Текст книги "Темная комната"

– Послушай, Джинкс, может быть, тебе станет легче, если я признаюсь, что не верю в то, будто ты пыталась покончить с собой? Ведь тебя тревожит именно это. А что думают остальные?

Женщина вынула из кармана газетную вырезку, которую ей оставила Бетти, и уставилась на помятый клочок бумаги:

– Только все это не похоже на несчастный случай, верно? – медленно произнесла она, передавая ему заметку. – Говорят, что меня спасло только чудо.

– Чудеса иногда случаются.

Однако она в это не верила.

– Очевидно, в тот момент я была сильно пьяна.

– Разве это имеет значение?

– Да, – спокойно произнесла она. – Во всяком случае, для меня.

– Потому что у Бетти проблемы с алкоголем?

– Частично. – Она немного помолчала. – Нет, скорее, это имеет отношение к моей собственной самооценке. Я отказываюсь верить в то, что мне требуется напиться в стельку для того, чтобы совершить самоубийство. – Джинкс попыталась улыбнуться. – Видишь ли, я слишком гордая женщина. И я сомневаюсь, чтобы я доставила кому-либо, а уж тем более Лео, удовлетворение считать, что я настолько его любила.

– Я верю тебе.

Слезы навернулись ей на глаза, и она сердито нажала ладонями на веки.

– Послушай, только ты не обращай внимания на все это, о'кей? Я устала, я вымоталась, и мне чертовски хочется оказаться дома, в Лондоне. – Джинкс несколько раз глубоко вздохнула, чтобы привести свои чувства в порядок. – Ты не мог бы сделать мне одолжение? Передай Мег, что я счастлива за нее и не держу зла. А родителям скажи, что я не собираюсь рвать старую дружбу только из-за того, что такая скотина, как Лео, привык менять лошадей на переправе. Серьезно, Саймон, мне наплевать на него.

Он послушно кивнул:

– Хорошо, я обязательно все передам, – пообещал он и добавил: – Ты очень благородный человек, Джинкс.

Она прислушалась к воплям отчаяния, эхом отдававшимся в ее мозгу, затем искоса посмотрела на молодого священника и медленно произнесла:

– Я не стала бы так говорить, если бы это не было правдой. И благородство здесь ни при чем.

Саймон наклонился вперед, уставившись в пол:

– Иногда кажется, что ты прекрасно знаешь человека, а потом происходит нечто неожиданное, как в этот раз. Она даже не попыталась извиниться или дать какое-то объяснение своему поступку. Просто констатировала факты. Вот вам, мол, новости, и кушайте их с маслом. А в результате родители поссорились так, как никогда в жизни. Мать кричит на отца, что тот пытался насильно приучить Мег к религии, а он, в свою очередь, орет на мать, что она фригидна. – Он вздохнул. – Отец переживает гораздо больше матери, но, как мне кажется, это еще из-за того, что он всегда относился к тебе очень хорошо. И ему никак не понять, почему Мег посмела так тебя обидеть. Кстати, до меня это тоже не доходит.

– Прости меня, – зачем-то извинилась Джинкс. – Мне кажется, что Мег вовсе не собиралась никого обижать. Ты же хорошо знаешь свою сестру. Будь что будет, а завтра разберемся. И она никогда не изменяла этому правилу. – Джинкс снова потерла разболевшийся висок. – Почему мысли о Расселе постоянно лезут ей в голову? – Твой отец, наверное, сильно рассержен, иначе он не стал бы говорить подобные вещи женщине… – Рассел и Мег… Мег и Лео…

– Это только слова, – попытался заступиться за отца Саймон. – Он вовсе ничего конкретного не имел в виду. Так же, собственно, как и мать, когда нападала на него.

– Хотя в чем-то они оба правы, – неожиданно выпалила Джинкс. – Мег всегда чувствовала себя неуютно в роли дочери священника, а твоей матери она казалась чересчур озабоченной сексом. – Она почувствовала, как веки наливаются свинцовой тяжестью, и какие-то смутные воспоминания снова закружились перед глазами. – В общем, тут есть вина каждого, и твоя тоже.

Рассел умирает… у нее тоже роман с Расселом… ты напилась и пыталась покончить с собой…

Голос Саймона раздался откуда-то издалека:

– В чем же?

– Она не могла состязаться со святым, Саймон, поэтому предпочла стать грешницей…

* * *

Сон прекратился так же неожиданно, как и начался. Джинкс, болезненно напрягаясь, словно выпрыгнула из него, и тут же увидела перед собой заботливого Алана Протероу. Он склонился над ней, и женщина, еще не до конца очнувшись, поначалу подумала, что это Саймон. Однако скоро она с видимым облегчением поняла свою ошибку и растерянно огляделась по сторонам:

– По-моему, я курила.

– Я погасил ваш окурок, – кивнул доктор в сторону пепельницы.

– У меня был посетитель.

– Я знаю. Отец Саймон Харрис. Я подсказал ему, как пройти к вашей палате, правда, опасался, как бы он вас не расстроил.

– Он бы не посмел этого сделать, – Джинкс горько усмехнулась. – Он же священник.

– И к тому же брат Мег, – подхватил доктор, присаживаясь на соседнее кресло. – Он вам нравится, Джинкс?

Женщина почувствовала, как по ее спине потекла тоненькая струйка пота:

– Он ханжа и педант, как и его родители. Это из-за него Мег превратилась в шлюху. – С этими словами Джинкс повернулась к дружелюбному доктору-великану, который изо всех сил старался сделать так, чтобы ей было хорошо, и ей очень захотелось протянуть руку и просто дотронуться до него. А потом, может быть, свернуться у него на коленях в малюсенький клубочек, ощутить, как он держит ее в своих надежных объятиях, защищая от всего, что может ей повредить. Однако вместо этого она отпрянула от него, съежившись в кресле и обхватив себя худыми руками. – Я сама не знаю, зачем все это вам сейчас сказала, – призналась она.

– Потому что вы гораздо больше сердитесь на нее, чем вам это кажется.

– Саймон приходил извиняться.

– За поведение своей сестры?

– Наверное. – Джинкс замолчала.

– Скажите, он младше или старше ее?

– На год младше.

– Мег на него похожа?

– Не совсем. Она очень красивая женщина.

– Вам она нравится, Джинкс?

– Да.

Алан кивнул:

– Сейчас вам что-то снилось, и, похоже, это были не очень добрые сны. Вы не хотите рассказать мне о них?

Она не ответила – или не могла отвечать? Даже по прошествии десяти лет рана никак не заживала, и Джинкс инстинктивно пыталась избежать того, что могло бы снова разбередить эти воспоминания. Тем не менее, сейчас ей требовался человек – любой человек – которого она могла бы убедить в том, как мало для нее значил Лео. Вам она нравится? Да. Да. ДА! Но почему же так больно произносить это вслух?

– Мне снился один человек, которого я знала, – быстро заговорила Джинкс. – Его забили насмерть десять лет назад, и именно я нашла его. У него была художественная галерея в Челси. Полиция посчитала, что там были замешаны воры-взломщики, так как студия оказалась перевернута вверх дном, и к тому же несколько картин бесследно исчезли. Мы должны были вместе ужинать, но он так и не пришел в назначенное время, поэтому я отправилась в галерею и обнаружила его там. Повсюду была разбрызгана кровь. Он лежал в хранилище, в самой дальней части помещения. Но я даже не смогла узнать его… – Она внезапно замолчала, прижимая пальцы к губам. – Он был еще жив, но ничего не мог сказать, потому что у него была раздроблена челюсть. Он глазами попытался объяснить мне, что произошло, но я… я ничего не поняла. – Сейчас Джинкс заново переживала тот страшный момент, потрясение и отвращение, которые охватили ее при виде ужасной окровавленной маски вместо лица Рассела, забитого до полусмерти. – И я ничего не могла сделать, кроме как вызвать скорую помощь и наблюдать… как он умирает. Она замолчала, теперь уже надолго. Может быть, Рассел тоже находился в ловушке?

Протероу не решился настаивать, чтобы женщина продолжала свой необычный рассказ. Врач и без того был доволен, что она поведала ему эту историю, как смогла. И хотя она иногда сбивалась во время повествования, он понял, что ей, видимо, не так часто приходится делиться с посторонними своими впечатлениями.

– Потом в течение многих ночей меня преследовали кошмары, – собралась с духом Джинкс, – и Адам решил пригласить гипнотерапевта. Но после этого мне стало только хуже. Тот врач оказался шарлатаном. Он заставлял меня еще раз пережить все то, что меня беспокоило, но смог добиться только того, что мои воспоминания стали более яркими. К тому же, у меня до предела обострилось чувство вины за происшедшее. – Последовала пауза, и по лицу женщины можно было предположить, что она еще раз возвращается в страшное прошлое, в те комнаты, которые, казалось, должны быть заперты навсегда.

Однако Протероу больше интересовало не то, что рассказала ему Джинкс, а то, о чем она умолчала. Он уже знал эту историю и достаточно подробно. Во-первых, мистер Кингсли пересказал ее по телефону, и, во-вторых, она была достаточно детально описана в отчетах психиатра. Почему, например, Джинкс «забыла» сообщить, что они с Расселом Лэнди были женаты? Или что в результате потрясения после смерти мужа у нее был выкидыш на тринадцатой неделе беременности? Почему она сказала, что ей «пригласили гипнотерапевта», в то время как на самом деле ее отправили на стационарное лечение, поскольку она практически уже умирала от истощения, заморив себя голодом. Когда ее привезли в больницу, ее вес не дотягивал до 40 килограммов, и она страдала сильнейшей депрессией.

Доктор в задумчивости провел большим пальцем по подбородку. Кроме того, врача Джинкс упорно называла «он», хотя из записей следовало, что ею занималась женщина.

Алан выждал еще пару минут и, поняв, что Джинкс ушла глубоко в себя, решил немного подтолкнуть ее:

– Скажите, психиатр из больницы королевы Марии вообще не смог вам ничем помочь?

– Вы имеете в виду второго специалиста, Стефани Феллоуз?

– Да.

Джинкс почувствовала себя неуютно и потянулась за сигаретой, которая сейчас была ей так необходима:

– Когда мне разрешат выходить на улицу? – неожиданно спросила она, закуривая и глядя на доктора сквозь струйку голубоватого дыма.

– Чем быстрее это произойдет, тем лучше. Мы можем прогуляться прямо сейчас, если вы этого хотите. У меня достаточно крепкая рука, о которую вы надежно обопретесь, а потом мы отыщем уютную скамеечку подальше от посторонних глаз.

Джинкс слабо улыбнулась:

– Нет, я подожду, пока смогу передвигаться самостоятельно. – Она кивком указала в сторону ванной. – Я пару раз пробовала добраться до туалета, и мне большую часть пути приходилось преодолевать ползком. Поэтому я предпочитаю сначала попрактиковаться немного в одиночестве. Мне не очень хочется, чтобы вы начали надо мной смеяться.

– Зачем бы я стал делать это?

Она неопределенно пожала плечами:

– Ну, конечно, не при мне, но за глаза, возможно. Вы бы запросто могли придумать какую-нибудь веселенькую историю для своих друзей из гольф-клуба. – Джинкс состроила чересчур серьезную мину и заговорила басом: – Ребятки, я уж не помню, говорил ли вам про мою одну психованную красотку, которая въехала в бетонный столб на машине и чудом осталась в живых, а потом попыталась встать с кресла и рухнула так, что разбилась окончательно!

– А вы всегда наделяете отрицательными чертами тех, кто о вас заботится?

– Именно так считала Стефани Феллоуз. – Правда, я совсем не доверяла ей. Джинкс выпустила в воздух несколько колечек дыма. – Понимаете, я не морская свинка на добровольных началах. Я лучше буду продолжать жить со своими страхами и депрессиями, чем позволю грубым людям топтать меня своими ножищами. – Она улыбнулась, и в ее улыбке не было ни капли враждебности. – Наверное, она или мой отец успели сообщить вам, что я настолько измучилась от депрессии, что чуть не уморила сама себя голодом? – Джинкс вопросительно посмотрела на врача, и тот молча кивнул. – Кто же именно поведал вам об этом? Мне просто интересно: Стефани или Адам?

Протероу ответил, не колеблясь:

– Оба. Стефани просто прислала мне копию всех своих записей, которые она вела в то время. А ваш отец предупредил меня об этом сразу, как только вы поступили в клинику.

– Так вы с ним встречались?

– Нет. Мы разговаривали по телефону.

Джинкс понимающе кивнула:

– Именно так он всегда и делает свои дела. Все технические новинки, особенно безликий и бездушный факс, были изобретены специально для Адама. Он понимает, как это устрашающе: общаться с тем, кого никогда не видишь и даже не слышишь. На вашем месте я взяла бы этот метод на вооружение.

– Зачем?

– Просто так.

– Мистер Кингсли показался мне достаточно милым человеком и заботливым отцом.

Джинкс улыбнулась каким-то своим мыслям, и доктор в этот момент подумал о том, сознает ли эта женщина, насколько соблазнительна ее улыбка. Как личность, Джинкс была обворожительна и восхитительна. Сейчас она явно решила сделать все возможное, чтобы Алан не встречался с ее отцом. Причем использовала для этого самый изощренный способ – через косвенные намеки, не прибегая ни к каким конкретным фактам. Через личную симпатию, а не честность и искренность. Было что-то очень привлекательное в сочетании ее острого язвительного ума и физической слабости. Особенно для доктора Протероу, хотя сама пациентка, может быть, и не сознавала этого.

– Таким заботливым, что ни разу не соизволил навестить меня, – напомнила Джинкс.

– Тогда позвоните ему и выясните, почему так получилось, – предложил Алан.

Но она отрицательно помотала головой:

– Мы с Адамом никогда не задаем друг другу личных вопросов, доктор Протероу.

– Тем не менее, вы всегда называете его исключительно «Адам». Я полагаю, это означает, что вы считаете себя равными.

Но именно это она не намерена была обсуждать.

– Мы, кажется, говорили о моей предполагаемой депрессии, – резким тоном заметила женщина. – Рабочим словом будет именно «предполагаемой».

Но он сделал вид, что не обратил внимания на изменение ее настроения:

– Вы хотели узнать, кто конкретно – Адам или Стефани – рассказали мне о вашей депрессии, которая выразилась в голодании. И я ответил, что оба. Итак, продолжим именно с этого места?

– Совсем наоборот. Депрессия возникла как раз из-за того, что я перестала есть. Поэтому, когда меня привезли в больницу и начали кормить, я сразу почувствовала себя лучше.

Доктор имел другое мнение. Он считал, что улучшение настроения произошло из-за антидепрессантов, которыми ее пичкали, но решил не начинать спора:

– А вы сами отдавали себе отчет в том, почему вы перестали питаться?

– Да.

Он выждал несколько секунд и спросил:

– И вы мне об этом расскажете?

– Возможно. Если вы, в свою очередь, поведаете мне о том, что написала Стефани в своих отчетах.

Доктор прекрасно понимал, что эта женщина не согласится ни на что, кроме правды. А вот поверит ли она в то, что все, рассказанное им, правда, – уже другой вопрос.

– Все записи хранятся в моем кабинете, – тут же бодро начал он, – поэтому я не могу цитировать их слово в слово. Однако с удовольствием перескажу их вкратце. Вас доставили с резко выраженной реактивной депрессией, возникшей после убийства вашего мужа и выкидыша. Симптомы были не просто тревожными, а угрожающими. В основном это потеря аппетита и постоянная бессонница. Доктор Феллоуз сразу поняла, что вы все время о чем-то тревожитесь, а ваше истощение является не столько следствием потери аппетита, сколько отказом от приема пищи. Она поставила вам диагноз: потенциальная склонность к самоубийству. Лечение состояло в сочетании медикаментозного подхода и психотерапевтического. И хотя она подчеркивает вашу враждебность по отношению к психиатрии, через три или четыре недели вы пошли на поправку. Если я не ошибаюсь, вас в удовлетворительном состоянии выписали из больницы через шесть недель. Несмотря на то, что вы упорно отказывались от наблюдения за вами уже за пределами клиники, доктор Феллоуз считает вашу болезнь благополучно вылеченной благодаря своим стараниям. – Он на секунду замялся. – По крайней мере, до того момента, когда я попросил ее предоставить мне отчеты.

Джинкс нахмурилась:

– Я и подумать не могла, что она считает, будто я нарочно отказываюсь есть. – Она глубоко затянулась сигаретой и продолжала: – Теперь становится понятно, почему вы все считаете меня склонной к самоубийству. Pardus maculas non deposit. – «Леопард не меняет своих пятен», – лениво перевела себя Джинкс, наблюдая за прогуливающимся по лужайке за окном мужчиной. Светлые волосы, зеленый свитер, коричневые вельветовые брюки. На какую-то долю секунды ей представилось, что это Лео, и сердце ее бешено заколотилось.

– Если вы намеренно не отказывались от еды, то каковы были причины вашего голодания?

Джинкс еще немного помолчала прежде чем ответить.

– Потому что тот первый врач-шарлатан использовал гипноз, чтобы отпереть мои глубоко спрятанные кошмары, и в результате я превратилась в настоящую психопатку и развалину. – Она неопределенно пожала плечами и резким движением затушила сигарету. – Но кошмары – еще не самое страшное. Часто мы не помним их в подробностях, и, в любом случае, пробуждение всегда приносит облегчение, и сны быстро забываются. – Джинкс принялась поглаживать пальцами подлокотник кресла, и это движение повторялось следующие несколько минут. – Правда, я не очень много спала в то время, и, в общем, вела себя адекватно, если учитывать все то, что мне пришлось пережить. И тут решил вмешаться мой отец. – Она покачала головой. – Вы должны понять: он всегда, мягко говоря, недолюбливал Рассела. Отчасти из-за того, что мы поженились втайне от Адама и без его благословения, но в основном потому, что Рассел был одним из моих преподавателей в Оксфорде и на целых двадцать лет старше меня. Отец, если и говорил о нем, то называл его не иначе, как «педофил-извращенец». – Джинкс на секунду задумалась и усмехнулась какой-то своей мысли. – Как бы то ни было, через неделю после того, как у меня случился выкидыш, у Адама произошел какой-то невероятный приступ совести. Ну, по крайней мере, мне так показалось. И тогда он решил обратиться за помощью к этому очень дорогому специалисту, чтобы тот помог мне побыстрее пережить двойную утрату. – Она вынула очередную сигарету из пачки. – Конечно, если бы я не находилась в таком потрясении, я бы сразу сообразила, что это шарлатан, но в то время я вообще ни о чем не могла думать. Вам известно, что такое флудинг? – неожиданно спросила Джинкс, протягивая руку к зажигалке.

Протероу был ошеломлен:

– Вы имеете в виду термин, применяющийся в психиатрии? Да, это очень решительный метод борьбы со страхом. Вы заставляете пациента предстать перед его собственным кошмаром, причем часто без предупреждения, и не даете больному никаких шансов к отступлению. Метод достаточно рискованный и не всегда бывает успешным. Правда, когда он срабатывает, то это всегда весьма эффективно. В общем, он иногда используется для лечения некоторых фобий.

– Вы его здесь применяете?

– Нет.

– А гипноз?

Алан снова отрицательно помотал головой.

– Тогда что именно вы применяете, доктор Протероу?

– Ничего. – Увидев выражение непонимания и недоверия на лице пациентки, он невольно улыбнулся. – Во всяком случае, никаких новшеств и фокусов. Мы сосредотачиваем усилия на самовосстановлении организма. Все кто поступает к нам, уже наполовину выздоровевшие люди, поскольку они твердо решили сами для себя отделаться от того, что беспокоит их и мешает им жить.

– Один из ваших пациентов вчера приходил сюда. Ему было интересно, что именно я принимаю: кокаин или героин. Отсюда я сделала вывод, что он сам наркоман. Однако мне не показалось, что он уже наполовину выздоровел.

– Как он выглядел?

– Высокий, худощавый, с длинными рыжими волосами.

Доктор остался доволен таким описанием:

– Это Мэтью Корнелл. Ну что ж, значит, у него дела пошли лучше. Раньше он вообще не замечал окружающего.

– Значит, поэтому он и заявился ко мне без всякого приглашения? Так вот каким образом вы поощряете своих пациентов замечать окружающий мир.

– Я полностью полагаюсь на естественность человеческих отношений, – без капли коварства в голосе заявил доктор. – Если учитывать этот факт, то, согласитесь, любознательность имеет свои положительные стороны. Вы – наша новая пациентка, значит, вы вызываете вполне здоровый интерес со стороны остальных. И я даже доволен, что Мэтью осмелился проигнорировать существующие у нас ограничения.

– Какие же?

– На вашей двери висит огромная табличка с надписью: «Не входить».

– Я не знала.

– Надо было посмотреть.

– Но если она там, почему же Саймон Харрис вошел сюда и не обратил на нее внимания?

Доктор пожал плечами:

– Вы уверены?

– Но он же вошел.

– Без приглашения?

– Нет, сначала он поинтересовался, не лучше ли ему будет извиниться и уйти. Я не успела объяснить ему, что мне сейчас трудно принимать посетителей, как он уже очутился здесь.

– А почему же вы не успели отказать ему?

Да потому что никто не учил меня, как надо быстро и эффективно отшивать людей.

– Я не собираюсь подвергаться никакому психоанализу, доктор Протероу. Я не буду посещать группу психотерапии и участвовать в семинарах. Я не собираюсь играть в ваши игры.

– А кто сказал, что вы должны это делать?

– Я знаю, на что все это рассчитано.

– Я в этом не уверен.

– Так вот, вы спрашивали меня про того гипнотизера-шарлатана, – продолжала Джинкс, проигнорировав последнее замечание Протероу. – Он начал лечить меня от фобии, которой у меня не было. Все, от чего я страдала, так это от чувства вины перед Расселом. Ведь я так и не сумела ему помочь. Кругом было столько крови, а у него все лицо, как кровавая маска. – Она прижала пальцы к поврежденному глазу, который неожиданно дал о себе знать резкой болью. – Он хотел, чтобы я его поцеловала, – ровным как у робота голосом произнесла Джинкс. – Но я не смогла этого сделать. Потом я потеряла ребенка, и тоже было много крови… Все, что мне требовалось, это немного времени…

Она замолчала, и доктор выждал несколько минут, наблюдая, как она беспрестанно поглаживает подлокотник кресла и судорожно затягивается сигаретой.

– Так что же сделал этот врач? – наконец, подтолкнул ее Протероу.

Она удивленно взглянула на него, словно поражаясь тому, как он сам еще не догадался:

– Когда я находилась в трансе, он положил мне на лицо сырой антрекот, а потом пробудил меня. Я сразу почувствовала запах крови и мертвого мяса, и мне показалось, что это Рассел восстал из могилы и пришел ко мне, чтобы получить тот самый поцелуй. Так вот, потом прошло много времени, прежде чем я смогла что-либо есть, не ощущая при этом приступа тошноты.

– Боже всемогущий! – Доктор был потрясен. – Как же зовут этого специалиста?

Несколько секунд женщина тупо смотрела на него, а потом спохватилась:

– Что? Я, к сожалению, уже не помню.

– А где находится его приемная?

Но и этого она не смогла вспомнить:

– Где-то в Лондоне.

– Ну, ладно, это не имеет значения, – наконец, отмахнулся Протероу.

– Вы мне не поверили, да?

– У меня нет причин не доверять вам.

– Как же я могу помнить такой ужас, если ничего подобного в жизни не происходило?

Доктор промолчал.

– Вы считаете, что это я сама напридумывала, – тут же обиделась Джинкс. – Ну, почему я должна рассказывать то, чего не было?

«Потому что убийцу Рассела так и не нашли, – подумал Алан, – а чувство вины этой женщины имеет куда более глубокие корни, чем естественный отказ поцеловать изуродованное и окровавленное лицо умирающего мужа».

В лесах Ардингли обнаружены трупы

Вчера в графстве Гемпшир, в Арлингских лесах были найдены тела мужчины и женщины. Причины смерти пока не установлены, но полиция не исключает возможности убийства. «Мы обращаемся за помощью с целью установить личности погибших, – заявил один из полицейских чинов. Предположительно, смерть наступила 10 – 12 дней назад, но за это время никто не обращался с заявлением об исчезновении людей, подходящих по описанию».

Мужчина: рост 6 футов 1 дюйм, среднего телосложения, возраст 30 – 40 лет, волосы прямые, светлые. Одет в желто-коричневые хлопчатобумажные брюки, клетчатую рубашку и темно-зеленый, в «рубчик», джемпер.

Женщина: рост 5 футов 4 дюйма, худощавого телосложения, возраст 30 – 40 лет, волосы короткие, темные. Одета в синие джинсы и темно-синюю рубашку с коротким рукавом.

Полиция пребывает в недоумении, как тела могли оказаться в данном месте. Тот же самый полицейский заявил, что им не удалось обнаружить никаких оставленных без присмотра машин. К тому же место, где были найдены тела, находится далеко в стороне от автобусных маршрутов. Полиция предполагает, что кто-то мог подвозить пару, подходящую под описание, и просит водителя или свидетелей откликнуться. Возможно, мужчину и женщину видели голосующими на дороге.

Полиция не отвергает также и версию самоубийства, хотя настораживает тот факт, что на месте происшествия не обнаружено никаких документов.

«Это несколько необычно, – прокомментировал один из следователей. – Мы рассчитывали найти что-нибудь вроде сумочки или бумажника».

Леса продолжают обыскивать на предмет нахождения улик или вещественных доказательств.

Миссис Мэри Хьюз 73 лет, которая обнаружила тела, прогуливаясь со своим джек-рассел терьером по кличке Пепита, приходит в себя после легкого сердечного приступа. Ей пришлось пробежать больше мили до ближайшего телефона, чтобы сообщить в полицию. Она считает, что причиной приступа явилось сильное переутомление.

«Мне не следовало так торопиться, учитывая, что я уже пожилая женщина, – заявила миссис Хьюз. – Только потом я сообразила, что тела все равно никуда не убегут. Я просто старая дура».

«Уэссекс Пост», 24 июня.