Текст книги "Маленький книжный магазинчик в Тегеране"

В ожидании следующих писем она нервничала, была рассеянной, часто уходила в свои мысли. Натыкалась на стены, глядела в пространство; ничто не могло заставить ее не думать о Бахмане. Только получив ответ, она ненадолго успокаивалась. Читала написанные им слова, смотрела на его энергичный почерк, на то, как он уверенно и четко писал на фарси букву «н», как в конце слова линии слегка скашивались… Она снова слышала мысленно его слова, когда держала в руке этот тонкий листок бумаги.

Полиция все чаще и чаще наведывалась в магазин канцтоваров. Теперь он уже не был тихим и спокойным местом, как полгода назад. Возле книг теперь стояли один-два полицейских – поначалу случайно, потом все чаще и упорнее. Они наблюдали, кто покупал книги о политике, следили, кто интересовался брошюрами в поддержку Мосаддыка и особенно марксистской литературой. Господин Фахри выглядел встревоженным и усталым. Как и у всех, кто попал в поле зрения агентов полиции, его движения утратили уверенность, а слова звучали механически. Он по-прежнему отбирал для Ройи книги лучших писателей и старался, чтобы она каждую неделю получала дозу хорошей поэзии. Но теперь он казался рассеянным и погруженным в себя. Ройя больше не задерживалась подолгу возле полок. Как можно непринужденнее она брала у господина Фахри очередную книгу, стараясь не показать, что в ней были не только строки автора, но и строки, написанные рукой Бахмана. Потом выскакивала на улицу и с нетерпением ждала момента, когда останется совсем одна и сможет прочесть письмо.

«Моя любимая Ройя!

Я думаю о тебе все время – каждый день, каждую ночь. Нет ни минуты, когда бы я не был мыслями с тобой, любовь моя. Когда-нибудь мы с тобой вспомним эти дни разлуки и посмеемся. Я с нетерпением жду конца этого испытания. Я всюду вижу твое прекрасное лицо. Если ты беспокоишься за меня, то, пожалуйста, знай, что я в безопасности и здоров, но только страдаю без тебя, а это означает, конечно, что мне не мил белый свет. Я считаю дни, Ройя-джан. Сейчас все немного усложнилось. Премьер-министр, его администрация оказались под угрозой, но когда-нибудь мы с гордостью оглянемся на этот отрезок истории. Мы строим основу для нашего демократического будущего. Ну, вот, опять я о политике. Я знаю, что ты не любишь, когда я много говорю о ней. Тогда позволь мне сказать, что я с нетерпением жду, когда мы с тобой сыграем свадьбу.

Я даже мечтаю о наших будущих детях.

Я все распланировал. Я должен вернуться через несколько недель.

Надеюсь скоро увидеть тебя – и чем скорее, тем лучше.

Ты любовь моя!

Бахман».

11. 1953. Кислые сливы

– Слушай, брось говорить глупости и ложись спать!

Ройя даже не тронулась с места.

– Ты читала их, да? Неужели ты их читала?

– Вообще-то я лучше очищу вместе с Казеб десять кило баклажанов, чем буду читать сладкий сиропчик твоего возлюбленного активиста.

– Тогда откуда ты это знаешь?

– Ладно тебе, Ройя. У нас не может быть секретов. Сестры должны доверять друг другу, верно? Ложись спать. Ты читала письма каждую ночь. Думаешь, я не слышала, как ты выдвигала из-под кровати ящик, как ты шуршала бумагой и шмыгала носом, словно буйвол? Если хочешь знать, все это как-то глупо.

Помолчав, она спросила:

– Почему он исчез? Где он сейчас?

Ройя поразилась тому, что Зари все это время знала про письма. Еще ее убивало то, что после стольких писем от Бахмана она по-прежнему не знала, где он и почему так неожиданно пропал.

– Это не имеет значения, – буркнула она.

– Он арестован? Он в тюрьме? – Зари неожиданно приподнялась с подушки и села на кровати. Ройе трудно было разглядеть что-либо в темноте, но при лунном свете ей почудилось выражение восторга на лице сестры.

– Спи, Зари. Ты все равно ничего не поймешь.

– Почему?

– Мне трудно описать, что я чувствую. Не обижайся, но ведь ты и понятия не имеешь, что такое любить.

Сказав эти слова, Ройя в ту же минуту пожалела об этом. Из постели донесся тихий звук, похожий на писк. Что это? Неужели сдерживаемые рыдания? Нет, скорее всего, Зари смеялась над ней – и это был подавленный смешок. Ройя убрала письма в ящик и задвинула его под кровать. Потом легла в их общую постель.

– Спокойной ночи, Зари. – Она повернулась спиной к сестре.

– Ты ведь думаешь о нем, правда? – В голосе Зари не было даже намека на сон.

– Что?

– Ты думаешь о нем все время. Верно? Он первый, о ком ты вспоминаешь, когда просыпаешься утром. Он снится тебе. Тебе даже хотелось бы не думать о нем, но ты ничего не можешь с собой поделать. Он как будто всегда с тобой. Разве не так?

– Ты тоже начиталась заграничных романов? – Ройя оперлась на локоть и поглядела на сестру. Откуда Зари так много знала о любви? Ведь ее эгоистичная сестра не могла влюбиться. Или все-таки могла?

Фигурка сестры под мягкой хлопковой простыней казалась совсем маленькой. Зари долго молчала.

– Спокойной ночи, сестрица, – проговорила она наконец.

Ройя снова отвернулась, и теперь они лежали спина к спине, обе в позе зародыша, соприкасались только их попки. Так они спали с тех пор, как Зари подросла и ее перевели сюда из родительской спальни.

– Спокойной ночи, Зари.

* * *

Фразы из его писем Ройя знала наизусть, словно строфы известных стихотворений или слова популярных песен. Они хранились в ее памяти. Она цитировала их мысленно в то лето в ожидании его возвращения. «Я думаю о тебе все время – каждый день, каждую ночь… Я всюду вижу твое прекрасное лицо». Она вспоминала строчки из его письма, когда помогала Маман на кухне, когда они с Зари вышивали на блузке мелкие цветочки, когда она пила сок толченой дыни со льдом, прогоняя жару. Она вспоминала его слова, когда в городе проходили демонстрации и политический раскол углублялся все больше.

Сначала она хранила письма в небольшой жестяной коробке, потому что Бахман мог вернуться со дня на день и она не думала, что их переписка затянется. Но, к ее удивлению, пачка писем все росла и росла, а он все не возвращался. В его отсутствие она чувствовала себя потерянной, съежившейся. Каждое его письмо придавало ей силы жить дальше. Но ее тревога не утихала. Она страдала от оставшихся без ответа вопросов, от одиночества, от любви.

За время переписки ее любовь разгорелась еще сильнее. Неужели такое возможно? Да, возможно. Любовь усилилась и окрепла. Чем больше Ройя смотрела на почерк Бахмана, читала его слова, тем ближе он ей становился. Без него еда утратила весь свой вкус, солнце потемнело, улицы города поблекли. А его письма поддерживали ее и хотя бы на время рассеивали ощущение пустоты. Его голос звучал в каждом слоге – Ройя убедила себя, что мускусный запах Бахмана пропитывал листки, на которых он писал ей нежные слова.

«Как жалко, что я вынужден быть сейчас вдалеке от тебя. Как мне хочется быть рядом с тобой. Мы проживем вместе всю нашу жизнь, обещаю тебе, Ройя-джан. Скоро мы увидимся, и ты все поймешь».

Она верила ему, хотя ей отчаянно хотелось узнать причину его исчезновения. Невозможно было, дочитав до конца любое из его писем, не поверить, что Бахман любил ее так, как никто и никогда еще не любил. У него были свои причины скрываться, и он обещал рассказать о них позднее. Она верила ему. Когда же ее мучили сомнения или слишком сильное отчаяние, она вытаскивала из-под кровати коробку с письмами, и слова любимого исцеляли ее. Его письма были восхитительными и одновременно успокаивали. Они убеждали ее, что нет и не было на свете более милого и романтичного парня.

«Ничего мне так не хочется, как оказаться рядом с тобой, Ройя-джан. Мне больше ничего и не надо».

* * *

Бахман отвечал всегда. Он никогда не заставлял ее ждать. Предпоследнее письмо было вставлено между страниц поэмы Руми про любовь, которую Ройя читала в тот весенний день, когда господин Фахри побежал в банк, а она впервые осталась наедине с Бахманом. Ройю тронул этот жест. Неужели господин Фахри в тот раз видел, что она читала эту поэму? Неужели он наблюдал за ней тогда и теперь нарочно положил конверт в эту книгу? Она, как всегда, понюхала бумагу, пытаясь уловить запах Бахмана. Письмо начиналось с заверений в любви и в том, как сильно ему хочется ее увидеть. Но потом он написал, как боится за премьер-министра Мосаддыка, которого хотят свергнуть, и об опасности иностранного влияния. Писал, что нефть – их проклятие, что все было бы по-другому, если бы иностранцы не тянули свои жадные руки к их нефти. Он писал, что британцы и русские боролись за влияние на их страну. «Угроза государственного переворота, вторжения, войны – все это существует, Ройя-джан. Но мы дадим отпор всем!»

Письмо он подписал словами «Я марг я Мосаддык– Мосаддык или смерть!».

В тот вечер Ройя долго сидела в темноте возле окна с письмом на коленях, пока Зари не возмутилась:

– Боже мой, иди спать, влюбленная дурочка!

* * *

Весенние прогулки и кофе с пирожным в кафе-кондитерской, помолвка и вечеринки с танцами в начале лета – все осталось в прошлом. В середине лета остались лишь письма, спрятанные в книгах. Но самое последнее письмо звучало как речь на митинге и одновременно как ода любви. В Тегеране нарастала напряженность, участились демонстрации, а Ройя чувствовала себя все более одинокой. В разгар политических страстей она больше прежнего беспокоилась за безопасность Бахмана. Участвовал ли он в тайной борьбе со сторонниками шаха? Или вправду сидел в тюрьме? В последнем письме он выражал свою преданность ей и премьер-министру, как говорится, почти «на одном дыхании».

Спасаясь от жары, Ройя и Зари часто поднимались вечерами и ночью на плоскую крышу их дома. Маман постелила там ковры, и девочки иногда даже спали там. Как-то ранним вечером после долгого сна, когда все в доме, включая Казеб, снова взялись за дела, сестры ушли на крышу, хотя там было еще жарко. Они сидели на коврике, а между ними стояла пиала с кислыми зелеными сливами. Солнце палило нещадно. Внизу на улице бродячие торговцы расхваливали свой товар.

– Сестра, будь же повеселей. Ладно тебе. После его исчезновения прошли уже недели, а ты ходишь с мрачным лицом. Ты ведь получаешь его письма, верно? Мне кажется, что они должны подбадривать тебя.

Ройя не знала, можно ли делиться своими сомнениями с Зари, но ведь это была ее единственная сестра.

– Его последнее письмо было немного странным, – призналась она наконец.

– О-о? – Зари взяла зеленую сливу и вонзила в нее зубки.

– В нем он беспокоился, что случится переворот и премьер-министра Мосаддыка свергнут.

– Как романтично.

Ройя легла на ковер и положила руки под голову. Солнечные лучи ласково касались ее лица, хотя Маман наверняка не одобрила бы это. Она боялась солнца, боялась веснушек и загара. Она считала, что ее дочки должны всегда оставаться белолицыми. Все иранцы считали, что чем кожа белее, тем она красивее, и Ройю это злило.

На ее глаза навернулись слезы. Она хотела быть рядом с Бахманом. Биологическая ли это потребность или детская глупость – неважно, Ройя ничего не могла с собой поделать и не могла прогнать свое желание.

Внезапно испачканные соком сливы пальцы Зари погладили ее по щеке, вытерли слезы.

– Ладно тебе. Хватит. Я уверена, что у него все нормально. Скорее всего, он исчез по… веской причине. Я уверена, что они сейчас где-нибудь на севере у моря, вот и все. Всем известно, что его мать любит хвастаться их тамошней виллой. Хочет утереть нам нос. Ладно тебе, сестрица. Я уверена, что с ним все в порядке.

– Он сказал бы мне, – возразила Ройя, пока липкие пальцы Зари продолжали гладить ее лицо. – Вероятно, он арестован. Или прячется от полиции. Он сообщил бы мне, если бы просто поехал на виллу.

Крики торговца дынями, толкавшего свою тележку по улицам, в безжалостную летнюю жару звучали печально, почти как призыв к молитве.

– Вставай, сестрица. Возьми себя в руки. Пойдем в «Канцтовары». Я уверена, что тебя там ждет письмо.

* * *

Когда Ройя зашла в магазин, господин Фахри разговаривал с покупателями. Она терпеливо ждала, когда он закончит все расчеты, и опасливо поглядывала на полузнакомых людей. Теперь уже никто не знал, кого следует опасаться. Шахские шпионы ходили всюду.

– Я извиняюсь, Ройя-ханум, но мне нужно заполнить бланки заказов. У меня инвентаризация, – сказал господин Фахри, когда ушел последний покупатель.

– Конечно. – Его прямота застигла ее врасплох, но может, он просто был слишком занят. – Я просто подумала, нет ли у вас… чего-нибудь для меня?

Звякнул колокольчик, и они оглянулись на дверь. Какая-то женщина быстро повернулась к ним спиной, и Ройя не видела ее лица.

Господин Фахри, казалось, онемел от неожиданности.

– Подождите минутку, – рассеянно сказал он Ройе.

Он скрылся в подсобке и пробыл там дольше обычного. Наконец вернулся с конвертом. Ройя испугалась – ведь он не спрятал его в книге. В руках господина Фахри конверт выглядел беззащитным и опасным. Она пожалела, что книготорговец не убрал его в книгу.

Он словно прочел ее мысли.

– Когда тут никого нет, я могу просто отдать вам письмо. Сейчас его можно не прятать.

Ройя посмотрела по сторонам. Женщины нигде не было видно.

– Ой, – сказала она. – Я просто подумала, что… ну, не важно. Спасибо.

Она взялась за конверт, но господин Фахри крепко держал его. На секунду Ройе показалось, что он передумал, и она решила, что, может, в дверь незаметно вошел полицейский, или та женщина, которую она только что видела, или, может, из-за полок внезапно появился подозрительный незнакомец.

– Господин Фахри?

Он с тревогой поглядел на нее, но разжал пальцы.

– Ступайте, Ройя-ханум. Ступайте. Но только… – Он шумно вздохнул. – Пожалуйста, будьте осторожной.

– Конечно, – сказала Ройя, озадаченная его тоном.

* * *

Письмо было кратким, но в нем было все.

«Я больше не могу выносить это. Я возвращаюсь. Я все тебе объясню. Пожалуйста, прости меня, Ройя-джан. Я знаю, что тебе было нелегко. Я не хочу, чтобы мы снова разлучились. Я не могу дождаться, когда буду с тобой, по-настоящему буду с тобой. Знаю, свадьба запланирована на конец лета. Знаю, что твоя мать готовится к ней. Но я хочу предложить тебе вот что. Ты пойдешь со мной в отдел браков и разводов? Мы совершим там короткую официальную церемонию и станем законными супругами. Для меня это будет огромным счастьем. Если ты согласна, пожалуйста, напиши мне и отдай письмо г-ну Ф. как можно скорее. Мы поженимся, я обещаю тебе, любовь моя. Жди меня на площади Сепах, в центре, через неделю после сегодняшнего дня. Это будет среда, 28-е мордад[3]3
   Мордад – пятый месяц иранского календаря, состоит из 31 дня. В григорианском календаре соответствует 23 июля – 22 августа в невисокосные годы или 22 июля – 21 августа в високосные. – Прим. перев.


[Закрыть]. В полдень. Или чуть позже, если не успеешь. Мы встретимся там и раз и навсегда будем вместе. Радость близкой встречи поможет мне прожить эти дни.

В надежде снова увидеть тебя – очень скоро!

Ты любовь моя.

Бахман».

12. 1953, 19 августа. Государственный переворот

В ночь на 15 августа 1953 года полковник Насири и его соратники, офицеры шахской гвардии, явились к дому премьер-министра Мосаддыка с указом шаха о его аресте и смещении. Однако, как Ройя узнала впоследствии, Мосаддык заранее знал об этих планах и был готов ответить на них. Полковник Насири был арестован и объявлен предателем. На следующее утро Баба, всегда слушавший «Радио Тегерана» ровно в шесть часов утра, даже стукнул по приемнику, потому что он молчал. Наконец, часом позже, дом наполнили громкие звуки военных маршей. Вероятно, Баба включил полную громкость, надеясь хоть что-нибудь услышать. Диктор сообщил стране о предательской попытке переворота. Потом выступил сам премьер-министр Мосаддык; он объяснил, что шах и иностранные державы пытались совершить государственный переворот, но проиграли. В стране все нормально. После этой новости Баба не мог прийти в себя целых пятнадцать минут.

– Все в порядке, Баба. У них ничего не вышло, – заверила его Ройя.

– Мне просто не верится, что они решились на такой шаг, – заявил помрачневший Баба.

– Но их планы провалились. Мосаддык в безопасности. Все скоро наладится, – сказала Ройя, успокаивая отца, а заодно и себя. Через несколько дней она увидится с Бахманом, и все будет хорошо.

В новостях они услышали, что шах с женой ночью улетел на самолете в Багдад.

Баба был в ярости.

– Какой позор! Он пытался свергнуть замечательного премьер-министра, а потом сбежал, когда ничего не получилось! Вот что бывает, когда ты позволяешь алчным империалистическим странам диктовать тебе условия. За этим стоят британцы, попомни мои слова. Возможно, и американцы.

– Американцы? Они никогда не пойдут на такое. У них не хватит на это опыта, – возразила Маман.

В душе Ройи боролись облегчение и страх. Бахман оказался прав: против Мосаддыка готовился заговор, и указом шаха на его место был даже назначен генерал Захеди. Но Мосаддык, слава Аллаху, разрушил коварные планы. В последующие дни прошли аресты все новых и новых заговорщиков, и Ройя считала дни и даже часы. Она не могла дождаться, когда наступит среда. Больше всего ей хотелось увидеть Бахмана. В безопасности ли он? Был ли он как-то связан с недавними событиями? Если нет и он просто прятался, что он думал об этом безумии?

На следующий день после попытки переворота Ройя и Зари вышли из дома, но не решились уйти далеко. Всюду стояли полицейские. На улицах висели фотокопии шахского указа о назначении премьер-министром генерала Захеди.

– Как же они сумели так быстро напечатать столько копий указа? – удивилась Зари.

Ройя пожала плечами.

– В Америке есть машины, умеющие делать много копий, – сказала она.

– Ты тоже веришь в теорию заговора? – спросила Зари.

– Джалех Табатабаи сказал…

– Джалех Табатабаи – пророссийский коммунист, сама знаешь. Америка не имеет к этому никакого отношения.

Ройя была бы и рада согласиться с сестрой. Из фильмов, шедших в «Метрополе», романов, продававшихся у господина Фахри, и песен Синатры, звучавших у Джахангира, Ройя знала роскошную Америку, полную великолепных людей, которые часто целовались. Ей нравилась такая Америка и не нравилась та, которая была способна устроить в стране заговор и свергнуть законное правительство.

В понедельник Баба вернулся с работы и сообщил, что демонстранты пришли с южной окраины города на площадь Бахарестан и сбросили статую шаха Резы. Они избивали полицейских, грабили и поджигали здания.

– Почему сторонники Мосаддыка так бесчинствуют сейчас? – спросила Маман. – Ведь их Национальный фронт победил. Зачем они без нужды обостряют ситуацию?

Баба удрученно потер лицо ладонями.

– Я даже не уверен, что это сторонники Мосаддыка. Возможно, это наемная толпа.

– Кто стал бы им платить? Кому это нужно? Шах сбежал из страны – его сторонники поджали хвост. Кто станет платить людям, чтобы те громили дома? – В голосе Маман звучало недоверие.

Баба не ответил. Но Ройя знала, что в организации массовых беспорядков и преступлений он подозревал иностранные державы, в том числе Америку. Но он, конечно, ошибался. Ей хотелось верить в романтическую Америку, знакомую ей по фильмам, а не в зловредную и коварную «иностранную державу».

Разрушительные демонстрации продолжались. К концу третьего дня премьер-министр Мосаддык потребовал от своих сторонников, чтобы они сидели дома. Хватит, заявил он. Больше никаких демонстраций.

В среду Ройя пошла в местный хаммам (баню). На улицах оказалось спокойнее, чем в предыдущие дни, и слава Аллаху! Люди послушались Мосаддыка и остались дома. Даже хаммам был почти пустым. Еще пять часов. Через пять часов она снова увидится с Бахманом. Обнимет его, прижмется к нему, поговорит с ним. В течение всех минувших недель каждый день был мукой для нее. Без Бахмана она ходила неприкаянная и подавленная, и ее поддерживали только его письма. Даже теперь, в большом зале хаммама, его слова звучали в ее душе и помогали жить.

Она разделась в раздевалке со шкафчиками и в наполненном паром зале с высоким куполом скользнула в одну из теплых ванн. Немолодая банщица мыла ей волосы и массировала кожу головы, а Ройя закрыла глаза и размеренно дышала. Но после нескольких блаженных минут тишины банщица не выдержала.

– Я вот как считаю, – сказала она. – Если бы премьер-министр Мосаддык не распустил парламент несколько недель назад, у него не было бы этих неприятностей. Правда? Он пытается захватить как можно больше власти, вот что он делает. Мосаддык оттеснил в сторону шаха. Но у нас тысячи лет правили шахи, разве не так? Мы такая страна. Мосаддык не должен нарушать наши традиции.

– Вы думаете, что мы можем просто…

– Знаете, ханум, шах сделал для страны так много хорошего. Премьер-министр должен благодарить свою счастливую звезду, что у нас такой шах. Неблагодарность к шаху обернется смертью для страны, вот что я вам скажу.

Ройя закрыла глаза и промолчала.

Затем молодая девушка, ровесница Ройи, терла ей тело специальной рукавичкой из грубой ткани. Отмершие частицы кожи слетали с рук и ног Ройи словно частицы бумаги, когда потрешь ластиком, купленным у господина Фахри, карандашный рисунок. Как приятно было избавиться от шлаков и стресса, накопившегося за долгие недели, сбросить с плеч груз ожидания. Но тут девушка сказала, что Россия – наш друг и Ирану лучше всего последовать по ее пути и создать политическую систему, которая покончит с классовым неравенством, порабощением народных масс и остатками феодализма. Мосаддык должен сделать Иран коммунистическим, правда ведь? Продолжая массаж, девушка говорила все это, потому что, по ее словам, ее клиентка не походила на двуличную шахскую шпионку. Ройя не стала возражать и приводить аргументы отца насчет того, почему Мосаддык хотел видеть Иран демократическим, а не коммунистическим.

На финальном этапе пожилая женщина густо намылила тело Ройи и смыла пену горячей водой. Эта банщица, слава Аллаху, молчала. Потом Ройя лежала, а женщина натирала ее ароматическим маслом с запахом жасмина. С каждым движением ее рук Ройя чувствовала себя все более свежей и бодрой. Теперь оставалось два с половиной часа. Через два с половиной часа она увидит Бахмана. Каждая частичка ее тела ликовала, трепетала от счастья и нетерпения.

* * *

– Ой! Зачем ты шла домой с мокрыми волосами? – воскликнула Маман, когда Ройя вернулась. – Ты хочешь простудиться?

– На улице жара! Как я могу простудиться в разгар лета? – Влажные волосы падали на плечи Ройи, оставляя мокрые пятна на кофточке. В такую жару это было даже приятно.

– Надеюсь, сегодня на улицах безопасно, – озабоченно сказала Маман.

После долгих раздумий Ройя все-таки решила сообщить семье, что Бахман возвращается и они должны встретиться на площади. Все эти недели Баба тревожился за его безопасность, а Маман молилась каждый вечер о его возвращении, перебирая четки – тасбих. Пожалуй, было бы правильно сказать им, что с ним все в порядке и он возвращается.

– Маман, я дойду до площади, и все. На улицах сейчас тихо. Люди послушались Мосаддыка. Они сидят дома. Пожалуй, сегодня безопаснее, чем в предыдущие дни.

Ее слова не успокоили мать.

– Мне надо собраться. – Ройя поскорее ушла, прежде чем Маман успела что-то возразить.

В спальне Ройя заколола волосы, чтобы, высохнув, они лежали пышными волнами (косы она перестала заплетать несколько недель назад и теперь уже привыкла к новой прическе). Слегка побрызгала розовой водой запястья и шею. Решила надеть в этот день розовую юбку, заправила в нее блузку. Провела пальцами по вышивке на воротнике и вспомнила, как они с Зари голова к голове несколько дней вышивали эти крошечные цветочки. В завершение всего она натянула на ноги белые носочки. Победа? Безуспешно обойдя все дорогие магазины в центре, она нашла заветные носки у старика-торговца на Старом базаре. «Из Америки! – сообщил морщинистый человечек с беззубой улыбкой. – Да, милая! Из Америки!»

Мягкие белоснежные носки идеально годились для сегодняшнего дня. Ройя натянула их.

– Пожалуйста, поешь хоть что-нибудь перед уходом! – крикнула из гостиной Маман.

– Я не голодная! – Ройе было не до еды; она слишком ликовала и нервничала.

Когда она вошла в гостиную, Баба, Маман и Зари сидели рядышком и словно ждали ее появления, чтобы посмотреть на нее. Или остановить.

– Ты точно не хочешь ничего съесть? – Маман, казалось, беспокоилась еще сильнее прежнего.

– Вот так внезапно он вернулся в город? – подозрительно спросила Зари.

– Я не голодная, правда, Маман-джан, – сказала Ройя.

– Почему он назначил встречу не здесь? И не в ваших любимых «Канцтоварах»? – спросила Зари.

А что, если бы Ройя рассказала им все? Что Бахман в последнем письме предложил не только встретиться на площади Сепах, но и зайти в отдел браков и разводов, чтобы зарегистрировать их брак. Они станут мужем и женой. Маман может сколько угодно готовиться к свадьбе, туда придут родственники и друзья. Ну а на несколько восхитительных недель у них с Бахманом будет такой сладкий секрет, такой роскошный и опасный, что Ройе даже не верилось. Скорее всего, Бахман выбрал площадь Сепах, потому что отдел браков и разводов там совсем рядом, и если они встретятся в полдень, то окажутся там еще до обеденного перерыва. Бахман никогда не захочет подвергать ее опасности. Хотя он написал это письмо еще до попытки государственного переворота. И кто знает, может, за ним следят? Может, он не хотел подвергать риску ее семью своим появлением в их доме? Может, встретиться на площади безопаснее? Хотя в те минуты она была готова пройти через огонь ради встречи с Бахманом.

Баба встал, шагнул к вешалке и взял шляпу.

– Я провожу тебя до площади. Тебе не стоит идти туда одной. Кажется, там снова может начаться демонстрация.

– Ей вообще не надо идти туда, – сказала Зари.

– Нет, Баба-джан! Спасибо, но в этом нет необходимости, честное слово! Сегодня в городе совершенно безопасно. Все будет нормально.

Баба растерянно посмотрел на шляпу. Потом потер лицо, словно пытаясь решить сложную математическую задачу.

– Я передам ему привет от вас! – Ройя поцеловала отца, мать и сестру и выскочила из дома.

Но Зари выбежала за ней из андаруни в сад.

– Послушай, сестра! Я пойду с тобой.

– Не говори глупости!

– Безумие идти куда-то сегодня, когда в городе творится такой ужас! Эта неделя вообще сумасшедшая! Всего три дня назад вон что происходило. Ну и время вы выбрали для встречи, нечего сказать!

– Попытка переворота провалилась. Премьер-министр остался у власти. Все будет нормально! – воскликнула Ройя.

– Ты говоришь совсем как Бахман! – фыркнула Зари.

Ройя помахала сестре на прощанье и вышла через садовую калитку.

Она шла по переулку, и ее сердце билось так сильно, что едва не выскакивало из груди. Ноги сами собой несли ее к площади. Ей не терпелось увидеть Бахмана. Конечно же, все будет хорошо. Хотя вся семья беспокоится за нее. И что знала о настоящей любви ее младшая сестра? Конечно же, она не понимала, что Ройя полна сил и заряжена энергией при одной только мысли, что она снова увидится с Бахманом. Что она готова пройти сквозь горящее здание, лишь бы встретиться с ним.

По сравнению с утренними часами людей на улицах прибавилось. Конечно, как же иначе? У всех нашлись дела в городе. Но пока нет никаких демонстраций.

…Все началось с криков, звяканья цепей и топота, а потом Ройя почувствовала, как под ее ногами дрожит земля. Девушка обернулась и увидела группу примерно из семисот мужчин, появившуюся у подножия холма. Они шагали вверх по улице и что-то кричали. Когда они приблизились, Ройя поняла, что они выкрикивали речевки, принятые на спортивных аренах зорханы[4]4
   Зорхана, зурханэ или зурхана – вид традиционной городской спортивной арены, распространенной в Азербайджане, Иране и до недавнего времени в Ираке. В переводе с азербайджанского и персидского слово «зор» означает «сила», а слово «хана» – «дом», то есть «дом силы». – Прим. перев.


[Закрыть], где силачи следовали традиционным ритуалам тренировок. Баба иногда в шутку выкрикивал такие слова, если поднимал что-то тяжелое или разминался. В этой группе шли только атлеты в облегающей спортивной форме. Некоторые несли заостренные деревянные дубинки и штанги. Усатый мужчина с напомаженными волосами жонглировал булавами. Постепенно странная толпа заполнила улицу, автомобилям приходилось сворачивать в стороны.

К удивлению Ройи, к этой почти комичной группе атлетов, силачей и жонглеров начали присоединяться небольшие группы мужчин и женщин. Толпа быстро росла, а в речевках зазвучало больше политических лозунгов:

– Зенде бад шах! Да здравствует шах!

С тревожно бьющимся сердцем Ройя поспешила на север, туда же, куда направлялась растущая толпа, потому что ей нужно было добраться до площади Сепах. Кто заплатил этим кретинам, чтобы они вышли сегодня? Ройя почти слышала, как Баба задает этот вопрос. Что за новые безумства? Может, Бахман знал о новой безрассудной попытке, предпринятой от отчаяния? Ей не терпелось посмотреть вместе с ним на этот спектакль. Они посмеются над ним. Обязательно посмеются.

Она поравнялась с маленькой группой женщин, не присоединившихся к толпе. «Фагхат сено кам даштим. Этого там только не хватало», – саркастически проговорила одна из женщин под смех остальных. Ройе было приятно слышать их насмешки.

Но чем ближе подходили они к центру города, тем активнее нарастала нервная энергия толпы и все больше мужчин вливались в нее. Или, может, это нетерпение Ройи подпитывало ее страхи?

– Марг бар Мосаддык!

Ройя резко остановилась и застыла в недоумении. Толпа кричала не «Мосаддык или смерть», а «Смерть Мосаддыку». Группы противников премьер-министра со всех сторон присоединялись к пестрой толпе атлетов и жонглеров, заполняя собой улицы и тротуары. В конце концов стало невозможно идти в стороне, отдельно от этой людской массы.

На секунду Ройя подумала, не вернуться ли ей домой. Но нет, все будет нормально, сказала она себе. Бахман ждал ее. Она заставляла себя идти и идти вперед. Просто ей надо было набраться храбрости и дойти до цели.

Когда она наконец добралась до площади Сепах, там было столько демонстрантов, что на их фоне группа атлетов казалась совсем крошечной. Теперь Ройе приходилось проталкиваться сквозь толпу, чтобы попасть на середину площади, где они с Бахманом договорились встретиться. Стояла жара, но дул ветерок, и легкая розовая юбка липла к ее бедрам. Трое мужчин улыбнулись ей, а один свистнул. Ей припомнились негодяи, ударившие Бахмана цепью и дубинкой. Кровь прилила к ее лицу, и она торопливо и резко одернула юбку.

Противники Мосаддыка орали все яростнее. Ей было противно находиться рядом с ними. Скорее бы пришел Бахман, и они тогда сразу уйдут с площади. Она старалась думать о том, как наконец-то увидит любимого и они снова будут вместе.

Через двадцать минут толпа выросла почти вдвое, речевки стали еще громче и агрессивнее. Ройя взмокла от жары. Она тянула шею, высматривая Бахмана, но его нигде не было видно – да и как он мог сюда попасть, ведь ему пришлось бы проталкиваться сквозь толпу протестующих. Ройя понимала, что он опаздывал. Никто не мог предвидеть настолько многолюдные беспорядки. Эта неделя вообще сумасшедшая! Всего три дня назад вон что творилось. Ну и время вы выбрали для встречи, нечего сказать! Эти слова сестры звучали в голове Ройи. Но если совсем недавно премьер-министр успешно подавил попытку переворота, конечно же, не найдется глупцов, которые захотят повторить ее снова, да еще так быстро.