Текст книги "Поэт"

– Теперь в Феникс?

– Да, пойдем по свежему следу. – Он посмотрел на часы. – Нужно спешить. Детектива похоронят через четыре часа, а я хочу начать с осмотра тела.

Глава 25

В международном аэропорту Феникса, сразу после приземления самолета, нас встретили две машины бюро и четыре агента из местного управления. По сравнению с тем местом, откуда мы прилетели, погода показалась очень теплой. Сняв куртки, мы уложили их вместе с остальными вещами и компьютерами.

Томпсон нес чемоданчик со своим оборудованием. Я поехал в одной машине с Уэллинг, и, кроме нас, там находились еще два агента, Матузак и Миз, белые парни из местных. Как мне показалось, они вряд ли прослужили в бюро десять лет. И из их обращения с Уэллинг было ясно почтительное отношение к центру изучения мотивов поведения.

Меня или заранее представили им как обычного репортера, или к выводу, что я не агент, они пришли самостоятельно, по бороде и прическе. Короче, они не обращали на меня никакого внимания, несмотря на эмблему, пришитую к моей куртке.

– Куда едем?

Уэллинг задала свой вопрос, как только наш серый «форд» без опознавательных надписей, вместе с таким же «фордом», в котором сидели Бэкус и Томпсон, выехал за ворота аэропорта.

– В похоронную контору Скоттсдейла, – ответил Миз, сидевший на месте переднего пассажира. Машину вел Матузак.

Миз посмотрел на часы.

– Погребение назначено на два. Скорее всего у вашего специалиста будет не более получаса для экспертизы, а потом тело оденут и положат в гроб.

– Вскрытие делали?

– Да, вчера вечером, – откликнулся Матузак. – Тело уже бальзамировали и гримировали. Не знаю, что вы ожидаете найти.

– Мы ничего не ожидаем. Просто хотим осмотреть тело. Полагаю, агент Бэкус уже проинформирован о деталях? А вы, двое, не введете ли в курс дела и нас?

– Это что, сам Роберт Бэкус? – удивился Миз. – Выглядит молодо.

– Роберт Бэкус-младший.

– А-а. Ясно.

Миз понимающе закачал головой: понятно, мол, почему молодой, а уже при должности.

– Что вам ясно? – сказала Рейчел. – Да, имя досталось от отца, но вдобавок он сам трудяга и самый знающий агент, с которым мне приходилось работать. И свое положение он заработал. Возможно, ему было бы проще носить другую фамилию, например Миз. А теперь не мог бы один из вас доложить ситуацию?

Я увидел, как Матузак изучающе посмотрел на нее в зеркало, затем перевел взгляд на меня, и Рейчел моментально отреагировала:

– С ним все нормально. У него есть допуск от высшего руководства. Ему известно, что мы делаем. Какие проблемы?

– Никаких, если их нет у вас, – ответил Матузак. – Джон, расскажи ты.

– Фактов не так много. Нам мало что известно, поскольку дело не наше. Мы знаем, что полиция обнаружила тело, что парня звали Уильям Орсулак и нашли его в понедельник. Полицейский из отдела по расследованию убийств. Копы считают, что смерть наступила за три дня до того, как нашли тело. В пятницу он на работе не показывался, что следует из данных компьютера, а живым его в последний раз видели в баре, в четверг вечером.

– Кто нашел тело?

– Кто-то из его группы, когда в понедельник детектив не вышел на службу. Орсулак разведен и жил один. В любом случае они гадали целую неделю. В смысле – самоубийство или убийство? Ну и пришли к заключению, что убийство. Это было вчера. Думаю, в версии самоубийства достаточно нестыковок.

– Что обнаружено на месте преступления?

– Как ни обидно признаться, но лучше прочитать это в местных газетах. Как я и говорил, полиция Феникса не захотела ввести нас в суть дела, так что их данные нам неизвестны. Лишь после того как из Квонтико пришел факс, Джеми Фокс, он сейчас в головной машине, заметил совпадение некоторых обстоятельств с информацией из газетной статьи. Заметив, он позвонил вам. Потом мы пообщались с Бобом, но пока не знаем, что к чему, как я и сказал.

– Что ж, неплохо.

Голос Рейчел показался расстроенным. Я подумал, что ей хочется сидеть в первой машине.

– Уверена, все станет ясно в похоронной конторе. Что с местными?

– Они нас встретят.

* * *

Мы оставили машины на заднем дворе конторы Скоттсдейла, располагавшейся на Кэмелбекском шоссе. Площадка оказалась сплошь заставленной машинами, хотя до церемонии еще оставалось часа два. Несколько человек кругами слонялись по двору, другие стояли, прислонившись к своим автомобилям. Детективы, решил я. Вероятно, ожидают услышать, что скажет ФБР. Здесь же, в дальнем углу стоянки, я заметил фургон местного телевидения со спутниковой тарелкой на крыше.

Выйдя из машины, мы с Уэллинг присоединились к Бэкусу и Томпсону, а затем через служебный вход нас провели в морг.

Мы оказались в просторном помещении, почти до потолка облицованном белой плиткой. Здесь же стояли два блестящих стола из нержавейки, предназначенные для тел, с пристроенными над ними шлангами и рассекателями, как в душе. Вдоль стен размещались прилавки с инструментом и разным оборудованием.

В комнате уже находились пятеро мужчин, и как только они направились к нам, я увидел тело, лежавшее на дальнем столе. Как я понял, это и был Орсулак, хотя сначала показалось, что никаких повреждений на трупе нет. Орсулак лежал обнаженным, и кто-то прикрыл гениталии жертвы куском бумажного полотенца длиной в ярд, отмотанным от рулона.

На дальней стене я обнаружил вешалку с погребальным костюмом, висевшую на крюке.

Мы обменялись рукопожатиями с коллегами покойного, затем Томпсон со своим чемоданчиком направился к телу и сразу же приступил к осмотру.

– Не думаю, что вам удастся найти что-то, чего не знаем мы, – произнес один из полицейских по фамилии Грейсон. Из местных именно он отвечал за расследование. Грейсон оказался коренастым человеком, уверенным и с хорошими манерами. Загорелый, как и все его коллеги-полицейские.

– Мы на это и не рассчитываем, – доброжелательно сказала Уэллинг, выдерживая установку на политкорректность. – Вы не зря потратили на него достаточно времени. К тому же тело обмыли.

– Однако нам придется делать свое дело, – отозвался Бэкус.

– Почему бы не сказать, что это за расследование? – снова задал вопрос Грейсон. – Возможно, мы смогли бы что-то прояснить.

– Логично, – сказал Бэкус.

Пока он коротко излагал суть дела Поэта, я внимательно наблюдал за работой Томпсона. Рядом с телом эксперт был как дома, действуя без смущения, касаясь, проверяя, сжимая. Довольно долго Томпсон думал, перебирая седоватые волосы на голове покойного, а затем аккуратно вернул их в прежнее положение, воспользовавшись собственной расческой, которую достал из кармана. Далее он перешел к исследованию полости рта и глотки при помощи увеличительного стекла со встроенной подсветкой. В какой-то момент, отложив стекло, эксперт вынул из чемоданчика фотокамеру. Делая снимок глотки, он сверкнул фотовспышкой, что привлекло внимание полицейских.

– Просто документирую свою работу, джентльмены, – пояснил Томпсон, даже не посмотрев в их сторону.

Потом он перешел к конечностям, начав с правой руки и кисти, затем изучил и левую. При этом, исследуя левую руку, он снова воспользовался лупой, подробно осмотрев каждый палец. Сделал еще два снимка, на этот раз – кисти, и дважды сфотографировал указательный палец. Присутствовавшие не придали его возне особого значения. Вероятно, они посчитали это таким же рутинным делом.

Я не видел, чтобы Томпсон делал фотографии правой руки, и понял, что левая была выбрана неспроста. Выложив четыре сделанных его «Полароидом» снимка на стеллаж, он вернул камеру в чемодан. По мере продолжения осмотра эксперт больше не фотографировал.

Прервав Бэкуса, он попросил его помочь. Вдвоем они перевернули тело, и осмотр был вновь продолжен, подробно, с головы до ног. Я увидел кусок воскообразного материала, располагавшегося на задней части головы, и понял, что именно там находится выходное отверстие. Фотографировать его Томпсон не стал.

Он закончил с телом почти в одно время с окончанием доклада Бэкуса. Я заподозрил, что это было намеренное совпадение.

– Есть что? – спросил Бэкус.

– Нет, ничего такого, – ответил Томпсон. – Если можно, я бы хотел взглянуть на заключение о вскрытии. Надеюсь, оно здесь?

– Как заказывали, – сказал Грейсон. – Здесь копии всех документов.

Он подал Томпсону папку, и эксперт отошел к стеллажу, чтобы изучить бумаги обстоятельно.

Бэкус произнес, обращаясь к полицейским:

– Итак, джентльмены, я рассказал то, что знаем мы. А теперь хотел бы услышать, что в этом деле такого, что заставило вас отбросить версию самоубийства?

– Собственно, я не отбрасывал ее полностью до того момента, как услышал вашу информацию, – сказал Грейсон. – А теперь думаю, что этот гребаный подонок – простите меня, агент Уэллинг, – этот человек из наших. Во всяком случае, вопрос уже возникал, и мы отнесли дело к разряду убийств по трем соображениям. Во-первых, когда мы обнаружили Билла, его волосы оказались причесаны неправильно. Все двадцать лет, которые он провел в нашем офисе, пробор находился слева. Найдя тело, мы обнаружили, что пробор справа. Мелочь, конечно, но таких мелочей мы обнаружили еще две, а это уже система. Далее пошли рассуждения. Наш специалист взял из полости рта пробы на следы выстрела, так что мог утверждать, что оружие в момент выстрела находилось во рту либо на небольшом расстоянии от него. Судя по данным экспертизы, там были продукты выстрела, частицы ружейного масла и еще одна, третья субстанция, определить которую мы не смогли. Пока мы не поняли, как это объяснить, то, естественно, не могли считать происшедшее самоубийством.

– Что вы можете рассказать про эту субстанцию? – спросил Томпсон.

– Вещество вроде жира животного происхождения. И еще там присутствовал мелкодисперсный силикон.

Я заметил, как Томпсон быстро посмотрел на Бэкуса и затем куда-то в сторону, будто говоря: «Знаю, знаю».

– Что-то знакомое? – спросил Грейсон, словно уловив его реакцию.

– Никаких экспромтов, – ответил Томпсон. – Я возьму образцы и исследую их в лаборатории, в Квонтико. Результаты вам сообщат.

– Какая третья причина? – спросил Бэкус, сразу оставив тему.

– О ней сообщил Джим Бим, в прошлом напарник Орсулака. Теперь он в отставке.

– Джим Бим – это действительно его имя? – спросила Уэллинг.

– Точнее, Бимер. Он позвонил мне из Тускона, когда узнал о смерти Билла, и спросил, нашли ли мы пулю. Конечно, нашли. Так я и ответил. Ее вынули из стены напротив головы. И тогда он спросил, не золотая ли эта пуля.

– Золотая? – переспросил Бэкус. – Из настоящего золота?

– Именно так. Золотая ли пуля. Я ответил, что нет, пуля свинцовая, как и остальные в обойме. Как та, что мы вынули из пола. Мы решили, что первый выстрел, в пол, понадобился Биллу «для храбрости». И тут Бимер заявил, что это не самоубийство, а убийство.

– Откуда ему знать?

– Они с Орсулаком работали вместе много лет, и Джим знал, что иногда тот... Черт, наверное, нет такого копа, кто не думал бы раз или другой...

– ...чтобы убить себя.

Уэллинг произнесла это с утвердительной, а не вопросительной интонацией.

– Да. И Джим Бим рассказал, что как-то Орсулак показывал ему эту золотую пулю. Не знаю уж, где он ее достал, наверное, заказал по почте. И заявил он при этом Бимеру так: «Мой золотой парашют. Если я больше не смогу, тогда воспользуюсь им». Так что, по словам Бима, раз пуля не золотая, это не самоубийство.

– Вы нашли его золотую пулю? – спросила Уэллинг.

– Да, разумеется, нашли. Как только поговорили с Бимом. Пуля лежала в ящике стола, рядом с его кроватью. Видимо, он держал ее под рукой.

– Что убедило вас окончательно.

– В совокупности эти три детали приводят нас к версии убийства. Однако, как я уже сказал, полной убежденности не было. Пока не пришли вы и не рассказали свою историю. У меня уже «стоит» на этого Поэта. Впрочем, извините меня, агент Уэллинг.

– Ничего. Мы все сильно им озабочены. Скажите, записка была?

– Да, и учитывая этот факт, трудно согласиться с версией об убийстве. Записка была, и я могу поклясться, что она написана рукой Билла.

Уэллинг кивнула, как бы соглашаясь с его словами.

– Что говорилось в записке?

– Ничего особенно внятного. Что-то вроде стиха. Там говорилось... погодите минуту. Агент Томас, позвольте мне папочку, на одну секунду.

– Томпсон, – поправил тот, передавая документы.

– Простите.

Грейсон поискал немного и затем нашел нужную страницу. Текст он прочитал вслух:

Горы рушатся, безгласно,

В глубину морей всечасно.

Вот так.

Уэллинг и Бэкус посмотрели на меня. Раскрыв блокнот, я листал страницы со стихами.

– Строки я встречал, хотя не помню точно, откуда они.

Найдя стихи, уже использованные Поэтом раньше, я стал быстро читать. Совпадение обнаружилось в стихотворении «Страна сновидений», в том самом, которое убийца цитировал уже дважды, включая и лобовое стекло в машине брата.

– Вот оно.

Развернув страницы, я показал строки Рейчел, чтобы она могла прочесть. Остальные сгрудились вокруг нас.

– Сукин сын, – пробормотал Грейсон.

– Сможете ли обрисовать, как это, по вашему мнению, произошло? – спросила его Рейчел.

– Гм... конечно. По нашему представлению, убийца, кем бы он ни был, вошел, застав Билла спящим. Наставил на Билла его собственное оружие. Заставил встать с постели и одеться. Тогда Билл и зачесал волосы на другую сторону. Возможно, он не понимал, что происходит. Или, наоборот, понимал. В любом случае у нас появилась зацепка. Затем подонок вывел Билла в гостиную, посадил на стул и велел написать записку на бумаге, вырванной из собственного блокнота Орсулака. Блокнот находился в кармане пальто. Потом убийца стрелял. Сначала в рот. После этого вложил оружие в руку Биллу, и вторая пуля ушла в пол, так что мы получили на руке жертвы следы от выстрела. Потом убийца ушел, а мы даже не пытались искать беднягу Орсулака, целых три дня.

Грейсон взглянул через плечо на тело и, вспомнив о том, что нужно одевать покойного, посмотрел на часы.

– Эй, где тот парень? – наконец спросил он. – Кто-нибудь, позовите его и скажите, что мы закончили. Ведь вы уже завершили с телом, так?

– Да, – подтвердил Томпсон.

– Пора готовиться к погребению.

– Детектив Грейсон, – спросила Уэллинг, – в чем состоял особый случай, который детектив Орсулак расследовал в последнее время?

– О да, дело весьма особенное. Убийство малыша Хоакина. Мальчик, восьми лет от роду, пропал в прошлом месяце. Все, что удалось найти, так это его голову.

Упоминание об этом случае и его жестокость заставили всех замолкнуть. В комнате, где завершались последние приготовления, наступила тишина. До этого момента я и так был уверен, что смерть Орсулака связана с остальными. Однако, услышав о зверстве, с каким убили ребенка, я окончательно отбросил все сомнения, а внутри начала нарастать злоба, ставшая теперь знакомым ощущением.

– Полагаю, приготовления к погребению закончены? – спросил Бэкус.

– Совершенно верно.

– Предлагаю договориться о следующей встрече. Нам потребуются документы по делу об убийстве мальчика, Хоакина.

Совещание назначили на воскресенье, девять утра. Встреча должна была пройти в полицейском департаменте Феникса. Грейсон явно полагал, что раз все произошло на его территории, то расследовать придется именно ему. Но у меня имелось иное предчувствие: бюро само займется этим и просто отодвинет его в сторону, как большая сильная волна.

– Одно, последнее соображение, – сказала Уэллинг. – Пресса. Я видела поблизости их машину.

– Да, они быстро сюда сбегутся, особенно...

Он замялся.

– Что «особенно»?

– Если учесть, что кто-то проболтался по рации, что мы приехали для встречи с ФБР.

Рейчел недовольно охнула, и Грейсон кивнул, словно он это предвидел. Уэллинг сказала:

– Послушайте, любые утечки совершенно недопустимы. Если хоть что-то из рассказанного вашим людям выйдет из этой комнаты, Поэт ляжет на дно. И мы никогда не поймаем того, кто это сделал.

Она кивнула, как бы показывая на труп, и часть копов тут же обернулись, словно желая удостовериться, что покойник еще на месте. Служащий конторы только что вошел и снял с вешалки костюм, предназначенный для убитого. Глядя на собравшихся, он молчаливо ждал, когда они покинут комнату и оставят его наедине с телом.

– Мы почти ушли, Джордж, – сказал Грейсон. – Можешь начинать.

Бэкус же заявил:

– Сообщите прессе, что ФБР приезжало по обычному, рутинному поводу и что вы продолжаете расследование, предполагая возможное убийство. И не показывайте своей уверенности в чем-либо.

* * *

Когда мы шли назад, направляясь через стоянку к своим машинам, нам наперерез вышла молодая черноволосая женщина с решительным выражением лица, державшая в руках микрофон. За ней следовал телеоператор.

– Чем здесь занимается ФБР сегодня?

Она включила микрофон и сунула его прямо под мой подбородок. Я открыл было рот, но ничего не сказал. Хотя бы потому, что не понял, почему выбрали меня. Потом догадался: эмблема ФБР на моем левом кармане убедила, что она обращается по адресу.

– Позвольте, отвечу я, – перехватил инициативу Бэкус, и микрофон тут же оказался перед ним. – Мы приехали по просьбе департамента полиции Феникса, чтобы провести некоторые обычные экспертизы и услышать о деталях этого дела. Ожидается, что наше участие на этом закончится, а все дальнейшие вопросы вы сможете прояснить в местной полиции. Больше нам сказать нечего, так что спасибо за внимание.

– Вы пришли к заключению, что детектив Орсулак стал жертвой убийства?

– Извините, все вопросы вам следует обратить к полиции Феникса.

– Как ваше имя?

– Я предпочитаю не называть себя. Благодарю за внимание.

Проскользнув мимо репортера, он сел в машину. Я сел в другую, последовав за Уэллинг. Через несколько минут нас не было на стоянке, а обе машины мчались в город.

– Вы обеспокоены? – спросила меня Рейчел.

– Чем это?

– Исключительностью прав на вашу историю.

– Начинаю волноваться. Надеюсь, та девица похожа на остальных телевизионщиков.

– Почему?

– Они не ищут ни достоверных источников, ни смысла. Если так, все пока нормально.

Глава 26

Управление ФБР находилось в одном здании с Федеральным судом на Вашингтон-стрит, всего в нескольких кварталах от департамента полиции, где на завтра была намечена встреча с местными копами.

Следуя за Мизом и Матузаком по отполированному до блеска коридору по направлению к конференц-залу, я ощутил нараставшее в Рейчел беспокойство. И кажется, знал его причину. Путешествуя в одной машине со мной, она не могла одновременно присутствовать в другой: там, где Томпсон рассказывал Бэкусу об открытиях, сделанных при осмотре тела.

Конференц-зал оказался небольшой комнатой, гораздо меньшей, чем та, в которой мы собирались в Квонтико. Когда мы вошли, Томпсон и Бэкус уже сидели за столом. Боб Бэкус держал телефон возле уха. Прикрыв микрофон, он сказал:

– Парни, я хочу поговорить с моими людьми наедине. Гм... Попробуйте найти машины, если сможете. И еще: нам нужно где-то остановиться. Зарезервируйте шесть комнат. В общем, таким вот образом.

Выглядело это так, будто Матузаку и Мизу объявили о понижении в должности. Они глупо закивали и тут же вышли из комнаты. Мне пришлось гадать: то ли остаться, то ли уходить, поскольку к людям Бэкуса я на самом деле отношения не имел.

– Джек, Рейчел, присядьте, – сказал Бэкус. – Позвольте, я закончу разговор, после чего Джеймс введет вас в курс событий.

Мы сели и стали наблюдать, прислушиваясь к односторонней беседе. Похоже, Бэкус лишь слушал сообщения, отвечая на них по мере необходимости. Причем далеко не все из них относились к расследованию.

– Ладно, что насчет Гордона и Картера? – спросил он, видимо, когда все сообщения оказались исчерпаны. – Что такое ЕТА? Так поздно? Черт! Послушай, еще три момента. Позвони в Денвер и скажи им, пусть займутся вещдоками по делу Макэвоя. Надо проверить внешнюю сторону перчаток на наличие крови. Если они обнаружат кровь, то следует приступить к эксгумации... Да-да. Если это станет проблемой, сразу звони мне. Далее: скажи, пусть выяснят, брала ли полиция пробы на следы от выстрела из полости рта. Если да, пусть вышлют все в Квонтико. Это относится ко всем случаям. Наконец, третье: Джеймс Томпсон отправит кое-что в лабораторию прямо отсюда. Нам потребуется идентификация образцов и химический состав. То же касается Денвера, если пришлют. Что еще? А где конференц-связь с Брасс? Ладно, тогда и поговорим.

Он положил трубку и взглянул на нас. Я хотел было спросить, что он имел в виду, говоря об эксгумации, но Рейчел заговорила первой:

– Шесть комнат? Что, Гордон едет сюда?

– Да, они приедут вместе с Картером.

– Боб, зачем? Ты же знаешь...

– Рейчел, они мне нужны. Расследование набрало критическую массу, и все приходит в движение. Мы дней на десять отстаем от преступника, не более. Чтобы сделать очередные ходы, нужно обследовать как можно больше тел. Кажется, это просто и более чем достаточно расскажет нам об убийце. Теперь, Джек, что хочешь сказать ты?

– Эксгумация, о которой вы говорили...

– Об этом чуть позже, когда ситуация станет более понятной. Джеймс, расскажи нам, что обнаружено при осмотре тела.

Томпсон извлек из кармана четыре небольшие карточки, сделанные его «Поляроидом», и выложил на стол передо мной и Рейчел.

– Здесь левая рука и указательный палец. Левые два сделаны один к одному. Два других – с увеличением в десять раз.

– Проколы, – произнесла Рейчел.

– Именно так.

Пока она не сказала, я не мог ничего разглядеть, но потом заметил крошечные отверстия, пробитые в коже на линиях складок. Три прокола на кисти и два на кончике указательного пальца.

– Что это? – спросил я.

Томпсон продолжил:

– Внешне они не выглядят только проколами. Тем не менее здесь нет следов ороговения кожи по краю ранок или их заживления. Значит, они появились почти одновременно с моментом смерти. Непосредственно перед ней или сразу же после, хотя это не имеет особого смысла.

– Смысла для чего?

Мне ответил Бэкус:

– Видишь ли, Джек, мы пытаемся найти способ, которым это сделано. Почему старый полицейский, опытный человек, не мог оказать сопротивление преступнику? Сейчас мы говорим о контроле над личностью. Это один из ключевых моментов.

Я махнул рукой в сторону фотографий.

– И о чем говорит сие фото?

– Это наряду с другими фактами говорит о возможности гипноза.

– Хочешь убедить меня, что какой-то человек загипнотизировал моего брата и остальных погибших до такой степени, что они смогли сунуть в дуло рот и нажать на спуск?

– Нет. Не думаю, что все так просто. Нужно понимать: с применением гипноза трудно подавить инстинкты, направленные на самосохранение. Некоторые эксперты считают это вовсе невозможным. Правда, если личность восприимчива к гипнозу, она поддается и иному влиянию. Человек становится податливым, легко управляемым. Пока мы говорили о возможности. Однако теперь есть пять проколов на руке жертвы. И есть стандартный метод проверки, позволяющий определить, находится ли человек в состоянии гипнотического транса: покалывание иглой при одновременном внушении, что это не больно. Если подопытный реагирует на боль, значит, гипноз еще не работает. В противном случае пациент находится в трансе.

– И под контролем, – подытожил Томпсон.

– Поэтому нужно взглянуть на руку моего брата?

– Да, Джек, – ответил Бэкус. – И нам необходимо получить ордер. Помню, в бумагах говорилось, он был женат. Вдова согласится на эксгумацию?

– Я не знаю.

– Значит, нам потребуется твоя помощь.

Я кивнул. Все становилось более чем странным.

– Вы сказали про «другие факты». И о том, что наличие проколов наряду с другими вещами говорит о возможности гипноза.

– Имелись в виду результаты вскрытия, – ответила Рейчел. – У каждой из жертв обнаруживали в крови что-то. У твоего брата...

– Сироп от кашля, – сразу вспомнил я, словно оправдываясь. – Он лежал в машине, в перчаточном ящике.

– Именно. Это обстоятельство варьируется в зависимости от конкретного случая – от сиропа против кашля до болеутоляющего, прописанного жертве. У одного это перкоцет, а у другого – лекарство от болей в спине, выписанное за восемнадцать месяцев до инцидента. По-моему, тот случай в Чикаго. Другой пример – Петри из Далласа: там в крови обнаружили кодеин. Причиной оказался прописанный жертве тайленол, причем рецепт выписали в его же медчасти.

– Хорошо. Что из этого вытекает?

– Взятые по отдельности, эти факты не дают ничего. Что бы ни обнаружил анализ крови, поначалу все объяснялось возможностью доступа жертвы к медикаменту. Да, резонно предположить, что человек, собирающийся совершить самоубийство, может принять пару таблеток перкоцета из завалявшейся дома упаковки с целью немного унять нервы. Но именно так важное обстоятельство оказалось упущено.

– И теперь оно что-то значит?

– Возможно, да, – ответила Рейчел. – Проколы подразумевают использование гипноза. Добавьте в кровь небольшое количество тормозящего реакции препарата, и вы получите путь к контролю над сознанием.

– Что, при помощи сиропа от кашля?

– Препарат резко повышает чувствительность к гипнозу. Кодеин считается одним из таких средств, и это проверено. Средства от кашля, поступающие в продажу, не содержат кодеина, но его заменители, входящие в состав лекарства, могут иметь похожее действие.

– И что, вы это знали?

– Нет, и это могло не иметь отношения к расследованию.

– Тогда откуда выплыла информация? Откуда вы знаете о таких вещах?

– Гипноз часто используют в правоохранительных органах, – пояснил Бэкус. – И он также применялся в преступных целях.

– Был один случай, он произошел несколько лет назад, – сказала Рейчел. – Некий артист, работавший в ночном клубе в Лас-Вегасе, – кажется, парень был «голубым», – использовал гипноз для своего номера. Кроме того, он оказался и педофилом. Выступая со своим шоу на ярмарках, этот подонок старался быть поближе к детям. У него имелась детская пьеска для утренника, во время которой аудитории объявляли, что нужен юный доброволец. Родители отдавали детей практически сами. Выбрав «счастливчика», он говорил, что нужно подготовиться к выступлению, пока идет другое действие. За сценой артист гипнотизировал жертву, насиловал, а затем стирал воспоминания при помощи суггестивного вмешательства. Потом выталкивал ребенка на сцену и показывал номер, в конце которого выводил жертву из транса. Кстати, в качестве тормозящего средства использовался кодеин. Его подмешивали в кока-колу.

– Помню это дело, – кивнул ей Томпсон. – Гипнотический Гарри.

– Нет, это был Гораций Гипнотизер, – ответила Рейчел. – В ходе проекта мы беседовали с ним в одной из тюрем. Точно, тюрьма Рейфорд, Флорида.

– Погодите минуточку, – сказал я. – Что, если он...

– Нет. Он в тюряге, лет примерно на двадцать пять. Дело разбиралось шесть или семь лет назад, так что Гарри еще сидит. Должен сидеть.

– В любом случае я проверю, – сказал Бэкус. – Для полной уверенности. И вне зависимости от сказанного... Джек, вы поняли, что мы ищем? Прошу, позвоните своей невестке. Лучше, если она услышит от вас. Скажете, это важно для следствия.

Я кивнул.

– Хорошо, Джек, мы это оценим. А теперь не сделать ли нам перерыв? Посмотрим, где в этом городе можно нормально поесть. До встречи с офицерами управления еще час двадцать.

– А что насчет последнего обстоятельства? – спросил я.

– Какого еще обстоятельства? – Бэкус повернулся ко мне.

– Субстанции, обнаруженной во рту детектива. Кажется, вы, ребята, знаете, что это было.

– Нет. Я только что распорядился отправить образцы в лабораторию, и мы узнаем все, если немного повезет.

Он скрывал факты, и я это понял, но позволил Бэкусу отмолчаться. Все повставали со своих мест и вышли в коридор. Я решил, что есть пока не хочу, а вот кое-какую одежду купить должен. И еще сказал, что постараюсь найти такси, так как магазинов вблизи не обнаружил.

– Думаю, мне лучше прогуляться с Джеком, – сказала Рейчел.

Не знаю, взяло ли верх ее желание или обязанность проследить, не сбегу ли я, чтобы писать свою историю. Впрочем, подняв кверху руки, я сделал жест «разве кто-то против?».

* * *

Следуя совету Матузака, мы направились в сторону галерей с магазинами под названием «Аризонский центр» пешком. Стояла чудесная погода, и редкая возможность отвлечься от событий, потоком наполнявших последние дни, показалась восхитительной. Мы с Рейчел обменивались мнениями о Фениксе: она тоже оказалась здесь впервые. Но постепенно разговор перешел на служебные темы, и тут я вспомнил о своем последнем вопросе Бэкусу.

– Ведь он солгал мне, как и Томпсон.

– Ты о пробах из полости рта?

– Да.

– Я считаю, Бэкус не хочет тебе что-то раскрыть раньше положенного времени. Не как репортеру, а как брату.

– Если это новое обстоятельство, то я должен знать. Договор есть договор, и я собираюсь оставаться в курсе дела. А не так, как было с гипнозом: спустя некоторое время.

Она остановилась и посмотрела на меня.

– Ладно, Джек, я скажу, если хочешь. Если мы правы и это система, тебе будет неприятно узнать подробности.

– Говори.

– Ничего еще не ясно, до тех пор пока не придут результаты. Но субстанция, о которой говорил Грейсон, нам уже попадалась. Знаешь, некоторые из серийных убийц достаточно умны. И им известно о том, что нельзя оставлять никаких следов. Таких, например, как сперма. Потому они используют презервативы. Но если презерватив со смазкой, то частицы могут остаться на теле и это легко обнаружить. Иногда это оплошность, а иногда... В общем, бывает, они хотят сказать, что сделали это...

Я посмотрел на нее, не сумев сдержать стона.

– Хочешь сказать, Поэт?..

– Возможно, да. Откровенно говоря, мы думали так с самого начала. Джек, серийные убийства – это почти всегда поиск сексуального удовлетворения. Их частью является сила нападающего и управляемость жертвы, что сходно с компонентами обычного секса.

– Там не могло хватить времени.

– Что ты хочешь сказать?

– В случае с братом. Сторож находился слишком близко. Там не могло... – Тут до меня дошло наконец, что времени не хватило бы лишь после выстрела. – Боже...

– Вот именно это и опустил Боб, он не хотел тебе говорить...

Я отвернулся и посмотрел в чистое синее небо. Единственным, что нарушало его покой, был размытый двойной след от реактивного самолета, давно скрывшегося из вида.

– Я не понимаю. Почему он это делает?

– Наверное, мы никогда этого не узнаем, Джек.

Она положила на мое плечо руку.

– Те люди, за которыми мы охотимся... иногда объяснения просто нет. Эта часть задачи самая тяжелая – понять мотивацию и уяснить, что двигало ими, когда они делали то, что сделали. У нас есть словесная формула. Мы говорим, что такие люди – с луны. Бывает, это единственный способ описать то, на что просто нет ответа. Пытаться их описать – все равно что собрать разбитое зеркало. Наверное, нет способа объяснить поведение того, о ком можно сказать, что он не человек. Вот мы и говорим: «пришельцы с луны». На той особенной луне, с которой на нас свалился Поэт, его инстинкты нормальны и естественны. Он следует инстинктам, создавая ситуации, дающие ему удовлетворение. Наша задача – найти эту луну, и тогда окажется проще найти самого Поэта, чтобы отправить его туда, откуда он пришел.