Текст книги "Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза"

Еще раз о статс-секретарском совещании 2 мая 1941 г.: ответ Клаусу Йохену Арнольду и Герту Любберсу[123]123
  Первая публикация на языке оригинала: Kay, 2008: 93–103. Печатается с разрешения «Journal of Contemporary History». Перевод с англ. С. Алексеева.


[Закрыть]

Алекс Дж. Кей

В своей статье «Германские статс-секретари, массовый голод и совещание 2 мая 1941 г.» (Kay, 2006b: 685–700)[124]124
  Данная статья в 2006 г. получила премию «Journal of Contemporary History» им. Джорджа Мосса.


[Закрыть] я выдвинул гипотезу о том, что состоявшееся 2 мая 1941 г. собрание немецких статс-секретарей представляло собой официальное заседание Командного экономического штаба «Восток» – управленческого комитета, который должен был отвечать за хозяйственное администрирование на оккупированных советских территориях. Присутствовавшие на встрече, а именно представители профильных органов германского бюрократического аппарата и вермахта, приветствовали идею безжалостной эксплуатации советских продовольственных запасов на благо оккупационных войск и тыла ценой жизней десятков миллионов советских граждан. На собрании предстояло доработать и скоординировать подход, уже санкционированный высшим руководством Германии. Таким образом, встреча имела весомые последствия для германской оккупационной политики на территории СССР.

Непосредственно в ответ на мою статью и содержащиеся в ней тезисы Клаус Йохен Арнольд и Герт Любберс опубликовали критический комментарий («Собрание статс-секретарей 2 мая 1941 г. и вермахт: документ к размышлению») (Arnold, Lübbers, 2007: 613–626).

Своей статьей Арнольд и Любберс преследуют две главные цели. Во-первых, они пытаются любой ценой снять с вермахта бремя вины за участие в планировании – то есть предумышленной подготовке – зверств по отношению к гражданскому населению и военнопленным на советских территориях. Они действуют двумя путями: сводят к минимуму роль высших офицеров вермахта, таких как генерал Томас, в одобрении и планировании этих зверств, а ответственность за данное преступное намерение возлагают исключительно на Адольфа Гитлера, его назначенного преемника Германа Геринга, а также статс-секретаря министерства продовольствия и сельского хозяйства Герберта Бакке. Во-вторых, возлагая вину на весьма ограниченный круг лиц, Арнольд и Любберс оспаривают тот факт, что в германской оккупационной политике на территории СССР центральную роль играло создание продовольственного профицита насильственным путем и что по данной политике имелась договоренность между вермахтом, органами партии и министерским аппаратом, а также оспаривают, в частности, сущность и значение встречи 2 мая. Эти две цели, а также тактики, позволяющие их достичь, тесно между собой связаны. Их мы рассмотрим ниже. Аргументы, которые приводят Арнольд и Любберс в своей статье, для обывателя выглядят убедительными. Однако для человека, знакомого с предметом исследования глубже, не представляет особого труда выявить присутствующие в их статье в больших количествах ложные сведения и несуразицу.

Рамки данной статьи не позволяют ответить на каждое выдвинутое Арнольдом и Любберсом утверждение, но попытаемся по возможности парировать большинство из них. Итак, желая показать неосведомленность вермахта о планах восточной экономической политики Бакке, Арнольд и Любберс в начале своей статьи заявляют следующее: «В начале марта 1941 г. Гитлер предвосхитил любые дискуссии о последствиях применения изоляционистского подхода, позже отраженного в печально известной Директиве по экономической политике от 23 мая 1941 г. – конкретно в том, что касается изоляции “дефицитных” великорусских территорий, которая породила бы масштабный голод» (с. 616).

Согласно фрагменту, на который ссылаются здесь Арнольд и Любберс, Гитлер ничего такого не предпринимал, а всего лишь заявил: «В обсуждении со статс-секретарями д-ром Штукартом (министерство внутренних дел) и Бакке (министерство продовольствия) на данный момент нет необходимости» (Kriegstagebuch des Oberkommandos…, 1965. Bd. 1: 390)[125]125
  Запись от 3 марта 1941 г.


[Закрыть]. Это фрагмент из указаний Гитлера к составлению Инструкций об особых областях» к Директиве № 21 (дело «Барбаросса»). В дискуссиях между отделами вермахта и статс-секретарями Штукартом и Бакке не было необходимости, поскольку подготовка к будущему учреждению гражданской администрации на оккупированных советских территориях была еще не на том этапе, чтобы такие дискуссии санкционировать. Так или иначе, всего 9 дней спустя, 12 марта, генерал Томас и Бакке встретились обсудить включение отдела сельского хозяйства в экономическую организацию Томаса, которая как раз находилась в процессе создания (BA-MA. RW. 19/164. Fol. 213)[126]126
  «Besprechung Amtschef bei Staatssekretär Backe», 12 марта 1941 г.


[Закрыть]. Можно понять, почему Гитлер мог наложить запрет на всякие встречи между Бакке и членами вермахта.

Попытки Арнольда и Любберса снять вину с вермахта строятся, в частности, на тактике занижения авторитета генерала Томаса. Говоря о печально известной памятной записке Томаса от 13 февраля 1941 г., они утверждают: «Со времени появления широко известной памятной записки Томаса “о последствиях операций на Востоке для военной промышленности” Гитлер был в курсе того, что не все верят в экономический успех операций на Востоке» (c. 616). Однако они не упоминают о предложении Томаса ликвидировать зерновой дефицит в Германии за счет советского населения: «Нельзя однозначно гарантировать, что МТС [машинно-тракторные станции] и запасы удастся в значительной мере уберечь от уничтожения; более того, в условиях войны мы вправе ожидать от силы 70-процентный урожай – при всем при этом нужно иметь в виду, что русский умеет приспосабливаться к скудному урожаю и что при населении в 160 млн даже небольшое сокращение объема потребления на человека позволит высвободить значительное количество зерна.

В этих обстоятельствах появится возможность компенсировать дефицит для Германии на 1941 и 1942 годы»[127]127
  Полный текст памятной записки см.: Thomas, 1966: 515–532. «Die Wehrwirtschaftlichen Auswirkungen einer Operation im Osten», цитируемый фрагмент на c. 517.


[Закрыть].

Формулировки очень близки к тем, что за три с половиной месяца до этого употребил Бакке в позорно известных «12 заповедях» для аграриев, которым предстояло работать на советских территориях. 11-я заповедь служит лишним напоминанием о плане, согласно которому предстояло заморить голодом значительную часть населения Советского Союза. «Русский много веков терпел лишения и голод, жил с затянутым поясом. У него гуттаперчевый желудок, поэтому нечего испытывать к нему никакой ложной жалости. Нечего и пытаться применять к нему в качестве мерила немецкий уровень благосостояния и пытаться изменить русский образ жизни» (IMG 1949. Bd. 39: 367–371)[128]128
  Der Prozess gegen die Hauptkriegsverbrecher vor dem Internationalen Militärgerichtshof, Nürnberg, 14 November 1945–1 Oktober 1946 (далее – IMG). Dok. 089–USSR. «12 Gebote», 1 июня 1941 г., здесь: c. 371.


[Закрыть]. Игнорируя истинный характер записки Томаса, Арнольд и Любберс утверждают, что Бакке лично уже в подробностях доложил Гитлеру о том, какого прироста продовольственных запасов можно ожидать от оккупации советской территории (с. 616). Они делают такой вывод, исходя из одного лишь из заявления Пауля Кернера, статс-секретаря Командного экономического штаба «Восток» и заместителя Геринга по экономическим вопросам, которое тот сделал на Нюрнбергском процессе с явной целью выгородить себя. Кернер также присутствовал на встрече 2 мая.

В отношении самого совещания 2 мая Арнольд и Любберс руководствуются в основном догадками. На с. 619 находим центральную мысль их работы. Они высказывают предположение, что «на встрече все пошло не по плану»: «Один из участников, статс-секретарь Бакке, воспользовался случаем и потребовал определить для экономической политики радикальные цели. Он призвал к разграблению оккупированных советских территорий, если нужно – ценой жертв, исчисляемых миллионами. Предъявить такое требование можно было только по указанию Гитлера. Сделав так, Бакке тем самым выпустил джинна – снял покров тайны с новых планов, расчистил дорогу решению Гитлера, считавшего, что смерть миллионов людей – приемлемая цена за приобретение максимальных “излишков”, при том что до этого о таких намерениях было известно на уровне слухов. В протоколах требования Бакке зафиксированы в качестве “результата” встречи: нет никаких упоминаний о каких-либо принятых собравшимися “решениях”».

Весь этот фрагмент текста, однако, совсем не содержит ссылок, вследствие чего возникает вопрос: а откуда Арнольду и Любберсу это известно? Ответ в том, что им неизвестно ничего, – это просто домыслы. В протоколах никак не обозначено, что радикальных целей добивался один лишь Бакке – он в этих протоколах и не упомянут. Таким образом, Арнольд и Любберс не могут знать наверняка, что только Бакке и никто другой отстаивал радикальную политику голода. И не требования Бакке значатся в протоколах совещания результатом встречи; в качестве результата в протоколах, озаглавленных «Памятная записка об итогах сегодняшней дискуссии со статс-секретарями касательно “Барбароссы”», обозначена договоренность, которой удалось достичь присутствующим:

«Успешное ведение войны возможно лишь в том случае, если на третий год войны весь вермахт будет снабжаться продовольствием из России.

2. Это, несомненно, означает голодную смерть для X миллионов человек, если с территории будет вывозиться все нам необходимое» (IMG 1948. Bd. 31: 84)[129]129
  Dok. 2718–PS. «Aktennotiz über Ergebnis der heutigen Besprechung mit den Staatssekretären über Barbarossa», 2 мая 1941 г.


[Закрыть].

Далее Арнольд и Любберс, опять же без достаточных доказательств, утверждают, что в результате «конфликта мнений 2 мая» «Томас был вынужден смириться со столь значительным понижением в должности» в Командном экономическом штабе «Восток» вплоть до уровня «рядового сотрудника, наравне с остальными сотрудниками ниже уровня статс-секретаря» (с. 622). Ощущение, что Томас к середине мая отчасти впал в немилость, действительно есть. Это видно по расхождениям в черновом тексте письма Геринга командующему сухопутными войсками фельдмаршалу фон Браухичу от 29 апреля и окончательном варианте письма, отправленным в первые две недели мая. В черновике Томас назван руководителем штаба, а в чистовом варианте он упомянут «среди прочих» сотрудников штаба (BA-MA. RW 19/739. Fol. 68; BAMA. RW 19/739. Fol. 267)[130]130
  Черновик письма Геринга Браухичу, 29 апреля 1941 г.; «Aktenvermerk. Betr.: Wirtschaftsorganisation Barbarossa», 14 мая 1941 г., VO Wi Rü Amt bei OKH/Gen Qu.


[Закрыть]. Однако то, что это произошло из-за возникших 2 мая разногласий, маловероятно по двум причинам. Во-первых, 8 мая Командным штабом руководил по-прежнему Томас (Die deutsche Wirtschaftspolitik… 1991: 412–417)[131]131
  Приложение 7: «OKW/Wi Rü Amt, Befehl über Gliederung, Einsatz und Aufgaben der Wi Org Ost vom 8.5.1941», Thomas, здесь: c. 412.


[Закрыть], хотя Арнольд и Любберс утверждают, что такое наименование его должности «уже не соответствовало действительности» (с. 622). Во-вторых, никаких доказательств «конфликта мнений» на встрече 2 мая нет. Из протоколов на самом деле следует, что была достигнута договоренность относительно подлежащего применению на советских территориях бесчеловечного подхода. Более того, о том, что результаты совещания 2 мая отражали и личные воззрения Томаса, говорят и сделанные им три дня спустя записи:

«По моему мнению, ключевыми здесь являются 4 пункта:

a) снабжение сражающихся войск провизией;

b) сельскохозяйственная эксплуатация посредством максимального увеличения объемов производства растительного масла и зерна;

c) эксплуатация промышленности посредством максимального увеличения объемов производства минеральных масел, а также добычи угля и дефицитного сырья;

d) укрепление транспортной системы в целях перевозки вышеупомянутых продуктов.

Перенос задач по производству вооружений на оккупированную территорию возможен на время только для конкретных дефицитных продуктов» (Müller, 1981: 101–141)[132]132
  Здесь: док. 4, c. 118 («Auszug aus einer geheimen Aufzeichnung von General Thomas vom 5. Mai über von Hitler bzw. Göring noch zu entscheidende Fragen», 5 мая 1941 г.).


[Закрыть].

Данные записи весьма схожи с зафиксированными результатами статс-секретарского совещания, что свидетельствует об общности взглядов.

В завершение статьи Арнольд и Любберс отмечают: «Кей, как и ряд его предшественников, склонен преувеличивать авторитет генерала Томаса в этот период» (с. 625). В этом вопросе Арнольд и Любберс оказываются в меньшинстве. В 1984 г. Рольф-Дитер Мюллер выделял двоих – Бакке и его «партнера» Томаса – как создателей новой экономической организации, «сформулировавших ее цели» и действовавших в согласии друг с другом (Müller, 1984: 173–196)[133]133
  Здесь: с. 180–183.


[Закрыть]. В 1999 г. в работе, посвященной германской оккупационной политике на территории Беларуси, Кристиан Герлах недвусмысленно высказался в поддержку мюллеровской оценки, охарактеризовав Томаса и Бакке как «двух главных приверженцев стратегии голода» (Gerlach, 1999: 68). В 2006 г. Йоханнес Хюртер назвал Геринга, Бакке и Томаса «лицами, в наибольшей степени ответственными» за «радикальный экономический курс» (Hürter, 2006: 493)[134]134
  На с. 243 своей книги Хюртер пишет: «то, что столь мощная выкачка продовольственных ресурсов на нужды войск приведет к гибели “десятков миллионов” русских, осознавалось и принималось с самого начала. Данный план, построенный преимущественно имперским министерством продовольствия (статс-секретарь Герберт Бакке) и ОКВ/Управлением военной экономики и вооружений (генерал Георг Томас), обрел словесную форму 23 мая 1941 г. в виде «Экономико-политических директив» Экономического штаба «Восток».


[Закрыть], в то время как Адам Туз отмечал, «с каким рвением ошеломляющее предложение Бакке было подхвачено остальными чиновниками из министерского аппарата в Берлине и, прежде всего… генералом Томасом» (Tooze, 2006: 478). Действительно, в конце января 1941 г. Томас рекомендовал своим подчиненным сотрудничать с Бакке (BA-MA. RW 19/164. Fol. 126)[135]135
  «Vortrag Hauptmann Emmerich beim Amtschef», 30 января 1941 г.


[Закрыть]. Словом, нарисованная Арнольдом и Любберсом картина разногласий между Томасом, с одной стороны, и Бакке и его подчиненными – с другой по вопросам будущей экономической политики на оккупированных советских территориях есть не что иное, как плод их собственного воображения.

Арнольд и Любберс также делают акцент на директиве Гитлера Герингу, касающейся того, какой экономический подход применять на советских территориях. Они отмечают, что черновой вариант директивы подписан не был, и ни Геринг, ни Гитлер «в преддверии вторжения в СССР» не отдавали соответствующего приказа (с. 620). Перед нами еще одна логическая уловка. Действительно, перед вторжением соответствующего приказа подписано не было: таковой был подписан ровно спустя неделю после него. Согласно указу от 29 июня, Геринг был уполномочен применять «всякие меры, необходимые для максимально обширной эксплуатации доступных запасов и экономического потенциала, а также для расширения экономических сил на благо военной экономики Германии» (Führer-Erlasse…, 1997: 179–180)[136]136
  Dok. 93, «Erlaß des Führers über die Wirtschaft in den neu besetzten Ostgebieten», 29 июня 1941 г., здесь: c. 179.


[Закрыть]. Не было ничего удивительного в том, что Гитлер дождался начала военной кампании. Ведь, если говорить о других равных по значению приказах командирам вермахта – рейхсфюреру СС Гиммлеру и гражданской администрации на оккупированных советских территориях, то они все были отданы уже после начала кампании: первый – 25 июня, остальные два – 17 июля (Führer-Erlasse…, 1997: 178–179, 188–189; IMG 1948. Bd. 29: 235–237)[137]137
  Dok. 92, «Erlaß des Führers über die Ernennung von Wehrmachtbefehlshabern in den neu besetzten Ostgebieten», 25 June 1941; dok. 100, «Erlaß des Führers über die polizeiliche Sicherung der neu besetzten Ostgebiete vom 17. Juli 1941»; dok. 1997-PS, «Erlaß des Führers über die Verwaltung der neu besetzten Ostgebiete», 17 июля 1941 г.


[Закрыть]. Когда был издан указ о полномочиях Геринга, его затем подписали Гитлер, глава верховного командования вермахта фельдмаршал Кейтель и глава рейхсканцелярии Ламмерс. В свете того, что приказ все же вышел, уже не просто спекулятивными, но откровенно ошибочными выглядят следующие утверждения Арнольда и Любберса: «Было понятно, что распространение инструкций на большое количество отделов создаст проблемы с секретностью, а также вызовет неприятие в рядах вермахта» (с. 620). Более того, практика была такова, что многие указы и приказы издавались без подписи, самый очевидный пример – экономическое пособие для оккупационных войск, так называемая зеленая папка (BAB. R 26 IV/33a)[138]138
  «Richtlinien für die Führung der Wirtschaft in den neubesetzten Ostgebieten (Grüne Mappe)», Teil I (2. Auflage), июль 1941. См. также: Gerlach, 1999: 47. Первое издание, выпущенное 16 июня, было отпечатано 1 тыс. экз. Второе издание вышло в следующем месяце уже в 2 тыс. экз.


[Закрыть].

Не приводя никаких доказательств, Арнольд и Любберс утверждают, что вторая часть протоколов, цитируемых в моей статье – где упомянута необходимость получить подпись под директивой Гитлера Герингу, – это на самом деле памятная записка, подготовленная к заседанию 2 мая (с. 619). В соответствующей сноске авторы отмечают: «По крайней мере, [Кристиан] Герлах (Morde, op. cit., 47) говорит о запросе от Томаса и характеризует документ как памятную записку к данной встрече» (с. 619, сн. 36). Но у Герлаха ничего подобного нет. Наоборот, он пишет, что «на заседании 2 мая генерал Томас потребовал, чтобы, наконец, была подписана директива Гитлера Герингу, “соответствующая этому плану” – плану “изнурения голодом миллионов советских людей”» (Gerlach, 1999: 47)[139]139
  Жирный курсив авт.


[Закрыть]. То есть, не имея доказательств для своих несостоятельных утверждений, Арнольд и Любберс в поддержку своих аргументов приводят слова историка, который не разделяет их воззрений на данный документ.

Несостоятельные утверждения Арнольд и Любберс допускают и в отношении участников встречи 2 мая. На с. 622 они заявляют, что в этой встрече «вполне могли принимать участие только статс-секретари из Командного экономического штаба “Восток”». В том, что дело обстояло не так, легко убедиться на примере других совещаний Командного штаба. На четвертом заседании Командного штаба, к примеру, присутствовали в общей сложности 17 человек. Среди них было только пять статс-секретарей (если считать унтер-статс-секретаря генерал-лейтенанта фон Ханнекена, то шесть) (BA-MA. RW 19/739. Fols 130–136)[140]140
  «Niederschrift zur 4. Sitzung des Wirtschafts-Führungsstabes Ost unter Vorsitz von Staatssekretär Körner vom 26. Mai 1941», Dr Bergmann. Одним из присутствовавших на заседании 26 мая 1941 г. был глава отдела транспорта в верховном командовании сухопутных войск (ОКХ) генерал-лейтенант Рудольф Герке. Это заведомо противоречит утверждению Арнольда и Любберса о том, что на заседаниях Командного экономического штаба не было представителей ОКХ (с. 620). На самом деле Герке не только присутствовал на заседаниях, но и официально являлся членом Штаба. См. Gerlach, 1999: 144. Fn. 101. В статье я отмечал неожиданное (вероятное) отсутствие генерал-квартирмейстера от командования сухопутных войск, а вовсе не всякого представителя ОКХ, как указывают Арнольд и Любберс.


[Закрыть]. В ответ на мое заключение о том, что там присутствовал Альфред Розенберг, назначенный глава гражданской администрации на советских территориях, и что совещание могло проходить даже у него в кабинете, Арнольд и Любберс уверенно заявляют, что «встречу статс-секретарей ни за что бы не стали проводить в отделе у Розенберга» (с. 623). И вновь их категоричный тезис не сопровождается ни каким-либо пояснением, ни доказательством. Приведем лишь два примера из возможных: через пять дней после встречи 2 мая Розенберг встречался со статс-секретарем Бакке в собственном кабинете, а день спустя – со статс-секретарем Кернером, опять же в собственном кабинете (Bundesarchiv Koblenz, № 1075/9; IMG 1947. Bd. 26: 584–592)[141]141
  «Termine am Mittwoch, dem 7. Mai 1941»; Institut für Zeitgeschichte, München, Nbg. Dok. PS 1018, fols 64–73, «Aktennotiz über die Unterredung mit Staatssekretär Körner», 8 May 1941; dok. 1039–PS «Bericht über die vorbereitende Arbeit in Fragen des osteuropäischen Raumes», 28 июня 1941 г., здесь: c. 586.


[Закрыть]. Из убежденности, что «встречу статс-секретарей ни за что бы не стали проводить в отделе у Розенберга», они заключают, что участия Розенберга «даже не планировалось» (с. 623). Опять же мы имеем дело с чистой спекуляцией, которой с успехом противостоят факты.

30 апреля, за два дня до совещания 2 мая, некий майор Гюнтер из Штаба планирования «Ольденбург», послужившего предтечей Экономического штаба «Восток», прислал генералу Томасу телефонограмму следующего содержания: «Рейхсляйтер Розенберг в срочном порядке приглашает генерала в пятницу 2.5.41 в 11 часов утра в Управление рейхслятера принять участие в обсуждении.

Рейхсляйтер просит генерала подойти к означенному регламенту предельно пунктуально, дабы он имел возможность в пятницу после обеда представить доклад фюреру» (BA-MA. RW 4/ v. 759. Fol. 14).

Приглашение от Розенберга было прислано по просьбе главы ОКВ фельдмаршала Кейтеля. 29 апреля между этими двумя состоялась обстоятельная дискуссия. Днем позже Кейтель позвонил Розенбергу и спросил, сможет ли он 2 мая встретиться с Томасом и статс-секретарем Кернером. В соответствии с данным пунктом в своем графике, Розенберг, которого в это время назначили имперским министром оккупированных восточных территорий, замечает в своей дневниковой записи от 1 мая, что он должен 2 мая «принять» Томаса и Кернера (Frankfurter Rundschau, 1971)[142]142
  Запись в дневнике Розенберга от 1 мая 1941 г.


[Закрыть]. На что Арнольд и Любберс отвечают: «На самом же деле имелся в виду генерал Йодль, начальник оперативного штаба ОКВ» (с. 623). Пояснить свое особое мнение авторы не удосуживаются. То, что приглашение адресовано не генералу Йодлю, а генералу Томасу, можно логическим путем вывести из документа, хранящегося в Германском военном архиве во Фрейбурге. Приглашение от Розенберга было передано сотрудником «Штаба планирования особого назначения ОКВ» (Arbeitsstab z.b. V. OKW) «генералу». В штабе планирования, который также назывался Штабом планирования «Ольденбург», а позднее – Экономическим штабом «Восток», генерал Томас принадлежал в тот период к руководящему звену, тогда как Йодль не входил туда вообще[143]143
  О том же я писал в ответ на первые нападки Арнольда на мою работу – я говорю про его рецензию на мою книгу (Kay, 2006a). См. Kay, 2007a.


[Закрыть]. Допускаемые Арнольдом и Любберсом многочисленные ошибки и оплошности в том, что касается статс-секретарского совещания, наводят на мысль о том, что они слишком мало знают о предмете и недостаточно его исследовали.

Арнольд и Любберс многократно делают упор на разницу во взглядах у Бакке и вермахта в том, что касается политики голода, и если при этом применяемые ими методы интерпретации выглядят подозрительно, их это совершенно не смущает. Так, упоминая в сноске заседание экономических стратегов от 31 марта, они пишут: «Прийти к соглашению удалось “в результате длительного обсуждения всех “за” и ”против””, что говорит о конфликте мнений» (с. 617, сн. 23). Главное здесь, конечно же, не то, что был конфликт мнений, – этому нет свидетельств, а то, что пришли к соглашению. Делая упор на этом предполагаемом «конфликте мнений», Арнольд и Любберс – как упоминалось выше – с готовностью признают, что варварскую стратегию голода разрабатывали Бакке и его коллеги, но отрицают, что к ней имели отношение высшие офицеры вермахта. Именно поэтому мой аргумент: «похоже, что у экономических стратегов не было ясного представления о том, как эти идеи внедрять. Было непонятно, где именно, и главное, какие меры применять на оккупированных советских территориях» – вызывает у них «недоумение» (с. 621). Правда в том, что «Экономико-политические директивы», выпущенные сельскохозяйственным отделом Экономического штаба «Восток» 23 мая 1941 г., представляли собой детальное описание политики голода и сценарий массового убийства: «Огораживание черноземных территорий должно любой ценой создать нам на этих территориях доступные более-менее крупные излишки. В итоге без снабжения останется вся лесистая часть территории, в том числе крупные промышленные центры – Москва и Петербург… Вследствие этого нельзя будет избежать голода. Многие десятки миллионов людей на этой территории окажутся лишними, они умрут или будут вынуждены мигрировать в Сибирь. Спасти местное население от голодной смерти вследствие выкачивания излишков из черноземной зоны возможно, только если мы лишим снабжения Европу. Эти люди лишают Германию возможности продержаться до конца войны, они мешают Германии и Европе противостоять блокаде. В этом отношении все должно быть предельно ясно» (IMG 1949. Вd. 36: 135–157)[144]144
  Dok. 126–EC, «Wirtschaftspolitische Richtlinien für Wirtschaftsorganisation Ost, Gruppe Landwirtschaft», 23 мая 1941 г., здесь: c. 138, 145.


[Закрыть].

Однако как именно немецкие захватчики, испытывая недостаток в солдатах, смогли бы взять в оцепление целые регионы, заблокировать перемещение советских жителей по сельским дорогам в поисках пропитания и таким образом обречь на голодную смерть миллионы, в директивах не объяснялось. Следовательно, на этот счет детального плана действий не было[145]145
  Об этом см. Kay, 2007b. Очевидная ограниченность свободы передвижения советских военнопленных, а также тот факт, что изолировать большие массы людей и контролировать их рацион было относительно несложно, прямо или косвенно привели к гибели от недоедания трех миллионов из них. Ориентиром в этой области по-прежнему служит новаторская работа Кристиана Штрайта об отношении к советским военным в немецком плену и их судьбе (Streit, 1991). Арнольд и Любберс объявляют «тезис Кристиана Штрайта о том, что заготовкой продовольствия для военнопленных пренебрегли специально и в результате они были обречены на смерть», «опровергнутым» (с. 621, сн. 47) и приводят в свою поддержку работу Рольфа Келлера и Рейнхарда Отто (Keller, Otto, 1998: 149–180). В центре внимания Келлера и Отто, однако, не подготовка к снабжению пленных, а регистрация вновь прибывших (и их смерти) в лагерях на территории собственно рейха. Их статья не содержит ничего, что подкрепляло бы утверждения Арнольда и Любберса. Напротив, Келлер и Отто на с. 151 пишут: «Хотя приток пленных в таких масштабах был абсолютно ожидаем, подготовка к их приему и обеспечению провизией была на самой зачаточной стадии». Недавний обзор на эту тему см.: Streit 2007. Выражаю благодарность Кристиану Штрайту за экземпляр текста.


[Закрыть]. Лейтенант Рихтер, консультант по восточным вопросам в Управлении четырехлетнего плана, позднее писал о том, что «изолирование западных и южных территорий России как наиболее производительных от территорий-потребителей в центральной России и включение их в европейскую систему поставок представляло собой реальную возможность в случае, если бы военная обстановка позволила длительное время не пускать жителей центральной России на поля» (BAB. R 6/60a. Fols. 1–4)[146]146
  «Auszug aus einem Feldpostbrief von Leutnant Dr. Friedrich Richter, Referent für Ostfragen vom Vierjahresplan, vom 26.5.1943», здесь: fol. 1.


[Закрыть]. Именно поэтому германские стратеги и не стали должным образом прорабатывать этот вариант на раннем этапе, до вторжения. В итоге оказалось, что политика голода неосуществима, по крайней мере, в той форме, в какой была изначально задумана. Исключением стало замаривание голодом Ленинграда в период с 1941 по 1943 г., стоившее жизни 600 тыс., а возможно, и миллиону человек, и столь масштабные жертвы объясняются тем, что блокаду вокруг города держали значительные части двух немецких армий (Gerlach, 1998: 10–84; Hürter 2006: 497–507)[147]147
  Здесь: S. 29. Fn. 48.


[Закрыть].

Одна из главных причин, объясняющая, почему политика голода смогла снискать столь широкое одобрение ведущих партийных и государственных органов, – это обманчивое представление о ней как о необходимой предпосылке успеха германской военной операции. Военному руководству рейха было более чем очевидно, что успех кампании зависит от скорости продвижения войск, а она, в свою очередь, зависела от способности аппарата снабжения поставлять в войска топливо, боеприпасы и продовольствие. Поэтому, чтобы большую часть этих военных припасов не пришлось везти из рейха и чтобы таким образом разгрузить транспортные маршруты, на перевозку продовольствия налагались серьезные ограничения, и вместо этого немцам предлагалось добывать продовольствие самим, как это ясно прозвучало на собрании статс-секретарей 2 мая 1941 г. – «с территории». В этом случае шанс на победу Германии в войне был прямо пропорционален способности войск кормиться с занятых советских земель, естественно, в ущерб коренному населению. В этом смысле политика голода соответствовала интересам вермахта (Kay, 2006a: 131–132).

Соответственно, особые инструкции ОКВ к директиве № 21 (дело «Барбаросса»), изданные 19 мая – спустя две с половиной недели после встречи 2 мая, гласили: «Солдаты должны усвоить, что всякое сокращение запасов, особенно провизии, означает появление новых военных задач» (Müller, 1984: 308–312)[148]148
  Dok. 7 («Besondere Anordnungen Nr. 1 zur Weisung Nr. 21 (Fall “Barbarossa”) vom 19.5.1941 mit Anlage 1: Gliederung und Aufgaben der im Raum ‚Barbarossa‘ einzusetzenden Wirtschaftsorganisation, und Anlage 3: Richtlinien für das Verhalten der Truppe in Rußland», здесь: с. 308). Жирный курсив в оригинале.


[Закрыть].

В самом первом абзаце своей рецензии Арнольд и Любберс указывают, что, мол, моя статья отражает последние тенденции в историографии национал-социализма, которая «не стала более нейтральной и не приобрела научности, а напротив, этих качеств у нее убавилось» (с. 613)[149]149
  Преследуя свои цели, Арнольд и Любберс цитируют одного из редакторов «Джернел оф контемпорари хистори» Ричарда Эванса (Evans, 2004: 163–167), здесь: c. 163. Однако Арнольд пользуется этой цитатой для нападок на исследователя не первый раз. Приведенный фрагмент идентичен тому, что содержится в заключении к рецензии Арнольда на книгу, написанную историком из Карлсруэ Вигбертом Бенцем (Arnold, 2006: 303).


[Закрыть]. В действительности вызывают большие сомнения как раз научность и нейтральность статьи Арнольда/Любберса. Заключительный абзац авторы начинают следующим пассажем: «В последние годы изучающие Третий рейх историки спорят не столько о фактах, сколько об интерпретациях, часто диаметрально противоположных друг другу. Разногласия являются отражением точек зрения ученых на свой предмет – предпосылок, исходя из которых они классифицируют и оценивают свои данные» (с. 625). Это в полной мере относится к собственной книге Арнольда (Arnold, 2005), которую разнесла в пух и прах целая группа специалистов в данной области, среди них Кристоф Дикманн, Кристиан Герлах, Томас Кюне и Армин Нольцен (Dieckmann, 2005: 253–255; Gerlach, 2006: 295–297; Kühne, 2006; Nolzen, 2005: 668). Нольцен свою рецензию закончил словами: «Больше всего раздражает то участие, которое автор проявляет по отношению к вермахту. Столь сильное сочувствие преступникам повергло рецензента в крайнее недоумение» (Nolzen, 2005: 668)[150]150
  Кристоф Дикман в своей рецензии упоминает «одностороннюю и исключительную симпатию Арнольда к солдатам вермахта» (Dieckmann, 2005: 255). Более того, он пишет: «Когда знакомишься с полученными Арнольдом данными, от главы к главе нарастает возмущение и, конечно же, по мере прочтения растет убежденность в том, что перед тобой – искусно сформулированная правонационалистическая апология» (Dieckmann, 2005: 253).


[Закрыть]. Статья Арнольда и Любберса завершается следующим пассажем: «При исследовании роли вермахта в Третьем рейхе, однако, критически необходимы не всеобъемлющие теории, а оценки сложных исторических контекстов и процессов развития. Только так можно добиться сбалансированной оценки тех событий» (с. 626). Абсолютно верное утверждение. К сожалению, никакой «сбалансированной оценки» у Арнольда и Любберса мы не находим. Их призыв к таковой есть не что иное, как подобие дымовой завесы, призванной скрыть от читателя истинную повестку их работ и в том числе рассматриваемой здесь статьи.