Текст книги "Сладкое поражение"

– Но я не умею.

– Я вас научу. Играть легко – трудно выиграть.

Затем Филипп объяснил ей цель и правила самой легкой игры – блэкджек. Сначала они немного попрактиковались.

– Мы должны сделать ставки, – сказал Филипп, вновь тасуя карты перед игрой.

– Но у вас нет денег, – заметила Анджела. – Да и у меня тоже.

– Верно, – согласился Филипп. – Мы могли бы ставить на кон предметы своей одежды.

– Это абсолютно исключено.

– Да, думаю, это будет нечестно по отношению к вам. Ведь вы уже видели меня обнаженным.

– Дело не в этом, и вам это известно, – сказала Анджела, устраиваясь поудобнее. – Кроме того, играть на деньги – грех.

– Правда? – усмехнувшись, спросил он. – Грехов так много, что мне, похоже, за всем не уследить.

– Это грех, – твердо повторила Анджела.

– Но ведь исповедоваться не грех, верно? – спросил он. Она настороженно посмотрела на него, пытаясь понять, к чему он клонит.

– Если искренне исповедоваться и покаяться в своих грехах, то, конечно, можно заслужить прощение, – пришлось признать ей.

– А сделка или, скажем, деловая договоренность – не грех? – уточнил он.

– Нет, – честно ответила она.

– А что, если мы договоримся, что обменяемся признаниями в зависимости от того, кто выиграет или проиграет?

– Похоже, у вас талант к софистике.

– Это означает согласие? Соглашайтесь, Анджела. Филипп улыбнулся, и девушка не смогла сказать «нет».

– Хорошо. Тот, кто проиграет, должен сознаться в грехе или открыть секрет.

– А тот, кто выиграет, может задать вопрос, – добавил Филипп.

– Боюсь, что это будет нечестно – у вас больше опыта, чем у меня.

– Да, – ответил он, – но я невезучий.

С этими словами он последний раз перетасовал карты и раздал их. Анджела посмотрела на карты в своих руках и увидела тройку и четверку.

– Я возьму еще одну карту, – сказала она.

Он дал ей короля. Анджела решила не рисковать, для нее семнадцать было достаточно близко к двадцати одному.

– Открываем.

Филипп выложил восемнадцать. Он выиграл.

– А говорят, что новичкам везет, – проворчала она. – Какой у вас вопрос?

Прежде чем задать свой вопрос, он некоторое время смотрел на Анджелу, обдумывая, о чем же ее спросить. Эти несколько секунд молчания заставили ее понервничать, ведь он наверняка спросит ее о грехе, и Анджела не знала, как будет отвечать.

– Сколько вам лет? – И это все? – спросила она.

Он кивнул.

– Двадцать три.

– Вы совсем молоды, – заметил он и протянул ей карты. Они оба взяли по карте из колоды. На этот раз у него было девятнадцать, а у нее двадцать. Теперь она поняла, почему он задумался, прежде чем задать свой вопрос. Ей хотелось спросить о многом, и трудно было решить, какой вопрос задать первым. Кроме того, было множество довольно деликатных вопросов, но о том, что могло причинить ему боль, она не хотела спрашивать, ей совсем не хотелось, чтобы игра закончилась, едва начавшись.

– У вас есть возлюбленная?

– В настоящее время нет.

– И в Париже вы никого не оставили?

– Это уже второй вопрос. Но ответ будет «нет».

Он вновь протянул ей карты. На этот раз она проиграла. Филипп задал ей вопрос, который она ожидала:

– Кто это был?

– Лорд Лукас Фрост.

Впервые за шесть лет она произнесла это имя вслух. Она попробовала отыскать в себе следы сожаления, или тоски, или каких-либо других чувств, но ничего не почувствовала. Слегка прищурившись, Филипп попытался вспомнить, знает ли он его имя. Прядь темных волос упала ему на лоб, и ей вдруг захотелось отвести эту прядь, но она этого не сделала.

– Нет, я его не знаю, – наконец произнес он.

– А я жалею о том, что узнала его, – ответила она. Филипп вновь раздал карты. Анджеле не нужно было брать еще одну карту, а Филипп взял и проиграл.

– Вы когда-нибудь любили? – спросила она.

– Нет, – ответил он быстро и уверенно.

– В самом деле? – спросила она скептически. – Никогда?

– Анджела, разве я похож на мужчину, который может стать жертвой любви? Я эгоистичен и занят только своими интересами. Не раз женщины называли меня «бессердечным».

– Вы похожи на мужчину, который оставляет за собой шлейф из разбитых сердец. Но одно из этих сердец могло быть вашим.

– Однако такого не случилось, – ответил он откровенно.

– Пока, – добавила Анджела, принимая вновь розданные карты.

– Не стоит возлагать больших надежд, – сказал он, на этот раз пристально глядя ей в глаза. – Еще карту.

– Пожалуйста.

На этот раз проиграла она.

– Я думала, что удача не на вашей стороне, – проворчала она.

– Так оно и есть. Только, похоже, вам везет еще меньше, – сказал Филипп с улыбкой. – Раз уж мы заговорили о любви, вы любили его?

Конечно, не было необходимости уточнять, кого он имеет в виду.

– Теперь я в этом не уверена, – ответила она искренне. – Когда я вспоминаю о прошлом, самыми яркими для меня кажутся ужасные последствия. Но я, должно быть, любила его, если совсем потеряла голову. Должно быть, я слишком высоко летала, если упала так низко.

– Если бы это могло служить оправданием. Прощением. Люди часто используют любовь, чтобы оправдать глупые или легкомысленные поступки. Черт возьми, это единственное оправдание, которым я не пользовался.

– Возможно, это могло бы мне служить оправданием. Но я не могу сказать, что знаю наверняка. Знаю только, что когда он был рядом, весь мир казался ярче и интереснее. Все, что ему нужно было сделать, – это улыбнуться, и я забывала свое собственное имя. Он был таким… пьянящим. Когда он был рядом, мое сердце билось сильнее. Я его чувствовала на расстоянии. Я была так ослеплена чувствами, что мне даже не приходило в голову спросить о намерениях. Он заставлял меня чувствовать себя такой живой…

Замолчав, Анджела тут же устыдилась того, что так много сказала и не смогла вовремя остановиться.

– А каковы на самом деле были его намерения? – спросил Филипп.

– Вам придется выиграть еще одну игру, чтобы услышать ответ, – сказала Анджела.

И он действительно выиграл и вновь задал этот вопрос.

Она ответила:

– Он гостил по соседству. Он прожил там несколько месяцев и даже не удосужился упомянуть о том, что помолвлен. Друг, у которого он гостил, тоже не знал об этом. Их семьи договорились об этом, когда он был совсем юным, и этот факт был малоизвестен. Нарушить договоренность, по крайней мере, без серьезных последствий, он не мог. Но это не помешало ему начать ухаживать за мной и дать надежду на будущее. Значит, он любил меня не так сильно, если вообще любил.

– Возможно, любил, – сказал Филипп, – но люди нашего круга… Вы сказали, он лорд?

– Да. Виконт Фрост.

– Мужчин нашего круга воспитывают так, что имя, титул, поместье, родовое гнездо ценятся превыше всего. В нас это просто вбивается, иногда в буквальном смысле слова. Мы не принадлежим себе, мы просто следующие в очереди, чтобы продолжить традицию, и мы совершенно уверены, что последними в этой очереди лучше не становиться.

– Ваш отец бил вас?

– Нет, его все это мало волновало, – сказал Филипп таким тоном, словно и его это мало волнует.

Казалось, он был полностью сконцентрирован на очередной сдаче карт. На сей раз выиграла Анджела.

– Вы действительно погубили многих женщин? – спросила она. Еще не так давно Анджела верила всем слухам, ходившим о нем, но сейчас, когда она узнала его лучше, сомнения не оставляли ее. И все-таки она часто задавалась вопросом, где же правда, хотя сомневалась, хочет ли она все это знать. Но теперь она не могла не использовать такой шанс и не задать этот мучивший ее вопрос.

– Уточните, что вы понимаете под словом «погубили», – уклонился от ответа Филипп, и ее сердце слегка дрогнуло.

– Была ли их перспектива на замужество разрушена из-за связи с вами?

– Вы, в самом деле, хотите знать ответ на этот вопрос? – Его голос звучал предупреждающе тихо.

– Хочу. – Теперь она была совершенно в этом уверена.

– Да, в этом смысле я действительно погубил четырех женщин.

Не почувствовала ли она укол разочарования? Неужели она надеялась, что это лишь слухи?

– Почему вы не остановились после того, как погубили первую девушку?

Она задала вопрос вне очереди, но она уже задала его, и, к ее удивлению, он ответил:

– Честно? Потому что не было ничего, что могло бы остановить меня.

– А как же честь? Или хотя бы сострадание? – спросила она, потрясенная тем, что такие простые мысли не приходили ему в голову.

– Я же сказал, что я эгоистичный и, наверное, очень поверхностный человек. Я должен был унаследовать один из самых значимых титулов Англии. Противоречить и тем более противостоять мне никто не мог.

Скорее всего, он говорил правду, но она была не очень утешительной.

– Раздавайте карты, у меня есть еще вопрос, – холодно произнесла Анджела.

Он раздал карты, и у нее оказалось девятнадцать. Но Анджелу охватил азарт. Она хотела обязательно выиграть и получить ответ на свой вопрос. Решив, что ей обязательно повезет, она прикупила еще одну карту. С картинки на нее сурово смотрел король. Перебор. Она проиграла. Филипп открыл свои карты – восемнадцать. А ведь она могла бы выиграть.

– Почему вы еще не приняли постриг? – спросил он. Вопрос застиг ее врасплох.

– Я… не знаю, – пробормотала она, собирая карты, чтобы передать ему.

Их пальцы соприкоснулись, и она быстро отдернула руку.

– Уверен, что вы знаете, Анджела.

– Это серьезный шаг. Я хочу быть абсолютно уверена в правильности своего решения, – ответила она, складывая руки на коленях.

– Для того чтобы решиться стать женой, вам понадобилось всего несколько месяцев, а ведь это тоже обязательство на всю жизнь. А здесь вы уже провели несколько лет…

Анджела совершила ошибку, взглянув в его глаза. Они были такими темными и пронзительными, что казалось, он смотрит ей прямо в душу или в самое сердце. Этот взгляд лишил ее присутствия духа, и, не успев подумать, она выпалила:

– Потому что я хочу замуж. Хочу иметь мужа, детей, дом, – продолжала распаляться она, не в силах остановиться. – Я в этом уверена, и всегда была уверена. Я не хочу принимать постриг. Мне просто нужно время, чтобы смириться с судьбой.

Она закрыла рот рукой. Она вовсе не собиралась говорить такое. И уж тем более при ком-то. Это были ее тайные мысли, ее тайные желания. И они все время должны были оставаться тайными и невысказанными.

Почему она решила признаться во всем именно ему? Он наверняка будет считать ее дурочкой, которая намекает, что не прочь выйти за него замуж. Это, конечно, нелепость. Он был не из тех, кто женится, а она не может настолько заблуждаться, чтобы думать, будто он может измениться.

Филипп ничего не сказал. Он вновь раздал карты. На этот раз она была уверена, что он специально проиграл ей, поскольку, когда пришло время открывать карты, у него на руках оказались всего лишь двойка червей и двойка бубен, а у нее – валет и туз. Ровно двадцать одно очко.

– Почему вы остановились? Вчера, да и сегодня тоже, вы могли меня поцеловать, но не стали этого делать. Почему вы остановились? И не лгите мне, не говорите, что в вас проснулось сочувствие или какое-то другое благородное чувство.

– Вы никогда не пробовали воспринимать себя просто как девушку, которая однажды совершила ошибку? – непринужденно спросил он.

– Сейчас не моя очередь отвечать на вопрос, – сказала она, потому что это был совсем не тот вопрос, над которым ей хотелось размышлять.

Он пожал плечами, словно давал понять, что уже знает ответ и ему, в общем-то, безразлично, ответит она или нет.

– Ну, возможно, я устал подтверждать свою репутацию, – сказал он, откидываясь на подушки, – и оправдывать самые мрачные предчувствия окружающих. А может, я просто не знаю ответа на этот вопрос и не понимаю, почему остановился. Но я знаю, что вы не хотели, чтобы я остановился.

– Сейчас не моя очередь отвечать на вопрос, – пожала она плечами.

– Это был не вопрос, Анджела.

И тогда Филипп сел и наклонился вперед. Ее спина напряглась. Кончиками пальцев он осторожно взял ее за подбородок и легко потянул к себе.

И опять было все, как с Лукасом: пульс участился, голова закружилась. Но появились и новые ощущения: некая вибрация, пронесшаяся по ее телу, и накатывающаяся снизу теплая волна. Анджела закрыла глаза.

Лукас заставлял ее чувствовать себя «живой». Филипп заставлял ее чувствовать себя «бессмертной». Время, место и все остальное вообще переставало иметь хоть какое-то значение.

Его губы почти касались ее губ. Они были так близко, что она чувствовала, как они раскрываются. Но он опять не поцеловал ее.

Филипп наклонился чуть ближе, касаясь своей поросшей щетиной щекой ее лица. Она выгнула спину и откинула голову. Его губы легко скользнули по ее коже – по шее, потом ниже, к вырезу платья и обратно.

Он все еще не целовал ее. Но прошептал:

– Возможно, я остановился потому, что ты возненавидела бы меня, если бы я поцеловал тебя.

Она не ответила. Филипп нежно подхватил ее голову и вновь прошептал:

– Но я не знаю, может, было бы лучше, если бы ты меня ненавидела.

– Я уже ненавижу тебя, – тихо произнесла она.

– Если я тебя поцелую и мне удастся изменить твои чувства, то это может быть гораздо хуже.

– Да. – Анджела не была уверена, было ли это согласие или мольба.

– Или, – вновь прошептал Филипп, – все кончится тем, что ты возненавидишь себя.

– А разве тебе это не безразлично? – спросила она. Филипп не ответил, она лишь почувствовала, что он отстранился от нее. Анджела открыла глаза и все поняла.

– Тебе действительно небезразлично.

Он снова пожал плечами, как бы говоря: «Мне безразлично. Абсолютно безразлично».

«Лжец». Она нахмурилась. Но он этого не увидел, потому что отвел глаза, словно вдруг смутившись чего-то.

– Тебе действительно небезразлично, – повторила она. – Для тебя важно, что я могу подумать о тебе. И тебе небезразлично то, что ты можешь повлиять на мое отношение к самой себе. А ты сидишь тут весь вечер и рассказываешь мне, какой ты поверхностный, эгоистичный, ставящий превыше всего свои интересы, и вообще бесчувственный. И…

– Анджела… – тоном, призывающим ее замолчать, произнес он и чуть наклонился вперед.

– Ты лгун, – прошептала она. – Но тебе совершенно небезразлично.

Его лицо было в нескольких дюймах от нее.

– Мне совершенно безразлично, – сказал он. И тут он, наконец, поцеловал ее.

Глава 6

Филипп солгал. На самом деле ему было совсем небезразлично. Открытие этого нового для него чувства – тревоги и переживания – было настолько пугающим, что он не мог припомнить, чтобы когда-либо в своей жизни был так напуган. Такого страха он не испытывал даже когда ожидал выстрела, неподвижно сидя в седле.

Он переживал, и она это знала.

Инстинкт подсказывал ему бежать. Но с его ранениями это был не лучший выход.

Вместо этого он поцеловал ее. Только поцелуй мог заставить ее замолчать, перестать облекать в слова правду, которую он не хотел знать. Поцелуй должен был положить конец его страху и его мыслям. Филипп не хотел думать, не хотел бояться и не хотел переживать.

Итак, он поцеловал ее, надеясь, что она возненавидит его, и его переживания уже не будут иметь никакого значения.

Филиппа никогда не ударяла молния, и он мог лишь представить, что при этом испытываешь. В ту секунду, как их губы встретились, он почувствовал горячий, острый, жалящий удар, за которым последовали теплая волна и ощущение вибрации каждой клеточки его тела. «Воспламенение» – это было самое подходящее слово для описания того, что он почувствовал внутри себя. Это было пламя – такое жаркое, неудержимое, что не оставалось ничего другого, кроме как позволить ему гореть.

И все же он попытался контролировать ситуацию. Он боролся с собой, чтобы не поглотить ее полностью, хотя ему так хотелось этого.

Их губы раскрылись. Он скользнул внутрь, она сделала то же самое. Ощущать ее вкус, быть внутри ее – все равно, что сыпать порох в сжигающий его огонь. Ослепляющий, оглушающий взрыв. Поцелуй становился все глубже. Филипп покорился. Он погиб. Но если ему суждено заживо сгореть, он утянет ее с собой.

Она не сопротивлялась. Ни в малейшей степени. Ему нужна была опора, и он обхватил ладонями лицо девушки. Боже, как нежна была ее кожа! Ему нужен был якорь, потому что он начал чувствовать себя потерянным и словно безвольно плыл по течению, но, Боже, она должна была плыть вместе с ним. Анджела положила руку ему на грудь, чуть повыше гулко стучащего сердца. Ее рука скользнула выше и замерла на его затылке. Несмелым движением она привлекла его к себе. Еще один взрыв. А потом забвение. Сладкое, чистое, полное забвение. Абсолютно никаких мыслей. Не было ни прошлого, ни будущего, одно лишь блаженство настоящего.

Возможно, прошел час или одна минута, этого Филипп не знал. Похоже, что это было недолго.

Анджела прошептала его имя, прошептала еще раз. Ему понадобилась секунда, возможно, даже несколько, чтобы осознать, что она произносит его имя.

Он неохотно отстранился.

– Мы… я… – запинаясь, произнесла она, затем оставила попытку выразить словами свои чувства и, просто широко распахнув свои замечательные глаза, с удивлением посмотрела на него. Но и Филипп не мог найти подходящих слов. Поэтому он лишь кивнул, что означало: «Да, я тоже не могу говорить, потому что думаю лишь о том, как вновь поцеловать тебя».

Он наклонился к ней, чтобы снова целовать эти мягкие сладкие губы, но Анджела остановила его, коснувшись губ Филиппа кончиком пальца.

– Мне нужно идти, – прошептала она. – Я должна идти, – повторила она, вставая. Карты, лежавшие у нее на коленях, упали на пол. – Я больше не могу оставаться.

Она поспешно вышла из комнаты, не сказав больше ни слова, и Филипп задул свечу, горевшую на столике рядом с кроватью, и откинулся на спинку кровати.

Филипп закрыл глаза, и его единственной мыслью было: «Она возненавидит меня утром из-за этого поцелуя». Он не мог заставить себя жалеть о случившемся, но не думать об этом нельзя… А если бы он подождал чуть дольше? А если бы он никогда не коснулся своими губами ее губ?

Но почему его это так волнует? Почему именно здесь и почему именно она?

Филипп открыл глаза, но было так темно, что можно было и не открывать их. Он ничего не видел, но продолжал лежать на спине с открытыми глазами, уставясь в потолок.

Филипп никогда так не целовался. И этот поцелуй заставил его вспомнить об Эсме. Никто не знал ее фамилии, да это было и не важно. Ей достаточно было имени – Эсме. Она жила в Париже и слыла лучшей куртизанкой на континенте.

Филипп услышал о ней вскоре после того, как приехал в Париж. Он увидел ее через три недели после приезда в этот город. Прошло три месяца, прежде чем она согласилась стать его любовницей.

– Меня не интересует примитивное занятие любовью, – заявила она после того, как они вошли в ее спальню.

Она прилегла на свою большую кровать с пуховой периной, одетая в какие-то кружева и шелка, которые, как казалось, так легко было снять. Эсме приглашающе взмахнула рукой – Филиппа не надо было долго уговаривать. Она говорила с таким смешанным акцентом, что невозможно было определить ее происхождение. Но в тот момент Филиппа мало волновало ее прошлое. Он собирался заняться любовью с лучшей куртизанкой на континенте.

– Ты согласен? – спросила она.

– Конечно, как скажешь, – ответил он.

Филипп знал, что согласиться со всем, что скажет женщина, – лучший способ пробраться к ней в постель.

– Именно, – ответила она с гордой улыбкой на накрашенных губах. – Некоторые мужчины не прислушиваются к тому, что говорит женщина, и это плохо. Иногда женщина «говорит без слов». Но ты должен учиться слушать и давать ей то, чего она хочет. И тогда, Филипп, она даст тебе то, чего хочешь ты.

Он не понял сначала, как это способствует любовным играм. Но она была легендарной личностью, поэтому он решил, что она знает, о чем говорит, хотя ему уже не терпелось перейти от слов к делу.

– Чего же ты хочешь? – спросил он, забыв добавить в свой голос соблазнительную хрипотцу.

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Он поцеловал ее. Через секунду она остановила его.

– Нет. Увидев мужчину, женщина уже через секунду понимает, хотела бы она иметь его своим любовником. Однако поцелуй может изменить ее мнение. Твой поцелуй слишком тороплив, слишком энергичен.

– Это всего лишь поцелуй.

– Нет, это нечто большее. Ты целуешь, чтобы доминировать, чтобы подчинить, чтобы устранить препятствие на своем пути. Я не закрытая дверь, в которую ты должен вломиться, я ключ, который откроет эту дверь. Поцелуй должен быть уговором с помощью лести, убеждением, соблазнением женщины. С каждым поцелуем, с каждым прикосновением ты должен представлять себе, что, кроме этой женщины, нет никого на всем белом свете. А теперь поцелуй меня еще раз.

Он поцеловал ее. Той ночью Эсме научила его целоваться. Ночь за ночью в течение недели она учила его и многим другим вещам. Она, несомненно, оправдывала свою репутацию самой умелой куртизанки Европы. Но все уроки Эсме не смогли подготовить его к тому, что только что произошло с ним. И поцелуй Эсме не мог сравниться с поцелуем Анджелы.

И теперь ему казалось, что сравнение этих поцелуев было подобно сравнению Сикстинской капеллы с рисунком, сделанным прутиком на грязном песке.

Но Анджела прервала поцелуй, она остановилась и убежала.

Что он сделал не так? Он не мог думать ни о чем во время поцелуя и, возможно, забыл о тех вещах, которым его учила Эсме. А может, Анджеле стало неприятно? Бог его знает, что нужно женщинам, когда их целуют. Но ведь он должен был напомнить ей, от чего она отказывается, выбирая монашескую жизнь.

Анджела сидела на первой скамье часовни, глядя на статую Мадонны с младенцем, но сегодня она не рисовала. Ее альбом, лежащий на коленях, был открыт, карандаш лежал без пользы, а она смотрела на рисунок, который начала недавно.

Это был черновой набросок, сделанный смелыми, быстрыми штрихами, – Филипп в ванне. Абрисом она обозначила его широкие плечи и спину. Чуть подробнее был прорисован профиль (теперь она уже хорошо знала его искривленный нос). Волосы гладко зачесаны назад. На губах играет легкая улыбка. Ей каким-то непостижимым образом удалось изобразить его порочным и соблазнительным одновременно.

А возможно, ей просто удалось показать его таким, каким он был на самом деле.

– Вот ты где, – раздался голос. Захлопнув альбом, Анджела повернулась и увидела Хелену.

– Там же, где всегда, – ответила Анджела.

Хелена села на скамью.

– Иногда я спрашиваю себя, сколько же времени мы проводим в этой часовне, – сказала Анджела. – Мы заперты в четырех стенах, тогда как снаружи – целый мир.

– И, тем не менее, это нам не надоедает, – добавила Хелена.

– Ты скучаешь по своей прежней жизни?

– По жизни солдатской жены? На самом деле нет. Правда, иногда я скучаю по Джону, хотя он оставил меня.

Джон был мужем Хелены, он погиб во время войны на континенте. Она говорила о нем очень редко, а когда такое случалось, Анджела толком не знала, как реагировать. Поэтому она просто положила свою руку на руку Хелены и помолчала.

– Должна признаться, – начала Хелена, – что с появлением лорда Инвалида здесь действительно стало все по-другому. Теперь здесь есть мужчина.

Анджела засмеялась, и звук эхом отозвался в комнате. – Да.

– Он по-прежнему такой же противный?

– Нет, – ответила она, опустив голову, чтобы Хелена не заметила ее улыбки.

– Будь осторожна, Анджела. В конце концов, мужчины всегда причиняют нам страдания. Но ты уже знаешь это.

Анджела действительно знала это. Но в данный момент, когда поцелуй Филиппа все еще горел на ее губах, удовольствие, которое мужчина может доставить женщине, было гораздо более важным, живым и реальным, чем какое-то туманное представление о возможных страданиях.