Текст книги "Слон Килиманджаро"

– А что же есть? Моделл замялся:

– Не уверен, что смогу объяснить, сэр.

– А вы попытайтесь. За это я вам и плачу.

– Похоже, это тессеракт, сэр, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Тессеракт? – переспросил Яблонски.

– Гипотетическая четырехмерная фигура*.44
  Грег Бир в рассказе «Касательные», написанном двумя годами раньше и получившем премии «Хьюго» и «Небьюла», называет тессерактом четырехмерный аналог куба.


[Закрыть]

– Я знаю, о чем ты говоришь, – рявкнул Яблонски. – Просто хочу представить его себе.

– Необычное сооружение.

– Здание не повреждено?

– Нет.

– И это определенно музей?

– Полагаю, что да, – Я уверен, что Пим появится в окружении репортеров, как только вы вскроете дверь.

– Мне сказали, что так оно и будет.

– И он войдет в музей первым?

– Это его экспедиция. – Моделл пожал плечами.

– В здание можно попасть только через одну из дверей?

– Ни окон, ни грузовых люков нет. – Он помолчал. – Некоторые считают, что можно проникнуть в тессеракт, минуя двери, воспользовавшись его четырехмерностью, но они еще не знают, как.

– Почему они не спросят у компьютера?

– Они спрашивали. То ли не получили ответа, то ли ответ им не понравился… Да это и не важно. Пим хочет войти через дверь и запечатлеть это волнующее событие на голокамеры.

– Немедленно передайте сюда голограмму музея. Это возможно?

– Да.

– Хорошо. – Он отключил связь, повернулся к Флетчеру. – Можешь улететь завтра?

– Куда?

– На Гордость райзов, разумеется.

– Полагаю, что да. – В голосе Флетчера слышалось недоумение.

– Хорошо.

– А зачем, позвольте узнать?

– Чтобы опорочить этого напыщенного говнюка! – рявкнул Яблонски. – Разве ты не прислушивался к моим словам? Компьютер!

– Да? – ответил компьютер.

– Этим утром, исходя из данных, полученных от Флетчера, ты рассчитал вероятность того, что райзы посещали Землю. Получилось, что она равна двум и трем десятым процента, так?

– Двум и тремстам двум тысячным.

– Как изменится эта величина, если в музее на Гордости райзов не будут найдены упоминания о Земле или предметы материальной культуры землян?

– Уменьшится до ноля целых семисот тридцати восьми тысячных процента.

– Хорошо. В последние шестьдесят секунд ты получил голограмму с Гордости райзов?

– Как раз получаю ее.

– Мне нужен доступ в библиотеку кафедры математики.

– Исполнено.

– Из голограммы следует, что здание имеет форму тессеракта?

– Совершенно верно.

– Я хочу, чтобы ты выяснил, какой университет проводил наиболее углубленные теоретические исследования тессерактов. Затем свяжись с математической и физической библиотеками этого университета, просмотри все имеющиеся материалы и определи, есть ли возможность проникнуть в здание, изображенное на голограмме, не нарушая блокировки дверей.

– Выполняю… – Компьютер молчал почти девяносто секунд. – Теоретическая возможность проникновения есть.

– Объясни, что ты подразумеваешь под термином «теоретическая» в данном контексте.

– Сие означает, что теоретически проникновение возможно. Однако на практике я не могу гарантировать, что такое проникновение не станет смертельным для живой материи, поскольку связано с межпространственным переходом.

– А робот может проникнуть в тессеракт, сохранив работоспособность?

– Просчитываю… Вероятно, да.

– И какова вероятность того, что робот будет функционировать и в тессеракте?

– Восемьдесят шесть и двести сорок одна тысячная процента.

– А какова вероятность его благополучного возвращения?

– Восемьдесят шесть и двести сорок одна тысячная процента, – повторил компьютер. – Если он сможет войти в здание, сохранив работоспособность, выход тем же путем нисколько ему не повредит.

– Выключайся, – бросил Яблонски, посмотрев на Флетчера, глаза его яростно сверкнули. – Клянусь Богом, он у меня в руках! Наконец-то я смогу с ним посчитаться!

Яблонски и Флетчер вошли в запасники музея. Вокруг кипела обычная работа. Яблонски и его ассистент проследовали мимо комнат, отведенных находкам с Внешних и Внутренних миров, обошли зал, посвященный цивилизациям более населенных районов галактики, и наконец попали в большое помещение, где хранились предметы материальной культуры, только-только доставленные в музей из Спирали.

Яблонски короткими кивками отвечал на приветствия сотрудников, готовивших новые поступления для регистрации в музейном каталоге.

Они прошли мимо Мистической вазы с Валериума VII, послужившей причиной трех мировых войн, которые разразились в глубокой древности на далекой планете, обогнули пять могильных камней, доставленных с Нью-Парагвая. Яблонски остановился, взял со стола черепок, поднес к носу, понюхал. Ему нравился запах древности, нравилось держать в руках такую вот песчинку, из которых постепенно, невероятным трудом, складывался облик еще одной цивилизации. Разумеется, он гордился выставочными залами музея, но именно здесь, в запасниках, шла настоящая работа, в которой он принимал самое непосредственное участие.

– А что мы ищем? – спросил Флетчер, когда Яблонски вновь остановился, чтобы получше разглядеть цилиндрическую статуэтку с Альдебарана XIII.

– Что-нибудь с Земли, – ответил Яблонски.

– У нас есть газовая маска времен Первой мировой войны. Она выставлена в Восточном крыле. А также два головных убора американских индейцев…

Яблонски покачал головой.

– Я знаю, что у нас есть!

– Тогда я вас не понимаю, сэр.

– Мне нужно что-то из еще не внесенного в каталог.

– Что-то конкретное? – Флетчер оглядел хранилище.

– Нет, все что угодно, но доставленное с Земли и еще не зарегистрированное компьютером. Глаза Флетчера широко раскрылись.

– Теперь я все понял!

– Долго же до тебя доходило, – раздраженно бросил Яблонски. – А теперь, пожалуйста, говори тише.

– Вы собираетесь подбросить что-то земное на Гордость райзов, – прошептал Флетчер.

– Не на планету, – уточнил Яблонски. – В музей.

– Вам этого не простят.

– Мне – нет, а вот тебе – да.

– Мне? – изумился Флетчер.

– Совершенно верно. А теперь давай займемся делом. Ты улетаешь завтра.

Не дожидаясь ответа, Яблонски вновь закружил по хранилищу. Получасовые поиски не принесли результата.

– Черт! – вырвалось у Яблонски. – Я же знаю, что две недели назад сюда привезли ацтекскую статуэтку.

– Уже три дня, как она включена в экспозицию. Яблонски нервно рассмеялся.

– Если бы я не попросил, чтобы статуэтка побыстрее попала в экспозицию, она до сих пор пылилась бы на полке. Ладно, пошли в подвал.

Он подошел к шахте, включил воздушную подушку, подождал, пока к нему присоединится Флетчер, приказал доставить их в подвал. Пару мгновений спустя они оказались в огромном подвале-хранилище, сооруженном под музеем.

Освещался подвал рассеянным светом, в тенях, отбрасываемых артефактами, свезенными с разных миров, словно прятались инопланетные злые духи, готовые наброситься на тех, кто посмел осквернить могилы их предков. И пусть соответствующие службы поддерживали в подвале идеальные чистоту и порядок, вошедшего сюда не покидало ощущение, что все вокруг покрыто тысячелетней пылью.

Чуть ли не четверть подвала занимала практически восстановленная часовня корббов, которую Яблонски привез с Висмы. У дальней стены высился Великий змей Дорильона, змееподобная скульптура длиной в девяносто футов, на которой в резных табличках изображалась вся история цивилизации Дорильона. Миниатюрные размеры многих табличек не позволяли что-либо на них разглядеть без многократного увеличения изображения.

Эти статуи и другие предметы материальной культуры заняли бы наверху слишком много места, потому их держали здесь, пока студенты и сотрудники готовили их к выставке.

Яблонски переходил от статуи к статуе, от стенда к стенду в поисках чего-нибудь земного. Резко остановился у длинного стола.

– Что это? – спросил он. – Я их не видел. Флетчер посмотрел на две колонны слоновой кости.

– Точно не знаю, сэр. Их нашел Бромхелд Шеррингфорд на Внешних мирах. Не прошло и недели, как они поступили к нам.

– Шеррингфорд? – переспросил Яблонски. – Что-то я не помню этой фамилии.

– Его экспедиция финансировалась двадцатью академическими институтами, в том числе и нашим, – пояснил Флетчер. – Он изучал цивилизацию гуаверов на Мелине IV и совершенно случайно натолкнулся на клад, оставленный каким-то преступником, жившим более тысячи лет тому назад. – Он помолчал. – Согласно легендам, преступником этим был огромный киборг, которого звали то ли Железный герцог, то ли Железный принц. Клад этот не представлял для Шеррингфорда особого интереса, поскольку не имел никакого отношения к цивилизации гуаверов, поэтому он разделил его на двадцать равноценных частей и разослал по институтам. – Он указал на бивни. – Это наша часть.

– Что это?

Флетчер пожал плечами.

– Понятия не имею.

– Так пусть сюда принесут электронный микроскоп и выяснят, что это и откуда, – раздраженно бросил Яблонски.

Через несколько минут Флетчер вернулся с довольно сложным прибором.

– Я подумал, что посторонние нам не нужны, сэр, и решил все сделать сам.

– Дельная мысль, – кивнул Яблонски. – Приступай. Флетчер включил микроскоп, установил за большим из бивней, проанализировал высветившиеся на дисплее результаты.

– По-моему, нам повезло, сэр! – воскликнул он. – Происхождение земное!

– Органика? Флетчер кивнул:

– Углеродная основа, сомнений быть не может!

– Сделай соскоб и проведи более качественный анализ, – приказал Яблонски.

Пять минут спустя Флетчер доложил о выполнении задания.

– Происхождение земное. Гарантирую на все сто процентов.

– Прогони код ДНК через компьютер биолаборатории. Посмотрим, что мы нашли.

Флетчер включил ближайший терминал, ввел необходимые данные. Ответ не заставил себя ждать.

– Это бивни слона, сэр.

– Слона? – повторил Яблонски. – Вымершего земного животного?

– Да, сэр. – Флетчер задумчиво смотрел на бивни. – Интересно, как они попали на Внешние миры?

– Главное, что они здесь. – Яблонски огляделся, понизил голос до шепота:

– Сегодня же запрограммируй одного из наших роботов – АО-203, чтобы он мог проникнуть в тессеракт и выйти из него. Я хочу, чтобы вечером ты пришел сюда, забрал эти бивни и отнес на корабль.

– Но я же не смогу приземлиться на Гордости рай-зов незамеченным! – запротестовал Флетчер.

– Молчи и слушай! – рявкнул Яблонски. – Моделл найдет предлог, чтобы на пару дней покинуть планету. Ты встретишься с ним в системе Перитейн и передашь бивни и робота. Скажи ему, что робот должен обставить все так, будто бивни – один из экспонатов музея. Впрочем, Моделл знает, как это делается.

– А потом мне возвращаться сюда?

– Именно так.

– А как насчет робота? Мы же не можем оставить его на Гордости райзов.

– Пусть Моделл прикажет ему отойти на пятьсот миль и самоликвидироваться.

– Рано или поздно эта история выплывет на свет.

– Пусть выплывает! – отмахнулся Яблонски. – Моя задача – опорочить Пима. И я своего добьюсь!

Минуло четыре месяца. Церемония открытия дверей музея райзов освещалась всеми средствами массовой информации. Эфратеса Пима голографировали, фотографировали, снимали, записывали. Неделю спустя он вышел из музея и уединился, чтобы проанализировать свои находки и прийти к каким-то выводам.

Наконец он собрал пресс-конференцию, и Яблонски заплатил за прямую голотрансляцию, чтобы не дожидаться информационного выпуска.

Пим, как обычно, щегольски одетый и уверенный в себе, откашлялся, стоя перед многочисленными камерами, и заговорил:

– Дамы и господа, позвольте мне сделать короткое заявление, а потом я отвечу на все ваши вопросы. – Он уставился в самую большую из голокамер. – Те из вас, кто следит за нашими исследованиями цивилизации райзов, знают, что не так давно я предположил, что Земля в далеком прошлом служила для райзов перевалочной базой. Эта гипотеза произвела фурор среди моих коллег, причем многие встретили ее в штыки. – Он выдержал паузу. – Я должен доложить вам, что здесь мои коллеги оказались правы. На основе находок, сделанных мною в музее райзов, я могу категорически заявить, что на Земле базы райзов не было.

– Что?! – проревел Яблонски.

– Ученые всегда ищут истину, и я очень рад, что благодаря моим работам на досужих домыслах поставлен крест и их место заняли факты. – Пим подождал, пока стихнут аплодисменты. – Продолжать изучение цивилизации райзов я поручаю Гилберту Найсванду, моему первому заместителю. Сам я планирую уйти в отпуск на два-три месяца, после чего приму очень лестное для меня предложение Фонда Молтона и проведу несколько следующих лет на Сзандоре II, возглавляя команду экспертов Фонда. Передо мной ставится задача раскрыть тайну одной очень необычной цивилизации. И я с нетерпением жду начала новой работы. А теперь – ваши вопросы.

– Что произошло? – вырвалось у Яблонски. – Я же знаю, что ты нашел бивни, подонок! Внезапно образ Пима замигал.

– В чем дело? – спросил Яблонски.

– Сообщение от Эфратеса Пима, – ответил компьютер. – Начать трансляцию немедленно или вы подождете, пока закончится пресс-конференция?

– Она уже закончилась, – бросил Яблонски. – Давай поглядим, что ему от меня надо.

Вновь появился Ним в другом наряде и не в конференц-зале, а в роскошно обставленном кабинете.

– Привет, Борис. Ты смотришь запись, так что диалога у нас не получится. Просто сиди и слушай. Он не спеша раскурил антарренскую сигару.

– Я очень благодарен тебе, мой давний друг. Ты избавил меня от нескольких лет занудной и утомительной работы. – Пим торжествующе улыбнулся. – Ты, разумеется, добивался не этого, но, видно, забыл, кого ты хотел обдурить. Эфратеса Пима!

Яблонски выругался, на что Пим ответил еще одной самодовольной улыбкой.

– Я не знаю, где ты взял бивни, Борис, но методология у тебя всегда шла впереди интуиции. Тебе удалось переправить их в музей, невзирая на бдительную охрану. С этим я тебя поздравляю. Но у меня сложилось ощущение, что бивни ты исследовал не до конца. Тебе хватило того, что они с Земли. – Пим усмехнулся. – А вот мы не поленились провести радиологический анализ. И выяснилось, что они из девятнадцатого века нашей эры. А уж в девятнадцатом веке райзы никоим образом не могли посетить Землю незамеченными.

Пим глубоко затянулся, выдохнул облако дыма, которое повисло у него над головой.

– Я сразу понял, что ты приложил к этому руку, Борис. Блестящее планирование, безупречное исполнение и полное отсутствие дара предвидения и воображения. Я это понял, как только получил данные радиологического анализа. Однако, помня о твоем научном методе, решил получить неопровержимые доказательства, прежде чем обвинять тебя во всех грехах. Поэтому я настоял, чтобы все члены экспедиции прошли проверку на машине Неверли. – Он помолчал, очень довольный собой. – Очевидно, твой агент Моделл знал, что происходит с человеком, если он лжет машине. Он признал свое участие в твоих интригах до начала проверки. – Торжествующая ухмылка. – Между прочим, теперь он мой агент.

Еще одна затяжка, облако дыма.

– Короче, раз ты пошел на то, чтобы расстаться с такими ценными экспонатами с одной лишь целью, убедить меня, что Земля посещалась райзами, вывод я сделал однозначный – нога райзов не ступала на Землю. С интуицией у тебя не очень, Борис, но ученый ты дотошный… поэтому я с радостью отказался от своего первоначального утверждения. – Внезапно он рассмеялся. – Вот о чем я подумал. Представь себе, что мы таки найдем в музее предмет материальной культуры с Земли, после того как я заявил широкой общественности, что наши цивилизации никогда не встречались. Наверное, мне пришлось бы сказать им следующее: новые находки дают основания заявить, что бедняга Борис Яблонски опять оказался не на высоте.

Он хохотнул, прежде чем продолжить.

– И наконец, друг мой, я должен поблагодарить тебя за такой подарок. Не каждый может похвастаться парой роскошных бивней. Я намерен взять их с собой на Сзандор II, где они займут достойное место в моей коллекции. Не волнуйся: я не сообщу в университет о твоих проделках. Я получу гораздо больше удовольствия, рассказывая о них моим друзьям после хорошего обеда.

Сообщение закончилось. Яблонски медленно поднялся, прошел в ванную и вскрыл себе вены на обеих руках.

Умер он за два часа до того, как его нашел Флетчер.

ВТОРАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ (6303 г. Г.Э.)

Ночь я провел в кабинете, а поутру первым делом проверил, не нашел ли компьютер чего-нибудь интересного. Выяснилось, что нет Поскольку днем он мог затрачивать на решение моей задачи лишь малую толику мощности, я решил не приставать к нему с вопросами о бивнях. Заказал две копии известных фотографий и несколько минут смотрел на них, пытаясь представить размеры существа, которое отрастило такие зубы. Потом отложил их в сторону и занялся повседневными делами, в данном случае сертификацией Рогатого демона с Анзарда IV. Размах рогов составлял сто восемь и три десятых сантиметра, сто девяносто третье место в списке, но в зависимости от использованного способа таксидермии величина эта могла увеличиваться на четыре-пять сантиметров. К сожалению, единственная представленная голограмма получилась несколько расплывчатой.

Я отправил голограмму на компьютерный анализ, но и его результаты не показались мне убедительными. Впрочем, другого я и не ожидал. Затем изучил заверенные нотариусом письменные показания охотника и таксидермиста, безуспешно попытался связаться с проводником экспедиции, решил привлечь нашего эксперта по таксидермии в звездной системе Анзарда – отослал ему служебную записку с просьбой дать ответ до конца недели.

Взглянув на часы, я понял, что до назначенной встречи в Музее естественной истории осталось меньше часа, а потому вновь потянулся к фотографиям, любуясь великолепными бивнями и гадая, кому же удалось убить обладателя таких зубов в те дни, когда у охотников не было ни лазеров, ни звуковых ружей, ни молекулярных дезинтеграторов.

Не знаю, как долго я не отрывал глаз от фотографий, но внезапно кристалл вспыхнул, и передо мной возникла голограмма лица Хильды Дориан.

– Похоже, мы очень заняты, – проворковала Хильда. – Перенесем ленч на час?

– Не понял?

– Ленч, Дункан, – терпеливо объяснила она. – Ты же знаешь, прием пищи между завтраком и обедом. Уже девять лет по средам мы ходим на ленч вместе.

– И что?

– Господи, неужели опять?

– Что – опять?

– Ты опять на крючке, – мрачно констатировала она.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Это один из симптомов. Теперь у меня впереди месяц пустых взглядов, фраз, оборванных на полуслове, ланчей в одиночестве. Последний раз такое случилось два года тому назад, когда ты два месяца доказывал, что небесные волки вымерли и этот охотник с Внешних миров – ловкий мошенник. – Она вздохнула. – Значит, кто-то подбросил тебе новую головоломку и говорить с тобой бесполезно, пока ты не разгадаешь ее.

– Ерунда. – Я попытался сосредоточиться на женской головке.

– Чем же заманил тебя этот загадочный мистер Мандака?

– Что ты знаешь о Мандаке? – удивился я.

– Я, между прочим, возглавляю департамент безопасности, Дункан. Мне известно, кто сюда приходит и к кому. Я также знаю, что ночь ты провел в своем кабинете, а компьютер до девяти утра работал только на тебя. – Она улыбнулась. – И еще у тебя играла эта ужасная музыка, которую ты включаешь, когда тебе приходится решать сложные задачи.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Что ты знаешь о Мандаке?

– Я знаю, что он приходил к тебе вчера, а когда ушел, нам сообщили, что ты получил разрешение пользоваться компьютером по ночам и в выходные.

Я пожал плечами.

– Не такой уж это секрет, раз Мандака обо всем договаривался с руководством. Он ищет самые большие в мире слоновьи бивни.

– То есть с Земли?

– Совершенно верно.

– Наверное, его ждет разочарование.

– Отнюдь, – твердо ответил я. – Бивни я ему разыщу.

– Поправь меня, если я ошибусь, но, насколько мне известно, последний слон умер, когда мы все еще жили на Земле?

– Он ищет бивни, которые на тот момент уже существовали.

– Понятно, – кивнула она. – Поскольку теперь ты будешь говорить только о них, почему бы нам не встретиться в кафетерии, где ты мне все и расскажешь?

– Не могу. У меня официальные замеры в Музее естественной истории.

– Правда? – Она просияла. – А Пруденс Эш там будет?

– Да.

– Я не видела ее с тех пор, как она ушла из «Брэкстона». Ты не будешь возражать, если я составлю тебе компанию?

– Твое право.

– Как приятно иметь дело с джентльменом, – съязвила она. – Встретимся в вестибюле через четверть часа.

Она, как обычно, пришла минута в минуту. И когда я спустился вниз, уже поджидала меня, подкрасившись, сменив серую униформу на яркий наряд.

– Надо бы нам прекратить наши встречи, – улыбнулась она. – У Гарольда возникли подозрения.

– Правда?

Она фыркнула:

– Разумеется, нет. Он знает, что твоя единственная любовь – нерешенное уравнение.

– Я не математик.

– Ладно, неразгаданная загадка. Двери раскрылись, пропуская нас на улицу. Мы встали на дорожку, уходящую на север.

– Почему бы тебе не рассказать о ней?

– О чем?

– О загадке, над которой ты бьешься, Дункан. Что это за бивни, которые так захватили тебя?

– Тут сошлось несколько факторов. Во-первых, никогда раньше меня не просили найти утерянный охотничий трофей. Для меня это внове.

– И тебя это вдохновляет.

– Во всяком случае, мне интересно. И потом эти бивни – один из старейших охотничьих трофеев во всей галактике. Может, самый старый.

– Понятно, – кивнула она.

– Это еще не все. Я попытался проследить путь бивней. Они исчезали на века, чтобы внезапно появиться в тысячах световых лет от того места, где их видели в последний раз.

– Разве это не обычное дело для ценных охотничьих трофеев?

– Нет. – Я покачал головой. – Чем выше их цена, тем быстрее они оказываются в музее.

– А эти, как я понимаю, не в музее.

– Насколько я знаю, нет. Их ставили на кон в карточной игре, они принадлежали киборгу-преступнику, нечистый на руку ученый воспользовался ими, чтобы опорочить коллегу, – они побывали везде, но только не в музее… Нет, не совсем так. Начался-то их путь в музее, но потом каким-то образом они попали в частные руки. Обычно происходит наоборот.

– Интересно. Но недостаточно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Должно быть что-то еще. Сказанного тобой недостаточно, чтобы заставить тебя сидеть, уставившись в никуда, и забыть о том, что пора идти домой. Чем же зачаровали тебя эти конкретные бивни?

– Хорошо. – Я повернулся к ней. – Почему у частного коллекционера возникает желание заплатить за них два миллиона кредиток?

– Сколько? – изумленно переспросила она.

– Два миллиона кредиток.

– Могут они столько стоить?

– Ни один музей такую сумму за них не выложит. И почему именно эти бивни? Он четко это оговорил. Никакие другие – только эти.

– Ты нашел причину? – В ней проснулось любопытство.

Я покачал головой:

– Вроде бы когда-то бивни принадлежали его клану.

– Семейное наследство? – предположила она.

– Едва ли. Никому не известны обстоятельства смерти слона, но бивни сразу же продали на аукционе. Их первыми владельцами были не масаи, и прошло больше трех тысяч лет с тех пор, как они принадлежали масаи.

– Кто такие масаи?

– Социальная группа Мандаки.

– Ты говоришь, два миллиона кредиток?

– Плюс те деньги, которые он готов потратить на розыски. Более того, я чувствую, что Мандака готов преступить любые законы, если нынешний владелец бивней не захочет с ними расстаться. Он не остановится ни перед чем, но завладеет ими.

– Включая убийство? – спросила Хильда.

Я вспомнил мрачный блеск глаз Мандаки, когда он говорил, что доберется до цели, какие бы преграды ни возникали у него на пути.

– Меня это не удивит.

– Интересно, – коротко прокомментировала она.

Мы перешли на экспресс-дорожку, встали за прозрачную стойку, закрепили ноги и понеслись, огибая деловой центр, через парк, к окраине. Вскоре экспресс-дорожка остановилась у Общественного центра. Мы перешли на обычную дорожку, проехали мимо обсерватории, Научного комплекса. Музея инопланетного искусства, Аквацентра, зоопарков, кислородного и хлорного, и, наконец, сошли у Музея естественной истории.

– Девять минут. – Хильда сверилась с часами. – Неплохо для такого времени дня. Но пора бы им проложить и новый маршрут. Всякий раз, проезжая через парк, я вспоминаю, что уже не так молода, как бывало.

– Угу.

Она уставилась на меня.

– Дункан, таким ты мне определенно не нравишься. Обычно ты не забываешь о вежливости.

– А что я такого сказал?

– Я про то, о чем ты не сказал. Мог бы сказать, что у меня отличная фигура и мне никак не дашь больше тридцати.

– У тебя отличная фигура, и тебе никак не дашь больше тридцати, – механически повторил я.

– Благодарю. – Голос ее сочился сарказмом. – И с чего у тебя такая толстая шкура!

Впереди я увидел группу детей, направляющихся к музею. Чтобы обогнать их, я предложил Хильде воспользовался гравитационным подъемником, а не огромным эскалатором, замаскированным под каменную лестницу, и мгновение спустя мы уже входили в высокие двери.

Прошли вестибюль с огромной вращающейся голограммой галактики, на которой ярко сияли миллионы звезд, входящих в Монархию. Те звезды, которые еще не покорились человеку, светили куда более тускло. Главную голограмму обрамляли великие сражения с указанием дат: Осада Беты Сантори, Битва у Спики, Война с Сеттами, Битва на Внешних мирах, а также три сражения с Канфором VI и Канфором VII, планетами-близнецами, вращающимися на одной орбите.

Пройдя по выставочным залам, мы завернули в Информационный сектор.

– Чем я могу вам помочь? – спросил компьютер.

– Меня зовут Дункан Роджас, – представился я. – Я возглавляю департамент поиска «Уилфорд Брэкстон».

За доли секунды компьютер зарегистрировал мою ретинограмму, отпечатки пальцев и костную структуру.

– Продолжайте.

– Пожалуйста, подтвердите мою встречу с Пруденс Эш у вновь поступившего чучела стрелорога.

Компьютер на мгновение потускнел, затем ярко вспыхнул.

– Подтверждаю. Чучело стрелорога установлено в крыле Центавра.

– Как я его найду?

– Я зажег красную направляющую полосу. Она приведет вас к чучелу. Крыло Центавра закрыто для экскурсий на время установки нового экспоната, поэтому по прибытии вам придется пройти проверку.

– Я знаю. Моя спутница – Хильда Дориан, которая также работает в «Брэкстоне». Пожалуйста, санкционируйте ее проход в крыло Центавра.

– Проход санкционирован.

– Благодарю.

На полу вспыхнула красная линия и повела нас через зал разумных существ, благо в галактике их хватало, затем повернула налево, мимо голограмм, изображающих плато Серенгети, животный и растительный мир различных Внутренних планет. Новые залы, новые голограммы, и, наконец, мы уперлись в закрытые двери крыла Центавра. Подождали, пока компьютер сверит наши ретинограммы. Дверь чуть приоткрылась, мы по одному протиснулись в щель.

Выставка производила впечатление: огромные диорамы, показывающие разнообразных представителей флоры и фауны на Центавре III. Весь северный торец занимала слепящая полярная голограмма. Снег и лед сверкали как настоящие, от них так и веяло холодом.

Еще две воспроизводили тропики: на одной – густые джунгли, на второй – водопой в полдень. Нашлось место для макетов горной вершины, необычных голубых деревьев с изогнутыми под странным углом стволами, саванны. Как раз в саванне трудились сотрудники музея, расставляя чучела животных, расстилая травяной ковер. Там же я нашел и Пруденс Эш, приглаживающую мех за ухом огромного хищника.

– Привет, Дункан. – Она спрыгнула с чучела и только тут заметила Хильду. – Ты привел Хильду! Какой приятный сюрприз! Как Гарольд?

– Отлично, – ответила Хильда. – А твои дети?

– Джеффри снова в институте, а девочки по-прежнему во флоте. Дейдр около системы Биндера, а где Кэролин, мне знать не положено, но вроде бы она недалеко от Лодина. – Пруденс улыбнулась. – Они прислала голограмму местного цветка, а я показала ее ботаникам.

– Я вижу, работы у тебя много. – Хильда огляделась.

– Грех жаловаться. – В голосе Пруденс слышалась удовлетворенность. – Я отвечаю за всю центаврскую экспозицию. – Она повернулась ко мне. – Еще раз хочу поблагодарить тебя за рекомендации.

– Благодарить еще рано. В экспозиции по-прежнему есть экологические несоответствия.

– Ты про синюю газель Андерссена?

– Она щиплет травку по ночам. А вы выставили ее на яркое солнышко.

– Я знаю, – кивнула Пруденс. – Но нам не хватает животных. В компьютере есть соответствующая пометка.

Это все?

– Нет. Надо бы заменить желто-лиловую птицу в лесной экспозиции на вон ту, с загнутым клювом. – Я указал на птицеподобное существо, подвешенное в воздухе над большим краснокожим травоядным.

– А что с ней не так?

– Она не с Центавра III.

– Откуда же?

– Понятия не имею.

– Если ты не знаешь, откуда она взялась, почему ты утверждаешь, что она не с Центавра III? – спросила Хильда.

– У нее четыре когтя. У всех птиц Центавра – три. Пруденс подошла к центаврскому лесу, постояла, грозно нахмурившись.

– Я выясню, кто принес ее сюда и по чьему распоряжению она попала в центаврскую экспозицию. – Она глубоко вздохнула, покачала головой. – Спасибо тебе, Дункан. Я распоряжусь, чтобы ее убрали. – Она улыбнулась. – Боюсь даже спрашивать: есть еще какие-нибудь огрехи?

– Пока ничего не вижу. Но во флоре я совершенно не разбираюсь. На твоем месте я бы пригласил кого-нибудь из экспертов музея.

– Обязательно приглашу, – пообещала она. – Ты бы хотел осмотреть стрелорога?

– Если тебя это не затруднит.

– Разумеется, не затруднит. За этим ты и пришел. – Она подвела нас к саванне, вызвала летающую платформу, которая и доставила стрелорога.

– Прекрасный экземпляр, не так ли?

Необычное существо, которому природа даровала уникальное средство защиты против хищников. При приближении последнего стрелорог наклонял голову, и его острые, отравленные рога отстреливались и с невероятной силой и точностью попадали в цель на расстояния до сорока футов. Я прочитал энциклопедическую справку о стрелорогах и теперь знал, что стрелы отрастали за шесть недель. Но на следующий день после «выстрела» появлялась пара псевдострел, которые выглядели как настоящие, тем самым отпугивая хищников, которые могли бы напасть на стрелорога, видя, что животное беззащитно.

Псевдострелы усыхали и отпадали, когда отрастали настоящие.

– Есть на что посмотреть. Кто его убил?

– Охотник по фамилии Демосфен. Я покачал головой.

– Никогда о нем не слышал.

– Он еще новичок.

– Он представил показания судьи?

– Нет. Он стрелял по контракту с музеем.

– Значит, музей направил с ним судью?

– Нет.

– Но ты же понимаешь, что музею не удастся оспорить мое решение, если вас не будет представлять судья?

– Нам требовался стрелорог. Если мы получили рекордиста, а я думаю, так оно и есть, тем лучше.

Пока Пруденс показывала Хильде остальную часть экспозиции и отдавала распоряжения касательно желто-лиловой пташки, я занимался замерами, чтобы убедиться, что Пруденс ничего не напутала. Наконец я проверил все, что хотел, и на карманном компьютере сравнил полученные результаты с текущим изданием «Брэкстона».