Текст книги "Доктор Web для молодого вампира"

Я кинулась к ней:

– Катенька, ты чего?

– Аааа, – рыдала она, горестно показывая на кресло, в котором мы только что заключили с Настей пакт о ненападении и мирном сотрудничестве.

Я схватила ее в охапку, прижала к себе и совершенно беспомощно взглянула на Настю. Если и она сейчас заревет – я повешусь.

– Да ладно, я уже взрослая, – солидно махнула она рукой.

– Спасибо, – очень искренне, от души, сказала я и принялась успокаивать Катьку.

В итоге завтракать мы пошли уже почти в девять. Пока варились неизменные пельмени, я достала телефон и натыкала номер Катькиного садика.

– Слушаю, – раздался уже знакомый голос вчерашней тетки, с которой я повздорила.

– Это тетя Кати Березняковой, мы немного задержимся, вы ее примете? – единым духом выпалила я.

– Это снова вы? – в некотором изумлении вымолвила дама.

– Ну я, – буркнула я. – Не примете ребенка теперь, да?

– Ладно, – мученически вздохнула она. – Привозите.

– Ой спасибо, – обрадовалась я.

– Во сколько вас ждать? – обронила дама.

– Да вот буквально минут через двадцать, может тридцать, – суетливо заверила я ее, потом увидела, что Катька заляпала йогуртом платьице и с сомнением промямлила: – По крайней мере через час точно будем!!!

– Хорошо, – сухо сказала дама и на этой ноте мы расстались.

Мир не без добрых людей!!!

После чего я сбегала в спальню, выяснила по календарю, что сегодня опять сухоядение и мрачно сгрызла краюшку черного хлеба, запивая его водой.

– Вкусно? – с сомнением спросила Настя.

– Вкууусно! – заверила я ее и посыпала краюшку солью.

Отличный завтрак!

В конце концов детишки поели, я быстренько переодела Катенка в синее платье из тяжелого шелка с отделкой из белых кружев, и мы выдвинулись из дома. Я – в центре, малышня по бокам, держась за ручки. Портрет маслом – ведьма Марья, мать семейства. Со всеми встречными соседями и охраной здоровалась я теперь степенно, в походке появилась солидность, на лице – осознание тяжести возложенной миссии по воспитанию детей.

«Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты», – фыркнул голос.

«Брысь», – невозмутимо ответствовала я, шествуя по гаражу к своей машине.

Он послушался, как ни странно.

Сначала я отвезла Катенка в садик, а потом выяснилось, что Насте до первого урока осталось всего-то ничего – мы ведь поздно выехали. Я схватилась за голову и понеслась в школу. Не умею я планировать время, не было у меня в этом нужды в последние десять лет.

В класс мы с ней влетели со звонком.

– Вот, ребенка с рук на руки сдаю, – тяжело дыша, подтолкнула я Настю к учительнице. – Никому ее не отдавайте, приеду за ней лично. Во сколько уроки кончаются?

Та слегка неодобрительно посмотрела на меня, на Настю и сказала:

– Без десяти три у них уроки кончаются. Забрали значит вы Настю?

– Конечно, – кивнула я и положила ей на стол визитку. – Вы уж если что – звоните мне. Я ей теперь мама, папа и дедушка с бабушкой.

– Хорошо, – качнула седеньким пучком учительница, я попрощалась и поехала по делам.

Первым делом я заехала в магазин и прикупила торт побольше.

Положив его на пассажирское сидение и порулила на Беляева. На пятом этаже я со вздохом посмотрела Мультиковскую опечатанную дверь и решительно позвонила в ту, где проживала скандальная соседка с ребенком.

– Кто там? – раздался недовольный голос.

– Почтальон Печкин, – не задумываясь ляпнул мой дурной язык. Голова в это время была занята тем, как объяснять визит хозяйке.

– Чеееего? – так же недовольно протянул женский голос и дверь с лязгом открылась. Она уставилась на меня и скривилась: – Опять вы, что ли?

– Девушка, – жалобно сказала я, протягивая вперед тортик. – Можно к вам зайти на минуточку? Березнякова-то мне подругой была, поговорить бы.

Девушка с минуту посмотрела на меня, что-то прикидывая, и совершенно неожиданно распахнула дверь пошире:

– Ну, заходите.

Я прямо обалдела от такого везения. Я-то настроилась на то, что со мной говорить просто не захотят. Всю дорогу сюда я мучительно раздумывала над тем, что бы ей наплести, припоминая все прочитанные доселе детективы. В них сыщикам обычно сказочно везло – их либо принимали за вызванного пять минут назад врача или новую няню – и пускали в дом без проблем. Или же попадались настолько тупые особы, что сходу верили в то, что сыщик – журналист из толстого глянцевого журнала или известной телепередачи, и просто мечтает взять у дурехи интервью.

Соседка же меня видела, и ни за няню, ни за телезвезду не примет. Вот я и решила в конце концов, что расскажу как на духу, может все же проникнется да поможет.

Я шагнула в идеально чистую прихожую и принялась неловко стаскивать ботинки.

– Как разденетесь, проходите на кухню, – донесся до меня голос хозяйки.

Я, все еще не веря своему счастью, быстренько стянула куртку и пошла на призывный звон чашек.

– Юля меня зовут, – сказала хозяйка, расставляя чашки. – Я ведь вас тут частенько видела, потому и пустила в дом. Скучно мне, хоть волком вой, живу-то одна, поговорить не с кем.

– А я Маша, – сказала я, усаживаясь на табуретку. – Родни никого нет, что ли?

– Да какая родня, – расстроено махнула она рукой. – Меня мой Виталя замуж из Калининграда взял, вся родня там осталась. Сам вот на север за заработком уехал, а я тут хоть волком вой! Прямо хорошо что вы зашли.

А я про себя поразилась. Я-то выдумывала невесть какие причины, чтобы с ней поговорить, а к ней всего—то стоило по—человечески обратиться.

Юля тем временем разрезала торт, разложила его по блюдечкам и сказала:

– Маша, в общем у нас полчаса точно есть. Потом малой проснется, его кормить надо будет, то, сё. Так что рассказывай, чего случилось.

Я порадовалась что мы перешли на неформальное «ты», зацепила чайной ложечкой кусочек тортика, взяла в левую руку чашку чая и как на духу все ей выложила. Про то как мы с Мульти решили поставить глупый педагогический эксперимент, про то как Ленка уехала, бабушка в больнице, а мать с инфарктом, про то, что Мульти даже с лучшим адвокатом города светит три – пять лет на зоне и про то, что Мульти убить того Олега просто не могла.

Юля ахала, глядя на меня огромными синими глазищами, сочувственно кивала, и под конец сказала:

– Попала ты с детьми конкретно…

– Так и я про что говорю! – расстроено сказала я. – Надо Наташку выручать, как не крути. Да и чего смеяться – какая из Мульти убийца? Курам на смех!

– Не знаю, – задумчиво сказала Юля. – Во всяком случае у меня создалось впечатление что она парня-то все же убила.

– Хмм, – снова ковырнула я тортик. – Я ведь чего и зашла – спросить, что ты видела по этому убийству.

– Да без проблем, – кивнула она. – В общем, был уже первый час, когда из Наташиной квартиры раздались крики. Я тут же вызвала милицию, мне еще дежурный нагрубил, мол, наверно муж жену бьет, и мы в семейные дела не лезем. Я ему и брякнула что убивают. Пять минут не прошло, как менты уже тут были.

– Погоди, – прервала я ее. – Крики – чьи? И что вообще за крики? Кто-то ругался, звал на помощь?

Юля задумалась, помешала ложечкой сахар в чашке, потом все же ответила:

– А черт его знает. Между нами стена, вот она и заглушала звуки.

– Заглушала? – хмыкнула я, совершенно освоившись в гостях, – а чего ж тогда милицию вызвала?

– Так нервы ни к черту, по вредности, – бесхитростно призналась она.

Я даже не нашлась что сказать. Вот оказывается из-за кого все мои беды. Если бы милейшая Юленька вовремя пила валерьянку, Мульти бы вполне успела спрятать труп и не оказалась бы в тюрьме.

– Ну приехали менты – и что? – выдавила я, упорно разглядывая чай в кружке. Поднять глаза я боялась, мой взор явно был сродни взору Медузы Горгоны.

– Ну так забегали чего – то, забегали, потом в дверь звонят и в понятые меня зовут, – охотно поведала она. – Я пошла, захожу в квартиру к твоей подруге – а там срам-то какой! Обои отодраны, свинарник свинарником!

– Она ремонт делает, – буркнула я. То что ремонт делается уже лет пять и начал его еще Березняков, беспутный бывший муж, я умолчала.

– Да? – недоверчиво переспросила она.

– Да, – кивнула я. – И что дальше?

– Так а дальше захожу я в комнату, смотрю – на полу мужик валяется с отрезанной головой, подруга твоя на диване не жива не мертва сидит. Мне аж в глаза бросилась – как она в кровище вся уделанная была!

– Что, совсем уделанная? – с сомнением переспросила я.

– Ну я ж говорю! – слегка обиделась она. – И одежда вся в пятнах, и на лице брызги! А потом к мужику-то меня подводят – вот тут я вовсе чуть кони не двинула от страха. Потому как у мужика голова—то рядом с телом валялась, приятно думаешь на обрубок смотреть было?

Мне внезапно стало дурно.

– Ой, чего это с тобой? – запереживала Юля.

– Да вот… подробностей наслушалась, – с трудом пытаясь удержать в желудке чай, молвила я.

«Да уж после подробностей об обучении некромантии могла бы быть менее нежной», – хмыкнул внутренний голос.

– Ну мне тоже поначалу плохо стало, а сейчас уже как-то и ничего, – призналась она.

– А Муль… в смысле Наталья что? – спросила я.

– А что она? Все сидела как неживая, ее спрашивают – она молчит. Так и увели.

– Ревела наверно?

– Неее, – замотала головой девица. – Не ревела, не оправдывалась.

– Мульти – она у меня такая, – вздохнула я. Сама по себе такая, что грустить и переживать не любит, да еще и на меня явно надеялась.

Тут из-за стены послышался младенческий плач.

– Ой, Маш, все, время вышло, сын проснулся, – вскакивая, торопливо улыбнулась Юля.

– Поняла, – кивнула я, так же вставая из-за стола. – Ты мне вот только скажи, с кем еще поговорить можно? Может кто чего видел?

Юля сбегала в соседнюю комнату, вернулась с малышом на руках и нетерпеливо ответила:

– Я минут за десять – пятнадцать до начала криков к мусоропроводу выходила, ведро выносила, так на площадке дядя Миша, наш подъездный бомж, спал. Вот его и спросите!

Я вышла от нее и в глубокой задумчивости пошагала вниз. Никакого бомжа по пути сюда я не видела, и где его искать – было непонятно. На первом этаже я на всякий случай завернула под лестницу, где аборигены устроили уголок задумчивого курения, однако там лишь одиноко торчала банка от Нескафе, лидера в производстве пепельниц. Я с некоторым сомнением посмотрела на дверь, ведущую в подвал, однако на ней был навешан массивный замок. Вряд ли дядя Миша имеет от него ключ.

Вздохнув, я вышла на улицу и зорко окинула окрестности.

Бомжа не было. Не было и вездесущих старушек на лавочке.

Я натянула кепку получше и пошла вокруг дома. Алекс что-то говорил, что орудие убийства Наташка успела выкинуть. На самом же деле у нее дома такой творческий беспорядок, что там слона можно спрятать – менты в жизни не найдут. Однако я не поленилась палкой тщательно переворошить грязный подтаявший снег под ее окнами. Конечно же, мне не повезло.

– Тетенька, а вы что ищете? – спросили какие-то пацаны лет по четырнадцать, уже давненько наблюдавшие за мной.

– Нож, – рассеянно ответила я.

– Из окна выпал, что ли? – проявили они сообразительность.

– Из окна, – вздохнула я.

– А чё-то мы вас в нашем доме не видели ни разу, – недоверчиво сказали они. – Вы из какой квартиры?

– Так вы из этого дома? – встрепенулась я.

– Ну? – выжидающе уставились они на меня.

– Ой, хорошо-то как! – обрадовалась я. – А вы слышали, что у вас тут убийство было?

– Это которое? – солидно уточнили они. – Когда дядю Колю прирезали да из окошка скинули – или когда тетя Наташа своему хахалю голову отрезала?

– Второе, – уныло сказала я. Каждому не объяснишь, что ничего «тетя Наташа» не отрезала.

– Ну слышали, – кивнули они.

– А может быть еще чего – нибудь слышали? – как-то робко спросила я. – Я сестра Натальина двоюродная, не верю я что она человека убила.

– Тетенька, – выступил вперед парень с ярким рюкзачком за спиной. – Может и не убивала, только тот мужик так кричал, так кричал! Я все слышал, мы под ними живем. А вот тетя Наташа не кричала совсем.

– А мужик-то чего кричал? – не поняла я. – Ругался на нее?

– Не, он просто кричал – «аааа», – пояснил пацан. – Да страшно так, я еще подумал, режут его, что ли. А его и правда прирезали.

– А тетя Наташа не кричала? – уточнила я.

– Не-а, – помотал он головой.

– Может еще чего ты слышал? – кисло спросила я.

– Не, потом сразу менты набежали.

Я в расстройстве попинала ногой подтаявшего кособокого снеговика и уныло спросила:

– Ну ладно, тогда подскажите, где тут помойка.

– Помойка? – уставились парни на меня.

– Ну, – буркнула я.

– Там, за гаражами бачки стоят, – указали они.

Я щелкнула снеговика по морковке и пошла на помойку.

По пути меня одолевали тяжкие мысли. То ли я дура, но получается что Мульти действительно прирезала Олега. Все факты и правда свидетельствуют об этом. И неясно в этом только два момента, как и прежде. Где нож и почему Олег, матерый рецидивист, позволил крошке Мульти спокойно себя прирезать. Я так понимаю, что рана в горло – вещь безусловно неприятная, но в отличие от воткнутого ножа в сердце – не вызывает мгновенной смерти. У Олега было полно времени на оборону, нападение или по крайней мере на то, чтобы забрать с собой Мульти на тот свет. Так какого черта он этого не сделал?

Нет, я разумеется не настаиваю на этом варианте, однако ведь несостыковочка, однако!

В помойном бачке одиноко копался бородатый бомж в телогрейке. Завидев его, я ласточкой метнулась к нему, крича на ходу:

– Здравствуйте, дядя Миша!!!

Дядя Миша вспугнутой ланью отскочил от меня подальше и твердо заявил:

– Федор я!

– А где дядя Миша? – расстроено спросила я.

– А к чему он тебе?

– Поговорить надо. Послушайте, вы на ночь наверняка где-то вместе собираетесь, так? – с надеждой спросила я. – Подвальчик, то-сё…

– Нее, дочка, – снова робко улыбнулся мне он, как-то странно оттаптывая себе ноги по очереди. – Мы где придется ночуем. Подвалы-то ноне все закрыты, мы больше по подъездам ютимся. Опять же редко попадаются добрые жильцы, как Мишке, что не гонят. А я вот ночку переночую в одном, на следующую ночь уже другой присматриваю.

Я еще раз посмотрела на движения его ног и наконец до меня дошел смысл его действий. Ботинки у деда были драные, и он подобным массажом пытался согреться. Я выругалась про себя, а вслух сказала:

– Вы это… не уходите никуда, ладно? Я сейчас вернусь.

Развернувшись, я понеслась на рынок через дорогу. Там я набила пакет колбасой, копчёными окорочками, туда же сунула пару буханок хлеба, кока – колу, а под конец купила у бабушек теплейшие пуховые носки и варежки.

По дороге обратно мой внутренний голос веселился вовсю.

«Ведьма Марья – друг бомжей!!!»

Я в ответ что-то бурчала насчет того что мне надо совершать время от времени добрые дела, на ауру хорошо влияет. Однако кого я хотела обмануть? Мне действительно было очень жалко бедного старичка, вынужденного на старости лет болтаться по подъездам. Мне вообще было тяжко видеть всех, с кем жизнь обошлась неласково. А этот бомж выглядел как бездомная собака, которую долго и отовсюду гнали палками. Вот и со мной он общался – приветливо, но видно было, что подсознательно ждал что я схвачу палку, и заранее робко втягивал плечи.

«Еще домой его возьми, обогрей и все такое», – веселился голос.

«Пошел к черту», – скрипнула я зубами.

«Ну а что бы и не взять, раз ты такая добрая? Места у тебя много!»

«Заткнись!!!» – рявкнула я. Паршивец заткнулся. И вовремя – потому как я уже подошла к машине. Отперев дверь, я села и принялась колдовать. Носки я заговорила на удачу, а варежки – на охрану.

Домой я тебя не возьму, дедушка, уж извини. Но как могу – помогу.

Бомж, завидев меня перестал копаться в бачке и смотрел на меня, вопросительно – робко улыбаясь.

– В общем так, дедушка, – решительно сказала я. – Вот тут тебе в пакете еда, не вздумай пропить.

Дядя Федя испуганно посмотрел на меня и даже слегка попятился.

– А за что это такая милость? – спросил он.

– Дед, это просто так, – скрипнула я зубами. – Жалко мне тебя, и не вздумай благодарить, терпеть этого не могу. В общем, смотри, не пропей.

– Так отберут, – жалобно сказал он.

– Не отберут, – твердо сказала я и достала варежки с носками. – И еще, дед. Вот это – одень прямо сейчас и не вздумай снять или продать.

– Это мне? – испуг и недоверие плескались в его выцветших глазах.

– Ну не мне же, – вздохнула я.

– Теплые-то какие, – он жадно смотрел на вещи. И я поняла – промерз старичок, и впрямь не продаст и не пропьет.

– Одевай, – протянула я ему пушистый ворох.

Дядя Федя схватил вещи, оперся спиной о бачок и принялся, подпрыгивая на одной ноге, стаскивать ботинок.

– Спасибо, доченька, – бормотал он, – век твою доброту не забуду. Никто меня не пожалел еще, а вот ты одна…

– Дед, я пошла, мне неудобно, – вздохнула я. – Запомни накрепко – с варежками или носками расстанешься – вмиг удачу потеряешь.

– Да как же я с такими тепленькими носочками расстанусь? – прочувственно сказал дед, отставляя в сторону снятый драный ботинок, и я увидела босую узловатую ступню, завернутую в обрывки газеты.

«И впрямь не расстанется», – виновато сказал внутренний голос.

Я оставила у бачка пакет с продуктами и пошла в машину. На душе, несмотря на то что я сделала доброе дело было как-то очень мерзко.

– Тетенька, тетенька, – раздался позади меня мальчишечий голос.

Я притормозила и обернулась.

Давешний пацан с ярким рюкзачком рысцой бежал ко мне.

– Тетенька, – тяжело дыша, подбежал он ко мне. – А вы тете Наташе сестра, да?

– Ну, – кивнула я, чувствуя, как сердце пропустило удар от волнения. Неужто что-то вспомнил?

– Я вот тут вспомнил кой – чего, вам сказать могу, но в милицию свидетелем не пойду! – непререкаемым тоном сказал он.

– Да черт с ней, с милицией, – нетерпеливо сказала я. – Милиции я сама все как надо объясню, рассказывай!

– Понимаете, у нас квартира как раз под Березняковыми, и у нас двери фанерные, и все – все слышно, – сказал парень и уставился на меня.

– И что? – изнывала я.

– Так я слышал, как тетя Наташа шла домой. У нее на одном сапоге набойки на каблуке нет, и потому одной ногой она звонко цокает, а другой совсем не цокает – дзинь-тык получается. Ой, чего-то я непонятно, да? – виновато посмотрел он на меня.

– Нормально! – отмахнулась я. – Что дальше?

– Так вот лежу я в кровати, значит, и слышу, как тетя Наташа домой по лестнице идет, – снова обстоятельно начал пацан, – дзинь-тык, дзинь-тык. Потом она у своей двери остановилась, сбрякала ключами, и вдруг – слышу – она с мужиком каким-то перемолвилась. Может, он и прирезал, а?

– С мужиком? – с сомнением сказала я. – Так наверно она с прирезанным и говорила.

– Не, – помотал он головой. – Прирезанный дома у нее был. Она как домой зашла, так сразу заорала, мол, Олег, скотина, что ты тут делаешь, или как ты сюда попал, не помню точно. А потом они вроде как подрались, шум был сильный.

– Ага, – раздумчиво сказала я. – А с мужиком она до того как открыла дверь говорила?

– Ну, – кивнул парень.

– А по лестнице она одна поднималась?

– Да вроде одна, – почесал в затылке парень. – Я только ее шаги слышал.

– Что ж ты, горе, раньше-то не рассказал? – укоризненно спросила я.

– Так говорю – в ментовку свидетелем неохота, – пожал он плечами.

– А сейчас чего решил признаться?

– Так тетя Наташа добрая, она нас сигаретами завсегда угощала, – разъяснил парень.

– Сколько ж тебе лет? – вымолвила я в изумлении.

– Летом уж тринадцать будет, – солидно произнес он.

В машину я села в шоковом состоянии. Ну Мульти! Ну педагог, блин! Песталоцци и Макаренко в одном флаконе плюс доктор Спок! Двенадцатилетних детей сигаретами снабжать! Ну, попадется она мне – уши паразитке оборву!

«Да если б не те сигареты, черта с два бы тебе пацан сейчас что рассказал», – справедливо заметил голос.

Я предпочла сделать вид что не заметила его реплики. Достав телефон, я совершила мазохистский поступок. Я позвонила Витьке.

– Алло, – недовольным тоном отозвался он.

– Марья это, – вздохнула я. – Как там Мульти?

– Ну ты же адвоката ей вроде наняла, – почти доброжелательно отозвался Витька.

– А ты чего сегодня такой добрый? – аж опешила я. Я-то приготовилась что он меня опять пошлет, ан нет, со мной вполне милостиво беседуют.

– Маньяка поймали, – радостно ответил он. – Помнишь, который девушек насиловал и потом колготками душил?

– Ой ну поздравляю, – прочувственно сказала я. – Смотри что б не сбежал! И сколько ему дадут – то?

Маньяк этот был совершенно неуловимой личностью, его уже года три ищут, и жертв на нем висит – как листьев на березе. Причем все жертвы были стройными брюнетками восточного типа и в необычных колготках – разноцветных, или там с вышивкой. Вот этими-то колготками маньяк и оканчивал жизнь девушек после, гхм, порывов страсти.

– От нас не сбежит! А насчет срока – по максимуму, тут даже твой хваленый Шварев не помог бы, – важно ответил Витька. – Вот видишь, работаем, а ты все говоришь что милиция ни черта не может!

– Слышь, милиция, – оборвала я его восторги. – А по Мульти что? Ведь не думаешь же ты, что она и вправду Олега зарезала?

– Слушай, Марья, ты чего мне тут указываешь? – у Витеньки тут же испортилось настроение. – Иди—ка книжку пиши!

– Какая к черту книжка! – не выдержав, завопила я.

– Ты мне обещала книжку написать, – раздельно проговорил Корабельников. – Будь добра свои обещания выполнить!

– Вить, – я одумалась и остыла за его время его тирады. – Ты мне вот одно скажи. Бомж, говорят, в ту ночь ночевал у Наташки на лестничной площадке – он был там, когда милиция подъехала? Можешь узнать?

– А не было никакого бомжа, я и так знаю, – пробурчал он.

– Не, ты поточнее спроси у ребят, которые выезжали, – жалобно заныла я. – Свидетель ведь!

– Да если б в подъезде тот бомж был, неужто б я не знал? Он бы у нас давно уже на нарах парился! – обозлился Витька. – Чего ты нас за идиотов держишь??? И вообще, я смотрю ты опять куда тебя не просят рыло мочишь? А???

Я окаменела от гнева. «Рыло мочишь» – это он мне сказал, люди? Мне???

– Чего притихла? – подозрительно осведомился Витька.

– Плебей!!! – выдавила я слово сквозь комок обиды, застрявший где-то посередине горла.

– Плейбой? – горделиво переспросил Витька. – Да, я такой! В общем, иди, Потемкина, пиши книжку, у меня народ уже спрашивает, чего ее в продаже не видать!

Я молча нажала на кнопку отбоя.

«Гад, что с него взять», – сочувственно сказал внутренний голос.

Я так же молча завелась и поехала на кладбище.

Ибо пришел мой час пройти путем Смерти.

По роду своей деятельности у меня было «свое» кладбище – Текутьевское. Сюда я ходила отчитывать смертельные порчи, до гробовой доски привораживать мужа к жене и лечить тех, кто при смерти. В общем, все что имело отношение к смерти, – я сбрасывала на это кладбище. Думаю, что в поле некросилы, которая маревом сияла над железными оградками, процентов двадцать от меня есть – ведь сколько я за десять лет тут обрядов провела? Я тут почти своя!

Я не спеша вошла в ворота кладбища, у ближайшей сосны расстелила чистый носовой платок и выложила на него кусок пиццы.

– Хозяюшко – кладбищенский, дай тропу меж могил – домов, не на год, ни на два, а всего лишь на часок , – шепнула я. – Пришла я не взять, пришла я дать, все что мертвое во мне – оставить тебе…

Кладбищенский – он подобные подарки любит, а вот нас, ведьм – не очень. Тревожим мы его мертвых. Днем он ничего сделать не может, а вот ночью – запросто жизни лишит. Поэтому—то каждая ведьма имеет свое кладбище, с хозяином которого у нее более – менее мир.

Оставив подношение у сосны, я поправила сумку на плече и пошла меж могил. В сумрачном дневном небе носились черными тенями вороны, и лишь их пронзительные крики нарушали мертвую тишину кладбища. Я поежилась и ощутила немотивированную панику. Сердце словно сжала холодная рука, а душа до краев налилась темным, нерассуждающим ужасом. «Кладбищенский гонит», – поняла я и изо всех сил попыталась переключить мысли на что-то другое. И внезапно мне вспомнилось, как я учила Мультика на кладбище английскому.

Дело было так – я шарилась по кладбищу, искала землянику с плодами, непременно растущую на могилке с нужным именем, а Мульти увязалась со мной за компанию. В то время я, как достойная дочь учительницы, считала свои долгом все же научить ее, темную, хотя бы инглишу. Вследствие чего, пробираясь меж могил, мы обсуждали новый ассоциативный метод запоминания иностранных слов – предлагалось подобрать подходящий по смыслу и звучанию русский аналог – и дело в шляпе. Слово должно было автоматически запомниться. Допустим, английское «dream» отлично ассоциируется с русским «дремать», «strange» – «странный». «Машка, не грузи, давай на практике», – заныла Мульти, оборвав мою лекцию на полуслове. «Давай, – согласилась я, шаря в зарослях землянике на могилке. – Кладбище по-английски – cemetery, какое ассоциативное слово приходит в голову к нему? Говори быстро, не задумываясь! » «Санаторий», – тут же брякнула Мульти.

Местные бомжи наверняка перекрестились, услышав непотребное ржание, огласившее тихое кладбище в сгущающихся сумерках. Однако как бы то ни было, а это роскошное слово Мульти запомнила намертво.

От таких воспоминаний гнетущая атмосфера кладбища словно слегка рассеялась и я, вздохнув свободнее, пошла дальше, всматриваясь в надгробия.

Еще через минуту первая могила была найдена.

Мария Безрукова, 1970-1998. Как и заказывали – могила девушки, с моим именем и подходящая мне по возрасту. Ну и пусть я по паспорту Магдалина – в людском сознании я Мария, а это гораздо более важно. Вот Марию я и отсеку, а с сознанием я потом разберусь. Проваливаясь в сугроб, я сошла с тропы и попросту перелезла через оградку – калитку мне из-за снега было бы не открыть. Сняв сумку, я поставила ее на вкопанный столик, порылась и достала все, что мне требовалось для ритуала. Первым делом я отверткой отколупала с надгробия снимок Безруковой, а на ее место вклеила свое фото – вниз головой.

Прислушалась к себе, пытаясь уловить стук сердца – и не смогла.

«Ты мертвая», – шепнул мне внутренний голос.

Рукой в перчатке я разгребла снег на могиле, добыла кусок твердой, как лед, земли и положила его в приготовленный пакетик, тягуче читая заклятие на смертную порчу – уверенно и зло.

И, наконец, я положила поминальное яичко в эту ямку и прошептала:

– Спи спокойно… Мария.

На миг мое сознание словно качнулось, погаснув и вспыхнув снова. Ведьмы знают, что нельзя брать в работу тех, кто с тобой одного имени – заклинание на клиента вполне может прилепиться на мастера.

Вот и я теперь отождествила себя с мертвой Марией.

Ладно, идем дальше.

И так я обошла еще семь могил с моим именем, и на каждой я читала заклятие на смертную порчу. Я не врага проклинала – себя.

А на последней я тщательно разгребла снег, обнажив землю, разулась и босыми ногами встала на могилу. Ощутила, как обожгло холодом ступни и как слабо встрепенулась покойница подо мной. Как заволновался кладбищенский, ощутив в своих угодьях нового…мертвого?

И тогда я, храбрясь, улыбнулась и отпела себя заживо. Во время ритуала я чувствовала, как струится в меня через ступни могильный холод, и душа мой металась, плача и стеная.

Когда все кончилось, я поспешила обуться, стремясь согреться. Однако отныне я знала, что кусочек темного льда во мне, что я сегодня взяла на этой могиле – не растопит ничто в этом мире.

Зябко кутаясь и стуча зубами, я побежала прочь с кладбища.

Я специально не пошла в этот раз на могилу любимого парня – самую ухоженную и красивую на этом кладбище.

Скоро, Димочка, скоро…

Потерпи немного…

Дома я откинула на кровати одеяло и сыпанула горсть кладбищенской земли прямо на белоснежную простынь. Представляю, как мне удобно будет спать на песке, бббррр… Ну да ничего. Перетерплю. Собранные с надгробий фотографии я небрежно сунула под подушку, потеснив Библию Ведьмы. Потом достала заранее приготовленный полотняный мешочек и всыпала туда остаток земли. Его я буду носить у сердца.

«Помрем ведь», – горестно прокомментировал мои действия голос.

«А что делать?» – философски заметила я.

Мы помолчали.

«А ты уверена что все получится?» – осторожно спросил он.

«Худшее что может случиться-то что я умру от смертельной порчи. Но ведь это лучше чем… Ну, ты понял…», – замялась я.

«Понял, – расстроено сказал голос, – а детей на кого оставим?»

Мда, это был вопрос…

Я подошла к компу, проверила почту и заодно поискала инфу про порфирию – теперь уже на Рамблере.

«У больных часто наблюдается частичное ороговение верхнего нёба, в результате чего резцы выпирают и появляются так называемые «вампирьи клыки»», – прочитала я в одной из статей.

Я задумчиво пощелкала когтем по выступающим резцам и порадовалась – если б не интернет, я бы так и считала себя вампиршей, темнота беспросветная!

«Но если так – какого черта ты на нас навела смертельную порчу, идиотка???» – завопил внутренний голос.

Я поморщилась.

Я вообще часто жалею о том, что родилась под знаком Близнецов, и вследствие этого мое второе «я» решило что мы с ним имеем одинаковые права.

«Надо так», – вздохнула я и пошла на второй этаж за фотоальбомами.

«Кретинка!!! – вопил он, – Нет, ты все же объясни, какого черта я из-за тебя собой рискую!»

«Понимаешь, – порозовела я. – Там в конце обряда надо обвенчаться с мертвым».

Голос заткнулся и я его не слышала долго, минут пятнадцать. Этого мне хватило, чтобы выбрать лучшие Димкины фотографии и развесить их около кровати.

Наконец он буркнул:

«Так бы сразу и сказала, что за Димку замуж хочешь. А то – вампиры ей чудятся…»

Я лишь вздохнула и пошла колоть себе перфторан. На венах у меня уже были дороги, как у конченного наркомана. Ну да неважно. Скоро я похороню свою… порфирию. Или себя. Черт, но как же вытащить Мульти???

И когда я закачивала в вену последний шприц, меня осенило.

Бомж!!!

В Ленинское РОВД я влетела, словно за мной черти гнались.

– Корабельников на месте? – спросила я у дежурного.

– Тут вроде был, – кивнул он, глядя на меня слегка подобострастно. Чего это он?

«Так ты ж у нас писательница», – ехидно напомнил внутренний голос.

А, точно! Как я могла забыть!

Корабельников сидел в своем кабинете, читал какую-то бумагу и пил чай из большой пластиковой кружки.

– Это ты? – страдальчески посмотрел он на меня. – Отлично выглядишь!

– Здравствуй, Витенька, – преувеличенно – ласково сказала я. – А я тут тебе пирожков принесла, с пылу, с жару!

– Сама пекла? – недоверчиво покосился он.

– Ну разумеется, полдня у плиты стояла, и все ради тебя! – со значением в голосе сказала я и протянула ему сверток из плотной бумаги в жирных пятнах. Витенька хрюкнул от счастья и принялся его разматывать. И тут из свертка прямо на стол спланировал чек. Я, внутренне выругавшись, потянулась за ним, однако Корабельников был быстрее, он молниеносно цапнул его и протянул: