Текст книги "Последний срок"

13

Клейтон Пелл согласился поговорить с Босхом, но только в присутствии доктора Стоун. Гарри не возражал, подумав, что если Анна будет рядом во время беседы, это даже полезно. Однако предупредил ее, что Пелла могут вызвать свидетелем на суд, если он когда-нибудь состоится. Босх объяснил также, что по этой причине будет вести допрос по определенной линейной методике.

Дежурный ввел Пелла в комнату, где стояли три стула – два рядом, один напротив. Босх представился и не колеблясь пожал ему руку. Пелл оказался коротышкой – не больше пяти футов двух дюймов при весе фунтов в сто десять. Гарри знал, что дети – жертвы сексуального насилия часто вырастают чахлыми и малорослыми. Искалеченная психика влияет на физическое развитие.

Он предложил Пеллу сесть и приветливо спросил, не нужно ли ему что-нибудь.

– Мне бы подымить.

Пелл сел на стул и крест-накрест поджал под себя ноги. Это выглядело очень по-детски.

– Я бы тоже не против, – ответил детектив, – но не будем нарушать правила.

– Плохо дело.

Стоун предложила поставить все три стула вокруг стола, чтобы их встреча не казалась такой формальной, но Босх отверг ее предложение. Он сам расположил стулья так, чтобы они с Анной сидели справа и слева от центральной линии взгляда Пелла и тому пришлось бы все время переводить глаза с одного собеседника на другого. Наблюдать за движением глаз – один из методов оценки искренности говорящего. В представлении Стоун, Пелл превратился в трагическую фигуру, но Босх не испытывал к нему сострадания. Полученные в детстве травмы и маленький рост не в счет. Он насильник. Это мог бы подтвердить тот девятилетний мальчик, которого Пелл затащил в фургон. Босх решил непрестанно напоминать себе: насильники скрывают свою личину, лгут и ждут, чтобы их оппоненты проявили слабость. Но с Пеллом он этой ошибки не совершит.

– Давайте начнем, – предложил Гарри. – И если не возражаете, я буду делать записи по ходу нашей беседы.

– Как хотите, – кивнул Пелл.

Босх достал блокнот, на кожаной обложке которого красовалась тисненая эмблема детектива полицейского управления Лос-Анджелеса. Блокнот был подарком Мэдди. Она заказала его через подружку, отец которой занимался кожевенным бизнесом в Гонконге. На значке был номер 2997. Дочь подарила Гарри блокнот на Рождество. Он был одной из самых дорогих вещей Босха – во-первых, потому, что он получил его от Мэдди. Но еще потому, что служил полезной цели: каждый раз, когда Гарри открывал его, намереваясь сделать запись, он демонстрировал допрашиваемому значок и тем самым напоминал ему, что перед ним сила и власть государства.

– Так в чем дело? – спросил Пелл высоким, писклявым голосом. – Док мне ничего не объяснила.

Его Стоун не просила не называть себя доком.

– Речь пойдет об убийстве, Клейтон. Об убийстве, которое совершили в те времена, когда вам было восемь лет.

– Я не знаю ни о каком убийстве, сэр.

Голос звучал скрипуче, и Босх невольно задал себе вопрос: был ли он таким от природы или стал в результате расправы в тюрьме.

– Мне это известно, и должен вам сказать, что вас не подозревают в преступлении.

– Тогда зачем вы пришли ко мне?

– Хороший вопрос, Клейтон, и я отвечу на него прямо. Вы находитесь в этой комнате потому, что ваша кровь и ДНК найдены на теле жертвы.

Клейтон соскочил со стула.

– Вот что – я ухожу. – Он направился к двери.

– Клей! – окликнула его Стоун. – Выслушай его. Тебя не подозревают. Тебе тогда было всего восемь лет. Он только хочет знать, что тебе известно. Пожалуйста!

Клейтон, глядя на Анну, ткнул пальцем в сторону Босха.

– Можете сколько угодно верить ему. А я не верю. Копы не делают людям добра. Только самим себе.

Стоун встала, чтобы ее слова прозвучали весомее.

– Клейтон, пожалуйста, давай попробуем.

Пелл нехотя сел. Анна – тоже. Пелл, не сводя с нее глаз, так и не повернулся к Босху.

– Мы считаем, что на убийце оказалась ваша кровь, – начал Босх, – и она каким-то образом была перенесена на тело жертвы. Мы не думаем, что вы имели отношение к преступлению.

– Давайте, кончайте уж разом! – Пелл выставил сведенные вместе запястья, словно подставляя их наручникам.

– Клей, прошу тебя, – остановила его Стоун.

Он взмахнул обеими руками, будто говоря: «хватит с меня». Этот коротышка умудрился повернуться на стуле и перекинуть ноги через левый подлокотник. При этом Пелл надул губы, как обиженный ребенок. Сложил на груди руки, и Босх заметил показавшийся из-под воротника край охватывающей шею татуировки.

– Клейтон, – строго начала Анна, – ты помнишь, где жил, когда тебе было восемь лет? Не забыл, что постоянно говорил мне?

Пелл уронил голову и, упершись подбородком в грудь, ответил:

– Конечно, не забыл.

– Тогда отвечай на вопросы детектива Босха.

Он секунд десять обдумывал ее слова, затем кивнул:

– Ладно. Давайте.

Гарри уже собирался задать вопрос, но в это время у него в кармане зазвонил телефон. Пелл услышал.

– Только попробуйте ответить, я сразу отсюда смотаюсь.

– Не беспокойтесь – я сам ненавижу мобильники.

Босх дождался, когда сигналы прекратятся, и продолжил:

– Скажите, Клейтон, где и как вы жили, когда вам было восемь лет?

Пелл выпрямился на стуле и в упор посмотрел на детектива.

– Я жил с монстром – парнем, который лупил меня до полусмерти всякий раз, когда рядом не было матери.

Он замолчал. Босх немного подождал, затем поторопил:

– Что дальше, Клейтон?

– Дальше он решил, что просто бить меня неинтересно, и заставлял отсасывать. Пару раз в неделю. Вот как я жил, детектив.

– Этого человека звали Джонни?

– Откуда вы узнали?

Пелл посмотрел на Стоун. Неужели она проговорилась и выдала то, что он ей рассказывал?

– Это имя упоминается в ваших досудебных психологических тестах, – поспешно объяснил Босх. – Я читал их. Вы упоминали о человеке по имени Джонни. Это тот, о ком мы сейчас говорим?

– Это я так его называю. В смысле теперь. Он напоминает мне Джека Николсона в той киношке по Стивену Кингу. Джонни весь фильм гонялся за сыном с топором. И со мной было то же, только не хватало топора. Топор ему был без надобности.

– Как его настоящее имя? Вы знали его?

– Нет. Никогда.

– Уверены?

– Естественно, уверен. Он испортил мне всю жизнь. Если бы я знал его имя, запомнил бы его навсегда. А теперь помню только прозвище. Так его все называли.

– Что это было за прозвище?

На губах Пелла заиграла едва заметная улыбка. Располагая сведениями, которые все хотели узнать, он решил воспользоваться этим к своей выгоде. Босх заметил: за годы, проведенные в тюрьме, Клейтон научился отстаивать свои интересы.

– Что я за это получу?

Гарри был готов к вопросу.

– Поквитаетесь с человеком, который мучил вас.

– Почему вы решили, что он до сих пор жив?

Босх пожал плечами:

– Предположение. Справки свидетельствуют о том, что мать родила вас в семнадцать лет. Когда она сошлась с этим человеком, ей было около двадцати пяти. Полагаю, ему было не намного больше. Прошло двадцать два года… теперь ему пятьдесят с чем-то, и он, наверное, продолжает заниматься своими делишками.

Пелл потупился, и Босх подумал, не вспоминает ли он сейчас те дни, когда был во власти этого человека.

Стоун кашлянула и заговорила:

– Пелл, вспомни, что мы говорили о зле. Как рассуждали, дается ли оно человеку от рождения или привносится потом. Помнишь, мы сделали вывод, что поступки могут быть порочными, а совершивший их человек – нет.

Клейтон кивнул.

– Тот человек порочен. Смотри, что он сделал с тобой. Детектив Босх не сомневается, что он творил дурные вещи с другими жертвами.

Пелл снова кивнул.

– У того проклятого ремня на пряжке буквы. Он бил меня пряжкой. Ублюдок. Потом мне надоело, что меня колотят, и я решил: проще делать то, что от меня требуют…

Босх ждал. Задавать следующий вопрос не понадобилось. Пелл это тоже чувствовал – кивнул в третий раз и продолжил:

– Все, в том числе и мать, называли его Чиллом.

Гарри сделал запись.

– Вы сказали, что на пряжке ремня были буквы. Что-то вроде инициалов? Какие были буквы?

– Ч.Х.

Босх снова сделал пометку. Адреналин взбудоражил кровь. Пусть он не получит фамилии и имени, но все же приблизился к цели. В мозгу возникла картина. Он заносит кулак и стучит в дверь. Нет, колотит в дверь. Дверь открывает человек, известный под кличкой Чилл.

Пелл, хотя ему больше не задавали вопросов, говорил:

– Я вспомнил Чилла в прошлом году, когда увидел в новостях сообщения про Жестокого Соню. У Чилла, как и у этого Сони, тоже были фотографии.

Прозвище Жестокий Соня присвоили вероятному серийному убийце и расследованию, которое вела полиция. Подозревали, что убийство нескольких женщин совершил один и тот же человек, но между преступлениями были такие большие промежутки, будто он впадал в спячку. Когда в прошлом году личность подозреваемого была установлена и его арестовали, следователи нашли у него сотни фотографий женщин. Большинство раздетые, в соблазнительных позах. Следствие продолжалось. Пытались выяснить, кто эти женщины и что с ними произошло.

– У него были фотографии женщин? – переспросил Босх.

– Да. Тех, которых он трахал. Все нагишом. Его трофеи. Мою мать он тоже фотографировал – я видел снимки. У него был аппарат, который сразу делал фотографии, не надо было относить пленку в проявку, а потом попасться на этом. Был такой до цифровых.

– «Полароид».

– Точно, «Полароид».

– Нередкое явление, – заметила Стоун. – Не важно, бьет мужчина женщин или нет. Это форма контроля. Обладания. Добыча, заработанные очки. Характерно для властолюбивых натур. В век цифровой фотографии и порнографии в Интернете получает все большее распространение.

– В таком случае Чилл – первопроходец, – вставил Клейтон. – Компьютера у него не было, и свои фотографии он хранил в коробке из-под ботинок. Вот так мы от него и улизнули.

– Что вы хотите сказать? – спросил Босх.

Пелл на мгновение поджал губы.

– Он сфотографировал меня, когда я держал его член во рту. А снимок положил в ту же коробку. Однажды я украл его и оставил в таком месте, где могла увидеть мать. В тот же день мы с ним расстались.

– Были в коробке другие снимки мальчиков или мужчин? – спросил Гарри.

– Одного я видел – парня вроде меня. Но я не знаю, кто он такой.

Детектив сделал еще несколько записей. Информация Пелла о том, что его мучителя интересовали как женщины, так и мужчины, имела ключевое значение для вырисовывающегося психологического портрета преступника. Затем он спросил, не помнит ли Клейтон адреса, где он жил с матерью и Чиллом. Пелл ответил, что где-то неподалеку от Городка путешествий в Гриффит-парке, куда мать водила его покататься на железной дороге.

– Вы шли туда пешком или ехали?

– Брали такси, но путь был недолгим. Мы часто там бывали – мне очень нравились те маленькие поезда.

Замечание было ценным. Босх помнил, что Городок путешествий располагался в северной части Гриффит-парка. Это могло означать, что Клейтон и Чилл жили в Северном Голливуде или в Бербанке, то есть ограничивало круг поисков.

Босх попросил описать Чилла, но Клейтон вспомнил очень немного: белый, высокий, мускулистый.

– У него была работа?

– Вообще-то нет. Нанимался разнорабочим, что-то вроде этого. Имел много инструмента, который хранил в грузовике.

– Что за грузовик?

– Фургон. «Форд-эконолайн». В этом фургоне он и меня заставлял ублажать его.

Вот так появился фургон, тип автомобиля, в котором сам Пелл впоследствии совершил такое же преступление. Босх, разумеется, вслух этого не сказал.

– Сколько, на ваш взгляд, Чиллу в то время было лет?

– Без понятия. Наверное, вы были правы, предположив, что лет на пять старше матери.

– В ваших вещах или еще где-нибудь случайно не завалялось его фотографии?

Пелл рассмеялся и посмотрел на Босха так, словно тот был слабоумным.

– Полагаете, я стал бы хранить его фото? Послушайте, у меня нет даже снимка мамы.

– Извините, но я должен был задать этот вопрос. Вы когда-нибудь видели его с другими женщинами, кроме вашей матери?

– Вы имеете в виду, трахался ли он с кем-нибудь?

– Вот именно.

– Не видел.

– Клейтон, что вы еще помните о нем?

– Помню, что всеми силами старался держаться как можно дальше от него.

– Вы смогли бы узнать его?

– Сейчас? После стольких лет?

Босх кивнул.

– Не знаю. Зато никогда не забуду, как он выглядел в то время.

– Помните что-нибудь о том месте, где вы жили с ним, что помогло бы мне найти его?

Пелл, немного подумав, покачал головой:

– Нет, только то, что я уже сказал.

– У него были животные?

– Нет. Зато меня он лупил, как собаку. Наверное, я и был для него животным.

Гарри посмотрел на Стоун: нет ли вопросов у нее.

– Как насчет хобби? – спросила она.

– Думаю, его хобби было наполнение той коробки из-под ботинок.

– Но вы не видели ни одной из женщин с тех снимков? – поинтересовался Босх.

– Это ничего не значит. Можно легко догадаться, что большая часть фотографий сделана в фургоне. Там лежал старый матрас. А домой он никого не приводил.

Это была интересная информация, и Босх сделал пометку в блокноте.

– Вы сказали, что видели одну фотографию мальчика. Его он тоже снял в фургоне?

Пелл сначала не ответил. Он сам совершил злое дело в фургоне, и связь была очевидной.

– Не помню, – наконец проговорил он.

Гарри не настаивал.

– Вот что, Клейтон: если дойдет до дела и вас попросят выступить свидетелем в суде, вы подтвердите то, что сказали мне сегодня?

– А что я за это буду иметь?

– Я уже говорил, – ответил Босх. – Удовлетворение. Поможете закрыть этого типа на всю жизнь.

– Это пустяк.

– Что же еще вам обещать?

– Взгляните, во что я превратился! Это все благодаря ему!

Говоря это, Пелл ткнул себя в грудь. Прорвавшееся в бешеной вспышке первобытное чувство походило на звериную злобу, так не вязавшуюся с его внешностью. Чувство передалось Босху, и он понял, какой силой будут обладать показания Пелла, если он вот так же страстно выкрикнет их перед присяжными, – от защиты не останется камня на камне.

– Клейтон, я найду этого человека. Вы получите шанс сказать ему все в лицо. И может быть, всю оставшуюся жизнь вам будет лучше, чем теперь, – произнес Босх.

– Всю оставшуюся жизнь? Грандиозно. Премного вам благодарен.

Заметив сарказма Босх собирался ответить так же язвительно, но в этот момент в дверь громко постучали. Стоун поднялась. На пороге появилась другая врач. Она что-то прошептала Стоун, и та обратилась к Босху:

– У ворот двое полицейских, спрашивают вас.

Гарри поблагодарил Пелла за то, что тот уделил ему время, и пообещал сообщать о том, как идет расследование. Затем направился к воротам, по пути вытаскивая из кармана телефон. Он пропустил четыре звонка: один от напарника, два начинались с незнакомого ему номера 213 и последний от Киз Райдер.

Полицейские в форме из отделения в Ван-Нуйсе сказали, что направлены начальством.

– Вы не отвечали на вызовы по телефону и автомобильной рации, – объяснил тот, что постарше. – Вам необходимо связаться с лейтенантом Райдер из службы шефа. Она заметила, что это срочно.

Поблагодарив, Босх объяснил, что допрашивал важного свидетеля, и выключил телефон. Как только полицейские ушли, он набрал номер Райдер, и она тут же отозвалась.

– Гарри, почему не ответил на звонок?

– Потому что занимался допросом. Обычно я не прерываюсь, чтобы поговорить по телефону. Как ты нашла меня?

– С помощью твоего напарника, который в отличие от тебя отвечает на звонки. Какое отношение имеет этот дом для условно-досрочно освобожденных к делу Ирвинга?

Босх понял, что уклоняться нет смысла.

– Никакого. Он имеет отношение к другому делу.

Возникла пауза. Райдер пыталась подавить недовольство и злость на своего бывшего напарника.

– Гарри, начальник полиции приказал тебе заняться делом Ирвинга как приоритетным. Почему ты не подчиняешься?

– Понимаешь, ждал вскрытия. Пока не будет результатов вскрытия, мне не от чего оттолкнуться, чтобы пойти дальше.

– Так вот, догадайся, почему я искала тебя.

Босх уже понял, откуда поступили те два звонка с номером 213.

– Почему?

– Вскрытие началось полчаса назад. Если поспешишь, попадешь к концу.

– Чу там?

– Насколько я знаю, да. Должен быть там.

– Бегу.

Гарри, не вступая в дискуссию, разъединился.

14

К тому времени, когда Босх, облачившись в халат и перчатки, вошел анатомический зал, тело Джорджа Ирвинга уже зашили толстой вощеной нитью.

– Извините, опоздал, – сказал Гарри.

Доктор Боря Торон Энтонс показал на микрофон, свисающий с потолка над хирургическим столом, и Гарри понял свою ошибку. Детали вскрытия записывались, и теперь будет официально отмечено, что детектив Босх пропустил посмертное медицинское обследование погибшего. Если дело когда-нибудь дойдет до суда, адвокату защиты это будет на руку и он уж постарается набрать очков у присяжных. И никому не будет дела до того, что Чу на вскрытии присутствовал. Тот факт, что ведущий следователь не явился туда, где ему следовало быть, в руках умелого защитника приобретет неприятный, даже полностью неверный смысл.

Босх занял место рядом с напарником, а тот, сложив руки, привалился к столику, находившемуся в ногах хирургического у противоположной стены. Стол был дальше всего от места события, тем не менее стоявший там мог утверждать, что присутствовал на вскрытии. Несмотря на пластиковую маску на лице Чу, было заметно, что от процедуры он не в восторге. Чу как-то признался Босху, что попросился в отдел нераскрытых преступлений, желая заниматься следовательской работой, но не ходить на вскрытия. Он не выносил вида расчлененного человеческого тела. Поэтому нераскрытые случаи были для него идеальным занятием: Чу мог читать протоколы патологоанатомов, но не находиться в морге.

Гарри хотел спросить его, не выявило ли вскрытие чего-либо интересного, но решил поговорить непосредственно с Энтонсом, когда прекратится запись. А пока пересчитал пробирки на лабораторном столе за спиной патологоанатома. В пяти содержалась кровь Ирвинга, следовательно, Энтонс решил провести полный токсикологический анализ. Во время обычных вскрытий кровь исследуют на двенадцать основных наркотических групп. Но если округ не жалеет средств или если возникает подозрение, что применялись наркотики, выходящие из ряда обычных, проводят анализ на двадцать шесть групп. И в этом случае берут пять пробирок крови.

Завершив вскрытие, Энтонс рассказал, как зашил Y-образный разрез, снял перчатку и выключил микрофон.

– Рад, детектив, что вы все-таки успели. А то без вас все как-то сильно расстроились.

Запись прекратилась, и оттого, что патологоанатом произнес последние слова саркастически, его испанский акцент обозначился.

– У меня на руках два дела, – ответил Босх. – Занимаюсь то одним, то другим. Но уверен, мой напарник прекрасно справился. Правда, напарник?

Он крепко хлопнул Чу по плечу. Называя его напарником, Гарри посылал Чу тайный сигнал. Они договорились, став одной командой, что если придется разыгрывать комедию или один из них решит блефовать, то назовет другого напарником. И тот, получив условный сигнал, станет подыгрывать.

Но на этот раз уклонился от установленного порядка.

– Ну да, – пробормотал он, – я все пытался дозвониться тебе, но ты не отвечал.

– Значит, плохо старался.

Босх посмотрел на напарника так, что чуть не расплавил взглядом его лицо, закрытое медицинской маской. Затем снова обратился к патологоанатому:

– Смотрю, вы решили сделать полное исследование крови, док. Отличная идея. Есть ли еще что-нибудь такое, что мне было бы полезно знать?

– Идея не моя. Мне предписало начальство, я сделал. Но есть такая вещь – я указал на это вашему напарнику, – которая потребует тщательной проверки.

Гарри покосился на Чу, затем на тело на столе.

– Что за вещь? Что за проверка? Он говорит о нашей работе?

– На трупе ссадины или синяки, или как это еще назвать, на правом плече со стороны спины, – ответил Чу. – Образовались не в результате падения, поскольку Ирвинг летел головой вниз.

– Травма получена до наступления смерти, – уточнил Энтонс.

Босх сделал шаг к столу. Он только теперь понял, что, поздно прибыв на место происшествия, не видел спины жертвы. К тому времени Ван Атта и эксперты уже перевернули труп. Но ни Ван Атта, ни Бочка с Ящиком ни словом не обмолвились о предсмертной травме на плече.

– Можно посмотреть?

– Ну, если вам интересно, – проворчал патологоанатом. – Приехали бы вовремя, все бы уже увидели. – Он потянулся через стол к полке и достал новые перчатки.

Босх помог перевернуть тело. Вся спина Ирвинга была в потеках крови, которая стекала на стол, имеющий наподобие подноса бортики по краям. Энтонс потянул сверху шланг и смыл с кожи кровь. И Гарри тут же увидел повреждения. Примерно в пять дюймов длиной – небольшие поверхностные царапины и легкую синюшность. Можно было различить определенный рисунок. Они представляли собой цепочку из четырех полумесяцев, следовавших на плече друг за другом примерно в дюйме выше лопатки. Каждый полумесяц был около двух дюймов высотой.

На Босха повеяло холодком – рисунок был ему знаком. Он понимал, что Чу еще слишком молод и новичок в их деле, чтобы тоже узнать. И Энтонс не мог догадаться. Всего лет десять назад приехав из Мадрида учиться на медицинском факультете Калифорнийского университета, он так и не вернулся на родину.

– Вы проверяли, нет ли петехиального кровоизлияния? – спросил Босх.

– Естественно, – ответил патологоанатом. – И ничего не обнаружил.

Петехиальное кровоизлияние образуется в сосудах вокруг глаз во время удушения.

– Почему вы спросили про петехиальное кровоизлияние, увидев ссадины на плече? – поинтересовался Энтонс.

Гарри пожал плечами:

– Хочу учесть все возможности.

Энтонс и Чу смотрели на него и ждали объяснений, но он ничего не добавил. Они еще молча постояли, затем Босх показал царапины на плече трупа:

– Так вы сказали, это предсмертная травма? И за сколько времени до момента смерти она получена?

– Вы видите, что на коже есть повреждения. Я взял гистаминовую пробу. Уровень гистамина показывает, что травма была получена непосредственно перед смертью. Поэтому я рекомендовал детективу Чу вернуться в отель. Не исключено, что Ирвинг ободрал плечо, перелезая через ограждение балкона. Поищите тот же рисунок, что видите на ране.

Босх уже знал, что это за рисунок, но до поры до времени не собирался ничего объяснять.

– Перелезал через ограждение балкона? Так вы предполагаете самоубийство?

– Конечно, нет. Пока нет. Возможно, самоубийство. Возможно, несчастный случай. Необходимо продолжить расследование. Мы сделаем полный токсикологический анализ, нужно также объяснить, как получено это повреждение. Вы видите рисунок – это поможет вам сузить круг поисков в гостинице.

– Вы осматривали подъязычную кость? – спросил Босх.

– С какой стати мне осматривать подъязычную кость у самоубийцы, бросившегося вниз с балкона? – раздраженно возразил патологоанатом.

– Кажется, вы только что заявили, что не склонны считать его самоубийцей.

Энтонс, не ответив, схватил со стойки скальпель.

– Помогите мне перевернуть его.

– Подождите, – попросил Гарри. – Можно я сначала сделаю снимок?

– Я все сфотографировал. Отпечатки уже должны быть на принтере. Заберете перед уходом.

Босх помог перевернуть труп. Патологоанатом, взяв скальпель, рассек шею Ирвинга и извлек маленькую U-образную кость, предохраняющую дыхательное горло. Тщательно промыл в раковине и посмотрел под увеличительным стеклом с подсветкой, нет ли переломов.

– Подъязычная кость цела, – сказал он.

Босх кивнул. Это ничего не доказывало: профессионал мог задушить Ирвинга, не повредив подъязычную кость и не вызвав кровоизлияния в глазах. Это вообще ничего не доказывало.

А вот отметины на плече со стороны спины – это уже что-то. Босх чувствовал, как все меняется в этом деле. И меняется очень быстро. Сообщает новый смысл тому, что он называл интригами и политиканством.