Текст книги "Слуга смерти"

Миссис Кэмпбелл подняла палец, не давая мне ничего сказать.

– А теперь послушайте. Это были всего лишь слова, которые вполне могли оказаться ложью в оправдание их тогдашнего поступка, и, вероятно, он понял это по выражению моего лица. Он покачал головой и сказал, что если бы я могла посмотреть в глаза его жене, я бы поняла, что правда, а что нет. А потом он ушел, и больше я его никогда не видела.

– Господи, – сказал я.

– Именно, – кивнула она. – Сейчас я вам кое-что еще расскажу, а потом вы пойдете. Шесть или семь лет спустя после того случая, незадолго перед тем, как я ушла на пенсию, в департаменте случился пожар. Мюриэль говорила, что рассказывала вам об этом. Тогда погибло много документов.

– Да, – ответил я. – Рассказывала.

– Однако кое-чего она не знает. В то утро я опоздала на работу – трамвай сломался, и пришлось идти последние шесть кварталов пешком. Когда я добралась до места, здание было уже в дыму, люди высыпали на улицу, и все бегали туда-сюда. День оказался крайне неудачным. Так или иначе, четыре человека погибли, многие получили ожоги. Пожар начался, когда в здании было полно народу. Я стояла на тротуаре, пытаясь понять, что происходит, и у меня возникло странное ощущение, будто кто-то смотрит мне в затылок. Я обернулась, и…

Голос ее внезапно стал хриплым.

– Там, на другой стороне улицы, стоял он и смотрел. Теперь он был уже намного старше и выглядел точно так же, как и вы сейчас, только немного стройнее. Я видела его лишь секунду, а потом он исчез. А может быть, я вообще его не видела. Иногда мне кажется, что я видела его лицо и узнала его, а иногда – что мне это лишь показалось, и потому я никому никогда об этом не говорила. Даже Мюриэль, хотя она была мне как дочь. Она и сейчас мне как дочь, когда у нее находится для меня время.

– Это был он, – тихо сказал я. – Это был Пол.

Она схватила меня за руку и крепко сжала.

– Не подумайте только, что это имеет какое-то отношение к тому, что он был у нас под опекой, или к тем людям, в семьях которых он жил и которые изо всех сил пытались дать ему нормальную жизнь. Вовсе нет. Такие же люди помогали воспитать Мюриэль и тысячи ей подобных.

– Знаю, – сказал я. – Мои родители тоже не были мне родными, но дали мне больше любви, чем я когда-либо заслуживал.

Она удивленно посмотрела на меня, но промолчала. Потом она встала, и я понял, что мое время вышло.

У дверей, когда я уже стоял на крыльце, она снова коснулась моей руки и сказала на прощание:

– Я всю свою жизнь посвятила детям, и это доставило мне немало радости. Но одно в моих взглядах на мир с тех пор изменилось, и притом навсегда.

– Что именно?

– Я все так же верю, что все мы люди, – сказала она, закрывая ширму, – но я больше не верю, что мы все дети Божьи. Нет, в это я вовсе не верю.

Я вернулся в отель, не зная толком, что делать дальше. В вестибюле я понял, что окончательно выдохся, и в конце концов оказался в баре, глядя на улицу через цветное стекло. Как говорится, у каждого свои привычки.

Мысли путались, и я ощущал глухое раздражение. Поиски в Сан-Франциско завели меня в тупик. Миссис Кэмпбелл не помнила, как звали ту семью, которая в конце концов взяла к себе Пола. В любом случае они переехали, и она не знала, куда именно. Ее коллеги по тем временам либо умерли, либо разъехались. След оборвался, в том числе и по причине пожара. Я был уверен, что Пол вернулся и устроил тот пожар, и знал, что миссис Кэмпбелл уверена в том же самом – точно так же, как она наверняка понимала, что маленький мальчик, найденный на улице, просто позволял обходиться с собой подобным образом, пока не стал достаточно взрослым для того, чтобы выбрать собственный путь, став человеком, который сделает так, чтобы все «стало нормально».

Доставая бумажник, чтобы расплатиться за первую кружку пива, я вспомнил, что выключил мобильник. На телефоне оказался пропущенный звонок. Номер был мне незнаком, но это мог быть лишь один из двух, и я перезвонил.

– Джон? – почти сразу же ответила она.

– Нет, – сказал я. – Это Уорд. Твой телефон сообщает о том, кто звонит, Нина. Просто взгляни на экран.

– Верно, – ответила она. – Ну и глупая же я. Где ты?

– В Сан-Франциско.

– Вот как? Зачем?

– Я оставил здесь свое сердце. И вернулся, чтобы его забрать.

– Хорошее решение. И как оно?

– Почти нетронутое, – коротко рассмеялся я. – Как дела?

– Пока ничего, – ответила Нина. – Хотя не совсем, происходит что-то странное. Сегодня утром случилось двойное убийство – кто-то оставил труп неизвестной женщины в дрянном мотеле, а потом пристрелил полицейского, чтобы подчеркнуть свою мысль. Да еще оставил в теле женщины жесткий диск.

– Очаровательно, – сказал я.

– Не особо. Естественно, это дело полиции Лос-Анджелеса, но им вплотную занялся Монро, и я вместе с ним. Может, тебе интересно было бы взглянуть на этот диск? Я неофициально сделала с него копию. Ты ведь занимался такими вещами профессионально?

– Верно, – ответил я. – Хотя Бобби наверняка справился бы лучше. И даже побайтная копия может оказаться не в точности совпадающей с оригиналом. Но я взгляну.

– На нем уже нашли короткий текст и музыкальный фрагмент. Явно для пущего эффекта.

– Что за музыка?

– «Реквием» Форе.

– Красиво.

– Я его не слушала.

– А стоит. Весьма бодрит, особенно если учесть, что он предназначен для мертвых.

Она немного помолчала. Я ей не мешал.

– С тобой все в порядке, Уорд?

– Более или менее. – Я коротко рассказал ей о том, что узнал от миссис Кэмпбелл. – Мягко говоря, веселого мало. Кроме того…

Я пожал плечами. Казалось, она это услышала.

– Да, – тихо сказала она. – Я знаю. Иногда мне снится это по ночам. Будто я снова в Холлсе, на полу вестибюля, раненая. А вы с Джоном где-то там, среди домов, пытаетесь найти Сару Беккер. Бобби нет, и я не знаю, где он. Я на полу, и мне очень больно, и кто-то приближается ко мне, чтобы меня убить. И мне кажется, что на этот раз он вполне может это сделать.

– Черт, – пробормотал я. – Мрачно, ничего не скажешь.

– Мне снова приснился этот сон три часа назад. И каждый раз он длится все дольше. И… иногда я боюсь, что однажды наступит момент, когда он вообще никогда не кончится. Меня убьют, и я больше не проснусь.

– Сны длятся ровно столько, сколько сам им позволяешь, – сказал я. – Как хорошие, так и дурные.

– Весьма глубокомысленно, Уорд-сан.

– Ладно. Извини. Сам не знаю, что хотел сказать.

Она рассмеялась, и на этот раз ее смех звучал несколько убедительнее.

– В общем, позвони, когда доберешься до диска, – сказал я. – А я двинусь дальше. Тут мне больше делать нечего.

– Он сейчас лежит у меня на столе, – ответила она.

Я был в доме Нины лишь однажды и очень недолго, но хорошо себе его представлял. На мгновение, сидя на неудобном табурете с наполовину пустой кружкой пива и слыша вокруг неразборчивый шум голосов, я пожалел, что не нахожусь сейчас там. Там или в каком-нибудь другом доме. Который хотя бы напоминает дом.

– Не позволяй Джону к нему притрагиваться, – сказал я. – Буду у тебя завтра вечером. Можешь позвать его к телефону?

– Его сейчас нет, – ответила она. – Я скажу ему, что ты едешь.

Поднявшись к себе в номер, я долго курил. Впрочем, настроения мне это так и не подняло, хотя и помогло избавиться от никотинового голода. Подтащив кресло к окну, я поднял раму и сел, положив ноги на подоконник и глядя на темные здания и огни города. Снаружи и снизу слышались звуки далекой жизни. Мне казалось, будто я сижу на краю огромного континента один-одинешенек, лишенный своего племени, очага и охотничьей территории.

Постепенно мой взгляд сфокусировался на пальцах собственных ног. Странная у них жизнь в наше время. Небольшой поворот судьбы – и они могли бы стать большими боссами, без устали перенося различные предметы, управляя сложной техникой и касаясь разных интересных частей человеческих тел. Но подобное было им не дано. Их просто засовывали в маленькие кожаные темницы и забывали о них, а когда им все же давали свободу, то часто считали не более чем странным украшением на ступнях.

В конце концов я заснул, и мне приснился сон.

Я находился в каком-то старом городе, с мощеными улицами и покосившимися домами, посреди которого располагалась небольшая рыночная площадь, где продавали еду и домашнюю утварь. Я был подростком, влюбленным в цыганскую принцессу этого рынка, прекрасную длинноволосую девушку, которая знала любой переулок в этом бурлящем жизнью городе. Она выросла в нем и чувствовала его силу и бурлящую в нем энергию. Принцесса была недоступна в своей красоте, но в то же время столь прекрасна, что ее любили все. На мгновение мне показалось, будто я действительно помню, как она идет среди прилавков в компании других девушек и в ее темных волосах играют золотистые отблески.

Потом я снова вернулся туда, уже взрослым, более уверенным в себе, но вместе с тем и утратившим большую часть юношеского романтизма. Рынок сократился до нескольких прилавков, открыв вид на улицы там, где до этого тянулись торговые ряды. Я шел через площадь, слыша эхо когда-то раздававшихся здесь громких криков торговцев и смеха.

А потом я увидел ее. Она стояла за прилавком, на котором была разложена всякая мелочь: старая одежда, разносортные пуговицы, какие-то пластмассовые безделушки. Волосы ее были коротко подстрижены и преждевременно поседели. Лицо все еще выглядело молодо, хотя и несколько исхудало, и вид у нее был деловой, как и подобает рыночному торговцу.

Проходя мимо прилавка, я увидел, как она засовывает в пластиковый пакет какую-то двухдолларовую покупку для стоявшей перед ней старухи. Я понял, что теперь она стала хозяйкой рыночного прилавка. Принцесса, к которой я вернулся, чтобы показать, что теперь я настоящий мужчина и чего-то стою – хотя бы ее взгляда, – исчезла, и ее место в этом мире заняла другая женщина. Если бы я ее не увидел, возможно, до сих пор верил бы, что она все еще идет где-то среди толпы, окутанная магией, притягательностью и улыбками.

Но я увидел ее, и мне ничего не оставалось, кроме как отойти чуть дальше, обернуться и снова взглянуть на рынок, зная, что моя молодость, дававшая мне силы все эти годы, мертва. Только сейчас я понял, что хотя женщина и бросила взгляд в мою сторону, но меня не узнала, и что пусть теперь она и превратилась в обычную рыночную торговку, я для нее как был никем, так никем и остался.

Проснувшись, я тупо уставился на часы возле кровати и с удивлением обнаружил, что прошел всего лишь час.

Зазвонил мой мобильник. Номер был мне знаком.

– Ты вернулся, – сказал я.

Последовала пауза.

– Это Зандт.

– Знаю, – словно в тумане ответил я. – Тебя долго не было.

Снова пауза.

– Уорд, я во Флориде.

Эта фраза тоже не имела для меня никакого смысла.

– Ну и хорошо. И что?

– Якима, – сказал он.

Я выпрямился в кресле.

– Что там?

– Я добыл кое-какую информацию. Хотя, возможно, она и не имеет особого значения.

– Я сказал Нине, что завтра приеду к ней в Лос-Анджелес. Почему бы нам с тобой не встретиться там?

– Ты сегодня говорил с Ниной? Зачем?

– Она мне звонила. Она занимается расследованием какого-то убийства и хочет, чтобы я взглянул на диск, который там нашли.

– Так где ты сейчас?

– В Сан-Франциско.

Пауза.

– Зачем?

– Я пытался найти след «человека прямоходящего». Без особого успеха.

– Оставайся на месте. Я к тебе прилечу.

– Джон, я же сказал – я собираюсь встретиться с Ниной.

– В Лос-Анджелес я лететь не хочу.

Голос его звучал как-то странно.

– Ладно, – сказал я. – Встретимся здесь.

– Позвоню, когда буду на месте.

На этом он отключился. Я был почти уверен, что он пьян.

Немного подумав, я позвонил Нине и сказал, что смогу приехать к ней только днем позже. Почему – я говорить не стал. Она ответила, что в таком случае пошлет диск мне курьерской почтой.

– Отлично, – сказал я. – Джон еще не вернулся?

– Вернулся. И снова уехал.

– Да уж, на месте его не удержишь.

– Кто бы сомневался.

Казалось, она хотела что-то добавить, но вместо этого лишь попрощалась.

Я снова повернулся к окну и посмотрел на город. Город не обратил на меня никакого внимания, как это обычно и бывает.

Глава 8

Нина ехала в сторону управления полиции Лос-Анджелеса, когда зазвонил ее телефон: одному из патрульных удалось найти человека, опознавшего на фото погибшую девушку. Нина резко развернулась, заставив два десятка водителей надавить на клаксон, и направилась в сторону бара под названием «У Джимми», недалеко от того места, где бульвар Ла-Сьенега пересекается с Голливудским бульваром.

Там уже стояли черно-белый автомобиль без опознавательных знаков и полицейская машина. Нина припарковала рядом с ними свою машину и поспешила внутрь. В баре было темно и пахло пролитым пивом; воздух казался спертым, словно прошел через легкие немалого количества людей, уже не способных сидеть прямо. Она заметила Олбрича, разговаривавшего с длинноволосым парнем, стеклянная улыбка которого не оставляла сомнений в том, что, знай он о приходе полицейских, не стал бы выкуривать столь здоровый косяк до возвращения домой.

– Это агент Бейнэм, – сказал Олбрич, когда Нина подошла к ним. – Дон, не расскажете ли ей то же самое, о чем рассказали мне?

– Ее зовут Джессика, – сказал бармен. – Это точно. Насколько я знаю, она жила в Восточном Голливуде, и фамилия ее – Джонс. Кажется, она несколько раз об этом упоминала, и ее тут многие называли Джей-Джей, но… в общем, не все…

– Не все называют себя настоящим именем, я поняла, – кивнула Нина. – Джессика часто здесь бывала?

– Угу. По вечерам – очень часто. Иногда днем.

– Дон… она проститутка?

– Нет. – Он решительно покачал головой. – Никоим образом. Кажется, она хотела стать певицей или вроде того – что-то она насчет этого говорила. В любом случае она была довольно симпатичная. Сейчас она работает официанткой. Или… работала?

– В субботу вечером она тоже была здесь? – спросил Олбрич.

– Угу. Пришла около пяти, с подругой. Как ту зовут – не знаю, но пару раз видел. Чернокожая, с длинными волосами. В тот вечер продавали две кружки по цене одной, так что обе довольно быстро набрались.

Он откашлялся.

– Подружка у нее, похоже, любит повеселиться – в конце концов она оказалась за столиком в компании каких-то парней, а потом ушла вместе с ними. А сама Джей-Джей немного тут поболталась, а потом уселась вместе с тем мужиком.

– С каким мужиком? – Голос Нины звучал ровно, но внутри у нее внезапно все напряглось. Олбрич предпочел не вмешиваться.

– Я уже рассказывал офицеру. Того парня я не знаю. Я заметил его лишь потому, что… – Он пожал плечами.

«Потому что Джессика тебе нравилась, – подумала Нина. – Могу понять».

– Она часто встречалась с мужчинами?

– Довольно часто, – ответил бармен и посмотрел в сторону, на ряды потертых столов и стульев, которые следовало поставить на место.

Нина кивнула, наблюдая за ним. «И однажды вечером, а может быть, несколько вечеров подряд она платила тебе влажным поцелуем в щеку за очередную кружку пива после того, как у нее кончались деньги, верно? И ты до сих пор иногда об этом вспоминаешь, хотя для нее это ничего не значило и она забывала обо всем после второго глотка?»

– Были у него какие-нибудь особые приметы?

Он снова посмотрел на нее:

– Мужик как мужик. С короткой стрижкой, вид вполне приличный. Это все, что я могу сказать. Потом мне стало не до того, а когда я снова взглянул в ту сторону, Джей-Джей уже ушла. Хотите поговорить с официантками, которые могли их тогда обслуживать? Правда, до вечера их не будет. Кроме Лорны, она придет к обеду.

В дверь просунулась голова полицейского.

– Лейтенант?

Олбрич обернулся:

– Получили?

– Да.

Олбрич кивнул в сторону двери:

– Мы узнали ее адрес, Нина. Я поеду с вами.

– Ее в самом деле больше нет? – спросил бармен.

– Да, – ответила Нина. – В самом деле. Мне очень жаль.

Он кивнул и отвернулся.

Идя к двери, Нина бросила взгляд назад и, увидев, как он медленно вытирает тряпкой стол, подумала, насколько же легко мы забываем тех, кого знали совсем недавно.

Когда Нина и Олбрич приехали по указанному адресу – Гардинер, 3140, квартира 7, – там уже стоял Монро с двумя полицейскими.

– Быстро же он добрался, – заметил Олбрич.

– Кто бы сомневался.

Дом был трехэтажным, грязно-белого цвета. Снаружи с обоих его концов вели наверх лестницы. Нина поднялась на второй этаж и остановилась рядом с Монро, ожидая, пока один из детективов разыщет управляющего домом.

Монро посмотрел на нее.

– Как вы сегодня себя чувствуете, лучше?

– Прекрасно, – ответила она. Оба говорили очень тихо. – И спасибо вам, Чарльз, за заботу, которая меня вовсе не раздражает. В отделе информации насчет автора записки что-нибудь удалось выяснить?

– Пока нет. И вам, похоже, кажется, что не удастся. Почему?

– Помните, как получилось с вашингтонским снайпером?

– Это совсем другое…

– Вовсе нет. Почему-то решили, что это обязательно должен быть белый. На основании неких не вполне научных и довольно давних исследований был сделан вывод, что большинство серийных убийц белые, и потому на любые сообщения о черном просто не обращали внимания. Тем временем некоторые сообщали, будто видели белые грузовики, и все вдруг начинали их искать, несмотря на то что в белом грузовике как таковом нет ничего необычного. Номера машины убийцы, которая на самом деле была голубой, несколько раз попадали в полицейскую картотеку из-за его подозрительного поведения – но нет, это не белый грузовик, и парень тоже не белый, значит нам это просто неинтересно. Принято считать, что серийные убийцы всегда работают в одиночку, – вот только в данном случае это оказалось не так. Нам вообще не стоило прислушиваться к мнению отдела информации – любой, у кого есть хоть сколько-нибудь мозгов, сразу бы понял, что это вовсе не серийный убийца, а религиозный или политический фанатик, и в этом случае все остальное просто несущественно. В итоге же лишь нагнали никому не нужного тумана, и то же самое вполне может произойти и тут. Я вообще сомневаюсь, что когда-нибудь им снова поверю.

– Тогда почему вы меня спрашиваете, удалось ли им что-либо выяснить?

– Чтобы попытаться отвлечь вас от очередных сочувственных вопросов.

– Нина, когда вы все-таки расскажете мне, что случилось в прошлом году?

– Я вам уже рассказывала, босс, – с приятной улыбкой ответила она, мысленно напомнив себе, однако, что следует соблюдать осторожность. О Монро можно было сказать многое, но глупым его точно нельзя было назвать.

В это мгновение на лестнице появился Олбрич со связкой ключей.

– Мы побеседовали с Зимманом, – сказал он, направляясь к двери с номером 7, – но ему нечего нам сообщить. Мол, вела себя скромно и все такое. К тому же он туп как пробка. Готовы?

Нина и Монро кивнули, держа в руках пистолеты.

Олбрич постучал в дверь, подождал, но ответа не последовало. Он отпер дверь и медленно ее приоткрыл.

– Полиция, – сказал он. – Всем выйти.

Ничего не произошло. Он открыл дверь шире. За ней оказалась довольно большая комната, примерно двадцать на двадцать футов. Решив остаться снаружи, Нина больше ничего не видела, пока Монро и Олбрич не вошли внутрь и не сообщили, что там никого нет.

Войдя в квартиру, она увидела кофейный столик, потертую красную кушетку посреди комнаты и компьютер у окна в дальнем конце. Компьютер был из дешевых, внизу монитора горела красная лампочка, но экран был черным. Рядом стоял телевизор, так чтобы его можно было смотреть с кушетки. Его следовало бы подвинуть на несколько футов влево, но тогда он перегораживал бы дверь в спальню, где сейчас находились Монро и Олбрич и куда вел от компьютера тонкий черный кабель. Нина прошла по другую сторону кушетки и заглянула в маленькую кухню с большим окном, выходившим на улицу. Кухня была аккуратно прибрана, и там не было ничего интересного. Повернувшись, она заметила потрепанную гитару, прислоненную в углу позади кушетки, пыльную и без одной струны.

В другом углу комнаты стоял небольшой письменный стол с лежавшими на нем несколькими блокнотами. Нина осторожно открыла один из них и взглянула на первую страницу. Какие-то наброски. Что-то вроде стихов. Одна строчка – «Дождь никогда ничего не смывает» – была зачеркнута.

– Идите сюда, – позвал Монро.

В спальне хватало места лишь для двуспальной кровати и маленького туалетного столика. Дверь напротив кровати вела в крошечную ванную. Постель была не разобрана.

Мужчины разглядывали небольшой предмет на штативе рядом с кроватью. Именно к нему вел черный кабель.

– Камера, – сказал Олбрич.

– Веб-камера, – поправила Нина. – Видите, куда идет кабель?

Она снова вернулась в комнату с компьютером и, повернув руку так, чтобы ни к чему не прикасаться, осторожно подвинула мышь.

Экран монитора мигнул и засветился. Посередине появилось окно, занимавшее примерно треть его площади. Оно показывало изображение кровати, рядом с которой продолжал стоять Монро.

– Я не собираюсь здесь ничего трогать, – сказала она, – но сзади наверняка обнаружится провод, ведущий к кабельному модему. У Джессики был сайт, на котором за ней можно было наблюдать.

– Откуда? – спросил Олбрич.

– Из любой точки мира. – Нина отошла от стола. – И ничего хорошего в этом нет. Круг подозреваемых только что расширился до десятков миллионов.

Три часа спустя она снова сидела в баре «У Джимми», на этот раз наверху, в кабинете хозяина заведения, которого звали вовсе не Джимми.

– Вполне подходит в качестве названия для бара, – объяснил ей мистер Ябловский, когда она его об этом спросила, – а вот мое имя – не очень.

Бармен Дон уже сообщил ему об утренних посетителях, и он предпочел явиться без промедления. Он выглядел удивительно подтянуто и аккуратно для человека, владеющего всего лишь, по сути, пивнушкой для местных алкоголиков, но и среди наркоторговцев хватает тех, кто никогда не употребляет собственный товар. Дон тем временем отправился на несколько часов домой «освежиться». У следователей имелся его адрес, но Нина не думала, что он из тех, к кому придется заходить в гости. Впрочем, детективы были на этот счет, похоже, другого мнения – за барменом незаметно последовал человек в штатском.

Еще один детектив и агент ФБР находились в полупустом в это время баре, наблюдая, не появится ли кто-либо из мужчин, соответствующих крайне общему описанию. Кроме того, вскоре должна была прийти одна из официанток, работавших в тот вечер, когда здесь в последний раз побывала Джессика. Другими словами, там не происходило ничего особенного, чего нельзя было сказать о квартире девушки, которая была перевернута вверх дном, и офицеры из трех разных агентств пытались найти любые возможные улики, читая, фотографируя и снимая отпечатки пальцев.

Нина тем временем беседовала с молодой негритянкой по имени Джин. Джин пришла на поиски Джессики, поскольку они договорились встретиться накануне вечером, но ее подруга так и не появилась. Кроме того, ей хотелось выпить.

Дон направил ее прямо к полицейским и не дал уйти, когда она вдруг вспомнила, что ей сейчас надо быть совсем в другом месте.

– Шлюха с камерой? – переспросила Нина, повторив последние слова девушки.

Джин пожала плечами:

– Так это называется. Хотя сексом или чем-то таким никто при этом не занимается. Можно еще просто «девушка с камерой».

– Насколько вам известно, Джессика никогда не занималась сексом за деньги?

– Черт возьми, нет. Я тоже, честно говоря.

– Проституток сюда не пускают, – вежливо сказал Ябловский. – Я очень строго за этим слежу.

– Когда вы на месте, сэр, что, похоже, бывает не слишком часто. Не могли бы вы ненадолго оставить нас одних?

Хозяин бара вышел. Нина выдержала небольшую паузу.

– Итак, Джин, как я понимаю, вы тоже «девушка с камерой»?

– Угу. И я… в общем… занялась этим благодаря Джессике. Но я уже говорила, что это не…

Нина посмотрела ей прямо в глаза:

– Я ни в чем вас не обвиняю, Джин, и вообще в этой области практически не разбираюсь. Однако мне нужно знать все подробности, и прямо сейчас. Более того, это может иметь непосредственное отношение к тому, почему Джессики больше нет. Так почему бы вам просто не рассказать мне, как это делается?

Девушка откинулась на спинку стула, закурила и начала рассказывать.

Проституция – одно дело, сказала она. Всем прекрасно известно, что это такое. Работа с камерой – совсем другое. Ты ни с кем лично не встречаешься, ничем не рискуешь, не соприкасаешься ни с чьим телом. На самом деле тебе даже ничего не приходится делать, достаточно просто раздеться. Ты занимаешься тем же, чем и обычно, только голая. Смотришь телевизор. Убираешь в кухне. Если встречаешься с приятелем – можешь оставить камеру включенной, а можешь направить ее в другую сторону. Как угодно. Самое странное, что для некоторых зрителей чем меньше ты что-либо делаешь, тем лучше. Однажды у Джин было очень плохое настроение, и она не стала болтаться голышом по квартире, просто вела в тот день свою обычную жизнь, полностью забыв о камере, – а на следующее утро ее электронный ящик был забит восхищенными посланиями от «поклонников».

Джин считала, что мужчины теряют голову, когда дело касается секса. Порой кажется, будто тебе наконец удалось в них разобраться, но тут они делают или говорят что-нибудь такое, отчего становится ясно, что ты не понимаешь и малой толики того, сколь странными существами они могут быть. Порой у нее возникало непреодолимое желание как можно сильнее им досадить – например, сунуть под нос листок бумаги с надписью: «Я вчера приготовила какую-то вегетарианскую дрянь, и в квартире до сих пор воняет, как в брюхе у коровы». Или отойти чуть-чуть за пределы обзора камеры и сделать что-нибудь по-настоящему грубое и извращенно-сексуальное, отчего у зрителей глаза бы на лоб вылезли, будь у них возможность это увидеть. Или громко и со вкусом пустить ветры, а потом сидеть и улыбаться в камеру, зная, что сколь бы большим и плоским ни был экран их монитора, он все равно не покажет всего того, что было известно ей о ее собственном мире.

– Вы говорили, что вас вовлекла в это занятие Джессика, – напомнила Нина. – Как именно это произошло?

– Я познакомилась с ней на вечеринке года полтора назад. Она уже тогда этим занималась и дала мне электронный адрес парня, который настраивает сайты. Он называет себя веб-папаша, и как бы ни казалось кому-то отвратительным подобное занятие, но в компьютерах он разбирается. Посылаешь ему по электронной почте фотографию, он отвечает и обсуждает с тобой «параметры» и «границы»: например, насколько обнаженной ты будешь ходить, что еще будешь делать, есть ли у тебя приятель и не против ли он, если вы будете заниматься с ним любовью перед камерой, и все такое прочее. Если ты понравишься веб-папаше, он присылает тебе компакт-диск с программой, которую надо установить. Ставишь себе выделенку в Интернет и покупаешь веб-камеру за пятьдесят баксов. Обо всем остальном он заботится сам – о твоем сайте, об оплате и так далее. В конце месяца приходит чек. Все просто.

– У вас есть адрес этого человека?

Джин покачала головой:

– Только электронный. У Джессики тоже. Если он прямо здесь, в Сети, – зачем встречаться с ним в реале?

– Но что, если возникнет какая-то проблема с сайтом или чек не придет?

– Тогда пишешь ему по электронной почте. Этот парень живет в Сети. Стоит послать ему письмо, и ответ приходит, прежде чем успеваешь отпустить кнопку.

Веб-камера ставится на подходящее место – обычно это дешевая, с низким разрешением, цифровая камера. От нее к задней стенке компьютера ведет USB-кабель. Программа захватывает картинку, видимую в объективе камеры, и автоматически загружает ее по выделенной линии на сервер в Сети. Чуть позже картинка сменяется новой и так далее. А где-то в мире мужчин, располагающих свободным временем, пользователь загружает в свой браузер веб-страницу с картинкой в центре. Кусок кода заставляет страницу регулярно обновляться, загружая с веб-камеры новую картинку, сменяющую ту, что на экране. Достаточно определенного взаимодействия компьютеров, программного обеспечения и телекоммуникаций, казавшегося фантастикой еще двадцать лет назад, и люди в Канзасе, Кардиффе или Антверпене могут бесцельно мастурбировать перед монитором, пока ты в голом виде чистишь ковер у себя дома в Лос-Анджелесе. Странный мир? Наверняка. Но это вполне стоило двухсот баксов в неделю, и Джин не приходилось заниматься сексом с незнакомыми или выставлять себя напоказ перед похотливыми взглядами любителей стриптиза. Джин подобное занятие вполне устраивало, и она считала его одним из проявлений прогресса, явно пошедшим на пользу женской половине человечества.

– Джессика, наверное, зарабатывала таким образом несколько сотен в неделю?

Девушка покачала головой:

– Ничего подобного. Она тогда занималась этим всего несколько месяцев, и подписчиков у нее было не много. Она никогда не выходила за рамки обычного, чтобы кого-то развлечь, – если вы понимаете, о чем я. Большинство девушек играют, будто на сцене. Да, иногда она снимала рубашку – иначе от ее услуг просто отказались бы, – но ей это не нравилось. И как мне кажется, ничем сексуальным она тоже не занималась. Она вообще говорила, что собирается все это бросить и снова писать песни. О том, чем она занимается, она никому не рассказывала. Кроме меня.

– Мужчины, которые подписаны на ваш сайт, – как часто вы с ними общаетесь?

– Только по электронной почте, – ответила Джин.

– Они никак не могут узнать ваш адрес?

– Никак. Если только я сама его им не дам.

– Джессика ничего не говорила о том, что у нее особо близкие отношения с кем-то из ее подписчиков?

– Я ведь уже сказала – ее на самом деле это особо не интересовало. Ей нужны были деньги, но у нее имелась гордость. Она не собиралась делать ничего, что не нравилось ей самой. По крайней мере, если не напивалась в стельку.

– А в тот вечер вы основательно напились, верно?

Джин криво усмехнулась:

– Возможно.

– И вы бросили Джессику, когда ушли развлекаться.

– Я встретила приятелей. Когда я уходила, она еще была тут.

– Бармен сказал, что чуть позже видел, как она сидела с каким-то мужчиной. Вам ничего об этом не известно?

– Как я уже говорила – я ушла.

– У нее не было каких-либо знакомых, которых вы знали?

– Сейчас – нет.

– А раньше?

– У нее были приятели. Но это просто обычные парни.

Нина некоторое время сидела молча, глядя на женщину напротив. После первоначального известия о смерти Джессики та удивительно быстро оправилась. Видимо, не считала это великой потерей. Нина снова подумала, как легко скатиться с вершины до самого подножия, а затем – до неопознанного трупа. Трудно не думать об этом, когда перед тобой сидит девушка, которой двадцать три года, вполне неплохо живется и она думает, что так будет всегда, – будто подобная уверенность в себе и отношение к жизни могут стать чем-то вроде волшебной мантии.