Текст книги "Сладкое поражение"

Глава 4

– Вы замечательная сиделка, Анджела. Филипп быстро идет на поправку, – сказал доктор Гастингс, осмотрев его раны.

Прошла неделя с тех пор, как доктор впервые навестил Филиппа. В тот день он с сильнейшим жаром лежал без сознания. Первые три дня, которые Филипп провел в монастыре, просто выпали из его жизни.

– Ну что ж, пожалуй, больному уже можно вставать, – продолжал доктор, – хотя поначалу вам, сэр, может понадобиться трость.

– Возможно, лучше, если сэр Хантли останется в постели еще несколько дней, – к удивлению Филиппа, предложила Анджела.

– А я думал, вы с нетерпением ждете моего отъезда, – заметил он, не обращая внимания на то, что его слова заинтриговали доктора и аббатису.

– По сути, так оно и есть. Но если вы раньше времени встанете на ноги, то рискуете получить новые травмы, и тогда ваше пребывание здесь затянется надолго.

Аббатиса положила свою руку на руку Анджелы, словно успокаивая ее.

– А ведь она говорит дело, – задумчиво произнес доктор Гастингс.

– А как насчет ванны в таком случае? – спросил Филипп.

Он находился в постели почти неделю и чувствовал себя чертовски некомфортно из-за этого.

– Это было бы неплохо, – ответил доктор. – Просто будьте осторожны.

– Анджела, – сказала аббатиса, – пусть Пенелопа поможет тебе приготовить ванну для лорда Хантли.

Анджела кивнула и вышла из комнаты.

– Я должен предупредить, что любое физическое напряжение вам пока противопоказано, – добавил доктор Гастингс. – Хотя бы еще несколько дней.

– Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется, лорд Хантли, – великодушно предложила аббатиса.

– Если ко мне больше нет вопросов, я ухожу, – сказал доктор, собирая свои инструменты. Вскоре он ушел, оставив Филиппа в обществе аббатисы.

– Лорд Хантли, мне хотелось бы переговорить с вами, если позволите.

– Конечно, мадам.

– Вы можете обращаться ко мне «леди Кэтрин». Когда я сказала, что вы можете оставаться здесь столько, сколько посчитаете нужным, я именно это имела в виду.

Она прошлась по комнате и остановилась у окна.

– Вы очень добры.

– Конечно, вы останетесь по причинам, связанным с вашим здоровьем. Я не могу представить других причин, по которым вы пожелали бы задержаться здесь. А вы?

Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. И он не мог не понять, на что она намекает.

– Да. Ну, я…

– Анджела очень дорога нам. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы ей причинили вред.

Это означало: «Держите от нее руки подальше».

– Вновь, – добавил Филипп.

– Прошу прощения?

– Меньше всего вам хотелось бы, чтобы ей вновь причинили вред, – уточнил Филипп, а затем добавил: – Она мне рассказала свою историю.

– В самом деле? – несколько опешив, спросила аббатиса. – Она провела здесь целый год, прежде чем доверилась мне. Полагаю, она постепенно сможет смириться со случившейся катастрофой.

– Катастрофой?

– Похоже, она вам не все рассказала.

– По-видимому, нет, – сухо произнес Филипп. Значит, кроме того, что рассказала ему Анджела, было кое-что еще, но он больше ничего не хотел выяснять. Хотя, конечно, ему придется помучиться, чтобы догадаться, что именно скрыла от него Анджела.

– Поэтому я на всякий случай предупреждаю вас: серьезную травму девушке нанес мужчина, подобный вам. Я хочу, чтобы вы об этом помнили. Будьте к ней добрее, лорд Хартли. Ей нелегко находиться рядом с вами.

«Мужчина, подобный вам».

– Признайтесь мне, леди Кэтрин. Подобное предупреждение получил бы любой ваш пациент, или такая честь выпала только мне?

– Подобную нотацию я прочитала бы любому мужчине, который смотрит на Анджелу так, как вы.

С этими словами аббатиса коротко кивнула ему и вышла из комнаты, даже не дав ему возможности оправдаться.

Анджела быстрым взглядом окинула коридор и с облегчением убедилась, что поблизости никого нет. Она чувствовала, что щеки у нее начинают гореть от одной мысли о том, что она собирается сделать. Но как только идея взглянуть на принимающего ванну Филиппа пришла ей в голову, она поняла, что просто не в состоянии думать о чем-либо еще. Возможно, она испорченная, но она никогда не видела обнаженного мужчину. Она заранее чувствовала себя виноватой. Ей было просто необходимо взглянуть краешком глаза.

Она понимала, что ей не следует этого делать, но она пойдет на это, она должна…

Анджела медленно повернула дверную ручку и тихонько приоткрыла дверь, слегка. Достаточно, чтобы заглянуть в комнату и увидеть Филиппа в ванне. Она с облегчением заметила, что он сидит к ней спиной. Если он ее увидит, она скажет, что думала, будто он уже спит, а будить его не хотела.

Анджела наблюдала, как Филипп льет воду на голову, чтобы ополоснуть волосы. Вода стекала по его плечам – по-настоящему широким и мускулистым, по спине – гладкой и сильной. Она проливалась на пол, но Анджела даже не думала о том, что потом ей придется все это вытирать.

Он поднял руку и пробежал пальцами по волосам, и она просто застыла, наблюдая, как перемещаются мускулы под гладкой кожей его обнаженной спины. И в какой-то момент она не смогла сдержать вздоха.

Филипп, ничуть не смущаясь, слегка повернул голову и через плечо посмотрел на нее. Его волосы, откинутые назад, открывали его мужественный профиль: острые, резко скошенные скулы, нос с мужественным изломом; влажные ресницы, почти скрывающие его темно-карие глаза, и изогнутые в полуулыбке полные, но твердые губы.

Тут она совершила серьезную ошибку, посмотрев ему прямо в глаза. На какое-то мгновение оба замерли. Они просто, смотрели друг другу в глаза.

Боже! Как ей хотелось нарисовать его сейчас, но остатки разума подсказывали ей, что это невозможно, и Анджела старалась запомнить каждую деталь открывшейся картины, чтобы потом перенести ее на бумагу и иметь возможность тайно любоваться ею.

Она не двигалась, просто не могла пошевелиться. Она плавилась, просто растекалась по полу безвольной лужицей, подобной тем, что появляются после дождя в трапезной. Но лужа безгрешна, а она, готовясь к безгрешной жизни, окончательно пала, подсматривая за красивым опасным обнаженным мужчиной.

Филипп отвернулся, вновь демонстрируя ей свою спину. А она все никак не могла выйти из оцепенения.

– Входите, Анджела, пока кто-нибудь не увидел, как вы крадетесь по коридору, – скомандовал он. Слава Богу, она достаточно владела собой, что бы оставить дверь открытой, поскольку сразу же поняла, что закрытая дверь ведет к окончательному падению.

– Я кое-что принесла вам. Полотенце, чистую одежду и простыни.

При упоминании о простынях ее щеки покраснели, и она была рада, что лорд Инвалид не смотрит на нее.

– Спасибо.

– Я просто… – Она сделала глубокий вдох. – Оставайтесь там, пока я поменяю постельное белье.

– Да, мэм.

Она уже заканчивала, когда шум воды, переливающейся через край ванны, заставил ее резко поднять глаза. «О Боже, – взмолилась она, – помоги мне!»

– Дайте мне, пожалуйста, полотенце, – попросил он, взглянув на нее через плечо, но даже в этом ракурсе Анджела видела, как его губы изогнулись в дьявольской усмешке. – Если только вы не хотите, чтобы я повернулся.

– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали, – окончательно придя в себя, ответила она.

Изо всех сил, вытянув руку, Анджела подала ему полотенце; очень стараясь держать взгляд выше уровня талии. «Лучше бы просто закрыть глаза», – подумала она, продолжая с прилежностью ученицы запоминать постоянно меняющуюся картину. Филипп вытер волосы, спину и грудь, затем обернул полотенце вокруг талии. Наконец он повернулся, и Анджела заметила явные признаки возбуждения. Ее сердце забилось сильнее.

Выходя из ванны, он поморщился и негромко выругался – все-таки рана доставляла ему беспокойство. Затем он взглянул на нее и на несколько секунд застыл, словно забыв, что нужно делать дальше. Анджела тоже не могла пошевелиться. Она была уверена, что они оба думали об одном и том же. Видимо, те несколько шагов по комнате, которые он сделал с помощью Анджелы, тоже произвели на него сильное впечатление.

– Сейчас я должен это сделать сам, – наконец произнес он. Наступив на больную ногу, он поморщился. Взглянув в его темные глаза, Анджела сделала шаг назад. Легкая улыбка появилась у него на губах, он словно говорил: «Я вижу, что ты делаешь». Затем он с трудом сделал еще один шаг в ее направлении, она отступила еще на шаг.

Один шаг вперед для него означал один шаг назад для нее. Все это время его глаза были прикованы к ней, к ее главам. И хотя они не касались друг друга, у нее было ощущение, что его руки уже обнимают ее. Внезапно ей стало очень жарко, ее кожа, став необычайно чувствительной, вдруг начала ощущать каждую ворсинку грубой шерстяной ткани платья, которое ей немедленно захотелось сбросить, чтобы почувствовать прикосновение его рук.

Еще один шаг, еще один, пока Анджела не забыла о том, что ее окружает. Теперь она помнила только о нем. Неожиданно наткнувшись на кровать, она села на нее. Это вернуло ее к реальности: она сидит на кровати, рядом полуобнаженный мужчина, причем очень плохой мужчина, который приближается к ней. Самое опасное во всем этом было то, что она страстно желала его, хотя и надеялась, что в случае необходимости сможет сказать «нет». Но Анджела была не уверена в искренности своих намерений.

В тот момент, когда Филипп сделал очередной шаг к кровати, Анджела быстро встала; наткнувшись на Филиппа, она не смогла удержать равновесие. Пытаясь удержаться на ногах, она схватила Филиппа за плечо, и в результате они буквально рухнули на кровать.

Она лежала на спине, а на ней оказался потрясающе красивый, но такой порочный и такой опасный мужчина. Одна его рука была рядом с ее головой, вторая легла на ее талию. Внутренней поверхностью своих бедер Анджела чувствовала его возбуждение, и против ее воли волна горячего желания просто захлестнула ее. Она замерла. Она не осмеливалась произнести ни звука, так как боялась, что язык или тело предадут ее и вместо нужных правильных слов она скажет то, чего нельзя говорить ни в коем случае.

– Мне очень жаль, – прошептал Филипп. Его губы были у ее шеи, она ощущала его дыхание на своей коже. По телу побежали мурашки. Немного придя в себя, она приподняла голову, чтобы он мог убрать руку, Филипп так и сделал. Он приподнялся над ней, упираясь обеими руками в матрас, и Анджела уже больше не ощущала его на себе.

Но он еще не отодвинулся. Он смотрел ей в глаза, а потом перевел взгляд на ее губы. Анджела приоткрыла губы, собираясь сказать: «Не целуй меня, нам не следует этого делать, я не смогу остановить тебя». Но она этого не сказала.

Она положила руки ему на грудь, словно собираясь оттолкнуть его, но разве могла она справиться с ним. Закрыв глаза, она почувствовала, как он приблизился к ней, и почти смирилась с неизбежным. Его губы еще не коснулись ее, но они были так близко, что Анджела чувствовала его дыхание. И уже не в силах справиться с собой, она приподняла голову, приглашая его к поцелую.

«Всего один поцелуй», – шептал ей чей-то искушающий голос. Всего один поцелуй – это ложь, это иллюзия, это шаг за грань. Анджела знала, чем кончаются поцелуи… Но искушение было таким сильным.

Все клятвы в соблюдении обета непорочности, все дни, проведенные в размышлениях и молитвах, не могли стереть естественного желания любить и быть любимой, желания оказаться в мужских объятиях, потребности чувствовать нежные прикосновения, ласки, поцелуи. Чувствуя на себе мужское тело, ты словно сливаешься с ним в единое целое…

И тут Филипп застонал и перекатился на бок. Он даже не прикоснулся к ней, и туман в ее голове рассеялся. Анджела сразу же встала и быстро отвернулась, чтобы Филипп не увидел ее лица, которое, как она чувствовала, горело. Она перевела дыхание и, решившись, повернулась к нему, но тут же поняла, что поторопилась.

Он лежал на постели, закинув руки за голову. Его глаза были закрыты.

– Ты злостный нарушитель покоя, – сказал он, открывая глаза и поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее.

– Ты еще больший.

Она обошла кровать и подошла к прикроватному столику, на котором оставила постельное белье, мазь и другие средства для ухода за его ранами.

– Где моя одежда? – спросил он.

– Она должна быть на кровати, – ответила Анджела, убирая вещи со столика.

– Не могли бы вы закрыть дверь? – попросил он.

– Конечно, – ответила Анджела. Закрыв дверь, она, наконец, почувствовала себя в безопасности. Она подобрала юбки и, уже не пытаясь осторожничать, побежала по коридору, затем вниз по лестнице и, наконец, выбежала в прохладу вечернего сада.

Филипп наспех оделся и, с трудом подойдя к окну, увидел, как бежит Анджела. Похоже, им обоим нужен свежий воздух, чтобы охладить разгоряченную кожу и прочистить затуманенные нахлынувшей страстью головы. В этот момент ему страшно хотелось бренди и сигару. Как и большинство мужчин, Филипп часто прибегал к бренди, если необходимо было что-то серьезно обдумать… или отвлечься от дурацких мыслей.

«Перестань. Остановись».

Он перестал и остановился.

Раньше, если девушка серьезно просила его об этом, он всегда останавливался. Он никогда не был законченным негодяем. Но в действительности такое случалось редко. Как правило, женщины ему не отказывали. Но сегодня он впервые отказался сам. Он чувствовал, как она дрожит от желания. Она не отталкивала его. Но, тем не менее, он остановился. А был так близко, что почти почувствовал ее вкус.

Анджела, положив руки ему на грудь, закрыв глаза и приоткрыв губы, лежала под ним – нежная и податливая. Он едва не потерял голову. Это ощущение тоже было для него новым. Обычно требовалось чуть больше времени и нечто большее, чем один поцелуй, чтобы страсть полностью захватила его.

Она закрыла глаза, чтобы не смотреть на него. Ему вспомнились сплетни, ходившие о нем, что он может погубить женщину одним взглядом. И в тот момент в его ушах зазвучал голос аббатисы: «Я стала бы читать нотацию любому мужчине, который смотрит на Анджелу так, как вы».

Он не собирался «причинить ей вред» и совсем не хотел, чтобы она страдала… «вновь». Но он постоянно сталкивался с тем, что от него не ждали ничего хорошего. И расплата за подобную репутацию: «Мужчина, подобный вам». Как же отвратительно и несправедливо!

Ведь он остановился. Если бы он действительно был таким, каким его считают, Анджела сейчас не была бы там, на холоде, а была в его постели. Но если он не такой, то какой же он? И что же такого было в этой женщине, что заставляет его постоянно думать о ней?

Эта женщина околдовывала его, значит, она опасна. А сейчас, под начинающим моросить холодным дождем, она представляет опасность даже для самой себя.

Он высунулся из окна и позвал:

– Анджела!

Она подняла глаза.

– Идите в дом.

Она кивнула, встала и вошла в здание аббатства, но в этот вечер она уже не пришла к нему.

Глава 5

– Доброе утро, милорд.

Услышав странный незнакомый голос, Филипп открыл глаза и увидел юную девушку с ярко-рыжими волосами и карими глазами. Она показалась ему немного похожей на Эмилию Хайхарт. Теперь она Эмилия Кенсингтон. Когда-то, после того как их застали в двусмысленной ситуации, Филипп чуть не женился на этой бойкой девушке, но не сложилось. Чуть позже она вышла замуж за его брата-близнеца, и это к лучшему. Ей нужен был именно такой человек, как Девон.

– Вы кто? – спросил Филипп.

– Пенелопа. Я принесла вам завтрак.

– А где Анджела? – поинтересовался он.

Его первой мыслью было то, что она могла заболеть, проведя вчера так много времени на холоде под дождем. Это его очень обеспокоило. Вторая мысль была столь же неутешительна: она будет избегать его после того, что произошло вчера.

– Она в часовне, – ответила Пенелопа, подавая ему поднос. Филипп вспомнил эту девушку: она принесла ему дополнительную пару одеял. Она ему понравилась. – Что она там делает?

– Молится, милорд. Что же еще делать в часовне? – с серьезным видом ответила Пенелопа, но от него не ускользнула озорная искорка в ее глазах.

– И это правильно.

Он предполагал, что Анджела посчитает вчерашнее происшествие грехом, в котором необходимо каяться, и что теперь она молит Господа о прощении. Но ведь на самом деле по его воле или глупости, и, в конечном счете, к его большому разочарованию, между ними ничего не было.

– Что я могу еще для вас сделать? – мило улыбаясь, спросила Пенелопа. Она была гораздо любезнее Анджелы.

– Сказать мне, где находится часовня, – ответил он.

– Зачем вам?

– Может быть, мне тоже нужно помолиться. Пенелопа рассмеялась.

– Извините, милорд. Я просто…

– Вы поймали меня на лжи, – признался он улыбаясь. – Я просто хочу увидеть Анджелу.

– Она не избегает вас, не подумайте, – сказала Пенелопа, понизив голос. – Сегодня утром я не увидела ее на кухне, стала искать и нашла в часовне. Я не хотела ее беспокоить и решила принести вам завтрак.

– Вы очень внимательны.

– Спасибо, милорд.

– Сколько вам лет? – с любопытством спросил он.

– Девятнадцать.

– И вы монахиня? Приняли постриг и все такое? Вы не слишком молоды для этого?

– Если бы я не обещала посвятить жизнь Богу, меня бы отдали кому-нибудь в жены. И то и другое – обязательство на всю жизнь.

– Действительно. Но…

– Иногда, лорд Хантли, человек просто знает, что он должен делать. На самом деле я склонна считать, что человек всегда знает свой путь, а боль и невзгоды приходят из-за измены этому пути.

– Вы слишком молоды, чтобы изрекать такие мудрости.

– А вы уже достаточно прожили, чтобы знать такие вещи. Заканчивайте свой завтрак, и я провожу вас до часовни.

Пенелопа оставила Филиппа у двери в часовню. Прежде чем войти, он остановился на мгновение, глупо опасаясь, что святой огонь испепелит его, как только он переступит через порог. Впрочем, он боялся не за себя, он боялся за Анджелу, которая могла при этом пострадать.

Она стояла на коленях перед алтарем, как раз перед статуей Мадонны с младенцем. Свет зажженных перед статуей свечей играл в ее волосах, и они светились, словно золотые. Филипп некоторое время наблюдал за ней, пока желание оказаться рядом с ней не побороло разумный довод о том, что ее не следует беспокоить. И он начал долгий путь по проходу между скамьями. Раненая нога сильно болела, и время от времени, чтобы передохнуть, он вынужден был опираться на церковную скамью. Превозмогая боль и, не позволяя физическим мукам остановить его, Филипп опустился на колени рядом с Анджелой.

– И о чем же мы молимся? – наклонившись, прошептал он. Девушка обратила на него быстрый взгляд, выражающий искреннее удивление, и тут же снова опустила глаза.

– Мы молим о том, чтобы научиться контролировать и подавлять свои греховные желания, – ответила она, не поднимая глаз.

– А я молю не об этом, – сказал он. – И если уж быть до конца откровенным – совсем о противоположном.

– Именно поэтому я здесь, – прошептала Анджела, склоняя голову.

– Это из-за того, что произошло вчера? Ведь вы не сделали ничего дурного, вы только предотвратили мое падение.

– Но я хотела, чтобы что-то произошло, – призналась Анджела.

Как христианин, он не должен был испытывать такую радость при виде ее боли. И, наверное, если бы это касалось чего-либо другого, то Филипп остался бы, холоден. Но он хотел ее, и она сейчас искренне призналась ему в том же, так что теперь уже ничто не могло остановить грядущее… кроме ее чувства вины и мыслей о будущем монашестве.

– Я тоже этого хотел, – признался Филипп.

– Но вы остановились.

– Да, хотя это было очень трудно.

– Да нет. Просто дело в том, что вы – это вы.

Он поморщился при этих словах, и Анджела это заметила. На ее лице промелькнуло выражение, похожее на озабоченность.

Филиппу всегда было безразлично, что о нем говорят и о чем шепчутся в гостиных на светских раутах, обсуждая, чем он занимался в укромных уголках. Но теперь его почему-то раздражало почти все, что он делал в своей жизни до того, как попал в этот монастырь. В это мгновение он открыл для себя истину, показавшуюся ему чудовищно несправедливой: она меняет его, но сама не видит этого. Так зачем тогда все это?

– Вы – это вы, – повторила она и продолжила: – Вы не просто плохой и порочный человек, вы законченный негодяй. В такой момент вы смогли остановить себя, а я, готовящаяся стать Христовой невестой, не смогла. Неужели вы не понимаете, как это ужасно?

– Понимаю, – ответил Филипп после минутного колебания. – Вы хотите, чтобы я уехал.

– И да, и нет, – сказала Анджела.

Филипп чуть вздохнул и стиснул зубы. Женщины. Они никогда не могут принять решение. И просто сказать, чего они хотят на самом деле.

– Анджела, – подавив волнение, продолжил он, – но я не смогу делать то и другое одновременно.

– Я провела здесь шесть лет и думала, что излечилась от желания. Но теперь я знаю: дело в том, что до сих пор не было настоящего искушения. И вот появились вы… – сказала она и замолчала, а по ее губам скользнула горькая улыбка.

– Вы хотите, чтобы я остался, по-прежнему пытался соблазнить вас, но так, чтобы у вас хватило сил отказать мне? – с иронией спросил Филипп.

Анджела не ответила и лишь ниже опустила голову.

– Такое положение кажется мне не совсем справедливым, – продолжил он, – по крайней мере, для меня это будет пыткой.

Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, и поймал ее взгляд, в котором было столько нежности и желания, что ему тут же пришла в голову восхитительно-порочная идея.

– Как вы на днях заметили, мое членство в клубе, скорее всего уже закончилось. Поскольку мне нечем заняться и некуда идти, я останусь здесь и помогу вам в борьбе с вашими желаниями.

Эти слова заинтриговали ее. Она повернулась к Филиппу и посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.

– И что же вы собираетесь делать? – негромко спросила она.

Филипп наклонился к девушке так, что его щека коснулась ее лица.

– Я собираюсь соблазнить тебя, – прошептал он.

– Вы совершенно безнравственный тип, – так же шепотом ответила она.

«Скорее абсолютный глупец», – подумал Филипп. Запах этой монахини пьянил его, дыхание участилось, кровь, словно по приказу неведомой силы, отхлынула от головы и яростным потоком устремилась в другую часть тела. Еще секунда, и он взял бы свои слова обратно, но тут она заговорила:

– Ну, хорошо, я согласна. Но вам еще рано так много ходить. Вам следует вернуться в постель.

Филипп покорно опустил голову:

– Да, конечно. Но дайте мне еще минуту.

Поднявшись с колен, Анджела решительно обняла Филиппа за талию. Покорно приняв помощь, он обнял ее, положив руку чуть пониже груди. На мгновение у нее перехватило дух, но уже через секунду Анджела решительно выпрямилась. Филипп опустил руку, но тут же положил ее на бедро девушки.

– Вы негодяй.

– Я этого никогда не отрицал.

В таком истязающем полу объятии они пошли по проходу между скамьями, затем вышли из часовни и начали долгий путь к его комнате. Никто никогда не думал о том, чтобы украсить эти стены. Длинные кривые коридоры – стены и полы – были выложены грубо тесанным камнем. Небольшие оконца больше походили на бойницы и пропускали лишь узкие полоски света. Редкие свечи на старых настенных подсвечниках освещали, казалось, только себя.

– Я не чувствую, что меня соблазняют, – сказала Анджела.

Филипп не был уверен, что она рада этому факту. Можно было предположить, что девушка намекает ему, что он мог бы позволить себе некоторые вольности. Такой поворот событий устраивал его больше.

– Мы могли бы остановиться здесь, – сказал он, прислоняясь к стене в темном закутке коридора и привлекая ее к себе. Спустя секунду он ослабил хватку, позволяя ей уйти. Но Анджела осталась.

– И что же дальше? – шепотом спросила она, прильнув к нему. Прежде чем ответить, Филипп на мгновение прижался щекой к ее голове. Она слегка отстранилась, чтобы взглянуть на него. Он понимал: сейчас можно поцеловать ее. И впервые подумал о последствиях: она может возненавидеть его или сменить гнев на милость. Он не был уверен, что хочет этого, боялся рисковать.

– Ничего, – сказал он с дьявольской усмешкой. – У меня болит нога, и мне нужна минутка отдыха.

– Негодяй.

– Может быть, и нет, – сказал он, подняв бровь. Анджела лишь нахмурилась в ответ.

Минуту спустя они молча двинулись дальше, поднялись по короткой лестнице, потом опять прошли по длинному коридору, повернули налево, затем направо и вновь остановились перед очередным лестничным пролетом.

– Наверное, сейчас вы уже жалеете о том, что отправились за мной в часовню, – сказала Анджела.

Филипп оперся на нее чуть сильнее, глядя на лестницу и радуясь тому, что она рядом. Его заставила остановиться не вероятность возвращения физической боли, а то, что маленькое приключение заканчивалось, а впереди его ожидала пустота. Из-за своего проклятого ранения он снова отправится в постель, Анджела уйдет заниматься своими делами, а он останется один, и снова будет думать о том, как соблазнить Анджелу. Одно несколько смущало Филиппа: дело шло к тому, что, похоже, вскоре соблазнять будут его самого, ведь от такой девушки всего можно было ожидать.

– Мне нужно присесть, – сказал он, усаживаясь на ступеньку. Анджела стояла перед ним, по-крестьянски уперев руки в бока.

– Вам не следовало ходить так далеко.

– Оно того стоило.

Он поднял глаза. Его взгляд остановился на руках, которые лежали на ее бедрах. Он поднял глаза выше и остановился там, где платье облегало выпуклости груди. Как он заметил раньше, эта женщина вся состояла из плавных линий, которые присутствовали и в чертах ее лица: мягкие пухлые щечки, полные губы, загибающиеся ресницы, изогнутые брови.

Вдруг она забеспокоилась. Похоже, она волновалась за него. Филипп не мог припомнить, чтобы кто-нибудь хоть смотрел на него таким заботливым взглядом. «Наверное, со временем можно привыкнуть к тому, что кто-то о тебе постоянно заботится», – подумал Филипп. Эта мысль пугала. Пора было менять тему.

– Какое ужасное платье! – сказал он, надеясь, что она обидится или рассердится на него. Что угодно, только не этот взгляд, полный заботы и участия. Но она лишь улыбнулась.

– Я знаю, – сказала она. – Никак не могу привыкнуть к этой грубой ткани, до сих пор скучаю по шелку и атласу.

– Вы можете его снять, – предложил Филипп и, увидев, что все-таки вынудил ее нахмуриться, улыбнулся.

– Я так и сделаю, – ответила она, к его удивлению. – Когда вас не будет рядом.

– Это я должен вас соблазнять, а не наоборот.

– Я и не пытаюсь вас соблазнить, – запротестовала она.

– Но вы это делаете, Анджела, именно этим вы и занимаетесь.

Отдохнув, они дошли до его комнаты без происшествий. Вернувшись в свою постель, Филипп не смог удержаться от вздоха. Это был вздох облегчения, разочарования.

– А сейчас в чем дело? – спросила Анджела.

– Мне скучно, – сказал он. Сама эта комната навевала скуку. Даже взгляду здесь не за что было зацепиться: каменные стены и полы, кое-какая скучная мебель, вырезанное из дерева распятие в изголовье кровати и все. Из окна открывался вид на поля.

– Вы можете поспать, – предложила она.

– Я не устал.

– Может, вам принести книгу?

– А разве здесь есть какое-либо чтение, кроме Библии?

– Вам было бы полезно почитать Священное Писание.

– Несомненно, поэтому я предпочел бы что-нибудь другое.

– Я посмотрю, что можно найти, – сказала Анджела и, прежде чем выйти из комнаты, обернулась: – Что-нибудь еще?

– В общем-то да, – ответил Филипп, у которого появилась идея. – Мне нужна колода карт.

Анджела вернулась после ужина и принесла старые газеты – единственное чтение, которое ей удалось найти. Конечно же, она не смогла удержаться от того, чтобы не принести ему экземпляр Священного Писания. Где-то раздобыла она и колоду карт.

Он не проявил большого интереса к другим вещам, но когда он увидел карты, его глаза загорелись. Филипп тотчас достал их из коробки. Перетасовал, просеивая их через пальцы. Он улыбался и, вероятно, получал удовольствие оттого, что ощущал их в своих руках.

– Это всего лишь колода карт, – сказала она, зажигая еще несколько свечей в подсвечнике на прикроватном столике.

– Нет, это нечто большее, – ответил он, вытаскивая наугад одну карту. – Бубновый туз. С помощью этой карты я выиграл жеребца по кличке Князь у леди Уэксфорд, а затем я отправил его на скачки в Аскот и выиграл шесть тысяч фунтов, Боже, это было великолепное животное! Но потом я проиграл эту лошадь лорду Поммерою из-за четверки треф, – сказал Филипп, вытащив эту карту из колоды.

Филипп снова наугад достал карту из колоды. Анджела увидела, что это девятка червей.

– А вот из-за этой карты я проиграл охотничий домик в Шотландии.

– Вы проиграли дом?

– Он находился практически в Шотландии, – ответил Филипп, пожав плечами. – Зачем он французу, я не знаю. Но теперь он принадлежит ему, если только он его еще кому-нибудь не проиграл.

Он вытащил еще одну карту.

– Валет червей. Помог мне выиграть у лорда Винсента целый погреб вина и бренди, правда, источник давно иссяк. А ведь я мог выручить за него целое состояние.

– Но вы предпочли выпить его, – резко сказала Анджела.

– Мне помогли.

– Ну конечно.

– Двойка бубен, – сказал Филипп, невозмутимо вытаскивая следующую карту и кладя ее перед собой. – Если бы я не сплоховал, то вытащил бы именно эту карту и выиграл бы десять тысяч фунтов и яхту у виконта Олторпа.

– Но вы проиграли.

– О нет, я все равно выиграл. Но затем попался на этой карте, валете пик.

– Этот виконт стрелял в вас? Помнится, вы говорили, что этот шрам у вас остался после дуэли.

– Да, он вызвал меня на дуэль. Но выстрелил я в себя сам.

– Что вы сделали?

– Я был мертвецки пьян. Не спал. Лил дождь. Я споткнулся и упал на свой пистолет.

– О!

– Это стыдно, я понимаю. Как только я поправился, сразу сбежал в Париж. Это было не так уж плохо, ведь там тоже играют в карты. – Говоря об этом, Филипп продолжал тасовать колоду. – Но из-за бегства в Париж я лишился наследства. Нет, я не проиграл его, просто оно перешло к моему брату. Чтобы продолжать играть, мне пришлось занимать деньги, я увяз в долгах, но продолжал играть, пытаясь отыграться. А вот эта карта, – он достал из колоды двойку червей, – выручила меня. Я выиграл столько, что смог погасить все долги.

– Но вы не расплатились со своими кредиторами, и они погнались за вами, – догадалась Анджела.

– Да. Теперь мой долг погашен, но у меня нет ни пенни.

– В этих картах вся ваша жизнь, – сказала Анджела, глядя на кровать, на которой Филипп разложил колоду. Быстро собрав карты, Филипп снова начал тасовать колоду, причем делал это так ловко, что карты, казалось, летали в его руках.

– Как бы патетично это ни звучало, но, полагаю, это правда. Будем продолжать традицию?

– Что вы имеете в виду?

– Присядьте, – сказал Филипп, указывая рукой на кровать.

Она села.

– Мы будем играть.