Текст книги "Мама кукол"

Нина взглянула на идущего рядом Альфа:

– Чуешь русалок?

Пес бросил на нее презрительный взгляд и проигнорировал вопрос.

– Вот мы и на месте, – она махнула рукой в сторону белой каменной лестницы, уходившей прочь от побережья в заросли розового олеандра. – Соня обещала нас встретить.

Соня в компании друга ожидала своих гостей за очередным поворотом зигзагообразной лестницы.

– Вас тут еще пчелы не съели? – вместо приветствия спросила Нина и скинула на ступеньки рюкзак, в котором лежали штатив, вспышка и парочка отражателей.

– Соня у нас заклинатель пчел, – Ромка с Соней улыбнулись понятной им одним шутке.

– Давно ждете?

– Минут десять, – Соня потянулась к Альфу.

– А ты-то чего здесь в такую рань? – обратилась к парню Нина, наблюдая за подругой, тискавшей собаку.

– Не спалось, – ответил Ромка. – В обед все равно на работу, вот и решил прогуляться.

– Не далековато от работы гуляешь? – усмехнувшись, Нина кивнула на видневшуюся крышу усадьбы. – Вы, я так понимаю, здесь от дяди Миши прячетесь? Гениально.

– А что не так? – Рома проследил за ее взглядом. – Сонька снова накануне на него психанула, мириться пока не хочет, а за кустами нас не видно.

– Ну да, вы же такие незаметные. Одна – огненно-рыжая, второй – под два метра ростом. Просто чемпионы по маскировке.

Соня засмеялась и приподнялась на цыпочки, чтобы сквозь макушки олеандра рассмотреть окна усадьбы. Не заметила в них движения и вновь опустилась на колени.

– Все окончательно зажило, – отчиталась она, разглядывая лапу Альфа, порезанную о разбитую бутылку пару недель назад.

Пес, не удержавшись, лизнул Соню в нос.

– Так зачем тебе фотографии? Для работы? – спросил Рома, поднимаясь со ступеньки.

– Для личного архива, – Нина тут же вручила ему рюкзак. – На, помоги даме. – Тот безропотно натянул лямки на плечо. – Дождемся, когда эти двое натискаются, и пойдем.

Соня еще раз стиснула Альфа в объятиях и поднялась.

– Да что вы понимаете в чистых и искренних чувствах? – сказала она, не отводя взгляда от собаки. – Идем, моя прелесть, не слушай этих двоих, они просто завидуют.

Они вчетвером поднялись по лестнице, вышли на покрытую мелким ракушечником подъездную площадку и повернули по тротуару направо, обходя усадьбу.

– Может, чаю хотите? – идущая впереди Соня обернулась на друзей. – Даже бутербродов могу наделать.

– Может, потом, – Нина разглядывала свежевыкрашенные стены. Взгляд остановился на окне, в котором махал рукой мальчик. – Салют! – закричала она и вскинула руку в знак приветствия.

Не ожидавший этого Ромка вздрогнул:

– Чего вы все такие голосистые-то? – завозмущался он и, проследив за взглядом Нины, тоже помахал младшему брату Сони. – А малой с нами не идет?

– Не хочет, – не оборачиваясь, отозвалась хозяйка дома. – Ему папа новую игру купил, и Антон последние два дня джойстик из рук не выпускает. Даже про Машку забыл.

– Ого, – уважительно отозвался Ромка. – Интересная, должно быть, игра. Надо тоже поиграть.

– У тебя же работа, – напомнила Нина и, сделав скорбное лицо, похлопала его по плечу. – Но ты не волнуйся, Ром, я возьму эту миссию на себя.

– Как благородно, – усмехнулся он.

– Ну так что, откуда начнем? – Соня обернулась к ребятам и махнула рукой себе за плечо. – Вот главная аллея, от нее во всех направлениях расходятся тропинки разной степени заброшенности. Вон там, – она махнула влево, – беседка. Красивая, но я бы не рискнула заходить, там пол прогнил.

– А там? – Рома махнул вправо.

– Да бог его знает, – задумчиво проговорила Соня, повернув голову в указанном направлении. – Здесь где-то теплица должна быть.

– Я голосую за беседку, – как школьница подняла руку Нина и двинулась в глубь аллеи.

– Кто бы сомневался, – Соня пошла следом за подругой.

– Неужели и ты с нами идешь? – хитро проговорил ей вслед Рома. – И даже виснуть на мне не будешь?

Не сбавляя скорости, Нина обернулась и многозначительно посмотрела на подругу.

– Не слушай его, не висла я на нем, – Соня одарила парня ненавидящим взглядом. – Просто испугалась шороха в кустах, решила, что какой-то зверь прячется.

– Бешеный кролик, – подсказал он.

– Реально кролика испугалась? – удивилась Нина.

– Да статуй она боится, – Ромка кивнул на каменные изваяния, расставленные вдоль аллеи.

– Жуткие они, – согласилась Соня, провожая взглядом ближайшего истукана.

– Статуи как статуи, – пожала плечами Нина, бросив безразличный взгляд на предмет разговора. – Самые обычные.

– Уродцы, – возразила Соня. – Совсем как та жуть в «Пиратском фрегате».

– Ангел тот, что ли? – уточнил Ромка.

– Терпеть его не могу, – поежилась Соня. – Какой идиот додумался его в кафе припереть?

– Просто кое-кто слишком мнительный – усмехнулась Нина.

– Просто кое-кто терпеть не может, когда каменная глыба с мертвыми глазами пялится в затылок, – парировала Соня. – Нам направо.

Нина послушно свернула на едва заметную среди растительности тропинку.

– А где Альф?

– За мной идет, – проговорил Рома и обернулся на замыкавшего колонну пса. – Видишь, Сонь? Ему пофиг. А ведь собаки вроде как чувствуют потустороннее присутствие. Если бы твои статуи были опасны, мы бы его сюда калачом не заманили.

– Во-первых, калачом собак кормить нельзя, – в Соне периодически просыпался ветеринар. – Во-вторых, мне тоже пофиг. Видишь, иду и не дергаюсь? – она развела руки в стороны, демонстрируя полное спокойствие.

– Что, кстати, странно. В прошлый раз ты чуть мне на голову не залезла от страха.

– Кстати, да, – Соня задумчиво подняла взгляд к небу, осознав, что Рома прав. – Временами статуи наводят на меня такой ужас, что ноги с трудом держат. А иногда мне все равно, – она огляделась, выискивая взглядом очередного выглядывающего из-за дерева истукана. – Как сейчас, например. Абсолютно ровно.

– От чего это зависит? – Нина, как и Соня, поглядела на однорукую женщину, которая провожала их человечье-собачью колонну слепым взглядом.

– От фазы луны, – усмехнулся Ромка.

– Не знаю, – призналась Соня. – Не замечала закономерности. Но тот кусок камня в кафешке каждый раз меня до полуобморочного состояния своим видом доводит. Чертов ангел.

Нина засмеялась и кивнула в сторону беседки, по стенам которой ползла жимолость.

– Пришли.

Как и предупреждала Соня, беседка была в бедственном положении: покосившаяся, растрескавшаяся, покрытая мхом и следами тления. Но как же красиво она смотрелась в объятиях буйно цветущей жимолости, паутиной облепившей колонны с крышей!

– Шикарно, – подытожила Нина и оглянулась на Ромку, который, как всегда, над чем-то хихикал с Соней. – Рюкзак, – проговорила тоном хирурга, отдающего распоряжения медсестре. – Фотоаппарат.

Пока парень возился с замко́м, она перевела взгляд на подругу. Та ожидаемо присела на корточки, готовая вновь обниматься с Альфом.

– Ой, давайте отложим эти ваши телячьи нежности на потом, – упрекнула Нина. – Мы тут съемку проводим или где? Можешь пока штатив установить, – распорядилась она, принимая из рук Ромки «Лейку».

– О! Ты и поляроид взяла, – воодушевился он, заметив еще один фотоаппарат.

– Взяла, – ответила Нина, наблюдая, как Рома навел объектив на Соню, а та, позируя, притянула к себе пса и лучезарно улыбнулась. – О боги, – она посмотрела в видеоискатель. – Как вы иногда бесите меня своей идиллией.

– Кстати, Нин, – пробасил Ромка. – Почему ты не сделаешь какой-нибудь проект, основанный на местном фольклоре? Пофоткала бы места с дурной славой. В таком, знаешь, атмосферном, мрачном, концептуальном стиле. Отличная бы серия снимков получилась. Можно было бы отдельную колонку в газете выделить. Или даже книжку написать, – воодушевился он. – Лилька тебе подсобила бы.

– Отличная идея, – отозвалась Нина, выискивая необходимый ракурс для фото. – Обдумаю на досуге.

– Ну а что? – не унимался Рома. – Ты только представь, какой проект можно замутить. Переплюнешь Лильку с ее страшными книжками.

– Да что там Лильку, самого Стивена Кинга переплюнет, – с улыбкой подхватила Соня. – Одни только ваши конюшни чего стоят.

– А я о чем, – поддакнул Ромка.

– Наши конюшни для меня навсегда останутся терра инкогнита, – проговорила Нина, нажимая спусковую кнопку затвора. – Мне было лет шесть, когда я поклялась Эле на мизинчиках, что не пойду туда даже за все сокровища мира.

– Ну, раз на мизинчиках, тогда конечно, – с серьезным видом закивала Соня.

– А что не так? – не понял Ромка. – Я чего-то не знаю?

– Эля ужасно боялась этих конюшен, – пояснила Соня.

– Она всегда говорила, что призраки животных намного страшнее призраков людей, – продолжила за подругу Нина. – Хотя, скорее всего, она их не столько боялась, сколько жалела. Когда Эле было лет девять, она взяла в школьной библиотеке все экземпляры «Белого Бима», «Каштанки» и «Муму» и сожгла. Сказала, что нельзя позволять собакам страдать даже на бумаге.

Соня протянула руку и ласково потрепала Альфа за ухом.

– Вера Васильевна такую трагедию из этого раздула. Папу в школу вызывала… У вашей дочери никакого уважения к книгам, – передразнила она директрису. – А ведь это труд огромного количества людей, вырубленные деревья. А как же пиетет к печатному слову? А отец ответил, что гордится дочерью, если чувства животных для нее важнее благоговения перед пачкой бумаги, и пообещал Эле купить килограмм мороженого прямо на глазах у возмущенной директрисы.

Ромка одобрительно хмыкнул.

– Папа позже рассказывал, что был уверен: их вместе с Элькой с позором попрут из школы. Но обошлось. Директриса еще что-то пробубнила себе под нос, больше для проформы, и сбежала на очередной урок. Элька, к слову, свой килограмм мороженого в тот день действительно получила, хотя вынуждена была разделить его со мной, папой и няней Агатой. – Нина поглядела на Альфа, который с любовью льнул к ногам Сони – второй его любимой двуногой после хозяйки. – Выросшая Эля не стала менее сердобольной и испытывала ужас от одной лишь мысли, что придется посмотреть в глаза погибшим лошадям.

– Да, печально это все, – со вздохом согласился Ромка.

– Не то слово, – отозвалась Нина и присела на корточки, ловя нужный ракурс.

– Смотрите, еще один выглядывает, – Соня указала подбородком в сторону покосившегося фонаря, за которым замер каменный бородач с наполовину раздробленной головой. – Вот что ни говорите, а с этим графом Рямизевым было что-то сильно не так. Разве здоровый человек захочет, чтобы в его парке из каждого куста за ним наблюдало вот это вот?

В этот момент по окрестностям парка прокатилось эхо колокольного перезвона. От неожиданности Нина, Соня и Рома застыли на месте, подобно парковым скульптурам, а Альф приподнял уши, пытаясь определить источник зловещего звука.

– Да вашу ж мать! – закричала Соня, глядя туда, где, по ее мнению, должны находиться русалки.

Нина с Альфом неторопливо шли по подъездной аллее сквозь прозрачные июньские сумерки. Пес, набегавшийся за день в Графском парке, вел себя смирно и не пытался бросить хозяйке вызов. Лишь приблизившись к дому, он навострил уши и рванул в сторону сада, огороженного кирпичной стеной. Не раздумывая, Нина отправилась вслед за собакой. Прошла под аркой и услышала журчание воды: посреди сада били в небо многочисленные струи старого фонтана, ровесника Измайловского особняка. Время и погодные условия изрядно потрепали его некогда величественный вид – бедняга растрескался и зарос мхом, но тление и разрушение, как ни странно, придали ему вид еще более благородный и загадочный. Он был словно рыцарь, под проржавевшими доспехами которого билось по-прежнему храброе сердце.

Нина обернулась на довольное фырканье Альфа, прыгавшего вокруг седовласого мужчины.

– Добрый вечер, дядь Яш. Вы и в этом году его реанимировали?

На самом деле дядя Яша не был им родственником. Официально он числился у Измайловых разнорабочим: выполнял строительно-ремонтные работы и занимался бытовым обслуживанием особняка и прилегающей к нему территории. Он работал на них так давно, что Нина начала воспринимать его как хранителя Измайловского особняка, без которого тот в считаные дни развалится по кирпичику.

– Куда он денется, – усмехнулся мужчина, не переставая сгребать граблями прошлогоднюю прелую листву. – Он еще всех нас переживет.

– Под таким-то чутким руководством – без вариантов, – усмехнулась Нина и обернулась, чтобы взглянуть на фонтан. Взгляд невольно переместился на окна второго этажа. – Ладно, дядь Яш, не буду отвлекать, у вас и без меня дел невпроворот. Идем, Альф, не до тебя сейчас, – она махнула рукой в сторону арочного входа, приглашая пса на выход.

Тот притворился глухим и продолжил радостно выгребать лапой листья из-под грабель.

– Ничего… Этот разбойник мне никогда не мешает, – улыбнулся дядя Яша. – Ступай, мы тут с ним пока похозяйничаем.

Нина кивнула и торопливо пошла в сторону дома, где в кассетоприемнике ждал «Бал вампиров».

Нина поприветствовала разом всех домашних, собравшихся за ежевечерним чаем с плюшками, и тихонько пробралась в комнату Эли, где уселась в кресло и принялась нажимать кнопки на пульте.

Вверх по экрану поползли прерванные вчера титры. Нина откинула голову на спинку кресла и постаралась расслабить плечи. Титры сменились зимней панорамой: сквозь ночь и снега стремительно неслись сани. Закадровый голос принялся рассказывать про приезд профессора Абронциуса в сердце Трансильвании, но внезапно по экрану пробежала рябь, и вместо кадров фильма появилось точное отражение Элиной спальни: на кресло накинут связанный няней Агатой плед, рядом горит напольная лампа с абажуром из цветного стекла. Все в точности, как сейчас, с той лишь разницей, что кресло на экране пустовало. Нина поежилась, ощутив себя вампиром, заглянувшим в зеркало. Но вот на экране мелькнуло лицо, и она подалась вперед, не веря своим глазам.

– Вроде работает, – пробубнила из телевизора установившая камеру девушка, отступила назад и опустилась в кресло.

У Нины перехватило дыхание.

– Так странно, – негромко проговорила ее старшая сестра, рассматривая камеру перед собой. – Сидеть вот так и разговаривать с куском пластика.

Нина стекла с кресла на пол и на четвереньках подползла к телевизору. Элька! Живая! Она посмотрела на дату в углу экрана – одиннадцатое августа. Внутри все похолодело. Вот оно! Вот то прощальное послание, которое никто не мог найти. Она не могла уйти, не сказав прощай. Не могла…

Эля вновь начала говорить, но Нина схватила пульт и нажала на паузу. Нужно было перевести дыхание, унять дрожь в теле. Она села по-турецки и дотронулась до экрана. Вид у Эли был уставший: взгляд потух, лицо осунулось, под глазами серели тени. В остальном она выглядела как раньше – взъерошенная и суетливая. Нина прижала руку к груди, успокаивая бьющееся о ребра сердце, уж слишком громко оно стучало, не позволяя расслышать собственные мысли.

– Спокойно… Спокойно… – прошептала Нина, сделала глубокий вдох и вновь нажала на кнопку «плей».

– Ладно, – продолжила Эля. – К черту лирические отступления, времени и так осталось мало. – Она посмотрела сквозь экран сестре прямо в глаза. – Нина. Как ты уже, должно быть, догадалась, это послание я снимаю для тебя. Папа терпеть не может «Бал вампиров», Юлька же смотрит только советский кинематограф, а мы с тобой пересматривали его так часто, что настанет момент, когда ты захочешь по старой доброй памяти снова включить эту кассету. Если ты сейчас это видишь, значит, логика меня не подвела, – она нервно усмехнулась. – Как бы то ни было, не мне сейчас рассказывать, что со мной в итоге произошло. Я пропала. Ушла из дома и не вернулась.

Эля зажмурилась и скрестила средние и указательные пальцы на обеих руках – лишь бы так оно и было. Нина озадаченно нахмурилась.

– Дело в том, что… Нин, пообещай мне… – Эля вздрогнула и обернулась на закрытую дверь. – Прости, это… – она вновь повернулась к камере, помолчала с полминуты. – Попытка номер два. Нина, я записываю это послание тебе, потому что знаю – ты единственная, кто воспримет мои слова всерьез. Я ушла из дома не просто так. У меня не осталось выбора. И я прошу… Я молю тебя не искать меня. Я осознаю, какой страшной кажется эта просьба, но так будет правильно. Просто отпусти меня. Прими, что меня в твоей жизни больше не будет… – Эля запнулась, словно последняя фраза расцарапала горло. Она дала себе время отдышаться, прежде чем снова заговорила. – Я понимаю, что выполнять мою просьбу без каких-либо объяснений ты не станешь, я бы уж точно не стала, поэтому постараюсь рассказать все, насколько это возможно.

Эля вздрогнула, вновь обернулась на дверь и со злостью стиснула зубы. Нина без труда прочла на ее лице гримасу раздражения.

– Помнишь, через неделю после твоего отъезда наше семейство уезжало на выходные к Юлькиным родителям?

Нина кивнула, вступая в немой диалог с сестрой.

– Дом остался в моем полном распоряжении на целых три дня. Ну и я, как порядочная студентка на каникулах, просто обязана была устроить вечеринку. Ну, положим, не совсем вечеринку – с меня тот еще тусовщик, – но с десяток друзей я позвала. Посиделки проходили замечательно: маленькая дружная компания, пиво, музыка. Это был бы отличный вечер, если бы не… В общем, ближе к ночи мы решили поиграть в фанты. Никита был ведущим и вслепую тянул из вязаной сумки по одной вещи, давая ее хозяину задание. Я… Господи, какая же я дура… – Эля вздохнула и покачала головой в немом осуждении. – От себя я отдала сову.

Взгляд Нины переметнулся с лица сестры вниз, где раньше на капроновом шнурке висел кулон, который Эля носила, не снимая, уже больше десяти лет.

– Понимаешь, все снимали с себя украшения: кто кольцо, кто часы, кто заколку какую-нибудь. Ну вот и я… Словом, сова очутилась в сумке. – Эля приподняла очки и сжала переносицу. – В общем, играли мы, играли, и вот подошла моя очередь выполнять Никиткино задание. Опускает он руку в сумку и говорит: «Надо же, а совы-то тут нет! И вот это, дорогая Эля, и будет твоим заданием на сегодня – найти свою сову, спрятанную в конюшнях».

Сердце Нины пропустило удар.

– В конюшнях, Нин!

Нина понимала, если бы не Элькин жизненный принцип в любой ситуации обходиться только цензурными словами, сейчас бы она покрывала Никиту трехэтажным матом.

– Давай, Эля, взгляни в глаза своему страху, иди на его зов, только так его можно одолеть. Идиот… – Не удержалась Эля.

На минуту воцарилось молчание. Нина могла только догадываться, что в этот момент творилось у сестры на душе.

– Я не пошла за совой. – Тихо продолжила сестра. – Сказала, что принимаю поражение. Не стала орать при всех и портить людям вечер. Когда все расходились по домам, я спросила, где именно Никита спрятал сову – конюшни же огромные. Он признался, что повесил на рычаг колодца. Я решила, что пойду туда завтра поутру, когда светло будет. Не такая я отчаянная, чтобы идти к конюшням посреди ночи даже в компании друзей. А на следующий день… На следующий день кулона там не оказалось. Ни на рычаге, ни под ним, нигде рядом. Зато вокруг колодца были следы лошадиных копыт, – Эля вновь посмотрела прямо в глаза сестре, словно не было между ними ни экрана, ни десяти разделивших их месяцев.

Нина поежилась, будто некто невидимый провел холодными пальцами по шее.

– Следы копыт, – спокойно повторила Эля. – Ты бы видела, с какой скоростью я оттуда сбегала. Я, наверное, никогда в жизни так быстро не бегала, хотя в школе была чемпионом по стометровкам. Дома у меня случилась истерика. Самая настоящая, прям как в кино показывают. Я пришла в себя только через час. Позвонила Никитке и от души наорала. Сказала, что он самый настоящий садист, раз может так издеваться над человеком. Сначала сова, теперь следы. Он долго не мог понять, о каких следах идет речь, а когда наконец понял, клялся и божился, что не имеет к ним отношения и накануне, когда он прятал у колодца мой кулон, никаких следов не видел. Через полчаса Никитка уже был тут. Вместе мы отправились в конюшни, где он долго ходил по следам, пытаясь вычислить, откуда и куда они ведут, а потом до самого вечера искал кулон. Он был в таком отчаянии, так извинялся! Мне даже стало его жалко. Пообещал, что закажет у ювелира точно такую же сову, говорил, что это несложно, ведь она висит у меня на шее на каждой фотографии. Мне удалось отправить Никиту домой лишь когда стемнело. Кулон он так и не нашел, – Эля вновь помолчала. – С тех самых пор моя жизнь стала превращаться в ад. Поначалу все шло как обычно: вернулись родители с Тоней и Ваней, казалось, ничего не поменялось. Но спустя три дня, когда я гуляла с Альфом у ручья, в глубине леса я заметила женщину. Она смотрела в мою сторону, но была слишком далеко, и я не смогла ее толком разглядеть. Лишь крикнула, что это частная территория и находиться здесь незаконно. Позже этим же вечером я заметила первую странность дома. Вроде это была Тоня… – Задумавшись, Эля свела брови. – Или не она. Сейчас уже и не вспомнить, слишком многое произошло с тех пор. В общем, с того самого момента домашние начали вести себя странно. По мелочи, ничего очевидного, но все равно довольно жутко. Двойняшки, папа, Юля – все начали меняться. А эта… незнакомка… продолжала приходить. Теперь я видела ее каждый день. И каждый раз она подходила все ближе к дому. Молча стояла. И смотрела-смотрела. Чернявая, прям как наша Кристинка, похожа на цыганку. Молодая, красивая даже, но бледная как… покойник. Платье серое в лохмотьях, подол грязный и весь… – Эля наклонилась и указала рукой на воображаемую юбку. – В розах. Да. Цветы дикой розы, высохшие и увядшие, нацеплялись на разорванный подол как репей. И в волосах… В волосах тоже розы… Чем ближе она приближалась, тем сильнее менялись родственники. Я не знала, кого бояться больше – незнакомку или домашних. А потом… В один момент мне стало все равно. Я так устала бояться, что решила встретиться с ней лицом к лицу. Увидела в окно, как она стоит у фонтана, и бросилась к ней. Чувствовала себя в тот момент суперженщиной, – горько усмехнулась Эля. – Забежала в сад, а ее там нет. Ее нет, а у фонтана, на том самом месте, где она стояла минуту назад, следы копыт.

Глаза Нины распахнулись от ужаса. Она отстранилась от экрана и вслепую пошарила по полу в поисках пульта – стоп, стоп, хватит! – но пульт будто испарился.

– Неожиданно, да? Женщина с копытами, с лошадиными ногами. Это была Брукса, – Эля посмотрела куда-то в сторону. – Помнишь страшилку о наших конюшнях? Следы копыт, призраки лошадей, умерших во время большого падежа. Так вот, Нин, в наших конюшнях обитают не призраки лошадей, а Брукса. Именно она вышла на охоту в ту ночь, когда идиот Никитка притащил туда мой кулон. Видимо, благодаря сове она взяла след и отправилась меня искать. – Эля откинулась на спинку кресла и посмотрела на свои руки. – Иронично, правда? Все кому не лень убеждали меня, что никакой нечисти в наших конюшнях нет, что я суеверная дурочка, но именно эта несуществующая нечисть в итоге убьет меня… – Она вновь дернула головой. – Снова лирика. Ближе к делу. Я все никак не могла понять, при чем тут папа, мачеха и брат с сестрой? Почему она на них так действует? Постаралась вспомнить все, что няня Агата рассказывала про Бруксу. – Эля поднялась с кресла и вышла из кадра, чтобы вернуться с книгой. Открыла форзац и показала его в камеру. – Пришлось писать здесь, блокноты и тетради наверняка будут изучать, когда… В общем, если я все правильно помню, Брукса недалеко ушла от обычного вампира: ведет себя так же и боится того же. Но есть и различия, например, во внешнем виде: Брукса – наполовину женщина, наполовину животное, либо днем женщина, а ночью животное. Тут мнения разошлись. Моя, похоже, и днем и ночью нечто среднее, и солнечного света не боится, появляется в любое время суток. Когда она начала заглядывать в окна, я наконец поняла: она хочет пробраться внутрь. Ведь без приглашения ей не войти. Потому и наводит морок на всю семью, сводит с ума, чтобы они ее пригласили. Человек в здравом уме этого просто не сделает, – Эля открыла книгу на середине и начала что-то суетливо рисовать на полях. – Понимаешь, Нин? – затараторила она, не прекращая черкать ручкой. – Ведь она выглядит не как обычный человек, который может выдать себя за дальнего родственника и напроситься на чай. У нее копыта вместо ног, понимаешь, Нин, копыта! – Эля замерла, поглядела на дверь и захлопнула книгу. – Так, о чем я? – Она явно потеряла мысль. – Ах да. Копыта. – Эля опустила голову, принимая поражение. – Навести морок на домашних ей удалось. Кто-то ее пригласил. Позавчера я впервые увидела ее в стенах дома.

Нина зажала рот руками, чтобы не застонать от ужаса. Сестра тем временем поднялась с кресла и на несколько секунд покинула угол обзора камеры. Нина догадалась, что она вернула книгу на полку, потому что вернулась уже без нее.

– А вчера я увидела ее совсем близко, внизу, в коридоре, который ведет в папин кабинет. Знаешь, Нин, а ведь выражение лица у нее совсем не злое. Скорее грустное и виноватое, совсем как у Никитки, когда он осознал, что натворил. Видимо, и она чувствует за собой вину. Стыдно ей, упырихе, что людей со свету сживает, – Эля зло усмехнулась и обернулась на дверь. – Скребется, дрянь. Не терпится ей… Подожди, дьявольское отродье, совсем немного осталось, – последние слова она выкрикнула, обращаясь к кому-то за дверью.

Нина смотрела на экран, не осознавая, что прижатые ко рту руки стали мокрыми от слез.

Эля вновь повернулась к камере и продолжила, обращаясь к Нине из будущего:

– Теперь ты понимаешь, Нин, что у меня нет выбора? Она пришла за мной и не отстанет. Она выбрала меня и не успокоится, пока не получит свою добычу. Живой или мертвой. Я должна увести ее отсюда, чего бы мне это ни стоило, понимаешь? Я не могу позволить ей остаться, бродить по коридорам и ломиться в комнаты. Пока она здесь, она будет и дальше сводить окружающих с ума. Ты бы видела наше семейство, Нин. Дурдом на выезде. Ты вернешься, она и тебя такой же сделает, тоже будешь на четвереньках по дому бегать.

От этой брошенной вскользь фразы Нина жалобно всхлипнула.

– А еще у меня ночью срезали клок волос, – Эля перекинула длинные светлые волосы через плечо и продемонстрировала остриженный с затылка локон. – Причем место такое выбрали… – усмехнулась она. – Видимо, надеялись, что я не замечу. Или стрижку не хотели портить, заботливые какие. Как представлю, что кто-то из домашних стоял ночью у моей кровати с ножницами в руках… – Эля поежилась и откинула волосы назад. – В общем, я обязана увести ее. Только тогда все станет по-прежнему. А я… Для меня по-прежнему уже никогда не будет, для меня уже все предопределено. А у вас есть шанс жить нормально. Я постараюсь все сделать как надо. И если… – она сжала губы, сдерживая слезы. – Если я до сих пор считаюсь пропавшей без вести, значит, у меня получилось и вы в безопасности. Поэтому, Нин, именно поэтому не ищи меня. Никогда, слышишь? Ни сейчас, ни через десять лет, ни через пятьдесят. Потому что, вернув меня, ты вернешь и ее, – Эля подняла глаза и в упор посмотрела на Нину. – А сейчас мне пора идти. Эта неугомонная уже всю дверь расцарапала. Я возьму кое-какие вещи, недорогие, они мне нужны. Пришлось стащить Юлькин уродливый кулон, но пусть он останется на моей совести. Ты же понимаешь, что эту кассету не должен видеть никто? Никто, Нин. Совсем никто. Пусть все и дальше считают, что я сбежала из-за передозировки гормонов дурости. Так спокойнее.

Эля встала с кресла и приблизилась к камере, чтобы отключиться. Нина в отчаянии замотала головой: нет, нет, не уходи!

– Ах да, – замерла старшая Измайлова прямо перед камерой. – Забавный факт: Брукса – наша с тобой родственница. Кто бы мог подумать. Хотя… это логично. Это объясняет, почему она обитает в наших конюшнях. Я узнала ее на одном из портретов. В доме, кстати, я впервые увидела ее стоящей рядом с ним. Портрет этот я спрятала. Правда, пришлось перетасовать все картины в коридоре, чтобы папа с Юлькой не заметили пропажи, когда в себя придут, но я решила не рисковать и не привлекать внимание к ее персоне. Лишние вопросы ни к чему, – Эля вновь приблизилась к камере и вновь отпрянула назад. – Пока, Нин, – она грустно улыбнулась. – Люблю тебя больше всех на свете. Поцелуй от меня двойняшек.

По экрану пробежала статика. Элино печальное лицо сменилось улыбающейся Шэрон Тейт. Нина с минуту сидела неподвижно, потом уронила голову на ладони и, больше не сдерживаясь, зарыдала.

Кукольница

Роза провела пальцами вдоль бумажного среза. Убедилась, что афиша приклеена на совесть: уголки не топорщатся, бумага не вздувается пузырями, акварель не потекла из-за пропитавшего лист клея. Идеально.

Она отступила на шаг, любуясь проделанной работой, и улыбнулась своим кукольным детишкам, глядевшим на нее с афиши. Тошка, Анфиска, Тяпка, Дашка – они кружились в задорном танце, образуя круг, в центре которого гордо стояла Лизка – ее радость, гордость, ее шедевр. Дерзкая улыбка на кукольном лице будто бросала вызов: «А у тебя хватит храбрости станцевать со мной? Коли да, рискни! Поглядим, чья возьмет!» Роза, не удержавшись, подмигнула рисованной Лизке. Никто был не в силах устоять перед обаянием этой проказницы, особенно ее создательница.

– Кукольный театр? – послышался за спиной шепот.

Роза обернулась. Позади нее, точно воробушки, жались друг к другу трое детишек.

– Приветствую вас, – улыбнулась Роза и сделала еще один шаг назад, чтобы дети хорошенько рассмотрели афишу. Те, мелко переступая ногами, приблизились и, довольные, переглянулись.

– Кукольный театр, – подтвердил самый старший из ребят.

– Когда? – нетерпеливо запрыгала на месте малышка лет пяти, обращаясь то ли к своему спутнику, то ли к стоявшей рядом незнакомке. – Когда?

– Завтра вечером, на главной площади у фонтана, – ответила Роза, перехватив смущенный мальчишеский взгляд. – Придете? Первое представление бесплатно.

Дети радостно закивали и кинулись прочь, воодушевленно делясь друг с другом ожиданиями. Роза была уверена, что не пройдет и получаса, как каждый житель в городе узнает о предстоящем выступлении.

Детишки разносят слухи быстрее птичек, которые, как известно, на хвосте приносят вести. А весть о бесплатном выступлении заманит даже самых равнодушных. А пришедший на Розино представление однажды, обязательно придет и во второй, и в третий, и в десятый раз. Ее куклы умеют рассказывать истории так, что каждому хочется еще и еще, поэтому аудитория не тает со временем, как это бывает у других артистов, а растет с каждым днем.

Роза напоследок провела ладонью по афише, подняла с выложенного булыжником тротуара корзинку и, обменявшись улыбками со случайными прохожими, отправилась в сторону рынка.