Текст книги "Слуга смерти"

– Вы ведь понимаете, что вы отнюдь не неуязвимы? – спросила Нина.

Джин посмотрела на нее, слегка наклонив голову, и холодно улыбнулась:

– И вы тоже.

– Мы уже этим занимаемся, – сказал Монро. – Как только вы позвонили, мы дали задание одному из наших специалистов, и сейчас нам известно местоположение сервера, где находился ее сайт, а также мыло этого самого веб-папаши.

– Мыло?

– Очевидно, это жаргонное выражение, обозначающее адрес электронной почты.

– Как говорится, век живи – век учись.

Они стояли на балконе квартиры Джессики, в которой до сих пор шел обыск. Монро прихлебывал из стакана с холодной водой, но вид у него был такой, будто сейчас ему очень жарко.

– Как там, ничего интересного?

– Ничего, кроме компьютера. Она поддерживала жилье в чистоте, и отпечатков не так уж и много. Полиция Лос-Анджелеса проверит то, чем мы располагаем, но… Есть несколько блокнотов с записями, напоминающими очень плохую поэзию. Никаких номеров телефонов или имен. Эксперты сейчас работают в спальне, но нет никаких признаков того, что ее убили именно там.

– Как скоро кто-нибудь постучится в дверь к веб-папаше?

– Думаю, ждать не так уж и долго. Электронный адрес мало чем мог бы помочь, но у нас есть информация с виртуального сервера. Джессика и Джин были двумя из пятнадцати девушек здесь в городе. Есть еще две в Сан-Диего, одна в Сан-Франциско и еще несколько в городах поменьше. Сам домен, кстати, называется daddysgirls.net.

– Недурно.

– Если он здесь, в Лос-Анджелесе, то мы сможем двигаться дальше, – сказал Монро. – Если нет – скорее всего, он принадлежит кому-то из местных. И чем быстрее мы его найдем, тем лучше.

– Я могу чем-то вам помочь?

Монро покачал головой:

– Детектив, которому вы поручили следить за барменом, говорит, что тот просто пошел домой и три часа курил марихуану, тупо глядя в стену, а сейчас вернулся и героически обслуживает посетителей. Если добавить к этому ваши личные впечатления – не думаю, что он как-то причастен к убийству. Можете, конечно, сэкономить мне время и запросить в Куантико результаты исследования записки, но в остальном… Вы сегодня что-нибудь ели?

– Нет.

– Я бы на вашем месте сходил поел. Где-нибудь недалеко. Если что – я на телефоне.

Сорок минут спустя, не успев доесть салат, она услышала телефонный звонок. Мысленно выругавшись – салат был весьма неплохим, к тому же он был первым, что она съела за последние сутки, – она бросила на стол деньги и выскочила на улицу.

Когда она была на полпути к Четвертой улице в районе Венеция, телефон зазвонил снова. Остановившись на бульваре, она услышала бесстрастный голос Монро:

– Это не он. Его настоящее имя – Роберт Кленнерт, ему пятьдесят восемь лет, и он страдает ожирением. По сути, это всего лишь вонючий мешок дерьма, который организует живые порносайты. Он неплохо разбирается в компьютерах, что могло бы объяснить наличие жесткого диска, но вряд ли он смог бы заманить в ловушку и убить молодую женщину – да и вообще, честно говоря, женщину любого возраста и телосложения, – это не считая того, что он нисколько не соответствует описанию, данному свидетелем. Так что заносим его в базу, в раздел «Извращенцы», и забываем о нем.

– Значит, снова возвращаемся к сценарию «один из миллионов»?

– Возможно, чуть получше. Данные любого, кто подпишется на сайты Кленнерта или даже зайдет туда как гость, будут тут же запротоколированы. Как раз сейчас, когда я с вами разговариваю, мимо меня проносят его компьютеры.

– И во сколько это вам обошлось?

– Ни во сколько. Он готов с нами сотрудничать. Как ни странно, он, похоже, испытывает к своим «девочкам» чисто отцовские чувства. Либо это выдающийся блеф, либо…

Монро на мгновение замолчал.

– Но скорее всего – нет. Это не он. Похоже, что музыка на диске вообще ничего нам не дает. У меня такое предчувствие, Нина, что если ничего не случится, то мы можем окончательно потерять след.

Что верно, то верно, подумала Нина. Перед тобой открывается удивительно широкая дорога в виртуальном мире, по которой ты бредешь, ничего не понимая, в том числе и того, какую новую строчку это могло бы добавить в сценарий сериала «История Чарльза Монро».

Нина попрощалась и закончила разговор. На другой стороне улицы остановилась машина, и из нее вышла семья: муж, жена и маленькая девочка. Взрослые, похоже, о чем-то спорили.

Нина слегка опустила окно и услышала смех девочки. Вскоре расхохотались и взрослые.

Нина поняла, что их ссора была ненастоящей, что они просто изображали тех, у кого только что побывали в гостях. Она вспомнила свое собственное детство, которое прошло без особых событий, но в нем нашлось достаточно места и для неподдельного отцовского гнева, который вряд ли заставил бы ее смеяться, как ту девочку на другой стороне улицы.

Глядя, как девочка идет следом за родителями по дорожке, Нина подумала, что, если сейчас той навстречу выскочит веселый щенок с ленточкой на шее, она, возможно, собственными руками прикончит маленькую счастливую принцессу.

Но собаки не оказалось. Девочка могла жить и смеяться дальше.

Нина завела двигатель и поехала в сторону океана.

Глава 9

Девушка молчала. Вначале она разговаривала с ним, словно со стеной: «приятно было познакомиться», «тут просто здорово», «о да». Теперь же, похоже, ей больше нечего было добавить. Возможно, она думала, что именно так ему и хочется (и в данном случае она была права), а возможно, полагала, что на этом все и закончится (в чем она ошибалась). А может быть, она просто плохо себя чувствовала, и вся ее энергия уходила на то, чтобы не упасть. Пит Ферильо этого не знал. Его это не волновало ни в малейшей степени. Пит считал, что каждому – свое и о чувствах другого знать вовсе не обязательно. Ни в коей мере.

Протянув руку к столу, он достал из футляра сигару и провел ею под носом. Для этого не было никаких причин, он и без того знал, как она должна пахнуть, но это доставляло ему особое наслаждение. Он обожал аромат сигар.

Отрезав кончик сигары, он сунул ее в рот и поджег спичкой – недавно кое-кто, к кому он относился с большим уважением, сказал ему, что так лучше всего, и с тех пор он именно так и поступал. Из конца сигары вырвалось облачко густого дыма. Он проследил за ним взглядом.

Пит сидел в кресле совершенно голый, вытянув перед собой ноги. Дома он никогда не сидел таким образом. Ему приходилось слишком часто задумываться о своем животике, покрытых рябыми пятнами бедрах, о резком контрасте между его землистого цвета промежностью, загорелыми руками и покрытой пятнами и трещинами бледной кожей во всех остальных местах. Сегодня обо всем этом можно было не думать, не чувствовать себя стареющим, нездоровым или нежеланным. Не размышлять об ушедшей молодости или о вероятном состоянии собственных внутренностей. Не пытаться возбудить собственными трясущимися телесами жену, которая говорила, что любит его, но издевалась над ним, проводя бесконечные часы на беговой дорожке. Да, Мария выглядела лучше, чем он. Намного лучше. И что с того? Все, что ей приходилось делать, – посещать гимнастические залы и магазины. Если бы его работа заключалась только в этом, он тоже выглядел бы лучше. Конечно, он любил ее. Он любил ее уже двадцать пять лет. За это время можно научиться улыбаться, даже когда ты зол, сдерживать себя и большую часть времени вполне уживаться друг с другом.

Квартира принадлежала очень важному постоянному клиенту ресторана, с которым Пит в течение некоторого времени вел совместные дела. К тому же этот человек иногда приходил обедать в компании женщины, которая не была его женой. Пит благоразумно не болтал лишнего и всегда помнил, с кем тот приходил в последний раз. Между ними завязались дружеские отношения, и теперь у него были собственные ключи. Каждый день приходила горничная, убирала квартиру и заполняла холодильник минеральной водой. Квартира была простая, но хорошо обставленная – спальня, балкон, ванная, гостиная. Последняя была достаточно просторной, и часть ее отгораживал небольшой обеденный стол, к тому же, если сидеть посреди нее, не было видно двери, так что комната казалась еще больше. Вполне разумно. На балконе неплохо было стоять в халате, наслаждаясь вечерней прохладой и глядя на суетящуюся внизу толпу большого города. Возможно, позже он так и сделает.

Пока что его вполне устраивало кресло. Он наблюдал за девушкой, хлопотавшей в маленькой кухне. Ее фамилии он не знал. Не знал он и ее любимого цвета, фильма или песни, так же как не знал имен ее прежних приятелей и ничего не слышал о том, как она проводила с ними время. Он знал о ней лишь то, что хотел знать, – что она высокая и смуглая и что ее зовут Черри; имя наверняка было вымышленным, но это ему тоже нравилось. Светлые волосы, оттенок которых менялся от рыжеватого до платинового, свободно падали ей на плечи. Она была стройной, но не худощавой, с большой грудью и симпатичным личиком; в нижней части ее спины красовалась татуировка в виде черной розы, тоже выглядевшая вполне симпатично.

Пит не очень любил татуировки, по крайней мере на обычных женщинах, но на девушках вроде этой они ему нравились. Здесь они выглядели вполне уместно, свидетельствуя о том, что женщина осознает предназначение собственного тела.

Пит знал женщин – подруг или жен друзей, которые сделали себе татуировки год или два назад, когда это делали все. Даже Мария хотела сделать себе татуировку – похотливую кошку или что-то в этом роде. Он запретил ей это и был прав. Женщина с татуировкой становится похожа на стриптизершу – что вполне нормально, когда ты и есть стриптизерша, но во всех прочих случаях просто глупо.

Несколько лет назад среди женщин возникла мода на то, чтобы учиться стриптизу или, по крайней мере, взять хотя бы один урок у стройной амазонки, знающей свое ремесло. Сама мысль о подобной глупости приводила Пита в бешенство. Нет никакого смысла в том, чтобы твоя жена занималась стриптизом. Сама суть стриптизерш заключалась в том, что они – не твоя жена. Любая женщина, которая занимается подобным, думая, будто демонстрирует свою более глубокую внутреннюю сексуальность, отличающую ее от других, на самом деле просто демонстрирует: 1) что относится к себе чересчур серьезно, в чем на самом деле нет ничего сексуального, – подумаешь, новая Деми Мур нашлась! 2) что думает, будто она для своего возраста просто красавица, а это довольно скучно, даже если и правда; 3) что не чувствует себя счастливой дома и хочет заниматься любовью с кем-нибудь другим. Вероятно, вообще с кем угодно.

Взять, например, бывшего друга Пита, Джонни, который работал вместе с ним одиннадцать лет. Дела у Джонни шли неплохо, у него был дом в Инклайн-Виллидж, хорошая работа. Потом жена Джонни пошла на один из этих уроков, сказав, что это новое направление в аэробике. Дома она демонстрировала ему, чему научилась, и какое-то время он относился к этому спокойно, но потом все чаще стал напоминать ей, что все-таки она его жена и что неплохо бы было ей сбросить несколько фунтов. Четыре месяца спустя она уже трахалась с каким-то прыщавым бездельником, работавшим в книжном магазине «Барнс энд Нобль». Потом вдруг оказалось, что во всем виноват Джонни, и – прощай, счастливый брак, привет, алименты. Вскоре он начал проводить вечера, глядя на настоящих стриптизерш и напиваясь в стельку. Пит перевел его на работу в другую компанию. Так на его месте поступил бы любой.

Пит в очередной раз выпустил большое облако дыма, наслаждаясь его ароматом. Сигара была не кубинская, даже не особенно дорогая гондурасская – он никогда не выбрасывал деньги на ветер, – но вкус у нее был вполне приличным. Прошло три года с тех пор, как ему разрешили курить у себя дома. Нет, прямо никто этого не запрещал, и Мария не сажала в гостиной снайперов, готовых пристрелить его на месте, но она демонстрировала Недовольство с большой буквы. Ее молчаливый взгляд говорил, что, несмотря на все мечты, жизнь оказалась во многом именно такой, как она и опасалась. Какое-то время ему представлялось, что ее Недовольство стоит того, чтобы его избегать, и не надо придавать этому особого значения. Потом однажды он понял, что все далеко не столь безоблачно, но продолжал курить на улице, поскольку кому нужен скандал каждый вечер.

Черри закончила отрезать дольку лимона, который достала из маленького холодильника, и бросила ее в свой бокал. Джин с тоником – Пит почувствовал это по запаху. У него было очень хорошее обоняние – неудивительно, когда постоянно имеешь дело с продуктами питания. Мария, например, всегда выпивала бокал шардоне. Девушка почувствовала, что он наблюдает за ней, и обернулась.

– Хочешь чего-нибудь?

Пит рассмеялся.

– О да, – добродушно сказал он. – Дай только отдышаться.

Она профессионально улыбнулась.

– Я не об этом. Я имела в виду – выпить.

– Да. Водки, – ответил он. – Чистой. Без сока. И побольше льда. – Он подмигнул. – И второй раз тоже будет, можешь мне поверить.

– Не могу дождаться, – ответила она и снова повернулась к столу, чтобы приготовить напиток для него.

Пит улыбнулся. В коридоре послышались шаги – какой-то ишак возвращался с работы. Он снова выпустил дым из сигары, откинувшись на спинку кресла. Ему нравилось сидеть так, во всем своем первозданном нагом уродстве. Там, за дверью, спешили домой консультанты и адвокаты с папками под мышкой. А он сидел здесь, выставив наружу яйца и ожидая выпивки. «Не могу дождаться». Сарказм? Почти наверняка. Не важно. Она или хотела этого, или нет. Она или считала его тело приемлемым для себя, или нет. Ей или нравилось делать то, о чем он просил – ничего особо странного, ему не нужно было странное, лишь то, чего обычно хочется от новой молодой красивой девушки, – или нет. Все это не имело никакого значения. Она уже получила от него четыреста долларов. В конце он, скорее всего, увеличит эту сумму до пятисот. Мария могла потратить такую сумму на какого-нибудь мексиканца и глазом не моргнув, что регулярно и делала. А ему, чтобы об этом не вспоминать, достаточно было найти себе кого-нибудь вроде Черри.

Пока она возилась на кухне, наливая в бокал «Столичную» и добавляя лед, Пит размышлял о том, не пригласить ли ее снова. Хотя она была симпатичной – на самом деле даже очень, особенно когда присела, чтобы поднять упавший кубик льда, – он знал, что делать этого не станет. Весь смысл заключался в том, чтобы девушка каждый раз была новая. Если он снова встретится с ней, то возникнет вопрос, лучше будет или хуже, чем в прошлый раз. Она будет называть его по имени, будет знать его любимый напиток, и между ними начнут устанавливаться фамильярные отношения. У него будет время, чтобы заметить определенные детали в ее поведении, удивиться, почему ей не приходит в голову сначала положить в бокал лед или почему она не знает, что джин куда лучше с лаймом. Или сейчас, например, когда они во второй раз занимались сексом и ему не удалось кончить – он знал, что так будет, но она не знала. В следующий раз она будет это знать. Намного лучше, когда чего-то не знаешь. И когда тебя это не беспокоит.

Черри скрылась из виду, изо всех сил грохоча ведерком со льдом. Зачем, черт возьми? Бокал стоял на столе, полный доверху. Еще немного – и прольется. Он вдруг представил себе ледяной кубик вокруг соска девушки. Странная мысль.

Он наклонился к пепельнице, чтобы загасить сигару, оставив ее на потом.

– Эй, малышка, – снисходительно сказал он, – хватит льда. Иди сюда.

Он повернулся и увидел стоящего посреди комнаты мужчину.

– Кто вы, черт побери? – спросил Пит.

Тот улыбнулся, явно давая понять, что отвечать не собирается. Пит сразу же понял, что это вовсе не еще один обладатель ключа от квартиры. Позади него появилась девушка, застегивая рубашку.

– Я могу идти? – спросила она незнакомца.

Ей он тоже не ответил. Не отводя взгляда от Пита, он протянул руку и схватил ее за волосы. Прежде чем она успела вскрикнуть, он со всей силы ударил ее лицом о стену. Она застонала и осела на пол.

Пит быстро сообразил, что случилось. Шаги в коридоре, стук льда в ведерке, чтобы он отвлекся и не заметил, что она открывает дверь. Он не знал, кто этот человек и что ему нужно, но теперь было видно, что у него нож. Большой, возможно разделочный. И не очень чистый.

Комната внезапно показалась ему холодной, тесной и полной дыма. Мужчина перешагнул через тело девушки, на мгновение отведя взгляд. Пит, словно в тумане, подумал, что это шанс, что нужно встать, двигаться, убираться отсюда. Однако, похоже, он просто не в состоянии пошевелиться. Незнакомец оказался чуть выше среднего роста и довольно худ. Пит был тяжелее его на много фунтов, и у него имелся давний опыт расшибания чужих голов, но он не был уверен, что и то и другое хоть чем-то ему поможет. Он чувствовал себя жирным, голым и не в состоянии что-либо изменить в этом мире.

– Ты Питер Ферильо, верно? – спросил незнакомец, беря что-то с кухонного стола.

Пит увидел, что это открывалка для бутылок, а когда мужчина повернулся к нему, любые мысли о том, чтобы двинуться с места, сразу куда-то исчезли.

– Послушайте, – сказал Пит. – Не знаю, черт побери, что тут происходит, но у меня есть деньги. При себе. Если вас интересует именно это – то без проблем.

– Дело не в деньгах, – ответил незнакомец.

Голос его звучал мягко, почти дружелюбно – чего нельзя было сказать о его глазах.

– Тогда в чем? – спросил Пит. – Что я сделал?

– Дело не в тебе, – ответил тот.

– Кто вы, черт возьми?

– Меня называют… «человек прямоходящий».

Незнакомец посмотрел на Пита, ожидая реакции, и рассеянно покрутил открывалку в руке, словно вдруг в порыве вдохновения решил найти ей какое-нибудь применение. Пит не знал, в чем оно могло бы заключаться.

В течение ближайших полутора часов он узнал это сполна.

Часть вторая. Дорога без возврата

Именно это я собирался совершить, но почему – не знаю.

Джерард Шаффер, серийный убийца. Мысли упыря

Глава 10

В первый раз Фил Баннер увидел незнакомца, стоя возле машины рядом с заведением Иззи, доедая горячий сэндвич с грибами и яйцом, за который он не платил. В том не было его вины – он всегда предлагал заплатить, и Иззи всегда отказывался, – но все же он чувствовал себя слегка виноватым. Впрочем, не настолько, чтобы перестать есть сэндвичи или вообще заходить сюда почти каждое утро. Сэндвич был вкусный и толстый, не вполне рассчитанный на то, чтобы его ели руками, так что Баннер не сразу заметил окровавленного человека. Секунд пять он смотрел на него, продолжая жевать и не вполне понимая, кто перед ним, прежде чем поспешно опустил руку с едой.

Человек шел прямо посреди улицы. Дорога была пуста, поскольку сейчас было полдевятого утра, к тому же очень холодно, но непохоже, чтобы движение на дороге могло как-то повлиять на поведение незнакомца. Вид у него был такой, словно он едва отдавал себе отчет в том, где находится. За спиной у него висел рюкзак, явно новый, но уже изрядно потрепанный. Он шел пошатываясь, словно зомби из кинофильма, волоча одну ногу, а когда Фил сделал несколько осторожных шагов ему навстречу, он увидел, что тот еще и весь в крови. Кровь успела засохнуть, но ее было много. На лбу незнакомца красовалась большая шишка, которую пересекала неприятного вида ссадина, а лицо и руки были покрыты многочисленными порезами и царапинами. Почти вся его одежда была испачкана засохшей грязью.

Фил сделал еще шаг.

– Сэр?

Человек продолжал двигаться дальше, будто не слыша. Дыхание его было тяжелым, но ровным, а лицо окутывал поднимавшийся изо рта пар. Вдох, выдох, вдох, выдох, словно ритм дыхания был для него крайне важен – либо так, либо вообще никак. Потом он медленно повернул голову и, не останавливаясь, посмотрел на Фила. Глаза его были налиты кровью, подбородок покрывала отросшая за несколько дней щетина, в которой поблескивал лед. Филу давно уже не приходилось видеть человека, который выглядел бы столь замерзшим.

Наконец незнакомец остановился, моргнул и открыл рот. Потом снова закрыл его, глядя вдоль дороги. Казалось, его настолько интересовало то, что там находится, что Фил тоже посмотрел в ту сторону, но ничего не увидел, кроме домов на окраине города.

– Сэр, с вами все в порядке?

Он понимал, что вопрос звучит глупо. С этим типом явно было не все в порядке. Но обычно принято говорить именно так. Ты встречаешь человека с торчащим из головы ножом – что, честно говоря, вряд ли может случиться в подобном городке, с куда большей вероятностью можно подавиться рыбьей костью – и спрашиваешь, все ли с ним в порядке.

В чертах лица незнакомца произошла некая перемена, медленная и неуверенная, и Фил понял, что, похоже, это улыбка.

– Это ведь Шеффер, верно? – спросил незнакомец, челюсти которого, казалось, сводило от холода.

– Да, сэр.

Улыбка стала шире.

– Вот ведь черт.

– Сэр?

Незнакомец тряхнул головой, и вид его вдруг стал более уверенным, словно он наконец оказался именно там, куда так стремился. Фил внимательнее посмотрел на него: вроде бы он где-то видел уже этого человека.

– Вот что значит чувство направления, – сказал незнакомец. – Думайте что хотите.

Лицо его обмякло.

Фил увидел, что Иззи и несколько местных посетителей стоят на улице возле заведения и что похожая публика собирается по другую сторону улицы на небольшой парковке возле магазина. Пора было брать ситуацию в свои руки.

– Сэр, что с вами? Несчастный случай?

Незнакомец посмотрел на него.

– Снежный человек, – сказал он, кивнул, а затем медленно упал на спину.

Два часа спустя Том Козелек сидел в полицейском участке, закутанный в три одеяла и держа обеими руками чашку с куриным бульоном. Он находился в помещении, которое предназначалось для допросов – в тех редких случаях, когда полиции Шеффера приходилось кого-то допрашивать, – а в остальное время использовалось в качестве хранилища для пальто, мокрой обуви и прочего добра, которое некуда было девать. Всю обстановку комнаты составляли стол, три стула и часы. Раньше здесь находилась кухня, до того как ее перевели наверх, рядом с отремонтированными кабинетами, и частично застекленная стена создавала впечатление, будто комната находится в куда более серьезном учреждении, чем полицейский участок небольшого городка. По крайней мере, так могло бы быть, если бы стекло не было покрыто наклейками в честь городского парада по случаю Хеллоуина. Наклейки эти каждый год рисовали наиболее талантливые ученики местной школы, что являлось главной причиной, по которой застекленная секция выглядела столь не по-деловому, – или кто-то завязал детишкам глаза, прежде чем вручить им краски, или Шефферу не суждено было когда-либо иметь музей местных знаменитостей. У Фила Баннера порой возникало ощущение, что изготовление наклеек следовало поручить тому, кто хоть немного умеет рисовать. Его заверили, что, когда у него появятся собственные дети, он будет думать совсем иначе. Оставалось лишь ждать.

Фил стоял рядом с Мелиссой Хоффман. Мелисса жила в тридцати милях отсюда, в Элленсбурге, и работала в маленькой окружной больнице. Местного шефферского врача, доктора Дандриджа, все любили, но в силу его преклонного возраста ему в последнее время доверяли все меньше и в основном звонили Мелиссе. Ей было под сорок, и выглядела она вполне недурно, хотя, похоже, сама этого не сознавала. Она была счастлива со своим мужем, толстым хозяином маленького магазина старой книги, который постоянно курил «Мальборо лайт». Вот и пойми женщин.

Мелисса отвела взгляд от стеклянной перегородки.

– С ним все в порядке, – сказала она. – Слегка повреждена лодыжка, есть ушибы, но обморожений нет. Он с трудом помнит подробности. Судя по его словам, большую часть шишек он набил пару дней назад; если бы у него было сотрясение мозга, то симптомы бы уже успели проявиться и сейчас бы он, скорее всего, здесь не находился. Ему нужна еда и сон, но не более того. Можно сказать, повезло.

Фил кивнул. Он по-настоящему жалел, что шеф сейчас в ста милях отсюда, в гостях у сестры.

– А как насчет остального?

Она пожала плечами:

– Я сказала, что физически он в полном порядке. Что касается его психического состояния – вопрос другой.

Она повернулась к столу, где оттаивал рюкзак Тома. Холодная вода покрывала всю его поверхность и стекала сквозь щели на пол. Взяв из стаканчика в углу стола карандаш, она потыкала им в рюкзак, осторожно приоткрыв его другой рукой.

– Эта штука вся пропитана алкоголем, и вы говорили, что он уже до этого хорошо пил.

Фил кивнул. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, почему лицо этого человека показалось ему знакомым.

– На прошлой неделе он пытался вломиться в бар «У Большого Фрэнка». Мне пришлось потребовать, чтобы он прекратил.

Мелисса посмотрела на человека за перегородкой. Выглядел он полусонным и вряд ли был в состоянии устроить сколько-нибудь существенный скандал. Она заметила, как он медленно моргнул, словно дремлющий старый пес.

– Вы считаете, он может быть опасен? Психически неуравновешен?

– Нет. Скорее, похоже на черную тоску. На следующее утро я зашел к Джо и Заку, и они сказали, что какой-то тип провел у них весь вечер, напиваясь в одиночку. Похоже, это один и тот же человек.

– Итак, имеем четыре дня беспробудного пьянства, вероятнее всего, никакой еды, а потом полный желудок снотворного. Непохоже, чтобы он особенно радовался жизни. И тем не менее на сумасшедшего он не тянул.

– Так часто бывает. – Фил поколебался. – Он говорил, будто видел снежного человека.

Она рассмеялась:

– Ну да, время от времени кто-то его видит. На самом же деле он видел медведя. И вы сами прекрасно это знаете.

– Догадываюсь.

Мелисса пристально посмотрела на него, и Фил почувствовал, что краснеет при виде ее улыбки.

– Вы ведь в самом деле это знаете, верно?

– Конечно, – раздраженно ответил он.

Сейчас не время было обсуждать то, что когда-то видел – а точнее, почувствовал – дядя Фила в густом лесу далеко за горной грядой. Никто никогда не воспринимал его слова всерьез, за исключением, возможно, самого Фила, когда он был маленьким. В конце концов дядя перестал об этом рассказывать. В Каскадных горах немало было городков, в которых имелись свои местные легенды о снежных людях и соответствующие экспонаты в музеях, и не одно придорожное кафе было оформлено в стиле большого волосатого существа. Но в Шеффере ничего подобного не было. В этих краях к снежным людям относились как к полнейшей чуши. Или, как любил говорить шеф, к большой куче дерьма. Всего лишь затасканная приманка для туристов, не более того, а Шеффер к числу туристических достопримечательностей никоим образом не относился. Это был тихий, благовоспитанный городок, и когда-то здесь даже снимали телевизионный сериал. В городе имелся железнодорожный музей и несколько приличных ресторанов, в которые ходили обедать только приличные люди. Жителей города это вполне устраивало, и они хотели, чтобы так оставалось и дальше. А больше всего хотел этого шеф.

Однако, когда Том произнес слова «снежный человек», на улице стояло довольно много народа, и не все из них были местными. К концу дня некоторые вполне могли сообщить о случившемся утром своим друзьям и родственникам. Фил хорошо знал, что по этому поводу думает шеф, и искренне жалел, что не забрал Тома в участок, прежде чем тот успел сказать магическое словосочетание. Одно дело – небольшая и честно заработанная известность. Ну, скажем, упоминание о том, что за последнее десятилетие в городе провела ночь парочка телезвезд. Более чем достаточно. Но если репортерам придет в голову представить их город как сборище неотесанной деревенщины, у которой все мысли о том, как бы подзаработать, – в этом нет ничего хорошего. Когда Фил звонил шефу по сотовому, тот сказал, что вернется самое позднее к вечеру, чему Фил был весьма рад.

– Пойду узнаю, не хочет ли он еще бульона от Иззи, – сказал он.

Мелисса кивнула.

Она посмотрела ему вслед – как он входит в комнату, садится за стол и что-то говорит сидящему за ним человеку. По ее мнению, Козелека стоило бы проверить на предмет последствий снотворного, которое он принял, но тот настаивал, что ни в какую больницу не пойдет, и не в ее власти было его заставить. Он пережил три очень холодных дня и ночи в лесу и прошел довольно приличное расстояние по пересеченной местности. С учетом этого он выглядел весьма хорошо для человека, который ушел в лес, чтобы умереть. На эту тему ему тоже следовало бы посоветовать поговорить кое с кем, но, опять-таки, ни к чему принуждать она не могла. Мелисса полагала, что, когда его мозги в достаточной степени оттают, эти события и разговоры о неведомых существах постепенно забудутся. И тогда можно будет просто отправить его в Лос-Анджелес, или откуда он там был, а жизнь в Шеффере снова пойдет своим чередом.

Уже собираясь уходить, она заметила что-то на дне открытого рюкзака. Она остановилась и посмотрела внимательнее. Среди осколков стекла и промокших обрывков упаковок от таблеток лежало нечто похожее на крохотные пучки высохших цветов.

Взяв один из них, она поняла, что это вовсе не цветы, скорее короткие грязные стебли. Похоже, они попали в рюкзак Тома, когда тот мчался через лес, цепляясь за кусты и деревья.

А может быть, они были куплены у неизвестного где-нибудь на углу и вывалились из пакетика, в котором лежали.

Человек утверждает, будто видел нечто странное, незадолго до этого он любой ценой пытался вломиться в бар, и к тому же в его рюкзаке обнаруживается пучок подозрительной растительности. Что тут еще можно сказать? Отчасти из профессионального интереса, но в основном из самого обычного любопытства Мелисса положила стебельки к себе в сумочку, а затем поехала обратно в больницу, где, как она была уверена, вряд ли могло произойти что-либо интересное.

К середине дня голова у Тома разболелась по-настоящему. Она уже болела и раньше, собственно, большую часть того времени, что он провел в лесу. Но сейчас было по-другому. Намного хуже.

Том все так же сидел на стуле в кабинете с окном. Он начал воспринимать этот стул как свой: в конце концов, он провел на нем все утро. После нескольких дней в лесу он стал многое воспринимать проще, почти по-звериному, и тому, кто попытался бы отобрать у него стул, который он считал своей законной добычей, вряд ли бы поздоровилось. Впрочем, никто особо и не собирался его отбирать. В комнату то и дело заглядывал тот парень, Фил, но после ухода женщины-врача никто его больше не беспокоил.

Головная боль то накатывала медленной волной, то снова отступала, словно профессионально знающий свое дело мучитель. Она окутывала его голову, словно холодное покрывало, тяжелое и неотвратимое, и начинала постепенно распространяться и на другие части тела – в основном по внутренностям. Врачу он сказал, что не хочет в больницу, чтобы оценить ее реакцию. Если бы она рявкнула: «Подумай еще раз, придурок, ты в очень, очень глубокой заднице, и мы собираемся силой затащить тебя в страшное место, где стоят машины с зелеными экранами, а потом ты наверняка умрешь», он бы спокойно отправился с ней. Но она ничего такого не сказала, и, значит, был шанс, что с ним все в порядке.