Текст книги "Блюз перерождений"

– Нет, – шепнул Майло. – Ступай к нему. И станьте одним целым.

Новый удар в грудь, куда слабее. Они раскачивались, уткнувшись лбами.

– Либби? – спросил он.

– Думали ей сказать. Нужно было рассказать ей все, как есть, но остается всего два дня. А пришлось бы объяснять про тебя и… ну, чего же ты хочешь? Старались ее успокоить. О чем говорить. Она любит тебя. Я тебя люблю.

Майло кивнул. Поцеловал ее в лоб.

Минутой позже случилось неизбежное. Она села в лифт и уехала.

Закончив работу, Майло задержался у подножия холмов и взглянул на комплекс.

На траве, с носами, приподнятыми навстречу ласковому ветру, застыли в ожидании корабли, отражая зелень и голубое небо. Он обернулся к изгороди за спиной, проследил взглядом уходящую в холмы серую ленту. Будет от нее прок, если они придут? Ведь они придут, увидев улетающие корабли. Прятаться уже не нужно. Они увидят и рано или поздно придут.

Труд Людей Земли был завершен. На третье утро они помогли с погрузкой. Герметизировали громадные люки, подготовили двигатели первой ступени. Отбежали подальше на холмы. И это случилось.

Корабли загрохотали, содрогнулась земля, и затрепетал воздух, докатились ударные волны. В ослепительной вспышке «Авалон» поднялся, превращаясь в раскаленную до зеркального блеска звезду. Следом «Атлантис».

Наконец, как последний луч солнца, «Саммерлэнд». Он стал для них приговором, потому что, когда он исчез, слишком быстро, все было кончено. Великая миссия была исполнена, и все они, толпа мертвых людей, смотрели друг на друга, больше не зная, чем заняться.

Они разводили костры, как на Хэллоуин. Целые пляжи и арены костров. Кто-то принялся возводить пирамиды и башни, задействовав уцелевшие корабельные краны. У них осталось довольно инженеров и архитекторов, чтобы к концу недели чудесные конструкции, забрызганные ракетным топливом, протянулись на мили вокруг.

Ночью, измотанные, они спали.

И кто знает, что делалось теперь в других уголках Земли?

Майло был занят сооружением гигантского деревянного человека. С огромным деревянным ртом, причиндалами и всем прочим.

Утром последнего дня люди пришли к изгороди.

Сначала стояли по ту сторону, вцепившись в сетку, напоминая окруживших тюрьму заключенных. Потом стали перелезать или пробираться сквозь проделанные в изгороди бреши. Часть из них были в ярости, но, увидев костры, пирамиды, башни и огромного деревянного человека, поостыли. Что бы ни случилось здесь, уже не имело значения. Осталось лишь скопище обреченных людей, таких же, как они.

Ночью они развели костры. Весь ландшафт преобразился в ревущее огненное подобие дня, глумление над запуском кораблей. Где-то они сейчас? Висят на орбите? Смотрят ли?

Ночь огласили языческие крики. Повсюду мелькали тени, скакали, сбивались в группы. Кто-то пел. Другие молчали. Голоса внутри Майло тоже смолкли, насовсем. Любой из них пережил собственную смерть. К чему переживать чужую?

Незадолго до полной темноты на небе появилась комета. Отличная от прежней. Ужасная. Какая-то женщина пробежала мимо с криками:

– Терри? Терри!

Вот как настает конец света? – подумал Майло. Вокруг носятся люди, вопя «Терри!»

Комета сделалась нестерпимо яркой и стала быстро приближаться. Неимоверный скрежет разорвал небосвод. Кучка голых мужчин и женщин, пьяных, с безумными глазами, обступили его.

– Пляши с нами! – верещали они, хватая. Майло вырвался, оскалившись, точно пес.

Грохот миллионов ракет. Земля разверзлась, и воздух воспламенился.

– Терри!!! – выкрикнул кто-то.

Обрушилась тьма. И все исчезло.

Глава 11. Потоп

Майло выплеснуло в Загробный мир, как струю из пожарного шланга. Вокруг бурлила и клокотала вода. Река извивалась в конвульсиях, будто прорвало вселенский канализационный коллектор. Так случается, когда одновременно гибнут миллиарды. Запруда Загробного мира не выдерживает.

Так что Майло плыл в бурном потоке мятущихся тел и взывающих голосов. Сильно раздосадованных, что, пережив конец света, им не обрести покой в Загробном мире. У Сюзи, видно, дел невпроворот, подумал он.

Прошел день. То и дело мимо проплывали дома, и люди спешили забраться на них. Если вдруг попадался островок, свежеусопшие облепляли его, как мухи. Майло расслабленно дрейфовал. Река между мирами не чета прочим рекам. Утонуть в ней нельзя. И, если ей позволить, она будет нести тебя, как листок или водяного жука. Удерживая, как отражение. Майло был не против. Даже по прошествии времени разрешил себе погрузиться и прикорнуть на илистом дне, качаясь во сне на манер водорослей. Нырнув, она выдернула его наверх, как пучок рогоза, подняв облако мути. Протесты его напомнили разбуженного ребенка. Мокрые, они сели на берегу, держась за руки. Когда в голове Майло прояснилось, он заметил, что река обрела более привычный вид. Ревущие толпы исчезли. Остатки мусора все еще виднелись на ветвях деревьев и ближайшей лужайке, но в целом кризис миновал.

Любопытно, подумал Майло, сколько же прошло времени?

– Неделя, – шепнула Сюзи.

– Я провел в реке неделю?

Она прижала палец к его губам.

– И слушать не желаю. Ты, надеюсь, не думаешь, что я все это время просидела, ковыряясь в заднице. Слушай: едва ли не все на Земле умерли.

– Ладно, мир, – сказал Майло. – Что я, не понимаю? Я был там.

Она была очень сильно уставшей. Теперь, свежим взглядом, он мог заметить это по оттенку ее кожи, сделавшейся бесцветной и почти прозрачной. Как котенок, она свернулась на его коленях, и наступила ее очередь спать.

Проснулись они посредине грязной лужи. Какая-то большая тень склонилась над ними, щекоча губу Майло длинной соломинкой.

Он отмахнулся и сел, щурясь.

– Мама, – сказал он. – Привет.

– Вы прямо милашки, – сказала Мама.

– Укуси меня, – не открывая глаз, пробормотала Сюзи.

Мама хлопнула в мясистые ладоши.

– Раз-два! – сказала она. – Теперь, когда все в порядке, Няня приглашает всех к себе.

– Домой? – спросил Майло.

– Зачем еще? – в голосе Сюзи были отчетливые нотки недовольства.

Мама выкатила глаза.

– Я слишком устала для этой ерунды. Можем просто пойти и поскорее?

И они пошли. Вымазанные, мутные, бурчащие под нос, пошли.

* * *

Много жизней назад, мальчишкой в школе штата Огайо, Майло (и соседские ребятишки) как огня боялся жуткой вдовы по имени Миссис Арментрот. Ни за что на свете никто не отваживался зайти на ее газон и мигом услышать дикие проклятия или пушечный стук в окно, от которого один паренек по имени Леонард даже обделался. Но когда однажды возле ее дома на Майло напала бродячая собака, Миссис Арментрот выбежала и задала ей жару ремнем. Потом отвела плачущего, дрожащего Майло к себе на кухню и угостила Колой с капелькой водки, пока, закурив «Пэлл Мэлл», набирала телефон его мамы.

Няня напомнила ему Миссис Арментрот, и дом тоже напомнил дом Миссис Арментрот.

Снаружи это был ничем не примечательный дом. Окруженный засохшим газоном и увядшим садом. Но стоило пройти внутрь, как дом оживал.

Ты словно оказывался в толпе, ведь в Нянином доме было где-то восемьдесят пять телевизоров, постоянно включенных на полную, каждый настроенный на свой канал. Притом не современные тонкие панели, а монстры из шестидесятых: деревянные крейсеры с большими круглыми переключателями. На каждом лежала большая салфетка и, как на пьедесталах, стояли сотни картинок в рамочках. Няня, похоже, никогда их не смотрела, но стоило выключить хоть один или переключить канал, тут же поднимала ор, даже если находилась в другом конце дома.

Сам по себе дом был западней из предметов. Каждый столик (накрытый салфеткой) был уставлен бюстиками или корзинами пластмассовых фруктов. Ни вершка пустой поверхности без индивидуальной пепельницы со старыми окурками и следами губной помады. Стены (с ужасными обоями из 70-х) сплошняком завешаны маленькими пейзажами Венеции, тарелочками и собачками. И повсюду вазочки и декоративные кувшины, ожидающие, когда их опрокинут. Ходить приходилось, прижав локти к бокам. И смотреть, куда ступаешь или садишься – понятное дело, из-за кошек.

Повсюду. В несметном числе.

Если телевизоры были глазами, сердцем и электрической кровью дома, то кошки – его дыханием. Волнами наводняли они пространство, от комнаты к комнате. Временами случалось затишье, точно дом переводил дух, и накатывал новый вал, как шумный выдох, неведомая тревога, понятная только кошкам с их потусторонним чутьем.

Оставив грязную обувь у порога, они отыскали Няню на кухне, с сигаретой под аккомпанемент телеигры «Семейная Вражда».

– Рад тебя видеть, – сказал Майло.

– Садитесь, – равнодушно пригласила она. – Угостила бы вас, да нечем. Все отдала страждущим путникам.

– Как мило, – сказала Сюзи.

– Обойдемся без сантиментов.

Все расселись за столом, но разговор не клеился.

Наконец, Сюзи произнесла:

– Может, покончим с этой ахинеей?

– Ахинея, как ты изволила заметить, – сказала Мама – ни столечко ей не является.

Майло поднял руку, как на уроке.

– В чем бы ни заключалась ахинея, она, похоже, связана со мной, а я даже не понимаю…

– По-моему, то, что ты сделал в последней жизни для своей семьи, можно счесть Совершенством, – сказала Сюзи. – Двое этих громил против. Я голосую «за».

– Голосовать нет нужды, – сказала Мама. – Жизненный цикл либо сбалансирован, либо нет. Мы с Няней понимаем, отчего не сбалансирована твоя последняя жизнь, чего нельзя сказать о Сюзи.

Майло встал и занялся приготовлением кофе. Прежде он не задумывался насчет оценки своей миссии. Было как-то недосуг. Сейчас, наскоро прикинув, пришел в ярость.

– Хотел бы знать, – сказал он, – в чем же несовершенство моей последней прожитой жизни.

Глаза его сверкали. В горле перехватило. Где-то в дальней комнате мяукнул кот.

– Ты даже близко не подобрался, – сказала Няня.

– Вспомни, – сказала Мама. – Ведь ты направился туда с определенным планом?

– Я направился туда нести Любовь, с большой буквы «Л», через жертву и самоотречение. И что же я сделал? Отдал свою семью другому человеку, чтобы дать им шанс выжить. Понимаете, что это значит? Эмоциональную цену? Куда вам. Вот поэтому, – он жестом указал на Маму с Няней, – вы каждый раз с таким трудом воссоздаете человеческую сущность, и всегда мимо. – Он обвел рукой дом, телевизоры и кошек.

Няня нахмурилась и затушила сигарету, но промолчала.

Майло запустил кофеварку и сел дожидаться кофе.

Большая мягкая рука Мамы легла ему на плечи.

– Расскажи мне про изгородь, – сказала она.

– Изгородь?

– Ту здоровенную изгородь, что вы с людьми из комплекса построили вокруг кораблей, чтобы удерживать всех снаружи.

Проклятие.

– Образно говоря, мы строили спасательный плот, – сказал он. – И для всех места там бы не хватило в любом случае. Дайте угадаю: Совершенным поступком было бы как-то помочь всей планете. Всем людям на Земле.

Мама кивнула. Няня тоже кивнула. Сюзи вперилась в пол.

– И как же это устроить? – спросил Майло. – Выбор был невелик: погибнуть от кометы или не погибнуть.

– Остались выжившие, – сказала Мама. – Мало-помалу они займутся восстановлением, а ты мог бы стать им полезен.

– Предвидение, – отозвался Майло. – И как я мог догадаться, что будут выжившие?

За стрекотом телевизоров повисла неловкая тишина.

– Будь это просто, – вздохнула Мама, – не называлось бы Совершенством.

– Помогать тем, кто участвовал в проекте, было наилучшим приложением сил, – возразил Майло. – Даже боги не дают другой шанс.

– Мы не боги, – произнесла Сюзи.

– Полно, – шепнула Няня. – Им не понять разницы.

– Как ни крути, – сказала Мама, – неважно, что любой из нас думает. Вода мокрая. Дважды два четыре.

Кофеварка сказала динг. Майло не отреагировал.

– И как же мне сделать правильный выбор? – спросил он. – В конце всегда ждет подвох.

– Не знаю, – огрызнулась Няня. – Стать изворотливее? Умнее? Это твоя работа. Мы распозна́ем миг, когда ты это сделаешь. Считается, исполнить это невозможно, однако за девять тысяч лет сделать это удавалось почти каждому. Кроме тебя. Вот все, что мне известно.

Свет в окнах сменился. В кухню парами стали проникать кошки. Время кормежки. Время прощания. Адресуясь к Маме и Сюзи, Няня сказала:

– Его дом уже должен быть готов. Отправляйтесь, пейте его кофе и спорьте хоть всю ночь, если пожелаете. У меня через три минуты кулинарное шоу.

Сюзи встала из-за стола.

– Я его провожу.

– Да кто бы сомневался, – ответила Няня, прикуривая новую сигарету.

Проходя по засохшему газону, Майло взял Сюзи за руку.

– Нам далеко? – спросил он, надеясь, что новый дом по соседству. Ему нравились здешние окрестности.

– Пока мы туда не пойдем. Я приготовила тебе сюрприз.

В ее голосе чувствовалось предвкушение. Далеко идти не пришлось.

Они поднялись в гору по мощеной улице с магазинами и викторианскими фонарями. Большие витрины магазинов украшала лепнина, двери были отштукатурены. С крытых черепицей крыш свисали золоченые вывески.

Сюзи остановилась перед безымянным фасадом. Окна были замазаны. Никакой вывески.

– Здесь закрыто, – сказал Майло, но, когда Сюзи достала отмычку и отомкнула дверь, он вспомнил.

– Твой магазин! – ахнул он. – Твоя свечная лавка!

– Мой закуток, где будет свечная лавка, – сказала она.

Внутри она хлопнула в ладоши, и ярко вспыхнули сотни свечей.

– Пока я на первом этапе – оформила аренду. Следующий шаг…? Думаю, запастись свечами. Покрасить стены. Повесить симпатичную вывеску.

Майло взял в руки одну свечу – янтарного цвета кролика. Прочие свечи были самой разной формы. Рыцарь. Снупи. Будда. Символы материнства с выпирающими животами. Свечи в виде фруктов. Машин, домов, лошадей и черепов. Очковых змей. Танцовщиц. Ангелов. Призраков.

Они были прекрасными и почти живыми. Многие, казалось, готовы заговорить.

– Ты здорово потрудилась, – заметил Майло. – И возникает вопрос.

– Да?

– Означает ли это, что ты решила бросить? Другую свою работу?

Она промолчала.

– Ладно. Похоже, нет, раз ты вкалывала неделю, перетаскивая весь мир по эту сторону. Но три дела одновременно не потянуть – делать свечи, умертвлять людей и содержать лавку. Я не ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Этот вопрос следующий на повестке. Но он пугает меня.

Она вздохнула и принялась крутить локон.

Майло приподнял бровь.

– Смерть чего-то боится?

– К чему ерничать? Некоторые вещи не обсуждаются. Может ли Лето все бросить и наняться в цирк? Красота написать заявление и уйти работать в собачий приют? Это нарушит баланс…

– Господи! – завопил Майло, потрясая кулаками. – Еще раз услышу про баланс и натурально вспыхну. Я не шучу.

– То же, что злиться на водород или яблони.

Майло сделал усилие.

– Я устал, – сказал он.

– Что ж, – ответила Сюзи, – я тоже собираюсь лечь. Раскладушка в подсобке. Могу нарисовать план, как тебе найти дом – очень, кстати, милый, – или, если пойдешь со мной, попробуем Счастливого Пони.

– А?

– Прочитала в журнале. Похоже, как женщина скачет на пони. Становишься счастливым.

Он прошел за ней в подсобку.

Пару следующих недель они пробыли типичной супружеской парой. Спали вместе. Вставали посреди ночи в туалет. Переживали смены настроения. Смотрели телевизор и обменивались записками.

Занимались стиркой. Стирать никто не умел, так что вещи садились и из белых делались розовыми. У Сюзи хватало диковинных нарядов вроде темных мантий, бархатных рубах и накидок с сотнями карманов. Ее спецодежда. Раз Майло накинул безразмерную мантию с капюшоном и подкрался сзади со словами: «Час проообил!»

Сюзи красила старинный оловянный потолок длинной раздвижной кистью. Она замерла, затем заморозила его взглядом и произнесла:

– Положи. Сейчас же. На место.

Он положил.

На страсть уходило много времени. Пришлось выбраться для покупки кровати, поскольку раскладушка сломалась.

Иногда случались странные вещи. Вроде эпизода, когда Сюзи пришла с работы убитая из-за пожара в школе. Она переживала, когда люди встречали смерть в муках, пусть впереди их ждала новая жизнь. Именно поэтому живущие ненавидели и боялись ее. В ту ночь Майло сидел с ней целый час, пока она тряслась, глядя в пол, и отказывалась разговаривать. Она не плакала, как другой бы на ее месте.

Загробная Жизнь снаружи шла привычным путем. Фантастическое подобие земного сна. Дни тянулись чередой. Улицы меняли направление. Небо и Земля неуклонно поддерживали равновесие. Плыли облака. Шел дождь. Росла и убывала луна.

– Пусть будет так все время, – сказал Майло Сюзи воскресным утром (воскресенья случались, хотя с тем же успехом на соседней улице мог быть и четверг).

Переплетясь ногами, они читали на диване газеты. Ее ноги ответили объятием. Вот, подумал он. Вот Совершенство. Очень немногие знают, как не испортить такой момент. Майло не знал. И сказал:

– Так что, отправляясь назад, позабочусь, чтобы иметь все для удачного результата.

Лицо Сюзи помрачнело.

– То есть?

Как выразить мысль, посетившую его за утренним кофе?

– На сей раз никаких случайностей. Я обрету особый дар.

В ее глазах блеснул сдержанный интерес. Он стал загибать пальцы.

– Во-первых: по желанию могу стать умным, так? Отлично. Буду охренительно умным.

– Это не дает гарантию.

– Разумеется, но… – следующий палец, – я могу стать экстрасенсом. Сверхспособности: ясновидение, распознавание аур, неотразимая харизма.

– Которая из них?

– Пока не решил. – Третий палец. – Родиться в талантливой семье из высокоразвитого общества. И все это во имя добра. Такой вот план, – подытожил он. – Если брать мои последние жизни, я ходил с кулаками против оглобли. На сей раз обрушусь бомбой добродетели.

Сюзи отложила газету.

– Здорово, – сказала она. – Сумеешь, мы, возможно, будем как теперь, – жестом она обвела диван, кофе, бутылку бренди, солнечные лучи, – всегда.

Солнечный свет сменил оттенок, как бывает только в свечных лавках.

– Значит, скоро отправишься? – спросила она.

Он кивнул.

– Ты ведь знаешь. Начнет свербить, дальше только хуже. Точно Всеобщее Космическое Око сигналит, что настало время.

На лице Сюзи мелькнуло странное выражение.

– Я-то знаю, – сказала она. – Очень хорошо знаю.

Она встала.

Майло пристально посмотрел на нее.

– Сюзи? Ты меня пугаешь.

Она не обернулась. Взгляд ее был прикован к старинному оловянному потолку.

Вернее, смотрела она не на потолок, а сквозь. Так, наверное, смотрят, готовясь объявить что-то целой вселенной.

– Прости, Майло, – сказала она. – Боюсь, для тебя это будет малоприятно.

Прежде чем он влез с вопросом, рот ее открылся, и комната с соседним окружением, да и сама вселенная вывернулись наизнанку. Наречие Былых Времен протиснулось в подсобку свечной лавки, с ворохом фотонов, ураганов, вязаных жилеток, навозных жуков и четвергов пополудни. Пирамид, душевых кабин и взявших призы соусов для барбекю.

Майло чувствовал, что тянется, как эластичный бинт. Все замерло. Пространство съежилось, вернув их в привычное окружение. Вопреки ожиданию, Майло не увидел выпрыгнувшей из его штанов галактики или королевы Виктории.

– Ты только что завязала, так? – спросил он.

Сюзи кивнула. Она побелела, как известка.

– С тобой все в порядке?

Он пересек комнату и взял ее в охапку. Прижал к себе лбом.

– Я в порядке. Просто не ожидала.

– Ладно.

Они постояли в обнимку, пока тени не удлинились.

Выпустив ее, он шагнул в сторону туалета.

– Надо обдумать мой Большой Замысел, – произнес он. – Жизнь с преимуществами не то, что жизнь с привилегиями, хотя заморочек хватает. Собственно, заморочки те же…

– Майло?

Голос Сюзи внезапно стал тонким, испуганным.

Обернувшись, он понял, что комнаты позади больше нет. Словно смотришь с обратной стороны бинокля. Сюзи была там же, где он ее оставил, и не там, как будто за углом.

Она выкрикнула его имя. Он кинулся к ней, только их разделяли сотни световых лет.

– Что такое? – воскликнул он, еще пытаясь дотянуться. Но уже знал.

Весы, как он и опасался, качнулись назад.

– Я люблю тебя, – с горечью сказал он.

Слезы покатились из глаз Сюзи капельками дождя. Ее унесло, как уносит течением. Всё. Майло позвал ее. Крик разросся паровозным гудком, потом оборвался, вернув его назад. Секунду он ворочал головой, осознавая случившееся. Затем рассудок утек, как втянутая отливом вода, и на четвереньках он зарыдал, как ребенок.

– Она не исчезла, – в третий раз уверила его Няня, подавая очередную порцию Колы с водкой. – Просто сейчас где-то в другом месте. В иной форме.

Трясущийся Майло сидел у нее на кухне. К дверям он притащился плачущей сопливой развалиной. За материнским утешением – всех девяноста девяти сотен матерей.

– Я видел. Как она исчезла, – объяснил он снова.

– Ничто не исчезает, – сказала Няня. – Ты слушаешь?

– Хрена. А тогда с тропинкой?

– Это совсем другое.

– Да?

– Проклятье, Майло, допивай свою отраву и посиди тихо. Уже идет «Колесо Фортуны». И «Американский Идол», и «С Возвращеньем, Коттер».

«С Возвращеньем, Коттер» прошел в тишине, под новую бутылку водки.

Когда, спустя неделю, Майло пришел к реке, он отнюдь не справился с утратой и не собрался начинать все заново. Голова и сердце его были будто воронки от бомбы.

Вот он и явился сюда.

Как таковых мыслей о самоубийстве не было, но, эй, когда любишь женщину восемь тысяч лет, а потом вселенский боа решает, что вам не быть вместе, это больно.

– Вот ведь проклятая хрень, – пробурчал он. И смолк. Каждое слово, каждая мысль только углубляли воронки.

Как бы собраться для выбора новой жизни? Различить ее в воде?

Преимущества. Особый дар. Сверхспособности. Он выискивал их, бредя по колено в воде через вязкий ил и водоросли. Смотрел на отражения в струящемся потоке.

Образы зачастую далеки от тех, что ожидаешь, но их всегда можно распознать.

Гусь. Верзила в профессорской мантии. Университетский корпус, камень, увитый плющом.

Отражения рассеивались в воде, затягивали. Река. Туман. Старый каменный мост. Ничто.