Текст книги "Всемирный разум"

Делает ли нас одинокими электронное общение?

В 1909 году Зигмунд Фрейд в результате своих наблюдений пришел к твердому убеждению: телефон не только позволяет людям общаться на расстоянии, но и отдаляет их друг от друга. Почти столетие спустя писатель Адам Гопник (Adam Gopnik) с ужасом обнаружил, что воображаемый друг его дочери по имени Чарли Равиоли был доступен ей только по игрушечному мобильному телефону и всегда был слишком занят, чтобы поиграть непосредственно с ней.

Тогда Гопник опубликовал резкое эссе «Столкнувшись с мистером Равиоли» (“Bumping into Mr. Ravioli”)[29]29
  Gopnik, Adam. Bumping into Mr. Ravioli // New Yorker, September 30, 2002. P. 80–84.


[Закрыть]. Писатель предположил, что бешеная лавина электронных сообщений заставляет людей вести такой образ жизни, при котором «реальное общение» вечно откладывается на потом – и никогда не наступает. «Подобно Чарли Равиоли, – писал Гопник, – мы вскакиваем на ходу в такси и оставляем свои сообщения на автоответчиках, не поддерживая живое знакомство с людьми, и обнаруживаем, что теряем друзей». Позднее он признавался, что это эссе вызвало больше читательских откликов, чем все его другие статьи вместе взятые.

То эссе задело нерв проблемы, однако Гопник – не единственный, кого беспокоит вопрос о том, каким образом технология меняет человеческие отношения. Ученые, изучающие общество, ориентируются на объективные данные и теории. Роберт Путнэм (Robert Putnam) в ставшей своего рода вехой книге «Боулинг в одиночку» (“Bowling Alone”) приводит многочисленные свидетельства того, что в последние 40 лет социальная жизнь переживает глубокий упадок. По его наблюдениям, между 1974 и 1994 годами число американцев, посвящающих свое время посещению клубов, уменьшилось на 42 %, работающих в общественных комитетах – на 39 %, посещающих общественные собрания – на 35 %. Такой показатель, как ежегодное число визитов к кому-либо в гости на вечеринку, упал с 14,5 посещений в 1975-м до 8 в 1995-м.

Проведя обстоятельный анализ, Путнэм главным виновником всех бед объявил телевидение: «Зависимость от телевидения, служащего средством развлечения, – это не просто одна из заметных предпосылок к общественному разъединению людей, но единственный постоянно действующий фактор, который я выявил»[30]30
  Putnam R. Bowling Alone, Simon & Schuster, 2001.


[Закрыть]. Коммуникация посредством мозговых имплантов, кажется, способна ухудшить дело. Она в полной мере высокотехнологична и может обходиться без участия человеческого «я». В подобной коммуникации возможна симуляция близости: вспомните, как Витторио чувствовал физическое присутствие и ощущения своих партнеров. У нас есть причина опасаться того, что общение сделается лишь тенью реальной жизни.

Однако известны и свидетельства в пользу того, что технология расширяет сферу человеческих связей. В конце 1990-х годов двое социологов изучали пригород Торонто, названный ими Нетвиллом (Netville)[31]31
  Буквально: «Сетевой городок». – Прим. пер.


[Закрыть]. В этом месте были построены 109 домов (каждый рассчитан на одну семью), и тем, кто переезжал туда, сразу же предлагался свободный доступ к широкополосному Интернету. Однако по некоторым причинам, связанным с деятельностью провайдера, оборудование получили только 60 % семей. Оставшиеся 40 % должны были обходиться без Интернета.

Городок был оборудован собственной системой мониторинга, позволявшей исследователям вести сравнительные наблюдения, изучая социализацию как тех, кто был подключен к Интернету, так и тех, кто подобного доступа не имел. В итоге 68 % резидентов, подключенных к Интернету, сообщили, что уровень их социальных контактов увеличился или остался таким же. И лишь 45 % не подключенных к Сети жителей утверждали то же самое. «Вопреки всем прогнозам в духе антиутопий, – писали ученые, – новые коммуникационные технологии не отрывают людей от их социального окружения. Каналы связи, проложенные и действующие благодаря работе компьютеров, укрепляют существующие сообщества людей, помогают устанавливать и поддерживать те человеческие отношения, которых, вероятно, прежде просто не было»[32]32
  Hampton, K. and Wellman, B. The Not So Global Village of Netville. In Barry Wellman and Caroline Haythornthwaite (Eds.) // The Internet and Everyday Life. Oxford, UK: Blackwell. 2002. P. 368. Работа доступна также по адресу: http://www.mysocialnetwork.net/downloads/HamptonWellman2.pdf.


[Закрыть].

Какая из двух затронутых нами перспектив ближе к истине? Очевидно, обе – и ни одна. Интернет не просто что-то добавляет или предлагает замену чему-то уже известному – он создает новые формы взаимодействия, а также меняет сам характер общения (mode of communication). Совершенно бессмысленно пытаться решить, делает ли Мировая Сеть повседневную жизнь «лучше» или «хуже».

Гораздо полезнее проверить терминологию, используемую в данном споре. Когда люди, имея в виду Интернет, что-то празднуют или что-то оплакивают, они делают не вполне осознанные, но очень глубокие предположения. Например, что человек и общество существуют в совершенно разных сферах. Или что внутренняя жизнь человека или его сознание недосягаемы для общества. С другой стороны, последнее по отношению к личности представляется чем-то внешним. Оно – совокупность видимых действий, но за пределами индивидуальной жизни лишено всяких мыслей или интенций. Если следовать подобной логике, то взгляд, например, на церковную общину не заметит ее группового мышления, которое реализуется на трансперсональном уровне. Это всего лишь группа, но не единый организм. Агрессивная толпа, наоборот, часто выглядит единым организмом, но никогда не бывает мыслящим целым.

Предположения, которых мы коснулись выше, могут быть весьма разрушительными. Узники обычно испытывают ужас перед одиночным заключением, которое считается самым жестоким из наказаний такого рода, приводя, как ясно из документальных свидетельств, к неизлечимому безумию. Даже Генри Торо, написавший книгу «Уолден, или Жизнь в лесу», посвященную радостям индивидуализма, почти ежедневно спускался в город пообедать с друзьями. Чтобы оставаться человеком, каждый из нас нуждается в общении с другими людьми.

В сущности, люди уже представляют собой единый организм с нереализованными возможностями. Социологи отмечают многочисленные примеры подсознательной координации групповых действий – например, в лифте или в метро. Прямая ментальная коммуникация (mind-to-mind communication) может содействовать тому, чтобы коллективистская природа людей проявлялась более непосредственно, ясно и интуитивно. Если вы чувствуете то же, что другой человек, – например, ощущая (пусть сигнал и ослаблен, подобно эху), как пуля пробивает чей-то бронежилет, – вы уже не сможете оставаться изолированной личностью, но сильнее, чем прежде, будете чувствовать единение с другими людьми.

И если вы увидите группу людей, замечательно согласованным образом движущихся к единой цели – без предварительных репетиций и приказов, – возможно, вы поверите, что их объединяет общее самосознание, не подавленное индивидуалистическими устремлениями. Если вы будете знать местонахождение ваших друзей так же точно, как знаете, какие действия совершают ваши руки и ноги (потому что сообщать вам об этом будут одни и те же участки мозга), и если вы сможете координировать, когда потребуется, свои движения с движениями ваших друзей – вот тогда последние будут чувствовать себя так, словно стали частью вас самого. Вы останетесь индивидуумом, но вместе с тем и неотъемлемой частью группы.

Однако прежде, чем пойти дальше, нужно отметить некоторые сложности, которые могут помешать реализации наших идей. Вопреки распространенному мнению, люди не очень хорошо справляются с многозадачными целями. Если же и пытаются, то эффективность решения каждой из поставленных задач снижается. Исследования показывают, что офисные работники могут сосредоточенно выполнять определенное задание в течение всего 11 минут, после чего перед их возвращением к этому делу должно пройти еще 25 минут[33]33
  Gloria Mark, Victor M. Gonzalez, Justin Harris. No Task Left Behind? Examining the Nature of Fragmented Work // Proceedings of CHI 2005, April 2–7, Portland, Oregon. http://www.ics.uci.edu/~gmark/CHI2005.pdf.


[Закрыть]. Вероятность попасть в аварию в четыре раза выше у тех водителей, которые, управляя автомобилем, говорят по мобильному телефону. И они представляют для окружающих опасность не меньшую, чем те, в чьей крови уровень алкоголя составляет 0,08 промилле[34]34
  Matt Richtel, U.S. Withheld Data on Risks of Distracted Driving // New-York Times, July 20, 2009. http://www.nytimes.com/2009/07/21/ technology/21distracted.html?hp.


[Закрыть]. Гарнитура handsfree не обеспечивает более безопасного вождения, поскольку проблема – не в свободе рук водителя, а в разговорах, которые рассеивают внимание[35]35
  Исследования провели ученые Donald Redemeier (University of Toronto) и Robert Tibshirani (Stanford University). Было установлено, что разговоры по мобильному телефону – вне зависимости от того, свободны руки водителя или нет – вчетверо повышают вероятность дорожной аварии. См. подробнее: New England Journal of Medicine. Работу можно найти по адресу: http://mentalhealth.about.com/library/sci/0701/blcellphone701.htm.


[Закрыть]. Ресурс нашего внимания не бесконечен, поэтому мы не можем ожидать, что при использовании рассматриваемой технологии люди всегда и во всех случаях будут успешно взаимодействовать, обмениваясь информационными потоками, направляемыми от сознания к сознанию.

Еще более значительная трудность кроется в том, что внимания, которое никогда бы не прерывалось и не рассеивалось, просто не бывает – и эта закономерность может проявляться духовным образом. Данная проблема уже обозначилась. Люди готовы полночи возиться с электронной почтой, чтобы в дневные часы работать исключительно в Интернете[36]36
  Orenstein, Peggy. “Stop Your Search Engines”. New-York Times, October 24, 2009.


[Закрыть]. И нам действительно нужно проделывать все это, чтобы стало еще хуже? Нам в самом деле требуется, чтобы Twitter, наполненный мыслями наших друзей, жил у нас в голове день-деньской и пребывал там ежедневно? В «Элегии Гутенберга» Свен Биркертс (Sven Birkerts, “The Gutenberg Elegies”) сетует на вторжение технологии в ту область, которую он называет «протяженным временем» (deep time) – когда люди размышляют длительно и систематически, исследуя сложные идеи[37]37
  Birkerts, Sven. The Gutenberg Elegies, Faber & Faber, 2006.


[Закрыть]. «Протяженное время» – то, которое проводится в уединении или в неспешных беседах с другими людьми, а также посвящается чтению или писанию в одиночестве. Отдавшись течению этого времени, мы противостоим тому, что культуролог Фредрик Джеймисон (Fredric Jameson) мог бы назвать шизофренией, индуцированной культурой. (Намек на постоянную неспособность избегать того, что не относится к делу, и неумение видеть в опыте основу для связного рассказа о нем же)[38]38
  Jameson, Fredric. Postmodernism, or The Cultural Logic of Late Capitalism. – Durham: Duke University Press, 1991. P. 27.


[Закрыть]. При шизофрении эго человека неустойчиво и разорванно, а чувства – бессвязны.

Если имеется в виду истинная шизофрения, то это просто ужасно. Если же речь о, так сказать, технологической, то она ведет к отчуждению и одиночеству. Однако мы не можем отказаться от технологии и тех преимуществ, которые она предоставляет. Отсюда и настоятельная необходимость уравновесить ее социальной организацией. Мы должны сделать свою цивилизацию высокотехнологичной – и высококонтактной[39]39
  В тексте игра слов: “…high-tech and high-touch civilization…” – Прим. пер.


[Закрыть]. Несмотря на все риски, связанные с возможной нехваткой внимания или грозящей кому-то «техношизофренией», технология прямого контакта сознания с сознанием отвечает глубоким человеческим потребностям. Потребности принадлежать. Потребности быть понятым. Потребности проявлять свою волю. Потребности выйти – хотя бы на время – за пределы собственного «я».

Фактически, данная технология обещает, что некоторые из этих потребностей можно реализовать с ее помощью – особенно молодежи. Если технология прямого контакта сознания с сознанием (mind-to-mind technologies) расцветет полным цветом, молодые люди смогут увидеть самые всеохватывающие социальные изменения, которые когда-либо происходили. Как говорила психолог Шерри Теркл (Sherry Turkle), технология – это то, над чем стоит поразмыслить[40]40
  Turkle, Sherry. Life on the Screen: Identity in the Age of the Internet. – Simon & Schuster, 1995. P. 47.


[Закрыть]. Я использую эту мысль метафорически. И, следуя в заданном ею направлении, нахожу повод задавать самые глубокие по смыслу вопросы, какие мне только известны.

Общность душ

Когда я вернулся в Сан-Франциско, мы с Региной начали общаться, постоянно обмениваясь электронными сообщениями. Обдумывая, посылая и принимая их, мы раскрывали друг другу души. Мы говорили о наших любимых писателях. Толковали о наших профессиональных занятиях. Делились мечтами: как было бы прекрасно найти приют под лесной сенью, совершить путешествие на Мальту или в Грецию, написать новые книги.

Это было замечательно – учиться понимать друг друга. Но… набирать текст на клавиатуре – такое медленное дело. Я хотел бы сесть на первый же самолет до Вашингтона, но не мог просто сорваться с места и улететь туда, куда стремился. Моим страстным желанием стала потребность беседовать с ней всегда и везде. В любом месте, где бы мы ни были. И хорошо бы без промедления. Так, чтобы мысль становилась действием.

Платон говорил о подобных желаниях в своем диалоге «Пир» – в этом классическом произведении, посвященном любви. Чтобы выразить основную мысль, Платону нужен миф. Давным-давно, пишет он, человечество состояло из особых существ: у каждого из них было по два лица и по четыре ноги, и они были совершенно счастливы в своем мире. Но однажды они провинились, и Зевс наказал их, разделив каждого на две половины. Кара была жестокой, и с тех пор, чтобы отменить ее, каждое существо с одним лицом и двумя руками обречено искать свою половину. И когда они находят друг друга, поясняет Платон, «обоих охватывает такое удивительное чувство привязанности, близости и любви, что они поистине не хотят разлучаться даже на короткое время. И люди, которые проводят вместе всю жизнь, не могут даже сказать, чего они, собственно, хотят друг от друга».

Эти мысли Платона вспомнились мне, когда в 2006 году я принимал участие в одном пилотном проекте в качестве одного из соавторов. Официально он назывался «XXII век» (The 22nd Century) и был посвящен тому, каким образом мозговые импланты будут способствовать развитию новых форм коммуникации. Родольфо Линас (Rodolfo Llinas), один из интервьюируемых и руководитель подразделения, занимающегося нейронаукой в университете Нью-Йорка, заявил: «Мы рассуждаем вот о чем. Вы сможете проникнуть в мозг другого человека и узнать, что у него болит. Вы сможете не только чувствовать боль окружающих, но и понимать их желания и ощущать их страхи».

Идеи Платона проглядывают и в статье, опубликованной в журнале New Yorker и посвященной философу Полу М.Черчланду (Paul Churchland), размышлявшему так:

По-видимому, наступит такой день, когда станет возможно соединить искусственным образом два отдельных мозга… и обмениваться мыслями намного быстрее и яснее, чем мы можем позволить себе в настоящее время посредством привычной нам речи – спутанной и содержащей сгустки непроясненного смысла[41]41
  MacFarquhar, L. Two heads: a husband and wife confront consciousness // New Yorker, February 12, 2007. P. 58–69.


[Закрыть].

Древняя мечта о слиянии душ… Для Платона любовь – это жажда целостности, восстановление цельности человеческого существа, восторг совершенного общения друг с другом, вечное единение людей. Конечно, такое понимание не лишено проблемных моментов. Идентичность «половин» утрачивается. Не остается места для проявления того, что привлекает или отвергает каждая из них. И ни одной из них не удастся время от времени сбегать в город, чтобы выпить стаканчик-другой с приятелями… Ну, что на это скажешь? Не слишком реалистично, пожалуй.

Тем не менее, я продолжаю думать, что если б только мои медленные пальцы не сковывали меня, мои беседы с Региной происходили бы ежедневно. Мы оба проводим свою жизнь за разгадыванием фонем. Но когда диалог разворачивается в телеграфном стиле, а сам разговор слишком выстроен и поэтому не вполне естественен, трудно настроиться друг на друга, добиваясь полного понимания. Живущее в изоляции сознание замыкается в себе и начинает растрачивать заряд внутренней энергии, становится все более причудливым и как будто скрученным внешней силой, похожим на растение бонсай. У таких людей, как Регина или я сам, оно несет в себе черты бонсай. Если бы я мог соприкоснуться с ней мысленно – непременно бы так и сделал. Я оказался бы на седьмом небе, появись у меня возможность свободно поболтать с ней, когда она, возвращаясь домой с работы, просто стоит на остановке, – это было бы не общение, а сплошной восторг. Можно было бы долго, очень долго изучать мысли друг друга, следуя за самыми причудливыми их поворотами.

Я еду в университет Галладета

В июле 2008 года я получил приглашение в течение года поработать профессором в университете Галладета в Вашингтоне, округ Колумбия. В этом учебном заведении, финансируемом из федерального бюджета, в качестве основного языка общения используется ASL (American Sign Language) – американский жестовый язык. Однако существует опасение, что он устаревает. Все больше и больше детей, которым в раннем возрасте устанавливают кохлеарные импланты, взрослея, пользуются только обычной речью. Они учатся не в специальных школах для глухих и слабослышащих, где основным средством общения служит ASL, а в самых обычных школах и колледжах, ученики и студенты в которых не имеют проблем со слухом. Как следствие, численность слушателей Галладетского университета за последние пять лет уменьшилась с 1400 до 1000 человек в год[42]42
  Schwartzman, Paul. Gallaudet’s New Aesthetic of Openness // Washington Post, October 4, 2008.


[Закрыть]. Это единственное учебное заведение в мире, существованию которого угрожает распространение компьютерных имплантов.

Более того, само существование сообщества глухих находится под угрозой. Исторически сложилось так, что люди с полным отсутствием слуха могут социализироваться только в обществе друг друга. Поэтому они формируют свою субкультуру с богатыми традициями, собственной исторической памятью и ощущением идентичности. Уничтожение глухоты, если таковое станет возможно, будет означать также и исчезновение этой культуры, специфического языка и образа жизни. Представители Галладетского университета обратились ко мне именно как к человеку, чье телесное существование само по себе олицетворяло угрозу их будущему. Нам нужен свежий взгляд на вещи, заявили они, обращаясь ко мне. Приезжайте к нам на год.

Это было открытое по духу и вдохновляющее предложение. Правда, чтобы принять его, от меня требовалась некоторая смелость: ведь пока я рос, всегда пользовался только обычной речью и совсем не знал языка жестов. Мне как будто предложили провести год в Японии без всякого знания японского языка. Однако я помнил, что ASL – это язык тела, позволяющий находить описания абстракциям и вести повествования, и аналогов ему в мире нет. Различные выражения лица – часть его синтаксической структуры. В 1960-х годах лингвисты начали понимать, что ASL – это не просто пантомима или слова, передаваемые буква за буквой посредством особых пальцевых знаков. ASL – язык, достигший высокой степени развития и имеющий свой синтаксис, отличающийся от того, который характерен для любого другого языка, основанного на восприятии звуков[43]43
  Люди, для которых английский является родным, иногда используют английский жестовый язык (SEE – Signed Exact English) – транслитерацию английской речи с «переводом» ее на язык соответствующих знаков. Сторонники ASL отмечают, что SEE не в состоянии использовать весь спектр возможностей нашего тела применительно к передаче определенных смыслов с помощью жестов. – Прим. автора.
  SEE иногда называют «жестовой формой нормативного английского языка» или «прожестикулированным английским». Используется также термин сиглиш (от Signed English) – по аналогии с амсленом. – Прим. пер.


[Закрыть].

Предстояло ли мне открыть для себя совершенно незнакомый тип коммуникации? Я решил, что должен попробовать. Принять это решение мне помогла также мысль о том, что можно будет провести год рядом с Региной. Получив спустя пять недель официальное подтверждение, я нашел, кому сдать квартиру, собрался в дорогу, поместил Элвиса в сумку-переноску для кошек и улетел из Сан-Франциско в Вашингтон, округ Колумбия.

Глава третья. Физика сознания

Тебя не поражала мысль о том, что жизнь вся состоит из памяти… за исключением лишь одного мгновения, которое может промелькнуть так быстро, что его едва успеешь заметить? Да, конечно, жизнь – это память… за исключением каждого уходящего в прошлое момента.

Теннесси Уильямс

Вы ведь и сами знаете, как это бывает, когда в голову приходит идея. Для вас самого она ясна и прозрачна, как солнечный свет. В действительности же она больше похожа на хоровод эмоций и как будто затянута дымкой. В физическом смысле вашей идеи просто нет, она не существует. Либо вы сами полагаете, что ее нет, пока компьютер не распознал, какие именно буквы вы используете, чтобы сложить из них слово. Или пока вы не познакомитесь с научной работой под названием «Как читать скрытые намерения человека в его мозге» («Reading Hidden Intentions in the Human Brain»)[44]44
  Haynes, John-Dylan, Sakai, Katsuyuki, Rees, Geraint, Gilbert, Sam, Frith, Chris, and Passingham, Richard. Reading Hidden Intentions in the Human Brain // Current Biology. 17, 2007. P. 323–328. Работа доступна на сайте: http://www.current-biology.com/content/article/.


[Закрыть].

Такое название подразумевает, что все мысли, намерения, воспоминания и переживания имеют конкретное физическое существование. Их создают импульсы и энергетические волны (заряды), порождаемые миллиардами клеток в наших головах. Подобное понимание не имело бы никакого смысла для французского философа Рене Декарта: в 1649 году он утверждал, что тело есть физическая машина, а сознание, как воплощение духовности, нематериально. Однако в XX веке ученые стали находить все больше свидетельств четкого соотношения умственной активности и происходящих в головном мозге физических процессов. Вот пример. В 1940 году нейрохирург Уайлдер Пенфилд (Wilder Penfield), имея дело с больными, подвергавшимися хирургическому лечению для предупреждения развития эпилептических припадков, использовал шоковое воздействие на мозг своих пациентов слабых электроимпульсов. Оно не имело ничего общего с хирургией и осуществлялось в исследовательских целях. Пациенты находились в полном сознании, поскольку в головном мозге нет болевых рецепторов – в обезболивании нуждаются только покрывающие его мягкие ткани и кости черепа.

Пенфилд обнаружил, что стимулирование определенных частей височной доли мозга будит у пациентов живые воспоминания. Одному из них знакомая песня слышалась так ясно, что он подумал, будто ее действительно проигрывают в операционной. У большинства людей подобное стимулирование вызывало различные ощущения и подергивания в некоторых частях тела. Пенфилд предположил, что происходящее в головном мозге физически воспроизводится в пучках нейронов, связанных со стимулируемыми зонами. Воздействие на несколько из них передавало возбуждение всему пучку, и пациент при этом что-то чувствовал или вспоминал. Иными словами, сознание – это не воплощение эфемерной «духовной субстанции». Оно вполне материально.

С тех пор сотни других исследователей немало добавили к открытиям Пенфилда. Сегодня каноническим считается тезис нейронауки о том, что любая активность ума может быть связана с соответствующей ей схемой передающегося по нервам возбуждения. Хотя все еще не утихли споры на тему, каким именно образом активирующий импульс, пройдя по нервам, достигает сознания, мы можем быть уверены: он оживляет последнее. Мои кохлеарные импланты делают со мной то же самое, что Пенфилд со своими пациентами, – передают электрические импульсы слуховым нервам таким образом, чтобы я мог слышать звуки. Мы можем взглянуть на все и с противоположной точки зрения: если удастся с необходимой четкостью увидеть активацию нейронов головного мозга и верно интерпретировать предмет наблюдения, то станет ясно, какой опыт содержит в себе наше сознание. То есть его «прочтение» станет возможным.

Но как это сделать на практике? В данной главе мы рассмотрим две широко применяемые методики: энцефалографию (EEG) и функциональное сканирование головного мозга с использованием магнитно-ядерного резонанса (fMRI). Полагаю, к концу главы вы согласитесь со мной, что обе методики изумительны и банальны одновременно. И в каждой из них есть что-то от магии фокуса. Когда видишь все впервые, глаза широко открываются от удивления. Но когда узнаешь секрет, восклицаешь: «Да как же я раньше не понял?!»

У меня есть три причины, по которым хочу вовлечь вас в состояние взволнованного разочарования или разочаровывающего волнения – выбирайте то, что вам больше подходит. Первая: если вы уясните смысл рассматриваемых методик, то поймете, что сознание – материально. Вторая: вы сможете познакомиться с работой невероятно умного программного обеспечения. Третья: теоретическая основа в данном случае критически важна для понимания более «экзотических» и выдающихся технологий – например, оптогенетики, к которой мы подойдем в 8-й главе.

В ноябре 2008 года я участвовал в ежегодной встрече членов «Общества в поддержку нейронауки» (Society for Neuroscience). По счастливому стечению обстоятельств, в тот год она проводилась в Вашингтоне, округ Колумбия. В какой-то момент я обнаружил, что на мне надет очень глупый (если смотреть со стороны), но, предположительно, абсолютно аутентичный шлем для майндридинга. Это произошло на выставочном стенде разработавшей шлем австрийской компании. Как заявляли сами производители, он дает возможность печатать текст, смысл которого распознается по активности мозга. Накануне вечером я был на презентации этого шлема и видел, как доброволец из публики успешно «напечатал» фразу с первой же попытки. Позже я вновь зашел на стенд, чтобы внимательнее рассмотреть этот девайс и, между делом, задать его создателям несколько каверзных вопросов: так эта штука может читать то, что происходит в сознании? Каким образом?

Через день я вернулся на стенд этой компании, чтоб испробовать действие шлема на себе. С посетителями общался один из его разработчиков – Штефан Шаффельхофер. Высокорослый, но с детским лицом, он выглядел моложе своих лет, и мне не верилось, что он уже закончил высшую школу. «А я вас помню», – бодро сказал он мне, когда я подошел поближе. И укрепил шлем на моей голове. «Свои процессоры я убрал, так что он будет вам по размеру», – добавил он, брызнув на несколько сокетов гелем, обеспечивающим надежный контакт. Гель был холодным и липким. Я тут же почувствовал себя так, словно это вещество начало просачиваться внутрь меня, проникая между волосами.

Штефан подсоединил к шлему 8 электродов. Хотя к нему можно присоединить до 65, к моему прикрепили только 8. Причем большинство – со стороны затылка, поскольку зрительная зона коры головного мозга, как ни странно, находится в задней его части. Меня опутали проводами, и я стал походить на радиосхему в стадии монтажа. После этого я перевел взгляд на экран, где в четком порядке были представлены буквы алфавита.

«И что, – обратился я к Штефану, – следует делать? Как «набрать текст» силой мысли?»

«Буквы подсвечиваются в произвольном порядке, – ответил он. – Достаточно просто смотреть на ту из них, которую хочешь «напечатать». Как только буква «загорится», у человека в шлеме возникнет реакция своего рода испуга, и электронные датчики ее уловят».

«Реакция испуга?» – уточнил я.

«Не буквально, конечно, – сказал Штефан. – Скорее, это будет рефлекторная реакция, посредством которой мозг скажет: ой! Буква, на которую я смотрю, зажглась! Электрическая активность у этого рефлекса настолько четко выражена, что ему даже присвоили свое собственное имя – P300, или электропотенциал, связанный с реакцией на событие (event-related potential). То есть электронный датчик ловит волну P300 – и компьютер понимает, что зрительная зона коры головного мозга отметила неожиданные изменения в картине происходящего».

Иными словами, я должен был просто смотреть на букву, пока она не начнет подсвечиваться – и в этот момент, если все идет нормально, электронные датчики зафиксируют, что мой мозг стал вырабатывать волну P300. Для подтверждения система заставит букву несколько раз мигнуть – чтобы всякий раз регистрировать именно эту волну. После чего выбранная буква переместится на специальную результирующую строку (output line), что послужит мне знаком перевести взгляд на следующую. И весь цикл повторится.

Штефан запустил систему, и я сразу же заметил, что каждая буква мигает очень недолго: компьютер «перебрал» все 26 менее, чем за секунду. К тому же буквы подсвечивались в произвольном порядке. Все это было похоже на то, как человек разглядывает переливающуюся огнями рождественскую елку, в гирляндах которой каждое мгновение загорается и гаснет всего по одной лампочке.

Теперь, когда я все понимаю, что же мне написать? Да-а, писательская немота… Ладно, напишу имя моего редактора. Через неделю у меня с ней намечена встреча в Нью-Йорке. Значит, мне нужно смотреть на букву «A»[45]45
  Здесь и далее сознание автора «читает», как и в оригинале, буквы английского алфавита. – Прим. пер.


[Закрыть]. Кажется, она мигала разок-другой в течение секунды. Всякий раз, когда эта буква подсвечивалась, я думал: «A». Поскольку она зажигалась снова и снова, я обнаружил, что снова и снова думаю: «A! A! A! A!»

И буква «А» появилась в результирующей строке.

Просто волосы дыбом встают. (Правда, мои уж очень вздыбиться не могли: мешал надетый на голову шлем).

Ура, работает! Быстро найти «M» и смотреть только на нее.

Через несколько секунд «M» безмолвно появилась правее «A».

Я перешел к «B». «B! B! B! B!»

И результирующая строка показала: «A M B».

Постепенно происходящее перестало казаться мне столь уж удивительным. Всякий раз, когда «моя» буква подсвечивалась, в уме происходило нечто очень характерное и неповторимое. Вспышка энергии, какой-то рывок, шуршание, свист… Нейроны в теменной доле мозга как будто пускались в вихревую пляску, и электронные датчики легко улавливали порождаемый ею «электрический шорох». Да, электрический потенциал мозговой волны P300, возникающей как реакция на событие, действительно существует – и он реален, точно шарики в детской игре. Как просто! Что ж, последуем далее…

A M B E R

«Неплохо, – сказал я Штефану с улыбкой. – Все получается. С первой попытки».

Я решил попробовать «напечатать» что-нибудь более длинное, поэтому Штефан очистил строку результата. Правда, я не знал, как делать пробелы между знаками, но не позволил себе подумать, будто это обстоятельство может остановить меня.

После стольких-то лет молчания, вот что мой мозг желает сказать в действительности[46]46
  Надпись в строке результата в переводе на русский: «Привет всем!» – Прим. пер.


[Закрыть].

На эту запись у меня ушло две минуты. Но опытные пользователи системы, с которыми я познакомился накануне, могли «писать» с той же скоростью, с какой печатают на пишущей машинке двумя пальцами.