Текст книги "Будь моей няней"

Глава 19
Ужин в приятной компании

– Камилла! – строго одернул граф. – Поздоровайся со всеми и поприветствуй новую гувернантку, мэлл Имму.

– Добрый вечер, папа! Добрый вечер, Памела! Мы ведь так давно не виделись, целый час! – ехидно обратилась она к ним. – Прекрасный вечер для вас, мэлл Имма. Вы добились своего и сидите за графским столом рядом с графом. Вы рады?

– Уже не так, как пять минут назад, – улыбнулась я. – Но хотя бы теперь можно отдать должное всей этой красоте, если она еще не остыла, – кивнула я на стол.

И граф тут же вскинулся:

– Да, Камилла! Мэлл Имма совершенно права, ты непростительно опоздала. Если бы Женуария увидела, как ты относишься к ее труду, ее бы удар хватил.

– Прошу прощения, – процедила сквозь зубы Камилла. – Приводила себя в порядок после дня, проведенного в лечебнице. Теперь мы можем молча поесть?

– Приятного аппетита, – недовольно нахмурился граф и расстелил салфетку у себя на коленях, давая сигнал приступить к еде.

– Приятного аппетита, – откликнулась я и потянулась за салфеткой.

Камилла поморщилась, словно съела кислое, и молча стала накладывать еду на тарелку.

Надина сидела испуганной птичкой, бросая пугливые взгляды то на одного, то на другого. Она схватила булку и чашку с молоком.

Мы с графом одновременно потянулись за «Маркизой Оливией», и наши оголенные части рук соприкоснулись. Кожу при этом словно ошпарили кипятком. Я отдернула руку и, чтобы сгладить неловкость, пошутила:

– Похоже, у нас с вами был один повар в детстве. Это тоже мое любимое блюдо. Нигде больше не встречала его в классическом варианте, кроме как у герцога.

– О, история этого блюда очень занимательна. Позвольте, я за вами поухаживаю. – Граф взял блюдо и положил порцию на тарелку мне, потом себе. – Как вы правильно заметили, оно стало модным и получило распространение лет тридцать назад и какое-то время удерживало свою позицию, пока его не сменили новые рецепты. А потом его забыли. И только такие, как мы, – подмигнул он мне, – еще его помним. А история такова. Барон Мехазен, заядлый путешественник и вообще одиозная лет тридцать назад личность, вернулся из очередного вояжа с поваром из дальнего чужеземья. Он всегда любил приглашать гостей на званые ужины экзотической кухни. Не изменил себе и на этот раз. Что-то гостям очень понравилось, что-то нет, что-то удивило. Но одно блюдо вызвало бурю восторгов. Слухи о нем передавались из уст в уста, за поваром барона Мехазена охотились, чтобы выпытать у него рецепт, подкупали баснословными суммами. Но тот тщательно хранил свой секрет. Так бы он и унес его с собой в могилу, если бы на его пути не встретилась… любовь.

Граф сделал актерскую паузу и продолжил:

– Маркиза Оливия, в честь которой и получило потом название это блюдо, решила во что бы то ни стало заполучить рецепт и соблазнила повара, выведав все его секреты. Как оказалось, вся хитрость заключалась в соединении двух несовместимых, на первый взгляд, ингредиентов. Благодаря маркизе рецепт получил распространение, но и разбогатела она на этом неплохо. И в лучших домах аристократии считалось хорошим тоном подавать это блюдо к столу. Ведь рецептом владели только избранные.

Граф положил в рот немного салата, о котором рассказывал столь занимательную историю, посмаковал и закончил:

– А потом, спустя время, когда рецепт получил настолько широкое распространение, что значился в меню всех трактиров и постоялых дворов, блюдо, наоборот, вдруг превратилось в пищу плебеев и подавать его аристократам стало моветоном, хотя оно не стало от этого менее вкусным. И даже то, что общенародный рецепт значительно отличался от первоначального варианта салата, из которого исчезли как раз те ингредиенты, благодаря которым он прославился, не уберегло его от забвения.

– Да, салат, который подается нынче в ресторациях, совсем не та «Оливия», – согласилась я.

– Все-таки женщины коварны, – не мог успокоиться граф.

– Граф, вы судите как мужчина. Уж поверьте, о коварстве мужчин женщины могут рассказать вам куда больше историй, – парировала я.

– Да? Например? У вас есть на примете такие истории? Из собственного опыта.

– Есть, граф. Но не думаю, что стоит их обсуждать при ваших дочерях. Это сразу убьет их веру в мужчин.

– Что ж, наверное, вы правы. При дочерях не следует. Я послушаю вас после ужина.

Я возмущенно посмотрела в посмеивающиеся синие глаза и грозно свела брови к переносице.

– А потом повар и эта маркиза поженились и жили счастливо до конца своих дней? – подала голос Надина.

– Ага, сейчас, – фыркнула Камилла. – Это же не сказка, Пэм. Маркизе нужен был только рецепт, она использовала повара, а потом вышвырнула его из своей жизни, как ненужную тряпку. – Камилла бросила на меня выразительный прожигающий взгляд черных глаз, словно намекая на мою будущую участь.

Надина расстроилась, но вмешался граф:

– А вот и нет. Тут действительно вышла сказка с хорошим концом. Маркиза и повар полюбили друг друга и поженились. И с тех пор повар готовил свои блюда только для своей маркизы.

– Как здорово! – захлопала в ладоши Надина.

– Глупышка, – презрительно фыркнула Камилла. – Это все сказочки. На самом деле они так и не стали счастливы, потому что слишком разные. Наверняка вскоре разбежались.

– Напомню тебе, Камилла, что ваша мать была простой цветочницей, – упрекнул дочь граф.

– И что? Это как-то противоречит тому, что я сказала? – вызывающе спросила та.

В синих глазах графа вспыхнул черный грозовой огонек.

Глава 20
Первые проблемы

– Чесночная паста и правда выше всех похвал, – намазывая зеленоватую массу на хлеб, сказала я. – Наверное, я съем ее всю, и в меня больше ничего не влезет.

– Сильно не налегайте. А то как потом целоваться будете, – заметила Камилла.

– Поцелуи мне не грозят в ближайшем будущем лет десять, – рассмеялась я.

Камилла хотела что-то ответить, но я не дала ей сказать:

– Неужели ваша кухарка все делает это сама? И хлеб печет?

– Этот – да, – ответил граф. – Мы его любили в столице, нам доставляли из пекарни дядюшки Тобиуса, которая находилась в восточном торговом квартале. Здесь такого не пекут, поэтому Женуария делает его сама. А так какие-то продукты мы покупаем у местных лавочников, – пожал он плечами.

Так в разговорах ни о чем прошел до конца ужин. Поскольку первой из девочек никто прощаться не собирался, а я вроде как приступила к обязанностям гувернантки, то предложила:

– Спасибо за ужин, все было очень вкусно. Завтра выражу свои восторги Женуарии. Надина, Камилла, пойдемте я провожу вас до комнат. – Я встала, и граф кинулся помочь мне отодвинуть стул. – Спасибо, – поблагодарила я.

Если Надина сразу поднялась, то Камилла лишь невежливо фыркнула:

– Вы ничего не перепутали? Маленькая девочка здесь одна, вторая в лечебнице. А я уже взрослая, могу дойти и сама, мне нянька не нужна.

– Камилла! – взревел граф.

– Если бы вам не нужна была гувернантка, тогда вы бы знали, что, по правилам хорошего тона, дети покидают общий стол сразу, как только утолят свой голод, вперед взрослых. А раз вы не знаете азов этикета, гувернантка вам очень даже нужна, Камилла, – не дала я сказать слова графу.

– Я не ребенок, а взрослая. И для вас я мэлл Камилла. Как и Памела и Эллионария. Папа, почему она обращается к нам без мэлл? – возмутилась она.

– Потому что вы мои подопечные, за которых я несу ответственность. Я не учитель, не прислуга, а ваш наставник, няня и друг в одном лице, – пояснила я азы, которых, похоже, никто в этом доме не знал.

– Вы мне никто! – крикнула вскочившая Камилла. Она зло сжала салфетку и отбросила ее на пол.

– Камилла! – снова взревел медведем граф.

Надина испуганно заплакала и убежала.

– Извинись сейчас же! Ты будешь слушать мэлл Имму и исполнять все, что она скажет! И будешь с ней вежлива, как того требуется от воспитанных девушек! – с угрозой заговорил граф.

– А если нет, то что? Выгонишь? Упечешь к храмовницам? Что?!

– Для начала выпорю! – сузив синие глаза, которые стали почти черными от бури эмоций, пригрозил граф.

Камилла вспыхнула, развернулась и убежала.

– Стой! Камилла! Вернись сейчас же!

Граф размашистым шагом последовал за дочерью.

В столовую с невозмутимым видом вплыла Ливия и стала собирать тарелки.

– Уфф, полный провал, Ливия, – посетовала я.

– С девочками трудно. Никому не удавалось справиться, так что не вините себя.

– Я помогу вам, – вздохнула я, собирая тарелки. – Хотя нет, присоединюсь позже. Пойду проведаю Надину, мне не нравится ее состояние. Ее комната справа? Вторая от лестницы?

– Третья дверь справа, – уточнила Ливия. – Вторая – игровая.

– Спасибо, – поблагодарила я и пошла к Надине.

Еще с лестницы были слышны крики графа и Камиллы. Я тихонько скользнула в комнату Надины.

– Надина, – позвала я.

Но в комнате было пусто. Я подошла к дверям ванной, прислушалась. Там было тихо. Я постучалась:

– Надина…

Мне никто не ответил. Я оглядела комнату.

Широкая кровать с покрывалом до самого пола, напротив большое, почти вполстены, зеркало. Стол для занятий, стеллаж с игрушками, отдельно дверь в гардеробную. Мягкий, скрадывающий звук шагов толстый пушистый ковер. Я подошла к стеллажу: много красивых кукол и мягких игрушек. И совершенно новые, видно, что девочка нечасто с ними играет. Я присела на край кровати, посмотрела в зеркало: как оно неудачно расположено, впечатлительный ребенок вполне может испугаться игры света и теней, падающих из окна. Покрывало слишком длинное, так и запнуться недолго. Что это?

Из-под покрывала слегка выглядывала ножка кровати, почему-то синего цвета. Я заглянула под кровать: все четыре кроватных ножки были аккуратно оплетены цветными лентами. Справа – синими, слева – желтыми. Можно, конечно, спросить Надину, что за фантазия пришла ей в голову, но не думаю, что удостоюсь ответа. Я выпрямилась и позвала:

– Надина, если ты скрываешься под магией маскировки, появись, пожалуйста, – попросила я. – А то я уйду, и ты не услышишь очень интересную сказку. А мне так хочется ее тебе рассказать!

– Я знаю все сказки. Я люблю читать, – через какое-то время услышала я вздох за спиной, и на кровать присела Надина.

– А вот спорим, эту ты не знаешь, – заверила я. – Только ты должна приготовиться ко сну и лечь в кроватку.

Надина послушно встала, сходила в ванную, вышла переодетая в пижамку и юркнула под одеяло. Я выключила свет, оставив ночник у кроватки. Из-за дверей все так же были слышны крики, к которым испуганно прислушивалась Надина.

– И часто так? – сочувственно спросила я.

– Постоянно, – снова вздохнула девочка.

– Ладно, слушай сказку. Она про пугливую птичку, которая преодолела свой страх и превратилась в бесстрашную соколицу.

Я переиначила сказку про трусишку-зайку, добавив туда подробностей от балды, чтобы Надина не узнала сказку, если слышала. Рассказывала, растягивая повествование настолько, чтобы крики из-за дверей уже смолкли и стало тихо.

– Ну что, знаешь такую? – спросила я весело, когда закончила.

– Нет, хорошая сказка. Расскажешь ее еще завтра? Я хочу запомнить.

– Конечно, – ответила я, надеясь, что завтра вспомню то, что напридумывала сегодня.

Подоткнула одеялко.

– Вы идите. Я очень долго засыпаю. Только свет не выключайте, я сама.

– Ой, Надина, – рассмеялась я. – Куда мне спешить. Я посижу с тобой, пока ты не заснешь.

– Я очень долго засыпаю, – выразительно сказала она.

– А у меня полно времени. Только можно я тогда рядышком прилягу? – зевнула я, прикрывая рот ладонью. – Сегодня был такой трудный день…

– Конечно, ложитесь.

Я прилегла рядом на одеяло, обняв девочку и задышав ей ровно и глубоко прямо в ухо. Через пять минут она уже сладко спала. Долго она засыпает, угу, видали мы таких. Теплые объятия и техника дыхания делают чудеса даже с самыми заведомыми несплюшками.

Заглянул граф. Я махнула ему рукой, чтобы вышел. Встала с кровати, оставив свет девочке, чтобы она не испугалась, если проснется. Потом зайду выключу.

Граф ждал меня за дверью.

– Мне надо с вами поговорить, – решительно сказала я.

– Теперь можно и поговорить, – одновременно сказал граф. Улыбнулся: – Что же, идемте тогда в кабинет.

Он сделал приглашающий жест рукой в направлении лестницы.

В столовой уже заканчивала убираться Ливия.

– Простите, не успела вам помочь.

– Как Надина? – спросила Ливия.

– Уже спит, – улыбнулась я.

– Надо же. Она обычно засыпает часами, – удивилась Ливия.

– Наверное, очень утомилась за день, – ответила я.

– Наверное, – согласилась Ливия.

– Ливия, подайте две чашечки кофе в кабинет. Или вы будете чай? Все-таки уже поздно, – обратился ко мне граф.

– Да, нам обоим не помешает успокоительный чай, – с угрозой в голосе сказала я графу. – Ливия, если есть такой, принесите графу, пожалуйста, чайник.

Ливия улыбнулась своей фирменной улыбкой:

– Хорошо, мэлл Имма. Я добавлю побольше ромашки.

Глава 21
Что вы себе позволяете, граф?

Когда мы расположились в кабинете, граф предложил начать мне первой.

– Мэллорд, я не имею права вмешиваться и говорить вам, как вы должны общаться со своими детьми, но…

– Но вы все-таки выскажетесь, – ехидно перебил меня граф.

– Ваши крики с Камиллой очень пугают Надину. Она вообще похожа на зашуганного птенчика, мне это не нравится.

– О, поверьте, когда Элли вернется, вы не узнаете Памелу. Младшая сестра превращает ее в разъяренную тигрицу.

– У меня была возможность это заметить. Но сей факт не отменяет нервозности от обстановки в доме. Вы разве не замечали, как девочка сжимается в комок, когда вы ругаетесь с Камиллой?

– Замечал, вы правы. – Граф устало потер лоб и глаза рукой. – Просто Камилла такая…

– Взрослая, – закончила я за него. – Поэтому ею трудно командовать, трудно ей приказывать. Вы не пробовали обращаться с ней как со взрослой?

– Конечно, пробовал, Имма, – недовольно посмотрел он на меня. – Но она только считает себя взрослой, а по сути совсем еще ребенок. Поэтому взрослого разговора не получается. – Он досадливо развел руками.

Постучалась и зашла в кабинет Ливия. Впереди она катила сервировочный столик, на котором стоял пузатый чайник, чашки и блюдца с закусками.

– Спасибо, Ливия, – улыбнулась я, глядя на размер чайника.

– Пожалуйста, – чуть приподняв уголки губ, ответила Ливия.

Граф усмехнулся. Когда экономка ушла, он отпил чаю и спросил:

– Как вам удалось так быстро уложить Пэм? Это правда, что она долго засыпает. Сколько раз я ни пытался, всегда засыпал раньше ее.

– Это моя фирменная методика: окутываешь пациента объятиями, фиксируешь руками, чтобы ему было трудно пошевелиться… кстати, ей надо одеяло потяжелее для тех же целей… Голову фиксируешь у себя на груди, – показала я на себе в районе груди и тут же смутилась под взглядом графа, последовавшим за моей рукой, – и мерно, очень глубоко дышишь. Или так же сзади прямо в ухо. Ребенок откликается на ровное дыхание, резонирует, успокаивается и засыпает.

– Откуда? У вас же не было братьев и сестер?

– Не было. У Лероя были такие же проблемы. Невроз и беспокойный сон.

– Кхм, и герцог позволял вам спать вместе?

– Речь идет о том времени, когда мы были детьми. Герцог не препятствовал нашему общению, скорее поощрял. Ведь у Лероя общения со сверстниками почти не было.

– То есть он взял вас как игрушку своему сыну? – изумился граф.

Хуже. Но вам, граф, этого знать незачем.

– Мы были друзьями с Лероем, – пожала я плечами, показывая, что не хочу больше говорить на эту тему.

Но ведь граф такой непрошибаемый. И я решила сразу расставить точки над «и».

– Граф, впредь я бы не хотела поднимать тему герцогов. Не знаю почему вы так прицепились к этой странице моего прошлого, но для меня она перевернута и закрыта. Я больше не хочу к ней возвращаться.

– Хорошо, Имма, простите, больше не буду. Вы правы, это не мое дело.

– И также мне кажется, что благодаря этому вы считаете меня равной себе. Но это не так. И я хотела бы, чтобы между нами оставалась определенная дистанция как у работодателя и наемного работника. Так будет лучше для всех.

Граф с интересом посверлил меня взглядом своих невозможно синих глаз. Глаз редкого цвета, который придавал взгляду пронзительность и остроту.

– Я вас понял, Имма. Но как работодатель я буду вести себя, как посчитаю нужным. Есть еще что-то?

Я недовольно передернула плечами:

– Есть. Вы хотели уехать. И, наверное, соберетесь, как только Мири вернется домой. Я бы попросила вас немного отложить поездку, хоть и понимаю, как для вас это важно.

– До какого момента?

Почему мне все время даже за простыми словами и вопросами графа чудится какой-то подвох и двойной смысл? Может, из-за насмешливого взгляда, которым он одаривает при своих словах? Или мне просто чудится?

– До момента, когда я найду с девочками общий язык, – твердо сказала я.

Граф тихо рассмеялся:

– Вы думаете, такой момент настанет? Имма, я бы первый был на седьмом небе от счастья, но не хочу, чтобы вы испытывали иллюзии. Девочки не примут никого. Общий язык вы найдете если только с Пэм, и то я не сильно бы рассчитывал на ее откровенность. Она самая спокойная, и внешне может показаться, что она подчиняется и идет навстречу, но при этом никто не в состоянии угадать, какие мысли витают в ее головке. Завоевать доверие Эллионарии вы можете, вы уже доказали. Но опять же, это настолько временное явление, как и сама Элли – непостоянная и неуловимая, как вода в бурной реке. Сейчас она вас любит, через полчаса ненавидит, и так десять раз на дню. Про Камиллу вы, думаю, уже все поняли сегодня. Так что единственное, чего я жду от вас, – это понравиться девочкам настолько, насколько возможно в вашем случае: то есть чтобы они терпели ваше присутствие и чтобы младшие хоть немного вас слушались. А вы за ними присматривали бы и, если что, сигналили мне о проблемах. На большее я бы посоветовал не рассчитывать ни вам, ни мне.

– Все сказали? Знаете, в таком случае удивительно, что вы приложили столько усилий, чтобы меня нанять, – ответила я, почувствовав себя оскорбленной.

– Я был в отчаянии, – парировал граф. – Да я из него и не выбираюсь, собственно. Так что мне простительно.

– Все равно не понимаю. Если вы так не уверены в успехе, зачем тогда вам я? Продолжайте искать опытных гувернанток. Может, среди тюремщиц поискать? Они точно знают, как заставить подчиниться.

Граф рассмеялся:

– А что, если я делал все это для себя?

– Что вы имеете в виду?

– Вы мне нравитесь, Имма. С самого начала понравились. У меня давно не было женщины. Мы могли бы совместить приятное с полезным.

– Вы что, издеваетесь?! – не поверила я своим ушам. – Или это проверка такая? На вшивость.

– Нет, почему. Вы мне правда нравитесь как женщина. А я? Я вам нравлюсь, Имма? – В голосе графа зазвучали бархатные соблазняющие нотки.

– До этого момента – да, мэллорд. Сейчас совсем нет, я разочарована. Наверное, мне стоит сейчас же покинуть ваш дом. Девочек младших, правда, жалко. Снова почувствуют, что их предали. Зато старшая порадуется, все хлеб.

Я встала.

Глава 22
Воспоминания графа

Граф остановил меня.

– Ладно, Имма. Сделаю вид, что вам поверил. Если выбирать «вы для меня» или «вы для дочерей» – выберу своих детей. Теперь перейдем к обсуждению ваших подопечных. Сядьте! Имма, что непонятного я сказал?

Нет, это вообще нормально? Я покосилась на графа. У него головка бо-бо на фоне всех проблем, похоже. Что значит «сделаю вид, что вам поверил»?! Это что значит?!

– Я вас вообще не понимаю, – ушла я в несознанку.

Граф усмехнулся:

– Мы будем обсуждать магию моих дочерей? Если да, то сядьте.

– Если мы это будем обсуждать, – подчеркнула я, присаживаясь с выпрямленной спиной на самый край стула.

Граф сделал вид, что не заметил.

– Старшая, Камилла, владеет той же магией, что и моя покойная жена, – магией склеивания, или, по-другому, магнитной магией. Она может притягивать предметы друг к другу и как бы склеивать их.

– Ваша жена имела магию? – переспросила я.

– Да, вы все правильно поняли, – кивнул граф.

Дело в том, что магией в основном владели аристократы, сильные мира сего. Вернее, второе проистекало из первого. Люди, обладавшие магией, завладевали властью и образовали класс аристократии. И в большинстве случаев магия передавалась по наследству. Хотя были и исключения. Родившийся в семье потомственных аристократов мог не иметь магических способностей. А в семье, где ни у кого не было магии, мог родиться ребенок, имеющий ее. Но все понимали, что в этом случае среди предков замешался какой-то маг. Причем вид магии по наследству не передавался, только способности. В исключительных случаях ребенок имел такую же магию, как родитель. Но вообще, это была рулетка.

То, что жена графа имела магию, означало, что она происходила из внебрачной потомственной ветви какого-то аристократа. А следовательно, была все-таки не обычной цветочницей, как представил ее граф. Все-таки жениться на внебрачной аристократке – это не одно и то же, что совсем на простолюдинке. Так что граф слукавил.

– У младшей, Элли, магия свечения, или, как я ласково называю, магия света, – мягко улыбнулся граф. – Она может заставить засиять любой предмет. Наше маленькое светило.

Я расплылась в ответной улыбке, так ласково он отозвался о младшей дочери.

– С Пэм все сложнее. Вы уже знаете, что она обладает магией маскировки. Но… при рождении у нее была другая магия.

– Как такое возможно? – поразилась я.

– Исключительный случай, сказали профессора, – развел руками граф. – Она могла поднимать легкие предметы в воздух и удерживать их. В семь лет эта способность вдруг резко исчезла. Казалось, она лишилась магии вообще. Но я чувствовал вибрацию магии. Понимаете, о чем я?

Я чуть было не согласилась, но вовремя спохватилась:

– Нет. У меня же нет магии, как я могу понять.

– Ах да. Простите, я увлекся. Так вот, я чувствовал магию и не мог понять, куда она делась. А потом узнал, что ее магия преобразовалась в магию маскировки. Чудеса!

– Да уж… А она точно утратила ту магию? Может, у нее две способности?

– Я хотел бы сказать, что это невозможно… Но невозможным казалось и то, что можно изменить свои способности. Не знаю. Во всяком случае, вот уже четыре года как вторую она не применяет, так что не думаю.

– А может, у нее такая способность? Изменять свойство магии по своим потребностям? Магия поднимать в воздух ее забавляла в раннем возрасте, а после смерти матери ей важнее стала магия маскировки?

– Ракшана умерла два года назад. А магия Пэм изменилась четыре года назад.

– Да, не сходится… – покачала я головой.

– Поэтому я считаю, что самая проблемная дочь – Памела. Самая тихая, на первый взгляд. Остальные как на ладони. Элли очень эмоциональна. И в силу возраста ее легко просчитать. Камилла всегда была доброй и отзывчивой девочкой, самой беспроблемной. Но после смерти матери в нее словно злой дух вселился. Еще и переходный период наложился. И я просто надеюсь, что это все пройдет и вернется прежняя Камилла, умная, все понимающая. Она ведь была такой чудесной, такой хорошей. Хотел бы я, чтобы вы, Имма, познакомились с той Камиллой.

Граф вздохнул, лицо снова осунулось, он выглядел уставшим, его хотелось пожалеть. Но это не те чувства, которые он должен во мне вызывать. Только уважение и пиетет, как работодатель.

– Расскажите мне о Камилле. Чем она увлекается, что любит, чего терпеть не может. С кем она дружит…

– Моей жене никогда не были нужны дети, – вздохнул, начиная, граф. – На Камиллу я ее уговорил. Вторую и третью она рожала, чтобы удержать меня. Когда речь заходила о разводе. Когда родилась Камилла, я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, я тогда безумно любил жену. Родилась дочь, и я думал, что впереди нас ждет только безоблачное счастье. Когда я понял, что жене Камилла не нужна, я полностью взял ее воспитание на себя. Мне было так обидно за дочку, вы не представляете! Она мой первенец, и я вложил в нее всю душу, все, что мечтал и хотел передать своему ребенку. Брал ее с собой всегда и везде, все рассказывал, объяснял, показывал. Это было славное время. Камилла росла смышленой девочкой и отзывалась на все, что я в нее вкладывал. Я предрекал ей большое будущее. Тем больнее мне видеть сейчас, во что она превратилась…

Граф сглотнул и замолчал.

– Что она любит? Я не знаю. Спросите, что она любила, – отвечу. Расскажу, какую Камиллу я знал. Эту сегодняшнюю девушку я не знаю. Камилла была доброй, щедрой, отзывчивой. Не терпела даже малейшего проявления несправедливости. Вставала на защиту обиженных, помогала слабым. Увлечения ее были разнообразны. Она прекрасно проявляла себя как в творчестве, так и в спорте и науке. Ее хвалили все учителя: рисования, музыки, танцев, актерского мастерства. Она преуспевала везде и всюду. Была лучшей ученицей в столичной академии. А потом все исчезло. Ее место заняла упрямая, хамоватая, противная девчонка, которую мне хочется выпороть и сделать так, чтобы она исчезла, а на ее место вернулась прежняя.

– Сочувствую, – искренне сказала я. – Хотела бы я познакомиться с той Камиллой. Может, и правда возраст? Потом все встанет на свои места?

Граф закрыл руками лицо. Потер глаза.

– Вы устали и хотите спать. Отложим наш разговор. Главное я услышала. А узнавать девочек буду сама, постепенно. Спокойной ночи, граф.

Я встала.

– Спокойной ночи, Имма, – проговорил он в задумчивости, погрузившись в воспоминания.

Я тихо вышла из кабинета, оставив графа наедине с невеселыми мыслями.