Текст книги "Новые семейные обстоятельства"

– Вы же были замужем! – напомнила я.

– Ну и что? Кого это когда останавливало? – искренне удивилась Анна Михайловна.

– И что, точно выйдете замуж? Может, сначала проверите свои чувства? – Даже я начала беспокоиться за невесту, столь стремительно ответившую согласием.

– Деточка, ты забываешь, сколько мне лет. У меня нет времени на проверку. Выйду замуж, там разберемся, – кокетливо хохотнула Анна Михайловна.

– Подождите, вы имеете в виду стерпится – слюбится?

– На стерпится тоже нет времени! Так что сразу слюбится! – объявила она и убежала навстречу счастью. Я все так и сидела с отвисшей челюстью.

* * *

Современные дети понимают больше, чем мы в их возрасте. Они следят за новостями и умеют создавать петиции. Вот семиклассница Лера составила петицию против учебы и отправила ее одноклассникам. Лера выступала не против конкретного формата – дистанционного или очного, а против учебы в принципе. Петицию «не хочу учиться, хочу жениться» подписали пока всего пять человек, но Лера не теряет надежды.

* * *

Когда биологичка назвала Милану – свою, между прочим, любимицу, Мариной, а Кирилла, который регулярно устраивает на уроках биологии уроки зоологии, принося в класс лягушек, червяков, опарышей, пол-урока называла Степаном, дети заволновались. Когда биологичка дала детям проверочный тест за девятый класс вместо седьмого, который они прокомментировали в чате смайликом – лицо, закрытое рукой, – семиклассники поставили диагноз: постковидный синдром. Потеря памяти, дезориентация в пространстве. Сообщили классной руководительнице. Та пошла к завучу, завуч вызвала биологичку, биологичка вместо завуча отправилась к директору, которая собиралась сделать экспресс-тест. Не то чтобы тайно, но так, для собственного успокоения. Тест сделали биологичке. Тот показал две полоски.

– Вот почему на тесте на беременность тоже две полоски? И на этом – тоже две? Почему положительный результат измеряется двумя, а не тремя полосками? Или одной? – спросила у самой себя биологичка.

Директриса в легком замешательстве посмотрела на учительницу – та ей в матери, конечно, не годилась, но и возраст фертильности у нее давно прошел.

– Вам нехорошо? – уточнила директриса.

– Да, мне нехорошо, – подтвердила биологичка. – Надо рыб детям подготовить для лабораторной. Живых. А меня мутит. Вот как при первой беременности. Вообще на рыбу смотреть не могла.

– А я мясо не могла есть. Особенно свинину. Муж свинину любил, отбивные, – вспомнила директриса. – Вы идите домой. Хорошо?

– Хорошо. Пойду. А как же рыбы? – уточнила биологичка.

– Рыбы подождут, – заверила директриса.

– Да, рыбы подождут.

Выходя из кабинета директора, биологичка обратилась к Симе – дети стояли и переживали за педагога.

– Сонечка, присмотри за рыбками. Не перекармливай. – Она погладила Симу по голове.

Тут уже Симе стало плохо. Она рыб панически боится. Наш поход в океанариум когда-то закончился, едва начавшись. Дочь пулей пронеслась по первому залу и так же пулей вернулась. Я пошла просить, чтобы нас выпустили не там, где положено.

– Зайка, там же еще акулы! – воскликнула женщина-администратор.

Сима позеленела от ужаса, закатила глаза, и нас тут же провели к выходу. Зайцев и кроликов, кстати, она тоже боится.

* * *

Многие родители сейчас работают дистанционно или вовсе сменили работу. Дети переезжают в другие районы или в другие города. Из Симиного класса уехал Ваня, куда-то под Архангельск. Ваню любили все учителя. Он был похож на знаменитого шеф-повара, которого часто показывают по телевизору. Такой же большой, разве что без бороды. И готовить Ваня очень любил – приносил одноклассникам и учителям печенье собственного приготовления, делился рецептами соуса для мяса. У Вани и прозвище было соответствующее – «шеф». Если он что-то спрашивал или просил, ему все отвечали: «Да, шеф».

Ваня ушел из школы по семейным обстоятельствам, как принято объяснять то, что долго и незачем объяснять. Но спустя полгода вернулся – далекая школа оказалась совсем слабой, да и Ваня не хотел чувствовать себя вундеркиндом. К счастью, родители смогли найти разумный вариант и вернули Ваню в родную школу.

– Ой, дети, у меня какой-то день сурка, – призналась учительница английского, увидев Ваню на привычном месте. – Мне кажется, я опять вижу Ваню.

– Да, я вернулся, – ответил мальчик.

– In English, please, – попросила на автомате учительница, как делала всегда, когда разговор велся на русском.

– I am back, – ответил Ваня, переводя фразу из «Терминатора» в настоящее время.

– Да, можно сказать и I came back или I’ve returned, – опять же на автомате сказала англичанка.

– Ох, дети, что-то у меня сегодня с головой, – призналась учительница географии, увидев Ваню. – Давайте вы сегодня заполните контурные карты, а новую тему пройдем на следующем уроке.

– Вам плохо? – спросила всегда заботливая Лиза.

– Да, что-то в глазах двоится и галлюцинации.

– Вы же переболели. Так бывает. Частые последствия, – заметила Лиза.

Географичка несколько раз закрывала и открывала глаза, дышала в форточку, пила таблетки, часто моргала и дышала.

– Заканчивайте. Только тихо, – попросила она детей и ушла.

И лишь наша любимая преподавательница русского языка Елена Юльевна, которая учила еще моего сына, а теперь ведет русский и литературу у дочери, ничему никогда не удивляется. Если полетит вся школьная система, случится полный блэкаут, откажут все образовательные платформы, электронные дневники и прочее, Елена Юльевна все равно выставит всем оценки. Она все записывает в блокноты разных цветов для разных классов. Всех учеников помнит поименно. Все несданные сочинения, изложения, стихи наизусть и творческие задания в ее блокноте отмечены точками. Несколько несданных заданий превращаются в «двойку карандашом». Сданные отмечаются оценкой в кружочке.

Я прекрасно помню, как мой сын, сдавший ЕГЭ по русскому на девяносто восемь баллов, что считалось потрясающим результатом для физматкласса, ходил к Елене Юльевне уже после экзаменов и поступления в МГУ. Учительница требовала сдать «долги» – два стихотворения наизусть и одно сочинение. Елена Юльевна помнит не только нынешних учеников, но и их старших братьев и сестер. Насте она до сих пор каждый урок с укоризной напоминает, что ее старший брат так и не сдал сочинение по Достоевскому. Пусть уже напишет и сдаст. Настин брат окончил школу десять лет назад, но Достоевский вместе с Еленой Юльевной все еще его преследуют. Так что Ване учительница нисколько не удивилась, а сразу поставила в свой блокнот несколько точек – надо сдать три стихотворения наизусть, написать сочинение и одну творческую работу.

Ваня был счастлив.

Потом, конечно, разобрались, что галлюцинации – не галлюцинации и день сурка отменяется. Просто Ваня вернулся.

* * *

Многие считают, что подростки тринадцати-четырнадцати лет – это ужас ужасный. А мне они нравятся своей искренностью, еще детскими страхами и юмором.

Был День учителя. Родительский комитет принес «сладкие подарки» для всех учителей и выдал детям коробки – всем вручить. Дети побегали по школе, вручили. Только химик отсутствовал. Но не пропадать же прекрасному тортику с надписью «С Днем учителя». Девочки собрались в туалете, разрезали торт линейкой на много маленьких кусочков и… съели. Да, с мальчиками поделились. Те ждали торт в мужском туалете. Лиза подошла и тайно передала. Но совесть мучила. Поэтому дети узнали, когда у химика день рождения, и две девочки испекли ему торт. Кто-то купил блокнот, кто-то ручку – чтобы ставил пятерки. Все торжественно вручили. Пожелали не бросать детей, как сделал математик и еще один. Химик – молодой, чуть старше моего сына, – едва не расплакался и пообещал, что доведет их до одиннадцатого класса. А кто бы не расплакался и не пообещал?

* * *

Родителей старшеклассников сейчас все время призывают участвовать в вебинарах. Нужно подключиться, немного повисеть в сети, после чего отключиться с чувством выполненного долга. Детям же проводят бесконечные лекции – о вреде курения в основном. В нашем классе половина детей – спортсмены, причем разрядники, кандидаты в мастера спорта. Им шоколадка в радость, какое там курение. Отличница Маша получила тройку по географии. Заливалась слезами. Убежала в туалет. Девочки побежали следом – успокаивать. Неожиданно вошла классная руководительница и спросила, что они делают в туалете.

– Курим! – рявкнула Ника. – Мы же только это можем делать в туалете!

Классная руководительница перепугалась и побежала договариваться с учительницей географии, чтобы Маше разрешили переписать контрольную.

* * *

– Что-то случилось? – позвонила я Кате. На сообщения она отвечала коротко и немного раздраженно.

– Евины анализы потеряли! – ответила Катя и прислала видео.

На нем малышка ходит по комнате в одних трусах и складывает в кучу вещи, которые ей чем-то приглянулись – игрушки, мамин лифчик, папины носки, куртка средней сестры, перчатки старшей. Куча выглядела впечатляюще.

– Вы играете в переезд? – уточнила я.

– Нет, мы играем в то, в чем Ева пойдет завтра в садик.

– О, поздравляю! Вас выпустили с карантина без анализов?

Катя две недели провела с тремя детьми и мужем в квартире, ответственно соблюдая карантин. При этом ни у кого из членов семьи никаких проявлений коронавируса ни в какой его форме не было. Лишь тест Евы показал положительный результат. Малышка при этом чувствовала себя прекрасно, не сопливилась, не температурила, наоборот – была бодра и весела. В отличие от сестер, которые выглядели бледными и измученными.

Рано утром Катя отправилась в детскую поликлинику и решила лично найти потерянные анализы.

– Мамочка, что же вы так беспокоитесь? – удивилась медсестра. – Ну побудете дома еще пару дней.

– Нет! – рявкнула Катя. – Или выписывайте, или сами с ней сидите!

Медсестра испугалась, анализы нашлись, Еву выписали в детский сад. С завтрашнего дня.

– А с сегодняшнего можно? – попросила Катя.

Молоденькая медсестра в тот момент решила в ближайшее время не заводить детей.

* * *

Начались школьные каникулы. Катя плохо спала, старшие девочки тоже мечтали отоспаться.

– Может, оставим завтра Еву дома? Не поведем в сад? – спросила Катя у семейства. – Так не хочется вставать в семь утра.

– Мам, я ее сама в садик в семь отведу, если ты не можешь, – грозно объявила старшая, Алиса. – Ты представляешь, что мы с ней целый день делать будем?

– Да, лучше в сад. А потом поспим, – согласилась Катя.

* * *

Играла с Евой «по кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам». Кажется, потянула запястье, ловя ее на «в ямку бух».

– Завтра еще спина начнет отваливаться, – как всегда, оптимистично пообещала Катя.

* * *

Все Катины дети называют меня по имени – Маша. Младшая, Ева, называет Масей, как и много детей до нее, еще в силу возраста не выговаривающих шипящие. Но тут старшая, Алиса, объявила, что, раз я – известная писательница, ко мне должны обращаться по имени-отчеству. То есть Мария Володьевна.

– Алис, почему Володьевна? Может, Владимировна? – не поняла я.

– У нас есть в классе Володя. У его детей будет отчество Володьевна.

– Нет, Володя – ласковое производное от Владимира. И я тоже Владимировна.

– А если мальчика зовут Влад. Отчество детей будет Владовна? – уточнила Алиса, явно имея в виду что-то личное.

– Нет, Владиславовна. Влад – сокращенное от Владислав. Не лучшее отчество для произнесения.

Алиса попыталась сказать «Владиславовна», и у нее не получилось.

– Не подходит, – ответила она. Кажется, в тот момент у мальчика Влада не осталось никаких шансов завоевать ее сердце. –  Все равно странно, – задумалась Алиса.

– Ну это как в шутках, гуляющих по просторам интернета: «Почему Вася – Василий, а Ваня не Ванилий? Почему Ваня – Иван, а Вася – не Ивас? Оля – Ольга, а Юля – не Юльга? Толя – Анатолий, а Коля – не Анаколий?» – Я попыталась рассмешить Алису.

– Ужас какой.

Алиса была впечатлена, но не так, как я рассчитывала.

* * *

Алиса вдруг начала «шокать». Оказалось, «шокает» ее учительница русского языка, объясняя это следующим образом: «что» – книжная речь, а разговорная – «што».

– Ты говоришь «шо», а не «што», – заметила я, после чего пустилась в объяснения про диалекты, говоры, наречия, местечковые слова. Рассказывала, что существуют северное и южное наречия, среднерусские говоры. Что в Москве принято говорить «булошная» и «конешно». Про эталонный литературный язык, свойственный актерам старого МХАТа, так называемую мхатовскую норму, когда слышится не «цветочек аленький», а «цветочек алэнкый». «Верхный», «синэй», «тихый». Не «космический», а «космической», не «долгий», а «долгой». Не «согласитесь» с мягким «сь» на конце, а «согласитес», с твердым окончанием. Алиса сидела с выпученными глазами.

– Лучше я вообще молчать буду, – в конце концов ошарашенно сказала она.

* * *

Малышка Ева играла со старшими девочками в прятки. Подбежала к маме и грозно и громко крикнула: «Ку-ку!»

– Ева, от твоего «ку-ку» можно кукукнуться! – от неожиданности подпрыгнула на стуле Катя.

* * *

Алиса готовила подарок на Двадцать третье февраля. Что-то рисовала, приклеивала блестки, звезды. Но подошла Ева, которая решила исправить рисунок по своему вкусу и все закалякала. Алиса чуть не плакала от горя. Подарок был безнадежно испорчен.

– Не переживай, я же видел, какую красивую открытку ты мне нарисовала, – успокоил дочь отец семейства.

– Папа! Это не для тебя! – залилась горючими слезами Алиса.

* * *

Катя даже в аптеку нормально сходить не может.

– Можно мне новопассит?

– А не хотите попробовать наш аналог? Очень хороший, – с энтузиазмом предложила фармацевт.

– Как называется? – из вежливости уточнила Катя.

– Незвирин!

– В смысле я незвирин или в принципе от жизни незвирин? А на какой срок незвирин? В смысле как долго действует? А он только незвирин или неорин, незвинин, небухтин, нежирин тоже? А то мне неорин на детей нужен. И на мужа заодно. Неорина у вас нет случайно? У вашего, то есть нашего, незвирина есть побочные эффекты? Может, в голове незвенины появляются? Ну голоса потусторонние? А то мне своих хватает – как начинают звенин в четыре голоса, так никакие наушники не помогают. Понимаете, у меня трое детей, муж и свекровь. А свекровь так звенин, что соседи слышат. Точно, давайте ваш незвирин – свекрови отдам! Заодно и побочку проверю.

– Женщина, я же как лучше хотела, а вы такая злая. Держите ваш новопассит, – обиделась фармацевт.

Катя рассказала свекрови про появившийся новый препарат отечественного производства под названием «незвирин».

– Хорошие таблетки, – ответила свекровь. – Тебе бы подошли.

* * *

Катя на нервной почве и от тотальной усталости опять начала набирать вес. А как не есть ночью, если она целый день возит туда-сюда троих детей – в сад, в школу, на тренировки, из сада, с тренировки, в магазин. Днем поесть забывает и вспоминает, что не обедала и не ужинала, только в ночи. Еще несколько лет назад она купила себе весы, которые с ней разговаривают. Новомодная модель, определяющая степень ожирения, процент жировой ткани и так далее. Почему Катя эти умные весы еще не выбросила, я не знаю. Не весы, а абьюзер в чистом виде.

Катя встала на них и приготовилась к самому страшному. Но искусственный интеллект выдал нечто новенькое:

– А это точно вы?

– Да, блин… – ответила весам Катя.

– Если это вы, то у вас первая степень ожирения, – отреагировали весы и порекомендовали снизить потребление калорий на шестьдесят два процента.

* * *

Катя вообще любит общаться с техникой, что я, если честно, не понимаю. Я бы давно разбила телефон, ноутбук и все гаджеты, которые решили бы со мной вступить в дискуссию.

Едем с ней в машине. Алиса, которая электронная, а не родная дочь, показывает маршрут. Кривой настолько, насколько это возможно.

– Да иди ты… – замечает Катя.

«Я сделаю вид, что этого не слышала, – отвечает Алиса в письменном виде. – Может, начнем сначала?»

– Да пошла ты… – Катя говорит электронной Алисе, куда именно она должна пойти.

«Включить расслабляющую музыку?» – уточняет интеллект.

– Музыка бывает спокойной, успокаивающей, тихой, приятной, в конце концов! Это ванна бывает расслабляющей! – ору уже я. – И как ты ее терпишь? Почему не отключишь? – спрашиваю у подруги.

– Иногда помогает на нее проораться. Она в какой-то момент зависает и не может ответить.

На мне у Алисы, видимо, сломалась матрица. Она молчала остаток дня и не включилась на следующий день.

«Ты ее добила синонимами», – написала мне Катя.

* * *

Катя рассказала, что за время карантина Ева успела забыть бабушку, Катину свекровь. Если остальные члены и друзья семьи привыкли к Евиной девичьей памяти, граничащей с полной амнезией, то свекровь обиделась всерьез.

Я прекрасно понимаю и чувства Кати, и чувства свекрови.

Сима, на тот момент двухлетняя, совершенно не помнила меня – свою мать. Стоило снять домашние джинсы и распустить волосы, дочь начинала делать вид, что со мной не знакома. Как-то она гуляла с папой, а я подъехала к ним на машине. Машину я вожу в очках. Наклонилась посюсюкать к дочери. Сима заорала на всю улицу и больно ударила меня по лицу. От удара очки слетели и поцарапали щеку. Я была уставшая и голодная, поэтому села на бордюрчик и горько заплакала, вытирая кровь. Сима кричала как резаная, я рыдала все сильнее, прохожие шли мимо и спрашивали, что случилось.

– Она маму не узнала, – отвечал супруг, отчего я заходилась плачем с новой силой. Получалось, я такая плохая мать, что ребенок меня даже не узнает. Многие женщины готовы были тут же удочерить Симу и стать новой женой моему мужу.

Когда сыну было тоже около двух лет, мы с мужем уехали на неделю отдыхать, оставив его бабушке. Вернулись загорелые. Отца сын признал сразу. А когда я склонилась над детской кроваткой, у ребенка случилась истерика. Вася спросонья увидел над собой незнакомую черную тетку, которая тянула к нему руки и чмокала губами. Он от меня шарахался еще несколько дней.

Впрочем, когда я сама была уже не совсем маленькой, а вполне вменяемой девочкой-четвероклассницей, тоже не узнала маму. Я жила у бабушки в северокавказском селе. Мама приезжала время от времени, раз в полгода где-то. И каждый раз я заливалась слезами и убегала в курятник прятаться. В нашем селе все женщины ходили в длинных юбках и платках. Мама приезжала из столицы в модных штанах-бананах ярко-желтого цвета и красной майке, оголявшей одно плечо. Вместо привычных в деревне платка и косы она завивала короткие волосы и красила их то в красный, то в рыжий цвета.

– Машенька, это твоя мама приехала, – выманивала меня из курятника бабушка. – Она привезла тебе подарки.

На слово «подарки» я высовывала нос и бочком подходила к пакетам, которые мама держала на вытянутых руках. Хватала их и молниеносно скрывалась в курятнике. Через минуту раздавался мой рев, от которого начинали заполошно кудахтать все куры. Мама привозила мне желтые брюки или комбинезон и туфли на каблуке. Я понимала, что никогда в жизни не выйду в обновках за калитку. Позор. Не только куры – бараны засмеют. И тогда я никогда в жизни не выйду замуж. А замуж я хотела больше всего на свете, потому что у соседей только на днях сыграли свадьбу, и их дочка стояла в углу, как положено невесте, в длинном белом платье с серебряным поясом. Вот о таком платье я и мечтала. А туфли на каблуках вообще видела впервые в жизни – мы бегали или босиком, или в сандалиях со сбитой пяткой.

– Ты мнэ нэ мат, – говорила я маме с местным акцентом и до вечера отказывалась слезать с черешневого дерева.

Мама, вырывавшаяся с работы на два дня, плакала на летней кухне, запивая горе домашним вином.

* * *

Бывают и другие случаи. Моя приятельница Лена отказывается стареть. Особенно весной.

– Что у тебя с глазом? – спросила я.

– С глазом все нормально. Это бровь – одна ниже другой получилась.

– Как это?

– Ботокс. Ничего. Зато лоб стал выше. – Лена радовалась весьма неоднозначному эффекту.

Она вколола себе ботокс не в первый раз. Ее домашние уже привыкли. Сначала было тяжело. Особенно страдал сын.

– Мама, ты на меня сердишься? – спрашивал он обеспокоенно.

– Нет, с чего ты взял? – не понимала Лена.

– Ты не хмуришься, не улыбаешься…

– Я не могу. Не обращай внимания, – отмахивалась Лена.

– Легко сказать… Ты как наш учитель труда. Только у него на одну сторону лицо парализовано, а у тебя на всю голову, – буркнул сын.

Очередной весной Лена, веснушчатая блондинка, решила сделать себе брови – такие, которых у нее никогда не было. Они ей не требовались по типу лица. Мне нравились ее брови – светлые, пушистые, какие бывают только у маленьких детей. Лениному мужу брови жены тоже очень нравились. Он чуть не плакал от умиления. Лена сделала татуаж.

– Господи, что с тобой? – ахнул муж.

– Что? – уточнила Лена.

– Ты похожа на Брук Шилдс и Брежнева сразу.

– Ты ничего не понимаешь, – обиделась Лена.

– Конечно, не понимаю, как можно хотеть быть похожей на Брежнева. И Брук Шилдс не в моем вкусе.

Лена не виновата. В этом смысле она вся в свою маму – Лидию Степановну. Только Лена использовала достижения современной медицины, а Лидия Степановна экспериментировала с народными методами. И они обе не знали меры. Несколько недель подряд Лидия Степановна училась стоять на голове, чтобы улучшить кровообращение. Мучилась, пока не упала и не растянула ногу. Делала лимонные маски, пока не пошла аллергической сыпью на цитрусовые. Диета на свежевыжатом морковном соке тоже не задалась – Лидия Степановна начала подозревать у себя гепатит из-за желтушного оттенка лица. Серия молочных ванн с оливковым маслом тоже закончилась печально – Ленин отец, муж Лидии Степановны, поскользнулся в ванной на остатках омолаживающего средства и сломал руку. И хотя Лидия Степановна рассказывала ему, что это еще рецепт Клеопатры и она совсем не виновата, что так получилось, муж велел ей прекратить заниматься ерундой. Ленина мама вздохнула и решила перейти на кофейные пилинги. Гущу, которую она собирала и отжимала, съел кот. Кота понять можно – он и до этого доедал сметанные маски своей хозяйки.

– Ну что мне теперь делать? – плакала на приеме у ветеринара Лидия Степановна. Ветеринар, выписывавший несчастному животному лекарства, сказал, что все будет хорошо – котик поправится.

– Да не с ним, – отмахнулась Лидия Степановна от кота, – с собой что мне делать?

– Успокойтесь, попейте травку, – посоветовал врач.

– Точно, травку! – У Лидии Степановны загорелись глаза. – А вы не знаете, доктор, ромашка от морщин помогает? Или крапива? Или крапиву лучше для волос?

Доктор не ответил. Кот протяжно мяукнул.

* * *

Я каждый раз возмущаюсь – ну кто сказал, что с детьми должны гулять именно мамы? Почему если женщина не любит гулять с коляской, то на нее смотрят как на чумную. Есть же женщины, которые не любят готовить, есть и те, кто терпеть не может гладить или мыть посуду. Некоторые мужчины не в состоянии вбить гвоздь и не умеют водить машину. Почему коляска считается женским делом? Лично я выходила гулять только в крайних случаях.

– Ой, Сима вышла с мамой. Наверное, снег летом пойдет, – ахала консьержка.

Я секунду думала, ответить или промолчать, и обычно проходила мимо.

– Ой, с Симой мама гуляет. Стадо мамонтов где-то сдохло, – встречала меня соседка.

На третьем мамонте я не выдерживала и срывалась – не всегда вежливо.

Было холодно. А в холод я вообще не могла и не могу гулять. Понимала меня только одна мама из песочницы, у которой обнаружилась аллергия на холод, в чем она признавалась, краснея и бледнея, будто в преступлении. Ее свекровь считала, что аллергия на пыльцу, цветение и цитрусовые – заболевание, а аллергия на холод – каприз. Вот и гуляла молодая мать, покрываясь на морозе коростой, – на радость свекрови.

– Иди, проветрись, тебе надо, – сказал мне муж, – воздухом подыши.

– Не хочу.

– Иди, лучше будешь себя чувствовать. Точно тебе говорю.

Я не стала с ним спорить. Чем больше семейный стаж, тем меньше смысла спорить с мужем. Я надела старую куртку, шарф, шапку и взяла коляску.

– Пойдем, – сказала я Симе, которой тогда был год и восемь месяцев.

Она не узнала меня в одежде – никогда в куртке не видела. Сима вцепилась в коляску, думая, что незнакомая женщина ее заберет. Всю прогулку дочь сидела не двигаясь и охраняла коляску.

– Пойдем на горку, – решила я.

Сима еще не умела говорить и не могла сказать, что с этой горки они, когда гуляют с папой, не скатываются – она для детей постарше и внизу нужно быть осторожной – там дерево. Конечно, об этом знали все мамы, кроме меня. Я, сидя на ледянке и держа дочь на коленях, съехала. Сима прошла под деревом. Я – нет. Въехала в ствол лбом, не успев затормозить. К тому же отбила копчик.

Домой мы вернулись раньше положенного времени. Я со здоровенной шишкой на лбу и синяком на попе. Сима – чуть не плача, потому что так и не узнала меня в странной женщине в куртке.

– Ой, уже домой? – ахнула консьержка. – С мамой не понравилось гулять? Конечно, она же не умеет.

Я проскрипела зубами.

– Как погуляли? – спросил муж, открыв дверь, и, только увидев мое лицо, понял, что зря спросил.

– Полегчало не то слово как, – ответила я и пошла искать в морозилке лед, думая, куда его приложить – к копчику или к голове.

* * *

У меня есть давний приятель, Илья. Ему сорок пять.

– Как ты? – спрашиваю я, когда он звонит.

Илья рассказывает мне про одышку, лишний вес, угрозу диабета, больное сердце, сосуды, головокружения и пятна перед глазами.

У него две жены – бывшая и нынешняя. Он счастлив в настоящем браке, безумно любит дочь и сохранил хорошие отношения с бывшей, потому что у них общий сын. Так вот никому – ни нынешней жене, ни бывшей – он не рассказывает про свои болячки. Про то, как ходил на обследования, как боялся сдавать анализы – ведь ему спокойнее оставаться в неведении, – как забывал выпить таблетку.

– Почему? – кричу я каждый раз.

Мама Ильи была художницей. Точнее, женой художника, которая решила, что тоже так может.

– Знаешь, когда я вырос и заново пересмотрел ее работы, понял, что она бездарность, – однажды признался он.

Этот сорокапятилетний мужчина, давно похоронивший маму, до сих пор помнит, как маленький лежал с температурой. Мама давала ему книжку, трогала лоб, говорила, что все пройдет, и уходила. За Ильей присматривала соседка, которая втайне от матери натирала его нутряным жиром, делала медовые компрессы, обтирала водкой, чтобы сбить температуру. К возвращению матери Илья уже не горел и пил из чашки сваренный соседкой же бульон.

– Ну вот, я же говорила, что все пройдет, – констатировала мать.

Она верила в силу иммунитета. И в то, что, если ребенок всем переболеет, здоровее будет. Когда соседский мальчик заболел ветрянкой, мама Ильи отвела его в гости – чтобы заразился и переболел в детстве, а не потом. Так же она поступила, когда соседская девочка заболела краснухой. Илья переболел всеми известными педиатрам болезнями.

– Когда я говорил маме, что мне плохо и у меня болит, она отвечала, что я не знаю, что такое по-настоящему плохо и по-настоящему больно. Поэтому я молчал. И до сих пор молчу, – признался Илья. – Но я знаю, мама меня любила. И я ее любил. И соседку, которая обо мне заботилась, тоже любил. Все детство разрывался, не зная, кого люблю больше.

Илья – сумасшедший папа. Оба его ребенка от этого страдают. Если у них сопли – он поднимает на ноги пол-Москвы. Ищет вакцины от всего на свете и мечтает привить детей от всех возможных болезней в мире, включая какую-нибудь лихорадку Эбола. Пичкает их витаминами и не верит в иммунитет, а верит в достижения медицины. А еще он сидит у кроватей заболевших детей и отпаивает их из ложечки чаем, хотя в этом нет никакой необходимости. Но дети знают – это нужно папе. Иначе он сойдет с ума от волнения.

Потому что он их любит больше жизни. А еще он панически боится умереть так, как умерла его мама – в одночасье. За неделю. И ничего не предвещало. И никто не был готов.

* * *

Еве исполнялось три года. Мы заранее передали для нее подарки. Сима сшила милую овечку, я купила говорящий и поющий на все лады телефон. До дня рождения оставалось еще пять дней. И вдруг Катя присылает видео Евы в красивом платье и как ей вручают подарки. Тут уже я решила, что сошла с ума, раз забыла поздравить подругу с днем рождения дочери.

Позвонила и долго каялась. Катя успокоила – я не сошла с ума, а она точно сошла. Субботним вечером Ева как-то совсем была не в настроении. Ничего не хотела делать – ни играть, ни мультики смотреть. Укусила среднюю сестру за попу. До чего дотянулась, за то и укусила. Порвала тетрадь старшей сестры. Тогда Катя объявила дочерям:

– Давайте мы начнем праздновать день рождения Евы сегодня. У меня есть подарки от Маши и Симы.

– Мам, ну нельзя же заранее отмечать, – забеспокоилась старшая Алиса.

– Еве пока все равно, когда она родилась, а нам нужен спокойный вечер, – ответила Катя.

Еве объявили, что у нее сегодня день рождения, и та быстро побежала переодеваться. Нарядилась в платье в пол с изображением Анны из «Холодного сердца» и уселась на диван. Старшие сестры кричали «С днем рождения, с днем рождения!». Катя вручила пакет.

Из комнаты на крики выбежал Катин муж. Кажется, ему было нехорошо. Ладно я переживала, что не поздравила подругу вовремя. А каково было отцу ребенка, который забыл поздравить и дочь, и жену?

– Пап, не переживай, мы репетируем, – успокоила Алиса отца, который собирался валяться в ногах, вымаливая прощение.

– Ну вот зачем ты сразу сказала? Пусть бы папа немного помучился, – упрекнула ее разочарованно Катя.

Ева отбросила в сторону овечку, книжку, открытку и достала говорящий телефон. Начала нажимать на кнопки. Телефон орал всеми голосами животных и истошно выкрикивал цифры. Ева была счастлива.

– Ну и слава богу, – констатировала Алиса, надевая наушники.

Катя успела отметить, что дочь в точности копирует интонацию бабушки, Катиной свекрови, но постаралась на этом не акцентировать внимание. Вдруг стало непривычно тихо и хорошо. Вопил только игрушечный телефон.

* * *

Наконец наступил настоящий день рождения Евы, который успели отметить трижды, с тортом, свечками, бабушками в гостях. «Нау итс оффишиал», как сказала Катя. Ева сидела уже в другом платье в пол и смотрела сумрачно. Кажется, ей надоел день сурка. Но бабушка вручала подарок и громко поздравляла. Другая бабушка соревновалась со сватьей в подарках. Они обсуждали, какому внучка больше порадовалась. Если учесть, что Ева на оба подарка смотрела с одинаково равнодушным и немного недовольным выражением лица, которое в семье называется «настроение Ева», спор бабушек мог длиться долго. Наконец Катя поставила на стол торт и зажгла свечи. Ева дунула и задула две из трех до того, как все успели перевести телефоны на видеозапись и выключить свет. Катя снова зажгла свечи и побежала выключать свет. Опять не успела. На пятый раз Еве надоело задувать свечи по команде, и она вообще перестала дуть. Благо помогли старшие сестры. Катя разрезала торт, который пекла с шести утра, и разложила на красивые тарелки. Девочки, бабушки, отец именинницы ели торт и нахваливали. Только Ева, которая торты не ест в принципе, даже не пробует, смотрела на всех с ужасом в глазах. Мол, вы чего? Действительно это едите? Ну как если бы кто-то на ваших глазах ел живых сверчков, скорпионов или кишки какие-нибудь, а вы на это смотрели. Вот именно такой взгляд был у именинницы.