Текст книги "Психология моды. Учебное пособие"

«Дух времени[56]56
  «Дух времени» – Zeitgeist (нем.), термин используется в зарубежной литературе о моде.


[Закрыть] управляет модой» – таков главный тезис идеологических теорий моды. В теориях моды, названных условно идеологическими, анализируются отношения людей к действительности и друг к другу, социальные проблемы и конфликты, лежащие в основе появления, представления и распространения моды.

Английский философ-моралист конца XVII – начала XVIII века Энтони Эшли Купер, лорд Шефтсбери, в своем сочинении «Sensus Communis: en Essay on the Freedom of Wit and Humour», или известное русскому читателю как «Sensus Communis: Опыт о свободе острого ума и независимого расположения духа», отмечает, что «со временем люди стали считать приличным для себя переиначивать свой внешний вид, а свое умственное сложение приводить к единообразию. Таким образом, власти сделались портными, и их, когда они передавали свои полномочия новым портным, в свою очередь, наряжали так, как они заслуживали в глазах других. Однако хотя при таком чрезвычайном стечении обстоятельств все пришли к соглашению, что существует только один определенный и истинный вид платья, одна-единственная манера, к которой необходимым образом должен приспособиться весь народ, несчастье заключалось в том, что ни власти, ни костюмеры не могли решить, какая же из многообразных мод была подлинно верной… Людей со всех сторон стали преследовать за их вид и характерные черты, они должны были приноравливать свою мину к своим рубашкам в соответствии с правильной модой, в обращении находилась тысяча образцов и моделей одежды, и они менялись снова и снова, при каждом удобном случае, в соответствии с привычками и духом времени. Судите сами, разве человеческие лица могли не сделаться стесненными и скованными, а естественный облик людей – трудно узнаваемым, беспорядочным, искаженным судорогами!»[57]57
  Cooper A. A. Sensus Communis: en Essay on the Freedom of Wit and Humour. 1709.


[Закрыть]

С одной стороны, философ обращает внимание на ту деспотическую власть, которую «правильная мода» приобретает над людьми, искажая порой истинную человеческую сущность, естественный облик людей. Но, с другой стороны, Шефтсбери признавал и благотворное влияние моды, называя модными господами тех, кому природный добрый гений или сила хорошего воспитания придали чувство того, что изящно и пристойно по самой своей природе.

Модный господин

(М. В. Добужинский. Иллюстрация к статье Э. Голлербаха «Искусство силуэта». Журнал «Москва», № 7, 1922. С. 110)

Шотландский экономист, философ-этик Адам Смит считал, что мода проявляет себя в первую очередь во всех сферах, где основным является чувство вкуса. В большей мере это применимо к одежде и мебели, но также и к музыке, поэзии и архитектуре. Смит также утверждал, что мода, кроме того, влияет на мораль, хотя в данной области это влияние проявляется значительно меньше.[58]58
  Смит А. Теория нравственных чувств. М.: Республика, 1997.


[Закрыть]

Немецкий философ Иммануил Кант в своем сочинении «О вкусе, отвечающем моде» дает одно из первых определений моды: «Закон этого подражания (стремления) казаться не менее значительным, чем другие, и именно в том, причем не принимается во внимание какая-либо польза, называется модой». Противоречивость моды философ видит в подражании без пользы. Моду, по мнению Канта, можно отнести и к «рубрике тщеславия», так как в ней отсутствует внутренняя цель, и к «рубрике глупости», «так как при этом имеется некоторое принуждение – поступать в рабской зависимости исключительно от примера, который дают нам в обществе многие». И делает заключение: «Всякая мода уже по своему понятию представляет собой непостоянный образ жизни».

Английский философ и социолог Герберт Спенсер (Herbert Spencer) считал, что мода соответствует более высокой ступени развития общества. В ходе социальной эволюции мода вытесняет обычай в его функции социального контроля. Спенсер полагал, что мода по существу своему подражательна. «Подражание может возникнуть из двух глубоко различных побуждений: из желания либо выказать уважение лицу, которому подражают, либо доказать свое равенство с ним»,[59]59
  Спенсер Г. Начала социологии (обрядовые учреждения). Киев, 1880. С. 323.


[Закрыть] – утверждал ученый, подчеркивая при этом, что нельзя провести четкого разграничения между подражаниями, вызванными такими разными мотивами. И отсюда возникает возможность перехода от подражаний почтительных к подражаниям, при которых один индивид соперничает с другим. Но такого рода имитация может возникнуть только в сравнительно независимом обществе.

Мода сопутствует промышленному типу общества

(Фотография начала XX века. Из журнала «Петербург “На Невском”», 1999. Ноябрь-декабрь)

Г. Спенсер выделяет два типа общества: авторитарное (воинственное) и либеральное (промышленное). Каждому типу общества соответствует свой тип подражания. В авторитарном обществе подражали, выражая почтение лицам, находившимся у власти, причем подражали даже недостаткам правителей, чтобы «не выказывать превосходства над ними». Например, когда в 1665 году Людовику XIV сделали операцию по поводу фистулы, придворные добровольно сделали то же самое, и королевская болезнь стала модной. Причины подражания в промышленном обществе вызваны тем, что производственная деятельность способствует появлению индивидов, чье богатство не совпадает с чином, но позволяет соперничать в образе жизни с индивидами, обладающими более высоким рангом. Спенсер делает вывод: «Таким образом, мода, как отличающаяся от обряда, странно сказать, сопутствует промышленному типу в его отличие от воинственного».[60]60
  Спенсер Г. Начала социологии (обрядовые учреждения). Киев, 1880. С. 329.


[Закрыть]

По Спенсеру, мода – не только форма подражания, но и форма социального регулирования поведения людей. В этом она аналогична форме политического регулирования, представленной конституционным правительством. Подобно либеральному государству, мода выражает компромисс между социальным принуждением и личной свободой. Таким образом, Спенсер ставит на один уровень политический институт и институт моды и тем самым отмечает универсальность базовых ценностей общества, лежащих в основе как «серьезных» правительственных учреждений, так и «легкомысленной» моды. Регулирование поведения с помощью моды, по мнению Спенсера, обозначает усиление свободы в обществе, характерное для перехода от воинственной деятельности к мирной. Этот процесс в современной социологии получил название модернизации общества, глубинной основой которого является изменение ценностей.

Французский социолог, один из основателей психологического направления в западной социологии, Габриэль Тард (G. Tarde) в рамках своей концепции подражания одним из первых указал на связь между модой и характером исторической эпохи. Сущность моды, по мнению ученого, проявляется в сравнении с обычаем. И в моде, и в обычае действует закон подражания высшему. Но критерии высшего в обычае и моде различны. Подражание в силу обычая свойственно обществу, где господствует «обаяние древности». В обществах, которым свойственно подражание новому, процветает мода. Первобытный обычай является формой эксплуатации жизни общественной жизнью органической. Мода же подчиняет себе обычай и служит формой эксплуатации органической жизни жизнью общественной.

Противопоставляя эпоху моды эпохе обычая, Тард отмечает разницу в психологических установках людей, принадлежащих к этим эпохам: «В эпохи, в которые преобладает обычай, люди более привержены своей стране, нежели своему времени, они гордятся преимущественно временем прошедшим. Когда же преобладает мода, люди более склонны гордиться своею эпохою, нежели своей страной».[61]61
  Тард Г. Законы подражания. СПб.: Типография и Литография С. Ф. Яздовского и К., 1892. С. 244.


[Закрыть] Ученый не ограничивается анализом моды как отражением общественной идеологии и углубляется в анализ влияния моды на различные сферы общественной жизни.

Г. Тард выдвигает гипотезу об обратимости моды на примере французского костюма XVIII–XIX веков и приходит к выводу о невозможности такой метаморфозы, во всяком случае, с мужским костюмом: «Она невозможна, потому что события, взгляды и нравы, внешним проявлением которых до известной степени служит костюм, представляют со времени Людовика XIV известную логическую связь, не допускающую, как и законы подражания, чтобы их мелодия была, так сказать, сыграна в обратном направлении».[62]62
  Там же. С. 364.


[Закрыть] Что касается женской моды, то ученый не столь категоричен и допускает развитие в обратном направлении, совершенно независимо от порядка, в котором развивались идеи и нравы, объясняя это явление «незначительным участием женщин в политической и умственной жизни, их всюду и всегда преобладающим желанием нравиться физически и, несмотря на их пристрастие к переменам, основною неподвижностью их природы».[63]63
  Тард Г. Законы подражания. СПб.: Типография и Литография С. Ф. Яздовского и К., 1892. С. 244.


[Закрыть] С Тардом трудно согласиться, потому что идея модных изменений должна зародиться в сознании человека. Сознание есть продукт общественного бытия человека, которое, как известно, не может быть сведено лишь к взаимоотношению полов. Практически в любом исследовании предписаний, какой быть женской моде, подчеркивается: «В каждой стране во все исторические периоды сознание женщины сильно зависело от моральной атмосферы и времени и сознательно или бессознательно формулировало историческую запись в виде платья».[64]64
  Bell Q. On Human Finery. The Classic Study of Fashion Through the Ages. London, 1992. P. 99.


[Закрыть]

Футболка как историческая запись периода индустриализации в СССР

(А. Н. Самохвалов (1894–1971). Девушка в футболке. 1932. Санкт-Петербург. Государственный Русский музей)

Смещение акцента на сознание женщины еще больше сбивает с толку любого серьезного исследователя. Сразу возникают вопросы о причинах пренебрежения сознанием мужчин, о степени влияния знаменитых мужчин и женщин на формирование моральной атмосферы эпохи. Определяло ли сознание мужчины или женщины непрерывно изменяющийся курс истории, например начала XIX века, который эхом отзывался на языке нижних юбок? Действительно ли сознание мужчин становилось настолько скучным и безразличным, насколько об этом можно судить по практически не изменяющимся жилетам и цилиндрам? Если бы были найдены ответы на эти вопросы, то можно было бы объяснить, почему ученые характеризуют сознание женщины как сильно зависимое от моральной атмосферы времени, в котором она живет?

Основными социальными процессами Тард считал «изобретение» и «подражание», к которым впоследствии добавил «оппозицию» (социальный конфликт). Подражанию, существующему в форме обычаев и моды, ученый отводил центральную роль. Благодаря ему возникают групповые и общественные ценности и нормы, а индивиды, усваивая их, социализируются, то есть получают возможность приспособиться к условиям общественной жизни. Наиболее характерно, по Тарду, подражание «низших» социальных слоев «высшим». «Действительно, люди больше всего готовы подражать тем личностям и целым общественным классам, которым они наиболее охотно повинуются. Массы всегда обнаруживают склонность копировать королей, двор, высшие классы, поскольку они признают их господство».[65]65
  Тард Г. Законы подражания. СПб.: Типография и Литография С. Ф. Яздовского и К., 1892. С. 204.


[Закрыть] Тард видел моду как результат действия «верховного закона подражания», стремящегося к бесконечному распространению: «…когда данный народ ослепляет других своим блеском, последние начинают ему подражать. Это-то распространение подражания за пределы данной национальности, которое я назвал модою, составляет, в сущности, не что иное, как перенесение закона, управляющего сословными отношениями, в область международную».[66]66
  Там же. С. 349.


[Закрыть]

Подражание «низших» социальных слоев «высшим»

(П. де Хох. Хозяйка и служанка. Около 1660. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж)

Данное Тардом объяснение роли и механизмов развития моды в обществе долгое время считалось классическим. При этом часто забывали, что Тард полагал возможным развитие моды в современном ему типе общества. И, придерживаясь мнения о том, что обычай и мода попеременно сменяют друг друга, предсказывал скорое возвращение традиционных форм общественного устройства. Но по сей день это предсказание звучит как утопия. По мнению современных аналитиков,[67]67
  Ятина Л. И. Мода как фактор формирования стиля жизни: Автореф. дис. … канд. социол. наук. СПб.: ГТ КТБ, 2001.


[Закрыть] подражание высшему классу ныне не только не приобрело силу обычая, но и перестало быть исчерпывающим объяснением сущности моды.

Идеи Спенсера и Тарда нашли отклик у их современников и послужили толчком к исследованию психологических детерминант социального поведения индивидов. Н. В. Рейнгардт в работе «Социальное и экономическое значение моды» (1889) анализирует влияние на моду двух психологических факторов – духа нововведения (стремления к обновлению) и наклонности к подражанию. Стремление к обновлению, по мнению Рейнгардта, проявляется в немногих личностях, людях инициативных, героях, и только потом толпа воспринимает новое в силу подражания.[68]68
  См.: Рейнгардт Н. В. Социальное и экономическое значение моды. Казань: Типография Губернского правления, 1889.


[Закрыть] Вероятно, автор имел в виду стильность мадам Рекамье и костюмы из бархата и шелка Наполеона, мягкую фетровую шляпу Гарибальди и одежду революционеров, окрашенную в национальные или символические цвета, а также готовое платье от Ворта[69]69
  Чарлз Фредерик Ворт, основатель моды «от кутюр», в 1860 году признан некоронованным королем парижской моды.


[Закрыть] – символы эпохи, определившие желания многих людей.

Отмечая деспотичность и капризность современной моды, Рейнгардт указывал на классовую природу этих характеристик. Для низших социальных слоев мода превращается в деспота. Он пишет по этому поводу: «…Мода, внося перемену в костюм, во внешность человека и его обстановки, производила и производит вместе с тем ужасное бедствие среди честного, трудящегося люда, в особенности тогда, когда она быстро меняется. Таким образом, можно решительно утверждать, что мода в новейшее время является могучим и страшным деспотом».[70]70
  Рейнгардт Н. В. Социальное и экономическое значение моды. Казань: Типография Губернского правления, 1889. С. 29.


[Закрыть] А капризность моды автор связывает главным образом с высшим классом, «исчезновением идеалов в современном так называемом интеллигентном обществе, отсутствием серьезных, возвышенных целей, ослаблением веры и полном отсутствии энтузиазма, последствием чего является падение личности, даже вырождение человеческой природы, что в особенности заметно на высших классах».[71]71
  Там же. С. 30.


[Закрыть]

Немецкий философ-идеалист и социолог Георг Зиммель (Georg Simmel) в научной статье «Психология моды» (1901) изложил свой взгляд на проблему.[72]72
  См.: Зиммель Г. Психология моды // Научное обозрение. 1901. № 5.


[Закрыть] Функционирование моды он связывал с необходимостью удовлетворения двойственной потребности человека – быть похожим на других и одновременно отличаться.

Автор утверждал, что мода существует в обществах с классовой структурой и не существует в обществах с жестким разделением на сословия. Научный интерес представляет и объяснение ученым механизма распространения и смены модных образцов. Высшие классы стремятся посредством внешних, хорошо различимых признаков продемонстрировать свое отличие от низших. Представители низших слоев хотят получить или хотя бы обозначить более высокий статус, для чего имитируют эти признаки. Высшие классы вновь вводят отличительные знаки, чтобы удовлетворить свое желание выделиться. Новые знаки также заимствуются стоящими на социальной лестнице ниже. Таким образом, процесс, управляемый двойственной потребностью, может продолжаться до бесконечности. Впоследствии данный механизм распространения модных образцов получил название эффекта «просачивания».

Княгиня Юсупова – одна из клиенток Ч. Ворта

(Ф. Фламенг (1856–1923). Портрет княгини З. Н. Юсуповой. 1894. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж)

Несмотря на различия в представленных концепциях, сущность моды в них сводится к подражанию. Это вполне объяснимо, так как доступные авторам исторические и современные факты указывали на преобладающую роль высшего класса – аристократии – в формировании культурных стандартов общества. С тех пор в социальной структуре общества произошли существенные изменения. Аристократия утратила монополию на престиж, а индустрия одежды потеснила значимые для индивидов группы в их роли законодателей моды. Потребовался иной, чем концепция подражания, подход к изучению моды.

Американский социолог и социальный психолог Герберт Блумер (Herbert Blumer) был одним из первых критиков объяснения развития моды, исходившего из классовой дифференциации. В работе «Коллективное поведение»[73]73
  Blumer H. Collective Behavior. Chapt. XIX–XXII / New Outline of the Principles of Sociology. N. Y., 1951. P. 167–221.


[Закрыть] ученый изложил свою концепцию моды. Социальная значимость феномена моды к этому времени была очевидной, и, как бы вопреки всему предыдущему, Блумер пишет, что модное движение является важной формой коллективного поведения. При этом автор концепции замечает, что «образцы модного поведения не зависят от каких-либо специальных моральных или социальных установок. Мода в такой же мере свободна, как и идеология».[74]74
  Blumer G. Mode. N. Y., 1968. P. 299.


[Закрыть]

Аристократия утратила монополию на престиж

(П. А. Федотов (1815–1852). Завтрак аристократа. Москва. Государственная Третьяковская галерея)

Модные движения продуцируют определенные субъективные ориентации в форме общих вкусов и склонностей. В условиях социальных перемен мода служит для определения и фиксирования разнообразных вкусов и предрасположенностей, для отбора из них социально полезных. Другими словами, социальная функция моды заключается в обеспечении упорядоченного, но не принудительного развития социокультурных норм. Появление в массовом обществе новых лидеров моды – молодежи, идолов массовой культуры – позволяет Блумеру сделать следующий вывод о роли элиты в функционировании моды: «Не престиж элиты делает дизайн модным, но, наоборот, пригодность или потенциальная модность дизайна дает возможность престижу элиты присоединиться к нему. Дизайн должен соответствовать направлению зарождающегося вкуса публики – потребителя моды. Престиж элиты воздействует на это направление, но не управляет им».[75]75
  Blumer H. Fashion: From Class Differentiation to Collective Selection // The Sociological Quarterly. 1969. Vol. 10. № 3.P. 280.


[Закрыть]

Общественная природа моды, ее зависимость от коллективно сформулированных настроений, норм и ценностей – традиционная проблематика российских философов и социологов. Среди наиболее цитируемых авторов следует отметить А. Б. Гофмана, Л. В. Петрова и М. Н. Топалова.

Молодежь – новый лидер моды

(Мода 60-х годов XX века. Из журнала Deutschland, 2004. № 5)

Л. В. Петров был одним из первых советских авторов, который опубликовал отдельный труд, посвященный моде как общественному явлению (1974).[76]76
  См.: Петров Л. В. Мода как общественное явление. Л.: Знание, 1974.


[Закрыть] По мнению Петрова, мода есть особый способ, образ, мера обработки социальной информации. Источником социальной информации является внешний облик индивида. Л. В. Петров пишет: «В определенном оформлении внешнего облика индивида заключена целая иерархия знаковых систем, которые отражают: 1) социальную дифференциацию; 2) половую; 3) возрастно-групповую; 4) эротические характеристики; 5) характерологические особенности; 6) престижно-статусные и ролевые моменты».[77]77
  Там же. С. 23.


[Закрыть]

Знак – ключевое понятие и теории моды А. Б. Гофмана (1994). Ученый понимает моду как форму и как механизм социальной регуляции и саморегуляции человеческого поведения: индивидуального, группового и массового.[78]78
  Гофман А. Б. Мода и люди: Новая теория моды и модного поведения. М., 2000. С. 10.


[Закрыть] В качестве основного компонента регуляции поведения Гофман принимает ценностное начало, которое исследует в рамках семиотического подхода. Выделяются два уровня ценностей моды: атрибутивный («внутренний») и денотативный («внешний»). В качестве атрибутивных, неизменных, ценностей моды называются: современность, универсальность, демонстративность и игра. Денотативные ценности многообразны, представлены социально-групповыми и личными ценностями и имеют ситуативный характер. Таким образом, вторые есть не что иное, как интерпретация первых.

Социолог М. Н. Топалов анализирует социальные аспекты моды в контексте развития цивилизации и выделяет, соответственно, несколько функций моды: взаимозащитную, детерминирующую, функционального использования, профессиональную и функцию престижа.[79]79
  См.: Топалов М. Н. Социальные аспекты моды: мода и цивилизация: Информ. м-лы. М.: ИСАН, 1991.


[Закрыть]

Образец моды времен юности императрицы Евгении

(Ф.-К. Винтерхальтер (1805–1873). Императрица Евгения с фрейлинами. 1855. Франция. Компьень Национальный музей)

Идею идеологической обусловленности моды в некоторой степени трудно принять или отвергнуть. Она представляется более объективной, чем другие, так как находятся вполне серьезные аргументы, которые весомее формулировок некоторых авторов, например английского искусствоведа Джеймса Лавера (James Laver): «…Мода – только отражение манер времени. Любой серьезный исследователь истории костюма должен признать, что это так; в противном случае он возвращается к давно опровергнутой идее о том, что изменения в моде совершенно произвольны, или, в равной степени, к непоследовательному представлению о том, что такие изменения являются результатом тайного сговора полдюжины ведущих дизайнеров в Париже… Экскурс в историю костюма дает нам ясное представление о том, что платье любого периода точно соответствует социальному климату времени и в самом деле имеет скрытые связи с такими вещами, как предметы интерьера, и даже с архитектурой. Невозможно представить Людовика XIV в цилиндре и сюртуке Наполеона III; невозможно представить императрицу Евгению в укороченной юбке 20-х годов. Примеров может быть бесконечно много».[80]80
  Laver J. Taste and Fashion. London, 1948. P. 272.


[Закрыть]

Многое из того, что приводит Дж. Лавер, можно считать неоспоримым. В западной культуре мода сама по себе составляет важную часть истории. Подобные же тенденции проявляются в последнее время и в истории некоторых наиболее развитых восточных стран. Для тех, кто представляет историю на языке образов, это должно казаться естественным. Но зачастую исторические представления создают стереотипы, которые могут привести к ошибке. В своей книге К. Белл приводит следующий пример: «Когда люди вспоминают об императрице Франции Евгении,[81]81
  Речь идет о супруге Наполеона III Бонапарта (правил с 1851 по 1870 год).


[Закрыть] то, как правило, представляют ее такой, какой она изображена Винтерхальтером (F.-X. Winterhalter):[82]82
  Франц-Ксавер Винтерхальтер (1805–1873), немецкий портретист XIX века.


[Закрыть] с обнаженными плечами, возникающими из “морской пучины” кринолина. Но они забывают о том, что это платье – лишь один образец моды ее юности и что в действительности она жила до 1920 года и, следовательно, имела великое множество других нарядов».[83]83
  Bell Q. On Human Finery. The Classic Study of Fashion Through the Ages. London, 1992. P. 100.


[Закрыть]

Реальная опасность подобного создания образа состоит в том, что он предполагает причинную зависимость, которой в действительности может не существовать. Готовность ассоциировать Людовика XIV с париками и туфлями на высоких каблуках вовсе не означает, что между ними существует причинно-следственная связь. Но демонстрируют ли они социальный климат времени? И что имеется в виду под социальным климатом?

Анализ новейшей истории позволяет утверждать, что социальные условия (войны или инфляция) не всегда точно отражены в истории костюма. Поэтому возникает новый вопрос: проявляется ли подобная проблема в тех случаях, когда речь идет о глобальных изменениях социального климата, которые сами зачастую определяют характер войн и других социальных пертурбаций?

Религиозные взгляды, национальные и этнические интересы рассматриваются в качестве главных движущих сил изменения социального климата общества. Теоретики моды с готовностью принимают их за факторы прямого влияния на историю костюма и изменения в моде, отправляясь искать сильные аргументы.

Казалось бы, детальное изучение истории европейского костюма XVI века – времени, когда христианство было потеснено другими религиозными течениями, – должно дать результат, но до сих пор ученым не удалось обнаружить в одежде какой-либо явный след разгоревшегося религиозного конфликта. Вполне возможно, что в то время наблюдалось определенное равновесие в моде Эдинбурга и Женевы, какого не было во Флоренции или Венеции.

Обнаружен факт использования, но не влияния, религиозного символа. В ночь святого Варфоломея католики стали использовать в своей одежде крестообразный знак с тем, чтобы отличать своих от иноверцев. Впоследствии этот знак станет модным декором одежды.

(Фото автора книги. Болгария. Пловдив. Антикварная лавка. 2006)

(Фото автора книги. Болгария. Пампорово. 2007)

За период османского владычества болгарский национальный костюм не только не утратил своего великолепия, но и приобрел новые привлекательные детали

Почти через полвека протестантская Англия и кальвинистская Голландия во время ведения отчаянной борьбы против Испании старательно имитировали испанские моды. Несмотря на заметную разницу в костюмах «кавалеров»[84]84
  «Кавалеры» (англ. cavaliers) – в период Английской буржуазной революции XVII века бранная кличка роялистов, распространенная среди сторонников парламента.


[Закрыть] и «круглоголовых»,[85]85
  «Круглоголовые» (англ. roundheads) – кличка, которой в период Английской буржуазной революции XVII века приверженцы короля презрительно называли сторонников парламента.


[Закрыть] беспощадные войны и гонения, которые в XVII столетии вели христиане против христиан, эти события незначительно отразились в модах того времени.

Современные сикхи, мусульмане и квакеры открыто демонстрируют свои религиозные взгляды посредством одежды и, более того, создают современную моду, которая соответствует их религиозным взглядам.

В России православная церковь имеет свое отношение к моде, которое отец Сергий (Николаев) выразил так: «Одеваться благочестиво не значит одеваться некрасиво или смешно. Вполне можно совместить и моду, и возраст, и благочестие, и вкус. Дело в нашем отношении к предмету».[86]86
  Почему существует мода? М.: Центр Благо, 2001. С. 126.


[Закрыть] Другими словами, отдавая должное потребностям тела, христиане должны проявить здесь, как и везде, благоразумие, практичность, нравственность.

Костюм квакера и современная мода

(http://www.elle.ru/)

Весьма широко распространено мнение о том, что в тех странах, где религия и национальные традиции оказали прямое влияние на костюм, последний стабилизировался, и там нет моды, существует лишь униформа (например, китайский костюм 60–80 годов XX века). Вероятно, это действительно так, потому что в костюме отражены идеи, лежащие вне истории, трансцендентные по своей природе, относящиеся скорее к вечности или тем аспектам национального характера, которые неизменны, эти факторы и могут противостоять моде.

Мода XXI века в большей степени интернациональна. Так может казаться вследствие всеобщего противостояния национализму, всеобщего отрицания идей национального превосходства и национальной исключительности.

Начиная с XIX века и по настоящее время все реже можно обнаружить исторические примеры, которые подтверждали бы гипотезу отражения в костюме социального климата эпохи. В целом ситуация такова, что почти каждый исследователь модных тенденций подвергается соблазну подчеркнуть некоторые негативные связи между национализмом и модой.

За последние триста лет национализм и этноцентризм, инспирированные войнами и гонениями (которые создавали и разрушали нации и этносы), стали серьезными политическими, социальными и эстетическими силами в мире. В начале XIX века каждая европейская нация имела свой национальный костюм, но к концу века эти одежды стали постепенно исчезать из повседневного употребления; национальные костюмы постепенно становились атрибутами нации, теми вещами, которые хранят для национальных праздников, туристских слетов и создания рекламных плакатов.

Например, в течение первой половины XIX столетия ирландцы носили высокие объемные шапки, короткие жакеты и бриджи до колена. К концу века эти вещи настолько сложно было обнаружить, что они казались изобретением политических карикатуристов и реквизитом постановок мюзик-холла. Тем не менее Георг Мур (Georg Moore), исследователь ирландского национального костюма, считает, что бриджи были повседневной одеждой ирландских крестьян в графстве Мейо (County Mayo) во времена его юности, то есть в 60-х годах XIX века. Ирландия отказалась от бриджей во времена парнелизма,[87]87
  Чарльз Парнель (1846–1891) – ирландский общественный и парламентский деятель. – Примеч. ред.


[Закрыть] Земельной Лиги и возрождения кельтов.

Подобные тенденции наблюдаются сегодня в тех странах Африки и Азии, где заметно влияние Европы и Америки. Все попытки сохранить национальную одежду вызывают протест у молодежи этих стран. Молодые люди с энтузиазмом меняют национальный костюм на гражданскую одежду или военную форму европейского образца.

Странности и аномалии, которые обнаружили себя при изучении связей между модой и социальным климатом эпохи, не заставляют принять их существование в целом, а обязывают признать невозможность установления данных связей механически. «Здесь мы имеем дело не с простым флюгером, который поворачивается механически соответственно всем духовным веяниям человечества, а с тайной, мистической силой. Она избирает пустой сосуд, чтобы наполнить его собой, и у нее нет необходимости отвечать немедленно на какие-либо стимулы, но она действует только тогда и только там, где это желательно»,[88]88
  Bell Q. On Human Finery. The Classic Study of Fashion Through the Ages. London, 1992. P. 102.


[Закрыть] – заключает К. Белл.

С одной стороны, если принять эти посылки и позволить так называемому Духу времени властвовать там, где можно быть необъективным, то в этом случае аргументы превращаются в тавтологию: мода такова, потому что таков Дух времени, потому что так считает Дух времени. Тогда неслучайным кажется появление идеологической теории, основой для которой служат не факты, а некие сверхъестественные предположения.

Европейская мода на улицах Сеула. Южная Корея

(Из журнала «Корея в иллюстрациях». 1999. Осень)

Если же, с другой стороны, попытаться обнаружить нечто рациональное в социокультурной теории моды или попытаться провести связующую нить между этическими, религиозными, политическими и эстетическими взглядами людей и одеждой, которую они носят или носили, то недолго зайти в тупик. Каждый раз неизбежно будет напрашиваться вывод о том, что мода существует сама по себе, имеет ясно определенную тенденцию и не ограничена никакими идеологическими или культурными барьерами. Мода перестает быть признаком светскости государства и все больше определяется особенностями общественной динамики.