Текст книги "Мать железного дракона"

– Ну да, а что?

– А сейчас ты страх чуешь?

Огр чуть подскочил и едва не запнулся. Кейтлин поняла, что он призадумался.

– Нет, – сказал огр озадаченно.

– Тогда пораскинь чуток мозгами, прежде чем что-нибудь отмочить.

Орг остановился, а Кейтлин так и продолжала шагать, чувствуя спиной его горящий взгляд. Когда стало понятно, что огр точно отстал, она разжала пальцы и выпустила канатный нож, который лежал в кармане.

– Едва-едва, – заметила Хелен.

– Я прошла боевую подготовку. Могла бы его голыми руками прикончить.

– Подготовка подготовкой, но убивала ли ты кого-нибудь?

– Ну… нет.

– Некоторые вещи в теории выглядят проще, чем на практике.

– Вот уж спасибо, матушка Все-будет-хорошо. Уж помогла так помогла.

Показался поезд. Кейтлин укрылась среди листвы, а когда он скрылся из виду, потопала дальше.

Спустя несколько часов, когда солнце уже садилось, а ноги начали ныть, Кейтлин вышла к лагерю железнодорожных бродяжек. Располагался он на полянке в лесу на пологой возвышенности, и, глядя с путей, Кейтлин поначалу приняла его за стихийную свалку: в ветвях деревьев запутались пластиковые пакеты, на кустах болтались старые одежки, в траве валялись обертки от шоколадок и грязные картонки, повсюду висели длинные ленты туалетной бумаги. А потом вдруг стало видно, что это кое-как сбившиеся в кучу тенты и палатки: тут над упаковочной клеткой натянут от дождя синий мешок, там жмется пристройка из веревок и одеял. В центре лагеря горел костерок.

Кейтлин сошла с путей. Чем ближе она подходила, тем сильнее воняло мочой, экскрементами, дымом и горелым мусором, вперемежку со сладким ароматом жимолости.

– Боюсь, это не самый умный поступок, – заметила Хелен.

– Тот огр ошивается где-то поблизости, а если не он – так какие-нибудь его дружки. Чем больше народу – тем безопаснее.

– И как обычно, неопытная юная барышня все знает лучше меня.

– Вот именно.

Когда Кейтлин подошла ближе, из дренажной трубы слева выползла нагиня, а из-за большого камня справа – вторая. Обе приняли форму коренастых широкоплечих женщин, но пахло от них по-прежнему по-змеиному. Нагини казались опасными противницами, так что Кейтлин держала руки на виду.

– Ищеш-ш-шь убежищ-щ-ща? – поинтересовалась одна.

– Тебя нуш-ш-шно покас-с-сать во внутреннем кругу, – не дожидаясь ответа, добавила вторая.

– Я в ваших руках, ведите.

– Вес-с-сьма рас-с-сумно.

– С-с-согласс-с-сна.

Нагини сопроводили ее к общему костру посреди лагеря. Там над углями висел на треноге видавший виды старый чайник (судя по запаху, в нем тушилось жаркое). Вокруг неровным кругом лежало штук шесть бревен, но на этих импровизированных скамьях сидело лишь двое: приглядывавший за чайником бука в кожаном ошейнике (от ошейника к большой, вбитой в бревно скобке тянулась цепь), а напротив маленькая девчонка, наигрывавшая на серебряной флейте «Гносьены» Эрика Сати[39]39
  Эрик Сати (1866–1925) эксцентричный французский композитор и пианист, реформатор музыки, стоял у истоков таких течений, как импрессионизм, примитивизм, конструктивизм, минимализм и даже эмбиент.


[Закрыть].

Когда Кейтлин подошла ближе, бука отложил поварешку. Для буки он был чересчур щуплым, в изгибах и трещинах рогов виднелись выцветшие остатки краски – когда-то их украшали красные и синие завитушки. Он зажал одну ноздрю пальцем, повернул голову и высморкнул в бурьян длинную соплю.

– Нету никого пока. Но жрачка вот-вот поспеет, так что соберутся скоро. Оставьте свежачок мне, я за ней присмотрю.

Нагини переглянулись, одна пожала плечами. Часовые перекинулись обратно в змей и уползли.

Губы буки растянулись в улыбке (видимо, это была располагающая улыбка), обнажив красные десны, ломаные желтые зубы и черные дырки.

– Добро пожаловать в лагерь, девчушка. Меня Закидон звать. А тебя?

– Меня… Я Кэт, Кошка-Кэт. – Она чуть было не назвала свое настоящее имя, но в последний момент сказала «Кошка» и почувствовала молчаливый одобрительный кивок Хелен.

– Во дела, – фыркнул Закидон.

– Боюсь, не уловила шутку.

– Так у нас тут лагерь для кисок, – пояснил бука, утирая предплечьем нос. – Впишешься. Что у тебя за история? С виду не синячка. Если на наркоте сидишь, то недолго. Кожа гладенькая, что попка у младенца! Да и вид вменяемый, но это как по мне. В бегах, значит. Может, от парня смылась, может, от закона ныкаешься. Так что? – (Кошка молчала.) – Ладно-ладно, я бы и сам себе не доверял. Пристраивай зад, расскажу тебе свой собственный миф о происхождении. Глядишь, сблизимся чуток.

Кошка с опаской уселась на равном расстоянии от Закидона и девчонки.

– Я не всегда был таким. Когда-то слыл в городе большой шишкой. Вкалывал в доках, давал на чай в кабаках, побеждал в каждой драке – а случалось их немало. Подружка имелась постоянная, чтоб на хате у нее припасть, еще девчонка на всякий пожарный – привечала меня, когда первая гнала взашей. Говорю же, все у меня было… Но вот какая приключилась фигня. Как-то вечером занюхивал я с горелкой дорожку кошмара, и только торкнуло, как слышу… звук. Такой, знаешь, будто долбаные рога Эльфландии вострубили[40]40
  …звук… будто долбаные рога Эльфландии вострубили. – «Трубят рога Эльфландии» – турне группы «Дикая охота», упоминаемое в романе «Дочь железного дракона»; само название Эльфландия отсылает к роману лорда Дансени «Дочь короля Эльфландии» (1924).


[Закрыть]. Или далеко за холмами запели сирены. Вскочил я, аж стул об пол шваркнулся, бегу к окну, а в руке-то бутановая горелка. Занавески занялись, пришлось их срывать и пламя затаптывать. Чуть кухню не спалил! – Закидон так расхохотался, что начал кашлять кровью. – Но тот звук не утих – снова и снова отдавался в мозгу. Выскочил я из квартиры, сбежал по лестнице. Подружка что-то кричала, швырнула мне что-то в спину. До сих пор не знаю, чем запустила, да мне и плевать было. Я просто… сосредоточился, сечешь? Будто призвала меня могучая власть предержащая. Знал: не смогу этот голос из башки выкинуть, ни тогда, ни вообще. Вылетел на улицу, а он еще звучит, только все тише, дальше. Но так, что можно идти следом. Ну, я и пошел. Побежал. Выскочил из города и из своей старой жизни, из ума выскочил, так до сих пор за этим голосом и гоняюсь.

– Это был паровозный свисток. – Рядом с Кошкой, поддернув джинсы, уселась ведьма-альбинос с суровым лицом, с одной стороны исполосованным шрамами. Дать ей можно было сколько угодно – от восемнадцати до сорока восьми. – Он-то их и цепляет. Всегда. Старая-престарая история, Закидон, да и не особо интересная. – Она похлопала Кошку по коленке. – Вот тебе лучший совет на все времена: держись от дорожки железной подальше. Коли будешь долго слушать поезда, не станет тебе возврата. Может, поначалу это и забавно – как свободы глоток, но уж точно не для меня, ясно как скорбь.

– Не слушай ты Бесси Поезд-Ушел, – влез Закидон. – Я разъезжал по железке туда и сюда, круче всего отрывался на кукушках. Ничто с этим не сравнится.

Рядом с Бесси материализовалась женщина-хайнт и спросила:

– Новенькая? Ей правила объяснили?

Бесси Поезд-Ушел покачала головой:

– Сейчас расскажу. Слушай внимательно, девонька: вся еда, которая у тебя с собой, идет в общий котел. Все лица мужского пола сидят на привязи. Все новенькие после еды развлекают лагерь.

– Развлекают? – У Кошки в вещевом мешке лежало несколько энергетических батончиков, и она отдала их Бесси Поезд-Ушел, а та – Закидону. – Как именно?

– Да как угодно, – развела руками Бесси. – Песней, танцем, синхронным летанием. Крыльев я у тебя не вижу, значит летание отпадает. Карточные фокусы, если умеешь, и притом хорошо.

– А что, если я ничего не умею?

Ведьма ухмыльнулась, обнажив неровные ряды заточенных остроконечных зубов:

– Развлекать все равно придется. Только вот как – тут уж мы решим.

Кошке не очень понравились эти слова. Но она кивнула. Выбора, в общем-то, не было. Чтобы сменить тему, она спросила Закидона:

– А как ты оказался здесь?

– Банальная история, – ответила за буку хайнтка. – Был здесь еще до всех нас. Хотя легенда гласит, что Закидон бродяжничал и грабил пьянчужек, и сцапали его, когда полез куда не надо. Я слыхала, он и по железке-то ни разу не катался.

Закидон мрачно на нее посмотрел:

– Всяк заливает, о чем не знает, и Ханна Букса ничем не лучше остальных. Когда-то этот лагерь был роскошным эгалитарным местечком. Мы все друг с дружкой ладили – мужчины, женщины, хайнты, теплокровные. Один за всех, и все за него, делились по-братски. Но то раньше. Всякое случалось. Кое-кто из парней пристрастился на досуге подвернувшиеся юбки задирать, если вы понимаете, о чем я. И тогда дамочки начали в лагере сами заправлять. Я быстро выучился держаться от них подальше. С некоторыми здешними сучками лучше не связываться…

– И ты об этом не забывай, – вставила Бесси Поезд-Ушел.

– …порежут и глазом не моргнут. Так что я их обходил стороной. Мне женской ласки и не надо. Моя единственная любовь – поезда. Узнал я, что товарняки ходят туда, куда не забираются пассажирские, а экспрессы – и того дальше. Есть еще скорые без машинистов и вообще без никого – эти носятся как хотят, подалее экспрессов. Почти никому не под силу на них прокатиться – так быстро мчат. Но я скумекал, как это сделать, и разъезжал на полную катушку. Видел океаны краснее крови, горы из чистого алмаза. Бывал в таких краях, о которых вы и не слыхивали никогда, – Сагеней, Сибола, Такамагахара, Покипси, Ла-Сьюдад-Бланка…[41]41
  Бывал в таких краях, о которых вы и не слыхивали никогда, – Сагеней, Сибола, Такамагахара, Покипси, Ла-Сьюдад-Бланка… – Сагеней – сказочное королевство, предположительно упоминаемое в легендах североамериканских индейцев, которое безрезультатно искали французские исследователи в Канаде. Семь городов Сиболы, или Семь Золотых Городов, – сказочные города в Северной Америке, аналог южноамериканского Эльдорадо. Такамагахара – в синтоизме небесный мир. Покипси – реальный (и самый что ни на есть обыкновенный) город в штате Нью-Йорк, фигурирует в эссе Урсулы Ле Гуин «Из Эльфландии в Покипси» (1973), а также в романах Рейчел Поллак «Unquenchable Fire» (1988) и «Temporary Agency» (1994). Ла-Сьюдад-Бланка – сказочный город, затерянный, согласно легендам, в джунглях Гондураса.


[Закрыть]

– Слыхом о таких не слыхивала и в них не верю! – усмехнулась хайнтка.

– Ночую я как-то в Алмазных горах на берегу ручья (вода на вкус – чистый виски, только на утро похмелья нет), никого не трогаю, и вдруг мчится мимо поезд, каких я раньше не встречал.

– Да неужели? И как же он выглядел? – спросила Ханна Букса.

– Будто из лунного света сделан. – Голос у Закидона стал мечтательным. – Или изо льда. Вроде как сиял он. Быстро ли шел? Сверхбыстро! В два с лишним раза быстрее всех тех, на которых я катался, а я уж говорил, что катался на самых лучших. От него рельсы звенели, ей-ей. Воздух дрожал. Просто умопомрачительно.

– Теперь заведет свою волынку про свисток, – сказала Бесси Поезд-Ушел таким голосом, будто слышала эту историю, и не раз. – Слаще звука ты в жизни не слыхивал, да?

– Логично. Такой-то поезд? Сладчайший, чистейший звук. Будто Богиня до оргазма додрочилась… И вот говорю я себе: на этом гребаном поезде ты просто обязан прокатиться. Только вот как? Долгонько голову ломал. Потом смекнул: локомотивы же ничем не отличаются от остальных прочих – должны спариваться, чтобы не вымерли. Я ничего такого не слыхал, не видал. Значит, делают они это в укромном местечке. А где найдешь местечко укромнее Алмазных гор? И вот просидел я там в одиночку больше года, смотрел, ждал, вынюхивал. Подфартило мне: фрукты там – круглый год. Сладкие – от одного взгляда десны кровоточат. Так я зубы и растерял. Уж плюнул было совсем, но тут в ночи проехал мимо тот призрачный локомотив (в пятый раз его тогда увидел), а следом второй, нагоняет, только вот она белая, а тот второй – черный. Я – к путям. А там женщина стоит – самая что ни на есть обычная. И вот я…

– Я-то думала, ты нам расскажешь, как очутился здесь, прикованный к бревну, – перебила Ханна Букса.

– Да какого хера это важно вообще? – огрызнулся Закидон. – Важно то, что был я король бродяг, наисвободнейший фей во всей Фейри и самый первый (та женщина не в счет – вы бы поняли, кабы дали договорить), кто прокатился на Белом Локомотиве! Вот кем я был. Королем. А вы со своей жизнью что сделали? А? А?

Пока Закидон рассказывал, сидевшая на бревне девчушка все играла на своей флейте. Теперь она убрала инструмент и сказала:

– Жрачка вроде готова.

И застучала поварешкой по пустому котлу. Из палаток и хижин потянулись бродяги с чашками и тарелками в руках.

В качестве жрачки была водянистая похлебка из консервированных овощей и благотворительной тушенки. Кошка едала и похуже. Поскольку она была новенькой, во время трапезы вокруг нее собрались бродяжки. Бесси Поезд-Ушел любила почесать языком, и вскоре все уже знали про Кошку абсолютно все. Хотя знать-то было особенно и нечего. Но теперь каждая рвалась ее просветить.

– Если долго этим ремеслом промышляешь, – сказала какая-то хайнтка, поднимая руку, на которой не хватало двух пальцев, – пальцев можно лишиться. Тут уж ничего не попишешь. Я считаю, мне еще свезло: нога зато цела.

– А я потеряла два пальца и милка.

– А мой милок на сторону ходил. Я вроде как терпеть не стала, так он меня вышвырнул, и я чуток съехала с катушек. Может, кокнула его, не знаю. В те времена крепко на лунной пыли сидела. В общем, потеряла я его.

– А потом тюрьма. Рано или поздно загремишь в каталажку, верно? – снова встряла хайнтка. – Еще как верно. Нагрянула ты, к примеру, в город, взялась развлекать в задней комнатке забредшего в трущобный кабак тега, вырубила его пивной бутылкой, а как залезла к нему в бумажник, тут-то тебя жандармерия и накрыла. Бывает.

– Это да.

– Эвое[42]42
  Эвое – ликующий возглас вакханок и менад.


[Закрыть], сестренка.

– Или набрела ты на пьяного фея, глотку ему перерезала, толкнула потроха, пока свеженькие, а остатки сложила в банку, чтоб деревенщине всякой показывать за денежки. Чего рожу-то кривишь? У самой кривая.

– Ничегошеньки ты не понимаешь, – сказала женщина-сова. – Думаешь, можно жизнь прожить и чтоб все пальчики целы и в каталажке ни разу? Ну, удачки. Тут как со вшами. Пойдешь в миссию к Дочерям Лилит, обкорнают тебе патлы, дадут шампунь специальный, частым гребнем вычешут. Но потом-то снова сюда. Заболталась с подружкой, а вши с нее на тебя и перескочили. Надолго никак не избавиться. Просто научись с ними жить, comprende?[43]43
  Понимаешь? (исп. разг.)


[Закрыть]

– Да звездец вообще, – поддакнул кто-то из хайнтов.

Кошка изо всех сил постаралась не чесаться.

Когда доели похлебку, Закидон разломил Кошкины энергетические батончики и раздал всем в качестве десерта. Откуда-то появилась бутылка, и ее пустили по кругу, потом по рукам пошло несколько косяков, кто-то притащил трубку для гашиша. Кошка зажала горлышко языком и притворилась, что пьет, а наркотики, не притронувшись, передавала соседкам. Никто вроде не обиделся.

Наконец пришло время развлечений.

Роль конферансье исполняла Бесси Поезд-Ушел.

– Сперва у нас пара певчих птичек, – объявила она.

Певчими птичками оказались две снежечки-альбиноски, такие хрупкие – вот-вот ветром сдует.

– Я… мы… – промямлила одна, уставившись в землю; а вторая густо покраснела.

Потом обе глубоко вдохнули. Встали плечом к плечу, взялись за руки, словно собираясь исполнить что-нибудь духовное и благозвучное. И грянули развязный мюзик-холльный номер на мотив «Желтой розы Багдада»[44]44
  …И грянули развязный мюзик-холльный номер на мотив «Желтой розы Багдада»… – «Желтая роза Техаса» – американская народная песня. «Роза Багдада» (1949) – итальянский полнометражный мультфильм, известный в США как «Поющая принцесса», причем главную роль в американской версии озвучивала Джули Эндрюс.


[Закрыть], прихлопывая по коленкам в такт, подвизгивая и покрикивая:

 
Я не ждала Кернунна,
Он сам решил при-и-ийти…[45]45
  Я не ждала Кернунна, / Он сам решил при-и-ийти… – Переделка стихотворения Эмили Дикинсон: «Я не ждала мой Смертный Миг, / Он сам решил прийти» (перев. Л. Кириллиной). Кернунн – рогатое кельтское божество, точных сведений о котором практически не сохранилось.


[Закрыть]
 

Пели они, на Кошкин вкус, дольше, чем следовало бы, зато публика в конце смеялась и аплодировала. Бесси кивнула с важным видом, и снежки облегченно вздохнули.

– Теперь ты, – велела ведьма.

Рядом с Кошкой появилась нагиня и мотнула головой – давай, мол.

Кошка встала. Она волновалась. На нее уставились блестящие глаза зрителей: в некоторых читалась злоба, а в некоторых – просто предвкушение неудачи. Хайнты замерцали и материализовались поближе к ней. Бесси откинулась, опираясь на локоть, вид у нее был скептический.

– Я тебя вытащу, – прошептала Хелен. – Просто повторяй за мной. Так, чтобы тебе поверили! Убеди их, что это правда. Только и всего.

Кошка трижды, как профессиональная сказительница, резко хлопнула в ладоши, призывая к тишине. Прикоснулась к голове, губам, сердцу и ширинке, свидетельствуя, что каждое сказанное ею слово в некотором смысле будет правдой. А потом позволила словам Хелен излиться из себя.

– Это, – сказала она, – история про Еву и Змея.

Матушка Ева ходила по земле и обошла ее. Этим она раньше и занималась[46]46
  Матушка Ева ходила по земле и обошла ее. Этим она раньше и занималась. – Матушка Ева здесь выступает в роли трикстера, фраза «ходила по земле и обошла ее» отсылает к образу сатаны (Книга Иова 1: 7), также присутствует аллюзия на сказки северо-западных индейских племен о Вóроне.


[Закрыть]. Не пешком – ведь в те времена все женщины ниже пояса были змеями. Но ей это нисколько не мешало. В своих странствиях она встретила Змея, у которого были прекрасные длинные ноги, и сказала: «Одолжи мне на время свои ноги. Я их верну, обещаю».

– А с чего бы мне вдруг что-нибудь для тебя делать? – спросил Змей. Они не ладили друг с другом: когда Ева съела яблоко и ее прогнали из Сада, она пыталась свалить всю вину на него. – Ты так ужасно врала на мой счет.

– Ой! Я и не думала, что все это ложь, – мне так хотелось, чтобы это было правдой, – ответила Ева. – Забудь. Просто дай мне свои ноги.

Змей не желал отдавать ей ноги, но, стоило Еве открыть рот, выходило, что верх – это низ, а день – это ночь, и в конце концов он уступил.

– Но только на несколько дней, – сказал Змей.

– Только на несколько дней, – согласилась Ева.

Прошло несколько дней, потом неделя. Прошел месяц, а Змей все еще ползал на животе. И вот он отправился на поиски Евы.

К тому времени Еве очень полюбилось новое тело.

– Такие прекрасные ноги, они тебе, верно, по ошибке достались, – сказала она. – Уверена, они с самого начала и предназначались мне.

Ева кинула в Змея камнем, и Змей уполз прочь.

Вот почему с тех самых пор у женщин такие красивые ноги. Миллионы лет минули с того дня, как Ева их украла, и пока, кроме Змея, никто не жаловался.

Когда история закончилась, вокруг костра на мгновение повисла изумленная тишина. А потом слушатели зааплодировали, засвистели, захохотали, застучали ладонями по бревнам, затопали. Хайнты замахали руками. И Кошка зарумянилась от удовольствия.

– Злая история, – сказала она, но тихонько.

– Свою службу она сослужила.

– Конец мне не понравился.

– Все-то критиковать горазды, – отозвалась Хелен. – Типично – история всей моей жизни.

В конце выступали две несчастного вида новенькие – хульдра и русалка. Пытались петь, но неудачно, а когда признались, что других талантов у них нет, их заставили раздеться догола и биться до изнеможения. Сначала соперницы держались зажато и скованно и даже как-то официально, но то, что началось как драка понарошку, постепенно все меньше и меньше походило на фарс. Лица женщин раскраснелись. Губы скривились от гнева. С пыхтением и ворчанием они начали драться всерьез.

К своему удивлению, Кошка вовсю наслаждалась зрелищем, хотя в конце отвернулась, когда под шумное одобрение толпы проигравшую подвергли ритуальному унижению.

После какого-никакого увеселения сытая и довольная собой Кошка соорудила из двух одеял и веревки палатку и почти сразу же уснула.

Проснулась она посреди ночи. Кто-то прижал ей к губам палец, а к горлу – что-то холодное и металлическое. Ошалело моргнув, Кошка увидела прямо над собой девчонку – ту самую, которая барабанила поварешкой по котлу, когда сварилась похлебка.

– Тихо. – Девчонка убрала от Кошкиного горла флейту. – Нужно уходить, и немедленно. Хватай мешок, но одеяла не бери. Времени нет.

Кошка спала в одежде, так что ей оставалось только натянуть носки и сунуть ноги в ботинки. Она выползла из палатки. Девчонка с рюкзачком «Hello Kitty» на спине ждала снаружи. Тихо, чуть ли не на цыпочках они пробрались сквозь спящий лагерь.

Когда проходили мимо общего костра, который превратился в кучку угасающих углей, Кошка прошептала:

– Погоди-ка.

Там на одеяле, свернувшись, словно пес, спал Закидон. Кошка быстро ощупала его ошейник, чтобы выяснить, как он крепится к цепи (девчонка сердито замахала руками, но Кошка не обратила на нее внимания), дернула за кожаный ремень, расстегнула. Ошейник снялся на удивление легко.

Кошка потрясла Закидона за плечо.

Бука громко всхрапнул, будто проглотив мошку, и резко сел. Увидев Кошку, задохнулся и рванулся назад, прочь от нее. И тут только понял, что цепь его не держит. Он поднес руки к шее.

– Ты свободен, – шепнула Кошка. – Беги.

Закидон вздернул подбородок и посмотрел в сторону железной дороги. А потом схватил ошейник, накинул его на себя и застегнул. По щекам его катились сердитые слезы.

– Не надо со мной так, – заскулил он. – Я все испорчу. Без ошейника они мне спуску не дадут.

Девчонка со всей силы ткнула Кошку в плечо и крикнула:

– Они вот-вот будут здесь!

И они побежали, а от чего – Кошка не знала. Но тревога девчонки оказалась заразительной. На полпути до границы лагеря до них донесся приглушенный грохот, похожий на отдаленный гром, под ногами дрогнула земля. Кошка хотела спросить, но, заметив перекосившееся от ужаса лицо девочки, передумала.

На дальней стороне лагеря в лесу что-то затрещало. Послышался рев, гневные вопли, из тьмы выскочила дюжина кентавров, молотя по земле копытами. Это были крупные мускулистые громилы в одинаковых фуражках и кителях. Явно форменных.

– Что за… – выдохнула Кошка.

– Полицаи с железки. Не останавливайся!

Кентавры волной прокатились по лагерю. Взмывали и падали дубинки. Они были утыканы железными шипами, так что даже хайнты не могли уклониться.

Заполыхали хибары и палатки, стало светло. Повсюду слышались женские крики. На землю падали тела. Все это Кошка подмечала урывками – оглядываясь через плечо. Она слышала, как ударяют по живому дубинки, и скорее чувствовала, чем видела, несущиеся между деревьями тени. Двое кентавров свалили в общий костер кучу тряпок, а потом плеснули из ведра. Вскинувшееся со внезапным «вух!» пламя высветило Бесси Поезд-Ушел, которая замахивалась на полицая шестом от палатки, кулак второго полицая летел ей в голову. Пролилась кровь.

Прямо на Кошку с девчонкой, вопя и присвистывая, несся через лагерь кентавр. Он встал на дыбы, нависнув над ними грозовым облаком, и громовым ударом обрушился вниз. Дубинка опускалась девочке на голову.

Кошка двигалась так быстро, как никогда в жизни, – распрямила руку и вытолкнула девчонку из-под удара. Когда дубинка шмякнула о землю, ухватила кентавра за руку и дернула. По инерции у того подогнулись ноги. В этот самый момент Кошка подставила колено и сломала мерзавцу нос.

Пока полицай силился встать, Кошка чиркнула у него по лбу своим канатным ножом, оставив длинную неглубокую рану. Глаза кентавра залило кровью, и он временно ослеп. Темная кровь текла по лицу и бороде и разлеталась каплями в разные стороны, пока полицай ошалело тряс головой, пытаясь восстановить зрение.

– Чего стоишь? – подтолкнула Кошка девчонку. – Бегом!

В следующее мгновение она уже неслась между деревьями к железной дороге, а вещмешок лупил ее по спине. Позади бранился кентавр. В лагере вспыхивали все новые огни – это его товарищи поджигали палатки и хибары.

Под ногами захрустел шлак. Кошка, запнувшись, остановилась возле путей. Сзади подъезжал поезд, и в свете его прожекторов их тени на насыпи подпрыгивали и выделывали всевозможные курбеты. Кошка присела, укрывшись в бурьяне, и потянула за собой девочку.

– Когда локомотив подъедет, вставай и бери меня на руки, – велела та. – А потом беги со всех ног по направлению движения. Ищи пустой вагон с открытыми дверьми. На сортировках бродяги вскрывают и сбивают замки, так что всегда есть как минимум парочка открытых. Подъем тут длинный, и поезд будет ехать не очень быстро. Подстройся под его скорость, беги рядом с пустым вагоном, потом закинь меня внутрь. Приземляться я умею. Но сама не прыгай! Промахнешься – угодишь под колеса и останешься без ног. Сбоку на вагоне есть лесенка. Ухватись на бегу за перекладину. Когда почувствуешь, что держишься крепко, чуть подпрыгни и подожми ноги. Подтянись на руках, удостоверься, что надежно стоишь, потом сигай внутрь. Поняла?

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась Кошка.

– Знаю кой-чего. Вот и все.

На них с воем и лаем налетел локомотив. Проехал дальше, а Кошка уже бежала за ним с девчонкой на руках. Мимо прогрохотало несколько вагонов. Вот показался пустой с открытыми дверьми. Кошка бежала рядом, ощущая странное покалывание – будто чувствовала спиной чей-то взгляд. Но девчонка крикнула:

– Не оглядывайся! Закидывай меня! Давай!

Полное безумие. Но девчонку она швырнула. Та залетела в вагон.

– Хватай лесенку!

Кошка мчалась во всю прыть, но локомотив перевалил через холм, и вагон начал ее обгонять. Каким-то образом ей удалось ухватиться за перекладину боковой лесенки. Рука чуть не выскочила из сустава, но Кошка ухватилась второй и вздернула себя наверх.

Бум! В стенку вагона в нескольких дюймах от ее головы что-то стукнуло и отскочило.

Оглянувшись через плечо, Кошка увидела какого-то кентавра с залитым кровью лицом. Он поднял руку, демонстрируя средний палец. А потом нагнулся, чтобы поднять брошенную в нее дубинку.

Кошка запрыгнула в вагон и, тяжело дыша, уселась рядом с девчонкой. Снаружи подскакивала в небе полная луна. Позади исчезали в прошлом и навсегда растворялись среди деревьев лагерь железнодорожных бродяжек вместе с его обитателями и нападавшими.

Мимо плыл серебристый лес.

– Спасибо, – сказала Кошка. А потом запоздало поинтересовалась: – Как тебя зовут?

– Эсме, – ответила девочка, улыбаясь по-весеннему широко и ясно. – Я приношу удачу.

Локомотив, который везет все беспокойство мира туда и обратно по всей земле, возможно, очень устал.

Туве Янссон. Локомотив[47]47
  Перев. Л. Брауде.


[Закрыть]

Доски на полу были жесткими, а вагон продувало холодным ночным ветерком. Но проплывающий мимо пейзаж успокаивал. В небе висели три луны, две из них – полные, так что деревья стояли изукрашенные серебряным светом. В такие ночи волшебство действует лучше, и потому повсюду в мире сверхурочно трудились заводы, а любовники пытались зачать.

– Ума не приложу, как это мы обе остались живы, – ворчала Хелен. – Чистое везение, что ты не угодила под поезд.

– Госпожа Фортуна благоволит тем, кто готов, – отозвалась Кошка. – В Академии меня гоняли в хвост и в гриву, и сейчас я этому рада. – А потом, уже вслух, сказала: – Только посмотри, что у тебя с волосами!

Она достала из вещмешка щетку, усадила Эсме на колени и принялась за колтуны и эльфийские узлы. Поначалу Эсме сопротивлялась, но через несколько минут смирилась с Кошкиными обихаживаниями.

– Откуда ты, малышка?

– Фиг знает.

– В лагере вроде никто за тобой не присматривал. Как ты там оказалась?

– Я не запоминаю, – ответила Эсме. – Так лучше.

Кошка все чесала и чесала. Обычно каждую ночь перед сном она читала гримуар лейтенанта Антеи в поисках зацепок, указывающих на заговорщиков, по милости которых она сделалась дезертиром. Но видимо, вот уже вторую ночь подряд – не судьба. Кошка методично, размеренно расчесывала волосы девочки и думала об оставшихся позади бродягах, о Закидоне, гадала, что с ними сталось, размышляла о том, что ей этого никогда не узнать. Помаленьку Эсме уснула.

В конце концов уснула и Кошка. Но, отложив щетку, она еще долго гладила девочку по голове, будто котенка.

Они подсунули под голову вместо подушки вещмешок, но лежать все равно было неудобно, и Кошка спала не очень крепко. Так что, как только Эсме начала ее трясти, сразу открыла глаза и сказала:

– Надеюсь, юная леди, ты не будешь будить меня таким вот образом каждый раз, как я прилягу вздремнуть.

– Вот-вот случится что-то плохое, – сообщила Эсме. – Я про такое всегда знаю. Лучше приготовься.

Поезд накренился.

Время сумасшедшим образом растянулось. На глазах у Кошки Эсме, раскинув руки, будто крылья, зависла в воздухе, а потом врезалась прямо ей в живот. Кошка обхватила ребенка, и их обеих впечатало в стенку вагона. К счастью, каким-то образом между ними и стенкой затесался вещмешок, причем самая мягкая его часть – та, где лежала одежда. Но больно было до чертиков.

Мир с ревом и визгом смялся и опрокинулся. А потом все застыло. Кошка облегченно закрыла глаза, но…

– Не время! – рявкнула Хелен. – Вставай, поднимай свое отродье и задницу заодно. Скоро заявятся спасатели, а мы совершенно точно не хотим попадаться им на глаза.

Вагон упал так, что незапертые двери оказались сверху и только одна задвинулась. Кошке не составило труда выбраться наружу вместе с Эсме.

Состав сошел с рельсов посреди ржаного поля. Кошка разглядела очертания пугала и нескольких охранных амулетов, ощутила свежий зеленый запах колосьев. Впереди и позади, словно разбросанные капризным великаном игрушки, валялись опрокинутые вагоны. Воняло горелым металлом.

Плоские безликие поля тянулись и тянулись до самого горизонта, где темнела линия деревьев. И ни единого фермерского домишки.

– Есть идеи, куда нам идти?

Ни Эсме, ни Хелен ответить было нечего.

– Ладно. Тогда пойдем напрямик через поля. Эсме, рюкзачок с тобой? Хорошо. Давай…

Кошкины губы застыли. Сказать следующее слово было абсолютно невозможно, все равно что захлопать крыльями и взлететь к звездам. Разум и горло будто обложило, Кошкино лицо повернулось к голове раскуроченного состава. Потом повернулось и все тело. Ноги против воли пошли.

Кошку вело принуждение – она шла вдоль путей к локомотиву широкими уверенными шагами, что никоим образом не отражало охватившую ее панику. Эсме держалась поблизости, иногда забегала вперед, иногда отставала, то и дело подскакивала, раз крутанулась на месте, а потом бросилась догонять, ей явно было невдомек, что Кошка попала под действие чар.

Вскоре впереди показались два движущихся навстречу темных силуэта, окутанных сияющим ореолом: ведьма с длинным посохом, на конце которого болтался фонарь, и кто-то еще, высокий и стройный, со сверхъестественной грацией, присущей высоким эльфам. Когда парочка приблизилась, Кошка увидела, что карга одета в железнодорожную форму, а эльфийка – в свободные брюки насыщенного багряного цвета и жакет в тон, украшенный белым перевернутым медицинским крестом. Светлые, коротко стриженные волосы топорщились в дорогой стрижке. Глаза сияли звездным светом. Одну руку сковывала наспех наложенная повязка.

– Вот та, чье присутствие я ощутила, – объявила карга и, опустив посох, задула фонарь.

В голове у Кошки прояснилось. Ноги и руки снова слушались.

– Бродяжка. – Вид у эльфийки сделался брезгливый. – Но все-таки у нее в крови железо, а мы в отчаянном положении. Хорошо хоть она попалась.

– Хватит болтать. Времени мало, – отрезала карга и повернулась к Кошке. – Милочка, для тебя есть работенка. Опасная, но заплатим хорошо. Что скажешь?

Кошка скрестила на груди руки и ничего не ответила.

– Артачишься? – Карга постучала когтистым пальцем по фонарному стеклу. – Я снова могу прибегнуть к принуждению. Если придется – так и сделаю.

Ее спутница сердито нахмурилась:

– Попридержи язык, Грималка. Нужно, чтобы она помогала добровольно. – И эльфийка обратилась непосредственно к Кошке: – Чего ты хочешь? Золота? Получишь больше, чем тебе, оборванке, снилось. Секса? Любые твои желания, три дня кряду, дай только смениться. Наркоты? Выбирай – вдоволь кокаина, лунной пыли или кошмара, чтобы месяц не вылезать из прихода. Говори, чего тебе надо.

Кошка по-прежнему держала руки скрещенными на груди – чтобы ненароком не заехать стерве в надменное точеное личико.

– Закончила?

– Да.

– Мне нужно уважение. Столько, сколько ты сама рассчитывала бы получить на моем месте, и ни единой любезностью меньше. Обойдись кто-нибудь с тобой подобным образом, что бы ты сделала? Как ответила? Какую бы жестокую месть сейчас замышляла? – Кошка вспомнила строгую манеру, которую ее мать приберегала для самых близких друзей. – Знай же, что до сего дня даже подлейшие отбросы общества, с коими случалось мне трапезничать, обходились со мной почтительнее, чем ты в своих словах и тем паче поступках.