Текст книги "Цементная блондинка (Право на выстрел)"

Глава 9

Если во вторник для Босха все складывалось удачно, то следующее утро принесло свежие неприятности. Первая катастрофа произошла в кабинете судьи Кейса, после того, как он в течение получаса в одиночестве изучал записку, полученную от предполагаемого Кукольника, а затем собрал там юристов и их клиентов. Он решил лично внимательнейшим образом ознакомиться с этим посланием после того, как Белк в течение часа убеждал его не включать записку в список вещественных доказательств.

– Я прочитал записку и выслушал все доводы, – сказал наконец судья. – И я не понимаю, какое право мы имеем скрыть это письмо, стихотворение или записку – что бы то ни было – от присяжных. Оно имеет непосредственное отношение к иску, который представляет мисс Чэндлер. Я не пытаюсь судить, является ли письмо подлинным или оно написано каким-то подражателем – это предстоит выяснить присяжным. Если получится, конечно. Но я не вижу причин скрывать записку от присяжных только потому, что следствие еще не окончено. Я даю разрешение на то, чтобы затребовать у полиции этот документ, и, учитывая, что вы, мисс Чэндлер, сумели достаточно убедительно обосновать необходимость такого шага, вы можете предпринять его в любое удобное для вас время. Ваши возражения на этот счет, мистер Белк, будут занесены в протокол судебного заседания.

– Но ваша честь… – попытался возразить Белк.

– Вопрос закрыт! Пройдите в зал заседаний.

– Ваша честь! Мы же не знаем, кто это написал. Как вы можете включать записку в число вещественных доказательств, если у нас нет ни малейших представлений относительно того, откуда она появилась и кто ее автор?

– Я понимаю, что вы разочарованы таким решением, потому и позволяю вам некоторые вольности, – но лишь до тех пор, пока они не перерастают в откровенное неуважение к решениям суда. Я уже сказал: вопрос закрыт, мистер Белк, и не собираюсь повторять это дважды. До некоторой степени доказательством подлинности этой, неизвестно откуда взявшейся, записки является хотя бы тот факт, что с ее помощью было обнаружено тело со всеми признаками, характерными для преступлении Кукольника. Это не выдумка, мистер Белк. Не шутка. Это уже кое-что. И присяжные должны об этом узнать. Идемте.

На следующем заседании произошла новая катастрофа. Белк, видимо, удрученный своим поражением в кабинете судьи, прямым ходом угодил в новую ловушку, искусно расставленную для него Чэндлер.

В тот день первым вызванным ею свидетелем был человек по имени Вишорек, показавший под присягой, что он хорошо знал Нормана Черча и был уверен, что тот не совершал одиннадцати приписываемых ему преступлений. Вишорек сообщил, что он в течение двенадцати лет проработал вместе с Черчем в проектной лаборатории. Вишорек был человеком лет пятидесяти, его седые волосы были подстрижены так коротко, что через них просвечивала розовая кожа головы.

– Что заставляет вас с такой уверенностью утверждать, что Норман Черч не являлся убийцей? – спросила его Чэндлер.

– По крайней мере, я точно знаю одну вещь: он не убивал одиннадцатую девушку, потому что в течение всего времени, когда ее… ну, что там с ней делали, он находился рядом со мной. Мы были вместе. А потом полицейские убили его и повесили на него все одиннадцать убийств. Вот я и думаю, если он не убивал эту, последнюю, то, видимо, они врут и насчет всех остальных. Это все – только для того, чтобы они могли покрыть…

– Благодарю вас, мистер Вишорек, – сказала Чэндлер.

– Не за что. Говорю, что думаю.

Тем не менее Белк встал и, подойдя к стойке, заявил протест, сказав, что весь ответ свидетеля являлся не более, чем домыслами. Судья согласился с ним, но исправить уже ничего нельзя было. Белк протопал обратно к своему месту, и Босх увидел, как он начал листать толстую папку с письменными показаниями Вишорека, которые были сняты с него несколькими месяцами раньше.

Чэндлер задала еще несколько вопросов относительно того, где находились свидетель и Черч в ту ночь, когда была убита одиннадцатая жертва. Вишорек сообщил, что они и еще семеро мужчин находились в его квартире, на прощальной холостяцкой вечеринке в связи со скорой женитьбой одного из их коллег по лаборатории.

– Как долго пробыл мистер Черч в вашей квартире?

– Он оставался там в течение всей вечеринки. Примерно начиная с девяти часов. А закончили мы только к двум часам утра. Полиция утверждает, что девушка – одиннадцатая – в час ночи пришла в какой-то отель и была там убита. Как раз в это время Норман был у меня.

– Не мог ли он улизнуть примерно на час – так, чтобы вы этого не заметили?

– Ни в коем случае. Когда вы находитесь в одной комнате с восемью гостями, никто не может таинственно и незаметно для других исчезнуть даже на полчаса.

Поблагодарив его, Чэндлер села на свое место. Белк, наклонившись к Босху, прошептал:

– Гляди, как я ему сейчас еще одну дырку в заднице проверчу.

Затем, вооружившись показаниями Вишорека, он поднялся с места и направился к стойке так, словно держал в руках ружье для охоты на слонов. Вишорек подозрительно смотрел на него сквозь толстые линзы очков, которые делали его глаза неестественно большими.

– Мистер Вишорек, помните ли вы меня? Помните показания, которые я снимал с вас несколько месяцев назад?

В качестве напоминания Белк поднял руку с показаниями Вишорека.

– Я помню вас, – ответил тот.

– Девяносто пять страниц, мистер Вишорек. И – ни единого упоминания про вашу холостяцкую вечеринку. Почему так получилось?

– Думаю, потому, что вы не спрашивали.

– Но вы даже не упомянули о ней, не так ли? Полиция утверждает, что ваш закадычный дружок прикончил одиннадцать женщин, вы, судя по вашим словам, знаете, что это – ложь, но не говорите ни слова в его защиту – так получается?

– Да, так.

– Не хотите ли объяснить нам, почему?

– Как я понимаю, тут не только моя вина, но и ваша. Я только отвечал на вопросы, которые мне задавали. Мне не хотелось по собственной воле влезать в гов… э-э-э, извините.

– Позвольте вас спросить, а вы вообще когда-нибудь об этом рассказывали полиции? Тогда, когда был убит Черч и во всех газетах писали, что он прикончил одиннадцать женщин? Вы хоть раз сняли трубку, чтобы позвонить им и сказать, что они убили невинного человека?

– Нет. В то время я еще ничего не знал. Я понял это только пару лет назад, после того, как прочитал книгу про Кукольника, и в ней были подробности о том, как и когда убили последнюю девушку. Тогда-то я и сообразил, что в момент убийства он находился со мной. Я позвонил в полицию и спросил, как связаться со следственной бригадой, но мне ответили, что она уже давным-давно расформирована. Тогда я оставил записку для человека, который, как было сказано в книге, возглавлял расследование – Ллойд, по-моему, – но он мне так и не позвонил.

Белк тяжело вздохнул в микрофон, произведя долгий гул в динамиках и демонстрируя тем самым, как он устал от общения с этим недоумком.

– Короче говоря, вы пытаетесь уверить присяжных в том, что через два года после убийств, когда вышла книга, вы прочитали ее и неожиданно сообразили, что располагаете железным алиби для своего мертвого друга. Я ни в чем не ошибся, мистер Вишорек?

– Кроме одного – что это было неожиданно. Неожиданным это не было.

– А как же было?

– Когда я наткнулся на дату двадцать восьмого сентября, она заставила меня задуматься: я вспомнил, что как раз в этот день у нас состоялась та самая вечеринка, и Норман все это время находился у меня дома. Я перепроверил это и позвонил жене Нормана, сказав ей, что он не был тем, за кого его выдают.

– Вы перепроверили? У тех, кто также присутствовал на вечеринке?

– Нет, в этом не было надобности.

– Тогда каким же образом, мистер Вишорек? – спросил Белк, не скрывая раздражения.

– Я снова просмотрел видеозапись, которую мы сделали в ту ночь. На пленке проставлены дата и время.

Босх увидел, что лицо Белка приобрело меловый оттенок. Он посмотрел на судью, затем – в свой блокнот и снова – на судью. Босх почувствовал, как у него оборвалось сердце. Белк преступил святое правило, которое днем раньше нарушила Чэндлер. Он задал вопрос, ответа на который заранее не знал.

Не надо было быть юристом, чтобы знать: поскольку именно Белк стал причиной упоминания видеозаписи, Чэндлер могла теперь использовать этот факт как угодно, в том числе и вытащить ее на суд в качестве вещественного доказательства. Это была великолепная ловушка. Если бы Чэндлер захотела по собственной инициативе продемонстрировать запись на суде в качестве улики, она должна была бы загодя проинформировать Белка о ее существовании и позволить ему ознакомиться с нею. Вместо этого она умело позволила Белку сесть в лужу и самому извлечь пленку на свет божий. Теперь он стоял обезоруженный, услышав о ней, как и присяжные, впервые в жизни.

– Вопросов больше нет, – сказал Белк и вернулся на место с опущенной головой. Усевшись, он немедленно положил на колени один из юридических справочников и принялся в нем копаться.

Чэндлер вышла к стойке, чтобы продолжить допрос свидетеля.

– Мистер Вишорек, сохранилась ли у вас видеозапись, о которой вы сообщили мистеру Белку?

– Конечно, я принес ее с собой.

После этого Чэндлер попросила показать запись присяжным. Судья Кейс взглянул на Белка, который медленно побрел к стойке.

– Ваша честь, – выговорил он, – не могла бы защита попросить о десятиминутном перерыве, чтобы провести консультации?

Судья бросил взгляд на часы.

– По-моему, для этого рановато, мистер Белк, вам так не кажется? Мы ведь только что начали.

– Ваша честь, – вступила Чэндлер, – со стороны истца возражений нет. Мне тоже необходимо время, чтобы установить видеооборудование.

– Ну, ладно, – сказал судья. – Десять минут на переговоры. Присяжные могут отдохнуть четверть часа, а затем собраться в своей комнате.

В то время, как все присутствовавшие стоя ждали, пока из зала выйдут присяжные, Белк лихорадочно листал толстый юридический справочник. Когда же настало время садиться, Босх придвинул свой стул к стулу юриста.

– Не сейчас, – сказал Белк. – У меня всего десять минут.

– Тебя вздрючили.

– Вздрючили не меня, а нас. Мы с тобой – одна команда, не забывай.

Оставив своего товарища по «команде», Босх вышел покурить. Когда он подошел к статуе, Чэндлер уже стояла там. Тем не менее он закурил, хотя и оставаясь на некотором удалении от нее. Взглянув на него, она ухмыльнулась. Босх заговорил первым.

– Вы обманули его, не так ли?

– Обманула с помощью правды.

– Разве?

– О, да!

Бросив выкуренную до половины сигарету в пепельницу с песком, она добавила:

– Пойду, пожалуй, обратно, чтобы установить аппаратуру.

И снова ухмыльнулась. «Интересно, – подумал Босх, – все дело в том, что она так хороша или Белк настолько плох?»

* * *

В получасовых дебатах, во время которых Белк требовал не демонстрировать видеозапись, он проиграл вчистую. Толстяк пытался доказать, что, поскольку в предварительных письменных показаниях об этой записи не упоминалось, она является новой уликой в деле и не может быть представлена истцом суду, поскольку теперь уже слишком поздно. Судья Кейс отверг эти доводы, напомнив о том, о чем и так все знали: именно он, Белк, заставил свидетеля сказать о видеопленке.

После того, как присяжных ввели в зал, Чэндлер задала Вишореку несколько вопросов о видеозаписи и о том, где она находилась на протяжении последних четырех лет. Судья Кейс отверг очередное возражение со стороны Белка, и Чэндлер установила телевизор с вмонтированным в него видеомагнитофоном прямо у загородки, за которой сидели присяжные. Вишорек взял у своего друга, также находившегося в зале, видеокассету, передал ее Чэндлер, и та вставила пленку в видеомагнитофон. Чтобы видеть экран, Босху с Белком пришлось встать из-за своего стола и пересесть на места для публики.

Вставая, Босх увидел на одном из задних рядов Бреммера из «Таймс». Тот легко кивнул ему, и Босх подумал, пришел ли он сюда, чтобы освещать ход судебного процесса или из-за того, что его вызвали повесткой.

Запись была длинной и скучной, но не цельной. Съемка холостяцкой вечеринки то и дело прекращалась и начиналась вновь, но цифры в нижнем углу кадра, обозначавшие ее дату и время, присутствовали постоянно. Если запись была подлинной, из этого следовало, что у Черча действительно было алиби на тот момент, когда свершилось последнее приписываемое ему убийство.

Босх смотрел на экран, и у него кружилась голова. Там был Черч – без всякого парика, лысый, как младенец, пьющий пиво и смеющийся с друзьями. Человек, которого убил Босх, произносил тосты за скорую женитьбу своего друга и выглядел типичным добропорядочным американцем, каковым, как знал Босх, он не являлся.

Запись длилась девятнадцать минут. Ее кульминационным моментом являлся визит стриптизерки, вызванной на заказ. Она спела жениху песенку, бросая ему на голову предметы своего туалета, которые последовательно снимала с себя. Черч, похоже, разволновался, он смотрел даже не столько на девицу, сколько на виновника торжества.

Босх оторвал глаза от экрана, чтобы взглянуть на присяжных, и понял, что просмотр этой пленки буквально разрушает его защиту. Он вновь отвел глаза.

После того, как пленка окончилась, Чэндлер задала Вишореку еще несколько вопросов. Эти вопросы по идее должен был задавать Белк, но она выбивала оружие из его рук.

– Каким образом на видеопленке устанавливаются дата и время?

– Они устанавливаются, когда вы покупаете видеокамеру. В дальнейшем дата и время постоянно сохраняются с помощью специальной батарейки. После того, как я ее купил, я больше ни разу не возился с этим.

– Однако если бы вы захотели, то в любой момент могли бы установить любую дату и любое время, не так ли?

– Думаю, да.

– Таким образом, если бы вы решили создать для своего друга алиби, вы могли бы выставить фальшивую дату, установив, скажем, предыдущий год, и затем произвести видеозапись?

– Конечно.

– Могли бы вы выставить определенную дату на уже отснятой записи?

– Нет, установить дату на уже снятой пленке невозможно. Никак не получится.

– Каким же образом в таком случае вы могли бы это проделать? Как бы вы могли создать фальшивое алиби для Нормана Черча?

Белк поднялся с места и заявил протест на том основании, что ответ Вишорека будет носить характер предположения, но судья Кейс отклонил его, сказав, что свидетель, бесспорно, имеет опыт обращения с собственной видеокамерой.

– Сейчас сделать это было бы невозможно, поскольку Нормана нет в живых, – ответил Вишорек.

– Значит, из ваших слов следует, что если бы вы решили сделать фальшивую видеосъемку, вам пришлось бы договориться об этом с мистером Черчем до того, как он был застрелен детективом Босхом, правильно?

– Да. Мы тогда должны были бы знать, что в свое время она ему понадобится, он должен был бы сказать мне, какую дату и время надо установить на видеокамере и так далее. Это все притянуто за уши, тем более что вы можете поднять газеты того времени и найти объявление о женитьбе моего друга, которая была назначена на тридцатое сентября. Это докажет вам, что прощальная холостяцкая вечеринка должна была состояться именно двадцать восьмого сентября или около того. Все это правда.

Судья Кейс принял протест Белка по поводу того, что в последней фразе свидетеля не содержалось ответа на вопрос, и велел присяжным не принимать ее к сведению. Босх же подумал, что им вообще не следовало бы ее слышать. Все и так понимали, что видеопленка – подлинная. И Босх в том числе. Он весь вспотел, и его мутило. Что-то пошло наперекосяк, но что точно, он сказать не мог. Ему хотелось встать и уйти, но он понимал, что такой поступок равнялся бы признанию своей вины – признанию настолько громогласному, что от него, как от землетрясения, вздрогнули бы стены суда.

– И последний вопрос, – сказала Чэндлер. Она чувствовала близкую победу, и от этого ее лицо раскраснелось. – Известно ли вам, чтобы Норман Черч когда-нибудь носил парик?

– Никогда. Я знал его много лет, но никогда не видел и не слышал ничего подобного.

Судья Кейс снова передал свидетеля в распоряжение Белка, который медленно побрел к стойке – уже без своего желтого блокнота. Он был настолько явно ошеломлен оборотом, который приняли события, что даже забыл произнести свою обычную фразу: «Всего несколько вопросов». Ему едва удавалось держать себя в руках.

– Вы сказали, что прочли книгу о деле Кукольника и заметили, что дата на видеопленке совпадает с датой одного из убийств, правильно?

– Так и есть.

– Пытались ли вы найти алиби для Черча в связи с десятью другими убийствами?

– Нет, не пытался.

– Так. Мистер Вишорек, вам нечего сказать в оправдание вашего давнего друга в связи с другими преступлениями, в которых обвиняют его многочисленные сотрудники полицейской следственной бригады?

– Видеозапись доказывает, что все они лживы. Ваша следственная бригада…

– Вы не ответили на вопрос.

– Я отвечаю. Если вы соврали в связи с одним случаем, становится очевидно, что вы врали и во всех остальных.

– Ваше мнение на этот счет нас не интересует, мистер Вишорек. Теперь, гм, вы заявляете, что никогда не видели Нормана Черча в парике, правильно?

– Да, именно так я и сказал.

– Было ли вам известно, что он снимал квартиру под вымышленным именем?

– Нет, я не знал об этом.

– Выходит, вы очень многого не знали о своем друге, не так ли?

– Возможно.

– Так, может, точно так же, не докладывая вам, он иногда носил парик?

– Возможно.

– Далее. Если мистер Черч являлся убийцей, в чем его обвиняет полиция, и использовал средства маскировки, что также утверждается полицией, нельзя ли было…

– Протестую, – сказала Чэндлер.

– …предположить, что в квартире…

– Протестую!

– …будет обнаружено нечто вроде парика?

Судья Кейс поддержал протест Чэндлер, отвергнув вопрос Белка, поскольку тот желал получить не ответ, а предположение, а затем сделал Белку выговор за то, что он задал свой вопрос, несмотря на протест оппонента. Белк проглотил выволочку и заявил, что больше вопросов не имеет. Затем он уселся на место. Из-под его волос струился пот и тек по вискам.

– Лучшее, на что ты способен, – прошептал ему Босх.

Проигнорировав это замечание, Белк вытащил носовой платок и принялся вытирать лицо.

Приняв решение о приобщении видеозаписи к вещественным доказательствам, судья объявил обеденный перерыв. После того, как присяжные покинули зал, к Чэндлер бросилась кучка репортеров. Глядя на это, Босх подумал, что именно им и предстоит вынести окончательное решение по поводу того, как обстоят дела на процессе. Журналисты всегда благоволят к победителям – фактическим или потенциальным. Им всегда проще задавать вопросы.

– Ты бы лучше постарался что-нибудь придумать, Босх, – сказал Белк. – Еще полгода назад мы могли бы свести дело к пятидесяти тысячам. Учитывая то, как дела идут сейчас, эта сумма может показаться пустяком.

Повернувшись, Босх посмотрел на него. Они до сих пор сидели за столом защиты.

– Ты ведь сам этому веришь, не так ли? Веришь всему. Что я убил его, а потом мы подтасовали улики, чтобы взвалить все на него.

– Какая разница, во что я верю, Босх.

– Пошел ты в жопу, Белк.

– Я тебе уже сказал, ты бы лучше что-нибудь придумал.

Он поднял свое толстое пузо и направил его в сторону выхода из зала суда. К Белку приблизился было Бреммер и еще один репортер, но Белк отмахнулся от них. Через несколько секунд за ним последовал и Босх, которому тоже пришлось отбрыкиваться от журналистов. Однако Бреммер не отставал и последовал за Босхом через вестибюль в сторону эскалатора.

– Послушай, старина, тут ведь речь и о моей заднице идет. Я написал книгу об этом парне, выставив его преступником. Меня это тоже касается.

Босх остановился так резко, что Бреммер буквально уткнулся в него. Детектив пристально посмотрел на журналиста. Тому было около тридцати пяти – слишком толстый для своих лет, с редеющими каштановыми волосами. Как и многие другие мужчины, он пытался компенсировать этот недостаток, отрастив густую бороду, которая только старила его. Босх заметил, что на рубашке под мышками репортера красовались большие пятна пота. Но главной проблемой Бреммера был даже не запах потного тела, а исходившая от него сигаретная вонь.

– Слушай, если ты веришь, что он был невиновен, тогда напиши еще одну книгу и получи еще сто тысяч долларов аванса. Тебя-то почему волнует, виновен он был или нет?

– У меня существует определенная репутация в этом городе, Гарри.

– У меня она тоже была. И что же ты завтра напишешь?

– Мне нужно писать о том, что здесь происходит.

– Но ты ведь тоже будешь давать показания в суде. Разве это этично, Бреммер?

– Я не буду давать показаний. Вчера Чэндлер отозвала свою повестку. Мне пришлось только подписать показания.

– Относительно чего?

– О том, что, насколько мне известно, в написанной мною книге содержалась правдивая и точная информация. О том, что почти вся она поступила ко мне из полицейских источников, а также полицейских и прочих официальных документов.

– Кстати об источниках. Откуда ты взял информацию о записке для вчерашней статьи?

– Гарри, я не могу раскрыть свой источник. Вспомни, сколько раз я сохранял конфиденциальность информации, которую давал мне ты. Ты же знаешь, я никогда не сдаю источники.

– Да, знаю. И еще я знаю, что кто-то хочет меня подставить.

Босх встал на эскалатор и поехал вниз.