раз в десять меньше торгового судна.

Лес наполнился ужасным гулом, внутри корабля то и дело что-то чихало и скрежетало. Он выглядел настолько изношенным, если не сказать болезненным, что я поспешил укрыться под сводами леса, боясь стать нелепой жертвой отвалившегося куска фюзеляжа или еще какой-нибудь арматуры, вылетевшей из сей чахоточной утробы.

Шаттл благополучно осел. Слово «сел» тут едва ли применимо, а назвать эту сцену удачной посадкой не поворачивался язык. Надрывный гул силовых установок смолк, из открывшегося люка высыпали полураздетые, мокрые от пота люди – шестеро мужчин. Они устало опустились на траву и закурили. Отдохнув минут пятнадцать, принялись за работу. Труд их оказался несложным – в руках по два небольших серебристых контейнера, которые перекочевали из шаттла в здание, где располагалась резиденция мэра.

Наблюдая под сенью деревьев за экипажем бравых грузчиков, я подумал, что не очень-то они похожи на представителей Торговой Коалиции. Во-первых, не станет она позорить свое имя, перевозя грузы на подобных развалинах, как этот чуть не расходившийся по швам шаттл-переделка.

Что хранилось в контейнерах – сложно догадаться. Но беспокойство за собственную безопасность пересилило интерес. Есть в мире такие места, куда стоит только сунуть кончик носа – и от тебя этот самый кончик только и останется.

Сейчас я страстно желал лишь одного – скорее покинуть негостеприимный Аполлон-13 и больше никогда его не видеть. Но единственный путь из огня, судя по чахоточной космической посудине, вел через полымя. Я до последнего искренне и наивно надеялся, что ничего еще более худшего, чем утрата корабля, со мной уже не случится…

Глава третья. Председатель надвигается

Я расписался в документах, которые мэр подсунул мне с довольно неприятной и, как показалось, ехидной улыбочкой. Электронный браслет тихо звякнул, сообщив, что сдача от рейдерско-захватнической «продажи» дедушкиного корабля поступила на личный счет в виде полутора тысяч галат. Но получил сдачу я не просто так, а с дополнительной опцией подлости: пришлось тут же, этому же самому мэру на этом же Аполлоне заплатить с пришедшей суммы два вида налогов (налог с продаж и подоходный). Плюс к этому третьим видом побора стал единоразовый повышенный коэффициент за сделку, так как у меня не имелось разрешения на торговлю высокотехнологичными товарами, ведь средства космического передвижения могут реализовываться только через специализированные торговые сети, обладающие лицензией на подобный вид деятельности. В результате всей этой унизительной процедуры узаконенного грабежа у меня осталось на счету только две трети от полученных несколько минут назад средств. От досады и бессилия что-то исправить я лишь смог плюнуть под ноги и на ватных ногах подняться на корабль контрабандистов.

На борту пахло затхлостью, казалось еще более усиливающейся под давящим тусклым светом мелких желтоватых ламп. На корабле было чисто, не смотря на всю его внешнюю обшарпанность и обветшалость. Между кресел громоздились какие-то контейнеры и коробки – видимо, эти посылки ожидали на других планетах те жители, которые по каким-то причинам не могли или не хотели воспользоваться официальной линией доставки.

Высокий смуглый человек со сморщенным, как копченый урюк, лицом оскалился при моем появлении (что я счел за дружелюбную улыбку в мой адрес) и указал на свободное продавленное кресло. Остальные хмуро готовились к старту.

После того, как все пристегнулись, видавшая виды и переевшая коробок с контейнерами космическая блоха тонко взвыла, затряслась, гремя фюзеляжем, и подобно очумевшему от грибов и белены берсеркеру, кинулась в небо, как в последнюю битву, дабы через миг вознестись в Валгаллу и утащить с собой побольше жизней… наших жизней.

Пока я, вцепившись мертвой хваткой в засаленный ремень, пытался вспомнить хоть одну молитву на любом из древних языков, которых никогда и не знал, члены экипажа негромко хохотали и перемигивались. Благо, длилось это недолго. Блоха со странным утробным, будто предсмертным, хрипом прорвала атмосферу и вышла в открытый космос, где перестала издавать вообще какие-либо звуки, будто издохла. Лишь тусклый свет и редкий далекий писк приборных панелей говорили о том, что внутри этого корабля еще теплится какая-то жизнь.

В процессе полета, не смотря на опаршивевшее настроение от моих последних злоключений на Аполлоне-13, чтобы скоротать время, все же пришлось вести хоть какую-то праздную беседу с подозрительно выглядящими членами экипажа.

Я узнал, что их корабль вовсе не блоха, как я посмел заявить во всеуслышание, а кто-то из команды даже сделал вид, будто оскорбился: «Это не блоха! Даже не вошь! А просто пиявка». Шаттл с несуразным названием «Пиявка 52 и еще 8».

Когда я спросил, чем обусловлено такое странное имя судна, мне ответили, что пиявкой окрестили просто так за отсутствием у экипажа всякого таланта на высокопарные и благозвучные наименования. Цифра «52» – это столько стукнуло корыту, когда его выволокли на рынок. А «8» – означает, что больше указанного срока «Пиявке» не прожить. На этом моменте я замолчал и с подозрением оглядел истертые и местами оцарапанные стены с выглядывавшей из-под обшивки проводкой, косые и печально осевшие от груза лет кресла – весь корабль в целом являл собой молчаливую оду энтропии, упадку и неминуемо приближающемуся забвению.

На мой вопрос, прозвучавший как-то несдержанно и слишком громко, о том, сколько уже на этом корабле отлетали, космические контрабандисты ответили – восемь лет и отлетали.

Стоит сказать, что попутчики мои, до этого казавшиеся ярыми преступниками-рецидивистами, способными голыми руками удавить и бросить тело в открытый космос не только за лишнюю пригоршню галат, но и за единственно неловко брошенное слово, оказались людьми общительными и, что искренне удивляло, неплохо разбирающимися в самых разных аспектах человеческого бытия – от политики и искусства до охоты на суперзалийского чешуйчатого суслика и искусства бесплатного проезда на общественном транспорте. Тогда и он тебя не заметит. Прозвучало множество мною неслыханных анекдотов и смешных до слез, но поучительных баек о торговцах-нелегалах. Больше всех интересных историй поведал тот самый долговязый человек, что при входе указал мне на свободное кресло. Звали его Олфир и служил он на корабле помощником капитана, выступал его правой рукой и верным соратником, опорой во всех начинаниях и инициативах.

Во время перелета мы с контрабандистами разделили трапезу, вернее, перекусили закутанной в синтетическую пленку упругой желеобразной массой, этикетка которой гласила: «Дичь синтетическая пряного посола неидентичная натуральной».

Эта «ненатуральная дичь» источала резкий запах паленой пластмассы, а на вкус оказалась соответствующей самым печальным ожиданиям даже такого неприхотливого едока, как я. Более того, она находилась в неприятном киселеобразном состоянии, ее приходилось с таким трудом высасывать из полиэтиленового мешочка, что через несколько минут стало сводить челюсти. Процессу этому мешали часто попадающиеся комочки, то и дело забивавшие отверстие упаковки. Нужно было каждую минуту давить кусочки пальцами, зажимать отверстие и встряхивать пакет с сублимированной пищей.

Жители пиявки, как я их окрестил про себя, не скрывали своей деятельности, не шептались, когда необходимо было обговорить детали предстоящей сделки. Это настораживало, но в итоге убедило, что команда состоит из обычных людей, которых галактическое государство не удосужилось обеспечить достойным существованием, пренебрегло их правами, перестало как-либо замечать. Они полностью вписались в систему. На мой вопрос, как это понимать, Олфир со все тем же оскалом, заменявшим улыбку, объяснил:

– Система государства как механизм с призмой. Она замечает людей выдающихся. Не в самом высокопарном смысле. А отличающихся от ее стандартов. Если же человек полностью соответствует лекалу системы, представляет из себя стандартную шестеренку, то система не видит угрозы, она продолжает крутиться дальше. Но как только шестеренка та обрастает лишним зубчиком или меняет на миллиметр свой диаметр, система испытывает дискомфорт, призмы ее неминуемо направляются на такую шестерню с целью исторгнуть из системы либо исправить и привести к стандарту.

– А что в этом плохого? – спросил я, все еще не с умев полностью вникнуть в ход немного пространных мыслей Олфира.

Тут из носа корабля подошел невысокий коренастый мужчина, с черными с проседью волосами и карими, но при этом потухшими и как будто уставшими от жизни глазами. Он подошел медленно, будто нехотя, при этом не проявляя никакой неприязни, но и дружелюбия тоже. Словно уже тысячный раз пережил этот момент, это обращение ко мне, из раза в раз звучавшее одинаково и заканчивающееся все тем же. Этим мужчиной был капитан корабля.

– А то, что стандарты системы противоречат внутренним целям существования самих шестеренок. Чем мельче и непригляднее шестеренка, тем она удобнее для использования и будущей замены. Если вернуться к людям, то скажу, что человек нужен стандартных качеств, стандартно выполняющий свои стандартные обязанности. Во благо, как говорится. Основная цель – довести человека до состояния, в котором он закрывает только основные физиологические потребности, исключая социальные нужды, творческие, эстетически и духовные. Самовыражение – зло. Иначе это получается шестеренка, изменившая свою форму. Такая не подходит для работы системы.

Тишина повисла внутри корабля. Капитан молчал. Но спустя десяток секунд его баритон с легкой хрипотцой снова зазвучал.

– И вот, все мы перед тобой – это те самые шестеренки, которые система не исторгла, но выточила в свой стандарт из некогда выдающихся. Она спилила наши лишние зубчики, уменьшила диаметр, разрушила пирамиду наших потребностей до самого основания, превратив жизнь в бессмысленное существование.

– В таком случае, вы идеально должны были работать в рамках данной системы, – произнес я, – ведь вы устраивали полностью этот механизм.

– Верно. Таких шестеренок миллионы, не выдающихся по своей ли, по чужой ли воле, вертящихся по заданному циклу. Но в нас система ошиблась. Она привела нас в нужный ей внешний вид, изувечив морально и материально… Но система ошиблась. Она всегда ошибается, так как смотрит на форму, а не на содержание. Суть в том, что мы… мы из другого металла. Это не мы не нужны системе, это система не нужна нам. Потому что она ничтожна и не приводит человека к прогрессу. Ее цель – это стагнация и упадок для общества ради нелепых поворотов головного механизма.

Тогда я понял, что на «Пиявке» собрались люди, которых галактическое правительство с помощью своих законов лишило привычного уклада жизни, закрыло путь к их светлым целям и мечте, низринув до уровня молчаливых рабов, живущих ради труда во благо системы, пусть даже и во вред себе. Но эти люди не сдались, не приняли протянутых им ошейников, а стали вести свою борьбу за то существование, которое исходит из их собственной воли и еще может привести к осуществлению мечты, а не к смерти, ничем не примечательной, как и вся прошедшая жизнь.

Занятие контрабандой как личный бунт против несправедливости бытия.

Отмечу, что сутки, проведенные в компании «космических пиратов», заставили пересмотреть некоторые «истины» и отвергнуть немало ложных постулатов.

– А ты сам-то чем промышляешь? – как-то между анекдотами, которые рассказывал долговязый Олфир, спросил капитан судна.

Снова он задал вопрос в своей манере, как-то нехотя, будто не имея интереса в ответе собеседника. Это как два малознакомых человека, проходя мимо на улице, просто бросают друг другу уносимое ветром «Как дела? Нормально. У тебя? Хорошо» и ступают дальше своей дорогой, чтобы, может быть, больше не увидеться еще десять лет.

– Учительствую понемногу, – ответил я и попытался дружелюбно улыбнуться, – Ну и еще пишу…

Капитан вдруг стрельнул на меня глазами и выпалил:

– Журналист?

– Не совсем… Вернее, совсем не журналист… В общем, книги писать пытаюсь.

Капитан вдруг улыбнулся и хлопнул меня по плечу. Хлопок вышел таким громким, что все обернулись.

– Вот напиши про меня, а? Я тебе поведаю…

И он, действительно, поведал. История выдалась бы забавной, если концовка ее не оказалась печальной.

– А видел ли ты когда-нибудь суперзалийского суслика живьем?

– Нет, – признался я и улыбнулся, – Наверное, милейшее создание?

– Ага, милейшее, – произнес капитал, покачав головой, и закатал рукав по локоть. Предплечье его обезобразили неровные и широкие полосы давным-давно заживших ран, будто сделанных каким-то кривым и тупым металлом. Я же, находясь в некоем замешательстве от демонстрации результата нападения то ли медведя, то ли еще какого агрессора из мира фауны, спросил:

– Неужели это… суслик?

– Именно суслик, сусленок я бы даже сказал, молоденький был! – воскликнул капитал и усмехнулся, за ним как по сигналу подняла веселый гогот вся команда, – Я не знаю, какой дурак додумался назвать эту тварь сусликом, но ты видел где-нибудь сусликов полметра в холке, и чтобы когти длиной с палец? Ну и что, что оно всеядное, а не хищник? Ну и что, что на верхней челюсти имеются два длинных резца? Суслик… Короче, тварь эта обитает на моей родной планете Супер-Залия. Слышал о такой?

Я кивнул, вспоминая хоть какую-нибудь интересную информацию о Супер-Залии. Но это одна из провинциальных планет, ничем не выдающихся. Кроме сусликов, плотный мех которых деятели от моды очень ценили за особые свойства – в спокойном состоянии мех этот выглядел подобно цельной плотной материи. Волоски шерсти суперзалийского суслика так плотно прилегали друг другу и цеплялись между собой особыми микрозубчиками, которые разглядеть можно лишь в микроскоп, что шерстяное полотно становилось неимоверно гладким, целостным, и нельзя было даже и предположить, что это чья-то шерсть, которая с виду напоминала кожу неизвестного животного очень странной и невероятно искусной выделки.

Так вот капитан, имя которого я узнал только сейчас – его звали Фернад, оказался некогда прогремевшим на всю округу охотником, а потом и заводчиком этих самых гигантских как по размерам, так и по стоимости сусликов. В помощниках у него ходил как раз долговязый помощник по имени Олфир, который со ста метров мог попасть суслику точно в глаз из охотничьего ружья.

Сначала, во времена охоты на диких грызунов, суслики приносили невероятную прибыль, а вскоре принесли невероятные проблемы. Очень быстро популяция этих животных стала сокращаться. Охотников становилось все больше – сусликов все меньше. С соседних планет потянулись желающие набить исхудавшие кошельки. В итоге бить суслика на Супер-Залии запретили, что логично. Нарушителей отлавливали, судили по всей строгости и заключали под стражу.

Охотники-паломники спешно вернулись на свои планеты кто со шкурами, кто порожняком. Фернад с Олфиром не поддались судьбе и затеяли предприятия – выращивать собственных суперзалийских грызунов, так как запрет на добычу касался только диких особей.

Благодаря этой ферме Фернад и Олфир стали монополистами на рынке поставок сусликовых шкур для самых известных модных домов.

Почему же другие фермы не смогли составить им конкуренцию? А проблема крылась в том, что суперзалийский суслик не размножается в неволе. При этом он ведет кочевой образ жизни. Их семьи, насчитывающие до двадцати особей, за десятилетнюю свою жизнь могут 1–2 раза обогнуть всю планету.

Благодаря пятилетнему опыту охоты и наблюдений за сусликами Фернад с товарищем сумел решить проблему размножения на территории фермы площадью всего 10 гектар для одной семьи. Весь секрет крылся в психологии сусликов, одну особенность которой эти заводчики сумели раскрыть и держали под строжайшим секретом. Принудить или, как бы смешно не звучало, уговорить сусликов размножатся на Супер-Залии естественным путем никто больше не сумел. А фермы с искусственным оплодотворением, открывшиеся после, не смогли добиться высокого качества меха, конкурировать со стоимостью продукции фермы Фернада и Олфира и потерпели крах.

Такой успех не мог остаться незамеченным, и в скором времени ферму неким странным, но законным путем экспроприировали суперзалийские власти, объявив компанию экономикообразующей для всей планеты. Заниматься суперзалийским сусликом теперь было запрещено вообще кому-либо и где-либо. Фернада и Олфира обобрали, выдав крохи отступных, рассчитав их на основании каких-то внутрепланетарных реестровых стоимостей. По сути на руки им выдали с только галат, сколько стоила голая земля и десяток ангаров на ней.

Бывших заводчиков вынуждали раскрыть секрет размножения сусликов. Состоялся целый ряд судебных заседаний. Но Фернад с Олфиром твердили одно и то же: никакого секрета здесь нет – только любовь и забота о братьях наших меньших. Конечно, они лгали. В итоге все остались ни с чем.

В течение года суперзалийское правительство приглашало сотни специалистов со всех уголков Млечного пути, но никто не смог заставить сусликов размножаться. В итоге предприятие рухнуло. Суперзалийский суслик до сих пор под запретом, а те изделия из его шкуры, что успели создать модные дома, теперь оцениваются по стоимости новых космических кораблей и даже обладают собственным биржевым курсом. А некоторые особо удачные модели обуви или аксессуаров красуются в самых известных музеях под усиленной охраной.

Фернаду же и Олфиру полученных в результате отъема фермы средств хватило лишь на то, чтобы приобрести «Пиявку» и нанять команду. Все иные средства, накопленные за время владения фермой, сожрали бесконечные судебные тяжбы с суперзалийским правительством, длившиеся на протяжении четырех лет.

* * *

Не могу не признаться, что в последний день пребывания на Аполлоне и в самое первое время путешествия на «Пиявке» от отчаяния меня спасала только надежда на скорое наступление новой жизни, вернее, переход моего существования в несколько иное качество: формальное признание меня писателем или хоть сколько-нибудь приближенным к такому желанному для меня титулу, а результаты моей деятельности – полезными для общества, ценными. Ведь, это, по сути, все, чего я хотел. И готов был пережить многое, включая неимоверные штрафы и общество космических преступников, которыми, как оказалось, члены экипажа «Пиявки» с моей точки зрения все же не являлись.

Не переживай, твердил внутренний голос. Жизнь есть высокоинтеллектуальная игра, в которой все продается и покупается, а если точнее, то обменивается. Только нужно уметь видеть связь. Достоинство и честь кладутся на стол за богатство, богатство отдается за здоровье благодаря квантовой медицине, здоровье меняется на достоинство. Эта примитивная цепочка не способна показать всей многогранности ролевой игры жизни, на самом деле возможности вселенски широки, не ограничены ни законом, ни моралью, а комбинации ходов порой так сложны, что игроки сами становятся рабами собственной расчетливости. Выходит, ценой признания моих трудов, если таковое когда-либо случится, станет старая космическая шлюпка, которая, будь конем, уже через год получила бы пулю.

В этой части планеты, а мы приземлились на территории страны под названием Россия, свирепствовала зима. С погодой сегодня не повезло. Колючий ветер бросал острую снежную крупу и мел её по всему космопорту.

Хотелось бы отметить интересный факт, не касающийся климатических условий. Земля на данный момент – единственный носитель полигосударственности.

ИЗ СВОБОДНОЙ ЭНЦИКЛОПЕДИИ ЮНИИ // стр. 14882.

«ПОЛИГОСУДАРСТВЕННОСТЬ – наличие нескольких или множества равноправных суверенных стран на одной планете. Присутствует деление на отдельные территории, как правило, по национальному признаку; территории именуются странами, каждая из которых имеет собственную форму государственного устройства и политического режима. На данный момент в галактике насчитывается всего одна планета-полигосударство – это Земля».

Странно видеть среди множества планет-моногосударств, имеющих один центральный государственный аппарат, не учитывая конгломераты – объединения нескольких планет по обоюдному согласию в единое государство… странно видеть среди них представителя полигосударственности. Этот институт был обусловлен историческим ходом времени, и изменить сложившуюся традицию на данный момент не представлялось возможным (да и незачем); не изменит ее, скорее всего, и далекое будущее, как не изменило многовековое прошлое. Сегодня институту полигосударственности насчитывается около восьми тысяч лет – с момента образования первого государства на берегах Тигра и Евфрата.

Зима в России именно свирепствовала; даже местные жители жаловались, что уже несколько лет не прихватывал подобный мороз, и лучше б не прихватывал еще столько же, – ниже тридцати по Цельсию.

Собачий холод для средней полосы России, не стал для моего тела удручающей новостью – с одной стороны. На Сухасулу тоже случались морозы. Однажды, когда температура воздуха в моем городке упала едва ли не до минус тридцати, администрация тут же объявила чрезвычайное положение, и в течение недели я не посещал младшую академию (учебное заведение для детей от семи до шестнадцати лет). Хотя на моей родине довольно мягкий климат, который почти одинаков на всех поясах, но все равно я морозов не боялся, этим нас не возьмешь.

После совсем неэлегантного приземления «Пиявки», больше похожего на падение незадачливой курицы в пыль после фермерского пинка, я узнал, что есть небольшая проблема, которая все-таки связана с морозом.

Экипаж шаттла, прокладывая изначально курс своей экспедиции, не планировал посадку на Землю, их путь пролегал много дальше, к другим солнечным системам, потому зимняя одежда на борту отсутствовала. Но планы поменялись, когда мэру Аполлона-13 понадобилось что-то срочно доставить на колыбель человечества, за что он неплохо раскошелился.

Вылетая из дома, я скрупулезно собрал все необходимое, рассчитывая на всякие обстоятельства: мороз, жара, буря, землетрясение, необитаемая планета, учитывал чуть ли не гибель мира. На удачу прихватил даже осколок метеорита, который когда-то упал недалеко от моего дома. Нет добра без худа, а худо и без добра проживет. Забыл! Забыл теплую одежду на бывшем своем корабле.

Но до того ли было в момент, когда меня законно обирали. Под психологическим давлением от действий местного чиновника, при высоком стрессе кто бы вспомнил про какой-то там скарб… хотя верхняя одежда стоила того, чтобы позаботиться о ее сохранности. Настоящая лётная куртка-бомбер из программируемого материала (в ней комфортно в любую погоду, умеет сохранять влагу в теле хозяина, имеет около 30 режимов). В таких раньше, лет 50 назад, отважные капитаны отправлялись в дальние космические экспедиции. Модель старая, но очень удачная.

Зря вспомнил про любимую куртку, только лишний раз расстроился…

Кто-то из «космических пиратов», как я именовал про себя экипаж «Пиявки», предложил приземлиться на территории Африки. Однако капитан поступил иначе и проще: открыл люк и подозвал первого попавшегося. Наверное, семьдесят третьего помощника четырнадцатого заместителя младшего механика. В общем, того представителя штата работников, которые первую половину рабочего дня ковыряют в одной ноздре, а после обеда – в другой, получают оплату по самой низкой ставке и каждый раз с неимоверным чувством собственного достоинства рассказывают друзьям за кружкой пива, как сегодня вновь пришлось спасать целый корабль от неудачного приземления, что могло привести к техногенной катастрофе и вымиранию человечества как вида.

К люку «Пиявки» подбежал парень лет двадцати. Оранжевый его жилет, натянутый поверх облезлой бурой шубы, больше похожей на археологическую находку, покрывали грязные масляные пятна, потеки от соусов и галактика еще знает чего. Он улыбался плотно сжатыми губами и вытягивал тощую шею, пытаясь разглядеть что-то сквозь капитана и полутьму кабины «Пиявки».

Капитан спустился по трапу, объяснил сложившуюся ситуацию и коснулся указательным пальцем браслета, быстро протянутого младшим работником космопорта. Браслет работника космопорта пикнул, приняв немного галат от капитана. Космослужка радостно явил миру все 15 зубов, которые торчали из десен ровно через один (то ли этот верный сын космопорта забыл, что значит слово «стоматология», то ли впал в какое-то андеграундное течение «вырвозубов», если таковое вообще существовало, но, скорее всего, причина была в первом). Парень в жилете шепеляво объявил, что явится не позже, чем через полчаса, и был таков, в припрыжку и очень резво так скрывшись в стоявшем неподалеку двухместном порт-каре, небольшом автомобиле для передвижения техников по космопорту.

Мы ждали. Прошло полчаса. Капитан беспечно улыбался.

Миновал час – улыбка капитана перенеслась на лица членов экипажа. Кто-то громко засмеялся и даже прихрюкнул. Сомнения мои, прочно укоренившись и дав всходы, быстро выросли в могучее дерево уверенности, что землянин оказался мелким мошенником.

Еще через тридцать минут был отдан приказ – приготовиться к старту. На вопрос «куда?» капитан ответил, усмехнувшись:

– В штат Техас. Не можем же мы тебя голого выбросить из корабля. Околеешь, я потом спать не смогу.

Корабль с хрустом втянул язык трапа, загудел и мелко задрожал всеми фибрами металлического тела. Раздался возглас координатора:

– Стоп! Остановитесь!

Пришлось снова глушить двигатели. Дрожащая «Пиявка» заурчала и со стихающим стоном замерла.

Эстрадным занавесом поднялся наружный люк, объявив нам стоявшего метров за сто от «Пиявки» юного редкозубого землянина, который что-то тряс над головой. Ему протянули трап. Сотрудник посадочной станции вбежал на корабль, протянул капитану покупку и, виновато улыбнувшись, пожал плечами:

– Обед там. Подовдать прифлось…

Новоприобретение оказалось не только полезным, но и забавным: набираешь на электронном табло необходимые цифры от десяти до двадцати восьми, обозначающие температуру по мерам Цельсия, и тебя окутывает тепловое поле. На черном корпусе серебрилось название – «Полярник».

– Сколько я вам должен? – глаза встретили взгляд капитана, а рука нырнула в карман, нащупывая портмоне.

– Нисколько, – отмахнулся он, – Считай это подарком.

– Спасибо. Спасибо за все, капитан. Желаю вашей «Пиявке» счастливого пути.

– А тебе – удачи и попутных ветров.

Капитан хлопнул меня по плечу. А я, пожав на прощание руки всей команде, приняв всяческие напутствия и активировав «Полярник», сбежал по гремящему под ногами трапу.

Площадь космопорта расстилалась будто степь, усеянная зернами кораблей. Такой огромной территории космодрома видеть мне еще не доводилось. Она делилась на две неравные части: первая для грузовых, грузопассажирских, максипассажирских (более тысячи человек) и для пассажирских; вторую, меньшую территорию, занимали частные корабли класса мини.

Земную станцию спроектировали достаточно удобно в отличие от нашей, сухасулинской: каждое посадочное место имело тоннель с эскалатором, ползущим в здание станции, где прибывшие проходили осмотр багажа и всякие-всякие формальности, которые современная бюрократическая машина выдумывала с изощренным фанатизмом.

Далекое и холодное в эту пору солнце глядело на мир через окно яркого неба. Прищурившись на звезду класса G и ступив на эскалатор, я нырнул в подземный мир, где царили полумрак неона и пустота монолитных стен. Подземка тихо гудела сонмом приглушенных голосов тихо переговаривавшихся людей.