Текст книги "Насильно мил ли будешь"

А что мне было сказать? В чем-то он прав. Так всё и выглядело со стороны. Не объяснишь ведь, что я не планировала заходить так далеко. Придётся сознаваться в причинах, а этого я не хотела. Я желала лишь избавиться от тоски в сердце, но, не имея опыта, попала в некрасивую ситуацию и теперь не смею слова сказать от стыда.

Альтар резко приблизился и, схватив за локоть, заставил меня поднять голову. Огонь злости, горевший в его засеребрившихся глазах, поразил меня.

– Что же вы, Лея, размениваетесь по мелочам? Если уж делать выбор, так почему бы не в пользу более опытного мужчины?

После этих слов мы вдруг очутились в просторной комнате, освещённой огнём огромного камина, возле которого были расстелены мягкие шкуры. Посредине стояла большая кровать. Я ошарашенно озиралась вокруг, пока не поняла, что Альтар открыл портал и перенёс нас в свою комнату. Сердце ухнуло куда-то вниз. Я перевела взгляд на мужчину. Он, небрежно сняв чёрный с серебром камзол, расстёгивал рубашку.

– Знаете, я, пожалуй, пойду к себе в комнату. Мне действительно пора.

– Идём на попятную, да, Лея? – прокомментировал мою попытку к бегству ректор, откидывая белую рубашку.

Отблески огня из камина причудливо играли на чеканной мускулатуре его груди. Волосы разбежались непослушными волнами и казались совершенно чёрными, оттеняя блеск его бездонных глаз, устремлённых сейчас на меня. Вся эта обстановка рождала необъяснимую тревогу в душе и желание убежать подальше, но ноги, как назло, будто приросли к полу. Я смотрела на двинувшегося в мою сторону Альтара словно кролик на удава. Он приблизился ко мне и ласково провёл ладонью по щеке, зарылся пальцами в волосы и осторожно вытащил из причёски гребень. Будто повинуясь его воле, пряди, всегда непокорные, податливо упали на грудь. Приподняв второй ладонью мой подбородок, мужчина наклонился и нежно поцеловал. Пальцы продолжали ласково перебирать волосы, слегка натягивая вьющиеся прядки. Его сладкие губы прокладывали дорожку из поцелуев к виску, рождая дрожь во всём теле. Слегка прикусив тонкую кожу, Альтар вновь склонился к моим губам, погружая меня в страстный дурман. С этого момента я отключилась от реальности и помню лишь ощущения, поскольку разум затуманился. Тело чутко реагировало на смелые прикосновения, отзываясь сладкой негой. Словно околдованная его ласками, я будто в дымке ощутила, как ослабла шнуровка платья; сильные руки, слегка сжав плечи, потянули ткань вниз, открывая для жадных губ шелковистую кожу. Будоражащие поцелуи, ласки и снова поцелуи. Я сама не заметила, как оказалась на кровати. Диор, приподнявшись на локте, обводил пальцем вышивку моего корсета. Его я сшила и разукрасила сама, вложив изрядную долю фантазии и подобрав смелый гранатовый оттенок. Кажется, мой опытный мужчина был несколько удивлён. Он задумчиво разглядывал рисунок. Я же, получив передышку, стала понемногу приходить в себя. Откровенно говоря, уходить не хотелось, но природная стыдливость побуждала вскочить с кровати и убежать. Попытавшись приподняться и повернуться на бок, я почувствовала руки Альтара, скользнувшие мне за спину и молниеносным движением расшнуровавшие корсет. В следующий миг, поражённая такой скоростью, я осталась абсолютно без одежды. Вот тогда паника накрыла меня с головой! Я рванулась в сторону и, скатившись с кровати, бросилась к двери, совершенно не заботясь о том, в каком виде окажусь в коридоре. Добраться до спасительной цели мне не дали. Альтар остановил попытку к бегству, кинувшись следом и обхватив ладонями за талию, однако запнулся о край шкуры, лежавшей у камина, и повалился на неё, прижав меня к тёплому меху своим телом. В тот самый момент я ощутила, что диор избавился и от своей одежды тоже. Это была последняя осознанная мысль, дальше раздумывать мне просто не дали.

Альтар, обхватив мои ладони, завёл руки над головой и стал покрывать страстными, дикими поцелуями всё тело, заставляя его гореть как в огне. Кажется, он не пропустил ни одного, даже самого крохотного участка. Он ласкал губами и языком, покусывал, легонько прихватывал зубами кожу в очень чувствительных местах. Поцеловал каждый пальчик, ласково обвёл языком ушную раковину. А что творили его губы с моими – просто невозможно описать. Он заставлял меня стонать, изгибаться, впиваться ногтями в его спину, и это ещё не приближаясь к главному моменту. В какой-то миг я ощутила тяжесть его тела поверх своего, широкие ладони развели ноги в стороны, а я доверчиво подалась навстречу. Тогда я желала лишь прекращения этой сладкой пытки, стремилась куда-то, хотела получить что-то, о чём сама толком не знала. Затем вдруг почувствовала его осторожное движение внутри себя. Наткнувшись на препятствие, Альтар замер на мгновение, а после, прошептав какое-то заклинание, рванулся вперёд. Я зажмурилась и… не ощутила боли. Широко раскрыв глаза от удивления, я встретила внимательный, изучающий взгляд этого потрясающего мужчины, обнимавшего меня своими надёжными руками. Даже в такой ситуации я чувствовала его силу, ощущала собственную хрупкость и слабость и была готова покоряться и отдавать, а он решительно брал то, чего желал в данный момент.

– Я произнёс заклинание против боли. Оно блокирует любые ощущения. Не хочу, чтобы этот волшебный миг был испорчен для тебя. Заклинание сниму очень скоро, иначе ты не сможешь ощутить и всего остального.

Несколько осторожных движений – и чувствительность вернулась ко мне, принеся с собой отголосок боли, которая вскоре сменилась более приятными ощущениями. Они всё нарастали и нарастали, затягивая бешеным смерчем в ураган не испытанного ранее наслаждения. Дикий полет – и я тону в восхитительных эмоциях, названия которым не знаю. Не понимаю, куда стремлюсь, но выгибаюсь навстречу, хватаясь за свою погибель обеими руками, прижимаясь к его телу и вновь откидываясь назад, чтобы вобрать в себя непередаваемую гамму впечатлений и до конца познать его. В единый миг крылья раскрываются за спиной и возносят в звёздную высь, где нет ничего, кроме чистейшего блаженства и абсолютного счастья. Там, внизу, я слышу хриплый шёпот, произносящий моё имя, а затем – стон, и сжавшиеся в стальных объятиях руки возвращают меня обратно на землю, на постель из шкур возле горящего камина, отблески которого играют на влажных телах мужчины и сжимаемой в его объятиях хрупкой женщины. Я вижу это словно со стороны, как будто умерла на миг – и возродилась в новом теле.

В этот момент обнимавший меня диор поднял голову и, посмотрев в мои широко раскрытые от восторга глаза, прошептал:

– Моя нежная Лея, ты так волшебно пахнешь.

А ведь я теперь… я больше не невинная девушка. Только вот сожаления по этому поводу не испытываю. Кажется, взамен я получила что-то намного более волшебное. Мне хотелось заговорить, произнести его имя, но от стонов в горле совсем пересохло. Одним плавным движением поднявшись на колено, Альтар легко подхватил меня на руки, словно я ничего не весила, и отнёс на кровать. Там, откинув покрывало, уложил на простыни и снова прошептал заклинание. Я увидела, как исчезают с моих и его бёдер свидетельства канувшей в небытие невинности.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хочу пить, – с трудом произнесла я.

Альтар налил в бокал вина из кувшина, стоявшего рядом на столике, и поднёс к моим губам. Я сделала несколько глотков, но пара капель скатилась по подбородку прямо на грудь. Мужчина тут же наклонился и подхватил капли губами, чем вызвал дрожь во всём теле. Тогда, не отрываясь от груди, он выхватил из моей вмиг ослабевшей руки бокал, отшвырнул его на пол и принялся с упоением доводить меня до повторной потери рассудка.

Не знаю, сколько раз за эту ночь я парила в облаках счастья, – прежде подобных волшебных ощущений мне не приходилось испытывать никогда. Диор не отпускал меня, снова и снова подчиняя своей воле. В конце концов я стала засыпать, абсолютно обессиленная. Он мягко выводил губами узоры на моей щеке и шее, сладко убаюкивая, а руками нежно прижимал к своей широкой груди, и наконец я провалилась в самый счастливый в жизни сон.

Глава 2.
Возвращение домой

Утро наступило очень рано, когда солнечный луч, запрыгнув на подоконник, пробежался по комнате, переместился на кровать и пощекотал мои веки. Сладко потянувшись, я приоткрыла глаза. Воспоминания о вчерашних событиях нахлынули волной, заставив сердце учащенно забиться. Я подскочила в кровати и повернула голову в ту сторону, где вчера спал Альтар. Постель была пуста. Я недоуменно обвела взглядом спальню, словно он мог оказаться на шкуре у камина или в кресле возле кровати. Но в комнате никого не было.

Пока я осматривалась, заметила на противоположной стене открытый проход. Раньше я его не видела, хотя, может, не до того мне было. Поднявшись с кровати, решила одеться. С трудом натянула платье на непослушное тело, которое молило о полноценном отдыхе. Кое-как затянула завязки на спине, надела туфли и подошла к двери. Она была заперта. Тогда я направилась к проходу, за которым оказался уходящий вдаль коридор. Оглянувшись, осмотрелась ещё раз и решила подождать Альтара, возможно он просто вышел. Проведя в ожидании какое-то время, заметила, что одинокий солнечный луч превратился в россыпь таких же лучей, заливавших теперь спальню. В комнате никто не появился.

Я решилась: зашла в открытый проход, освещённый небольшими магическими шариками, висящими под потолком, и оказавшийся довольно коротким. Когда упёрлась в стену в конце, она вдруг сдвинулась в сторону, открывая выход в коридор жилого этажа, на котором находилась и моя комната. Я прошла вперёд, услышала шорох позади и обернулась: стена вновь казалась цельной, словно не скрывала за собой тёмного прохода.

Вот тогда осознание горестной истины затопило меня волной. Так, значит? Утро наступило – пора и честь знать? А я сидела там, ждала чего-то. Мне же недвусмысленно дали понять, что могу идти домой, когда проснусь, даже потайной коридор открыли. Наверное, чтобы не натолкнулась на кого ненароком. Позаботились о девичьей чести. Я пыталась унять боль, стремительно заполнявшую сердце и вытеснившую из него то счастье, что, казалось, властвовало там безраздельно. На глаза навернулись предательские слезы. Смахнув их рукой, я поспешила в свою комнату, по дороге так никого и не встретив. Удивляться было нечему: многие провели весьма бурную ночь.

Закрывшись в комнате на замок, я легла на кровать, уговаривая себя поспать, но сон бежал прочь, а сердце сжималось в груди. Слёзы всё же потекли из глаз, и тоска наполнила душу. Слёзы – это хорошо, они омывают раны, облегчают боль. Я знала, что в такие моменты бесполезно пытаться взять себя в руки, нужно просто смириться и ждать, ждать, когда чувство пустоты и одиночества уйдёт. Вот так я и рыдала, пока слёзы не иссякли. Они не избавили от душевной тоски, но сделали её более терпимой. Боль притупилась, превратившись из резкой в ноющую, давящую своей тяжестью на сердце.

Какая же я глупая! Дурная девчонка, совсем жизни не знаю! Вот она плата за мгновения счастья. Знала бы, что за одну ночь блаженства придётся заплатить такими мучениями, ни за что бы… да кого я обманываю? Я ведь не смогла бы ему отказать, даже зная о расплате. Что теперь делать? Экзамены закончились, бал прошёл, все разъезжаются на каникулы, да и мне пора. Хотя дома никто и не ждёт, но он всё-таки есть, этот дом, а больше ехать некуда. Занятия возобновятся лишь спустя два месяца. Пора собирать вещи и договориться о повозке, которая доставит меня домой. Деньги на дорогу придётся взять из своих сбережений. Кое-что я хранила в комнате, вот их и возьму. Если нанять старенькую, медленную и весьма неудобную повозку, то можно договориться на вполне сносную сумму. На ночь вовсе не обязательно останавливаться в гостинице, буду спать в дороге, а чем там ещё заниматься? Благо дом не слишком далеко – дня за два доеду.

Я поднялась с кровати, подошла к окну и увидела, что солнце клонится к закату. Это сколько же я так пролежала?! А ведь даже не ела сегодня весь день, но голода не испытывала. Всё-таки я буду последней дурой, если начну предаваться жалости к себе, голодать и проливать слёзы. Не дождётся он этого от меня! Я решительно переоделась, умылась и отправилась в столовую. Быстро покончив с ужином, заглянула к привратнику и договорилась о повозке на завтрашний вечер. Вернувшись в комнату, принялась собирать вещи. Так и не прибранные волосы упрямо мешали сборам, лезли в глаза. Я оглянулась в поисках гребня и вспомнила: святые небеса, я оставила гребень у него! Что теперь делать? Я туда не вернусь, и пропади этот гребень пропадом! Но… как же так? Это ведь самая ценная вещь для меня – память о маме. Она сама подарила мне гребень на десятилетие. Я ещё так любовалась им тогда, считая самой красивой вещью на свете. Мама потратила приличную сумму, заказав эту безделушку у гномов, на ней были искусно выгравированы мои инициалы. Как теперь быть? И речи идти не могло о том, чтобы вернуться в ту комнату или пойти к ректору. Нет, нет и ещё раз нет!

Я замерла перед дверью ректорского кабинета, подняла руку, чтобы постучать, и в смятении опустила её. Университет поражал воцарившейся в коридорах тишиной, большинство учащихся уже отбыли домой на каникулы. Я вдохнула полной грудью и, зажмурившись, постучала в злосчастную дверь.

– Войдите.

Ох, а вот это уже намного сложнее, чем просто постучать. Сердце билось как пойманная птица, ладони вспотели, дыхание перехватило. Не знаю, как я нашла силы толкнуть дверь и войти в кабинет. Я так и замерла у порога, встретившись с пристальным серебристым взглядом главного университетского мага, и только через мгновение заметила, что мы в кабинете не одни. Что Алата тут делает? Да ещё в таком виде…

Алата и правда смотрелась довольно вызывающе: обтягивающее платье с откровенным декольте, забранные кверху волосы, открывающие вид на тонкую шейку, смелый макияж. Выглядела она, бесспорно, сногсшибательно, но как-то не слишком уместно. Я даже отвлеклась на время от собственных проблем.

– Вы что-то хотели? – прозвучал холодный вопрос.

– Я? Да, я… хотела, мне нужно… я там…

– Алата, выйдите на минуту.

Красавица хмыкнула и, гордо вскинув голову, выплыла за дверь.

– Я слушаю, Лея.

Не поднимая головы, я еле выдавила из себя:

– Я там у вас гребень забыла.

– Подарить вам новый гребень? – прозвучал насмешливый вопрос.

Возмущение даже придало мне сил.

– Мне нужен мой, он мне дорог как память о маме. Я его у вас потеряла и… – Горло сдавило предательским спазмом, я ощутила, как на глаза наворачиваются слёзы. Думала, всё выплакала за эти сутки. Как же скверно на душе!

– Значит, ваш гребень. Ну что ж, пойдёмте. – С этими словами ректор встал из-за стола, приблизился, положил руку мне на плечо, и в следующее мгновение мы очутились в знакомой комнате.

– Предлагаю приступить. С чего начнём? Кровать, шкуры, стол?

– Что? – Я взглянула на него широко раскрытыми глазами, до конца не поняв вопроса.

– Гребень, говорю, где искать будем?

Мне показалось, что Альтар просто смеётся надо мной, и я разозлилась. Стою тут краснею, слова вымолвить не смею, а он издевается! Злость придала решимости ответить ему в подобной манере:

– Я думала, вы достаточно сильный маг, для того чтобы взмахнуть рукой и заставить предмет прилететь к вам.

– Знаете, пассы руками не так уж обязательны, но поскольку только вы знаете, как выглядит этот пресловутый гребень, а ползать под кроватью в его поисках я не намерен, то предлагаю закрыть глаза и представить себе вашу вещь в деталях. Это значительно ускорит процесс.

Я сделала, как он сказал, и вздрогнула, едва его рука коснулась плеча.

– Готово. Держите.

Я открыла глаза и, ахнув от радости, выхватила у него мамин гребень. В следующий миг, не снимая руки с моего плеча, ректор перенёс нас в кабинет.

– Это всё, что вы хотели от меня, адептка?

– Да.

– Тогда желаю вам хороших каникул.

– Спасибо, вам тоже не хворать.

«Святые небеса, что я ляпнула?» – подумала я в смятении, заметив усмешку в уголках его губ. Пока не успела нагородить ещё чего-нибудь, поспешно сунула гребень в карман и выбежала за дверь. Там чуть не столкнулась с нетерпеливо ожидающей своей очереди Алатой.

– Что, небось, доставала нашего ректора жалобами или слёзно вымаливала чего-нибудь, а, Лелька? «Я такая бедная сиротинушка, голь перекатная, живу на содержании, домой и то добраться не на чем. Одолжите, господин ректор, вашу карету».

Не успела я ничего ответить Алате на её выпад, как дверь кабинета, возле которой мы стояли, снова отворилась и оттуда вышел ректор собственной персоной.

– Адептка Алата ван Кейро, вы собираетесь уже изложить своё дело? Или вы всерьёз полагаете, что я буду тратить время на ожидание вашей персоны?

– Простите, Альт… господин ректор, – пролепетала Алата и, бросив на меня злобный взгляд, прошествовала обратно в кабинет.

Не испытывая ни малейшего душевного подъёма от этой маленькой победы над своей недоброжелательницей, я со вздохом отвернулась и направилась укладывать последние вещи. Все душевные силы ушли на то, чтобы вернуть свой злополучный гребень.

Упаковывание оставшегося багажа заняло совсем мало времени. Я вынесла небольшой чемоданчик и оставила его у привратника. Теперь оставалось дождаться отправки повозки, а перед этим стоило, пожалуй, перекусить в столовой. Аппетита хватило ровно на то, чтобы выпить клюквенный морс и сжевать небольшой кусочек хлеба с тонким ломтиком мяса.

Наконец повозка приехала. Она была совсем небольшая, на одного человека. Деревянная, с колёсами на рессорах, с грязными стёклами крошечных окон, немного покосившаяся. Управлял ею возница из семейства человечков-тинов. Тины, несмотря на свои миниатюрные размеры, были очень выносливыми, и одного завтрака им хватало на весь день. Им достаточно было и пары часов, чтобы выспаться, а спать при этом они могли, продолжая управлять каретой. Лошади интуитивно слушались своих маленьких хозяев и везли повозку, не сбиваясь с пути. За одну серебрушку человечек-тин согласился довезти меня до дома. Цена вполне разумная, а учитывая, что всему семейству хватит этих денег на месяц безбедного существования, мы, к удовольствию обоих, могли спокойно отправиться в путешествие. Позволить себе что-то дороже – недопустимая роскошь. Рангом выше – магический транспорт. Там сила магии приподнимала карету над дорогой – и вы совершали путешествие плавно, не трясясь на ухабах и рытвинах, «прелесть» которых сполна ощущается в обычных повозках. За карету нужно было отдать целый золотой, а это мне пока не по карману. Всё моё содержание составляло одну серебрушку за два месяца. Тётка считала, что этого достаточно для жизни адептки, которой жилье, питание и даже одежду предоставляет школа.

Дальше в транспортной иерархии стояли экипажи знати, но такие я видела только издалека и не знала толком, что и как там устроено. Испытать на себе удобство подобного чуда можно было за три золотых монеты. М-да, я смогу проехать на таком транспорте только в том случае, если сама его построю.

Последний способ путешествий – магические порталы. В университете был один для богатых студентов и преподавателей, хотя некоторым, например Альтару, порталы не нужны, такие, как он, могут открывать их самостоятельно. Но то диорская кровь, простым же смертным такое недоступно, требуются объединённые усилия нескольких могучих магов, чтобы организовать направленный портал в конкретное место, на это тратится уйма магических, а следовательно и физических, сил. В наш город я смогла бы переместиться за половину мешочка с золотом.

Итак, я забралась в прибывшую повозку и, раскачиваясь из стороны в сторону на жёстком деревянном сидении, покатила в родной город. Наверное, я ослабила контроль над собственными эмоциями: лицо вдруг стало мокрым от слёз. Я ехала домой, уезжала от того, кого полюбила – неожиданно, безоговорочно и безоглядно, от того, кому была нужна ровно на одну ночь. Ехала туда, где меня никто не ждал. Я плакала и плакала, не стесняясь собственных рыданий, ведь никто не мог услышать их за пределами повозки.

Спустя некоторое время я свернулась на узком сидении и накрылась плащом. Меня сморил беспокойный сон, в котором я отчётливо видела его, чувствовала его поцелуи, слышала собственные стоны. Просыпаясь с колотящимся сердцем в холодном поту, немного погодя вновь впадала в забытье. Не знаю, сколько уже прошло времени. Повозка катилась и катилась, не останавливаясь. Да и необходимости в остановках не было. Внутри имелся встроенный ящичек для отправления естественных надобностей, после которого содержимое ящичка перерабатывалось магическим способом – и никаких неприятных запахов не оставалось. Я взяла в дорогу пару бутербродов и намеревалась докупить еды на станциях, но ощущала себя совершенно обессиленной. Не было желания есть или пить – только лежать, не двигаясь, проваливаясь в короткие беспокойные сны. В какой-то момент я снова открыла глаза и наконец осознала, что свалилась от лихорадки, сродни той, которой болела после гибели мамы с дядей.

Мама растила меня одна. Она и мой дядя были родными братом и сестрой, а тётя Пенелопа приходилась им сводной сестрой со стороны отца. Он женился повторно после гибели первой супруги, подарившей жизнь сыну и дочери и рано ушедшей за небесный круг. Отношения между сводными родственниками не заладились. Отец мало внимания уделял своим детям, его вторая жена и вовсе игнорировала старших отпрысков, заботясь лишь о собственной единственной дочери. Вот так они и росли вдвоём, рассчитывая только на помощь друг друга.

Моя мама, Эджелина, и дядюшка Ройсэн вместе ушли из дома отца после его смерти. Мачеха смогла прибрать к рукам всё наследство и выставить неугодных юношу и девушку за порог. Дядюшка Ройсэн устроился на работу и снял жилье для них с сестрой. Ему часто приходилось ездить в различные уголки королевства на заработки. Из этих командировок он всегда привозил любимой сестрёнке разные милые вещички. Эджелина в его отсутствие вела дом, а также чинила чужую одежду.

Однажды, когда брата не было дома, в дверь постучал молодой маг, принёсший на починку роскошный плащ с большой прорехой на спине, полученной в результате какого-то магического поединка. Мама говорила, что он поразил её сердце с первого взгляда и она ни на минуту не жалела о времени, проведённом с моим будущим отцом. Теперь я, кажется, лучше понимала её. Маг уехал спустя два дня, завершив все дела в городе и прислав юной Эджелине прощальный подарок – то самое колье с самоцветными камнями; с собой он её не позвал. Мама говорила, мол, стоит гордиться тем, что в моих жилах течёт кровь сильного мага. Она искренне радовалась, оттого что я имела способности к магии, каких не было ни у неё, ни у дяди, ни у тёти Пенелопы.

Когда брат вернулся, выяснилось, что Эджелина ждёт ребёнка. Дядюшка Ройсэн винил себя за случившееся. Я однажды слышала в детстве, как они тихонько переговаривались у камина:

– Ты опять получила письмо от Пенелопы? – спросил дядя.

– Да. Она пишет, что я навлекла позор на семью, родив внебрачного ребёнка. Говорит, что для искупления этого греха я должна отдать дочку в сиротский приют и до конца дней молить святые небеса о прощении.

– Пенелопа глупа, она не имеет ни малейшего представления о любви, о том, что такое дети.

– А ты, Ройс. Ты ведь тоже не женился, не имеешь детей, ты всё время проводишь со мной и Леей, я лишила тебя возможности завести свою семью.

– Не говори глупости, Лина, я люблю вас обеих, а жениться ещё успею – какие мои годы!

Милый дядюшка и правда обожал меня, свою маленькую племянницу. Он заботился обо мне так, как не каждый отец заботится о собственном ребёнке. Наверное, отдавал всю ту любовь, что не растратил в детстве на своих родителей. Я знаю, что тётя Пенелопа периодически писала маме письма, а мама отвечала на них. Она считала необходимым поддерживать связь с сестрой, даже если та не в восторге от её выбора.

Всего однажды тётка навестила нас, но визит тот не оставил у меня приятных воспоминаний. В то время мы жили уже в своём маленьком поместье. Дядюшка с мамой взяли займ в банке, чтобы купить уютный двухэтажный дом с небольшим земельным наделом. Мама разбила там сад и ухаживала за ним. Дядя делал в доме все ремонтные работы: то стекло заменить, то крышу залатать, то камин прочистить. На часть денег они открыли мастерскую по ремонту одежды. Мама работала там вместе с помощницей, мисс Зинови. Я часто проводила с ними время, помогая по мере сил. Ещё я очень любила бывать на светлом и просторном чердаке нового дома. Мне обустроили там уютное местечко, а дядюшка прорубил окно в крыше, чтобы я могла вечерами любоваться звёздами или смотреть с высоты на поля, в которых работали сельчане, видеть далёкий тёмный лес, а за ним – синие горы. Где-то там было море, и я нередко представляла его себе по описаниям дядюшки, который достаточно поездил по миру. Когда уезжал надолго, дядя брал нас с мамой в качестве сопровождающих. После того случая с магом он старался не отлучаться на долгое время или просил маму поехать вместе с ним. Вот и в свою последнюю поездку он позвал нас с собой. Мама была в восторге, что увидит море! Всего-то короткая морская переправа в небольшой приморский городок – но для мамы это было настоящее захватывающее приключение. Мне тогда исполнилось двенадцать лет, и дядюшка сказал, что морская поездка станет подарком для меня. Как же я ждала того путешествия, как мечтала привезти из приморского города волшебную перламутровую раковину, которая бы светилась разноцветными огнями по ночам и издавала шум океана.

Буквально перед самым отъездом я свалилась с яблони, росшей в нашем саду, и сломала руку. Мамочка так переживала, даже когда врач сказал, что организм молодой и кость срастётся быстро. Конечно, если бы мы могли позволить себе врача-мага, то я бы пошла на поправку намного быстрее. Только в нашем городке таких лекарей не было, маги работали в основном в больших городах, жители которых могли позволить себе оплатить их услуги. Мамочка решила остаться со мной, но я слезами заставила её не отказываться от путешествия. Мне было так жаль, что из-за меня и она не увидит моря, а ведь мы обе ждали этой поездки! Знала бы я, к чему приведёт моя просьба.

Спустя неделю после их отъезда к нам постучал гонец. Пожилая мисс Зинови, которая присматривала за мной, пошла отворить дверь. Я с любопытством маячила позади. Рука, надёжно зафиксированная тугой повязкой, совершенно не беспокоила меня. Именно тогда я и услышала новость, как баржа отошла от берега, как капитан, спешивший поскорее добраться до места назначения, вышел в море, несмотря на предупреждение магической службы погоды, говоря, что небольшая буря не причинит вреда его судну. Я узнала, что помощник капитана, выпив лишнего накануне ночью, не обошёл баржу с обычной проверкой и не знал, что охлаждающая система парового котла не в порядке. В тот момент, когда баржа была на середине пути, котёл взорвался, проделав огромную дыру в днище, мгновенно заполнившуюся водой. Судно потонуло в рекордно короткий срок. Двадцать человек нашли покой на дне морском, а среди них и двое единственных на свете дорогих мне людей. Новость о том, что король издал указ о предварительной проверке всех отходящих барж, что подобная халатность отныне будет караться заключением в темницу, и всё остальное, о чём говорил гонец, прошли мимо меня. Мисс Зинови объясняла потом, что семьям погибших будут выплачены компенсации, но мне это было глубоко безразлично.

Тогда же меня и свалила лихорадка. Она продолжалась неделю, я никого не узнавала, металась в жару и звала маму, вокруг же раздавались чужие голоса. Когда крепкий молодой организм поборол болезнь, я очнулась в своей кровати, разбуженная разговором незнакомых людей. Позже уже поняла, что это доктор говорит с тёткой Пенелопой, которая отныне являлась моей опекуншей. Они обсуждали моё здоровье, а доктор объяснял, что нервическая лихорадка редко приводит к смерти и я обязательно поправлюсь. Я и поправилась физически, но огромную пустоту в душе невозможно было ничем заполнить. Доктор также снял повязку с моей руки, пояснив, что у магов кости срастаются намного быстрее, чем у обычных людей. Перед уходом врача я услышала, как тётка спросила его: «Доктор Хан, что же мне теперь делать с ней? Я не знаю, как заботиться о ребёнке». А врач ей ответил: «Когда девочке исполнится семнадцать, вы можете отдать её в магический университет, у неё есть способности. Детей магов всегда берут в такие заведения, если они успешно справляются со вступительными заданиями. Она станет магом и сможет в дальнейшем сама о себе позаботиться».

Вот тогда тётка твёрдо вбила себе в голову, что отдаст меня в университет. Наконец-то она осознала плюсы от связи моей мамы с мужчиной-магом. Дети простых людей не учились в университетах. Обычно их обучали различным ремёслам у мастеров, а после они делали эти занятия своей профессией. Не одарённые магически люди составляли своего рода обслуживающую единицу королевства, а все административные должности занимали те, кто обучался в университетах, те, кто владел магией. По воле тётки я могла бы стать чьей-то помощницей, но тогда меня всё равно пришлось бы кормить и одевать, пока сама не начала зарабатывать себе на хлеб, да и много таким трудом не заработаешь: все богатейшие люди – тоже маги.

Послав племянницу в университет в семнадцать лет, тётка навсегда избавлялась от моей особы, не считая тех двух месяцев в году, когда я приезжала погостить. Ей также не нужно было тратиться на моё содержание. Будь её воля, она бы не слала денег вовсе, но мама и дядюшка ещё при жизни открыли счёт в банке, на котором хранили свои сбережения. Согласно завещанию, деньги с этого счёта ежемесячно шли на моё содержание. Тётка, правда, и тут провернула очередную махинацию и слала только по серебрушке раз в два месяца, а остальные две брала себе, как опекунше несовершеннолетней девицы. В банке ведь не выясняли, куда тётка отправила меня учиться, зато исправно переводили ей деньги. Забрать всю сумму себе она не могла, боясь лишиться наследства из-за нарушения условий завещания, а так условия она не нарушала, но и деньги в свой карман получала.

Все эти воспоминания проносились в моей голове, пока повозка катила по направлению к поместью (так в шутку называли наш дом мама с дядей). Я снова была больна и даже сама могла поставить себе диагноз – нервическая лихорадка. Способы лечения? Трястись в ветхой повозке и ждать, пока молодой организм одержит верх над болезнью. Да и велика ли потеря, если не одержит?