Текст книги "Золушка XXI века: психология счастья и успеха для каждой девушки"

Поиски жениха

На родине Леси молодежь не находила для себя ничего интересного. Ни глубокой старины, ни особенной красоты, ни уродства уникального. Не происходил оттуда ни один академик, режиссер или композитор, ни даже герой соцтруда. Президент не собирался строить здесь космодром иди Диснейленд, месторождений алмазов под местным рынком тоже пока не обнаружили. Населенный пункт лежал на дне красивой долины, вокруг прямоугольными заплатами простирались поля.

Родина Леси слыла не самым плохим местом. Хаты стояли добротные, попадались и чистые оконца с белыми занавесками. Наиболее престижным средством транспорта считался мотороллер: из кузова у него обычно торчал помятый металлический бидон, еще в кузове валялись моток колючей проволоки и пучок реек, а на конце самой длинной болталась красная тряпка. Возле колонок можно было увидеть «Жигули» и «Таврии», заботливо намываемые в выходные дни хозяевами.

Возле «Запорожца» степенно беседовали два пожилых мужика, оба в сланцах и трениках. На том, что был повыше и потолще, была футболка с эмблемой киевского «Динамо». У другого, пониже, на майке красовались дамские ножки в шпильках, закинутые вверх, вокруг ножек шла надпись таинственным готическим шрифтом. Загадочная надпись на английском языке в вольном переводе означала: «Все бабы как бабы, а я богиня».

«Серый, спойлер навесил?» – спросил фанат футбола. – «Ну», – сказал Серый в майке про богиню. – «Поидышь?» – «Ни, усе одно на кобыльем ходу, – безнадежно махнул рукой Серый. – Чуешь, теперь жинка на спойлере тряпки сушит!»

Центральный майдан (где до революции было кладбище) назывался площадью какой-то пятилетки. Здесь парковались автомобили, разгружались автобусы, сновало множество людей. С одной стороны площадь ограничивал городской рынок, где тоненькие девушки-продавщицы развешивали плечики со спортивными и джинсовыми костюмами. С другой стороны на майдан выходил фасад длинного и высокого здания городского магистрата. У входа в магистрат торчал памятник Ленину на массивном постаменте, и вождь мирового пролетариата указывал рукой в направлении рынка.

Реял жовто-блакитный флаг над бывшим райкомом, рыдал опереточный уркаган над табором цветастых сезонных кафе, на черепе Владимира Ильича топтался голубок мира.

Местные нравы были такие же, как и в других похожих поселках: «Ганка, гроши е? Треба чоловика годуваты». – «Ни, Эльвира, грошей нема». – «Шо ж робыть-то! Вин жеж без закуси буйный». – «Эльвирочка, в менэ тэж само», – певуче сообщала Ганка.

Партизанское движение в городке до сих пор не угасло, но приобрело своеобразную форму строгой вольницы. Появление на собственном балконе дедка с зычным криком: «Бей фрицев!» одобрялось, а громкие вопли дурных хлопцев возле домов криминальных авторитетов пресекались всерьез и сразу.

Главы городка регулярно пытались отстроить новые кварталы в центре, однако это отчего-то не получалось, и дело ограничилось многоэтажным микрорайоном. Назывался он, конечно же, Пролетарский (в обиходе просто Пролет). Почему-то этот самый молодой микрорайон обветшал прежде всех прочих. Краткосрочные ремонты водоводов всегда оказывались постоянными, огромные лужи возникали с завидной регулярностью, земляные кучи около траншей зарастали бурьяном. Тротуары истоптались и были засыпаны битым кирпичом, облицовочные плитки с домов частично осыпались, и только балконы самых хозяйственных жильцов сверкали «аквариумами» самодельных лоджий, подчеркивая общее убожество.

Считается, что у человека должна быть хорошая крепкая семья. Мечтала о такой семье и Леся.

Семен, возлюбленный Леси, по общему мнению, был парень образованный, то есть где-то чего-то когда-то читал, тогда как остальные парни городка забрасывали книжки, как только прекращались мамины сказки на ночь. Он умел говорить немного подольше и «покрасивше» остальных, девушки уважали и боялись его, а друзья частенько подшучивали над его «интеллигентностью». Этот недостаток приходилось искупать отвязной храбростью в драках и особой лихостью в питии.

Его высоко поднятая голова, открытый взгляд и умение мило улыбаться в нужный момент подкупало многих школьниц и женщин средних лет. Леся тоже была покорена глазами теплого орехового оттенка и пухлыми губами, свежими, как у девушки. Семен был воплощением человеческой весны, чувственности в чистом виде – этакий «мальчик-конфетка». Богатое воображение нашей героини приписало гарному хлопчику и все остальные достоинства.

Необоснованные претензии Семена на образованность сразу бросались в глаза постороннему наблюдателю, но счастливая Леся этого не замечала. Она сидела с возлюбленным на металлической ограде около памятника и смотрела в васильковое небо. Рука Семена обнимала ее талию, а его глаза цепко оглядывали рынок в поисках укромного местечка.

«Мне кажется, что ты из прошлого века. О таких мужчинах писала Цветаева», – решила раскрыть свою душу Леся. Ей показалось, что наконец-то нашелся тот, кто ее поймет. Она принялась цитировать:

«И чьи глаза, как бриллианты,

На сердце вырезают след,

Очаровательные франты

Минувших лет,

Одним ожесточением воли

Вы брали сердце и скалу,

Цари на каждом бранном поле

И на балу…»

«Я тоже где-то читал, что мысль мужчины возвращается к теме секса раз в полминуты», – Семен принял стихи за явный намек и решил блеснуть осведомленностью. Он сильней притянул к себе девичью талию. От такой интерпретации Леся окаменела. Парень почувствовал, что сказал что-то не то, и решил исправиться: «Ты не думай, я не маньяк, я о выпивке думаю ничуть не реже».

Однако девушка к нему не потянулась, а напротив, напряглась еще больше. «Что ж не так?» – невезучий влюбленный отчаянно соображал, что сказать, чтобы исправить положение. Наконец он решил расправиться с возможными соперниками одним ударом: «А остальные ващ-ще подозрительны. О чем еще думать? Теракт и государственный переворот устроить хотят? Их надо изолировать и водярой лечить».

«О господи, и этот такой же!» – глаза Леси наполнились слезами. «Пора сваливать!» – решила она.

«Ну шо, пойдем вмажем?» – перешла она на тон своей в доску девчонки.

Они дружно встали и в обнимку пошагали в направлении рынка. Возле первого же ларька их окружили знакомые парни, появилась водка, и понеслись пьяные базары. В начале попойки Леся тихонько удалилась. Любимый и не заметил.

Так бы и жила Леся в мечтах о «франтах в бриллиантах» и своей новой любви – сыне бывшего агронома – если бы не возвращение демобилизованных.

Район замер в предвкушении: старшие школьницы пришли в боевую готовность, самогонщики заливали дополнительные емкости, матери в эйфории до отказа набивали морозильники голубцами и пельменями, а отцы (которые у некоторых еще были) пребывали в философском оцепенении.

Леся никого не ждала и в боевое состояние не приходила. А о ней между тем тоже мечтал один солдатик.

По правилам каждого героя должна была ждать невеста. А у дембеля Лехи невесты отчего-то не случилось. Пацанчик был среднего роста, но щупловат, у него были острые черты лица и живой подвижный нос, который, казалось, жил своей жизнью. Такие типы у невест не котировались. Как и везде, популярностью пользовались накачанные «быки-дерьминаторы» с рано намечающимися пивными брюшками и сухие юные каратисты, способные и дать отпор соперникам, и, может быть, увезти девушку в другой город, где много огней, людей, больших магазинов и красивых иномарок.

Тогда на службе Леха, чтобы не выглядеть лохом, назначил на эту роль Лесю и решил писать ей письма. Благо по их части ходила толстая тетрадь с образцами – было достаточно только поменять имя девушки.

Леха переписал аж два письма и на одно получил ответ, который всем демонстрировал с гордостью. После этого все поверили, что у Лехи и впрямь есть девушка, и стали выспрашивать подробности. Леха так увлекся описаниями, что и сам поверил, что Леся и есть его невеста.

Надо уточнить, что письмо получил он не от самой Леси, а от ее мамы. Она, прочитав письмо Лехи, сильно перепугалась. Литературное образование сыграло с учительницей злую шутку. Ей привиделось, что Леха, не дождавшись ответа, так обозлится, что даст команду своим корешам разнести весь дом, оставив только подпол. Если бы муж был дома, то объяснил бы глупой бабе, что Леха лишь мелкий хорек, изображающий тираннозавра. Единственным его подвигом была победа билетной будкой в парке, которую Леха в пьяном кураже опрокинул вместе с древней бабкой. Опрокинутая бабка подняла такой визг, что к месту происшествия сбежался весь парк. Тут-то и увидели удирающего Леху. Будку вместе с бабкой общими усилиями водворили на место. Однако Лехины действия попадали под серьезную статью. Леха с приятелем пошел бы по полной за грабеж со взломом, если бы его не выручил дальний родственник в надежде на армию, которая, как известно, всех исправляет.

У прочитавшей письмо Лесиной мамы в голове пронеслись все литературные произведения на эту тему. Она поняла, что письмо нельзя показывать дочери, потому что ее маленькая мечтательница и фантазерка может наотвечать такого, что потом всю жизнь не расхлебаешь. Муж был в рейсе, и учительница побежала посоветоваться к соседке. Результатом мозгового штурма явилось ответное послание, в котором бабы явно перестарались с деликатностью, и поэтому Леха понял его так, как захотел.

И вот Леха при полном параде, с татуировкой года дембеля на кулаке и сорванными в ближайшем палисаднике цветами повстречал Лесю у калитки.

«Леха, откуда ты взялся?»

Новоиспеченный дембель осклабился и пихнул ей цветы.

«Ох, Леха, Леха, мне от тебя так плохо», – пронесся в мыслях у Леси бабий стон.

«Ты шо прыйшов?» – «Ты ж мне писала, шо кохаешь. Я зараз до тэбе».

Леся мяла в руках цветы и не знала, что сказать. Она помнила точно, что никаких писем не получала и не писала. Леха решил, что, раз девушка молчит, можно приступить к объятиям. И обнял ее сильно-сильно, притягивая к себе.

«Не писала я тэбе ничого!» – ответила Леся, недоуменно задергав плечами и пытаясь высвободиться.

«Та лано, ну шо ты? Ну лано те, шо я те, пацан, чи шо?! – Леха продолжал атаки, впрочем, безуспешно. – Та лано те, наши усе ж читали, як ты замуж просилась за мэнэ», – выдал Леха и снова растянул губы в подобии улыбки.

«Обкурился», – подумала Леся, резко присела и выскользнула из его объятий.

«Але, ты че? Дура, чи шо?» – не понял Леха.

Невеста тем временем заскочила в дом и заперлась. Леха опомнился и в два прыжка оказался у двери.

«Видкрой!» – крикнул Леха и саданул ногой по косяку. «Убирайся», – прошипела Леся в ответ.

«Ну, сука, дверь на хер вынесу!» – он начал долбить по двери ногой и кулаками, веранда ходила ходуном, дребезжали стекла.

«Лешь, ну не бычь, уйди, а?» – устало сказала девочка. Лехе это показалось обнадеживающим признаком близкой победы. «Д-дверь выбью», – еще раз сообщил Леха и отвесил могучий пинок.

Замок косо повис на двух шурупах, и дверь открылась, но пылающий страстью поклонник этого не заметил. Он снял голубой берет (выпрошенный у дядьки), обмотал им кулак, выбил стекло веранды, просунул руку и открыл выбитый замок. Тренированным плечом он впечатался в косяк. Тот с треском хрустнул и, не удержав равновесия, герой армии десантировался в хату вместе с дверью. На первый взгляд в доме никого не было. «А ну на выход, коза, хазу сожгу», – тупо сообщил Леха пространству.

Он стал обыскивать хату, как блиндаж врага, двигаясь по кругу спиной к стене (как учили), распахивать створки кухонных шкафов и сдергивать занавески с окон. Из развороченного шкафа на его голову посыпалось какое-то барахло. Сдергивая с башки тряпки, Леха вдруг увидел в буфете початую бутылку «Столичной». «О!!!» Он вставил трофейную емкость в рот и влил в себя сразу все содержимое, как в бочку. В животе потеплело, и жить стало гораздо веселее. Леха в экстазе лихо разбил тару о свой лоб. От полученного сотрясения ощущения героя изменились: перед глазами встал дымящийся блиндаж. Превратив ближайшую занавеску в лапшу бутылочной розочкой, герой продолжил поиски невесты.

Икая, Леха перенес боевые действия в спальню, где опрокинул кровать и тумбочку, по пути прикончив ударом ноги старомодное трюмо. Наконец он открыл шкаф, где в эмбриональной позе сидела перепуганная Леся.

Леха выволок ее за шиворот и, как мешок, бросил на вторую кровать.

«Я закричу», – прошептала Леся, пытаясь освободить руки.

«Ори», – хрипло согласился Леха.

Они долго возились на одеяле единственной уцелевшей койки, до которой Леха не успел добраться. Тело Леси было гибким и сильным, она выскальзывала из рук и пиналась ногами. У Лехи же кружилась голова, и его слегка мутило. Смеркалось. Давала о себе знать и выпитая паленка, координация движений все ухудшалась.

«Дай добром, …, убью! – взывал Леха к разуму «любимой девушки», пытаясь одновременно расстегнуть ширинку и не дать телу из-под себя выскользнуть. – Папаню твого на перо посажу… Зубы выбью, дура, на больницу работать будешь, дура…»

Руки не слушались, и Леха обнаружил, что процесс борьбы увлекает его намного больше, чем изначальная цель. «Ну, ща не встанет!» – Леха перепугался окончательно и сполз с невесты. Дело было дрянь, мутило его уже не слегка, тело плохо слушалось, и хотелось только одного – домой.

Маскируя сданные позиции, он, спотыкаясь, рванул на выход и заорал: «Стерва, ты пожалеешь!»

* * *

Жалела ли Леся, что уехала в Москву? Нет. Она жалела, что не может найти своего любимого на всю жизнь – такого, чтобы сердце трепетало от радости. Она всматривалась в лица молодых людей, но те не вызывали в ее душе никакого отклика, пока не появился перед ее прилавком первый кандидат в «чоловики», красавец Глеб.

Симпатяга

Глеб пружинистой походкой вышел ранним московским утром из студенческого общежития. На нем были прекрасные сандалии на босу ногу – настоящие «Salamander», рубашка от-кутюр с рукавами современного фасона, купленная в престижном районном секонд-хенде. Настроение юноши было бы великолепным, если бы его не подпортили выходные брюки, которые разошлись по шву сзади, когда он застегивал обувь. Конечно, как человек «интеллигентный и аккуратный», он хотел было зашить дыру, но тут снаружи раздались булькающие звуки, затем поставленным голосом затянули: «А-уммм».

Глеб слишком хорошо знал, чем это грозит, и заторопился из дома. Дыру в брюках пришлось заколоть двумя булавками, чтобы не было видно. Выйдя на лестничную клетку, он увидел толстячка и двух девушек, спешащих наверх.

«Любопытно», – подумал Глеб и решил понаблюдать.

Выше жил одинокий йог, мужчина средних лет, представлявшийся всем актером. Он действительно работал в театре – осветителем. С тех пор как этого будущего светоча духовности отчислили из университета за неуспеваемость, он жил в общежитии, хитрыми способами обходя закон. Ему здесь очень нравилось: отдельная комната, вокруг молодежь, и за жилье платить не нужно. После отчисления он учился на бухгалтерских курсах, курсах личностного роста, актерского мастерства и еще в одном институте, но так и не смог ничего закончить. В последние годы он увлекся йогой, ездил автостопом в Индию и на Тибет и присвоил себе звание гуру.

Каждое утро гуру выходил на балкон в одних и тех же шортах в любую погоду. Стоя на одной ноге и воздев длани к небесам, он сначала тихо молился, но потом так увлекался, что переходил на ор козлетоном. Он считал, что таким образом очищает пространство. Все соседи немедленно начинали стучать по батареям, и гуру, с брезгливым выражением античного патриция, начинал перемежать «а-у-мм» тихим русским матом, но тем не менее продолжал вопить, искренне считая, что чистит пространство от злых демонов, завладевших соседскими душами. «Я должен им все простить, буду благостен ко всем этим долбящимся приматам, с которыми я вынужден жить в соседстве. Я не буду причинять им страдание, хотя они со мной и не считаются. Я очищу плохую карму своей комнаты, своего этажа, всей общаги, города и вселенной», – страдальчески размышлял мученик. В этот раз, увлекшись, он стал вопить так, что бедные соседи начали выламывать дверь. «О, пронял я ракшасов, – обрадовался гуру. – Могуч мой дух, велика моя сила», – восхищенно подумал он и пошел открывать. В дверях стояли две молодые женщины и толстый парень в очках.

– Вижу, вижу, – возопил гуру, обращаясь к полненькому, – у тебя с потолка черная энергия хлещет, вот потому одышка и сердце колет. Ведь колет же?

Парень стушевался, а гуру, не теряя темпа, уже пугал одну из девушек:

– А за тобой хвост тянется, энергетический, прямо из преисподней, вишь, как худеешь. Ведь худеешь же?

– А у тебя, – обратился он к самой красивой, – венец безбрачия на тумбочке у окна. Но это я сниму, приходи ко мне вечером, – похотливо улыбнулся борец с ракшасами.

– Ах ты гад! – возмутилась красавица. – Орешь тут как потерпевший, а у меня ребенок спит и муж с ночной смены. А будешь шуметь, ментов позову, чтобы в психушку определили!

Она грозно взмахнула кулачком, и гуру обескуражено увидел обручальное кольцо на ее пальчике.

– Нельзя причинять людям страдание, – сказала она и добавила, как отрезала. – Да и тумбочки у меня нет.

– Ладно, ладно, – залопотал несостоявшийся провидец и поспешно скрылся за дверью.

Глеба очень повеселила эта сцена, и он, довольный, направился к метро.

По дороге к нему пристал коробейник, воняющий потом, ментолом и табаком. Он так ловко преградил дорогу юноше, так проникновенно заглядывал потенциальному покупателю в глаза, так темпераментно хватал его за руки, что тот с трудом удрал от него, перепрыгнув через газон. Глеб и сам был распространителем продукции одной известной компании, следил за своей внешностью, и его регулярно пытались сманить в другие фирмы. Неудачливый коробейник развеселил Глеба. Глеб хихикнул и поскакал к метро. На входе, предусмотрительно перейдя на рысь, он перескочил турникет одним прыжком. Тетушка-контролер неопределенных лет ринулась было за ним вдогонку, но была оттеснена толпой народа. Вскоре он вышел на нужной станции.

По тротуарам возле метро люди носились как испуганные кошки: молодые мужчины в галстуках и без, не очень молодые с портфелями и без, шустрые московские старушки в очках и без, а также юные девушки и дамы в красивых и некрасивых, дорогих и дешевых платьях и костюмах. Люди сталкивались друг с другом, разбегались по входным дверям или выскакивали из дверей на тротуар. У входа в метро они уворачивались от желавших их обогнать и неслись вниз с такой прытью, будто за ними гналось стадо голодных гиен. Стремглав проносились бухгалтеры, юристы, эксперты, программисты, режиссеры, гастарбайтеры, пожилые поэтессы, менеджеры всех звеньев, студентки-стриптизерши, и лишь некоторые личности, с печатью персональной важности на лице, шли медленно. Стайками гогочущих гусей вывыливались из дверей студенты-первокурсники, все еще под впечатлением от своего нового статуса, сдержанно-деловито спешили мамочки с колясками, и только влюбленные шли в своем темпе, никого не замечая. Глеб беспомощно метался по тротуару, пытаясь найти клиента, но никто останавливался. «Так, надо присмотреться к тем, кто движется прогулочным шагом».

Женщина явно откликнулась на его призывный взгляд. «Кажется, она решила, что замечательно выглядит и зритель сражен наповал, – размышлял молодой человек. – Явно только что из салона: маникюр, макияж, все дела. Отчаянно молодится – пальто цвета взбесившегося баклажана, красная сумочка, сапожки опять же цвета бешеной морковки. Напустила строгий вид: шикарная особа не имеет ни малейшего желания общаться с посторонними. Не такой уж я и посторонний, смотри, дорогая, под ветровкой «так себе» все же свитер от Рональда Мордсона. Что немаловажно: шатен оптимального роста, ни капли лишнего жира, харизма так и прет! Конечно, в моем городе молодые девчонки смотрят так, как здесь не смотрят тетки в три раза старше, и, тем не менее пробуем!»

Глеб снова ослепительно улыбнулся. Для надежности он сначала незаметно привлек, а потом демонстративно отпихнул от себя какую-то школьницу в супер-мини-юбке. «Эх,… Погоди, девочка, не сейчас. Как говорится, если денег нет, какая тут любовь».

– Здравствуйте! Разрешите представиться – меня зовут Глеб. Я просто хотел выразить свое восхищение вами. Может быть, я помешал вашим размышлениям? Тогда гоните меня скорее, сам я уйти от вас не в состоянии.

«Подействовало, еще как!» – оценил обстановку Глеб. На лице добычи (коричневые круги под глазами, расплывшийся подбородок и глубокие морщины на лбу) появилась невольная улыбка. «Только бы не услышать: «Не даю номер телефона незнакомцам!» Заявление, если разобраться, совершенно идиотское: знакомым он и не нужен вовсе, они и так его знают», – стремительно проносилось в голове Глеба. «Ничего удивительного – все бабы безумны по определению. Что очень даже здорово, а то не на завод же идти пахать за прожиточный минимум. С моим-то шармом чуть подучиться – и щелкать этих мамашек как орешки. Хе-хе! А потом – фазенда у моря, обязательно за бугром, белый кабриолет и три начинающие актрисы-модели под моим одеялом! Такие тощие, разряженные и накрашенные, и духами чтоб от них несло, и чтоб душу теребили. Красота!» – размечтался промоутер.

Вдохнув пару раз животом (чтобы получился глубокий сексуальный баритон, как учили на курсах), он снова проникновенно заглянул даме в глаза и поклонился, вежливо и почтительно:

– Все же мы с вами родственные души – не побоюсь этого слова, – ведь правда?

Дама восторженно глянула на соблазнителя и вдруг повернула голову боком. «Должно быть, думает, что в профиль она выглядит красивее», – сообразил Глеб.

– Так вот! Вы – такая чудесная… но только вот… ваш вид! Внешность! Лицо! Надеюсь, самое главное вы поняли – это необходимо. Держите – ничего стыдного в этом нет!

Женщина машинально взяла протянутый листочек. На лице ее появилось безмерное удивление, потом оно стало перерастать в… ярость, и обиду, и растерянность. Дама даже слегка согнулась, будто ее ударили, а лицо по цвету приблизилось к сумочке.

– Вы раздаете визитки какой-то клиники, которая проводит омолаживающие процедуры! И… из всех женщин на улице вы выбрали меня!

«Черт, черт, черт!!! – заволновался юноша. – Ох, тяжкая наша доля! Ладно, попробуем надавить на жалость. Мужик наверняка сбежал от нее к молодой, как только на бабках ее папаши поднялся. Разведенка с ребенком, скорее всего. Значит, жалостливая».

В свое время отец Глеба использовал брак с его матерью для карьерного роста. Как только тесть ушел на пенсию, бросил жену беременной вторым ребенком, чтобы снова жениться еще более выгодно. Сейчас он стал большим человеком в его родном городе и был женат уже в четвертый раз. Новые жены родили ему новых детей, а с матерью Глеба он не общался. Несмотря на это, сын очень гордился своим отцом – тот был богат, знаменит, его статусу можно было только позавидовать. Подражая ему, Глеб считал, что настоящий мужчина стоит неизмеримо выше всяких там семейных ценностей. К женщинам он относится либо как к развлечению, либо как ступеням на пути своего роста. Мама же, влюбленная в мужа робкая женщина, потеряла после развода второго ребенка и замкнулась в себе. Глеба фактически воспитывала бабушка – старенькая, подслеповатая, совершенно не разбирающаяся в современном мире. В молодости она удачно вышла замуж и поэтому советовала внуку выгодно жениться, чтобы решить разом все жизненные проблемы. Это был единственный известный ей способ преуспеть в жизни, его она и рекомендовала.

– Простите, я не хотел вас обидеть, – Глеб закашлялся. – Целый день на улице провожу, понимаете, простыл. Но не жалею – дело святое. Вы – женщина умная и понимаете, что речь идет об оздоровлении нации. Это не клиника, ни в коем случае – только методы природного оздоровления, многократно проверенные лучшими экспертами. Да что я говорю – вы сами посмотрите, там и сайт наш есть. И продукция замечательная. А стипендию сейчас только особым студентам платят, а я нормальный. А еще у меня беда – отец женился на молодой, как только на деньгах тестя поднялся. А теперь у деда инфаркт, работать не может. Папаша и выгнал нас с мамочкой из дома.

Глеб резко остановился и смонтировал на лице соответствующее случаю выражение. «Не ляпнуть бы лишнего, еще, чего доброго, позавидует неизвестной мамочке и взбесится. Сыночек-то ее небось не балует вниманием. Муж всю жизнь по баням да по бабам, а потом и вовсе свалил. Только своего «сыночку» она и любит-балует, в попу целует, вот сын и привык ее эксплуатировать по полной. Кудри завила, а под глазами не мешки даже, а прямо чемоданы».

Но незнакомка, кажется, прореагировала положительно. Улыбнулась. «Хорошо! Эта если подпишется – будет вкалывать как лошадь за копейки. Куда ей еще деваться!» – мысли Глеба, как скакуны, неслись на огромной скорости.

– Прошу вас, не уходите вот так. Давайте обменяемся координатами, может, все-таки заинтересует вас наша продукция. Вы мне очень понравились, я просто трушу. Вот моя визитка, – в заключение он изобразил взгляд в глаза типа «святая невинность». С утра перед зеркалом репетировал!

Смущенная женщина записала телефон. Ура! Скоро, скоро Кипр, Ницца, прочая заграница и белый «Каддилак»!

Люди едут в мегаполисы за красивой жизнью, показанной в телевизоре. Но, чтобы ее организовать, надо перейти в созидательную программу. Есть несколько вариантов перехода. Можно «переесть» этой красоты, обрести здравомыслие, отринуть мифы и выделить для себя истинно ценное; найти эффективную стратегию, например – любимую работу. Есть вариант обратиться в веру. Можно (и это еще один вариант) заняться сетевым маркетингом, то есть остаться в поле мифов о красивой жизни и пытаться их воплотить через создание команды лидеров. Понятно, что этот вариант может реализовать только сильная и яркая личность. Глеб такой силой не обладал, поэтому занимался откровенной манипуляцией, думая, что создает сеть.

Леся в белом халате стояла за прилавком, когда в здание рынка вошел потрясающий молодой человек: оптимального роста, стройный, в светло-сером костюме в мелкую серебристую полоску и в идеально начищенных ботинках. Он небрежно окинул прилавок и как бы случайно задержал цепкий взгляд на Лесе. Потом красавец как бы невпопад улыбнулся и направился к ее прилавку.

«Вот так выглядит столичный мачо», – колени Леси предательски дрогнули. Перед ней оказался человек, удивительно похожий на ее идеал мужчины. Именно таким она представляла будущего мужа – высокий шатен спортивного телосложения, обязательно с голубыми глазами. Элегантно одет. По ее телу пробежали мурашки, от внезапно нахлынувшей лавины чувств девушку буквально парализовало. Она еще не осознала, что влюбилась с первого взгляда.

Умение одеваться и тяга к красивому досталась Глебу в наследство от бабушки. Гармонично подобранные наряды, создание элегантного силуэта, использование нужного аромата – этим мастерством она владела в совершенстве и, главное, рассказывала об этом внуку. К ней часто заходили подруги, чтобы посоветоваться, как стать более соблазнительной. Бабушка надевала очки с толстыми линзами и делилась секретами.

Мачо явно заметил состояние девушки и был польщен, хотя и ненадолго. «Свеженькая, персик, но такая же лимита, как и я – не вариант», – подумал он. Но соблазн прямо сейчас заполучить этот сладкий кусочек оказался слишком велик.

– Вы – очень обаятельная девушка! Возьмите, пожалуйста, мою визитку, у меня есть предложение, которое может вас заинтересовать. Кстати, меня зовут Глеб. А вас?

– Олеся…

Очаровательный Глеб еще немного потоптался у прилавка и заговорил о погоде. Потом, улыбаясь Лесе самой обаятельной из всех улыбок, он продолжал:

– Скажите, вы, конечно, считаете, что экология в столице оставляет желать лучшего?

– Да, – автоматически ответила продавщица, без меры очарованная юношей.

– Знаете, что нашу воду нельзя пить без фильтра?

– Да, – повторила та как загипнотизированная.

– Вы хотите быть здоровой?

– Да, – «Да, да, да…»

– А ваши дети! Вы хотите, что бы они были здоровы?

– Конечно… – он сказал «наши дети»? Послышалось?

– Тогда вы – клиент нашей фирмы и мой «любимый клиент», и мы с вами просто обязаны встретиться в неформальной обстановке и все такое, ведь правда?

К сожалению, денег на мясо у мачо не было – биодобавки продавались с большим трудом. Все доходы и займы уходили на имидж – костюмы в бутиках, редкие ужины в ресторанах, аренду машины и все прочее в том же духе. Глеб рассуждал так: что он ест и где живет, не видит никто, а во что он одет и на чем ездит – видят все. Потому экономил на еде. Так ничего и не купив, он ушел.

Вернувшись домой (теперь ей казалось, что ее комната представляет собой сплошное убожество), Леся приняла душ, потом оделась как можно красивее (у нее в гардеробе уже появилось несколько вещей, купленных на распродажах в дорогих магазинах) и накрасилась чуть заметно, по-столичному. Обмирая от страха, она набрала номер, обозначенный в визитке Глеба…

Глеб водил Лесю по старой Москве: на Патриаршие пруды, во дворик, где встретились Мастер и Маргарита, на Ваганьковское кладбище к памятникам Высоцкому и Есенину. Леся не верила своему счастью: она и правда гуляла с шикарным мужчиной по бульварам и культурным местам столицы. Они перекусили: в настоящем дорогом ресторане Леся была впервые в жизни. Девушка была переполнена впечатлениями и ощущениями: вышколенные официанты, скатерти неземной белизны, меню с красивыми глянцевыми фотографиями и на двух языках. Она вспомнила бабушкины уроки этикета, разобралась в бокалах и кушала аккуратно, виртуозно пользуясь вилкой и ножом. Хотя Глеба это немного задело (сам «столичный мачо» научился пользоваться приборами недавно и чувствовал себя неестественно), он вида не показал, улыбался девушке снисходительно и ласково. В это время он обдумывал, как бы заставить это существо работать на себя по максимуму. Глядя на наряд «этой лимиты», составленный из предметов разных стилей и эпох, он вспоминал себя самого трехлетней давности, приехавшего из районного городка, и ухмылялся.

Но роль внимательного слушателя Глеб играл безупречно: сказывались тренинги по продажам, бесплатно предоставляемые сетевой компанией.

Свежий цвет лица и пухлые губки девушки переключили его мысли на другое: «Интересно, а какие на ней трусы? Уж наверняка не кружевные стринги. Неужто какие-нибудь бязевые панталоны до середины ляжек? Во прикол будет!»

Он внимательнее присмотрелся к спутнице: «Вообще, если ее приодеть, нормально «откосметить» и снабдить карманными деньгами, то можно куда-нибудь и запустить, к папикам на выпас, например. Но тогда нужно установить контроль, она же дура. Начнет мямлить-жаться-стесняться, бабло отжать не сможет. Стоит ли вкладываться? Сетевой бизнес вряд ли сразу потянет. Связей нет, искусством общения не владеет, на сцену ее не выпихнешь – стеснительная. Ей на рынке стоять. Это ж сколько ее учить надо…» Новоиспеченный предприниматель придирчиво осмотрел девушку: «Надо признать, она довольно хорошенькая. И с какого рожна мне ей папиков поставлять, испортит ведь все своей дурью, а тем только дай. И где бабло?! Может, мне папики и самому пригодятся». И Глеб глянул на Лесю теперь уже злобно.