Текст книги "Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом"

– Мне кажется, что Джейсон не справился с трудностями гастролей и не смирился с тем, что пришлось долгое время находиться взаперти вместе с нами, – говорит Крист. – И мне кажется, что он был недоволен нашей группой, потому что ему хотелось, чтобы мы были больше похожи на рок, а мы были в большей степени панком.

– Мы выдвинулись в сторону Нью-Йорка, и именно тогда Джейсон затих, – продолжает Крист. – Он даже не разговаривал с нами. Когда мы впервые встретились с Антоном Бруксом, нашим пиарщиком в Великобритании, он спросил: «Кто такой этот Джейсон? Почему он такой тихий?» Ребята из Mudhoney в Нью-Йорке спрашивали: «Почему этот Джейсон такой тихий?» Мы играли шоу в клубе Maxwells в соседнем Хобокене, штат Нью-Джерси. Это был хороший концерт. А Джейсон так и продолжал молчать. Мы провели в Нью-Йорке около четырех дней. Семинар новой музыки. Мы смотрели выступления Sonic Youth, Mudhoney и Laughing Hyenas в «Ритце». А Джейсон пошел на спид-метал-группу Prong в CBGB’s. Понимаете, о чем я? Это уже говорило о многом.

– Именно тогда мы с Чэдом и Куртом по-настоящему сблизились, – продолжает Крист. – Вместе обедали, все втроем, и платили за обед общими деньгами группы. Без Джейсона. Он не хотел с нами общаться.

Они остановились на несколько дней в квартире Джанет Биллиг, помощницы из Caroline Records, которая знала Пэвитта и Поунмана и так же, как и Лори Барберо из Babes in Toyland в Миннеаполисе, сделала свою квартиру перевалочным пунктом для нуждающихся групп, проезжающих через ее город. Однажды вечером Крист и Курт пошли на улицу и купили немного кокаина. Они вдвоем выпили и употребили по дозе кокаина с сиденья унитаза Биллиг. И решили, что поедут домой, а Джейсон покидает группу.

– Мы были счастливы, – говорит Крист. – Это было неким облегчением для нас.

– Мы подходили к нему и спрашивали: «Джейсон, что случилось? У тебя какие-то проблемы?» А он отвечал: «Нет, нет. Ничего. Я с этим покончил». А мы такие: «С чем? В чем дело?»

Курт не стал спорить с Джейсоном по этому поводу.

– Он никогда не показывал своих эмоций, – говорит Чэд. – Джейсон держал все внутри, и в конце концов говорил: «Чувак, я больше не могу этого терпеть». Наконец выяснилось, что же происходит с Джейсоном, ведь нам всем было интересно, что с ним, но Курт молчал об этом. А потом ни с того ни с сего сказал: «Парни, я больше так не могу». Это было что-то типа: «Ого, Курт собирается что-то сказать!» Я думаю, что это все из-за того, что он боится говорить с людьми, не хочет кидать их, не хочет быть одним из тех, кто скажет: «Ничего не вышло, и тебе нужно уйти из группы». Он терпеть не может такого рода конфронтации и не хочет быть палачом или подлецом.

– Я всегда был кем-то второстепенным, – говорит Джейсон. – Я не помню, чтобы в этой группе меня когда-либо просили написать песни, поэтому я и ушел.

Курт допускает, что также Джейсон мог быть настроен против «изменчивой личности» Курта, подпитываемой алкоголем. Курт считает, что Джейсон ошибочно принял металлические нотки Bleach за истинное направление группы, а не за компромисс, чем это и было на самом деле. Даже Джейсон признает, что предпочитал тяжелые песни вроде Paper Cuts, Sifting и Big Long Now более мелодичному материалу, который создавал Курт. Джейсон никогда не боялся заявить о том, что ему нравится метал.

– Для Курта и Криста это было настоящей занозой в заднице, потому что это было вовсе не круто, – говорит Джейсон. – Но если у группы есть классные песни и классные гитарные риффы, то я ее слушаю.

Джейсон, который к тому же еще и писал песни, хотел вносить больший вклад в их музыку.

– То, что я хотел делать, видимо, было недостаточно простым, и мои идеи были полностью противоположны идеям Курта, – говорит Джейсон. – Видимой музыкальной разницы не было – возможно, это просто было желание все контролировать. В принципе, можно было заменить кого угодно, кроме Курта или Криста, – продолжает Джейсон. – В конце концов, Курт мог бы встать перед любым басистом и барабанщиком и играть свои песни, и звучание не особо отличалось бы.

Они резко отменили оставшиеся семь концертов из своего тура – в основном на Среднем Западе – и целых пятьдесят часов ехали домой в Вашингтон, останавливаясь только чтобы заправиться, съесть пончик или же сходить в туалет. За все это время никто не произнес ни слова, и даже не обмолвился об уходе Джейсона. Сам Джейсон утверждает, что это было его решением.

– Нет, мы не были готовы сказать ему это в лицо, – говорит Крист. – Мы не хотели никого обидеть, и это только усугубляло проблему. Сейчас у нас это получается гораздо лучше, более прямолинейно, и более осознанно, чем тогда.

– Если бы я был в составе группы на тот момент, когда они уже прославились, то скорее всего, взял бы свои деньги и сказал: «До встречи!», – говорит Джейсон. – Я бы сделал все, что хотел. Просто сбежал и делал все, что захочу. Я думаю, что с творческой точки зрения это решение для меня было абсолютно правильным, – говорит Джейсон о своем уходе из группы. – С экономической, возможно, что и нет.

Через две недели Джейсону позвонил Крис Корнелл из Soundgarden и позвал его играть с ними в группе на басу. Он продержался там несколько месяцев, прежде чем его заменил Бен Шепард, и теперь Джейсон играет на гитаре в Mindfunk[65]65
  Mind Funk – американская рок-группа, состоящая из участников Chemical Waste и нескольких других групп. Группа первоначально была известна как «Mind Fuck», но была вынуждена изменить своё название лейблом Epic Records.


[Закрыть], группе на Megaforce Records. Он говорит, что у него нет никаких обид касательно своего ухода из Nirvana.

– Каждая группа – это странная, извращенная семья, – говорит Джейсон. – Я думаю, что был дважды изгнан умственно отсталым пасынком.

Группа так и не вернула Джейсону шестьсот долларов, которые он одолжил им на запись Bleach.

– Это моральный ущерб, – заявляет Курт.

Курт был одержим великим Ледбелли, чернокожим народным трубадуром тридцатых и сороковых годов, чье прочное музыкальное наследие включает в себя Rock Island Line, Midnight Special и Good Night, Irene. Курт заинтересовался Ледбелли после прочтения статьи Уильяма Берроуза, в которой говорилось что-то вроде: «К черту современный рок-н-ролл. Если вы хотите услышать настоящую страсть, слушайте Ледбелли». У соседа Курта, Слима Муна, была пластинка Ледбелли Last Sessions, и он поставил ее для Курта. Курт был в восторге. Вскоре он начал скупать все пластинки Ледбелли, какие только мог найти.

– Это так сыро и так искренне, – говорит он. – Это действительно священно для меня. Ледбелли – одна из самых важных вещей в моей жизни. Я просто одержим им.

Курт купил все пластинки Ледбелли, которые только смог найти, научился играть его музыку и даже украсил все стены квартиры его картинами. Нетрудно догадаться, почему Курта так влекло к блюзу – экзорцизму психической боли, но также легко понять, почему больше всего его привлекал сам Ледбелли, чья работа выходила за все рамки, элегантный композитор, создавший крепкую, но мелодичную музыку, сочетавшую несколько различных жанров, чья страстная музыка много рассказывала о человеческом опыте. Из Ледбелли и блюза Курт почерпнул идею использовать узнаваемые образы для создания оригинального, почти мистического видения.

Курт подружился с Марком Ланеганом, чья группа Screaming Trees часто выступала в Олимпии. В августе 1989 года Курт и Ланеган решили поработать вместе над некоторыми песнями для сольного альбома Ланегана.

К сожалению, Курту не особо удавалось писать совместно с кем-то – он все время беспокоился, что придумает что-то, что в итоге захочет использовать для Nirvana, поэтому они решили записать несколько песен Ледбелли с Кристом на басу и Марком Пикерелем из Screaming Trees на барабанах.

Группа записала всего две песни Ледбелли – Where Did you Sleep Last Night? вошла в великолепный сольный альбом Ланегана The Winding Sheet. Курт спел песню Ледбелли Ain’t It a Shame. Обе песни должны были быть изданы на студии, но этого не случилось, и Ain’t It a Shame так и не вышла в свет. Джонатан Поунман называет ее «одним из лучших вокальных исполнений Курта».

Позже четверка превратилась в неформальную блюзовую группу. Пикерель хотел назвать ее Jury, а Курт – Lithium. У Поунмана были большие планы на альбом, но по каким-то причинам до записи дело так и не дошло. Курт сосредоточился на гитаре, оставив Ланегану большую часть вокальных партий.

Дилан Карлсон вспоминает, что их лучшей песней была Grey Goose, которую они исполнили в тяжелом, грубом блюзовом стиле.

– Это было почти как наблюдать за тем, как одна из великих английских блюз-рок-групп встает на ноги, – говорит Карлсон. – Это было просто невероятно.

Курт говорит, что хотел бы как-нибудь еще поиграть в блюзовой группе.

Тем летом Nirvana отрепетировала и отыграла несколько концертов в Сиэтле, потихоньку набирая популярность – исключительно благодаря слухам, поскольку Sub Pop уже давно перестал напрямую продвигать альбом. Они регулярно распродавались в Vogue, и в конце сентября отправились в двухнедельный тур по Среднему Западу, чтобы наверстать упущенные концерты за то время, когда они преждевременно вернулись домой с Джейсоном. С ними поехал помощник Бен Шепард, который вместе с Чэдом играл в парочке групп (Mind Circus и Tick Dolly Row).

Nirvana подумывали о том, чтобы взять Шепарда в состав группы, но, как только разнесся слух о том, что они подумывают взять второго гистариста, члены Screaming Trees, TAD и Mudhoney настойчиво порекомендовали им остаться втроем – еще один гитарист будет попросту засорять звук.

– Я до сих пор сожалею об этом, потому что мне очень нравится этот парень – он бы определенно был хорошим дополнением к нашей группе, – говорит Курт о Шеперде. – Временами он был немного сумасшедшим, но это нормально – я бы предпочел его какому-нибудь угрюмому металлисту.

Вскоре Шепард заменил Джейсона в Soundgarden.

Чем больше город, тем больше толпа зрителей. Самое лучшее шоу было в Blind Pig в Энн-Арборе, штат Мичиган.

– Все были в полном восторге, – говорит Чэд. – Они бесновались, и это было круто.

Группа по-прежнему очень любит играть в этом месте. В Энн-Арборе они взяли интервью у комика Бобкэта Голдтуэйта на местном радиошоу. Курту достаточно было просто упомянуть Сильвестра Сталлоне, как Голдтуэйт пускался в полуторачасовой монолог о том, почему человек, игравший Рэмбо, бежал в Швейцарию, чтобы избежать призыва на Вьетнамскую войну.

В Миннеаполисе, в самом начале тура, Курт потерял сознание от боли в животе. Крист испугался.

– Его желудок – Боже, Курту уже нечем было блевать, а его все равно рвало, – говорит он. – Как же сильно у него болел живот. Курта отвезли в больницу, но там ему не смогли ничем помочь.

Сразу после возвращения с гастролей Крист и Шелли решили пожениться, и группа начала готовиться к записи материала для нового альбома.

Глава VI
Эти парни станут круче, чем The Beatles!

Группа записала свой мини-альбом Blew в конце лета 1989 года в довольно неплохой студии Music Source на Капитолийском холме Сиэтла, двадцатичетырехтрековой студии, которая специализировалась на рекламных джинглах и саундтреках к фильмам. Продюсером был Стив Фиск. Несмотря на довольно гнусные воспоминаня о концерте в Элленсбурге, Фиск изменил свое мнение о Nirvana после того, как Брюс Пэвитт прислал ему экземпляр Bleach.

– Было очевидно, – говорит Фиск, – что группа довольно хороша.

Группа приехала со своими побитыми инструментами. Фиск вспоминает Чада и его гигантскую установку North.

– У самого маленького парня в группе была самая большая и нелепая ударная установка на Северо-Западе, – говорит Фиск. – Басовый барабан был обмотан целыми милями клейкой ленты, потому что его рубили бас-гитарой, словно топором.

Запись Blew была последним творением, созданным при участии установки North.

Остальное оборудование группы тоже было в плачевном состоянии. Бас Криста слишком часто бывал в воздухе и, очевидно, перенес слишком много аварийных посадок. Датчики были в плачевном состоянии, один из двух динамиков практически полностью разбит, а другой полностью уничтожен. На то, чтобы заставить все это хорошо звучать, ушло очень много времени и понадобилось утроить гитары. (Курт в целом был недоволен записью и позже даже попытался переписать некоторые треки со звукорежиссером Крейгом Монтгомери, но и это не помогло).

– Эти парни хотели, чтобы барабаны звучали как в песнях из Топ-40, – говорит Фиск. – Они говорили это вслух, и знали, что исполняют песню не из Топ-40, но им очень нравилась идея того, что малый барабан будет на переднем плане.

Были записаны Even in His Youth, неизданная Token Eastern Song, электрическая версия Polly и так и оставшиеся незаконченными Stain и Been a Son. Только последние две попали в альбом, в который также входили заглавный трек и Love Buzz, обе взятые из Bleach.

Мгновенно запоминающееся двухминутное чудо Been a Son описывает бедственное положение девочки, чьи родители всегда хотели иметь сына. «She should have died when she was born» («Она должна была умереть, когда родилась»), – поет Курт, и его вокал полон совсем не саб-поповских гармоний («Это абсолютно ленноновские гармонии, прямиком из Rubber Soul», – восторгается Фиск). Гранж, поп и чувство неполноценности также сливаются в Stain. Ненависть к себе никогда не звучала так явно, и легко было упустить тот факт, что вся песня – это просто один и тот же куплет, повторяющийся три раза. Другая, более энергичная версия Been a Son (из которой вычеркнули яркое басовое соло Криста) появилась на Incesticide, но версия Stain была родом из сессий Фиска.

Завораживающая Token Eastern Song была ответом на многочисленную критику и замечания о том, что группа зачастую предпочитала восточные стили, как например в Love Buzz. Снимок на задней обложке альбома, странный и выделяющийся снимок смотрового стола врача, был сделан Трейси в кабинете гинеколога вскоре после осмотра.

За записью последовало европейское турне с TAD. Обе группы покинули Сиэтл, чтобы сыграть первый концерт в Ньюкасле, Англия, 20 октября 1989 года. Одиннадцать парней – включая трехсотфунтового гиганта Теда Дойла и все шесть футов и семь дюймов Криста, – сидели в крошечном фургончике «Фиат». Поначалу это вызывало только смех и улыбки, но потом любые мелочи начали раздражать – некоторые курили прямо в автобусе, не всегда спрашивая разрешения у некурящих. В фургоне витал какой-то сумасшедший дух. Один из парней купил на знаменитой гамбургской улице Репербан несколько непристойных журналов. Один из этих журналов оказался копрофилийским[66]66
  Копрофилия – разновидность фетишизма и мазохизма.


[Закрыть], и его передавали по всему автобусу. «Обосраться!» – вопил парень снова и снова, падая от смеха. Но для Курта и некоторых других эти шутки были уже не актуальными.

За сорок два дня они отыграли тридцать шесть концертов. Им не удавалось нормально поесть, и темп был изнурительным. На чертовски неудобных сиденьях было чертовски неудобно спать. Nirvana были недовольны отвратительным оборудованием, состояние которого ухудшалось после каждого выступления, ведь они каждый вечер разбивали его вдребезги, а затем, на следующее утро, ремонтировали в автобусе.

Еще одна трудность заключалась в том, что тур-менеджер всегда настаивал на том, чтобы сразу после прибытия выдвигаться к месту проведения концерта, и это означало, что у групп не будет возможности хоть немного поспать в гостиничном номере, ожидая своей очереди на настройку. Вместо этого они часами сидели в клубе – замерзшие, голодные и уставшие, собирая акустическую систему.

А у Дойла были хронические проблемы с желудком. По крайней мере раз в день он просил водителя остановиться на шоссе, пока его тошнило. Все в автобусе наблюдали за этим и передразнивали Дойла.

– Он определенно был машиной для рвоты, – вспоминает Чэд. – Нескончаемый тошнотрон.

Курт, который, в отличие от других обитателей автобуса, не курил гашиш, стал очень замкнутым и реагировал на гнусные ситуации либо прикладыванием к алкоголю, либо погружением в мир сна.

– Раньше я действительно наслаждался сном, потому что таким образом мог просто спрятаться от боли, – говорит Курт. – Раньше я постоянно спал. На гастролях, каждый раз, когда мы садились в фургон, я засыпал. Каждый раз, когда мы приходили в клуб и ждали саундчека, мы засыпали. Либо я возвращался в гостиницу и спал, либо же оставался в клубе и спал до тех пор, пока не приходил момент выходить на сцену и возвращаться к реальности.

Крист постоянно был пьян и/или под кайфом, в то время как Чэд, по словам Криста, был немного не в своем уме. Он говорил странными голосами и тому подобное. В свою очередь, Чэд говорит, что всегда разговаривал сам с собой – однажды официантка в ресторане, где он работал, застукала его беседующим с лимоном в холодильнике. И он настаивает на том, что из всех людей, участвовавших в турне, он проводил время лучше всех – его кочевое детство было идеальной подготовкой к подобным гастролям.

Группа оказалась не готова к тому, как их встретят в Европе. Британская пресса бредила Nirvana, но группа даже не подозревала, насколько много у нее поклонников – ведь они не получали от британского издателя никаких отчетов о продажах. Практически на все концерты билеты были полностью распроданы, очереди растягивались на целый квартал.

– Это был сумасшедший тур, – говорит Крист, несколько преуменьшая.

Во время первого концерта Крист ударил своим новым басом по сцене от разочарования в своем неисправном усилителе. Шейка грифа отломилась и прошла прямо сквозь один из арендованных Куртом усилителей Twin Reverb. Именно тогда все пошло под откос.

Они играли в Берлине на следующий день после того, как рухнула стена. Курт разбил свою гитару на шестой песне и ушел.

– Я даже рад, что он это сделал, – говорит Крист. – Я был очень, очень, просто безумно обдолбан.

Курт посылал Трейси много открыток. В одной из них он нарисовал типичный итальянский туалет.

– Там не было воды, – говорит Трейси, – только унитаз с большой вонючей кучей дерьма.

В другой открытке он множество раз написал «я люблю тебя» и подписался своим именем.

По мнению Поунмана, этот тур стал началом конца отношений обеих групп с Sub Pop (позже, в 1992 году TAD подписали контракт с Mechanic Records). В разгар одного из своих печально знаменитых рекламных туров Поунман и Пэвитт появились на шоу в Риме ближе к концу тура. Оглядываясь назад, Поунман понял, что означало их появление.

– Вот TAD и Nirvana разъезжают в этом жалком фургончике, – говорит Поунман, – а вот и магнаты летят в Рим. Мы думали, что оказываем эмоциональную поддержку, а они думали, как мне кажется, что-то вроде: «Эти высокомерные сукины дети… У нас нет денег, нам почти нечего есть, мы катаемся в этом тесном фургоне, у нас жирный вокалист, которого то и дело рвет, у нас тут сумасшедший пьяный басист, и вот идут магнаты».

Неслучайно римское шоу стало негативной кульминацией тура. Акустика была ужасной, как и арендованное оборудование. Полный отвращения к звуку, плохой еде, тесному автобусу, низкой зарплате и бешеному графику, Курт разбил свою гитару на четвертой или пятой песне сета (Spank Thru), ушел со сцены и забрался на колонку.

– У него был нервный срыв прямо на сцене, – говорит Пэвитт. – Он даже собирался спрыгнуть. Вышибалы были в ужасе, и все умоляли его спуститься. А он: «Нет, нет, я хочу прыгнуть». Курт реально дошел до предела… Люди буквально видели перед собой парня, который пошел вразнос и может сломать шею, если не возьмет себя в руки.

Когда ряд колонок закачался, Курт начал карабкаться по стропилам, по пути крича на публику, пока не достиг балкона, где угрожал швырнуть стулом, пока кто-то не отобрал его у Курта. Он оказался за кулисами, где кто-то из сотрудников площадки спорил с их тур-менеджером о том, не сломал ли Курт несколько микрофонов. Курт схватил оба микрофона, швырнул их на землю и начал топтать ногами.

– Теперь они точно сломаны, – сказал он и пошел прочь. Затем Курт сказал всей команде, что уходит из группы и едет домой, накинул на голову капюшон и разрыдался. Поунман вывел его проветриться.

– Я гулял с ним вокруг клуба, – вспоминает Поунман, – и он говорил: «Я просто хочу домой, я не хочу играть для них, они – гребаные идиоты, они глупы, они хотят, чтобы я выступал перед ними, как цирковое животное. Я их не уважаю. Я хочу быть со своей девушкой и хочу бросить музыку. Это не то, чего я хотел».

Поунман убеждал его, что в следующий раз, когда группа приедет в Европу, условия будут намного лучше.

По словам Курта, первыми словами Поунмана были: «Ну, хорошо, даже если ты уйдешь из Nirvana, мы все равно будем нуждаться в тебе как в сольном исполнителе».

Крист и Чэд тоже на какое-то время покинули группу, но все же решили отыграть последние две недели тура.

На следующий день они сели на поезд до Швейцарии, и, пока Курт спал, у него украли ботинки, бумажник и, самое главное, паспорт.

– Мне кажется, я никогда не видел человека более несчастного, чем Курт в тот момент, – говорит Поунман. Он каким-то образом попал в Швейцарию и получил новый паспорт через американское посольство. Затем они отправились в музыкальный магазин в Женеве, и Поунман купил Курту новую гитару.

А потом Курт так заболел, что им даже пришлось отменить шоу.

– Ему просто нужно было немного отдохнуть, – говорит Крист. – У меня была поддержка – бухло и гашиш, но он был непреклонным.

Тем временем Чэд демонстрировал спокойствие, подобное буддийскому. Непонятно было, открылось ли ему какое-то духовное просвещение или же он просто на все забил.

Nirvana и TAD объединились с Mudhoney, чтобы 3 декабря в Astoria в Лондоне сыграть последний концерт тура, получивший название Lame Festival. У Nirvana осталась одна паршивая гитара, которая все время отключалась, и Курту приходилось брать паузу, чтобы починить ее.

– Сет Nirvana был довольно хреновым, – говорит барабанщик Mudhoney Дэнни Питерс. Крист был настолько зол, что, держа бас за ремень, крутил им вокруг головы; в конце концов ремень лопнул, гитара полетела прямо в голову Питерсу, и он едва успел отбить ее рукой в сторону.

– Оно было отвратительным, – вспоминает Крист о выступлении. – По шкале от одного до десяти это был ноль.

Журналист из Melody Maker, писавший об этом концерте, полностью с ним согласился. «Все идет прахом, когда долговязый, похожий на лягушку басист с резиновыми ногами начинает вести себя как придурок, – говорилось в обзоре. – Он должен уйти».

«Концерт меня не впечатлил», – говорится в обзоре.

У других остались более теплые воспоминания о выступлении. Брюс Пэвитт оценивает это выступление как одно из лучших в истории Nirvana, а Джонатан Поунман утверждает: «На данный момент это один из тех моментов моей жизни, которыми я больше всего горжусь». Журналист Кит Камерон, работавший тогда с ныне несуществующим британским музыкальным еженедельником Sounds, вспоминает: «Это был один из тех случаев, когда зал был заполнен примерно наполовину к началу выступления, но к концу группа увлекла уже всех присутствующих. Я просто рванул в первые ряды и безумствовал. Это была самая удивительная группа, которую я когда-либо видел».

Камерон продолжает:

– Что меня поразило, так это полная и абсолютная связь, присутствующая между тремя людьми на сцене. Они жили на сцене. Порой было даже неуютно за ними наблюдать. Это было потрясающе и волнующе, потому что такова была природа музыки, но присутствовало почти осязаемое чувство опасности, что все это может просто развалиться в любую секунду, но это было не так. И так было на протяжении всего сета – никакого расслабления от первой и до последней ноты.

В самом конце выступления Курт швырнул гитару в Криста, а тот разбил ее своим басом, как бейсбольный мяч. Гитара Курта разлетелась на куски.

– Группы разбивают инструменты, и это не новость, – говорит Камерон, – но почему-то раньше я никогда не видел, чтобы это делалось с какой-то целью. Казалось, что это был идеальный способ закончить это шоу. Возникал вопрос, намеревался ли Курт ударить Криста своей гитарой или так и было запланировано. Создалось впечатление, что это было спонтанно. Здорово было то, что создавалось впечатление, будто они делают это впервые, и это было просто идеально.

Во время визита в Лондон Nirvana сделала сейшн для диджея Радио One DJ Джона Пила, записав Love Buzz, About a Girl, Polly и Spank Thru.

К этому времени британская пресса уже вовсю трубила о том, что группа приехала из сельской, населенной белым мусором Америки. «Они слегка отвратительные и слегка потрясающие, – гласил один обзор. – Кем еще они могли стать, учитывая то, что эти парни выросли в захолустной деревенской глуши Абердина?» Sub Pop поставил на карту все.

– У нас есть трехсотфунтовый мясник, болтающийся с Куртом-мусорщиком, и у нас есть магнаты – мы будем позировать в костюмах и галстуках, добавляя немного театральности, – говорит Брюс Пэвитт. – Людям это понравилось.

Курту ни капельки не нравилось, когда его изображали этаким умным идиотом-мужланом.

– Думать обо мне, как о каком-то тупоголовом рокере из Абердина, который слепо нашел путь в Сиэтл и этот хип-лейбл, – говорит Курт, – просто унизительно, особенно если это то, с чем я всю жизнь боролся.

– Они манипулировали людьми, пытаясь собрать это все воедино, – говорит Курт о Пэвитте и Поунмане. – Эти двое получили столько похвалы за то, что были гениями, вдохновителями всего этого, а ведь на самом деле это была совсем не их заслуга. По большей части это было благодаря громким фото Чарльза Питерсона, а не из-за их попыток сделать все возможное, чтобы мы выглядели глупо в интервью. Я всегда обижался на них за это.

Курт считал исповедающий популизм Пэвитта скорее высокомерным, чем выдающимся.

– Было очевидно, что он считал себя образованным белым панк-рокером из высшего среднего класса, который знает все, а я просто идиот из Абердина, – говорит Курт. – Мы всегда это ощущали и ненавидели его за это.

Точно так же они относились и к Поунману.

Честно говоря, Пэвитт и Поунман ухватились за блестящую идею о том, что искусство и культура не должны рождаться и передаваться исключительно через СМИ Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Инди-лейблы доказали, что людям в таких городах, как Миннеаполис, Чикаго и Сиэтл, есть что сказать, как и любому нью-йоркскому журналисту. Для Поунмана и Пэвитта найти кого-то из таких глубин, как Абердин, творящих настоящее искусство, было все равно что сорвать огромный куш.

– Они процветали благодаря этому, – говорит Курт. – И были в восторге от происходящего. Поунман и Пэвитт нашли этих болванов из прибрежного городка, которых могли эксплуатировать или, по крайней мере, использовать в своих интересах. На самом деле они не хотели выяснять, насколько мы умнее, чем кажемся, иначе бы это все испортило.

Курт может поворчать на Sub Pop, но с удовольствием признает, что лейбл и в частности Джонатан Поунман сыграли в их карьере решающую роль.

– С самого начала поддержка Джонатана была очень и очень ощутима, – говорит Курт. – Он хотел, чтобы мы правили миром.

После гастролей Курт и Чэд отправились домой, а Крист и Шелли полетели в страну, которая до сих пор называлась Югославией, чтобы повидаться с отцом Криста.

Вскоре после возвращения домой в Такому, 30 декабря 1989 года, Крист и Шелли поженились. Церемония, которую проводила знакомая Шелли по работе, проходила в квартире пары в Такоме. Это была маленькая квартира, и в ней было полно народу. Кроме мамы Криста, мамы и отчима Шелли, здесь были Курт и Трейси, Дэн Питерс, большинство парней из TAD, старые друзья и некоторые соседи. Мэтт Лукин был шафером Криста.

– Они поженились, – говорит Лукин, – а потом все напились.

Мероприятие запомнилось тем, что Крист, Курт Дэниелсон и Тэд устроили пьяный поединок по борьбе втроем.

После короткого тура по Калифорнии и нескольких местных концертов группа отправилась в американский тур, который был последним для Чэда. Они взяли игрушечные видеокамеры Pixelvision и снимали видео в фургоне, чтобы скоротать время. Группа наняла трейлер U-Haul – «это был абсолютный прогресс в технологии проведения гастролей», по словам Криста. А еще поставили вместо задних сидений диванчик. Это был важный шаг для группы – теперь весь фургон был в их полном распоряжении. У них также была футболка, на которой была изображена печально известная обложка альбома Джона Леннона и Йоко Оно Two Virgins, только к телам были приклеены лица Брюса Пэвитта и Джонатана Поунмана. Они выступали в клубах, рассчитанных на несколько сотен мест, зарабатывая за концерт по несколько сотен долларов. Группа играла во все тех же клубах, что и раньше, только теперь у них был тур-менеджер, техник и звукорежиссер Крейг Монтгомери, работающий на них полный рабочий день. Поначалу добродушный Монтгомери был немного ошарашен грохотом гитар, но вскоре понял, в чем дело.

– Это часть определенного кайфа Nirvana, это непредсказуемость, – говорит он. – Если бы у них в то время не было этой ярости, то в другие времена у них не было бы и этой красоты.

К этому времени многие важные люди уже начали говорить о Nirvana. Полубоги инди-сцены Sonic Youth видели группу в туре с Джейсоном и стали их большими поклонниками, горячо поддерживая ребят в прессе. Басистка Ким Гордон и гитарист Терстон Мур появились на концерте в Нью-Йорке в клубе Pyramid, вместе с человеком из Geffen Гэри Гершем. Кроме них, никому из зрителей группа не понравилась, за исключением Игги Попа, которого привел на концерт фотограф Майкл Лавин. Поп свистел и выкрикивал слова ободрения на весь клуб, хотя на самом деле группа играла плохо. В качестве расплаты за неудачный концерт Крист налысо побрил голову в дешевом мотеле Джерси-Сити, где остановилась группа, но до этого ребята уже начали снимать видео для In Bloom, которое можно найти в подборке Sub Pop, в сборнике под названием Sub Pop Video Network Program One. В некоторых сценах у Криста еще есть волосы, а в некоторых уже нет.

27 апреля, в день рождения Трейси, Курт позвонил ей из Амхерста, штат Массачусетс, чтобы сказать, что не хочет жить вместе, но по-прежнему хочет, чтобы они были парнем и девушкой. Трейси была готова к тому, что случится что-то подобное.

– Последнее время мы начали все чаще и чаще ссориться, – говорит она. – Курт хотел, чтобы я посвятила себя искусству, а у меня попросту не было на это времени. Я ездила час до работы и час обратно. Я всегда поддерживала его, а он не занимался никакой домашней работой. Ему проще было сказать: «Да ладно, оставь это», а я отвечала: «Я не могу это так оставить». Я не могу оставить это на неделю или даже на несколько дней, иначе я просто не выдержу. Я должна убрать, потому что ты этого точно не сделаешь.