Текст книги "Доктор Web для молодого вампира"

– Да иди ты, – внезапно обиделась я. – Что я, без штучек ничего стоящего не сделаю???

– Мда? – остро взглянул он на меня. – Ну смотри. Если что – юридическую поддержку организую, осторожнее там с ними… Сожрут!

– Иди, благодетель, – хмуро подтолкнула я его к двери.

Ну Витька!!!

Я закрыла за Алексом дверь и пошла на третий этаж, в спальню. Катёнок на моих руках давно уснула, и поэтому следовало переложить ее на нормальную кровать. Бакс, до того мирно спавший на мониторе у кровати, заметив меня вскочил, зашипел и вздыбился.

– Хоть ты-то не выступай, – буркнула я ему.

Тот сверкнул желтыми глазищами и забился за диван.

А я села на кресло и задумалась. Три – пять лет в качестве минимума для Мульти меня решительно не устраивало. Да и вообще – понятно было, что Мульти грозилась прибить Олега только на словах. На самом деле она мухи не обидит. А тут – судя по всему она должна была довольно долго кромсать ножом его шею. Возникает вопрос первый – оно ей это надо было? Если в состоянии аффекта-то по любому после четырех-пяти ударов она бы опомнилась. А второй вопрос – что в это время делал Олег? Доверчиво ждал, пока она отрежет ему голову?

Менты, я так понимаю, уже все решили. Алекс говорил очень уверенно – насчет доказательств против Наташки. Вот гады! И Корабельников туда же, а уж он-то мог бы сообразить – какая из Мульти убийца? Ладно, придется мне самой этим заняться. Подруг надо беречь, они нынче в дефиците. Завтра детишек определю по детсадам и школам, да и поеду по делам.

На улице уже начинало смеркаться, и я вышла во двор за Настей. Ребятишки при моем появлении притихли и выжидательно на меня уставились.

«Чего приперлась, всех обломала?» – читалось на незамутненных детских личиках.

– Настя, – с максимальной строгостью сказала я. – Домой пора!

– И ничего не пора, – разъяснила она мне. – Чего я там забыла? День ведь на дворе!

– Ничего себе день! – возмутилась я. – Девятый час ведь уже!

– Да? – мгновенно наполнились слезами ее глаза. – Никого домой не загоняют, а я что, рыжая, да?

Я посмотрела на ее несчастное лицо и устыдилась. И правда, сволочь я последняя. У ребенка мама в тюрьме, а я!

– Конечно Настенька, погуляй еще, – засюсюкала я. – Кушать-то не хочешь?

– Не хочу, – буркнуло чадо.

– Ну ладно, не хочешь как хочешь, – лепетала я. – Если что я пока в десятой квартире у дяди Сережи буду. Помнишь дядю Сережу?

– Помню, – нетерпеливо ответила Настя, – хахаль ваш.

Я поперхнулась:

– Какой он мне хахаль!

Настя красноречиво пожала плечами. Мол, какое мне дело до этого!

– Ну ладно, я пошла, – вякнула я и побрела к брошенной у забора бээмвушке, решив ее все же загнать в подземный гараж. Беда с этими детьми. Мы такими не были. Эти уже какие-то взрослые.

В холле подъезда я попросила Андрея, охранника:

– У меня там племянница во дворе играет, вы уж присмотрите, чтобы чего не случилось, ладно?

– Да что с ней случиться может? – лениво оторвался он от кроссворда.

– Ну, мало ли? – пожала я плечами. – Всякое бывает, вдруг ее детки обидят или еще что? Если что, то я пока в десятой квартире у Куценко.

– Хорошо, – кивнул он.

Я пошла к Сереге с дурными предчувствиями. Была б моя воля – я бы Настю к себе наручниками приковала. Настя у Мультика любимая дочка, если что – влетит мне от нее по первое число.

«Да не переживай, все равно встреча с Мульти откладывается на три – пять лет», – вылез ехидный внутренний голос.

«Цыц!» – холодно велела я ему.

Серега открыл мне дверь, не успела я прикоснуться к звонку.

– Чего тощий такой, совсем не ешь без бабы Грапы? – критически оглядела я его.

Он нервно пригладил темные лохмы:

– Да работаю я, некогда. А ты как, в гости?

– По делу! – развеяла я его мечты. – Пройти можно?

– Ага, конечно, давай на кухню, а то дома бардак.

Я прошла через холл, запинаясь об раскиданную обувь, уселась около обеденного стола и задумчиво посмотрела на Серегу. Как бы ему детишек-то спихнуть? Надо наверно что-то пообещать, но что? За Настю лично мне миллион баксами многовато было б.

«Миллион баксами?» – ахнул внутренний голос, и я одумалась.

За миллион я б согласилась ее воспитывать. С полгода, не более.

– Сереженька, – ласково начала я.

– Зефирок хочешь? – перебил он меня.

– Конечно хочу! – мысли о детках тут же выскочили у меня из головы и я алчно посмотрела на соседа. Зефир в шоколаде я любила до самозабвения, но не тот, что в магазине продается, а свеженький, который привозила Сереге мать, работающая на кондитерской фабрике.

И Серега потянулся через стол к дальнему углу, где из-под газеты торчал край конфетницы. Прямо передо мной оказался его худой бок, небрежно прикрытый тишоткой, и это—то Серегу и сгубило. Потому что я мгновенно почувствовала биение крови под ненадежной преградой ткани и кожи, и меня повело . Время стало вязким и липким, практически замерло. Я медленно прикрыла глаза и прижалась щекой к его ребрам, чувствуя, как затрепыхалось в бешеном ритме его сердце, как яростно запульсировала кровь. Я с трудом балансировала на грани.

На грани чего?

«Ну, у тебя, детка, сколько секса-то не было? – снисходительно начал вещать внутренний голос. – А Серега – очень даже нормальный вариант, он сколько времени в тебя влюблен? Пора бы уж парня поощрить, кому еще ты, образина, нужна-то?»

Серега замер.

– Магдалин? – неуверенно и как-то хрипло позвал он.

Он хотел, чтобы я это сделала.

Он … надеялся.

И я слетела с катушек.

Тьма, привычная и ласковая, накрыла меня, маня знакомой эйфорией и безграничным счастьем.

Мое тело действовало быстрее разума. Разум еще думал – а надо ли мне все это, а губы с томительной нежностью целовали потерявшегося от такого счастья Серегу, руки скользнули под одежду и я ощущала под ладошками теплую кожу.

Кровь вскипела тысячью пузырьков…

«Ilooooosecontrol… » – издевательски пропел внутренний голос. Я его не услышала. Я обнимала Серегу, словно самое драгоценное в этой жизни, я впивалась в него, впечатывалась, сливалась… И я даже не обратила внимания на то, как странно пассивен влюбленный в меня художник…

– Динь-динь-дон! – этот звук перебил мелодию тьмы, я вздрогнула и очнулась. Было такое ощущение, словно в момент оргазма на ногу уронили кирпич.

Я ведь уже начала прокусывать кожу над артерией, уже была так счастлива от заполнившей меня до краев эйфории…

Мы с Серегой отшатнулись друг от друга, словно застигнутые на месте школьники. Я старательно сжимала губы, чтобы он, не дай боже, не увидел клыки…

– Это что было? – он недоуменно потряс головой, пытливо глядя на меня.

Динь – динь – дон…

– Это в дверь кто-то звонит, – не разжимая губ, невнятно пробормотала я, искоса бросая взгляды на его шею. Укуса вроде нет, так, две царапинки. Я провела языком по зубам. Крови вроде не ощущалось.

– А все же? – настаивал он.

– Музыку слышал? – неуверенно спросила я.

– Неа, – быстро ответил он.

Динь-динь-дон…

– Я открою, – и, не давая ему возразить, я пошла к двери. Как раз повод уйти не прощаясь. Только бы не объясняться сейчас с ним. Только бы не смотреть ему в глаза…

Динь-динь-дон…

Я распахнула тяжелую бронированную дверь и увидела нашего охранника, Андрея.

– Магдалина Константиновна, проблемы, – лаконично сообщил он.

– что-то с Настенькой? – мрачно спросила я.

Он кивнул.

– Рассказывайте, – безнадежно вздохнула я. – Ограбление? Мошенничество?

– Все вместе, – флегматично ответил он. – Ваша Настя у местных ребятишек все деньги выманила. Я решил, что лучше вам сразу узнать, пока до родителей не дошло.

– Чего??? – в совершенном изумлении переспросила я.

– Мое дело доложить, – хмуро глянул Андрей из-под форменной кепки.

«Беда Одна не ходит», – горестно напомнил внутренний голос.

– Заткнись! – рявкнула я ему и повернулась к Андрею, оторопело смотрящего на меня: – Поподробнее можно?

Оказывается, он по моей просьбе принялся за беседкой все же наблюдать. Недалеко была установлена видеокамера, и охранник все отлично видел в монитор.

Дети развлекались с новой Настиной копилочкой. Они наперебой опускали в печную трубу монетки и с восторгом наблюдали, как котенок выбегает из домика и танцует для них. Потом монетки кончились, и детишки захотели получить обратно деньги, чтобы продолжить веселье. На что Настя невозмутимо ответила, что в копилку можно только положить, а чтобы достать, ее придется разбить. За разбитую копилку мерзкая я (я!!! ) ее отлуплю, так что сие для Насти нежелательно. Разочарованные детишки потянулись домой, по дороге рассуждая о случившемся. Андрей, послушав о чем идет разговор у лифта, схватился за голову, позвал малышей и потребовал все ему в подробностях рассказать, что они и сделали.

– Так что теперь дети в холле сидят, а я вот к вам, доложить, – закончил он. – Кабы они родителям не рассказали, еще придут к вам с разборками.

Я схватилась за голову и зарычала:

– Где эта мерзавка???

– В беседке была, – невозмутимо ответил Андрей.

Я стрелой понеслась вниз по лестнице, презрев лифт – его надо было ждать, а я торопилась! Значит, не открывается копилка??? Значит, я ее отлуплю??? А в машине, когда она Катьке копилку показывала – она быстро нашла кнопочку, нажав на которую, монетка выскакивала сама!

В беседку я влетела, словно фурия, разъяренная до предела.

Мерзавка в одиночестве сидела на лавочке и усердно раскладывала мелочь столбиком, сосредоточенно хмуря лобик и шевеля губками. Выручку видать подсчитывала.

Я с размаху схватила копилку и треснула ее об угол – только осколки полетели!

– Не открывается копилка, значит??? – рявкнула я.

Настя молчала, затравленно глядя на меня.

– Ну, чего молчим??? – снова рявкнула я.

Ребенок отвернулся и горько зарыдал.

– Пореви, пореви, – дрожащим от злости голосом сказала я. – Коммерсантка, блин!

Потом я сгребла в два кармана всю мелочь, а было ее, надо сказать, прилично, схватила рыдающего ребенка за руку и повела ее в подъезд.

– Сейчас деньги отдавать деткам будешь! – мстительно сказала я. – И публично извиняться перед ограбленными детками, ясно?

Настя уперлась сапожками в землю и зарыдала пуще прежнего :

– Не пойду! Что они обо мне подумают!

– Бааатюшки! – удивилась я. – Тебя это только сейчас заинтересовало?

– Тетя Машечка, – рыдала она. – Пол подмету дома, посуду вымою! Я ж не знала, что это плохо!

«У ребенка мать в тюрьме», – жалостливо сказал внутренний голос.

– Ладно, – смягчилась я. – Перестань реветь. Сама отдам.

– Я пока тут постою, ладно? – подняла она ко мне светящееся надеждой зареванное личико.

– Ладно, – тяжко вздохнула я.

Вернувшись в подъезд, я выгребла из карманов мелочь и радостно сказала деткам:

– Ну что, копилку я разбила, денежки ваши вот они! Разбирайте!

Детки степенно и без суеты забрали свои финансы и разошлись по квартирам. Нет, что ни говори, а мы в наше время такими не были. Нынешние дети рождаются уже взрослыми. Покачав головой им вслед, я снова вышла из подъезда и позвала маленькую мерзавку. На улице уже сгустились сумерки, зажглись фонари, и Настя в их ярком свете была совсем маленькой и несчастной, у меня аж сердце сжалось.

– Они ушли? – хмуро спросила она.

– Ушли, – тяжко вздохнула я. – Еще раз так сделаешь – выпорю.

Она шмыгнула носом и не глядя на меня спросила:

– Тётя Маш, а мама где?

– В Караганде, – ласково ответила я, взяла ее за руку и повела домой.

Около лифта Настя дернула меня за рукав и спросила:

– А что мама там делает?

– Где? – очнулась я от мыслей.

– Ну, в Караганде, – бесхитростно спросил ребенок.

– Хм… В командировке, – ляпнула я.

Настя лишь вздохнула, глядя на меня взрослыми глазами.

«Врешь ты все», – читалось в них.

Ребенка дома я раздела, выкупала и попыталась отправить спать.

– Не хочу! – твердо ответила Настенька.

– Не волнует – одиннадцать вечера, все детишки давно в кроватках! – флегматично ответила я.

Она посоображала немного и с укором сказала:

– А кормить меня?

«Господи!», – простонала я про себя… Ну почему же я вечно забываю что детей надо кормить?

– Конечно – конечно! – тут же засуетилась я. – Чего хочешь?

– Да пельменей, чего уж там, – вздохнуло неприхотливое дитя, потом с сомнением взглянуло на меня и уточнило: – Мне десять штук!

– Вот давно бы так! – обрадовалась я. А то – парочку!

Мы пошли в кухню, я накормила Настю, тем временем перенесла спящего Катенка в одну из гостевых комнат на втором этаже, запирающиеся на ключ изнутри. Я решила что так будет лучше – пусть запрутся на ночь и не пускают меня ни под каким видом.

«Твой вампиризм реагирует только на близость мужского тела, не заметила?» – горько усмехнулся внутренний голос.

«А еще маскируется под сексуальный интерес», – в тон поддакнула я.

В свете этого я очень сомневалась что меня потянет на девчонок, однако святую истину – «лучше перебдеть» – никто еще не отменял.

Я спустилась на кухню и некоторое время наблюдала, как Настя лениво гоняет по тарелке последний пельмень.

– Не надоело? – наконец спросила я.

– Не-а, – лениво ответила она.

– Пошли-ка спать, – решительно сказала я.

Та открыла рот, я прямо по глазам видела, как она хотела возразить, однако ей прежде хватило ума посмотреть на меня. Подумав, она все же медленно встала из-за стола.

На пороге спальни она мрачно буркнула:

– В туалет хочу.

– Ради бога, – кивнула я, отвела ее в санузел и принялась ждать, подперев стену и вслушиваясь в мертвую тишину.

На десятой минуте я постучала в дверь:

– Ты там не утонула? – осведомилась я.

– Нет, – раздался ее недовольный голос.

– Сама выйдешь или дверь ломать?

– Выйду, – совсем хмуро ответила она.

Через пять минут дверь и впрямь открылась.

До гостевой спальни, срочно переделанной в детскую, Настя хранила каменное молчание. Едва мы вошли, она непререкаемым тоном сказала:

– Пить хочу!

– Фигу не хочешь? – непедагогично возмутилась я. – Быстро в постель!

Настя посмотрела на меня нехорошим взглядом, разделась, разбросав вещи, легла в постель и отвернулась к стенке.

– Вот сука, – бормотнула она напоследок.

– ЧТООО?????? – взревела я, нависая над кроватью.

Катёнок вздрогнула во сне, но не проснулась, к счастью. Настя в ужасе съежилась в кроватке, изо всех стараясь слиться со стенкой и забормотала:

– Щука, тетя Машечка, я хотела сказать, щука, хорооошенькая такая рыбка!

– Я тебе покажу – хорошенькая рыбка! – завопила я.

– Больше не буду! – бормотала в совершенном ужасе Настя. – Пол вымою дома, посуду! Тетя Машечка, сплю я, сплю!

Она быстренько юркнула под одеяло с головой и даже принялась усердно похрапывать.

– Еще раз услышу – отлуплю! – рявкнула я напоследок. – И в детдом сдам!

– Поняла – поняла! – донеслось из-под одеяла вперемежку с всхрапываниями.

Я выключила свет и захлопнула дверь.

– Хорошенькая рыбка, блин, – ругалась я, поднимаясь по лестнице в спальню.

Не успела я устроиться в уютной кроватке, как тренькнул телефон.

– Привет, – услышала я в трубке голос. Потрясающий, чарующий мужской голос, бархат и нержавеющая сталь. Голос, который я со вчерашнего вечера узнаю из тысячи.

– Чего надо? – едва сдерживая внезапную ярость, спросила я.

– Что значит – чего надо? – мягко упрекнул меня он. – Я желаю узнать, как ты отрабатываешь мои деньги.

– А, деньги, – зевнула я. – Слушай, ты деньги-то забери, не лечится это.

– Совсем? – с некоторой запинкой спросил голос.

– Моя прабабка лечила, но тебе это вряд ли подойдет! – злорадно ответила я.

– Подойдет, – немедленно отозвался он. – Мне все подойдет. Так как твоя бабка лечила вампиров?

– Она залила логово упыря маслом и подожгла, – спокойно ответила я. – Смерть, милый, это единственное для тебя лекарство.

Свои изыскания насчет кровезамещающих препаратов я озвучивать не стала. Я не желала добра Тину Кайгородову. Я желала вбить ему кол в сердце, пусть даже с двадцати попыток.

– Ты тоже вампир! – внезапно окрысился он. – Не делай вид, что это касается меня одного. Ты такая же!

– На моих руках крови нет, – раздельно сказала я.

– Пока нет.

– Посмотрим.

– Пошел к черту.

Он помолчал, отчего-то не парируя мой выпад.

– Тебе не одиноко? – внезапно спросил он.

– Одиноко, – внезапно призналась я.

– Мне тоже, – вздохнул он.

Мы помолчали.

– Может, встретимся? – неуверенно предложил он. – Я бы тебе мог рассказать, как ЭТО протекает, чтобы ты была готова.

– Я готова, – заверила я его.

– Да? – несчастно сказал он.

Я вздохнула.

– Маш, ну ты меня извини что так получилось. Я ведь правда не хотел.

– Я убью тебя однажды, Тин Кайгородов, – холодно сказала я. – Не за то, что ты вампир. За то, что ты меня такой же сделал.

– Да, мы теперь одной крови – ты и я, – словно не слыша, тихо сказал он. – Давай держаться вместе. И знаешь, если мы в такой ситуации-то грех не попробовать нам с тобой заняться любовью. Ты думала об этом?

– Чего – чего ты там мелешь? – в полном изумлении пролепетала я.

– Ну ты же уже чувствовала, как это – когда вампир целует тебя в шею. Последствия, конечно, ужасные, но сам процесс… Скажи, неужели ты не распробовала это ? Неужели это не самое чудесное и сильное ощущение в твоей жизни, а, ведьма?

Голос его был задумчив и мечтателен, а я невольно почувствовала, как во мне зарождается желание.

– А сейчас представь секс, когда два вампира целуют друг друга, – тихо продолжил он. – Просто представь себе экстаз от поцелуя , умноженный на два. Представь, Магдалина…

Я молчала, хватая ртом воздух.

– Я еду, – слегка усмехнулся он в трубку. – Встречай.

– Нет, – с трудом выдавила я из себя. – Нет.

– Я не дам тебе заснуть всю ночь, – пообещал он. – Я буду нежен, очень нежен.

– Нет, – уже тверже сказала я.

– Я тебе… не нравлюсь? – с некоторой заминкой спросил он.

Ах, черт… Тин Кайгородов, ну как ты можешь кому-то не нравиться? Ты самое прекрасное создание, которого я когда – либо видела… И оттвоих речей я совершенно потеряла голову.

Я поняла, что ты предлагаешь.

И я представила себе этот экстаз.

Только у меня дома две маленькие девочки, Тин Кайгородов. И я не пущу тебя в дом, пока они тут.

Даже ради того, что ты предлагаешь…

– До завтра, – выдохнула я и положила трубку.

Потом я вышла на лоджию и долго вдыхала холодный воздух, успокаивая тело, что так меня сегодня подвело…

И лишь когда я отчаянно промерзла, до самых косточек – я позволила себе вернуться в квартиру и нырнуть в постель. Закутавшись по самые уши в одеяло, стуча зубами, я лежала и пыталась думать о том, как вылечиться. Только на самом деле все, что я чувствовала – это было сожаление оттого, что Тин сейчас не со мной. Что он, совершенно обнаженный, не лежит со мной рядом, и я не чувствую того непередаваемого экстаза от его поцелуя .

Тяжко вздохнув от таких мыслей, я сунула руку под подушку и достала Библию Ведьмы.

– Я не колдовать, – предупредила я ее. – Мне просто почитать.

Книга ласково согрела мне ладошку.

Ну вот, теперь можно и открывать, не боясь что меня сметет поток вливаемой Силы всего нашего колдовского рода. Я аккуратно расходовала этот источник, подозревая что он совсем не бездонный. Остальные ведьмы смеялись надо мной, щедро и порой без дела черпая Силу в своих Книгах, однако в школе я была отличницей и твердо знала – если от целого отделить часть, то целое на эту часть – уменьшится. А мне еще дочери передавать эту Книгу.

«Какой такой дочери?» – ехидно спросил внутренний голос.

«Цыц», – поморщилась я. Мне всего-то двадцать девять – и чего окружающие так упорно записывают меня в безнадежные одиночки?

Я открыла книгу и принялась просматривать желтые исписанные страницы.

Записи Прасковьи, первой ведьмы в роду, я сегодня даже смотреть не стала – старославянская вязь, плюс торопливый почерк терапевта из городской поликлиники – без бутылки не разобрать. Следом за ней были записи Анфисы. Анфиса была молодцом – писала практически печатными буквами. Разумеется, тоже по-старославянски, но хотя бы разборчиво. И я принялась читать, мысленно переводя ее на нормальный русский язык. Побасенок эта моя родственница не писала. Только все по делу, сухо и коротко.

Я давно хотела почитать Анфису, до вот только руки все не доходили. Анфиса была своего рода легендой – дама не разменивалась на травки и лечение зубов, она была некромантом. А практикующих некромантов, надо сказать, можно вообще по пальцам пересчитать – что сейчас, что тогда. Они же как саперы – ошибаются только один раз в жизни, и чаще всего это как раз первый раз. Потревоженные мертвяки – крайне злобные существа, вынужденные подчиняться умелой ведьме, но не упускающие ни одной лазейки уничтожить ее. Почетны в нашей среде некроманты, да вот только не живут они долго. Анфиса же умерла в девяносто с лишним лет и в своей кровати, в точно назначенный ей Господом срок. Уже одно это свидетельствовало о ее небывалом мастерстве.

Я откинулась на подушки и принялась читать записки сей достойной дамы.

В самом начале она описывала свое обучение.

«Есть три пути некромантии, и я прошла каждым, от начала до конца», – кое-как, но я продиралась сквозь славянскую вязь.

Путь погребения – прошедшие им учились работать с умершими.

Путь праха – учил постижению и влиянию на границы между нашим миром и некромиром.

Путь костей – учил контролю над физическими останками мертвых.

Пройдя все три пути, некромант заканчивает обучение похоронами частички своей души, полностью отождествляя себя с миром мертвых – и приобретая к нему иммунитет. То есть, оставаясь живым, он был своим и среди мертвых. Все это занимает около пяти лет.

Я читала все это и волосы вставали у меня дыбом от ужаса. Да, мне приходилось лечить ужасные язвы и гниющие раны. Приходилось ночью работать на кладбище. Меня сложно напугать. Однако описываемые ритуалы были настолько ужасны, что кровь моя леденела в жилах.

Я боюсь ночного кладбища, ибо доподлинно знаю, что беспечному и незащищенному заклятием человеку там страшно. Мне неприятно смотреть на труп человека, но что вы скажете, о таком факте: весь курс обучения неофит должен спать в гробу с мертвым. Еженощно, лицом к лицу к трупу, ощущая его гнилостный запах, обнимая его разлагающуюся плоть? А ведь этот труп однажды встанет под чарами неофита и прикоснется к нему? Более того – в конце обучения некромант должен обвенчаться с ожившим мертвецом, и в качестве свадебного подарка подарить ему кусочек своей души, которую он унесет с собой в могилу. В полном смысле этого слова обвенчаться – с брачной ночью и так далее.

Когда я прочитала это, ужин в желудке взбунтовался, я еле успела добежать до ванной. У меня слов не находилось, чтобы выразить все, что я думаю об этой мерзости.

И это – только обучение.

Господи, да я никогда не смогу больше сидеть за одним столом с некромантом, зная, КАК он стал собственно некромантом. Смотреть на его руки и думать о том, как он гладил мертвую кожу. И занимался сексом с мертвым.

Бо-ожечки…

Да, я уже однажды призывала мертвого, наобум, наудачу, имея только описание ритуала. У меня это получилось – однако мое сознание не смогло защититься от него и он меня уничтожил бы, если бы не счастливая случайность. Обученного же некроманта мертвые идентифицируют как своего, что значительно позволяет снизить риск. Конечно – трахнуться с мертвым, еще б не стать после такого в доску своим!

Хмм…

Секс с мертвым?

И тут меня озарила мысля. И даже две.

Первая – что у меня есть один знакомый мертвый, который при жизни очень меня любил, и, глядишь, и после смерти не захочет причинять мне зла. Димка, про которого я никому не рассказываю и даже научилась не вспоминать каждые пять минут, дабы не бередить раны в душе.

А вторая была вообще гениальная. Из тех, за которые и Нобелевской премии мало. Ибо я поняла, как можно вылечить вампиризм, и вылечить реально! А не маслом да огнем.

В моем теле притаился вирус вампиризма. Ключевое слово – вирус. Что делает мой DrWeb, обнаружив в своих угодьях подобную бяку? Закрывает зараженный файл на карантин, и по идее должен вылечить. Однако, с учетом того, что у меня антивирус – пиратский, то никакого лечения. Он может только выкусить и уничтожить зараженные файлы. Что тоже неплохо в данной ситуации – зараза хотя бы не идет дальше.

Отбросив эмоции – путь некроманта был бы для меня точно таким же антивирусом. Ведь тогда в конце обучения я бы смогла как раз отсечь и похоронить зараженную вампиризмом часть души.

Мечты, мечты…

Если бы да кабы…

Нет у меня пяти лет на обучение.

Я вздохнула и принялась читать дальше. И вскоре давно почившая Анфиса преподнесла мне царский подарок. Она, умница и красавица, подробно описала Путь Смерти – ускоренные курсы для юных некромантов. Пять лет ужасов, сжатые в несколько дней.

Я прочитала пару страниц, сбегала в санузел и меня вывернуло. Умывшись, я предусмотрительно сходила за Библией ведьмы, уселась на бортик ванны и снова принялась за чтение.

К концу методики мой желудок был пуст, и меня рвало уже чистой желчью. Мне было мерзко на душе и отчаянно хотелось почитать «Гарри Поттера», дабы смыть осадок с души. Хотелось чего-то светлого и доброго вкусить. Или хотя бы вымыться.

Вместо этого я вернулась в постель и откинулась на подушки в глубокой задумчивости.

«Может, поищем другие методы, попроще?» – робко спросил внутренний голос.

«Спи давай, – неожиданно обозлилась я. – Попроще – это кол в сердце с десяти попыток!»

Он промолчал. И лишь когда я сунула Книгу под подушку и выключила свет, пафосно проговорил, имитируя надгробную речь: «Спи спокойно, дорогой товарищ!»

Я не нашлась что ответить. Вампиры и правда уже неживые.

Утром я первым делом посмотрела на себя в зеркало. Или я страдаю нарциссизмом, или я здорово похорошела. Я, надо сказать, не красавица. Черты моего лица не поражают совершенством, все обычное – длинноватый нос, глазки в кучку, и плюс к этому я натуральная блондинка. А значит – пигментонедостаточная. Я лишена красок – у меня белесые реснички и брови, светлые глаза, бледная кожа. Я – никакая, я словно чистый лист бумаги. Применив косметику, я просто преображаюсь, но я ж не дура краситься каждый день, верно? Это в молодости, лет в шестнадцать, я делала сложный макияж, прежде чем пойти вынести мусорное ведро, под девизом «Никогда не знаешь, где встретится прекрасный принц». Теперь мне, слава богу, двадцать девять лет и я успела выяснить, что принцев нет даже в Красной Книге. Вымерли они, как мамонты. А раз так – чего ради мне наводить красоту? В офисе я не работаю, и «выглядеть» мне не надо.

Так и получилось, что за мной закрепилась стойкая репутация дурнушки.

Однако сегодня я смотрела на себя в зеркало в некоторой оторопи. Словно кто-то сделал меня контрастнее, придал бархатистость коже, а взгляду – манящую глубину. Я бы сказала – призывную. Да и вообще я выглядела сегодня на диво хорошо.

Выспалась, видимо.

Картину портили лишь слегка выступающие из-под верхней губы клычки. Ничего, буду всем говорить что в магазине приколов купила.

«Я ль на свете всех милее?» – задумчиво вопросил внутренний голос у зеркала.

«Пошел к черту, я расчесаться подошла!» – рассердилась я.

Более не обращая внимания на отражение, я почистила зубки, умылась, смазала шкурку кремом и старательно вколола себе перфторан. Только после этого я пошла будить малышню, по дороге заплетая косу. Кстати – я вчера ведь так и не заперла дверь в детскую. Все ль там нормально?

Детишки мирно спали, являя собой ангельское зрелище. Именно о таком я и мечтала. Спит мой ребеночек в кроватке, а я на заре бужу его (будю? Или буду будить? Неважно !) поцелуем в лобик: «Вставай, малыш…»

– Настенька, вставай, – ласково сказала я, слегка погладив девочку по головке.

Та скривилась, неловко взмахнула рукой, переворачиваясь на другой бок и заехала мне точно в нос.

– Отвянь, а? – буркнула она и с головой зарылась под одеяло.

Я зажала руками нос, из которого тут же потекла кровь и молча побежала в ванную – умываться и заговаривать кровотечение.

Вернувшись, я встала на безопасном расстоянии и железным тоном велела:

– Настя, вставай! Уже восемь утра!

Та хранила гордое молчание.

– Или встаешь, или отправляешься в детдом, – скучающе ответила я, внутренне здорово взбешенная.

– А при чем тут я, вон Катька так не встает, а я что, рыжая? – донеслась из-под одеяла плаксивая сентенция.

– Катьку поднять – не проблема, сама знаешь, – твердо молвила я.

– А мне к десяти сегодня, – захныкала она. – С чего ради мне вставать в такую рань?

– А с того, что нет у меня возможности вас до обеда развозить, – ласково ответила я. – Впрочем, в детдоме все рядом, встал, оделся – и вот он класс, через коридор.

Настя выползла из-под одеяла, хмуро посмотрела на меня и сказала:

– Нечестно вы, тетя Маша, поступаете. Разве можно ребенка детдомом пугать?

Я посмотрела на ее худенькое тельце, на склонившуюся светлую головенку, и мне стало до ужаса ее жалко.

– Настенька, – покаянно сказала я. – Ну я правда не могу вас развозить до обеда. Мне удобнее вас одним рейсом отвезти, у меня знаешь сколько дел?

– Да ну вас, взрослых, – обиженно махнула она рукой и принялась натягивать колготки.

Я молча разбудила Катенка. Та распахнула огромные глазенки, радостно посмотрела на меня и потянула ко мне ручки.

– С доблым утлом, тёта Маса, – сказала она.

– С добрым утром, солнышко ты мое, – ласково чмокнула я ребенка в щечку и с удовольствием понесла ее умывать. Та что-то весело лопотала и мы смотрели друг на друга с совершенным обожанием. Придя из ванной, я усадила ее на кроватку, сбегала за пакетом с обновками и разложила их около Катенка:

– Ну, солнышко, – велела я, – смотри, в каком платьице сегодня в садик пойдем.

Та не глядя ткнула в тяжелое платье красного бархата, совершенно королевское, и я принялась ее одевать.

Вдруг из-за спины раздались всхлипывания.

Я обернулась – Настя сидела на кресле отвернувшись, спрятав лицо в руках, и плечи ее мелко вздрагивали.

– Настенька, ты чего? – кинулась я к ней в полном недоумении.

Та в ответ заревела еще горше.

– Ну, ты чего? – бестолково мямлила я, разворачивая ее и прижимая к себе. Та неохотно уткнулась мне в грудь и выдавила сквозь рыдания:

– Дааа, Катьку вы любите, носитесь с ней, а меня никто не любит!

– Настенька, ну с чего ты решила? – беспомощно сказала я, гладя ее по голове. Что делать – я совершенно не представляла.

– Вы Катьку с рук не спускаете, одежку покупаете, а на меня орете все время и в детдом сдать обещаете! – проревела Настя.

– Я больше не буду, – мучимая жгучим раскаянием, поклялась я. – Давай мириться, а?

– Давай, – кивнула она, подняла зареванное личико и протянула мне руку с согнутым крючком мизинчиком.

– А мне что надо делать?

– А меня за мизинчик своим мизинчиком взять, – пояснил ребенок.

Я так и сделала, и Настя три раза продекламировала:

– Мирись – мирись, больше не дерись!

Мы посмотрели с ней друг на друга с облегчением, и тут в голос заревела Катька.