Текст книги "Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле (и)"

– Чего этот гад хотел от тебя?

– Не могу сказать, не могу… – простонала она жалобно.

– Все и без того ясно, – многозначительно сказал Чарльз.

Он посмотрел на Джерри липким взглядом, затем повернулся к дверям и обратился к публике, в особенности к дворнику:

– Вы видите, в чем дело? Вы слышали крики? Моя сестра звала на помощь, когда этот типчик пытался совершить над нею насилие. Если теперь заварится дело, вы расскажете суду все как есть.

Десяток пар любопытных глаз с интересом наблюдали бы этот спектакль и дальше, но Чарльз выпроводил всех и захлопнул дверь, оставив публику на лестничной площадке обсуждать происшествие. Затем, подойдя к Джерри, он начал допрос.

– Чего ты пристал к моей сестре?

– Здесь произошло какое-то недоразумение, – пытался защищаться Джерри.

– Я не могу понять…

– А я все понимаю. Ты хотел ее изнасиловать.

– Это неправда! – воскликнул Джерри, умоляющим взглядом призывая на помощь миссис Лоуфорд, которая в это время надевала утренний халат. – Миссис Лоуфорд, объясните же вашему брату, как все было.

– Я не хочу ничего говорить, – ответила женщина, тихонько всхлипывая.

– Вот видишь! – обрадовался Чарльз. – Если бы ты был негр – как пить дать попал бы на электрический стул. А так – отделаешься тюрьмой. Свидетели есть.

Джерри постарался взять себя в руки.

– Я хиропрактик, вы это прекрасно знаете. Миссис Лоуфорд пригласила меня на дом, чтобы я посмотрел, что происходит у нее со спиной. Разве не так было, миссис Лоуфорд?

– Я не хочу ничего говорить, – повторила женщина сухо.

Чарльз кинул на Джерри победоносный взгляд.

– Брось ты, лекарь, выкручиваться и врать. Ты опозорил мою сестру. За это надо платить.

– Платить?

– Да. Или гони монету, или женись.

Джерри бросился к виновнице событий, спрашивая, Почти умоляя:

– Миссис Лоуфорд, что вы думаете о подобном вымогательстве?

– Если это по-вашему вымогательство, то мне остается только молчать.

Чарльз надвинул шляпу на глаза. Джерри угадал его намерение, но поздно.

– Чарли! Не бей его слишком сильно! Побереги лицо! – закричала женщина.

Джерри плюхнулся к ногам Чарльза, утирая окровавленные губы. Тут он вспомнил о своем легком оружии и, прежде чем Чарльз успел пережить торжество победы, Джерри – цок, цок! – поразил его своим молоточком в оба колена. Рука Чарльза направилась было в карман, но тотчас отдернулась и повисла как плеть, ибо Джерри успел тюкнуть еще и в локоть. Затем он на всякий случай ударил и по другому локтю, чтобы усыпить все конечности своего врага. Продолжая действовать последовательно, Джерри взял распростертое тело под мышки и вытащил его на лестницу. Затем он вернулся и стал требовать объяснений:

– Это нечестная игра, миссис Лоуфорд. Я попрошу разобраться в этом деле полицию. Со мною такие шутки не пройдут.

Устремив на Джерри удивленно-вопрошающий взгляд, она сказала:

– Успокойтесь, профессор. Чарли такой вспыльчивый. Он только хотел защитить меня.

– И шантажировать меня! – воскликнул Джерри.

– Нет, нет. Нисколько. Но ведь вы понимаете, что я теперь выставлена в очень дурном свете. Все жильцы дома начнут судить да пересуживать. Таковы люди. Нынче в большой моде нравственность.

– Меня пересуды нисколько не волнуют.

– А меня волнуют. Ведь речь идет о чести женщины. О моей честя! Вы понимаете?

– Нет.

Миссис Лоуфорд вынула платочек и стерла кровь с подбородка Джерри. Все-таки у нее была, по-видимому, широкая натура. А еще шире были ее бедра. Она поглядела Джерри прямо в глаза и тихо спросила:

– Неужели это шантаж, если бы вам предложили на мне жениться?

Джерри был похож в этот момент на молоденькую простушку, которая отвечает сватам знаменитым фарсовым восклицанием: «Ах, это вышло так неожиданно!» Оказывается, путь к сердцу женщины шел через спинной хребет.

Однако Джерри был человеком, который думает, прежде чем действовать, а решив – не изменяет решения. Он только холодно спросил:

– Миссис Лоуфорд, зачем вы делаете из меня шута?

– «Миссис Лоуфорд, миссис Лоуфорд»! – воскликнула она обиженно. – Я не выношу, когда ты называешь меня «миссис Лоуфорд». Для тебя я Джоан. А как твое имя?

Джерри не успел что-нибудь ответить, как снова внезапно распахнулась дверь и в комнату вошел, слегка хромая, Чарльз в сопровождении полицейского.

– Что здесь происходит? – осведомился представитель власти.

Джоан молча устранилась, предоставляя Джерри давать объяснения.

– Ничего противозаконного, – сказал Джерри спокойно.

– Ничего? А знаете вы, что за такие дела выдворяют с территории Соединенных Штатов? Сначала вы пристаете к женщинам, а потом начинаете избивать мужчин!

– Это неправда, – так же спокойно ответил Джерри.

– Он, видимо, решил все отрицать, – заметил Чарльз. – Он из тех европейских бродяг, от которых надо избавиться. Всякие переселенцы…

– Говорить буду я! – строго перебил полицейский и снова обратился к Джерри: – Покажите ваше оружие!

– У меня никакого оружия нет, – ответил Джерри невинно.

– У вас имеется какое-то ударное оружие, – настаивал полицейский, – какая-то дубинка или молоток.

Джерри вынул молоток из кармана.

– Это мой инструмент.

– Вы что же, столяр или слесарь?

– Я хиропрактик.

– Что это за профессия?

– Я врач, лечу повреждения спины.

Полицейский взял у Джерри молоток и осмотрел его с добродушной улыбкой. Точно таким молотком его сынишка недавно сильно покорежил крылья семейной автомашины.

– Что вы делаете этим молотком? – спросил полицейский, вдруг устремив на Джерри испытующий взгляд.

– Проверяю у больных рефлексы.

– Что проверяете?

– Рефлексы.

– Это какие такие… где они находятся?

– Они имеются у человека повсюду, во всем теле, но хиропрактик легче всего находит их в коленях.

– Не болтайте чепухи. По крайней мере у меня нет никаких этих… лиф… лихрексов.

– Рефлексы есть у каждого. И у вас тоже.

Полицейский подал Джерри молоток и сказал:

– Ну-ка, покажи!

Джерри ударил полицейского по коленям, и строгий блюститель порядка повалился на четвереньки. Он попытался было встать, но тут же снова опустился на пол.

– Мерзавец! – вскричал полисмен, хватаясь за кобуру, но Джерри был теперь на высоте положения: он моментально поразил полисмена в оба локтя и, вдруг обернувшись к стоявшему поблизости Чарльзу, сделал и ему на всякий случай местную анестезию ног и рук. Затем он вытащил их расслабленные тела за дверь и быстро вернулся за своим пиджаком, электромассажером и грелкой. Ему надо было бежать, прежде чем конечности его врагов снова обретут чувствительность. Но бегству его помешала Джоан. Она бросилась ему на шею, повторяя возбужденно:

– Это блестяще, Джерри! Я восхищена тобой! Ты настоящий мужчина…

Она прилипла к нему, как ириска к зубам; на ее горячей груди могла бы испечься даже картошка. Джоан экономила время и потому влюбилась с первого взгляда.

– Иди, я спрячу тебя… – шептала она страстно.

Затем случилось то, что читатель видел в конце множества кинофильмов, и мы не станем распространяться на тему о том, как обыкновенный поцелуй может служить превосходным средством для обуздания старых холостяков.

Когда Джерри выходил из дома этой удивительной пациентки, неся за пазухой грелку и электромассажер, стрелка часов уже заехала на несколько минут в новые сутки. Он еще не потерял свободу, но уже пошел на соглашения, которыми его свобода ограничивалась.

Через два дня миссис Джоан Лоуфорд и хиропрактик Джерри Финн совершили стремительную поездку в соседний штат, где был освящен их официальный брак. После этого Джерри узнал, что женщина утром выглядит иначе, чем вечером…

Глава седьмая

в которой Джоан Финн рассказывает свою грустную повесть и советует мужу застраховать подороже свою жизнь

– Молодые люди действуют быстро и безрассудно, – сказал мистер Риверс, услыхав, что его коллега женился. Джерри ожидал поздравлений, но мистер Риверс продолжал:

– Надеюсь, жена не будет мешать твоей работе, иначе мы не сможем сотрудничать. Мне, конечно, следовало бы поздравить тебя и купить какой-нибудь подарок, но лучше я делаю это, когда ты разведешься.

Джерри стало грустно. Несколько минут назад он пришел сообщить своему товарищу по работе важное известие, но тот принял это, как горькую пилюлю.

– Ну, теперь ты, конечно, переедешь к ней? – спросил мистер Риверс.

– Да. Сегодня перееду.

– Жаль. Мне было хорошо с тобою весь этот месяц.

– Я очень благодарен тебе за все, – ответил растроганно Джерри. – Когда я немного обживусь, позову тебя в гости, как-нибудь вечерком.

Джерри начал укладывать свои вещи. Имущества у него пока еще набралось не слишком много – все отлично уместилось в один чемодан. Мистер Риверс сам предложил отвезти молодожена домой на машине, но не переставал ворчать:

– Стало быть, ты у нее третья жертва. Женщины действительно непонятный народ. Им непременно надо попасть на венчальную скамеечку, на кухню, в прачечную, в родильный дом и в родительский совет, прежде чем они смогут сказать наконец, что все мужчины негодяи. Затем следует развод, а в большинстве случаев еще и алименты, то есть штраф, который приходится платить одному за ошибку двоих.

– Исаак, отчего ты такой злой? Ты говоришь так, словно сам был когда-то женат.

– Я и был женат.

– Ты?

– Я. Тридцать лет прошло с той поры. Но удовольствие было недолгим. Мы прожили вместе лишь четыре дня.

– Отчего же вы разошлись?

– Оттого, собственно говоря, что мы поженились. У моей жены была склонность к мотовству. Однажды я заметил ей, что следовало бы завести картофелечистку, так как она всегда чистила картофель, снимая кожуру слишком толстым слоем. Тогда она вовсе бросила чистить картошку и переехала к своим родителям.

С тех пор я всегда делаю это сам, не считая последнего месяца, когда мне помогал ты.

Настроение было немного грустное. Проводив Джерри до дверей, мистер Риверс кротко заметил:

– Заведи на утро будильник, чтобы не опоздать на прием. Видишь ли, любовь слепа, но пациенты-то не слепы.

Джерри хотел было что-то сказать, но к нему незаметно уже пристала малоречивость женатого человека, и он лишь произнес рассудительно:

– Спасибо, Исаак. Ты хороший друг.

На что Исаак ответил:

– Если не уживешься в новом доме, перебирайся обратно. У меня по крайности куриного кудахтанья не слышно.

Джерри еще раз промолвил: «Спасибо, Исаак» – и с чемоданом в руке переступил порог нового жилья.

Квартира эта была обставлена, собственно, при помощи одного лишь слова: «Хочу!» Обычный американец покупает сначала дом, а затем автомобиль, на котором можно уехать подальше от этого дома. Джерри Финн еще не знал великого блага покупок в кредит и в рассрочку, и у него еще не было ни дома, ни машины, ни долгов. Была только жена, которая имела все это.

После длительного поцелуя Джерри получил разрешение быть как дома. Ласковый сентябрьский вечер навевал хорошее настроение. Джоан опустила шторы на окнах и погасила раздражающий свет, ибо знала по опыту, что фотоснимки и любовь лучше всего проявляются в темноте. Она была по натуре активна, тогда как Джерри, напротив, всегда страдал недостатком инициативы. Ведь, собственно, именно благодаря активности Джоан они теперь стали мужем и женой, узнали имена и возраст друг друга и получили законное право любить и ссориться. Разумеется, близорукость Джерри была виной тому, что ему пока еще довольно трудно было отличать свою жену от других женщин и сотни девушек на улицах казались ему похожими на Джоан. Он не догадывался, что Джоан была представительницей определенного женского стандарта, образчики которого украшали первые страницы газет, журналов и оберток туалетного мыла.

Джерри был застенчив. Мы это и раньше в нем отмечали. Но теперь застенчивость эта зашла так далеко, что в первый свой супружеский вечер он измучился от голода. Он просто не осмеливался спросить у жены о еде. А Джоан, по-видимому, питалась одной жевательной резинкой. Даже целуясь, она держала резинку во рту. Как ловко она кончиком языка засовывала свою душистую жвачку под губу, готовясь к поцелую.

Живущие до сих пор в средневековом невежестве европейцы считают американской национальной страстью бейсбол. Они, как обычно, ошибаются: это вовсе не бейсбол, а жевательная резинка.

Итак, начало их совместной жизни было отмечено жгучим голодом, жевательной резинкой и поцелуями. Но, как говорил Исаак Риверс, к этому надо привыкать!

Чтобы начало брачной жизни прошло под знаком прогресса, Джоан включила радио. Сидя бок о бок, рука в руке, они слушали серенаду Шуберта, под которую какая-то мыльная фирма зарифмовывала свои собственные слова. Джерри было грустно за Шуберта, но все же его несколько утешало то, что хотя бы благодаря рекламе мыла «Серенада» люди слушают классическую музыку.

– А в Европе есть радио? – спросила Джоан.

– Есть, – утвердительно кивнул Джерри.

– Вот как? Значит, и туда понемногу добирается прогресс. Но когда же они там получат телевидение?

– Там уже есть и телевидение.

– Неужели? Может быть, у них есть и автомобили и даже кино?

– Все это у них есть.

– Ну, так, значит, они вовсе не такие уж отсталые, как говорят. Ты меня любишь?

– Люблю.

– Я люблю тебя просто ужасно! Я люблю даже твой акцент. На каком языке говорят в Европе?

– На разных. Я говорил по-фински.

– Так ты, значит, финн.

– Да.

– А где находится твоя Финляндия? Она недалеко от Кореи?

– Да… Совсем рядом.

– Ах, как я тебя люблю! Кстати, а где находится Корея?

– Совсем рядом с Финляндией.

– И там говорят на одном языке?

– Почти. Даже корейскую грамматику написал финн.

Джоан одобрительно кивнула головой. Она восхищалась безграничностью познаний своего третьего мужа и его героизмом, благодаря которому он победил двух крепких мужчин. Ее Джерри был настоящим Эдисоном спинных хребтов.

– Джерри, ты меня любишь?

Люблю! – воскликнул супруг очень громко, так как по радио в это время передавалась детективная постановка какой-то табачной фирмы и кто-то звал на помощь с такой силой, что Джерри с трудом мог расслышать свой собственный голос. Он бросил в сторону радиоприемника взгляд, полный страдания, и предложил поискать другую станцию. Но жена возразила:

– Нет, нет. Я хочу дослушать эту передачу до конца. Я очень люблю детективные радиопостановки. Ты тоже должен привыкнуть к ним. Ах, какое прекрасное ритуальное убийство!

– Если бы я привык!.. – сказал Джерри со вздохом.

– Ты должен. Я воспитаю из тебя настоящего мужчину. Скажи, ты меня любишь?

Джерри тяжело вздохнул:

– Разумеется! Но я не изучил еще как следует обычаи этой страны.

– О-о, конечно! Но ты их выучишь быстро. Я люблю тебя так ужасно, так безбожно сильно! И я обещаю сделать из тебя настоящего мужчину. Тебе нужно будет еще обучиться боксу, потому что каждый настоящий мужчина должен уметь драться. Ах, как я люблю…

Джерри уже знал по опыту, что лучший способ остановить фонтан женского красноречия – поцелуй. Позднее он заметил, правда, что женщина, если зажать ей рот, может говорить и носом. Брак показался ему пожизненным заключением, облегчить или сократить которое несчастный осужденный не может даже и безупречным поведением. А тут он еще ко всему был голоден. Голод – это как бы история, ежедневно повторяющаяся сначала. В конце концов Джерри собрал всю силу воли и сказал без обиняков:

– Я голоден.

– Неужели? Почему же ты тогда не принес с собою никакой еды? – изумилась Джоан, и достав кончиком языка жевательную резинку из-за нижней губы, переложила ее за верхнюю губу. – Ну, я не осуждаю тебя за это. Но скажи: ты любишь меня?

Поскольку Джерри не отвечал, Джоан немного убавила звук радио (ее не интересовала реклама новой мастики для полов) и приняла позу несчастной жены. В неподдельном огорчении она потихоньку стала напевать.

– Скажи, тебе нравится пение? – вдруг спросила она.

– Нравится, – ответил Джерри, вспоминая великолепный холодильный шкаф мистера Риверса, где имелся лучший в мире выбор мясных и фруктовых консервов.

– Я имею в виду мое пение.

– Нравится, конечно…

– Ах, как ты мил? Эрол никогда не давал мне петь.

– Какой Эрол?

– Моего второго мужа звали Эрол. Он приходил в бешенство, когда я пела. Вообще он любил фортепьянную музыку, но мне не давал даже играть на фортепьяно. Он был жестокий.

– Ему не нравилась твоя игра?

– Нет, наверно, нравилась! Но он всегда говорил, что на пианино якобы нельзя играть одним пальцем. Он был страшен. Но, к счастью, он умер. Мы все-таки успели пожить с ним более трех недель. Это было ужасно. Между прочим, он утонул на рыбной ловле.

– А твой первый муж? – спросил Джерри нерешительно.

– Его я почти уже не помню. Это было давно: два года назад. Мы прожили с ним только две недели, и он умер.

– Тоже утонул?

– Нет, он погиб на охоте. Кто-то принял его за дикого оленя и выстрелил. Ах, я больше ни за что не вышла бы замуж за журналиста.

Джерри вздрогнул.

– А твои мужья разве были журналистами?

– Оба. Тома я не очень хорошо знала, потому что мы встретились на танцах только один раз и потом поженились. Но Эрол ухаживал за мною месяца два. Мы были с ним вместе в психиатрической больнице.

Джерри почувствовал, как у него кровь с шумом приливает к голове, и больше не стал спрашивать ни о чем. Ему было почти жаль жены, которая вышла замуж по любви, будучи в полной уверенности, что ее избранник – состоятельный человек.

После короткого молчания Джоан рассказала мужу свою печальную историю. Это было грустно до слез, и прежде всего потому, что это было так обычно… Если нашему любезному читателю обыкновенные истории уже наскучили, он может, пропустив несколько страниц, перескочить отсюда прямо к следующей главе, так как сюжет нашей повести от этого нисколько не пострадает. Но пусть же миссис Финн рассказывает, не будем ей мешать!

– Я не особенно печалилась о смерти Томми, потому что со мною он был невыносимо жесток. И вдобавок ко всему у него были отвратительные привычки. Однажды он сунул себе в рот мои вставные зубы и так и носил их целый день. А еще у него была привычка есть репчатый лук. Так я потом долго не могла избавиться от привкуса лука во рту. О-о, как я ненавижу репчатый лук! Жизнь Томми была застрахована очень прилично, но он имел также много долгов. Когда все подсчитали, мне осталось лишь тысячи две долларов. Я тогда стала ужасно нервничать, и мой брат Чарли поместил меня в психиатрическую больницу, где я и встретила Эрола. Тогда я не знала, что Эрол журналист. Он выглядел совсем как обычный человек. Мы полюбили друг друга и поженились в больнице. Затем Эрол продал все свое имущество, и мы уехали в свадебное путешествие по Южной Америке. Вернувшись, Эрол на большую сумму застраховал свою жизнь, и вскоре его застрелили. Джерри, ты меня любишь?

– Люблю, люблю, – отвечал Джерри устало.

– В таком случае ты должен завтра же застраховать свою жизнь. Только уж ты страхуйся на достаточно большую сумму.

Джерри показалось, будто жизнь уже уходит от него. Он молчал. Джоан закурила сигаретку и на минуту оставила жевательную резинку в покое. Джерри пытался разглядеть во тьме лицо своей жены. Вдруг он спросил:

– Отчего Эрол попал в больницу?

– Он был болен.

– Понимаю, но что за болезнь?

– Комплекс неполноценности. Он не мог научиться произносить букву «л».

– А чем была больна ты сама? – с ужасом спросил Джерри.

– Комплекс боязни. Я все время боялась, что кто-нибудь войдет и застрелит меня. А потом я боялась атомной бомбежки. Разве ты не знаешь, что теперь все люди чего-нибудь боятся? Только я начала бояться раньше других – и потому попала в сумасшедший дом. Но скажи же мне, Джерри, ты ведь меня любишь?

Джерри ответил неожиданным вопросом:

– Джоан, почему ты захотела выйти замуж за меня?

– Потому что я влюбилась в тебя с первого взгляда. В тебе было что-то экзотическое или не знаю что. А кроме того, ты – доктор. Одна моя знакомая девушка из Техаса тоже замужем за доктором, и они живут очень хорошо. В Америке нет ни одного бедного доктора. Я ненавижу бедность.

– К сожалению, я беден, – сказал Джерри мрачно. – А кроме того, я даже и не доктор.

Джоан включила торшер, который осветил ее лицо, выражавшее самый искренний ужас.

– Разве хиропрактик – это не доктор? – спросила она в изумлении.

– Нет, только лекарь. А я еще пока что и не хиропрактик.

– Т… так ч-что же ты т-тогда такое?

– Бывший журналист и учитель.

Джоан было трудно превозмочь потрясение. Губы ее задрожали, и через какой-то миг неудержимые рыдания охватили все ее существо. Слезы смыли тушь с ресниц и пудру с лица. Как быстро все произошло! Вчера – невеста, сегодня – супруга, а завтра, может быть, разведенная жена!.. Джоан искала сокровище, а нашла обычного искателя сокровищ…

Джерри чувствовал себя обязанным утешить жену.

– Джоан, ну не надо… Успокойся. Все еще наладится.

– Ничего у нас не наладится, раз ты не настоящий доктор, – говорила она сквозь рыдания.

– Но на хиропрактике можно разбогатеть гораздо быстрее, чем на обычном лечении людей, – объяснял Джерри, полный надежд, невольно сбиваясь на радужно-мечтательный тон. – Вспомни, например, мистера Риверса, он богат, как крез.

– А Крез – тоже хиропрактик? – спросила Джоан, успокаиваясь немного.

– Да, – ответил Джерри, прикусив губу и замечая, что снова начинает ухаживать за своей очаровательной женой, которая знала из истории лишь Адама, Еву да еще Авраама Линкольна.

Первая буря, настигшая молодоженов, стала постепенно затихать, и Джерри начал верить, что его подлинное призвание в жизни – это благородная профессия няньки. Теперь он впервые сам поцеловал свою жену и затем с новым жаром принялся ей расписывать огромные, невероятные возможности хиропрактики. Операции аппендицита и гланд были лишь мелким крохоборством по сравнению с лечением спинных хребтов! Эльдорадо врачей находилось не в желудке больных, а в их позвонках!

Джоан теперь уже совершенно успокоилась и снова влюбилась в «экзотический» акцент своего золотоискателя.

– Во всяком случае, ты должен застраховать свою жизнь, – сказала она серьезно. – Сделай это завтра же. И возьми очень большую страховку.

Джерри не понимал такой спешки, поскольку он намеревался жить до старости или, во всяком случае, гораздо дольше своих предшественников – Тома и Эрола. Поэтому он сказал уже без церемоний:

– Я ужасно голоден. Неужто у тебя в самом деле нет ничего поесть?

– Подожди, я посмотрю, – ответила Джоан и на всех парусах умчалась на кухню. Вернувшись через минуту, она на сей раз не стала вымогать у мужа признаний в любви, а спросила с нежностью:

– Миленький мой, ты любишь кукурузные хлопья – корнфлекс?

– Готов съесть все что угодно, – отвечал изголодавшийся супруг.

– В таком случае я тебе дам немножко корнфлекса. Это лучшее лакомство в мире. А в Европе есть корнфлекс?

– Вообще – нет. То есть там его едят очень мало.

– О-о! Какая же там нищета! А кока-кола и жевательная резинка?

– Немножко. Но и они там не вошли по-настоящему в моду.

– Ай-ай, какая же там должна быть нищета! Ни кукурузных хлопьев, ни кока-колы, ни жевательной резинки! Каким же чудом люди еще живут в этой Европе? Недаром там ежедневно миллионы людей мрут от голода. Кстати, сколько жителей в Европе?

– Около пятисот миллионов.

– Так мало! В Америке по крайней мере в десять раз больше. Или, во всяком случае, около того. Я уже не помню точно. Так много лет прошло с тех пор, как я ходила в школу. Но и тогда Америка была самая большая в мире. А вторым по величине был Техас.

Джерри остановил фонтан речей поцелуем, а затем постарался вернуть мысли жены к кукурузе. Съев чашечку поджаренных на маргарине кукурузных хлопьев, которые по вкусу напоминали целлюлозу, Джерри стал подумывать о сне. Но Джоан перед сном хотела еще поговорить о центральном вопросе жизни: о деньгах. Деньги пренебрегали различием языков. Доллар обладал удивительной силой: он мог говорить и обрывать разговоры. Сколько людей ради денег женятся или выходят замуж, хотя не проще ли было бы достать денег взаймы?

Проведя основательную инвентаризацию, Джоан установила, что в семейной кассе имелось наличными пятьсот двенадцать долларов. Пятьсот десять из этой суммы она поместила в свою сумочку, а два доллара выдала мужу на случайные расходы, Джерри утратил право голоса и получил строгое предупреждение насчет утайки доходов. Наивный золотоискатель с этого дня должен был привыкнуть к тому, что диалог между мужем и женой, касаясь денежных дел, становится монологом.

Джоан быстро подсчитала объем семейных затрат и заявила:

– Двести долларов необходимы мне на собственные расходы, а триста я пошлю моим детям.

– Твоим детям?! – воскликнул Джерри. – Так у тебя есть еще и дети?

– Ну конечно. Два сына и дочь.

– Но ведь ты же не… то есть ты же так недолго была замужем… – лепетал потрясенный Джерри.

– Они у меня родились еще до замужества, – ответила Джоан скромно. – Юджину теперь двенадцать лет. Рут скоро исполнится десять, а Томасу – восемь. Юджин родился, когда я еще ходила в школу.

Джерри колотил себя по вискам кулаками и уже не пытался скрыть свое душевное состояние. Вдруг он мучительно простонал:

– Джоан, нет ли у тебя виски?

– Конечно, есть!

Она поставила на стол бутылку и рюмки. Джерри захотелось отбросить все приличия. Он хватил большой глоток прямо из горлышка, крякнул и скривился. Затем заговорил медленно, голосом, полным ненависти, злобы и слез:

– Джоан! Почему ты молчала об этом раньше?

– О виски?

– Нет, о твоих детях.

– Разве я вчера не упоминала что-то по этому поводу? Ни к чему было. А кстати, в Финляндии есть виски?

– Нет. Там пьют древесный спирт, – отвечал Джерри с горечью. – Где находятся твои дети?

– Ах, какая же там должна быть нищета! Дети? Они живут у моих родителей, на ферме, в Техасе. Неужели и ты пил древесный спирт?

– Нет, но теперь мог бы выпить…

– Господи, Джерри! Наверно, виски ведь все-таки лучше? Скажи, что ты меня любишь!

Джерри встал, отхлебнул из бутылки еще один здоровенный глоток и уставился на жену диким взглядом. Ему хотелось кричать во весь голос, чтобы водка не зря пропадала.

– Люблю, люблю! Люблю-у-у! Я люблю тебя, как черт ладан!..

Джоан смотрела на мужа восхищенно и взвизгивала от восторга:

– Ах, какой ты сильный, когда захмелеешь! Если бы ты знал, милый, как безгранично я люблю тебя! Теперь пойдем спать, Джерри! Иди, мой миленький, моя радость, моя душенька!..

Джерри опорожнил бутылку до последней капли и, поддерживаемый женой, направился в спальню. Ему казалось, будто он погружается в какую-то бездну, из которой доносится оглушительная трескотня рекламных барабанов. Чаша его терпения наполнилась до краев. Как говорят циники стонущему в тоске несчастному страдальцу: «Если хочешь избавиться от мук и забыть о мелких неприятностях, купи себе тесные ботинки или женись».

Его пора было уже спасать – да некому.