Текст книги "Танцы с медведями"

Посол блаженно улыбнулся.

– Мой долг… выполнен.

И застыл неподвижно.

Кощей склонился над послом и приложил ухо к его груди. Затем выпрямился и закрыл принцу Ахмеду веки.

– Он уже в Аду.

– Что ж, – тяжко произнес Энкиду. – Полагаю, у нас нет выбора.

– Стойте! – крикнул Даргер и быстро поднял оранжевую бумагу. – Я настаиваю, чтобы вы сперва все прочли.

Неандерталец сердито уставился на Даргера.

– Крючкотвор, – проворчал он, и выхватив указ, поднес его к глазам. Губы его шевелились. Наконец он сказал: – Эй, это не то, что посол велел вам писать.

– Верно, – подтвердил Даргер. – Сегодня утром по нашему указанию Зоесофья полностью написала на листе умной бумаги передаточный акт. Когда она пала на грудь послу, документ был спрятан у нее под жакетом. А дальше ей ничего не стоило подменить один документ другим. Принц Ахмед приложил палец не к смертному приговору, как намеревался, но к указу о назначении нового посла вместо него. – Даргер повернулся к Довеску и отвесил ему поклон. – Ваше превосходительство.

Спустя миг присутствующие разразились невольными аплодисментами – включая самих неандертальцев. Все были потрясены, а некоторые из гигантов даже широко улыбались, впервые на памяти Довеска. А местные, которые притулились возле окон, прокричали новости наружу во двор. Немедленно последовал второй взрыв смеха и веселые крики горожан. Гулагский сгреб Даргера в медвежьи объятия, а абсолютно незнакомые люди хлопали Довеска по спине и тепло жали ему лапу.

Внезапно шумный хаос прорезал громкий женский вопль.

Голоса резко смолкли. Посреди комнаты стояла Этери и с ужасом взирала на свою руку. На запястье у Жемчужины краснели содранные волдыри: одни в точности повторяли размеры и форму пальцев, а самый крупный был точным отпечатком пары губ.

В ужаснувшейся тишине прозвучал заикающийся голос Аркадия:

– Я… я т-только пожал ей руку и п-поцеловал тыльную сторону з-запястья. Я не хотел н-ничего плохого. Я просто радовался, что она будет жить. – Он обвел всех сердитым взглядом. – Любой на моем месте поступил бы так же!

– Идиот, – выдохнул Довесок.

Некоторое время ушло на то, чтобы выставить за порог зевак и любопытствующих. К тому моменту Жемчужины благополучно водворились наверху, а неандертальцы снова встали на стражу. Отец, недолго думая, сбил очередным гневным ударом Аркадия – и тот полетел на пол. Там он и лежал, пылая от ярости, вины и страсти.

Довесок помог ему подняться на ноги.

– Теперь вы понимаете, почему мы старались не подпускать к Жемчужинам мужчин. У них появляются ожоги от нашего прикосновения. Психогенетики халифа вложили в их мозг специальные программы, дабы сохранить девственность юных дам.

– Они не могут изменить своему нареченному, – подлил масла в огонь Даргер. – Прикосновение любого мужчины, кроме него, каким бы легким оно ни казалось, оставляет у них на коже волдыри. Поцелуй превратит их губы в угли. Что до совокупления… ну, они умрут в течение пары минут.

Кощей, молча наблюдавший за происходящим, заговорил:

– У меня есть снадобья, которые вылечат барышню. Хотя может остаться небольшое обесцвечивание покровов.

– Дайте его неандертальцам, а они вручат лекарство Этери, – кивнул Даргер. – Вы, будучи мужчиной, разумеется, не можете к ней прикоснуться, сколь бы целомудренны вы ни были.

Гулагский тяжело опустился в зеленое кожаное кресло и понурился, раздираемый эмоциями. Прочие замерли в стороне. Наконец он объявил:

– Аркадий Иванович, я изгоняю вас из дома сроком ровно на год. Вам понятно?

– Да, – напряженно отчеканил молодой человек.

– Эти люди отправляются в Москву. Ты поедешь с ними.

– Нет, – возразил Даргер. – Такое недопустимо. Юноша по-прежнему влюблен в Этери, и ее присутствие будет для него постоянным искушением.

– Думаете, я способен сознательно подвергнуть ее жизнь опасности?! – вскинулся Аркадий.

– Думаю, неумно будет тебе ехать с нами.

– Может, я и не умен, – заявил Гулагский, – но иного выбора у меня нет. Земли кругом опасные, а следующий караван торговцев прибудет сюда еще не скоро. Если я вышлю сына одного, то обреку своего отпрыска на верную смерть. – Он оскалился на сына и прорычал: – Смерть! Вот с чем ты играл, тупица! Как я мог зачать такого идиота?!

– Я новый посол, – вымолвил Довесок, – и поэтому я обязан действовать максимально в интересах моих подопечных.

– Один посол только что скончался в моем доме. Если вы мне не подчинитесь, то вполне можете разделить его участь.

Они долго мерили друг друга взглядами, пока наконец Довесок не заключил, что хозяина не переспоришь.

– Значит, у нас нет выбора, – пробормотал Довесок. – Мы соберемся рано утром.

– И я отправлюсь вместе с вами, – добавил Кощей. – Займусь нравственным образованием мальчика.

– Ради любви Господней… – вырвалось у Довеска. Но мрачный вид и стиснутый кулак Гулагского пресекли дальнейшее изложение мысли.

– Именно, – благочестиво улыбнулся Кощей. – Ради любви Господней.

Фургоны выехали на рассвете. Никто не вышел их проводить, что стало резким контрастом по сравнению с их победным прибытием Даргер и Довесок оседлали лошадей. Кощей и Аркадий брели рядом с неандертальцами.

Довесок сдал назад и сердито уставился с высоты своей кобылы на странника.

– Твоя работа, негодяй! Ты подстроил изгнание Аркадия, чтобы заставить нас взять тебя в Москву.

– Вините Господа, а не меня. Всевышний за меня здесь поработал. Он сделал для меня возможным отправиться с вами. Больше сказать мне нечего.

– Тьфу! – Довесок пришпорил лошадь и ускакал вперед.

Немного спустя караван достиг поля, куда выкинули тело принца Ахмеда. Труп облепили вороны, сражаясь за клочки плоти. Довесок отвернулся от печального зрелища. Даргер произнес:

– Ведь это поле, куда собирались выкинуть киберволка?

– Я полагаю, что да.

– Тогда где же он?

Как ни странно, твари нигде не было видно.

– Какой-нибудь зверь вполне мог сожрать киберволка, – предположил Довесок.

– Но тогда остались бы механические части – а их нет. Никому такое не понадобится, и никто не станет хоронить чудовище. Тогда кто или что могло забрать их? Просто бессмыслица…

Городок – чьего названия, резко осознал Довесок, он так и не узнал – растаял за спиной, и для них он стал последним Городишкой. За исключением крошечного инцидента, едва замеченного и почти сразу забытого.

На невысоком пригорке, за широкими полями, на фоне восходящего солнца вырисовывался силуэт одинокого человека. Кто-то провожал чужаков пристальным взглядом. Была ли то исключительно игра воображения Довеска или ровно за секунду перед тем, как исчезнуть вдали, человек опустился на четвереньки и затрусил прочь?

Глава 4

По Тверской грохотал парад, роскошный, как гроза, и бесконечно более дорогостоящий. Три недели подряд компания провела, разбив лагерь на развалинах Рублевки к западу от города. В эти дни торговцы и гонцы сновали взад и вперед. Они устанавливали кредитные связи с крупными банками Московии, искали подходящее здание для посольства и готовили эскорт, который при благополучных обстоятельствах удовлетворил бы даже покойного принца Ахмеда, коему от природы было трудно угодить.

Впереди маршировал оркестр, исполнявший «Шахерезаду» Равеля, за ним следовала духовая группа, игравшая «Великие киевские ворота» из «Картинок с выставки» Мусоргского. Мелодии накладывались одна на другую, сталкиваясь и переплетаясь, а в результате получалась экзотическая и варварская музыка, одинаково ассоциирующаяся и с Московией, и с Византией.

По крайней мере в теории.

В действительности визг и какофония, кошачье мяуканье и китовый рев напоминали звуки, издаваемые обитателями Халифского Дома Наказания и Прощения, когда бедолаг учили принимать ответственность за любые преступления (включая и несовершенные). Однако московитам зрелище понравилось: ведь соответствовало их противоречивым представлениям о Византии. Они презирали дикую, языческую и вульгарную страну, хотя считали себя наследниками этого древнего государства.

Парад включал в себя нелетающих грифонов с вызолоченными клювами и когтями. Рядом с ними соседствовали слоны на паучьих ногах, трехголовые жирафы и даже небольшой морской змей, бултыхающийся в цистерне с мутной водой. Животных предоставил на денек местный цирк. Конечно же, акробаты, воздушные гимнасты и другие артисты заранее порылись в сундуках с костюмами, дабы нарядиться византийскими владыками и придворными.

Стадо африканских носорогов, белых, как простыни, и массивных, как водяные буйволы, тянули платформу, на которой стояли, сидели или полулежали Бесценные Жемчужины в летящих шелковых чадрах ярких пастельных оттенков. Каждая вела себя в соответствии со своим нравом, и вместе они образовывали радугу подобную сладкому шербету. Как повелевала скромность, неприкрытыми оставались только их сверкающие глаза, но шаловливый ветерок порой прижимал шелк так плотно – то к груди, то к бедру, – что не оставлял сомнений в желанности их тел… хотя, в принципе, ни один мужчина не был до конца уверен, что он вообще успел что-либо рассмотреть.

– Чувствую себя Тамерланом, въезжающим с триумфом в Персеполис, – произнес Довесок и швырнул в окно кареты горсть шоколадных монет, завернутых в золотую и серебряную фольгу.

Довесок щеголял в ослепительно-белом тюрбане, какому позавидовал бы султан из комедии дель арте. Головной убор венчал огромный стеклянный рубин. Толпы жадно приветствовали Довеска и как безумные бросились на брошенное им подаяние. Они, видимо, не сомневались в том, что монеты настоящие.

– Но ведь здорово, правда? – спросил Даргер, сидевший рядом с другом, и откинулся на подушки, в тень, дабы остаться незамеченным. – Даже Аркадий Иванович, похоже, получает удовольствие.

Он указал на улицу, где Кощей и его юный протеже шагали вместе с неандертальцами. Великанам ради такого случая приказали снять рубахи, и теперь они щерились, окружая платформу с Жемчужинами. Аркадий улыбался и махал горожанам, тогда как старший стучал посохом по мостовой, неодобрительно хмурясь на бесшабашных зевак.

Внезапно странник схватил Аркадия за шиворот, резко развернулся на девяносто градусов и шагнул в толпу, волоча юношу за собой. Это был необычайно изящный маневр. Если бы Даргер моргнул, он вообще ничего бы не заметил.

– Думаю, мы потеряли двоих подопечных.

– Барышни наверняка скоро заскучают по Аркашиным воздыханиям и любовным песням в его исполнении. Неандертальцы, безусловно, будут счастливы никогда с ним не встречаться. А я… ну, он оказался приятным попутчиком. Но поскольку в основном он находился под крылом у Кощея, впитывая, несомненно, фанатичную теологию пилигрима, я не имел возможности сильно к нему привязаться.

– Ты коротко изложил ситуацию. Но, кстати… толпа здесь собралась изрядная, так что и мне пора.

– Книга у тебя?

Даргер сунул руку за пазуху. Затем, шкодливо улыбаясь, распахнул дверь и, размахивая книгой высоко над головой, выпрыгнул из кареты. Он бросился в гущу людей и исчез. За спиной он слышал, как Довесок вопит во всю мощь своих легких: «Остановите экипаж!» Быстрый взгляд через плечо позволил Даргеру увидеть товарища: Довесок высунулся наружу и протянул руку вперед.

– Остановите его! Держи вора! – встревоженно орал он. – Сотня солидов тому, кто вернет мне книгу! – Затем явно в ответ на озадаченные лица поблизости: – Десять тысяч золотых рублей! Любому, кто вернет мне книгу, десять тысяч рублей чистым золотом!

Толпа зашевелилась, в ней начались завихрения. Народ бросился на поиски беглеца. Но никто толком не понимал, кого они ищут, и вскоре повсюду вспыхнули потасовки.

Но Даргер не бежал. Когда он внедрился в толпу, то затормозил и повернулся лицом к процессии. Потом протолкался на несколько шагов в сторону и затих, вытягивая шею, словно очередной горожанин, жаждущий увидеть зрелище. Книгу он ловко сунул обратно за пазуху. Природа благословила Даргера незапоминающимся лицом, а особый его дар заключался в способности сливаться с фоном, где бы он ни находился. Ищущие пробегали мимо него, Даргер пялился им вслед, но не присоединялся к погоне.

Наконец карета снова тронулась. Внутри нее, сложив руки на груди, восседал нарочито сердитый и мрачный Довесок. Шествие продолжалось.

Через некоторое время толпа начала рассасываться.

Даргер натянул шляпу с широкими мягкими полями и присоединился к общему движению. Сперва он шел наугад, предпочитая не широкие проспекты, а запущенные улочки. По пути он присматривался к барам, тавернам и нелицензированным поставщикам сваренного в подвале пива. Внезапно он небрежно вытащил из кармана бумажный квадратик, извлек из него две таблетки и проглотил. К тому моменту, когда Даргер выбрал низкий погребок, выглядевший особенно уныло и непривлекательно, его серые глаза позеленели, а волосы вспыхнули ярко-рыжим.

Даргер вошел в кабак.

В сумраке за столиками сутулилась пара-тройка завсегдатаев. Несильно отличавшийся от них человек протирал пыльной тряпкой грязную стойку. Застыв в дверном проеме, Даргер воскликнул:

– Боже правый, должно быть, это самая гнусная и убогая забегаловка во всей Москве!

Бармен вскинул обиженный взгляд.

– Ты в питейном заведении, парень. Ежели тебе нужен бар, типа, где сидят всякие педерасты, которые обсуждают философию и замышляют революцию, тебе надо в «Ведро гвоздей».

– Спасибо, сударь, – отозвался Даргер. – Не подскажете, где искать сие достойное учреждение?

Вот так неожиданность! Кощей не сплоховал и вновь поразил Аркадия. Они оказались в роскошном номере «Метрополя», про который даже провинциал Аркадий знал, что это наилучший отель в Москве. Юноша потрясенно смотрел, как ливрейный лакей наполняет фарфоровую ванну ведрами горячей воды, зажигает свечи в канделябрах, добавляет ароматические масла для купания и раскладывает большими пушистыми стопками полотенца на стеллаже.

– Я послал за брадобреем и портным. Тебе понадобится соответствующая одежда, если ты собираешься вращаться в тех кругах общества, которых требует твоя святая миссия, – изрек Кощей. – Позже вечером придет некто, кто посвятит тебя в следующую ступень твоего религиозного образования. Но пока – расслабляйся. Смой дорожную пыль.

– Безусловно, вы должны принять ванну первым, святой пилигрим.

– Фу! Если душа чиста, то состояние тела ничего не значит. Я пребываю в состоянии совершенной благодати, и поэтому не важно, если от меня несет как от козла. Умирай я от проказы, все равно бы пах сладостно для ноздрей Господа. Ты, однако, слаб духом, поэтому тебе надо искупаться. Делай, как я говорю. Нам еще многое предстоит, и, подозреваю, спать тебе сегодня ночью не придется.

– Святой отец, вы до сих пор не просветили меня, с какой целью мы прибыли в Москву.

– Потом.

– И, кстати, как, во имя всего святого, мы за это заплатим?

– Потом, я сказал! Мне тебя что, стукнуть? Пошел! Мыться!

Отмокая в теплой воде с мыльной пеной, Аркадий чувствовал себя как в сказке. Он плавал в золотистом мареве комфорта и богатства. Но в реальном-то мире пилигримы с изгнанниками так не обращались, верно ведь? Кощей говорил о святой миссии. Только во сне духовное путешествие могло начинаться в подобной обстановке. Пока Аркадий отдыхал, странник топал по номеру, распаковывая сумки и расставляя те скромные пожитки, которые они привезли с собой. Юноша, затаив дыхание, вслушивался в молитвенное бормотание святого человека. Что ж, очевидно, так все и делается в Москве.

Аркадий закрыл глаза, улыбаясь. Блаженство не может продолжаться долго. Но он насладится им, пока есть возможность.

После ванны горничная принесла в номер сотню белых тарелочек с закуской (по крайней мере, Аркадию так показалось). В ассортименте была копченая рыба, икра, вяленое мясо, салаты, сыры, пикули и множество других деликатесов. Имелись также кувшины кваса и морса и больше бутылок водки, чем Аркадий когда-либо видел выставленными для двоих обедающих. Юноша мстительно атаковал все яства, но ему далеко было до аппетита Кощея. Громадные количества еды и алкоголя исчезали в утробе странника без малейших внешних признаков сытости или опьянения. Это ошеломляло.

Когда они поели, в номер постучался портной – снять с Аркадия мерки. Кощей подробно расспрашивал мастера о том, что носят нынче молодые люди высшего класса, и заказал дюжину костюмов для самых разных случаев, включая ботинки, перчатки, шляпы, трости и прочие требующиеся светскому щеголю мелочи.

Аркадий пытался возразить, что Кощей проявляет чрезмерную щедрость. Но затем прибыл цирюльник, а с ним и маникюрша, и вскоре юноша обнаружил себя побритым, подстриженным, отполированным и напудренным с ног до головы.

Потом Кощей критически его оглядел.

– Думал взять тебе наставника, чтобы обучил тебя поведению и манерам. Но черного кобеля не отмоешь добела. Твоя истинная природа ни от кого не укроется.

– Да, святой отец, – смиренно согласился Аркадий.

– Ты из провинции – и притворяться в обратном мы не можем. Но на один сезон налета экзотичности хватит, чтобы сделать выскочку вроде тебя вхожим в приличное общество. Будь естественным, а остальное приложиться.

– Но зачем, для чего? Я бы хотел узнать, в чем именно заключается моя миссия. У вас есть на меня какие-то планы – это понятно. Но каковы они, что мне надо делать? – спросил Аркадий и обвел рукой комнату, банные полотенца, свечи и стол, совершенно незаметно очищенный от пустых тарелок – все как-то… просто в голове не укладывается.

– Да. Ты прав. Истина находится полностью за гранью твоего понимания. Но я могу сказать тебе, что…

Вдруг в дверь раздался стук.

– А! Вот и она! Не откроешь?

Аркадий подчинился, мимо него метнулась женщина, которая бросилась Кощею в объятья. Она поцеловала странника глубоко и страстно. Затем опустилась на колени и поцеловала ему ноги. Кощей с улыбкой поднял ее.

– Доченька!

– Святой отец! – она запустила пальцы в его бороду. – Как давно я не познавала радость твоего тела.

У Аркадия глаза на лоб полезли. Может, он и нездешний, но не настолько невежествен, чтобы не знать, что дама в подобном коротком наряде, с таким макияжем и манерами могла принадлежать лишь к одному сословию. Смесь изумления и тревоги всколыхнула фамильное высокомерие Аркадия.

– Зачем ты приволок эту… шлюху сюда?

Румяная женщина лукаво взглянула на юношу. Кощей неодобрительно поцокал языком – не на проститутку, но на него, Аркадия!

– Разве Господь не вездесущ? – требовательно спросил Кощей. – Неспособный увидеть Бога в блуднице вряд ли найдет Его где-то еще. – И он опять повернулся к женщине: – Сними свои одежды, дитя мое.

Аркадий полагал, что исчерпал возможность изумляться. Но нет! Девица моментально выполнила повеление пилигрима, обнажив тело, явно намекавшее на невиданное блаженство. В одежде она казалась дешевым и явным лакомым кусочком. Обнаженная, она стала бесконечно желанной.

Если только не глядеть на лицо.

Аркадий и не глядел.

– Ты смущен, – заметил Кощей. – Вот и хорошо. Стыд есть первый шаг на пути к спасению. Это свидетельствует о том, что твое понимание мира ошибочно. Твои мысли и общепринятые религиозные представления твоей семьи и деревни твердят тебе, что драгоценная женщина грязна и отвратительна. Однако глаза говорят тебе иное. Как и твое тело. Но чему же доверять? Мыслям, которые возникли в твоей голове? Образованию, которое ты получил от других людей? Или твоей плоти, которая есть творение Господа?

– Я… не знаю, что и думать.

– Все потому, что до сего момента ты жил во сне. Ты смотрел на вещи и видел лишь то, что сам на них проецировал. Ты вообще не знал ни реальности, ни истинной любви.

Последнее заявление наполнило Аркадия возмущением. Это, конечно же, неправда!

– Я люблю Этери!

– Ты влюблен в свое представление о ней, что в корне отличается от любви к самой женщине. Безусловно, данная девушка существует, но она для тебя – загадка. Скажи, что она любит, а чего не любит. Поведай случай из ее детства. Открой мне ее душу. Не можешь! Песни, которые ты ей пел, восхваляют внешние качества – глаза, волосы, голос, – помимо которых ты ничего не видел. Твоя любовь была иллюзией, миражом, который возник в твоем сознании. Это работа Дьявола. Ее надо отбросить и оставить позади.

– А я настоящая, – произнесла проститутка, взяв грудь в свою ладонь и слегка приподняв ее. – Прикоснись ко мне, если сомневаешься. Положи руку или любую другую часть своего тела куда хочешь. Я не буду тебе мешать.

Простая плотская красота потаскушки не шла ни в какое сравнение с неземным совершенством Этери. И все же она была женщиной. Притом голой. И здесь. Она так приблизилась к Аркадию, что он почувствовал мускусный запах ее тела.

– Я…

Странник отвернулся и шарил в своем кожаном кошеле с лекарствами.

– До сего дня твое обучение проходило на словах. Пора практиковаться. – Он извлек флакон и вытряхнул из него две черных крошки. – Но прежде чем шагнуть вперед, каждый из вас должен принять одну пилюлю.

Шлюха высунула розовый язычок, чтобы получить свою дозу.

– Что это? – спросил Аркадий.

– Ты можешь догадаться, как оно действует. Лекарство вернуло принца Ахмеда к жизни, пусть и ненадолго. Оно называется «Распутин», в честь святого человека доутопической эпохи. Оно придаст тебе огромную силу и стойкость. Но, что гораздо важнее, оно сметет барьеры, отделяющие физический мир от духовного. Твои мысли соединятся с твоим дыханием, и твое сознание почувствует Божественное. – Странник положил таблетку на язык Аркадия. – Все, что я говорил тебе до сих пор, чистая теория. Снадобье окунет тебя в реальность.

Рот Аркадия наполнился странным металлическим привкусом, и он ощутил несколько коротких спазмов боли внизу живота. Затем – ничего. Он ждал, как ему показалось, целую вечность. По-прежнему – ничего.

– По-моему, оно не…

…работает, – хотел сказать он. И вдруг почувствовал, как из легких с громким шипением выходит воздух. Он хлестал и хлестал наружу – река дыхания, не проявлявшая ни малейших намерений остановиться. Потом она иссякла. Юноша судорожно вдохнул и внезапно наполнился энергией. Он понял, что обрел силу для борьбы с неандертальцем. Он победит любого врага! Аркадий озадаченно взял за ножку обеденный стол, сделанный из черного или другого, столь же плотного дерева, и поднял его над головой. Значит, правда! Сила, которую он ощущал, ему не мерещилась.

Аккуратно, даже нежно, он вернул стол на пол.

А в середине его мозга спокойно возникла точка света. Она неторопливо расширялась, заполняя Аркадия всеобъемлющим теплом. Теперь юношу пронзила глубокая и невыразимая любовь ко всей вселенной в сочетании с чувством полноты и единения с самой жизнью. Словно солнце взошло посреди ночи, чтобы воспламенить его душу.

Шлюха наградила Аркадия понимающим взглядом. Но глаза ее сияли духовным светом в точности как у него.

– Снимай одежду и иди ко мне, – произнесла она, – и я научу тебя, каково это – трахать Бога.

Парад закончился у нового византийского посольства, желто-белого доутопического особняка на Спасопесковской площади. Довесок торжественно вышел из кареты и, дождавшись, пока неандертальцы благополучно заведут Жемчужин внутрь, отправился исследовать территорию посольства. Пологи из мерцающего паутинного шелка укрывали столы, ломившиеся от закусок. Струнные квартеты играли умиротворяющую музыку. Наемные вышибалы, втиснутые в русские народные костюмы, стояли у ворот и проверяли гостей по длинным спискам приглашенных.

Довесок проявил дипломатичность и пригласил на прием всех лучших людей Москвы в хоромы, способные с комфортом вместить лишь три четверти из них. Поэтому он не удивился, когда обнаружил, что территорию затопили женщины в эмпатических нарядах, меняющих цвет на более темные оттенки эмоционального спектра. Мужчины, в свою очередь, щеголяли в костюмах, которые рефлекторно ощетинивались короткими острыми шипами, когда другие гости приближались к ним на слишком близкое расстояние. Разумеется, они горько жаловались на то, как с ними обращаются. Довесок проходил вдоль огороженного двора, старательно держась вне досягаемости протянутых рук, и не смотрел в сторону московитов.

– Сударь! – к нему подбежал, запыхавшийся мажордом. – Подавальщики разливают водку из самоваров и говорят, что выполняют ваш приказ. Сударь, вы не можете подавать водку в самоварах. Это просто невозможно!

– В высшей степени возможно. В самовар наливают жидкость. Водка есть жидкость. Не вижу проблемы.

– Люди решат, что вы ничего не смыслите в русской культуре!

– Так оно и есть. Надеюсь многое узнать за время моего пребывания в вашей восхитительной стране.

– Но самовар предназначен для чая!

– Понимаю. – Довесок самым дружеским образом обнял беднягу за плечи и сказал: – Если кто-нибудь попросит чаю, пожалуйста, велите слугам приготовить напиток для гостя.

Затем он переступил порог особняка.

Если сады снаружи вмещали лучшую часть московского общества, то комнаты внутри – худшую. Здесь находились люди, от которых реально что-то зависело, – плутократы, министры и финансисты, которые, подчиняясь всесильному князю, действительно управляли Московией. Они не толпились, как бедолаги во дворе. Они собирались в бальном зале по трое или четверо, дружелюбно болтая с коллегами, которых видели каждый день, а официанты скользили по паркету с напитками и легкими закусками. Появление Довеска не вызвало особого волнения. Вельможи порой поднимали на Довеска глаза, кивали ему, а то и вовсе не оказывали ему никаких признаков внимания. Лишь иногда они улыбались в безмятежном сознании собственного могущества. Довесок был для них незначительной персоной, и даже самый пристрастный судья не подумал бы, что они пытаются угодить обычному иностранцу.

Официант протянул Довеску поднос с треугольничками тостов и громадной миской икры.

– Белуга, сударь?

Довесок нагнулся и понюхал.

– А почему оно пахнет рыбой? Явно испортилось. Выкиньте на улицу.

– Но ваше превосходительство!..

– Просто сделайте это, – перебил Довесок, прикидываясь, будто не замечает потрясенной и восхищенной реакции тех, кто стоял достаточно близко, чтобы расслышать диалог.

Дальний конец бального зала перегородили свежеоструганной перегородкой в полтора метра высотой. Между этим заграждением и ажурным деревянным карнизом наверху натянули полупрозрачный тюлевый экран. Сквозь полотнище смутно угадывались манящие фигуры Жемчужин, когда они появлялись в пространстве по ту сторону и заинтересованно оглядывались налево и направо. Туда и направился Довесок.

– Это и есть знаменитые русские женщины? – спросила Олимпия. – Они выглядят как коровы.

– По сравнению с тобой и твоими сестрами, о Дочь Совершенства, все женщины таковы. А если честно, здесь присутствуют министры, ген-бароны и аналогичные господа со своими женами, которые вам и в подметки не годятся. Однако у многих из них есть весьма привлекательные дочери и любовницы. В некультурном и грубом вкусе, разумеется.

– Хватит, – сказала Олимпия, – веди себя прилично.

– А князь будет? – вмешалась Русалка.

– Конечно, его пригласили. Явится ли он лично… – Довесок пожал плечами.

– Мне не терпится увидеть его.

– Мне не терпится проделать с ним гораздо больше, чем просто увидеть, – добавила Нимфадора.

– Нам всем не терпится начать новую жизнь, – резюмировала Зоесофья. – Серьезно, если нас в самом скором времени не представят князю, обещаю вам крупные неприятности.

– Первым пунктом в списке моих приоритетов будет…

– Куда более неприятные, чем ты можешь себе представить, – с нажимом произнесла Зоесофья.

Довесок вернулся к гостям. Встреча с князем Московии вполне отвечала и его целям, и чем скорее, тем лучше. А только что выдвинутый Жемчужинами ультиматум вообще не беспокоил Довеска.

То есть до тех пор, пока он не упомянул о своей задаче Начальнику княжеского протокола, а та не разразилась коротким лающим смешком.

– Князь Московии здесь? С какой стати ему сюда приходить?

– Ему послали особое приглашение.

Церемониймейстерша насупилась как бульдог.

– Князь никогда не откликается на приглашения. Что за абсурд! Подобные бумаги отклоняются, не читая. В действительности это значительная часть моей работы.

– Тогда позвольте мне воспользоваться случаем, поскольку вы здесь, и договориться о частной аудиенции. Мне не терпится встретиться с ним.

– Что?! Мой дорогой посол, никто не встречается с этим совершенным человеком! Ну, кроме мелких сошек, вызываемых в его покои за получением приказов или для предоставления отчетов. И Хортенко, естественно. Но князь не вращается в свете. И не наносит визиты иностранцам, какого бы то ни было толка.

– Но, позвольте… мой долг заключается в том, чтобы вручить князю дар от его кузена халифа Багдадского, который столь непревзойденно…

– Да-да. Уверена, подарок чудесный. Оставьте его в канцелярии казначейства, вам выпишут квитанцию, дар выставят в Успенском соборе на месяц, а потом передадут в хранилище.

– Но подарок уникален…

– Именно, – буркнула церемониймейстерша и отвернулась.

Довесок принялся бродить по залу. Спустя несколько минут его выслушал граф Спутникович-Коминский.

– Вы до некоторой степени в затруднительном положении, – объяснил он, сочувственно качая головой. – Наш князь не обычный правитель. Он не думает ни о чем, кроме блага государства, и не занимается никакой другой деятельностью. Он посвятил себя этой благородной миссии, никогда не покидает Теремного дворца в Кремле и гостей не принимает. Даже я, принадлежащий к старинному роду и хорошо ему послуживший, ни разу не видел великого человека в глаза.

– Тем больше у него причин принять подарок! Слишком много работы притупляет даже самый острый мозг. Час, проведенный с Жемчужиной Византии, стоит месячного отпуска. А выходные со всеми семью сделают из него нового человека.

– Бросьте вашу безумную затею. Сам Хортенко не сумел бы такое организовать.

У Довеска опять ничего не получилось. Генеральша Магдалена Звездный-Городок презрительно тряхнула рыжими кудрями. Надзиратель интернатов для военных сирот жалостливо улыбался и цокал языком. «Смешно!» – рявкнул Государственный инспектор по генетическим аномалиям. Никому не казалось даже отдаленно возможным организовать встречу с князем.

Довесок начал уже чувствовать себя сбитым с толку и разочарованным, когда к нему подошел крепко сбитый мужчина в темно-синих очках, сопровождаемый двумя карликами-савантами,[8]8
  Синдром саванта (от фр. savant – «ученый») – редкое состояние, при котором лица с отклонением в развитии имеют «остров гениальности» – выдающиеся способности в одной или нескольких областях знаний, контрастирующие с общей ограниченностью личности. Общая для всех савантов интеллектуальная особенность – феноменальная память.


[Закрыть] и заявил:

– Вы очень умный человек, посол.

– Что вы имеете в виду?

– Затею с самоварами.

– Простите?..

– Вы догадались, что на празднике в честь открытия посольства ваши гости вправе ожидать экзотических блюд и напитков. Вы явно не могли провезти с собой столько провизии через всю Малую Азию. Так что еда приготовлена из местных ингредиентов по левантинским рецептам. А сделать это достаточно легко. Даже если повар ошибется, кто узнает? Но с выпивкой возникает вопрос. Вы не могли предоставить легендарные лит-вина Византии, а фантазии, вызываемые грузинскими винами, столь убоги, что курам на смех. Как же сделать банальную водку переживанием, о котором будут присутствующие рассказывать внукам? Очевидно, надо быть иностранцем, чтобы не понимать – или скорее якобы не понимать – природы самовара. Поэтому вы как минимум умны. Затем вы проявили невежество, отослав единственную миску с икрой, которую я здесь видел. По моему мнению, празднества окончательно истощили ваш бюджет. Следовательно, вы экономили, причем такими способами, которые привели меня к подозрению, что вы весьма коварны.