Текст книги "Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно"

III. Образование Великого княжества Литовского

Книжная легенда о Криве-Кривейто и ее несостоятельность. Временные союзы литовских вождей в XII и начале XIII в.; старейшие князья. Возвышение Миндовга; захват владений родственников и занятие Черной Руси. Миндовг – самодержец в Литве. Заговор против него и его гибель. Борьба за великое княжение по смерти Миндовга. Утверждение великокняжеской власти на Литве. Превращение местных вождей в подручных князей и бояр. Русский элемент и русское влияние в новообразовавшемся Великом княжестве.

Во второй половине XIII в. среди разбитой на мелкие общественные союзы Литвы сформировалось крупное политическое тело – Великое княжество Литовское под властью Миндовга и его ближайших преемников. Прежде чем следить за образованием этого государства, необходимо расстаться с одним распространенным в научной литературе и учебниках заблуждением, будто бы на Литве до появления великих князей верховная власть находилась в руках главного жреца – Криве-Кривейто. Профессор Мержинский во второй части своих «Источников по литовской мифологии», вышедшей в 1896 г., доказал, что это утверждение – плод чистого недоразумения. Утверждение это, как известно, основано на известии Петра Дюсбургского, которое гласит: «Было в средине этого развратного народа [пруссов], т. е. в Надровии, место, называемое Ромов, которого название происходит от Рима, где жил некто, называемый Криве, которого почитают они за папу; ибо как господин наш папа управляет всеобщею церковью верных, так одним знаком или приказом его управлялись не только названные народы, но и летты и другие народы земли Литовской. Власть его была так велика, что если бы не только он сам или кто-нибудь из его родственников, но даже его посланный с его палкою или другим определенным знаком проходил по земле неверных, то все князья и знатные и простой народ оказывали ему величайшее почтение». Мержинский справедливо указал на то, что Петр Дюсбургский, очевидно, увлекся в этом сообщении аналогией с папою, описывая значение одного влиятельного жреца, что другие источники, более древние и современные, ни словом не упоминают о власти какого-либо верховного жреца на Литве; что самое имя «Криве» – не нарицательное, а собственное, принадлежавшее уважаемому жрецу в Надровии, не единственному, однако, как не одно было и Ромове на Литве; что, наконец, название Криве-Кривейто, невозможное в литовском языке, придумано позже немецким хронистом XVI в. Грюнау, от которого оно пошло и в польско-литовские, и позднейшие немецкие хроники. Так обстоит в настоящее время вопрос о языческом литовском папе. Теперь можно принимать за несомненное, что до Миндовга на Литве не было государственной власти, распространявшейся на всю территорию литовского племени, а были одни только волостные рикасы в Пруссии и кунигасы в Литве.

Для обороны и нападения эти волостные вожди в XII и в начале XIII в. стали соединяться в союзы. Очевидно, что походы русских князей и польских, предпринимавшиеся в XI и первой половине XII в. в глубь Литвы, не остались без влияния на ее внутренний быт, вызвали в ней тенденцию к политическому объединению. Этим объясняется и тот факт, что литовцы со второй половины XII в. перешли в наступление на Русь и Польшу. Едва ли это обстоятельство можно объяснять только внутренними неустройствами Руси и Польши: если бы к тому времени среди самих литовцев не выработалась привычка к соединению, к общему действию, едва ли бы мы слышали об их набегах на Русь и Польшу. В союзы соединялись нередко князья целого народца литовского. Таким образом, например, еще в 1106 г. соединилась вся Жемгала и победила Всеславичей полоцких, всю братию, «и дружины убили 9 тысяч». В 1211 г. при нападении Даниила Романовича и поляков «собралась вся земля ятвяжская»; на помощь к ятвягам приходили даже пруссы и борты. Но еще более крупное соединение видим мы в собственно Литве и Жмуди в 1215 г. В этом году ко вдове князя Романа Галицкого и его сыновьям присылали для заключения мира своих уполномоченных около 20 князей, между ними старейший князь Живинбуд, Довспрунк и брат его Миндовг. Десять лет спустя мы видим новое крупное соединение литовских князьков, но уже с иною целью. В 1225 г. литовская «рать велика зело, яка же не была от начала миру», опустошила области Новгородскую, Смоленскую и Полоцкую. Весьма знаменательное явление представляют из себя упоминаемые старейшие князья, которые являются во главе союзов. По-видимому, это были наиболее сильные князья, к которым примыкали более слабые. Литовские князья, по всем данным, в то время уже были неодинаковыми политическими величинами и разнились по величине своих владений. Об отце Миндовга рифмованная «Лифляндская хроника», не называя его по имени, прямо говорит, что он был сильнейшим владетелем на Литве и никто не мог с ним сравняться. Естественно поэтому, что и Миндовг, унаследовав от отца его владения, стал во главе Литовской земли.

Такое положение Миндовг занимал уже в 1236 г. Волынская летопись, рассказывая под 1236 г. о нападении литовцев на Мазовию по наущению Даниила Галицкого, говорит об этом так, как будто бы Миндовг был главою и представителем всей Литвы: «Данил же возведе на Кондрата Литву, Миндога». Рифмованная «Лифляндская хроника», описывая под 1244 г. нападение на владения Ливонского ордена 30 тыс. литовцев под начальством Миндовга, называет его могущественным королем литовским.

Возвышение Миндовга на первых порах имело значение простого старшинства, предводительства в совместных военных операциях литовских князей. Другие литовские князья на первых порах являются самостоятельными и действуют отдельно и независимо от Миндовга. Так, в 1246 г., когда Миндовг находился в мире с Романовичами волынскими, один из Рушковичей – Айшвно – вторгался в Пересопницкую волость. Даниил и Василько нагнали его около Пинска, отняли у него добычу, перебили его воинов, и сам Айшвно едва спасся бегством. В следующем году Литва под начальством князя Лингвения воевала около Мельницы и Лековни; Даниил и Василько также нагнали литовцев, отняли полон, самих перебили, а князь Лингвений бежал раненый. Все эти столкновения не нарушили мира их с Миндовгом, который был непричастен к этим нападениям, предпринимавшимся вышеупомянутыми князьями по своей воле, на свой страх и ответственность.

Но с 1248 г. наступает новый период в отношениях Миндовга к князьям. Перемену отношений прежде других почувствовали родственники Миндовга. Он коварно предложил своим племянникам Товтивилу и Едивилу вместе с дядею их по матери жмудским князем Викинтом идти воевать на Русь, к Смоленску, с тем, чтобы «што хто приемлет, собе дерьжить». Когда они отправились в поход, Миндовг захватил их волости, движимое имущество и отрядил свое войско, «хотя убити я». Рассказывая об этом, летопись говорит: «Поимана бе вся земля Литовьская и бесчисленное имение их, притрано бе богатьство их». Летопись верно оценила значение факта: с захватом владений и имущества самых могущественных князей Миндовг сделался полным господином положения на Литве, и все другие князьки должны беспрекословно подчиниться ему. К этому надо прибавить, что в то время Миндовг сумел увеличить наследство, полученное от отца на Литве, приобретениями на Руси. В переполох и сумятицу, произведенную на Руси татарами, Миндовг захватил так называемую Черную Русь, т. е. область правых притоков Немана с главным городом Новгородком. Этот Новгородок сделался обычным его местопребыванием, и из этой Черной Руси Миндовг почерпал, по-видимому, немало сил в борьбе со своими врагами.

Нам нет надобности следить за всеми перипетиями борьбы Миндовга с родственниками, которая осложнилась борьбою с соседями – галицко-волынскими князьями, поляками и ливонскими немцами, вступившимися за изгнанных родственников. Достаточно отметить только общие результаты ее. Миндовгу удалось удержать в своих руках захваченные у родственников владения на Литве и поставить твердо дело политического объединения Литвы. Беспрерывная борьба с соседями, их непрестанные вторжения в Литву, их ясно сказавшиеся намерения, пользуясь усобицею Миндовга с родственниками, разобрать Литву по частям, поработить ее и навязать ей христианскую веру в конце концов теснее сплотили Литву под властью Миндовга, поставили его «самодержьцем во всей земли Литовьской», как выражается Волынская летопись. При сильно возбужденном чувстве самосохранения власть Миндовга на Литве приобретала общее и прочное признание и под конец его княжения распространилась даже на Жмудь, именно после того, как Миндовг разорвал с немцами и освободил Жмудь от подчинения ордену, которому прежде он сам же способствовал (Миндовг, как известно, не имея возможности противостоять коалиции Романовичей, поляков и Ливонского ордена, в 1250 г. принял крещение и уступил ордену часть Жмуди). Под конец своего княжения Миндовг, по словам летописи, «нача гордети велми, и вознесеся славою и гордостью великою, и не творяше противу себе никого же». Известно, что такое поведение вызвало реакцию, и Миндовг пал в 1263 г. жертвою заговора подручных ему князей, не вынесших самовластия Миндовга. Но если пал Миндовг, то не пало его дело. Образовавшееся при нем Великое княжество Литовское настолько окрепло, что не разложилось среди междоусобий, наступивших по смерти Миндовга. Сами заговорщики, тяготившиеся самовластием Миндовга, после его смерти спешили занять созданное им положение великого князя Литвы и вступили из-за этого в борьбу между собою. Тройнат, князь жмудский, севши на месте Миндовга князем «во всей земле Литовской и в Жемойти», послал приглашение к Товтивилу Полоцкому явиться в Литву делить землю и добыток Миндовга. В действительности же он пригласил его с целью погубить и устранить от дележа, а Товтивил со своей стороны мечтал о том же по отношению к Тройнату. Кончилось тем, что Тройнат убил Товтивила, но скоро и сам был убит конюхами Миндовга. На место Тройната заступил сын Миндовга Войшелк, скинувший с себя на время монашескую рясу (он сделался ранее христианином и постригся в монахи). Видно, что дело Миндовга было прочно налажено, удовлетворяло общей потребности, находило себе общее сочувствие в Литве. Когда прибыл Войшелк, то «Литва же вся прияша и с радостью великою своего господичича». Опираясь на это сочувствие, на общее признание своего права и своей власти, Войшелк «поча вороги свои избивати, изби их бесчисленное множество, а другии разбегошася, камо кто видя». Его преемники, Шварно Данилович и Тройден, по всем признакам, занимали такое же положение, как Миндовг. Тройден (1270–1282) распоряжался силами всей Литвы, как это видно из его столкновений с ливонскими немцами, которых он не раз поражал и избивал в большом количестве; он развивал свою деятельность на всей территории собственно Литвы и Жмуди. На южном пограничье Литвы, в городах Черной Руси – Городне и Слониме – он селил бежавших к нему пруссов и бортев; на севере, в смежной с собственно Литвою и Жмудью Жемгале, он поддерживал восстание против ордена. Ятвяги были также в его распоряжении, и он посылал их в составе большой рати на поляков под начальством своего брата Сирпутия.

Итак, княжество Миндовга оказалось прочным политическим соединением. Оно пережило самого Миндовга и сделалось ядром, из которого мало-помалу выросло обширное государство. Но что сталось с мелкими волостными вождями, существовавшими на Литве до возникновения великокняжеской власти? Часть их, несомненно, была истреблена во время объединения Литвы. Но истреблены были далеко не все. Наша летопись, рассказывая о нападении на Литву в 1266 г. псковского князя Довмонта, называет по именам четырех литовских князей и глухо говорит о других литовских князьях, отправившихся за ним в погоню. Петр Дюсбургский рассказывает, что сын Тройдена Пелюза, отыскивавший отцовский стол, вторгся в 1286 г. в Литву, захватил в одном месте около семидесяти царьков (regulos), собравшихся на свадьбу, и всех их перебил с женами и детьми. Но и позже эти князьки и царьки постоянно появляются по источникам.

Какое же положение заняли они в новообразовавшемся Великом княжестве Литовском? Так как прежнее положение их, по всем признакам, было неодинаковое, то и теперь они разместились не на одинаковых ступенях общественной иерархии. Часть их так и осталась местными князьями, правившими своими волостями под рукою великого князя. Такие князья старых литовских династий являются и в позднейшее время, в XIV–XVI вв., в Гольшанах, Гедройти и на Свири. Другая часть образовала высший слой того класса, который в XIV в. получил русское название бояр. Это позднейшие паны литовские. Такой переход волостных вождей в класс бояр дает себя выследить по источникам с полною ясностью на Жмуди. В той роли народных вождей, в какой в XIII и даже в XIV в. являются жмудские царьки, или знатные люди, к концу XIV и в начале XV в. выступают уже жмудские бояре. Несомненно, что подобное же превращение сильных, знатных, благородных людей, кунигасов в бояр имело место и в собственно Литовской земле. Если так, то и значительная землевладельческая аристократия, которая впоследствии играла такую важную роль в политической жизни Великого княжества Литовского, родилась одновременно с этим государством.

И еще одна черта, отличавшая Великое княжество Литовское, сказалась в нем с момента его возникновения. Государство это с самого начала было не просто литовским, а Литовско-Русским. Мы видели, что Миндовг утвердился в так называемой Черной Руси, силами которой он, по-видимому, пользовался для распространения своей власти в Литве. Черная Русь послужила опорою и его сыну Войшелку, который после убиения отца пошел не прямо на Литву, а на Русь, «а оттоле поя с собою новгородце и пойде на Литву княжить». Даже «окаянный и немилостивый», по характеристике нашего летописца, Тройден смотрел на Черную Русь как на базис своей силы и власти и здесь именно селил бежавших к нему пруссов. В русской общественности литовские князья, по всем признакам, могли почерпать более сил и средств для установления власти, чем в общественности литовской. Русь давала в их распоряжение военный люд, привыкший находиться в определенных и постоянных служебных отношениях к князю, по военной выправке и храбрости, как свидетельствует Петр Дюсбургский, не уступавший западному рыцарству. На Руси литовские князья находили массу городского и сельского населения, связанного с князем определенными и постоянными податными и разными другими повинностями. Здесь же к услугам князя была и организованная администрация, ряд определенных должностей и званий, которыми утверждалась княжеская власть над обществом. Едва ли что-нибудь подобное было в то время на Литве. Правда, что здесь обозначилось уже социальное разделение общества, появились и зародыши государственной власти, но все это было еще пока простым фактом, не приобрело твердого юридического характера и потому было шатко и изменчиво. Поэтому Миндовг и его преемники, утверждая свою власть на Литве, естественно, стремились искать опоры на Руси и пользоваться ее политическими силами и средствами. Но отсюда уже был один шаг до перенесения на Литву тех русских порядков и установлений, на которых могла утверждаться княжеская власть и которые могли в этом отношении оформлять и закреплять данные литовской общественности. К этому надо присоединить и тот факт, что одним из преемников Миндовга был его обрусевший сын Войшелк, а другим – русский родственник, князь Шварно Данилович. Уже сам по себе этот факт не был простою случайностью, а результатом сближения литовской народности с русской. Но он, в свою очередь, должен был способствовать ассимиляции Литвы с Русью: названные князья должны были, естественно, пропагандировать и утверждать на Литве русские порядки, русские обычаи и установления. Так Великое княжество Литовское с самого возникновения своего выходило полурусским государством. Это обстоятельство облегчило ему в сильной степени дальнейшее расширение его на счет западнорусских земель.

Литература

Кроме вышеупомянутых трудов Антоновича и Дашкевича для ознакомления с начальною историей Великого княжества Литовского служат монографии:

Latkowski J. Mendog, krо́l litewski // Rоzргаwу i Sргаwоzdаniа Wydziału historyczno-filozoficznego Akademii umiejętności w Krakо́wie. Krakо́w, 1892. T. 28; Totoraitis I. Die Litauer unter dem König Mindowe bis zum Jahre 1263. Freiburg, 1905; Skirmunt K. Nаd Niemnem i Ваltykiem. Warszawa, 1909. Z. 3.