Текст книги "Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия"

Глава 8
Безбашенный хулиган и любовь

– У тебя не было денег, а как же ты жил? Честно, всё-всё мне скажи. Ты был бандитом?

– Ха, ты с ума сошла? Я честно работал, как мог: сочинял тексты и мюзиклы звёздам, на кладбище могилы копал.

– О Боже! Ты могилы копал?

– Да, работал. Плохих и хороших – надо всех хоронить. С бывшими уголовниками честно могилы копал и людей хоронил, за это хорошо платили. А по субботам ездил в бойцовский клуб дяди Фадея, надевал шлем и перчатки и дрался за деньги с богатыми, а потом в баре на спор пил с ними водку. В мастерской Деда ковал топоры, катаны и ножи из дамасской стали и продавал – это мой бизнес, у меня есть патент. В рамочке на стенке висит.

– Я в шоке. Так ты могилы…

– Хватит, Мэри! Хватит! Не для нежных девочек про могилы рассказы. Забудь! Иди, радость, ко мне, я буду любить тебя и напишу красивый роман. Великий роман.

– О-о, роман! Я люблю тебя (и шептала в объятиях), жаль, что у меня нет веснушек. Ты любишь веснушки? А я сегодня утром гуляла в Песочное. Там много травы и цветов полевых, ходила по полям и улицам и много мечтала. Ах, я думала, что только в книгах бывает счастливый служебный роман. Писатель и Муза. Это я твоя любимая муза! Это прекрасно! Люблю тебя… а-а…

– Молчи. Замолчи. Тс-с-с, хочу тебя.

Поэт схватил сильнее руками Мэри и закричал: «Я люблю тебя!», а она улыбалась: «Хорошо, я согласна!» и умоляла: «Ещё!», и была очень счастлива.

И вот Мэри прошептала:

– Поэт, иногда мне кажется, что это кино, я теряю голову. Я в раю?

– Да, предвкушение рая – это любовь.

– Я люблю тебя, мой милый Хемингуэй, возьми же меня!

Дурацкая улыбка на её лице, аритмия и бабочки в животе. В глазах – восхищение, страсть, и мощным потоком уносит её счастье. Платьем для неё сегодня были его объятия, нежные, крепкие. Мэри была идеальной любовницей – её мгновенно заводили прикосновения, она млела, громко стонала, кричала, а он говорил:

– Кошка! Что так счастливо кричишь? Ты будишь во мне зверя, р-р-р, тигра, альфа-самца!

– Возьми же, милый, любовью меня! Да, герой! Да, мой Поэт, я хочу в рай! Я твоя ненасытная кошка, я твоя муза, Поэт. Хочу, чтобы страстно! Давай же страстно, сильнее, я прошу, ещё раз! Как в первый раз. А-а-а, чмок тебя всей слюной! Боже, не могу поверить, что это я! И я это сказала тебе?! А-а! Поцелуй меня в шею, и сзади. Умоляю! Ещё!

После любви, когда они лежали в постели и отдыхали, Мэри спросила:

– Как ты познакомился с первой женой? Говорили, она погибла в аварии?

– Да (с секунду помолчал), не помню, как познакомился, могу рассказать, как первый раз делал ей предложение.

– Расскажи мне, пожалуйста.

– Слушай. Я в школе был хорошистом, но безбашенным, отчаянным хулиганом и драчуном. Специально ходил драться с уличными хулиганами в парк, силу и гормоны девать было некуда. На меня все жаловались, и в полицию, и родителям, и в школу, даже в суд подавали – вообще беспредельщик полный! С рождения я был упрямый, мечтал стать кузнецом или скульптором. Делал только то, что хотел, и заставить силой меня было невозможно, только любовью и разговорами. Родители терпели – они очень любили меня. Безмерно любили! И я их любил…

Я учился в одиннадцатом классе, а Настя в восьмом, когда случилась у меня первая в жизни любовь. Настя, дочка директора школы и красавица, красиво пела в нашем ансамбле. На сцене мы играли известные кавер песни, а она пела закрыв глаза в микрофон чистым вокалом и разбивала сердца всех парней на куски. Я начал писать ей стихи, отвадил всех женихов и решил жениться на ней. А её папа – Дядя Витя – в шутку говорил всем, что отдаст свою дочь, красавицу Наську, за меня, но только за 3 миллиона рублей, чтобы ей квартиру сразу купить. И тогда я решил заработать деньги (пока дядя Витя не передумал), обойти всех знакомых и поработать у них. И пошёл к дяде Мише, пожарному инспектору. Пришёл с утра со своим топором наколоть дрова, заработать чуть денег и заодно пригласить Настю на свидание, благо они были с дядей Мишей соседями.

Дядя Миша спросил меня:

– Зачем тебе деньги?

– Хочу на Наське жениться! Люблю!

– Ага, дрова поколи. Сейчас колун принесу.

И дядя Миша задумчиво почесал затылок, но перенёс брагу со двора в сарайчик, где у него был аппарат, а бутылки с самогонкой спрятал подальше в дом от меня. После колки дров дядя Миша, добрейшей души человек, сказал мне, что ещё есть работа – за сараем бычка завалить, разделать на части, мясо отвезти в магазин и упаковать в холодильники. Или же пригласить забойщика? И он посмотрел на меня. Я смело сказал – могу сам бычка завалить! Не надо никого приглашать. Хозяин обрадовался, быстро забрал колун, выдал мне нож и кувалду и сказал, что бычок за сараем, в загоне, а сам пошёл готовить праздничный стол (он решил соседа ещё пригласить, отпраздновать это).

Я взял инструмент и свой топор, пошёл к бычку за сарай и тут увидел – передо мной лениво ходил огромный бык, неимоверных размеров бычина, в тонну весом, не меньше! Он спокойно жевал траву, и я (пушинка) его совсем не волновал. Осторожно я похлопал быка по спине и с улыбкой сказал: «Подсудимый, приведём приговор в исполнение», но бык спокойно ходил по загону и шумно ел траву. Походив с ножом вокруг быка, я попытался его остановить, но он специально поворачивался ко мне задом и отгонял хвостом. Это продолжалось долго. Тогда я придумал привязать огромного быка боком к забору и подпоить его брагой пожарника, благо, рядом был крепкий забор и брезентовый пожарный рукав. Быстро смекнув, что бык любит траву, я взял копну сена и сунул её на забор, бычина пошёл к копне, и я сразу дал ему ведро с брагой травку запить. (Брагу я взял из сарая.) Бык выпил ведро браги с большим удовольствием, рыгнул и дальше уже спокойно ел траву и стоял у забора. А я, улучшив момент, просунул пожарный шланг в щели забора, перекинул его через быка, затем под быком и обратно снизу к забору, и так три раза – вокруг головы, под грудиной и пахом быка. Надёжно, туго к забору быка привязывал! И пока бык меланхолично закусывал траву на заборе, я на всякий случай для безопасности прошёл за забор, просунул руку с ножом сквозь доски забора к быку и начал быстро резать шею ему, но бык мотал головой и жевал. Он всячески мешал смерти своей! Тогда я разозлился, взял в сарае бензопилу, завёл её и подошёл к быку. Когда тот успокоился и продолжил жевать, я просунул между досками забора бензопилу и резанул цепью горло быку. Затем, обрадованный и воодушевлённый, бросил бензопилу, схватил нож и стал ждать, когда бык упадёт. Три секунды была тишина, и вдруг – сирена пожарной машины! Это оглушительно ревел бык, а ещё зверюга мотнул своей привязанной тушей и оторвал огромную секцию от забора! Бык грозно повернулся с рогами и с оторванным забором ко мне.

«Всё! Хана мне!» – пронеслось в голове. Передо мной стоял огромный, злой, пьяный бык с красными глазами, с забором, привязанным к боку, а из его горла хлестала кровища. Как в фильме ужасов! Я со страху оторопел, но быстро очнулся и с ножом в руках что есть силы побежал от быка, а он через секунду раздумий наклонил в мою сторону рогатую голову. Я, выбежав в высокую калитку из загона во двор, быстро закрыл её на крепкий засов, отошёл в сторону и сложил молитвенно руки. На открытой терраске я увидел хозяина порезанного быка – уважаемого дядю Мишу. Я крикнул ему что-то нечленораздельное, а дядя Миша в это время готовился к празднику забоя бычка и на терраске накрыл стол на троих по этому случаю. Он поставил на стол полбутылки самогона, три стаканчика, в стаканы аккуратно налил ровно по пятьдесят грамм, а рядом на блюдечке положил три кусочка хлебушка и нежно, с любовью разложил на них дольки вкуснейшей жирной селёдочки из своей банки засолов и посыпал лучком. Любовно и гордо оглядев бутерброды и стаканы самогонки, решил, что раз праздник, то надо гулять, и с удовольствием долил стаканы ровно до отметки сто грамм, улыбнулся и закурил, пыхнул дымом, важно поднял свой стакан и, довольный, посмотрел на меня с улыбкой – к празднику он был готов и ждал хороших вестей. Дядя Миша подозрительно счастливо жмурился и улыбался на солнце: «Жизнь удалась!»

А через секунду крепкая калитка с грохотом реактивного самолёта разнеслась на большие куски и крупные щепки – бык с забором на боку пробил её, словно стекло! Взрыв получился очень мощный, щепки долетели до дяди Миши. От ужаса я бросился бежать в сторону и со страха перепрыгнул через высокий забор к соседу дяде Вите – директору школы. В это время раненный бык во дворе методично разносил все постройки вокруг на куски и свежие доски. У дяди Миши стакан выпал из рук! От страха он схватил бутылку и отчаянно, смело и долго пил из горла самогон! А бычина, словно ужаленный асфальтоукладчик, радостно крушил всё вокруг! Новый штакетник, два парника и сарайчик, две лавочки, беседка, мангал и качели, сложенные мною дрова и тележки – всё летало кругом!

В это время сосед дядя Витя (директор школы и отец моей Насти) после усердной прополки огорода решил сходить в туалет. Туалет на участке у него был эксклюзивным: большим, щитовым, с электричеством. Свет, приёмник, громкая музыка и вентилятор включались одновременно. Это чтобы не было слышно, как директор школы культурно отдыхает у себя в туалете и справляет нужду. Довольный, дядя Витя тщательно вымыл руки и зашёл в туалет, включил свет и гордо оглядел заведение (вентиляция и громкая музыка – бравурный марш из приёмника). Он снял штанишки, сел на унитаз, взял в руки свежую прессу (почитать на досуге) и начал пыжиться. Директора мучил запор. Тут я прибежал и спрятался за туалет дяди Вити. Мне хорошо было слышно музыку, но через секунду послышался жуткий топот копыт, и когда дядя Витя сильно пукнул – мгновенно произошёл взрыв! Это огромный бычина с забором уже на спине со всего маха оглушительно врезался в туалет дяди Вити, разнёс и разорвал его вдрызг, и бросился далее меня догонять. Взрыв от удара быка был такой мощный, что крыша и стены туалета разлетелись далеко в разные стороны. Испуганный дядя Витя, контуженный и весь в опилках, но с газетой в руках, бледный, как изваяние, тихо сидел на унитазе, всем открытый посреди своего огорода. Из него лилось, как из ведра, а вокруг под бравурную музыку кругами носился за мной огромный бычина с забором, копытами полол огород и крушил всё вокруг. Изумлённый Дядя Витя вцепился в спасительную газету, исходил поносом, громко икал и прятался от быка за свежей прессой на унитазе.

Со страху я снова перемахнул забор, но бык не стал бежать в старую дырку (огромный пролом), а выбил новый пролом в высоком заборе, и в этот момент секция на его спине слетела наземь, и бык, облегчённый и радостный, снова бросился меня догонять. Испуганный хозяин, дядя Миша, опять увидел быка, но теперь-то он крепко держал руками бутыль и, закрыв глаза, пил из горла – будь что будет! Я же увидел на заднем дворе спасительное бельё на верёвках и побежал туда прятаться между рядами вдоль простыней, пододеяльников и семейных трусов. Бык бодро, как на корриде, не раздумывая ни секунды, ринулся за мной на задний двор, прошил пододеяльники все поперёк, напялил на себя три чистых белых постельных комплекта и, просунув рогатую голову в прорез, снова бросился галопом за мной, огромный, белый, весь в простынях. А Дядя Миша истово допивал бутыль, вокруг царил хаос, но бутерброды были не тронуты! Хозяин сделал последний глоток, смело схватил в руки двустволку и выстрелил в быка, но не устоял и упал, и дробь полетела через забор к соседу дяде Вите. Послышался крик, но я уже выбежал на улицу и что есть силы помчался по дороге. Бык, весь в белом, метнулся за мной. Пьяный дядя Миша с ружьём, счастливый, мгновенно уснул на полу, а директор школы, подстреленный и без штанов, отчаянно бегал кругами и ругался матом.

В это время возле магазина «Минимаркет: продукты, пиво, вино» собралась небольшая весёлая толпа. Это были выходящие с покупками и пришедшие за продуктами местные жители. Стоял радостный трёп, мужики курили, бабы всех ругали, все живо обсуждали цены в «Продуктах», плутоватых продавщиц и хозяина. Бабки как раз громко начали новую тему, что скоро настанет конец света, и тогда все некрещёные и алкоголики, а также продавщицы и бляди будут наказаны. И вдруг на полуслове весёлый гул оборвался, и повисла жуткая тишина, как перед концом света. Одновременно все обернулись и увидели сцену из фильма ужаса. К магазину в страхе бежал я, баламут, и испуганно, громко кричал всем: «Спасайтесь!» За мной прямо на магазин и на всю честную компанию летело огромное и страшное, размером с бульдозер, белое ужасное Чудовище – Приведение с большими рогами. Из головы Чудища во все стороны хлестала кровища, белые одеяния тоже были в крови, они разлетались, как крылья, в разные стороны и били по бокам.

Толпа на мгновение застыла в ужасе, и вдруг, как по сигналу, все кинулись в разные стороны, а мужики – в магазин! Люди с криками, с выпученными глазами бежали по улице, а за ними, грешными, по кругу неслось в кровавых простынях рогатое, огромное, страшное Чудище! Кровожадный Бык Минотавр с белыми крыльями-простынями, словно Апокалипсис, со страшным топотом летел над землёю за грешниками, сплетниками, алкашами и блядями. Быку мешали тряпки на глазах, поэтому он бежал за всеми на звук, и я, пробежав два раза вокруг «Минимаркета», с криком влетел через окно в магазин и увидел там глаза бедных людей. Сказать, что в них застыл ужас, – это ничего не сказать! Люди затаились и смотрели все на меня, крик застрял в их горлах, всеобщий адреналин зашкаливал. Я крикнул: «Спасайтесь!» И все бросились вниз, за прилавки. Через мгновение двери магазина, как в замедленном фильме, от взрыва взлетели вверх, и огромный неуправляемый броненосец – кровавый бык Минотавр – вломился в магазин как топор гильотины и, с шумом круша мебель, прилавки, метнулся за мною в подсобку. Все продавщицы и жители посёлка отпрыгнули и затаились, они приготовились к смерти и с ужасом смотрели в сторону огромной подсобки. Там был Минотавр, он пришёл убивать! И тут началось! Землетрясение и вулканы – ничто по сравнению с боем быка и подсобки! Мешки с крупой, бутылки с вином, ядерный взрыв муки и консервов, с грохотом всё летело в разные стороны и в потолок. Я в подсобке нырнул и спрятался под стеллажи, а надо мной огромный бык танцевал тарантеллу. Шум, треск, землетрясение и вулкан одновременно! Бык наступил мне на ногу, я отчаянно кричал под завалом, и каждый человек в магазине думал, что следующий он! Через десять минут бой закончился – огромная рогатая масса в белых кровавых одеяниях от потери крови наконец-то упала, обессиленная, на пол подсобки. Вокруг были поваленные стеллажи и покорёженные холодильники, горы товара и огромная кровавая туша посередине. Наступила гробовая тишина. Я, оглушённый, в шоке вылез из-под завала, осторожно перешагнул через быка, и как был – в кровавом халате, с ножом – хромая, вышел из подсобки в зал магазина, прислонился к стене и прохрипел: «Я убил его».

И тут раздались овации!

«Спаситель!» – кричала толпа. Меня носили на руках, целовали и тискали, благодарили и наливали вина. А с улицы испуганный народ с ружьями, с вилами и топорами прибывал в магазин. И была всеобщая радость, и все кричали: «Ура!», как в День Победы, выпивали и закусывали, смеялись и плакали, обнимались и радовались. И все, даже бабки, упились от счастья, и люди давали мне деньги и бутылки вина. Праздник спасения продолжался ещё три часа, пока не приехала полиция и не вывела пьяных жителей из разгромленного магазина на улицу.

(Поэт выпил вина и продолжил рассказ):

– М-м-м, что дальше? Ах-да, ночью я проснулся в полиции и потрогал себя – живой и деньги в кармане! Только нога сильно болела. Я почувствовал огромную радость, в мечтах я уже сватался к Наське, счастливый улыбнулся и снова заснул.

Утром в отделение полиции, где меня держали и допросили, пришло много народу узнать про меня. Я всем объявил, что жив, но речи к народу не будет. Люди – свидетели, пострадавшие и прочие – заулыбались и перекрестились, и все разошлись, а полиция расслабилась. Тогда я обратился к полиции:

– Но есть официальное заявление к полиции! На меня было двадцать жалоб от народа Тарусы: от соседей, от администрации города, от школы и от магазина. А сегодня я увидел только одно заявление – от директора школы. Спрашиваю – где все мои жалобы? Чего я хорошего сделал?! Требую справедливости! Где все жалобы на меня?! Требую адвоката и репортёров!

– Пошёл вон, несовершеннолетний!

Из полиции меня выгнали прочь. Я вернулся к Дяде Мише домой и спросил про гонорар. Дядя Миша опохмелился, смутно помнил вчерашние события и спросил у меня:

– А что ты хромаешь? Что с ногой у тебя?

Я решил пошутить:

– Вчера купил новый матрас ортопедический и в сарае с дочкой директора на диване испытывал. Диван сломался, и вот я ногу отбил! Теперь хромаю. Сарай твой тоже сломался.

Дядя Миша закурил и восхитился:

– Красиво врёшь.

– Да, дочку директора школы сильно люблю.

– А где мой бычок?

– В магазин ушёл, в холодильниках упокоился, можешь проверить.

– Врёшь!

– Честно! Я сам отвёл его в магазин, а там мясник уже разделал его. Пошли, покажу.

– Завтра покажешь.

– Мне бы деньги за быка получить, за работу и за колку дров. Хочу на Насте жениться.

– Деньги? Жениться? А вот это? Что это было? (Дядя показал рукой с папироской на хаос вокруг.)

– Не знаю, вчера утром этого не было. Может, это сосед? В полиции говорят – ты его подстрелил.

– Я? Не помню. И вообще не верю тебе.

– Ты пьяный был. Правда не помнишь? Это твой бык всё вокруг покрошил.

– Врёшь! Я тебя зна-а-аю! Выпьешь со мной?

– Благодарю, дядя Миш.

Выпили по пятьдесят и закусили вчерашними бутербродами. Через минуту дядю Пожарного потянуло на модные разговоры:

– Говорят, ты в музее, в Третьяковке, бывал?

– Девять раз! И один раз в Эрмитаже. А что?

– Слушай, а вот по телевизору я слышал про модные инсталляции, что это такое?

– А это креатив! Наломал дрова красиво в музее – и вот инсталляция, главное, чтоб гениально-красиво было. Можно так же в подъезде, или на площади, или у тебя во дворе наломать, это будет инсталляция и современный дизайн. Я это люблю. Многим нравится современное искусство – большие деньги дают за него.

– Чудно!

– Да, много, Гораций, чудного на свете, вам, старикам, и не снилось.

– Да-а-а-уж, Шекссс-пир, твою мать, двадцать первый век на дворе, и всё по-другому… Тебя сосед Витя искал, не знаю, что здесь было, но он тебя сильно ищет. Сходи к нему.

– Пока не могу…

Тут через пролом в заборе пришла Наська, обняла, прилипла ко мне, поцеловала руку мою, и я сказал:

– Дядя Миша, вы в храм ходите, молитесь, так освятите наш брак!

– Вы ещё дети, вам брак не положен!

– Что же делать?

– Мы любим друг друга!

– А ты, Наська, любишь его?

– Да! Очень!

– Могу взять с вас обещание вступить в брачный союз.

– Мы согласны! (Ответили хором, взялись за руки и поцеловались.)

Дядя Миша торжественно вынес из дома Евангелие и положил на табуретку, икону Спаса держал в пьяных руках:

– Дайте обет!

Мы положили ладони на Евангелие и пообещали жениться, как только исполнится Наське восемнадцать, поцеловались и выпили водки. Дядя Миша был счастлив и торжественно объявил: «Благословляю», и мы поцеловали икону. Дядька Миша допил самогонку и хотел идти спать.

– Дядя Миша.

– Что ещё?

– В полиции говорят – сегодня телевидение приедет, делать передачу про конец света, и деньги большие готовы платить. А нам бы денег на квартиру надо ещё. Не знаешь ли, дядя, есть ещё у твоих соседей по улице бык на убой.

И Мэри засмеялась:

– А-ха-ха! О-хо-хо! А-ха-ха! Я верю – ты гений, так мне рассказал, что я реально представила тебя и быка. А что было потом?

– Нашёл я новых быков, а днём меня снова забрали в полицию, после чего я ещё выпил с Пожарным для храбрости и уже с Наськой и с деньгами пошёл к её отцу, делать предложение. Пришли, положили скудные деньги на стол и взялись за руки. Тут же я был категорически проклят! И скандал был огромный! Вдобавок мы подрались, меня выгнали, а Наську заперли в доме. Через пролом в заборе я вернулся к дяде Мише, от обиды заплакал у него на плече и впервые сильно напился. Пьяный, опять пошёл просить руки любимой у директора школы, но разбил окно и вытащил Наську из дома. И тогда понял я истину на все времена.

– Какую истину?

– Ничто на свете не помешает любви, никакие препятствия. Поженились мы, когда мне было двадцать три, а Насте девятнадцать. Вот так я «весело» первый раз просил руки и сердца у отца своей Насти.

– Она погибла?

– Да… И Настя, и родители мои… Я после на Афон улетел, а вернулся другим человеком. Так и закончилась буйная юность моя.

– Ты сейчас куда пошёл?

– В кабинете один посижу, может, чего запишу.

– А?

– Ты не трогай меня (и ушёл в кабинет).

– Извини… А я книжку перед сном почитаю – Фицджеральда. (И она открыла «Последний магнат». )

Мэри обожала перечитывать в оригиналах «Джейн Эйр», «Гордость и предубеждение», «Идиот», «Анну Каренину» и всего Фицджеральда, романы Уильяма Шекспира и Теккерея и, конечно, современных авторов женских романов.