Текст книги "World of Warcraft: Вол’джин. Тени Орды"

Ли Ли снова обняла дядю, затем побежала обратно к рабочим бригадам – чьи темпы ускорялись с каждым ее шагом.

Чэнь склонил голову.

– Вас здесь не было с тех пор, как вы вступили в монастырь, и Тажань Чжу сменил вам имя. Ваша семья знает, что вы живы?

Ялия покачала головой.

– Некоторые из нас «дикие собаки» от рождения, мастер Чэнь. Другие – по своему выбору. Это и к лучшему.

Чэнь кивнул и вернул ей кошель с «сердечным покоем».

9

Вол’джина удивило, что Тиратан уже поднялся с постели, когда тролль прибыл с фигурами и доской для дзихуи. Человек добрался до окна и прислонился к нему, прямо как когда-то сам Вол’джин. Тролль отметил, что трость охотника осталась у изножья кровати.

Тиратан оглянулся через плечо.

– Уже и не замечаю признаков бури. Говорят, никогда не видишь стрелу, которая тебя убьет. Я не видел этой бури. Совсем.

– Тажань Чжу сказал, такие бури необычны. Но не редки, – Вол’джин поставил доску на прикроватный столик. – И чем позже приходят, тем свирепее.

Человек кивнул:

– Ничего не вижу, но все еще чувствую. В воздухе разлита прохлада.

– Не стоит ходить босиком.

– Как и тебе, – обернулся Тиратан, слегка неустойчиво, затем облокотился на оконную раму. – Ты решил привыкнуть к холоду. Стоишь до рассвета в снегу на южной стороне – в снегу, что в течение дня укрыт тенью. Достойно уважения, но глупо. Не рекомендую.

Вол’джин фыркнул.

– Звать тролля глупым? Неблагоразумно.

– Надеюсь, ты научишься на моих ошибках. – Человек оторвался от стены и поплелся к кровати. Хромота почти пропала, несмотря на его слабость. Вол’джин повернулся к Тиратану, но не спешил помогать. Тот улыбнулся, ухватился за изножье кровати, чтобы передохнуть. Это тоже входило в игру, которую они вели.

Человек опустился на край кровати.

– Ты опоздал. На тебя переложили мои дела по монастырю?

– Это на пользу моему восстановлению, – отмахнулся Вол’джин, подтаскивая столик, а затем принося стул.

– А теперь ты пришел присмотреть за мной.

Вол’джин вскинул голову.

– Троллям известно чувство долга.

Тиратан рассмеялся.

– Я знаю достаточно троллей, чтобы это понимать.

Вол’джин выровнял доску на столе.

– Знаешь?

– Помнишь, как ты заметил мой тролльский акцент? Ты сказал – Тернистая долина.

– Ты пропустил это. Будто не слышал.

– Я предпочел не отвечать, – Тиратан принял стакан, высыпал черные фигуры и расставил по шесть. – Хочешь знать, как я научился?

Вол’джин пожал плечами – не потому, что не хотел знать, а потому, что понимал: человек расскажет в любом случае.

– Ты прав. Тернистая долина. Я нашел тролля и очень хорошо платил ему на протяжении года. Он сказал себе, что послужит моим проводником. Свои обязанности он выполнял умело. Я перенимал от него язык – сперва без его ведома, потом – в разговорах. У меня есть способности.

– В это я верю.

– Следы – это тоже язык. Я выслеживал его. Каждый день возвращался на пятачок земли, чтобы наблюдать, как пропадают следы. В жаркий сезон, после дождя. Я выучил язык, который говорил, как давно прошел тролль, как быстро, какой в нем был рост.

– А потом ты его убил?

Тиратан собрал черные войска обратно в стакан.

– Не его. Я убивал других троллей.

– Я тебя не боюсь.

– Я знаю. И я убивал мужчин – как и ты. – Человек поставил стакан на стол. – Этот тролль – он называл себя Керен’дал – молился. Так я думал, и я об этом упомянул. Он ответил, что разговаривает с духами… забыл, как он их назвал.

Вол’джин покачал головой:

– Ты не забыл. Он тебе не говорил. Секреты есть секреты.

– Временами он очень раздражался, прямо как ты. Временами он говорил с ними, но не получал ответа.

– Отвечает ли тебе твой Священный Свет, отродье людей?

– Я давно перестал в него верить.

– Потому он тебя и покинул.

Тиратан рассмеялся.

– Я знаю, почему я покинут. По той же причине, что и ты.

Вол’джин удержал на лице маску безразличия, но знал, что выдал себя самим этим действием. С тех пор, как он прошел по воспоминаниям Тиратана, с тех пор, как повидал мир глазами человека, лоа стали далеки и молчаливы. Казалось, будто буря, бушевавшая вокруг монастыря, все еще бушевала в мире духов. Он видел Бвонсамди, Хир’ика и Ширваллу, но только в виде тусклых серых силуэтов, исчезавших под волнами белизны.

Вол’джин все еще верил в лоа, в их предводительство и дары, в необходимость поклонения им. Он был темным охотником. Он мог читать следы с той же легкостью, что и Тиратан, и с той же легкостью мог общаться с лоа. И все же, в буре следы замело, а вихрящиеся ветры унесли слова.

Он пытался до них достучаться. На самом деле, из-за последней попытки тролль и опоздал на встречу с Тиратаном. В своей келье Вол’джин погрузился в состояние покоя, вышел за пределы физической клетки окружающих предметов, но не смог прорваться через барьер бури. Казалось, будто его отвлекают холод и расстояние от дома – а еще то, что до этого он ходил по сну в человеческом теле. Он не мог сфокусироваться достаточно, чтобы пробиться к ним, перекинуть мост через пропасть между собой и лоа.

Словно стоило Бвонсамди выпустить Вол’джина из своей хватки, как лоа потерял к нему интерес.

Тролль вскинул голову.

– И почему ты покинут?

– Страх.

– Я не боюсь.

– Но на самом деле боишься, – Тиратан постучал по виску пальцем. – Я все еще чувствую тебя в своем разуме, Вол’джин. Тебя ужаснул опыт пребывания в моей шкуре. Не потому, что он показался тебе отвратительным, но потому, что ты считаешь меня столь хрупким. О да, это ощущение у меня остается. Горькое, маслянистое, оно не пройдет никогда. Это прозрение, я уверен, буду ценить, но вот ты упустил его важность для себя самого.

Вол’джин неохотно кивнул.

– То, что меня легко сломать, напомнило тебе, как близок к смерти был ты сам. Вот был я – сломанная нога, в ловушке, не в силах сбежать, знаю, что умру. И ты знал то же самое, когда пытались убить тебя. Помнишь, что случилось после?

– Меня нашел Чэнь. Принес сюда.

– Нет-нет, это тебе рассказывали, – человек покачал головой. – А что ты помнишь, Вол’джин?

– Когда я ходил в твоей шкуре, ты пожил в моей?

– Нет. И не согласился бы даже на спор. Хуже знания о том, как я уязвим, только знать, каким неуязвимым считаешь себя ты… Но ближе к делу. Так ты помнишь, что случилось после? Знаешь, как попал туда, где тебя нашел Чэнь? Или хотя бы почему все еще жив?

– Я живу, людское отродье, потому что отказался умирать.

Надоедливый, как муха, человечишка самодовольно рассмеялся:

– Так ты говоришь себе. Но этого ты и боишься. Ты не знаешь. Звено в цепи переживаний между тем, кем ты был, и тем, кем ты стал теперь, разорвано. Ты способен оглянуться на себя прошлого, и способен задаваться вопросом, ты ли это до сих пор, но ответ скрыт в бездне. Ты не можешь знать.

– А ты уверен? – прорычал Вол’джин.

– В том, кто я? – Тиратан снова рассмеялся, но уже с другой интонацией. Теперь в смехе слышались меланхолия и намек на безумие. – Ты видел то, что видел. Желаешь знать остальное? То, чего не видел?

Вол’джин снова выразил согласие кивком, не желая отвечать на слова человека напрямую.

– Я перестал быть Тиратаном Кхортом. Я уполз оттуда. Не человек, а зверь. Возможно, ощутил себя так же, как под взглядом тролля. Раненый, жалкий, гонимый жаждой, голодом. Я, человек, пировавший с лордами и принцами, вкушавший лучшее мясо, что сам ставил на стол, был вынужден выковыривать личинок из трухлявой древесины. Я ел корешки и надеялся, что они меня либо добьют, либо вылечат, но часто обнаруживал, что от них мне только хуже. Я измазывал себя грязью, чтобы отвадить паразитов. Я вплетал ветви и листья в волосы, чтобы прятаться от охотников с обеих сторон. Я сторонился всего и вся, пока не наткнулся на пандарена, собиравшего травы и весело напевавшего себе под нос.

– Твой компаньон. Почему не призвал?

Тут Тиратан замолк. Он потупил взгляд, сохраняя молчание. Тяжело сглотнул, и его голос стал натянутым и тихим:

– Мой компаньон привязал себя к человеку, которым я был. Я не мог обесчестить его своим тогдашним жалким состоянием.

– А теперь?

Человек покачал головой:

– Я больше не Тиратан Кхорт. Мой компаньон теперь не отвечает на зов.

– Все это потому, что ты боишься смерти?

– Нет, я боюсь многого другого, – человек поднял взгляд, и его глаза стали поблескивающими изумрудами. – А смерти боишься ты.

– Меня не страшит умереть.

– Я говорил не только о твоей смерти.

Реплика человека точно вонзила в грудь Вол’джина клинок по рукоять. Он узрел мудрость в сравнении последних событий с цепью, хоть и не хотел этого слышать. Очевидно, ошибки того Вол’джина, каким он был, привели к тому, что его едва не убили. И все же он выжил и научился чему-то, так что не совершит тех же ошибок снова. Но что-то в его разуме извратило эту мысль, и она словно выставила того, кем был тролль, каким-то неправильным, хуже, чем на самом деле. Хотя Вол’джин отвергал эту концепцию и принимал тот факт, что способен оступаться, он не мог отвергнуть мысль, что в изменившихся обстоятельствах уже не может быть тем же троллем, что и прежде.

«Цепь разорвана. Звенья пропали».

Однако с этой утратой пришло понимание общей картины. Вол’джин был не просто троллем. Он был темным охотником. Он был предводителем Черного Копья. Предводителем воинов Орды. И все равно чуть не умер. Означает ли смерть темного охотника удаленность от лоа? И значит ли его смерть, что умрет Черное Копье, что умрет Орда?

«Значит ли это, что умрет мечта моего отца?»

А если умрет его мечта, не станет ли это насмешкой над битвой за освобождение островов Эха от Залазана? Вся та кровь будет пролита напрасно, вся боль – бессмысленна. Событие за событием, все в его жизни и вне ее, уходящее корнями в историю троллей, – всё рухнет.

«Боюсь ли я, что моя неудача, моя гибель приведет к гибели Черного Копья, Орды, самих троллей? – Он представил черный провал между тем, как лежал в луже крови в темной пещере, и тем, как проснулся в монастыре. – Поглотит ли эта бездна все?»

Голос человека был не громче шепота:

– Хочешь услышать кое-что поистине жестокое, Вол’джин?

– Скажи.

– Мы оба с тобой умерли. Мы не те, кем были, – Тиратан посмотрел на свои пустые руки. – Теперь же мы должны создать себя – не воссоздать, а создать. Вот почему это жестоко. Когда мы занимались этим в первый раз, в нас была вся энергия юности. Мы не знали, что достичь нашей мечты невозможно, просто шли и достигали. Нас защищала невинность. Мы проходили всё с воодушевлением и уверенностью. Но теперь их не осталось. Теперь мы более взрослые, более мудрые, более усталые.

– Наше бремя легче.

Человек усмехнулся.

– Твоя правда. Думаю, именно поэтому мне импонирует простота монастырской жизни. Она бесхитростна. Обязанности распределены. Существует шанс показать себя.

Тролль прищурился.

– Ты хорошо стреляешь. Наблюдаешь за лучниками. Почему не стреляешь сам?

– Я еще не решил, будет ли это частью меня, – Тиратан поднял взгляд и открыл рот, потом резко закрыл.

Вол’джин склонил голову.

– У тебя был вопрос.

– То, что вопрос есть, еще не значит, что он заслуживает ответа.

– Спрашивай.

– Преодолеем ли мы свой страх?

– Я не знаю, – Вол’джин угрюмо сжал губы. – Если найду ответ, ты его получишь.

Той ночью, когда Вол’джин лег, и сон унес мир бодрствования прочь, лоа доказали, что не оставили его окончательно. Он обнаружил, что стал одной из тысяч летучих мышей, юркающих в ночи. Он не был с Хир’иком, но мышью явно стал по благоволению лоа. И он полетел с остальными, читая эхо их криков, пронзающих тьму в бесцветном мире, нарисованном звуком.

Вол’джина не удивило, что он вошел в контакт с лоа, потому что бытие темного охотника уже давно стало важной частью его личности. Эту бездну, хоть он и не мог в нее заглянуть, по силам было преодолеть только темному охотнику. Все, что он узнал, что перенес – наверняка это и сохранило ему жизнь для того, чтобы сбежать из пещеры.

«И летучие мыши в этой пещере – они видели бездну, забытое мной время».

Вол’джин надеялся, что, возможно, это видение, пусть и представленное в звуковом зрении мыши, покажет ему бездну. Он надеялся, что цепь еще можно связать воедино, хоть в глубине души и понимал, что это будет не просто.

Но вместо этого Хир’ик в мудрости своей перенес Вол’джина в другое место и другое время. Резкие грани каменных зданий подсказали, что это новые постройки, а не руины. Он предположил, что попал во времена, когда зандалары породили множество племен троллей, и тролли были на пике своей силы. Мыши кружили, а затем угнездились на башнях, окружающих центральный двор, где легионы троллей взяли в кольцо бурную толпу пленных из инсектоидов-акиров.

Амани, лесные тролли, только что прошедшие войны с акирами. Вол’джин хорошо знал историю, но подозревал, что Хир’ик желает напомнить не только о славных временах империи Амани.

И был прав. Тролли копьями загоняли акиров на каменные ступени, где ждали жрецы. Послушники заваливали акиров на алтари, скользкие от крови, брюхом кверху. Затем главный жрец воздевал нож. Клинок и рукоять были изукрашены символами – по одному на каждого лоа. Звуковое зрение позволило найти на навершии лик Хир’ика – за миг до того, как клинок обрушился и вскрыл жертву.

Затем там же, над алтарем, проявился сам Хир’ик. Дух акира вырос эфирным паром из трупа, и бог-летучая мышь вдохнул его. Изящным движением мягких крыльев он поднял себе еще эфира, ярко сияя, проступая все четче.

Вовсе не звуковое мышиное зрение передало это Вол’джину. Все это он видел собственным внутренним зрением – тем, которое оттачивал, будучи темным охотником, и которому привык доверять. Хир’ик показал ему верный способ поклонения. Показал, какой истинной славы и почести заслуживают лоа.

В голове Вол’джина прозвучал голос – высокий и писклявый:

Ты много трудился, чтобы сохранить Черное Копье. Чтобы тролли выжили и поклонялись нам. Этот труд отдалял тебя от нас. Твое тело исцеляется, но не душа. И она не исцелится, если ты не вернешься к истинным обычаям. Отринь свою историю – и пропасть лишь вырастет.

Но уменьшится ли пропасть, если вернуться, Хир’ик? – Вол’джин выпрямился, обращаясь к темноте. Он ждал. Он прислушивался.

Ответа не пришло, и тролль видел в этом скверный знак.

10

Кхал’ак не собиралась прятаться, скорчившись, под плащом из тигриной шкуры, хотя и была благодарна за его тепло. Шторм давно уже яростно вопил и колотил по деревянным бастионам, окружавшим порт на острове Грома, резкий ветер и зябкие порывы все еще полосовали кожу Кхал’ак там, где не защищала одежда. Она понадеялась, что съела достаточно плоти ледяных троллей, чтобы впитать их терпимость к холоду, но это оказалось не так.

«Не суть. Я все равно предпочитаю плоть племени Песчаной Бури».

Пустынное окружение делало их лишь вкуснее. Правда, не было с того пользы здесь, на севере Пандарии, но время еще придет.

«Когда мы отвоюем Калимдор».

Этот время придет. Она знала. Знали все зандалары. Все племена троллей отделились от их благородного рода, падая тем ниже, чем дальше отстранялись от родового древа. Чистой физиологии хватило бы, чтобы доказать это: она была выше любого тролля из нечистокровных зандаларов, каких встречала. Их поклонение лоа было всего лишь детскими играми в сравнении с ее преданностью духам. И, хотя некоторые тролли вспоминали старое и почитали те обычаи – редким примером среди них были темные охотники, – они не хранили традиции так, как зандалары.

Порою в путешествиях по свету на службе у Вилнак’дора ей казалось, что она находила некий намек на память, будто бы искорку древних обычаев среди падших. Кхал’ак искала пережитки из старых времен, но тщетно. Многие из них претендовали на то, что стали преемниками зандаларов – будто ее и ее племени уже не существовало. Слишком часто – скорее даже, всегда, – эти самопомазанные спасители народа троллей были лишь жалкими производными выродившегося общества.

Они так часто проигрывали, что ее это уже больше не удивляло.

Вилнак’дор вознесся среди зандаларов, единственный из длинной череды троллей, знакомых со знаниями и традициями, что преданно холили и практиковали многими тысячелетиями. Он не позволял себе отвлекаться, как это допускали другие. Он не считал империи Амани и Гурубаши тем, что следует возродить и возвысить. Он смирился с тем, что их поражения говорили о врожденной нестабильности. Возрождать их – заигрывать с неудачей, и потому Вилнак’дор обратился глубже в историю, чтобы восстановить альянс, который принесет плоды.

К Кхал’ак подошел капитан могу – с уважением, несмотря на то, что она стояла на стенах его города. На полторы головы выше нее, с эбеновой кожей, крепко сложенный, он отличался чем-то львиным во внешности, что удивительно подходило самой сущности Пандарии. Его брови, борода и волосы были настолько же белыми, насколько черной была кожа. Когда Кхал’ак впервые увидела статуи могу, ей показалось, что они чересчур стилизованы. Но встреча с ними во плоти развеяла эту мысль, а наблюдение за ними в действии показало, что любая мягкая округлость во внешности лишь скрывала резкость целеустремленности и отваги.

– Мы закончили со всеми основными приготовлениями, госпожа. Когда начнется отлив, мы отчалим на юг.

Кхал’ак опустила взгляд на черную флотилию, что покачивалась на темных волнах. Войска, включая ее собственный элитный легион, погрузились на борт в стройном порядке. Ударные силы, не считая разведчиков могу, в первую очередь состояли из зандаларов. Ни других троллей похуже, ни рас похуже – хоть она и рассматривала идею гоблинской артиллерии или парочки их боевых машин.

В гавани осталось лишь два корабля: ее флагман, который отбудет последним, но возглавит флот, и судно поменьше. Оно уже должно было причалить к волнорезу.

– В чем причина задержки?

– Прозвучали опасения из-за предзнаменований и предвестий, – капитан могу выпрямился, пряча массивные кулаки за спиной. – Шторм – они его не понимают.

Ее глаза сузились.

– Шаман. Конечно. Я займусь этим лично.

– Отлив начнется через шесть часов.

– Стоит мне спуститься, это не займет и шести минут.

Могу поклонился достаточно убедительно, чтобы Кхал’ак почти поверила в его искренность. Не то чтобы она считала, что он или любой другой могу ненавидит или презирает зандаларов. Они жалели о том, что им нужна помощь троллей, и втайне не понимали, почему эту помощь не предложили уже давно.

Многие тысячелетия назад, когда существовали только зандалары, до того, как туманы скрыли Пандарию от остального мира, могу и тролли уже встречались. Это было время, когда в мире существовала лишь четверть от того, о чем известно сейчас. И лев узнавал льва издалека. Они должны были уничтожить друг друга, тот первый могу и первый тролль, но не уничтожили. Они поняли, что после войны мощь против мощи выживший ослабнет и может уступить даже тем, кто намного слабее него. Этой трагедии не желала ни одна из рас.

Твердо встав спиной к спине, могу и тролли вырезали свое место в мире. И все же, по прошествии времени, пока каждая раса сталкивалась со своими испытаниями, союзник оказывался забыт. Могу исчезли вместе с Пандарией. Тролли обнаружили, что их собственный мир расколот. И пока легендарные расы справлялись с насущными бедами, далекое прошлое блекло в памяти, когда ослепительно ярко разгорались недавние обиды.

Кхал’ак спустилась по лестнице с несколькими пролетами. Всего ступенек было семнадцать. Она не понимала значения этого числа для могу, но ей и не нужно было понимать. Ее дело – просто выполнять приказы повелителя. Он же, в свою очередь, стремился поспособствовать своему союзнику – королю Грома. Сила притянет силу, пока обе стороны не окрепнут настолько, что смогут вернуть свое славное положение и исправить мироустройство.

Она прошла по поселению, некогда покорившемуся старости, но теперь пробужденному новой юностью. Могу, которых с каждым днем появлялось все больше и больше, тихо кланялись ей на пути. Они понимали и признавали ее значимость, потому что ее поступки сейчас приносили им радость и принесут еще большую в будущем.

Хоть они кланялись и проявляли уважение, в их облике оставалось достаточно сдержанности, чтобы разоблачить, насколько могу считали себя выше нее и остальных троллей. Кхал’ак подавила смех, ведь благодаря ее подготовке убийство любого из них будет не более чем детской игрой. Могу не понимали, насколько шатка их позиция в этом альянсе или насколько они стали бы уязвимы, реши зандалары с ними расправиться.

Холодные волны лизали столбы, плескались в чаше гавани. Над головой кружили и кричали чайки. Запах соленого воздуха и гниющей рыбы казался Кхал’ак невероятно экзотичным. Тросы стонали, доски скрипели, а корабль переваливался на темно-зеленой поверхности воды.

Она быстро поднялась на борт маленького судна и увидела в центре палубы кружок из дюжины шаманов. Треть из них сидела на корточках, тыкая пальцами в кости и перья, гальку и кусочки металла. Другие стояли, мудрые и безмолвные – это настроение только усугубилось, когда они заметили зандаларку.

– Почему якорь не поднят?

– Лоа, они недовольны, – один из шаманов, сидящих на корточках, поднял на нее глаза, показывая на две косточки, скрещенные поверх пера. – Шторм не естественного происхождения.

Кхал’ак раскрыла ладони и подавила желание выкинуть его за борт.

– А чего вы ожидали? Что вы за глупцы? Лоа были довольны, когда мы отплыли в Пандарию. Вы сами это говорили. Говорили, что читаете одно и то же в своих костях и мусоре. Для лоа было бы чистой дуростью благословлять наше начинание тогда. Как и возражать против него сейчас из-за метели.

Кхал’ак показала за спину, на дворец, скрытый в глубине острова.

– Вы знаете, что мы сделали. Король Грома снова среди нас. Эта буря его почитает. Мир возрадовался его возвращению. Из всех сезонов более всего он любил зиму. Из всех погод жи– вее всего он чувствовал себя, когда снег кусал и ослеплял мир. Возможно, вы его не помните, но мир помнит и приветствует его. А теперь вы бросаете кости, чтобы узнать, что думают лоа? Если они возражают, как эта буря вообще могла случиться?

К ней повернулся Гиран’зул, младший и самый рассудительный из шаманов. Он ей нравился своей рыжей шевелюрой и длиной торчащих бивней. Шаман это знал и рассчитывал, что ее благосклонность позволит ему сказать свое слово.

– Почтенная Кхал’ак, вы говорите разумно. Лоа могли бы остановить шторм. Они могли остановить отплытие нашей армады давным-давно. Возможно, мои сотоварищи ищут ясность там, где ее не существует. Но то, что им нужно ее найти, уже означает, что существует путаница.

Шерсть на ее загривке встала дыбом.

– Ты говоришь дело. Продолжай.

– Лоа требуют и заслуживают нашего поклонения – поклонения всех троллей. Они ценят силу. Хотя мы поднесли жертву каждому, и эти жертвы благосклонно приняты, они не главное. Лоа, когда мы к ним обращаемся, отвечают реже, потому что говорят и с другими. Мы прибудем в Пандарию не одни. Там же будут Альянс и Орда.

Она переводила взгляд с одного шамана на другого, обходя по кругу всю дюжину.

– И это вас останавливает? Возможно, вы не понимаете в полной мере. Возможно, вы не в том положении, чтобы понимать. Мой повелитель давно ожидал прибытия остальных в Пандарию. Паразиты всегда найдут, как все испортить. Предполагать, что мы от них избавимся, – глупость. Разработаны запасные планы. Сопротивление не устоит.

Поднялся другой шаман, с короткими бивнями.

– Это подойдет для борьбы с Альянсом, но что с Ордой?

– А что с ними?

– Среди них тоже тролли.

– Если паразиты желают сбиваться в стаи, это еще не делает им чести. Они по-прежнему паразиты. И если тролли верят, что присоединение к такой стае им помогает, а не унижает, тем хуже для них. Мы привечали любых троллей, желающий узреть мудрость наших действий и присоединиться к нам. Нам всегда нужны войска для гарнизонов. Младшие чины – для организации отдельных дел. Если лоа отвлеклись на то, чтобы обратиться к этим троллям и призвать их к нам, я довольна. Возможно, об этом вам и следует умолять лоа. – Она фыркнула. – С этого корабля. Когда выйдем в море.

Шаман с короткими бивнями покачал головой:

– Нам нужно больше времени на подготовку. Нужна жертва.

– У вас есть шесть часов. Даже меньше. До восхода луны.

– Этого недостаточно.

Кхал’ак ткнула пальцем шаману в грудь.

– Тогда я сама принесу жертву лоа. Привяжу тебя за левые лодыжку и запястье к причалу, за правые – к этому кораблю, а потом прикажу капитану поднимать якорь и отчаливать. Так ты желаешь служить своим лоа, флоту и народу?

Вмешался Гиран’зул:

– Чистота вашей веры, почтенная Кхал’ак, может сравниться лишь с великим почтением к вашему повелителю и вашей семье. Несомненно, вашей преданностью лоа и объясняется наш первоначальный великий успех. Мы передадим это лоа и немедленно подготовимся, чтобы поднять парус.

– Вы угодите нашему повелителю.

Молодой тролль поднял палец.

– Есть еще кое-что.

– Да?

Шаман сложил на груди руки – тонкие и деликатные, даже слишком – и прищурился.

– Лоа говорят с нами и с некоторыми в Орде. Но не одно это занимает их внимание.

– Что еще?

– В этом и суть. Мы не знаем. Причина, почему нас тревожит буря, в том, что мы ищем, что есть еще. Скрытое за завесой. Это может быть призрак. Это может быть тролль где-то вдали. Это может предвещать рождение тролля с великой судьбой. Мы не знаем. И обязаны сказать об этом. Ты ищешь уверенность там, где есть сомнение.

По хребту Кхал’ак пробежала дрожь. Чем-то существование этого неведомого тролля озаботило ее больше, чем новости о прибытии в Пандарию Орды и Альянса. Они все же известные враги. С ними зандалары могли справиться.

«Но как подготовить запасной план для неведомого? Пандарены? Могу уверяли, что, по сути, они беззащитны. Что еще там может ждать?»

Кхал’ак взглянула за спины троллей, на юг, где у выхода из гавани собирался туман. Флот отбудет ночью и приплывет на другую ночь. Она уже бывала в Пандарии и выбрала область высадки: небольшая рыбацкая деревушка, где не было ничего ценного, кроме приличной гавани. Разведчики троллей сообщили, что там их ничто не сможет остановить. Ничто не замедлит зандаларов.

«Кроме внимания к подозрениям тех, кто потеряет больше остальных, если мы преуспеем».

Она снова бросила взгляд на Гиран’зула и снова почувствовала, что он не играет в подковерные игры. Если б он хотел власти, она бы дала ее. Они оба это знали. Значит, его тревога обоснованна.

Кхал’ак кивнула.

– Готовьтесь к отправке. Расшибитесь в лепешку, но узнайте, что скрыто в бездне. В этой бледной тени. Все вы. Если не выполните мое задание, я скормлю вас лоа – пусть хоть они останутся довольны. Нас не остановит то, чего не существует.

Той ночью, далеко на юге, сон Вол’джина потревожило видение. Это его удивило. После первого посещения Хир’ик игнорировал тролля, и Вол’джин притворялся, что игнорирует лоа в ответ. Он осознал, что обращаться к ним прежде, чем он поймет, кем стал, значит лишь пытаться подражать тому, кем он был раньше. Как компаньон Тиратана не придет на зов человека, которого не узнает, так и Вол’джину не восстановить связь с лоа, если он не будет троллем, который создаст эту связь заново.

Он не мог опознать, что за лоа шлет ему видение. Вол’джин без труда воспарил в воздух – так что это мог быть Акил’дара. И все же в ночи летел лишь он, а не орел. Затем охотник понял, что на самом деле парит и видит множеством глаз. Вол’джин решил, что его сделала одним из своих детей Элорта но Шадра, Шелковая Танцовщица. Он воспарил высоко на шелковых нитях паутины, несомых ветром.

Внизу расступились облака. На юг на всех парусах спешно шли корабли. Это явно были древние времена, поскольку на широких квадратных парусах красовались гербы зандаларов. Однако он не мог припомнить случая в истории, когда зандалары собирали бы такой могучий флот.

Темный охотник поднял взгляд на ночное небо, ожидая увидеть созвездия в ином положении. Но он узнал их, и это поразило Вол’джина.

И он рассмеялся.

Очень хорошо, Мать Яда. Ты показываешь мне видение, где я смогу собрать такой флот. Ты показываешь мне славу, что я завоевал бы для тебя и других лоа. Какое щедрое видение. Я бы даже мог поверить, что это утвердит мечту моего отца. Трудность лишь в одном: остаюсь ли я еще сыном Сен’джина?

Ветер ослаб.

Паук упал.

И Вол’джин смахнул его вместе с паутиной, после чего перевернулся на бок и вновь погрузился в сон – без сновидений.