Текст книги "Доктор Web для молодого вампира"

– Так – так – так! Из «Смака», значит, чек – то…

– Ну, – буркнула я. – Вчера детишек туда на обед водила.

– А сегодня вчерашний чек оказался в пирожках, – понимающе покивал головой Витька, – да и чек-то отбит, я смотрю, всего десять минут назад! Говоришь, у плиты полдня простояла, а?

– Слушай, ты чего прикапываешься? – разозлилась я. – Не нравится – давай обратно пирожки и попрощаемся!

– Я тебе попрощаюсь! – веско сказал Корабельников и откусил сразу полпирожка. – Я тут ф утфа некомьенный!

– Чего – чего? – поморщилась я.

Витька прожевал, запил из кружки и перевел:

– С утра, говорю, некормленый. Ладно, ты чего пришла?

– Да я насчет Мультика, – заискивающе сказала я.

Витька подавился пирожком, потом кое – как его все же прожевал и горестно сказал:

– Ну я так и знал! А как все хорошо начиналось! Пирожки, красавица – блондинка!

Я оглянулась по сторонам в поисках последней, не нашла и обозлилась:

– Чего ты не знал??? У меня Наташкины дети, не забыл? Мне что, их теперь воспитывать прикажете? Или в детдом сдавать?

Витька присмирел, почесал в затылке и неуверенно предложил:

– А родственникам чего не отдашь?

– А где б мне тех родственников взять! – обозлилась я. – Ленка уехала к черту на рога, бабушка на операции в больнице!

– А мать Наташкина?

– А мать Наташкину, – с садистским удовольствием молвила я, – мать Наташкину после твоего звонка я в больницу отвезла с инфарктом!

Витька помолчал, проникся ситуацией и сочувствующе спросил:

– Чего делать-то будешь?

– А что тут сделаешь? – уныло сказала я. – Надо Мультика-то выручать.

– Потемкина, – приложил Витька руку к сердцу. – Поверь – крепко твой Мультик подлетел. Я уж и так и этак думал – ну не оправдать ее.

Ну что ж… Я почему-то так и думала, что никто копаться в этом деле не будет. Зачем стараться – когда вот она, готовая убийца.

– Нож, которым убили – он где? – сухо спросила я.

– Ну не нашли его ребята, – поморщился Витька. – Видимо, Наталья его в окошко скинуть успела, а ты ж сама знаешь, какой там район – тащат все что не приколочено!

– То есть, из твоих слов получается, что дома его точно не было, так? – сощурилась я.

– Ну, – буркнул он.

– Значит, надо искать нож…, – задумчиво сказала я.

– Слушай, – скривился он, – ты чего тут всех за идиотов-то держишь? Нашлась тут сыщица!

– Да мне без разницы, хоть горшком назови, – зло посмотрела я на него, – а вот только Мульти мне надо выручить по – любому. Дети на мне!

– Ну не кипятись, не кипятись, Потемкина, – примиряюще залопотал Витька. – Езжай домой, выпей валерьяночки да садись книжку пиши!

– Достал ты меня с этой книжкой! – в сердцах бросила я. – Ты лучше послушай умного человека. Соседка говорит что минут за десять до того, как в Наташкиной квартире начались крики, она к мусоропроводу выходила, ведро выносила. И на лестничной площадке спал местный бомж, дядя Миша. А когда ваши приехали – его не было. На размышления не наводит?

– Испугался да сбежал, какие тут размышления, – пожал Витька плечами.

– Или прирезал Олега, прихватил нож и сбежал, – с нажимом подсказала я.

Витька посмотрел на меня как на больную, и тут зазвенел сотовый.

– Алло, – раздраженно буркнула я.

– Это Шварев. Если хочешь на свидание с Березняковой – шевели ножками.

– Уже можно? – обрадовалась я.

– Конечно, – самодовольно сказал он. – Все бумаги у меня. Давай подъезжай к СИЗо.

– А это где?

– Ты что, не знаешь где сизо? – изумился он.

– Слушай, – рассердилась я. – Это ты туда каждый день ездишь, а мне как-то случая не было навестить сие заведение.

– На Баррикадной, горе, – хмыкнул он. – Вниз по ней к реке, увидишь длинный кирпичный забор – это оно. Я у ворот на своем мерсе тебя жду.

– Скоро буду, Лешенька, – клятвенно заверила я.

Я сунула телефон в карман, а Витька кисло спросил:

– Наш великий адвокат?

Менты Шварева сильно не любят. Еще б им его любить – они преступников ловят – ловят, а потом придет вот такой Лешенька, и от обвинения – пшик.

– А что делать, если вы ничего не можете? – презрительно сказала я.

– Ну ты вообще, – задохнулся он от гнева.

– А давай соревнование, а? – прищурилась я. – Кто быстрее найдет убийцу Олега?

– Тогда я выиграл, – хмуро сказал он. – Убийца Олега в сизо сидит.

– Идиот, – обронила я, направляясь в спину.

– А ты, Машка… ты хуже кобры, ясно! – крикнул он вслед.

Я не обернулась. Я сдержалась. Я бегом выскочила из здания Гома, уселась в машину и уж тут-то я поржала, чуть ли не хрюкая от восторга.

Дело в том, что змея Машка – это самое сильное оскорбление в Витенькиных устах. Вернее, это он так считает, а на меня же при воспоминании об этой истории всегда нападает идиотский смех. Историю про змею Машку Корабельников рассказывает всякий раз, как напьется. Причем повествование ведется тихим и жалостливым голосом, полным страдания, и Витеньке всегда невдомек, чего это люди в конце истории неизменно ржут как лошади.

А дело было так. Уж не знаю, где он служил, только змей там было видимо – невидимо. А в частности – кобр. И вот однажды в соседней части ребята додумались до такой хохмы. Поймали они здоровенную кобру, вырвали ей ядовитые зубы, да и стали держать ее в качестве сына полка. Или дочери, не разберешь. Но назвали Машкой.

Витенька, прослышав об этом, крепко задумался. Можно было б конечно самому «Машку» завести, да вот только это опасно – зубы кобре рвать! Еще укусит!

Однако представив, какой ошеломляющий успех он будет иметь у девушек с фотографией кобры, Корабельников решился.

В одно из увольнений он напросился в вертолет, как раз летящий в ту часть с визитом, взял фотоаппарат у кого-то – и был таков. У соседей, спрыгнув с вертолета, он первым делом осведомился молодецким голосом: «Ну, ребята, и где ваша Машка?» «Да вон, в кустах только что ползала», – отозвался на бегу какой-то солдатик. Витенька сунулся по указанному направлению – и точно – тут же нашел здоровенную кобру. Корабельников, понятно, быстренько намотал бедную Машку на локоть и принялся с ней фотографироваться. Кобра показала себя во всей красе – капюшон раздувала, язычок мелькал, на Витьку она кидалась, целясь в нос – тот лишь успевал отмахиваться, хохоча при этом. И вот, когда последние кадры были отсняты, из кустов вышел давешний солдатик с намотанной на руку коброй. Витька посмотрел на него совершенно охреневшим взором, простер дрожащую руку и сипло спросил: «Эт-т-то ккк-то у тттебяаа????» «Так Машка же! – ответил солдатик, ласково поглаживая разомлевшую от такого отношения кобру. – Ути – пути, красавица моя».

Витька честно признается, что он тогда грохнулся в обморок, насилу откачали. Откачали ли безвинную кобру – история умалчивает. Еще Витенька с полгода после этого заикался. Потом прошло.

И лишь когда он смотрит на те фотографии, у него начинается нервный тик.

Шварев и правда сидел в припаркованном у ворот Мерседесе и задумчиво просматривал какие-то бумаги.

– Не помешаю? – постучала я в окно.

– О, привет, – поднял он на меня глаза и вышел из машины. – Вот тебе твои бумаги, пошли скорее.

Я открыла диплом и залюбовалась. Теперь я, Магдалина Константиновна Потемкина, не просто ведьма, а ведьма с юридическим образованием! Вот и дипломчик есть! Надо будет матери показать, пусть старушка порадуется за меня. Конечно, про то, что я его купила – говорить ни в коем случае нельзя – съест живьем. Скажу, что заочно отучилась. А матери ничего не говорила потому как сюрприз хотела сделать! В общем, найду что соврать.

– Скоро ты? – нетерпеливо спросил Шварев. Я встрепенулась и следом за ним с некоторым страхом ступила на огороженную территорию.

«Вот ты и в тюрьме! С почином!» – ехидно сказал внутренний голос.

– Лешенька, возьми-ка меня за руку, – слегка дрожащим голосом попросила я.

Тот неодобрительно посмотрел на меня, и пошел объясняться с ментами на входе.

Через пять минут мы уже были в какой-то комнатушке с голыми стенами, из мебели – стол и два стула. Еще через пять в комнатку вошла Мульти. Ее знаменитая попа заметно сдала в объеме, темные волосы видели сальными прядями, под глазами – темные круги.

– Мультичек! – зарыдала я, бросаясь к ней.

– Потемкина, – в тон мне зарыдала она.

– Тебя тут хоть кормят? – утирая слезы, сказала я.

– Кормят, но хреново, – всхлипнула она. – Чего с детьми?

– Так у меня они, – горестно вздохнула я. – Ой, как не вовремя-то ты Олега пришила, Наташенька! Не могла потерпеть, что ли?

– Я пришила? – возмутилась она. – Да никого я не пришивала, совсем рехнулись, что ли?

– Да я-то верю, – уныло сказала я. – Слушай, а нож где? Выкинула?

– Да ничего я не выкидывала! – застонала она. – Мне уж этим ножом все мозги прокомпостировали. Ну скажи, как я могла тот нож выкинуть, если у меня окна на зиму заклеены, а?

– А форточки? – осторожно спросила я.

– И форточки заклеены! – отрубила она. – Батареи и так еле – еле греют!

– Наталья, – подал голос Шварев, – может быть, вы расскажете события того вечера?

– Точно! – опомнилась я.

– Не помню я, – потупилась Мульти.

– Как так не помнишь? – не поняла я. – Детей-то мне привезти ты не забыла!

И я с укором посмотрела на нее.

– Про то как детей привезла – помню, – согласилась она. – Как и договаривались, я тихо-онечко завела их в спальню, наказала Насте сидеть тихо и тебе не мешать. А дальше – просто какой-то провал. После твоего дома словно тут же очутилась у себя, посреди толпы ментов.

– Мультик, ты чего пила? – подозрительно спросила я.

– А чего сразу «пила»? Ничего я не пила!

– Кололась? Нюхала? – деловито осведомился Шварев.

– Да ну вас! – Мультик обиделась до глубины души. – Говорю ж – какой-то странный провал! Вы меня из тюрьмы собираетесь вытаскивать или как?

– Ну а как же я тебя вытащу – то? – жалобно сказала я. – Мне и самой интерес есть тебя вытащить – потому что Катенька-то конечно солнышко, но вот Настя меня скоро в могилу сведет!

– Матери отдай, – так же мрачно ответила она.

– В больнице твоя мать, – потупив глаза сказала я. – С сердцем у нее плохо. Но ты не бойся, не смертельно.

– Ну конечно! – философски сказала Наташка. – Стоило мне сесть в тюрьму – и все пошло кувырком. Что ж, тогда воспитывай детей, Машка. Ленке только их не отдавай.

– Так и Ленки нет, они с Русланом в тьмутаракань уехали!

– Ну что я могу сказать тебе, – пожала она плечами. – Или вытаскивай меня, или дети на тебе. Надеюсь, ты их в детдом не сдашь, как Садченка?

– Не сдам, – хмуро ответила я. – Слушай, а ты совсем – совсем ничего не помнишь?

– Совсем!

– И бомжа? Он ведь у вас на лестничной площадке спал.

– Да не помню я! – страдальчески взвыла Мульти.

– Вот так и вытаскивай тебя, – уныло сказала я.

В нашу комнату постучали, и Алекс встрепенулся.

– Все – все, девчонки, заканчивайте, время.

Мульти захлюпала носом и встала.

– Господи, как в камеру-то неохота…

– Мультичек, ты это, держись, – невнятно бормотала я ей вслед.

Что тут сказать еще – было непонятно. Я и правда сейчас вернусь домой, в чистую и уютную квартиру, а Мультик отправится на нары.

– А больше всего на свете я хочу принять ванну, – горько сказала Мульти, и дверь за ней с лязгом захлопнулась.

За воротами СИЗО мы со Шваревым остановились и я выжидающе посмотрела на него.

– Перспективы неутешительны, должна понимать, – развел он руками.

– Да вот как-то не понимается, – вредно сказала я. – Она ж русским языком сказала, что ничего не помнит.

– Не помнить можно только по пьянке или под воздействием препаратов, так? Но в протоколе нет сведений, что она была нетрезвой. Что касается препаратов-то теперь уже поздно об этом говорить. Экспертизу надо было сразу назначать.

– Не могла она голову человеку отрезать! – твердо молвила я. – Не могла!

– Но тем не менее Березнякову взяли над трупом.

– А бомж? – беспомощно сказала я.

– А что бомж? – пожал он плечами. – У него-то причины убивать Олега не было.

Я молча повернулась, не прощаясь, села в машину и поехала куда глаза глядят. Вот гады! Все им понятно, все им логично!

По пути попалась какая-то забегаловка, я припарковалась и пошла обедать. Заказала, как обычно, вегетарианскую пиццу и принялась ее задумчиво жевать. Нет, что ни говорите, а я уверена, что убил бомж. Больше некому.

И неважно, что у него не было мотива. Откуда я знаю – что мотива не было, а? Может он последние лет десять спал и видел, как бы прирезать гражданина Мотылева?

Или может быть просто увидел, что Мульти никакущая, и соответственно решил, что в ее квартире можно поживиться. Вошел – а тут такая неожиданность в виде злого дяди.

Да, теперь я ясно видела картину, как было дело. Ну как же я раньше не додумалась! Мультичек, совершенно пьяная, поднимается по лестнице – дзынь-тык, дзинь-тык! – и около нее не слышно мужских шагов. А на пятом этаже ее, где в это время совершенно точно находился дядя Миша, откуда-то взялся мужской голос. Все сходится, все показания свидетелей сплелись воедино. Теперь понятно, отчего не нашли не орудия убийства, ни самого бомжа. И почему его с тех пор никто не видел. Отсиживается где-то, гад! А Мультичек на нарах парится!

«Долго же ты думала», – ехидно сказал внутренний голос.

«Отстань», – раздосадованно буркнула она.

А ведь это и правда лежало на поверхности и было очевидно. Эх, ну где ж я была, когда Господь ум раздавал? А то ни красоты, ни интеллекта…

«Ааабыдна, да?», – с грузинским акцентом осведомился голос.

«Пшел к черту», – раздельно сказала я.

Дожёвывая пиццу, я усердно размышляла, как бы исхитриться и похоронить вместе с Марьей и внутренний голос.

«Щаз», – буркнул голос, подслушав.

Я вытерла руки салфеткой, встала и поехала на Беляева. Бомжа следовало найти по любому.

Юля, открывшая мне дверь, держала на руках орущего младенца в ползунках и мне совершенно не обрадовалась.

– Юленька, я не отниму времени, – заверила я ее. – Я просто хочу сказать, что мне ваш подъездный бомж нужен позарез, как увидите его, позвоните, мне пожалуйста! – и я сунула ей в руки визитку.

– Маш, я особо-то не присматриваюсь к бомжам, – нетерпеливо сказала она, качая на руках малыша.

– Юля, если поможете, я сто долларов заплачу, – пообещала я.

– Ой, ну что вы придумываете, – поморщилась она, – если увижу – и так позвоню, мне нетрудно.

И дверь с лязгом захлопнулась, оставив меня размышлять над парадоксами психологии.

Сложный человек Юля. Только недавно мы были на ты – и вот опять на вы. От нечего делать она вызывает ментов для разбуянившихся соседей. Однако смотри—ка – от халявных денег отказывается…

Я пожала плечами, методично обошла все квартиры в подъезде и оставила свои визитки, с обещанием ста баксов за помощь в обнаружении неуловимого бомжа. Правда, в половине квартир мне никто не открыл.

«Объявление на подъезд повесь», – посоветовал внутренний голос.

По его интонации прямо чувствовалось, что он считает себя очень умным, а меня же – олигофренкой.

«А вот и нет! Мы его только спугнем – думаешь, раз бомж, так и читать не умеет?» – злорадно сказала я, счастливая оттого что мне в кои-то веки удалось высмеять голос.

Он пристыжено заткнулся.

Я, празднуя победу, села в машину и понеслась к Насте в школу.

«Только если это бомж убил, черта с два он появится», – все же буркнул голос.

Я снисходительно промолчала.

Пусть потешится, птенчик, пусть…

В школе я села на уже ставший мне родным подоконник и принялась терпеливо ждать конца урока. Буквально через пять минут он зазвенел и детишки вывалились в коридор. Насти не было среди них.

Я, внутренне обмерев, пулей влетела в класс и закричала:

– Где Настя?

Настя с видом сиротки стояла около учительского стола и жалобно смотрела на меня наивными голубыми глазенками.

– А, это вы, тётя, – не предвещающим ничего хорошего голосом сказала учительница.

– Ну, что на этот раз стряслось? – буркнула я.

Учительница сняла очки и принялась протирать их бархоткой, при этом выговаривая мне.

– Ну во-первых – ребенок явился в школу совершенно неподготовленный. Мало того что учебники были взяты совершенно не те что надо – так она еще и домашние задания не сделала.

– Насчет домашних заданий и учебников – моя вина, – перебила я ее. – Не забывайте, я ведь мама молодая, всего второй день в этой должности!

– Далее, – продолжала женщина. – Эта девочка – совершенно невозможная хулиганка. Если вам неизвестно, то она организовала некое… сообщество.

– Что за сообщество? – непонимающе воззрилась я на Настеньку.

– «Потому что мы – бригада!» – тоненько, с расстановкой процитировала она.

– Да, бригада, банда в просторечии, – поджала губы учительница. – И они подкарауливают и бьют мальчиков. Сегодня избили Дениса Горенко, а ведь у него мама из городской администрации, не знаю, что теперь и будет!

– А чего он к нам в девчачий туалет зашел? – насупилась Настя.

– Надо было мне сказать, – раздраженно отмахнулась учительница.

Настя возмущенно открыла рот, но я успела ее пнуть под столом ногой. Слегка, я ж не зверь. Пока ребенок обижался, я повернулась к учительнице:

– Ладно, маму если что ко мне отошлите, разберусь. Еще что?

– Еще она научила детей стрелять шариками из жеваной бумаги!

– Безобразие, – неуверенно кивнула я, припоминая, как не так давно мы с Мультичком пили, вспоминали школьные годы, и подробно описывали процесс приготовления снарядов из бумаги и методы стрельбы. А Настя вроде как и спала в это время…

– Совершенно неуправляемый ребенок! – припечатала учительница.

– Хорошо, я приму меры насчет этого, – терпеливо пообещала я. – Мы можем идти?

– Идите, – поджала губы учительница, глядя на меня каким-то нехорошим взглядом.

Я ее не осуждала.

Настя – наказание Божие, я это еще вчера просекла.

Ехали домой мы в полном молчании. Я преувеличенно – внимательно смотрела на дорогу, Настя же ерзала на своем сидении, украдкой косясь на меня.

А я размышляла, как бы мне от нее поскорее избавиться, а?

– Тетя Маша, а Димка все равно сам виноват, – наконец печально сообщила она. – Мы уже на него жаловались Марине Александровне, а она головой покивала и все.

– То есть жаловались? – не поняла я. – Он же сегодня от вас за это получил!

– Так мы пожаловались, а она ему даже ничего не сказала, – вздохнула Настя.

– Ну а откуда ты знаешь, сказала она ему или нет?

– Так ведь он бы тогда перестал, – весьма логично заметила Настя. – А он не перестал. Вот поэтому нам и пришлось его отлупить.

Я только хмыкнула. Все ясно.

Мама из городской администрации, значит?

– Ладно, не дрейфь, – покровительственно похлопала я ее по плечу. – Будут проблемы – жалуйся!

– Уговорила, – важно кивнула Настя.

Не люблю я сыночков, у которых мамы из администрации. Только не подумайте, что это классовая ненависть. Просто меня коробит от людей, которые займут кресло повыше, ну или просто заработают тысяч сто – двести долларов и уже пальцы гнут. Сразу же появляются барские замашки, люди делятся на сорта, а во взоре непонятная мне надменность. Я одна из самых обеспеченных дам города, однако мне и в голову не приходит загибать пальцы. Я демократична.

– Катьку-то нам отдадут, как думаешь? Шести еще нет, – спросила я ее.

– Да чего не отдадут? – ответила она. – Маме отдавали. Только я не поняла – мы что, в магазин не поедем?

– Какой магазин? – непонимающе воззрилась я.

– Да? – сразу скуксилась она. – Катьке так платьев напокупали, а я так рыжая, да? Никто меня не любит! Аааа!

– Не реви, – жалобно залепетала я. – Конечно поехали в магазин, сейчас я тебе все куплю. Чего хочешь – то?

– Сапожки, брючки на завязочках и бандану с черепами, – методично перечислил ребенок, тут же перестав плакать.

– На завязочках? – воззрилась я на нее.

– На завязочках, – кивнула она. – А чего? Все носят!

– И с черепами? – уточнила я.

– Так все носят! – начала она терять терпение.

– А где продают все это добро, не знаешь? – почесала я в затылке.

– Конечно знаю, – заверила она меня. – Поехали на Центральный рынок!

Я пожала плечами, перестроилась в другой ряд и покатила к Центральному рынку. Сомневаюсь, что в моих любимых бутиках можно найти что-то на восьмилетнего ребенка, да и затребованный ассортимент выходил за рамки моего понимания.

На рынке Настя повела себя как истинная женщина. Я в полном унынии таскалась за ней от палатки к палатке, размышляя о том что у меня наверно гены глючные. Сроду не была шмоточницей. Просто иногда заглядываю в бутики, быстренько просматриваю новые коллекции, если что-то нравится – хватаю не глядя и бегу дальше. Иногда попадаются очень удачные покупки, ну а неудачные отдаю подружкам, так что все довольны. Настя же не торопясь примеряла искомые штанишки, критически оглядывала себя в зеркале и неслась дальше. Нам не подходила то расцветка, то длина, то покрой. На мой взгляд все штанишки были совершенно одинаковы, но у Настеньки было другое мнение.

Минут через сорок я совершенно взмокла и прокляла все на свете. И тут случилось чудо. Горчичного цвета штанишки были милостиво признаны достойными прикрывать попку малолетней негодяйки.

Я не сдержала шумного вздоха облегчения, схватила Настю за руку и потащила в машину, приговаривая на ходу:

– Вот как славненько, сейчас пообедаем да за Катькой поедем! Что б я еще раз с тобой…

– Аааа, – зарыдал ребенок на весь рынок.

Люди заоглядывались, а я притормозила и сквозь зубы проговорила:

– Ну, что на этот раз не так????

Настя посмотрела на меня совершенно несчастным взглядом и жалобно спросила:

– А бандану с черепами??? А сапожки??? Катьке так значит полный пакет платьев, а мне какие-то вшивые штанишки!!! Никто меня не любит! Аааа!

– Не реви, – прошипела я. – Двадцать минут тебе на выбор и сапожек, и банданы, я ясно выразилась???

– Ясно! – деловито отозвалась она. Слезы тут же высохли на детском личике и она снова ринулась в ряды палаток – только пятки засверкали.

За двадцать минут милый ребенок выбрал только сапожки. Я оплатила смахивающую на мини-тракторы обувку и железным тоном сказала:

– Время вышло!

Настя неверяще посмотрела на меня, безошибочно прочла на моем лице суровую решимость и горестно зарыдала:

– Аааа!!!!

– Я домой, а ты, будь другом, делай вид что не со мной! – сухо сказала я и пошла к машине.

– Ааа! – Настя с ревом устремилась за мной. – Пол подмету, посуду дома вымою, только бандану купите! У нас весь класс в них ходит, а я что, рыжая?! Аааа!

Люди неодобрительно на меня косились, какая-то тетка в сердцах сплюнула себе под ноги и бросила мне в спину:

– Ну и мамаши пошли, прости господи!

Я, стиснув зубы, шагала вперед.

Сдам в детдом мерзавку, как пить дать сдам!

– Тетя Машечка! – надрывалось дитя. – Ну купите бандану! Катьке так полный мешок, а мне пшик!

Я в ярости остановилась и едва разжимая зубы прошипела:

– Ну, где твоя бандана????

– А тут где-то, – неопределенно помахала она руками в воздухе.

Я посмотрела на торговок, которые все как одна уставились на нас и громко спросила:

– Женщины, банданы с черепами есть у кого?

– Ко мне подходите, – живо отозвалась тоненькая девушка в синей куртке. – У меня есть.

Я строевым шагом промаршировала к ней, почти белая от ярости, не глядя выложила двести рублей и сунула покупку Насте.

– Черепа не такие, – топнула она ногой.

– Еще слово – и я тебя сдам в детдом! – жестко сказала я. – Нет у меня возможности на тебя свои нервы гробить. Поняла???

– Поняла – поняла! – часто закивала она, глядя на меня жалобными глазами.

Когда мы уходили, я аж спиной чувствовала, какими осуждающими взглядами люди смотрели мне вслед.

В садике меня встретила крайне возмущенная воспитательница.

– Девушка, – выговаривала она мне, пока я одевала притихшую Катьку. – Знаете, у нас детей с пяти до шести забирают. А сейчас без пятнадцати семь. Матери я дозвониться не могу, вашего телефона не знаю – сижу в группе с вашей Катей и не знаю, чего и думать! Разве так можно поступать?

– Больше не буду, – уныло заверяла ее я, припоминая Настеньку недобрым словом.

– Надеюсь, – сухо сказала женщина.

Дома я усадила детей кушать, а сама размышляла. Я вечно опаздываю в садик, сегодня еще и ребенка забрала позже обычного. За Настей я не проследила, и она пришла в школу неподготовленная.

В общем, итог неутешителен – мамаша из меня как из ежика бетоноукладчик.

Я вздохнула и жалостливо погладила девчонок по головкам. Эк им не повезло, связались же они со мной.

– Это все? – Настя доела свои пельмешки и требовательным взором посмотрела на меня.

– Нет конечно! – спохватилась я, сняла с плиты кастрюльку с киселем и достала купленные по дороге блинчики.

Настенька подозрительно покосилась на меня и сморщилась:

– Кисель? А кока-колы нет?

– А это не просто кисель! – не растерялась я. – Это новая разработка, жутких денег стоит, вся Америка от него прется!

– Да? – оживился ребенок. – Тогда мне побольше!

– Да без проблем, – усмехнулась я.

Я поставила перед девчонками по стаканчику с киселем, вручила по блинчику и сказала:

– А сейчас, прежде чем съесть, вы должны сказать: «Помяни, Господи, рабу Божию Марию». Ясно?

Девчонки кивнули и сделали как я просила.

– А еще, – добавила я. – Придется вам отныне меня звать тетей Магдалиной. Всем ясно?

– Мамалина, – кивнула Катенок.

– Сойдет, – кивнула я.

– Ну, теть Магдалин, – отставила от себя Настя тарелку, – пойду – ка я во двор, поиграю.

– Фигушки, – тут же отозвалась я. – Сначала домашние задания сделай!

– Так а нам ничего не задавали! – обиженно воззрился на меня ребенок.

– Точно? – усомнилась я.

– Точно – точно! – кивнула она.

– Ну иди, – с сомнением сказала я.

Настя тут же задрала хвост, переоделась в свои обновки и понеслась на улицу. Я лишь вздохнула. Штанишки оказались настолько короткими, что между ними и сапогами торчало сантиметров десять синих колготок. Плюс к этому – сбоку по шву они присборивались на шнурочках, которые потом завязывались. В сочетании с огромными сапожищами смотрелось это просто ужасно. Ну а косыночка с черепами, по-пиратски завязанная на светлой головенке довершала образ пациентки дурдома. Интересно, есть детские дурдомы? И сильно ли Мульти на меня обидится, если…

«Даже не думай, – оборвал мои размышления голос. – Она тебе за это последние мозги картиной выбьет».

Я лишь вздохнула. Пресловутая картина по странному стечению обстоятельств была моим произведением. Изображала она то ли водопад, то ли голубое дерево с синими корнями, некоторые видели какого-то абстрактного деда. Мульти, увидев, восхитилась и выпросила ее у меня. И я ходила донельзя гордая, что меня оценили и признали – целых две недели. Потом мы с Мульти справили мой день рождения и картина в первый раз треснулась об мою дурную башку.

Позже это стало традицией.

– Тёта Мамалина, – потянула меня Катенька за джинсы, – а мозно я мутики посмотрю?

– Конечно, солнышко, – ласково улыбнулась я, подхватила крошечное тельце на руки и пошла в спальню. Там я включила ребенку неизменных «Тома и Джерри», а сама вытащила из шкафа ящик с картами.

Карт у меня было много. Каждая колода – затрепанная, надо сказать, до невозможности – предназначалась только для одного вида гадания. Я очень берегла их и крайне неохотно покупала новые – пока их приручишь, столько мороки!

Кроме обычных карт у меня были две колоды Таро, Карты Ленорман, индийские карты и два мешочка с собственноручно изготовленными рунами – из березы и рябины.

Очень люблю свои руны – потому что их предсказания всегда точны и ясны.

И я, не удержавшись, сунула руку в мешочек, прикрыла глаза и сосредоточилась, перебирая пальцами деревянные прямоугольнички. В какой-то момент меня словно толкнуло, и я вытащила руку с оставшейся в ней руной. Потом вторую. Потом третью.

И лишь тогда взглянула на них.

Большая любовь, увенчавшаяся свадьбой. И, словно точка, в конце ряда стояла руна Хагал – руна смерти.

«Давай – ка еще раз погадаем, чего-то они врут!» – испуганно пролепетал внутренний голос.

Я усмехнулась, сложила руны в мешочек и снова задвинула ящик в шкаф.

«Все по плану, детка», – лениво растягивая гласные, сказала я.

И тут зазвонил телефон.

– Привет, – раздался в трубке чарующий голос.

– Чего тебе? – сварливо отозвалась я.

– Ты пообещала приехать! – обвиняюще сказал Кайгородов.

Я подумала немного, припоминая вчерашний разговор и наконец нашла лазейку.

– А ты мне адрес-то сказал?

Мой тон был не менее обвиняющим. И ему разумеется ни к чему знать что адрес его я и так знаю.

– Разве? – озадачился он.

– Да-да, – несколько злорадно подтвердила я.

– Ну так записывай и подъезжай!

– Сейчас не могу, – отказалась я. – У меня в аське свидание с крутым программистом. У меня на него большие виды, так что звиняйте.

На самом деле я не собиралась в виртуал. Просто я не хотела почему-то говорить Кайгородову что у меня дома – две девочки и поэтому я никуда отлучиться не могу.

– Аська, говоришь? – задумчиво спросил он. – И какой номер?

Я пораздумывала немного – дать, не дать, и в конце концов решила – конечно дам. Интернет чем и хорош – вампир не сможет на тебя напасть и прокусить шею. И поэтому можно спокойно поговорить.

– Записывай, – буркнула я. – 148203728.

– Отлично – я тебя сейчас добавлю и тебе не придется меня искать.

– Какая галантность, блин, – проворчала я и пошла в спальню к компьютеру.

На контактном листе ICQ уже висело сообщение, что кто-то с ником Wasserfall уже добавил меня к себе.

– Ты, что ли? – быстро отстучала я по клавиатуре.

– Ну а кто же, – тут же пришел ответ.

– Слушай, а чего у тебя такой ник?Wasserfall– это же водопад на немецком?

– Леди еще и лингвист?JПросто красиво. Ладно, давай ближе к делу. Ты скольких укусила?

– Нисколько.

– Да быть такого не может.

– Но тем не менее.

– Да ты не стесняйся я ж не прокурор.

– Но и не священник, чтобы исповедоваться.

– Магдалин, давай серьезнее. Что, тебе совсем не хочется это сделать?

– Видишь ли… Инстинкты надо контролировать. В наше время, время СПИДа, хлебнуть чужой кровушки может быть просто опасноJ)Кстати, ты предохраняешься? Кусаешься через презерватив?J

– Три ха-ха. Очень смешно. А если без издевательств?

– Да я правда СПИДа боюсь. Ты вообще – чего хотел сказать?

– Да мыслишка у меня есть одна. На охоту собираюсь, девчушку одну днем склеил в кафешке. Я прямо чуть там ее не укусил – такая сладкая кровь, через кожу чувствую. Давай со мной?

И я замерла, неверяще смотря на строчки в окне диалога. До этого суровая правда как-то отступала от меня, просто не достигала моего сознания. Кайгородов – убийца. И сегодня он кого-то убьет.

У меня аж пальцы замерзли враз от осознания …

Я подула на них и напечатала:

– А ты не боишься что на тебя менты выйдут? Ведь ты очень специфично убиваешь .

Дыша на ледяные пальцы, согревая их своим дыханием, я бездумно наблюдала как слова, на секунду замерев, перетекли в верхнюю, общую часть окна.

– Я это учитываю. И научился заметать следы. Поэтому и хочу чтобы ты со мной сходила – когда ты начнешь охотиться, ты можешь не сообразить про это. Тогда все засыплемся.