Текст книги "Туман"

Хирам поднёс палку с удавкой к шее волка и ткнул в него шестом.

– Получай, тварь! – крикнул он.

Волк заскулил от боли.

– Нет! – закричал я, вскочив.

– Тише ты! – Олли схватила меня за руку. – Сиди на месте!

Я нехотя послушался. Парсон и Хирам были слишком заняты волком и не услышали нас.

– Они не должны этого делать! – воскликнул я.

– Конечно, должны, – возразила Олли. – Мы в цирке. Как, по-твоему, дрессируют животных?

– Не знаю. Не так.

– Это единственный способ. От животных нас отделяют только Парсон и Хирам. Без них звери бы разорвали нас.

Я не мог поверить своим ушам. Она что, на стороне этих мучителей?

– Вы заслуживаете этого, – отрезал я.

И, не дожидаясь ответа, выскочил из шатра и побежал к реке.

3

– Я помню эту испанскую майолику Чтобы достать её со дна реки, пришлось немало потрудиться, да?

Старый Сэл внимательно посмотрел на меня.

– Ты пришёл поговорить о том, что лежит у меня на полу?

Я сел в кресло у потухшего камина.

Была почти полночь. Я так и не смог уснуть и наконец вышел прогуляться по берегу реки. Как бывало всегда, через пару минут я уже шёл в сторону лачуги Старого Сэла, зная, что он не спит.

Я не ошибся. Пройдя рыбацкий док, я увидел своего наставника. Во рту у него была неизменная трубка, голову украшала фетровая шляпа. Его седая борода выглядела идеально (и я не понимал, как ему это удавалось). Я не знал, сколько лет было Старому Сэлу, но за всё время нашего знакомства он не изменился.

– Что случилось, мой мальчик? Проблемы с друзьями?

– С Тодом и Наки? Нет. Рано или поздно Тод переломает Наки кости, но в целом всё хорошо.

– Значит, девочка?

Я опустил голову.

– Возможно.

Старый Сэл выпустил из серебряной трубки облако дыма.

– Подожди пару лет, и мы вернёмся к этой теме.

– Ну да, – промямлил я. По правде говоря, мы, мадларки, не были желанными партиями в любовных играх, поэтому я сомневался, что когда-либо меня ждала серьёзная беседа на эту тему.

– Раз у тебя нет любовных мук и проблем с работой, что тебя тревожит?

Я резко встал и начал расхаживать по комнате. Из всех знакомых мне мадларков лишь Старый Сэл имел в доме пол, достойный называться полом. Кроме того, Старый Сэл единственный курил серебряную трубку, а на его рубашках и штанах были целы все пуговицы. У него было множество вещей, которые можно встретить лишь в богатых домах. На пример, фламандский спинет[5]5
  Небольшой музыкальный инструмент, разновидность клавесина.


[Закрыть] с самшитовыми клавишами, коллекция ваз из китайского фарфора и изящный пюпитр шестнадцатого века, который Старый Сэл использовал как вешалку для одежды.

– Сложно объяснить, – ответил я.

Так оно и было. Воспоминания о волке в клетке мучили меня. Почему? За свою короткую жизнь я видел много чего похуже. Детей, умерших от голода. Родителей, которые ради спасения остальных детей продавали старшего ребёнка на морское судно в качестве матроса или помощника на кухне. Почему я так переживал из-за зверя? Зверя, который при любой возможности убил бы меня.

– И всё же попробуй, – не отступал Старый Сэл.

Я снова сел в кресло.

– Сегодня я видел несправедливость, – начал я. Это было правдой. – Я вижу несправедливость постоянно, каждый день. И никогда ничего не делаю, потому что такова жизнь. Но…

– Но? – переспросил Старый Сэл.

– Сейчас я чувствую, что должен что-то сделать.

– Так следуй за своими чувствами.

– Если бы ты знал, о чём я говорю, ты бы так не говорил. Ты сказал бы, что нужно одуматься и заняться делами поважнее.

– Какими, например?

– Искать ценные предметы на дне реки. Выбивать лучшую цену. Защищать территорию.

Старый Сэл долго молчал, не отрывая глаз от тёмного жерла камина.

– Похоже, я был худшим учителем, раз убедил тебя, что именно это важно, – наконец проговорил он.

– Но…

Старый Сэл поднял руку, и я умолк. Его взгляд заскользил по комнате.

– Через несколько лет от этого ничего не останется. Все мои вещи окажутся на рынке. Будут проданы, поделены, украдены. Они украсят чей-то дом, и никто не узнает, кому они принадлежали и каким был тот человек. Пойми, мальчик, сколько бы денег у меня ни было, какой красивой ни была бы моя одежда или мебель, придёт время, когда всё это перестанет иметь значение. Если что-то и останется после меня в этом мире, так это воспоминания людей, чей путь пересёкся с моим.

Старый Сэл выпустил огромное кольцо дыма, и на мгновенье его лицо исчезло в нём.

– В этом мире много несправедливости, Клэй, – сказал он. – Слишком много, чтобы пытаться изменить его. Но нет сражений, которые были бы важнее других. Битва, которую выбираешь ты, – вот что имеет значение. Какой бы мелкой, несерьёзной и бесполезной она ни казалась тебе по сравнению с этим мерзким миром, это всё, что останется после тебя.

Старый Сэл встал и подошёл к двери.

– А если я проиграю? – спросил я. – Если всё окажется пустой тратой времени?

– Как я это вижу, Клэй? Чем меньше шанс на успех в деле, тем больше уважения заслуживает человек, который решился на него.

С этими словами Старый Сэл вышел из лачуги и направился к реке. Через несколько секунд он исчез во тьме.

– Эй, только посмотрите, кто здесь! Один из Ужасных!

Я поднял голову и увидел перед собой тёмные каменные арки Воксхолльского моста. На берегу меня ждала воинственно настроенная банда Паршивцев Блондинки. Я даже не заметил, что забрёл на их территорию, а зайти на территорию Паршивцев было плохой затеей. Таких, как они, лучше не злить.

Я и мои друзья знали это.

Пару лет назад Наки продал одному из них оловянный чайник, сказав, что он серебряный. В обмен он получил две броши из настоящего серебра, которые позже продал на рынке в Уайтчепеле менее чем за полчаса. Выручка была солидной: хлеб, сыр, мёд и даже пара не слишком гнилых яблок.

Когда Паршивцы поняли, что их надули, они так разъярились, что Тод едва не лишился уха, защищая Наки. Нам удалось удрать лишь благодаря полицейским, которых привлекли яростные вопли, доносившиеся с поля боя.

С тех пор отношения между Ужасными и Паршивцами стали слегка натянутыми.

Блондинка вышла вперёд с высоко поднятой головой. С нашей последней встречи она ещё больше растолстела. Длинные волосы соломенного цвета доходили до середины спины, губы казались тонкой полоской на лице, а огромные голубые глаза делали её похожей на рыбу. Блондинка казалась абсолютно речным созданием, но её кулакам позавидовали бы грузчики, постоянно толпившиеся в доках.

– Что ты здесь делаешь, Клэй? – спросила она.

Я поднял руки.

– Мне не нужны проблемы.

– Слишком поздно, – хихикнул один из Паршивцев.

– Заткнись, – рявкнула Блондинка. Она внимательно оглядела меня, словно пытаясь оценить. – Ты ведь слышал об облаве?

– Облаве? Нет, но это меня не пугает, – ответил я. – Старому Сэлу всегда удавалось договориться с полицией.

– В этот раз речь не о полиции, – возразила Блондинка.

– Тогда о ком? Об этих сумасшедших из рабочего дома?

– Нет.

– А о ком?

Блондинка вскинула брови, и я сразу понял.

– Рабочие фабрик, – догадался я.

Это было серьёзной проблемой. Полицейских можно было подкупить, от почтенных сестёр – сбежать, а вот рабочие были особым случаем. Они совершали облавы ночью. Врывались в бараки на берегу реки, вооружившись верёвками и дубинками, в два счёта ловили бродяг вроде нас, затыкали рот кляпом и увозили на одну из многочисленных ткацких фабрик в пригороде Лондона. Там пленников приковывали к ткацким станкам, чтобы те не могли сбежать.

– Лучше спать с открытыми глазами, – заключила Блондинка. – А теперь проваливай отсюда.

– Что? – взвизгнула девчонка из её банды. – Ты просто отпустишь его? Он зашёл на нашу территорию, его нужно проучить!

Блондинка едва не прожгла выскочку взглядом, а я помчался в обратную сторону, воспользовавшись её неожиданной добротой. Я не только избежал драки, но и узнал об облаве.

«Нужно предупредить Тода и Наки», – встревоженно думал я.

Мы с Тодом были уже довольно крупными для работы на ткацком станке, а вот Наки с его тонкими пальцами стал бы идеальным рабочим.

Я шёл в сторону моста Блэкфрайерс. День обещал быть знойным, и с Темзы доносился неприятный слащавый запах. Взрослые мадларки предупредили, что на следующей неделе будет дождь и река оставит на берегах несметные сокровища. Как бы отвратительно это ни звучало, самой желанной добычей для мадларка были трупы богачей, которые после нескольких бокалов чего-нибудь покрепче любили делать глупости. Например, пытались пройтись по парапетам моста. В итоге они падали в воду, и нам доставались их дорогие часы и перстни.

Я уже почти добрался до нашей лачуги, когда часы на соборе Святого Павла пробили полдень. У меня ёкнуло сердце: я пропустил встречу с Олли. Тем утром что-то помешало мне отправиться в цирк. Возможно, я был не таким храбрым, как думал. Возможно, я способен лишь произносить красивые слова перед Старым Сэлом, а когда доходит до дела…

– Слушай, курочка, просто уходи. У нас нет времени на это!

Истеричный голос Наки отвлёк меня от мыслей. Я поднял голову и увидел странную сцену: Олли в своём цыганском наряде и с длинной чёрной косой ошеломлённо смотрела на раскрасневшегося Наки, который яростно размахивал кулаком перед её лицом.

– Я всего лишь сказала, что ты заключил плохую сделку, вот и всё, – заявила Олли, пожав плечами. – Тебе стоило взять гораздо больше за эти ложки.

– Я сам решу, какую цену поставить, – отрезал Наки. Очевидно, слова Олли задели его.

Тод с улыбкой наблюдал за происходящим.

– Твоя подружка с характером, – сказал он, когда я приблизился к ним.

– Она мне не подружка, – ответил я не подумав.

Олли бросила на меня обиженный взгляд.

– Не волнуйся, я тоже не горю желанием стать твоей родственной душой, – парировала она.

Девочка достала что-то из кармана и бросила в мою сторону. Тод, чья реакция была гораздо быстрее моей, поймал вещицу на лету. Это оказалась шкатулка с картами Таро.

– Ты же сказал, что продал их, – накинулся на меня Наки.

– Ну да, почти, – промямлил я.

– На самом деле он подарил их мне, – заявила Олли.

Наки побагровел.

– Что?

– Не надо, Наки, – вмешался Тод. – По крайней мере нам их вернули.

– Вот именно, – кивнула Олли. Она ткнула в меня пальцем, и на секунду я решил, что она собирается проклясть меня. – Я возвращаю тебе карты лишь по просьбе бабушки, иначе бы я выбросила их. Не люблю тех, кто пропускает встречи.

Тод хихикнул.

– Ого, ещё и встреча. Интересно.

– Не было никаких встреч, – возразил я.

Олли едва не прожгла меня взглядом. Она развернулась и пошла быстрым шагом в противоположную сторону.

Тод толкнул меня.

– Объяснишь, что происходит? К тебе приходит девчонка, и ты так ведёшь себя с ней? Она симпатичная, вот что я скажу. – Тод снова толкнул меня, да так, что я с трудом устоял на ногах. – Иди поговори с ней.

– Да, скажи ей, чтобы не возвращалась, – пробормотал Наки, пересчитывая деньги в карманах. – Я выгодно продал ей ложки. Что ей ещё нужно? Проклятая девчонка…

– Клэй, очнись! – Тод треснул меня по спине так, что перехватило дыхание. – Или ты догонишь её, или я сам этим займусь.

– Иду, иду, – вздохнул я. – Эй, Олли, подожди! Стоит ли говорить, что она не обернулась, а лишь ускорила шаг. Вопреки своему желанию я побежал за ней.

– Подожди!

Если бы не конка, появившаяся впереди, Олли ни за что бы не остановилась и я бы не догнал её.

Я схватил её за руку.

– Олли…

Девочка вырвалась.

– Ты настоящий… – начала она.

– С дороги, сопляки! – крикнул кучер, замахнувшись хлыстом.

Я отпрыгнул в сторону и взобрался на парапет моста. Олли же погрозила мужчине кулаком и крикнула что-то неразборчивое. Наверное, проклятия, которых мне удалось избежать.

Олли ловко запрыгнула на парапет. Теперь ей, видимо, хотелось поговорить. Тем временем под нами лениво плыла барка с пивными бочками. Мужчина, управлявший ею, громко пел:

– Зелёные рукава были моей радостью, зелёные рукава были моим счастьем, зелёные рукава были золотым сердцем!.. [6]6
  Речь идёт об английской фольклорной песне. Оригинальное название – Greensleeves (дословно «зелёные рукава»). Кто и для кого написал эту песню, доподлинно неизвестно. Версия Клэя не является единственной.


[Закрыть]

– Ну и гадость! – воскликнула Олли, поморщившись. – Тот, кто это написал, был настоящим слабаком.

– Ты не знаешь, кто это написал? – спросил я.

– Нет, а ты?

Я кивнул.

– Генрих VIII. Для Анны Болейн, своей второй жены. Перед тем как отрубить ей голову. Не такой уж он и слабак, да?

Неожиданно лицо Олли изменилось.

– Откуда ты это знаешь?

– Меня воспитал мадларк, любивший историю и литературу, – ответил я.

– Значит, ты умеешь читать.

– Да.

– Везёт же, – вздохнула Олли. – Моя бабушка не хочет научить меня. Она говорит, что я должна лишь уметь читать карты Таро.

– Кстати… Спасибо, что вернула их. И прости за вчерашний день, – поспешно добавил я. – Я бы не хотел, чтобы тебя съели звери в цирке.

– Но именно так ты сказал, – возразила Олли.

– Потому что ты защищала Парсона и его сына! – воскликнул я.

– Ты уверен? – спросила Олли. – Если я не ошибаюсь, ты сбежал, даже не дав мне шанса всё объяснить.

Я понял, что она права.

– Значит, ты не на их стороне?

– Клэй, я цыганка. Моя бабушка дважды объехала весь мир. Я родилась в Англии и до шести лет жила в Румынии вместе с семьёй отца. Я бы ни за что не согласилась провести жизнь в клетке.

Нет, мне не нравится, как Парсон и Хирам обращаются с животными. Мне жаль, что звери страдают. Мне жаль, что они лишились свободы. – Олли вскинула руки, и многочисленные браслеты зазвенели на запястьях. – Но моя бабушка очень старая, и этот цирк – наш единственный способ выжить. Без тигров, медведей и обезьян мы ничего не заработаем. Это они делают представление ярким, а не воздушные акробаты, жонглёры или мы, цыганки. А теперь, когда в цирке появился волк, о нас написали во всех газетах. Даже королева Виктория придёт на наше представление. Мы заработаем уйму денег.

Я молчал, пытаясь осмыслить слова Олли. Я слишком быстро осудил её. А ведь она, как и я, занималась тем, что позволяло выжить.

– Почему Хирам так обращается с животными? – спросил я, вспомнив его жестокий взгляд.

Олли покачала головой.

– Он всегда был таким, даже в детстве, когда ещё не помогал отцу в зверинце. Он мучил мышат, лягушек и других животных, которых находил в лесу.

– Но почему?

– Потому что для него единственный способ чувствовать себя хорошо – причинять боль другим.

– Похоже, у него не лучшая жизнь.

– Нет, но он сам такую выбрал.

– Наверное, у него мало друзей.

– Наоборот, – возразила Олли. – Он главный среди ребят. Они называют себя Сорвиголовами из цирка.

– Плохое название, – заявил я. – Ужасные с Блэк фрайерс звучит гораздо лучше.

Олли мои слова не впечатлили. Очевидно, оба названия казались ей нелепыми.

– Ты тоже входишь в их банду? – спросил я.

– Конечно нет. Не хочу иметь ничего общего с этими полудурками. Они боятся моей бабушки. Думают, она ведьма.

Я не стал спрашивать Олли, правда ли это.

– Владельцы цирка знают, как ведут себя Парсон и Хирам?

– Разумеется, – ответила Олли. – Смит и Спэрроу ещё безжалостнее. Животные для них всего лишь способ заработка. Когда животное становится слишком старым, чтобы выступать в цирке, оно оказывается бесполезным, и его убивают.

Я замер.

– Убивают? – переспросил я.

– Да, – мрачно повторила Олли.

– Значит, волка ждёт такая же судьба, – с горечью заключил я.

Олли кивнула.

– Провести всю жизнь за решёткой. Его дом в сотне миль отсюда, на севере. – Она спрыгнула с парапета и отряхнула платье. – Когда Парсон и Хи рам его приручат, Смит и Спэрроу будут пылинки с него сдувать. Он станет ходячим мешком с деньгами.

– А если Парсон и Хирам не смогут? – спросил я.

Олли внимательно посмотрела на меня.

– Животное, которое не может выступать в цирке, бесполезно. А бесполезных животных…

Ответ я уже знал. В Необычайном цирке Смита и Спэрроу бесполезных животных убивали.

4

В тот вечер я вернулся в цирк.

Солнце уже садилось, и алый шатёр сиял в мерцающем свете фонарей и костров. Я перелез через забор, осторожно обошёл мужчин на лошадях и остановился у двух повозок.

Вокруг костра под звуки тамбурина танцевали женщины. В руках у каждой был разноцветный платок. Чуть поодаль мужчина, чьё тело было полностью покрыто синими татуировками, точил о камень длинный клинок шпаги.

Неожиданно у меня за спиной раздался знакомый голос:

– Не думала, что ты ещё раз придёшь.

Я обернулся:

– Я ещё не закончил.

Олли замерла в ожидании.

– Я освобожу волка.

Мне казалось, Олли бросится спорить, но она лишь пожала плечами и спокойно ответила:

– Знаю.

– Знаешь?!

– Бабушка увидела, что ты решил освободить волка. В картах.

– Ах вот оно что, – пробормотал я. – А она случайно не увидела, останусь ли я в живых?

– Нет, не увидела, – ответила Олли. – Но вряд ли нужна цыганка, чтобы узнать это.

– Это так очевидно?

– Ты хочешь освободить дикого зверя, который считает человека своим главным врагом. Чем, по-твоему, всё закончится?

– Единственным возможным образом.

Олли улыбнулась.

– По крайней мере ты понимаешь это.

– Слабое утешение. – Я перевёл взгляд на пламя костра, горевшего неподалёку. – Я знаю, ты не захочешь помогать мне. Так хотя бы не мешай. Вот всё, о чём я прошу.

– Разве я говорила это?

– Что?

– Что не хочу помогать тебе.

Я растерянно посмотрел на Олли.

– Но ты же говорила, что для тебя и твоей бабушки цирк – единственный способ выжить.

– А ещё я сказала, что мне не нравится, как Парсон и Хирам обращаются с животными. Я готова помочь тебе. – Олли помолчала и добавила: – Но я не собираюсь рисковать. Если тебя поймают, ты будешь один. Я убегу.

Я долго всматривался в лицо Олли, прежде чем ответить.

– Знаешь, у тебя странная логика.

– И это говорит мальчик с реки, решивший спасти дикого зверя.

Я улыбнулся. Олли была противоречивой, но она хотела помочь мне. Чего же больше?

– Спасибо.

– Рано благодарить. Запомни: если что-то пойдёт не так, это твои проблемы.

Я кивнул.

– Справедливо.

Я протянул руку, и девочка недоверчиво пожала её.

Хотя раньше между нами не было секретов, я решил ничего не рассказывать Тоду и Наки. Чтобы оправдать свой интерес к Необычайному цирку Смита и Спэрроу, я решил притвориться, будто влюбился в Олли. Хотя, конечно, это было очень далеко от правды.

– Молодец, Клэй! – воскликнул Тод, когда на следующий день я сообщил, что вечером снова собираюсь в цирк к Олли.

– Интересно, что скажет Старый Сэл, – хихикнул Наки.

– Да-да, – пробормотал я, продолжая с серьёзным видом копаться в грязи.

На самом деле я решил не рассказывать о своём плане даже Старому Сэлу. Что я мог сказать ему? Эй, Сэл, мальчик, которого ты воспитал как родного сына, решил погибнуть от зубов волка? И самое забавное – ты сам подтолкнул его на этот шаг!

Об этом не могло быть и речи.

Вечером, перед тем как отправиться в цирк, я заскочил на мясной рынок в Смитфилде. Это было ужасное место, грязное и зловонное. Мы с Тодом избегали туда ходить – в том числе потому, что у нас редко бывали деньги на покупку мяса. Зато Наки обожал тут бывать. Мне даже стало казаться, что рынок в Смитфилде был главным источником вдохновения для его душераздирающих рассказов о Великом зловонии 1858 года.

Я обошёл рынок в поисках жертвы. Выбрать её было непросто – у мясников имелось множество ножей, топоров и прочих малоприятных инструментов.

Наконец я заметил старика, торговавшего мясом. Теперь нужно было дождаться, пока в круговороте звуков и запахов его что-нибудь отвлечёт. И действительно, у прилавка невесть откуда появился огромный пёс, надеющийся заполучить парочку костей.

– Кыш, зверюга! – рявкнул мясник. Он вышел из-за прилавка и попытался прогнать собаку. – Кыш, кыш!

Я никогда не воровал – Старый Сэл не одобрял этого. Не собирался я вступать на этот путь и сегодня. Моей добычей стали свиные объедки, выброшенные мясником в ведро. Я быстро завернул их в тряпку и скрылся в толпе.

Когда я пришёл в цирк, уже пробило полночь. Несмотря на поздний час, никто не спал. Артисты пили, ели или разыгрывали небольшие сценки вокруг многочисленных костров. Я собирался сразу проскользнуть к повозкам у зверинца, как вдруг моё внимание привлёк мужчина с синими татуировками. Он сидел на земле в стороне от остальных и вырезал ножом фигурку из дерева. Изредка он прерывался, чтобы оценить свою работу.

Мужчина был очень сосредоточен, и я решил, что он меня не заметит. Но неожиданно он поднял голову, и наши взгляды встретились. На мгновенье я решил, что всё пропало, сейчас он сообщит охранникам о чужаке. Но татуированный опустил голову и продолжил работать, словно ничего не произошло.

Решив больше не испытывать удачу, я спрятался за повозками, а затем подобрался ближе к зверинцу. Олли уже ждала меня. Она тревожно озиралась по сторонам.

– Наконец-то! – прошипела она. – До следующего обхода цирка осталось меньше десяти минут!

– Прости, я…

– Ш-ш-ш! – Олли приподняла штору, закрывавшую вход в зверинец. – За мной!

– Но здесь же темно, – пробормотал я, юркнув за штору.

– Видишь мешки? Рядом лежат масляные лампы, – прошептала Олли. – Я останусь здесь. Буду следить, чтобы сюда никто не пришёл.

Я окинул взглядом зверинец. Клеток не было видно в темноте, но я чувствовал присутствие животных. И был уверен, что они почувствовали моё.

– Твоя бабушка действительно не знает, растерзает ли меня волк?

– Хватит шутить.

– Я не шучу.

Олли обречённо вздохнула и отвернулась.

– Клэй, если нас заметят…

– Хорошо, хорошо, – пробормотал я. – Уже иду.

Я вошёл в зверинец, нашарил на земле лампу и зажёг фитиль. По сводам шатра забегали жуткие тени, дрожавшие от каждого моего шага.

«Смелее, Клэй, – подумал я. – Пришло время показать, кто ты на самом деле».

Я медленно пересёк зверинец, чувствуя, как бьётся сердце.

ТУ-ТУМ. ТУ-ТУМ. ТУ-ТУМ.

Когда я приблизился к клетке со львами, звери резко подняли головы и шумно втянули воздух. Они почувствовали запах крови. И, думаю, не только крови от свиных обрезков, которые лежали у меня в кармане, но и моей.

«Как червяк среди кур», – подумал я.

Не очень-то поэтичное сравнение, но именно таким я себя и чувствовал: крошечным и беззащитным, брошенным на растерзание опасным зверям.

Я остановился в нескольких шагах от клетки с волком, накрытой чёрной тканью.

«Я здесь», – подумал я.

И протянул дрожащую руку. По правде говоря, меня трясло всего, с головы до ног. Наконец я осмелился сдёрнуть ткань.

– Чёрт возьми, – пробормотал я, когда полотно упало на землю.

Волк ждал. Он сидел посреди клетки и смотрел на меня своими янтарными глазами. Несмотря на полутьму в шатре, я заметил светлые пятна вокруг носа и пасти и заострённые уши.

«Он знает, что я его друг, – доверчиво подумал я. – Животные понимают это».

– Всё будет хорошо, – прошептал я, протягивая мясо к решетке. – Я пришёл помочь. Не то что эти…

БАМ!

Это заняло долю секунды.

Резкий прыжок, яростный рык, и я уже лежал на спине. Эта громадина серебристого цвета, весившая почти сто килограммов, оскалила клыки и изо всех сил пыталась выломать решётку.

– Клэй, вернись! – крикнула Олли. – Быстро!

– Нет! – закричал я. – Он должен понять, что я на его стороне.

– На его стороне? Он в клетке, а ты нет. Вот на чьей ты стороне! – взвизгнула Олли.

Я встал и снова протянул волку свиные обрезки.

– Туман, я пришёл помочь, – повторил я. – Не бо…

БАМ! БАМ! БАМ!

Прутья решётки заскрипели.

– Он сейчас сломает клетку! – закричала Олли. – Клэй, возвращайся! Немедленно!

– Но…

Олли бросилась ко мне. Туман с рычанием кидался на железные прутья.

– БЫСТРЕЕ!

Девочка потащила меня к выходу. Ошеломлённый реакцией волка, я растерянно смотрел на свиные обрезки, упавшие на землю, – печальное свидетельство моей глупой наивности.