Текст книги "Сладкое поражение"

Глава 12

Мир за стенами монастыря показался Анджеле совсем чужим. Многое изменилось с тех пор, как она ждала на постоялом дворе почтовый дилижанс, потом несколько часов тряслась по пыльной дороге в компании совершенно чужих людей. С тех пор прошло шесть лет. Ее репутация была погублена. Сердце разбито.

Спустя несколько часов после того, как Анджела покинула стены монастыря, первое любопытство было удовлетворено, и она заскучала. В почтовом дилижансе всего, вместе с ней, ехали шесть пассажиров: семья, состоящая из родителей с двумя дочерьми, и сидевший напротив джентльмен. Отец семейства спал, мать что-то вышивала, а дочери читали романы. От нечего делать она сосредоточила свой взгляд на мужчине. У него были черные волосы с сединой на висках. Черты лица были грубоватыми, и выглядел он уставшим. Его одежда определенно была сшита у хорошего портного. И во время последней остановки на постоялом дворе она слышала, как он что-то говорил о своем собственном экипаже и о том, что ему нужно срочно попасть в Лондон. Изредка их взгляды встречались, но в основном он был занят чтением газеты.

Скучая в трясущемся экипаже, она не переставала думать о Филиппе, вспоминать его глаза, его предложение: «Выходи за меня, Анджела!», и то, как она вынудила его произнести эти слова дважды, потому что не могла поверить в такое счастье. Ей показалось, что в первый раз она просто ослышалась. И от этих мыслей сердце начинало ныть, и слезы наворачивались на глаза. Но не станет же она плакать в почтовом дилижансе, в окружении незнакомых людей. Она больше не хотела думать о Филиппе. Она должна его забыть. «И сделать это нужно прямо сейчас», – сказала она себе.

Чего ей действительно хотелось, так это нарисовать портрет человека, сидевшего напротив. Она открыла дорожную сумку, в которой лежали запасное платье, рубашка, рекомендательное письмо, деньги, которые смогла ей выделить настоятельница, альбом и карандаши. Она быстро пролистала страницы со старыми рисунками, не позволяя себе взглянуть на них, и начала рисовать. Сначала она сделала набросок его лица: переносицу, глаза, волосы. Нижняя часть лица была скрыта газетой. Анджела продолжала рисовать даже тогда, когда они выехали на очень ухабистый участок дороги. В результате сильного толчка сестры повалились друг на друга, кто-то выругался, кто-то ударился головой, а альбом Анджелы, взлетев, упал на колени мужчины, которого она рисовала. Взяв его, он, не спросив разрешения, начал рассматривать рисунки.

– Извините, сэр, – сказала она. Он никак не среагировал.

– Я хотела бы, чтобы мне вернули мою собственность, сэр, – сказала она нарочно громко. Все пассажиры насторожились.

– Это рисовали вы? – спросил он.

– Ну конечно, – резко ответила она.

– Очень неплохо.

– Если это комплимент, то должна вас поблагодарить, – заметила Анджела. Она знала, что ее рисунки действительно хороши, но ее благодарность прозвучала с некоторой долей иронии, поскольку она не давала разрешения смотреть свой альбом.

Теперь уже мужчина довольно бесцеремонно разглядывал ее с головы до пят. И вдруг Анджеле стало стыдно за свое старое, поношенное серое платье и за маленькую дорожную сумку, в которой умещались все ее пожитки. Невозможно было представить себе, о чем мог подумать этот джентльмен.

– Я нанимаю вас, – неожиданно произнес он хрипловатым голосом.

– Простите, но я не товар на продажу!

Он рассмеялся. Его смех был низким и раскатистым.

– В качестве рисовальщика, мисс. Мне нужен иллюстратор, и я думаю, что вы мне подойдете.

Сначала она испытала облегчение, что он не принял ее за проститутку. А затем она просто потеряла дар речи.

– Найджел Хейвен, издатель лондонского еженедельника «Лондон уикли», – представился он и протянул ей руку.

Она пожала ее, но не представилась. Она не знала, что это за издание, ей совсем не хотелось стать сотрудницей какой-нибудь непотребной газетенки.

– Возьмите мой адрес. Зайдите в редакцию, и мы обсудим условия вашей работы.

– Я пока не дала согласия, – сказала она.

Вообще женщины ее круга, как правило, не работают. И, тем более в каких-нибудь сомнительных изданиях. Хотя ее положение было в такой степени неопределенным, что если ее не примет тетушка, она согласится рисовать что угодно и, для кого угодно, лишь бы это давало возможность выживать, иметь еду и крышу над головой. Анджела взяла адрес.

– Отлично, мисс, отлично.

Он вернул ей альбом, затем вновь погрузился в чтение газеты и уже до самого Лондона не обращал на нее никакого внимания.

Совсем скоро Анджела стояла в холле особняка леди Палмерстон, ожидая, пока ее примет тетушка. Но захочет ли тетушка ее видеть? Анджела очень надеялась быть приглашенной хотя бы на чашку чаю, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок. У нее с самого утра маковой росинки во рту не было.

Она пыталась представить, что будет делать, если вдруг тетушки нет дома. Наконец дворецкий, мужчина неопределенного возраста с каменным лицом, жестом пригласил ее следовать за ним.

Гостиная подавляла своим великолепием. Правда, создавалось впечатление, что в комнате всего слишком много. Стены были оклеены светло-зелеными обоями, рисунок которых Анджела не могла различить, потому что в основном они были закрыты картинами в богатых резных рамах. Над камином висел большой портрет мужчины – очевидно, это был ее покойный дядя, лорд Палмерстон. Анджела сразу уловила явное сходство с ее матерью, его сестрой: темные волосы и почти черные глаза. Анджела больше походила на своего отца и сейчас немного пожалела об этом.

Тетушка все не появлялась, и Анджела продолжала рассматривать гостиную. У дальней стены стоял стол, уставленный множеством хрупких статуэток. В центре расположились два диванчика, обитые темно-зеленой парчовой тканью. Между ними – столик с чайным подносом. Возле камина – кресло с обивкой в тон диванчикам. Рядом – еще один столик, заваленный газетами. Два высоких двустворчатых окна выходили на улицу.

И вот, наконец, вошла ее тетушка, леди Палмерстон. Ей, вероятно, было за сорок, но лишь мудрые глаза и манера держаться выдавали ее возраст. Черты лица резковатые, но не мужеподобные. Светлые волосы подобраны назад и уложены в довольно замысловатую прическу. Она была в ярко-малиновом платье, незатейливый покрой которого, очевидно, соответствовал самой последней моде. Золотая брошь с рубином и тонкая золотая цепочка удачно дополняли ее изысканный наряд.

Анджеле ее родственница показалась восхитительной. Она выглядела так элегантно и держалась с таким достоинством, что Анджеле очень захотелось стать похожей на нее. Но в тот момент она с особой остротой осознала, насколько сер и непригляден ее собственный вид.

– Анджела Салливан, – произнесла леди Палмерстон, словно констатируя для себя этот факт. – Я ждала тебя. Присаживайся и выпей чаю.

Она указала на поднос. Анджела села и с радостью налила себе чашку, гадая, что же этой женщине о ней известно.

– Наверное, вам написала леди Бэмфорд. У меня в саквояже еще есть рекомендательное письмо от нее.

– Нет, я ожидала твоего появления у себя… – Леди Палмерстон немного помолчала и добавила: – Вот уже шесть лет.

– Простите?

Почему она ждала ее эти шесть лет? Ведь шесть лет назад ее репутация была погублена.

– Твоя мать писала мне о том, что произошло с тобой. Так, значит, ты предпочла жизнь в монастыре? Интересный выбор.

– Тогда я не думала, что у меня есть выбор, – пояснила Анджела.

– Тем не менее, в конце концов, ты образумилась.

– Это с какой стороны посмотреть. Возможно, напротив, потеряла остатки здравого смысла.

– Ха! Такое со всеми иногда случается. – Она улыбнулась, в ее глазах мелькнула легкая тень грусти, но потом ее лицо опять стало серьезным. – Ты, конечно же, останешься здесь.

– Мне не хотелось бы причинять неудобства…

– Чепуха. У меня достаточно большой дом, а тебе, как я понимаю, идти больше некуда.

– Но расходы…

– О таких вещах в приличном обществе не говорят, – решительно прервала ее тетя. – Даже не думай об этом.

– Извините, но я так долго жила в монастыре, что совершенно отвыкла от мирской жизни.

– Да, похоже, – согласилась леди Палмерстон, оглядывая ее простенькое серое платьице. – Поход к модистке совершенно необходим. В таком наряде я не могу представить тебя свету.

– Я не могу выходить в свет.

– Интересно почему?

– Моя репутация погублена. Вы об этом знаете.

– Прошло шесть лет. Это практически целая жизнь. Ты даже не имеешь представления, какие серьезные скандалы происходили за это время. Уверяю тебя, никто даже не вспомнит.

– Но вы же вспомнили.

– Бог наградил меня превосходной памятью, какой мало кто может похвастаться в моем кругу. Первое, что мы сделаем, – купим тебе новые наряды. И, пожалуйста, не воспринимай это как благотворительность. Просто я не могу видеть то убожество, которое на тебе сейчас, и обязана позаботиться о твоем внешнем виде. А потом мы начнем выходить в свет и найдем тебе мужа.

– Леди Палмерстон, я не хочу искать мужа. Я поставила крест на мужчинах.

– Несчастная любовь, не так ли?

– Как вы догадались? – спросила Анджела, буквально поперхнувшись глотком чая.

– Так говорят практически все, оставшись с разбитым сердцем. Время от времени это случается с каждой из нас. Но не стоит бояться, эта болезнь не смертельна.

– Вы меня утешили, – сухо произнесла Анджела. – Мне совсем не хотелось бы скончаться прямо здесь, в вашей гостиной.

– Мне бы тоже этого не хотелось. Слишком много хлопот. Леди Палмерстон сделала еще глоток. Анджелу вновь заинтересовал стол, на котором в беспорядке лежали газеты. Она обратила внимание на название одной из них.

– Это номер «Лондон уикли»?

– Конечно. Это Библия светского общества.

– Значит, у этого издания вполне приличная репутация?

– Абсолютно. Это самая модная, самая читаемая газета в Лондоне. Советую тебе полистать ее, если хочешь иметь представление о светской жизни Лондона.

– Вообще-то мне предложили работу в этой газете в качестве иллюстратора.

– В самом деле? – Леди Палмерстон со звоном поставила чашку на блюдце.

Анджела рассказала о встрече в экипаже днем. Леди Палмерстон громко рассмеялась.

– Мы отправимся туда с визитом, как только у тебя будет приличный вид. Подумать только! Моя племянница будет иллюстрировать «Лондон уикли»! Ты знаешь, это мое любимое издание. Да, ты должна остаться у меня, и я тебе помогу – в одной из комнат мы устроим рабочий кабинет.

– Спасибо, леди Палмерстон, – только и смогла вымолвить Анджела. Рабочий кабинет! Об этом она даже и мечтать не могла.

– Называй меня Дорой. И ты должна показать мне свои рисунки.

Анджела незамедлительно выполнила просьбу тетушки, она была ей так благодарна за доброе отношение. Есть где остановиться, наряды, рабочий кабинет! Она ни на секунду не задумалась о том, что подумает о ее рисунках тетушка, но напрасно. Когда леди Палмерстон открыла наугад одну из страниц, ее глаза широко раскрылись, а брови взлетели на недосягаемую высоту.

Анджела заглянула на страницу, которая так заинтересовала тетю, и прикусила губу. На рисунке красовался почти обнаженный Филипп.

– О нет, ты ведь не могла… – пробормотала леди Палмерстон.

Она определенно узнала Филиппа. Она прищурилась и поднесла изображение ближе к глазам, Анджела видела, что она внимательно рассматривает все детали – мускулы на груди, руки. Ох уж эти руки!

– Именно так, – ответила Анджела с вздохом. Отпираться было бесполезно. Это не смог бы сделать даже самый талантливый актер на свете.

– Но как? Когда? Где?

– Он был ранен, и его принесли к нам в монастырь. Мне поручили ухаживать за ним. Думаю, я слишком добросовестно выполняла свою задачу.

– Мне очень жаль. Но позволь мне кое-что уточнить. Филипп Кенсингтон? В монастыре?

– Да. – Несмотря на свои переживания, даже Анджела не смогла удержаться от улыбки.

Губы леди Палмерстон скривились. Потом ее глаза увлажнились. Затем она расхохоталась. Прошла целая минута – Анджела отметила это по часам на каминной полке, – прежде чем леди Палмерстон успокоилась.

– Странно, что этот монастырь не сгорел дотла. Он уцелел? Ведь не в этом причина твоего отъезда?

– Вообще-то крыша часовни и в самом деле загорелась, когда в нее ударила молния, – ответила Анджела с вымученной улыбкой.

– М-да, – проговорила леди Палмерстон и хихикнула. – На самом деле это не смешно. Ирония судьбы.

– Полагаю, что да. Правда, он помогал ремонтировать крышу.

– Он… что?

– Он работал вместе с деревенскими жителями, делал новую крышу. Ему нужно было заработать денег, чтобы добраться до Лондона.

– Филипп Кенсингтон работал?

– Да, но ваша реакция мне понятна, – грустно сказала Анджела. – Он сильно изменился.

– Или адское пламя превратилось в лед, или ты обладаешь какой-то магической силой. Наверное, благодаря твоему влиянию этот человек смог поднять что-то, кроме бокала бренди.

– Ну, в монастыре бренди вообще не водится. Я могла бы польстить себе и сказать, что это так. Но это не имеет никакого значения, потому что моего влияния оказалось недостаточно. Он уехал – неожиданно, даже не попрощавшись.

Голос у Анджелы дрожал. Вновь ей чего-то не хватило – не важно чего, – чтобы удержать мужчину.

– Моя милая девочка, он оставляет всех.

– Я знаю, – прошептала она, хотя в какой-то момент ей показалось, что она в его жизни играла особую роль.

– Но ты же не влюбилась в него? – с надеждой спросила леди Палмерстон, глядя ей прямо в глаза.

– Наверное, влюбилась, – призналась Анджела с вздохом.

– Я говорила, что все мы иногда теряем голову. Но как ты умудрилась влюбиться в отъявленного негодяя? Я и слышать об этом не хочу. Кто-нибудь знает о ваших отношениях?

– Только монахини в аббатстве.

– Хорошо. Никому не рассказывай. Даже один разговор с ним может скомпрометировать девушку.

– Он говорил то же самое.

– Ты не беременна?

– Нет.

– Хорошо, а то это помешало бы нашим планам. Я должна предупредить тебя, что моя племянница Эмилия замужем за Девоном, братом-близнецом Филиппа. Сходство поразительное. Даже отец с трудом различал их.

– Я их не перепутаю. Могу я вас попросить не рассказывать им о моих отношениях с Филиппом? Я начинаю новую жизнь, и мне совсем не хочется, чтобы прошлое мешало мне, – сказала Анджела.

– Ну конечно. Я сохраню твою тайну. Мы скажем, что все это время ты была дома в деревне. – И леди Палмерстон вернулась к альбому, просматривая наброски и хваля их.

А с ним, что тебя связывает? – спросила она, указывая на изображение Лукаса.

– Это человек, который погубил меня. В первый раз.

– Виконт Лукас Фрост. Его жена недавно умерла при родах.

Известие поразило Анджелу, но она попыталась взять себя в руки. Лукас женился, потому что был обязан, и не важно, какие чувства он испытывал к ней. Прислушавшись к себе, Анджела поняла, что его теперешняя жизнь не волнует ее. Она лишь почувствовала естественную печаль, которую испытала бы при известии о смерти любого человека.

Но она не могла игнорировать тот факт, что теперь Лукас вдовец, а значит, свободен – так же как она.

Леди Палмерстон продолжала листать альбом, когда вдруг ее взгляд наткнулся на рисунок, изображающий джентльмена из дилижанса.

– Кто это? – резко спросила Дора.

– Это Найджел Хейвен. Мой попутчик. Мы вместе добирались до Лондона.

– Найджел Хейвен, – медленно повторила леди Палмерстон, словно узнала огромную тайну. – Издатель «Лондон уикли». Как забавно, – задумчиво проговорила она.

– Что ж в этом забавного?

– Ничего, оставим это. Гроувз проводит тебя в твою комнату. Позвони, если тебе что-то понадобится. Ужин подадут в восемь.

– Леди Палмерстон…

– Дора.

– Дора, я не знаю, как мне вас благодарить. Обещаю, что не доставлю много хлопот и…

– Милая девочка. Я очень рада, что ты здесь. Я ждала тебя и знала, что однажды ты постучишься в мою дверь. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Два дня назад Анджела потеряла жениха. Но теперь она обрела очаровательную и остроумную тетушку, прекрасные условия для жизни и работу. Если бы она знала, что ее ждет в Лондоне, она бы покинула аббатство гораздо раньше. До встречи с Филиппом в ее душе была пустота, которую он почти смог заполнить. Жалела ли она о том, что встретила его? О том, что полюбила? Ведь она полюбила его. Но она любила и Лукаса, а когда потеряла его, смогла встретить новую любовь.

Глава 13

Кливден, Бакингемшир

Филиппу хотелось убить Пьера и Франсуа. Причем сделать это медленно, мучительно для них. Долгие часы он провел с ними в экипаже, обдумывая разные способы их уничтожения.

Они увезли его от Анджелы. Большего оскорбления он и представить себе не мог. К сожалению, он так и не мог придумать, что может спасти его от наказания за убийство, причем двойное. Ясно, что в этом случае его безжизненное тело будет раскачиваться на виселице. Именно это и останавливало его от крайних мер.

Они были отвратительны, беспрестанно спорили о чем-то по-французски, размахивали оружием, словно это были обычные палки, а не заряженные пистолеты. Теперь он мог понять старых матрон, жалующихся на измотанные нервы.

Он не мог дождаться прибытия в Кливден. Но его одолевали большие сомнения. Он не знал, застанет ли Девона дома. Соизволит ли Девон принять его? Захочет ли одолжить, ему денег? До встречи с Анджелой он предпочел бы скорее умереть, чем попросить у брата денег. Но теперь все изменилось. Филипп стал другим. Он надеялся, что Девон не заставит его унижаться, ведь ему непросто переступать через собственную гордость. Но ради Анджелы он готов на все. Он молил Бога о том, чтобы Анджела дождалась и простила его.

И вот наконец-то ветхий арендованный экипаж покатился по длинной подъездной дорожке, проходящей через дубовую аллею. Показался дом, увидев который даже его попутчики замолкли. Кливденский особняк производил потрясающее впечатление. А ведь он чуть не стал его собственностью.

– Оставайтесь в экипаже. Я скоро вернусь, – не терпящим возражений тоном сказал Филипп.

– С деньгами, – добавил Пьер, хотя напоминать об этом не было никакой необходимости.

– Конечно, – раздраженно буркнул Филипп.

– Думаю, нам следовало бы пойти с тобой, – проворчал Франсуа.

– Если вы оскверните этот дом своей грязью и вонью, то слуги, а их здесь около пятидесяти, отделают вас так, что останется только выбросить ваши мерзкие останки на ближайшую помойку.

– Мы будем ждать в экипаже, – сказал Пьер. – Но если через час ты не вернешься, мы войдем в дом.

Зло кивнув, Филипп захлопнул дверцу экипажа и пошел к дому.

И как раз в тот момент, когда он собирался дернуть за витой шнур дверного колокольца, Марксмит, семейный дворецкий, открыл дверь.

– Лорд Филипп, – произнес он нараспев. Навряд ли старик был ему рад. Но по его невозмутимому, как всегда, лицу нельзя было понять, что он думает по поводу возвращения блудного сына.

– Мой брат дома?

– Одну минуту, сэр, я узнаю.

Филипп, ожидая в холле, увидел, как Марксмит вошел в библиотеку. Минуту спустя дворецкий вышел и с поклоном распахнул дверь. Странно, когда в доме, где прошло твое детство, и хозяином которого ты рассчитывал стать, с тобой обращаются как с гостем. Но сейчас было неподходящее время для размышлений на эту тему.

– Здравствуй, Филипп, – довольно сухо произнес Девон, вставая из-за большого стола из красного дерева. Он не мог, да и не пытался скрыть изумления по поводу появления своего брата. Девон выглядел как более ухоженная, более благородная версия Филиппа, поскольку Филипп не брился уже несколько дней, да и одежда никак не соответствовала его титулу и положению. Сейчас их бы никто не спутал.

– Здравствуй, Девон.

– Может, выпьешь бренди?

– Пожалуй, – по привычке согласился Филипп. Девон подошел к буфету и налил два стакана. Один протянул Филиппу, затем уселся за стол и сделал глоток.

– Что привело тебя сюда? – спросил Девон. Филипп посмотрел на часы, стоявшие на книжной полке, и решил сразу перейти к делу.

– Я хочу, чтобы ты ссудил мне тысячу двести фунтов. Они нужны мне не позднее чем через час. Я прошу именно ссуду. Клянусь, я верну их тебе. Назови свои условия.

– Кто она? – спросил Девон, застигнув Филиппа врасплох.

– Что?

– Кто она? Та женщина, ради которой ты это делаешь? Девон всегда ожидал от него самого худшего, не так ли?

А разве могло быть иначе, если Филипп всегда давал для этого повод? Пора с этим покончить.

– Это не то, что ты думаешь. Сейчас все по-другому. Мне нужны деньги, потому что в противном случае они отнимут ее у меня, чтобы использовать самым омерзительным способом. Этого не заслуживает ни одна женщина, а тем более она.

– Я и не думал, что на этот раз все так же, как раньше. Но в какой-то мере ты подтвердил мои опасения, – сказал Девон, к удивлению Филиппа.

– В самом деле?

– Если бы это было как раньше, ты бы сказал мне, что я должен драться вместо тебя на дуэли, – сказал Девон, намекая на давний инцидент, связанный с герцогом Графтоном.

Тогда Филипп опрометчиво вступил в связь с его женой, и герцог вызвал его на дуэль, в которой участвовал Девон, замаскировавшись под своего брата-близнеца. Вся эта история закончилась тем, что Девон на пять лет сбежал в Америку.

Филиппу нечего было добавить, и Девон продолжал:

– Или ты попросил бы меня выступить в роли своего секунданта. А может, попросил бы денег, чтобы заплатить семье какой-либо девушки. И тогда ты не обещал бы вернуть эти деньги.

– Но сейчас дело обстоит иначе, – сказал Филипп, пожав плечами и бросив еще один взгляд на часы. У него не было времени обсуждать все это.

– Согласен. Ты ведь даже капли бренди не выпил. Мой братец – тот, которого я знал – уже не раз бы наполнил стакан. Где мой настоящий брат? Что ты с ним сделал?

Филипп не понял, мелькнула ли при этом на губах брата улыбка.

– Будь я проклят, если знаю это, – ответил Филипп.

– Так кто же она? – вновь спросил Девон.

– Я с удовольствием познакомлю тебя с ней, но позднее, а теперь она ждет меня, и мне необходимо как можно быстрее вернуться.

– Кто ждет тебя? – вмешалась в разговор Эмилия, леди Бекингем, медленно и осторожно входя в комнату с ребенком на руках. Она слегка споткнулась о край ковра, и Филипп быстро подскочил к ней, чтобы поддержать ее и ребенка. – Спасибо. – В голосе Эмилии звучало удивление. Удивление же было и в ее глазах – голубых, как у Анджелы. Но у Анджелы глаза были ярче, светлее. Неужели Эмилия и в самом деле могла подумать, что он позволит ей с ребенком упасть? Неужели все о нем такого плохого мнения?

– Рад тебя видеть, – сказал он.

– Это твоя племянница Белла, – сказала Эмилия. – А Дора сейчас спит. Ей уже четыре.

Значит, младший двухлетний ребенок тоже был не мальчик. А это означало, что Филипп все еще имел право унаследовать титул Бекингемов. Хоть что-то осталось неизменным.

– Возьми ее на руки, – сказала Эмилия, протягивая ему ребенка.

– Я не знаю… – ответил он, настороженно глядя на него. «На нее», – поправился он мысленно.

– Пожалуйста, а то я так устала носить ее на руках. Она с каждым днем становится все тяжелее и тяжелее, – сказала Эмилия, вручив ему ребенка, и села в глубокое кресло.

Филипп посмотрел на малышку. Девочка улыбнулась ему широкой улыбкой, продемонстрировав свои первые зубки.

– Па, – сказала она.

– Нет. Ты можешь сказать «дядюшка, непутевый дядюшка»?

– Па, – повторила она и дернула его за волосы.

– Так нельзя, – строго сказал он, чувствуя себя ужасно глупо, разговаривая с этим крошечным созданием.

Девочка опять попыталась дернуть его за волосы. Утомительно. Филипп немного сдвинул ее, пристроив на своем бедре так, чтобы она не могла дотянуться до его волос.

– Так кто же тебя ждет? – вновь спросила Эмилия. – Этот человек сидит в экипаже, который стоит перед домом?

– Ни в коем случае не ходи туда, – предупредил Филипп. – И вообще лучше займись пока детьми.

– Кого, черт возьми, ты сюда привез? – напряженно спросил Девон. Он настороженно посмотрел на дверь, затем перевел взгляд на жену и дочку, которая, положив голову Филиппу на грудь, все еще пыталась дернуть его за волосы. Успокоенный увиденным, Девон улыбнулся.

– Ну, джентльмены, теперь я окончательно заинтригована, – сказала Эмилия, широко раскрыв глаза.

Филипп рассказал о своем долге, о французских вымогателях и о том, что время у него ограничено. Бросив взгляд на часы, он понял, что у него осталось тридцать минут.

– Как мне поступить, Эми? – спросил Девон.

«О Боже!» – подумал Филипп. Судьба Анджелы, да и его собственная судьба были в руках женщины, которую он когда-то пытался скомпрометировать, чтобы вынудить ее выйти за него замуж и таким образом получить богатое приданое.

Все это он делал ради поместья, которое имело для отца очень большое значение. Это был предмет его особой гордости. Филипп зашел так далеко только потому, что хотел услышать от отца хоть слово похвалы за то, что пытался использовать любую возможность для возрождения поместья.

Но эта причина не могла служить ему оправданием. Он ужасно обращался с Эмилией. Он едва не помешал ее браку с Девоном, которого она любила. И вот теперь будущее его и Анджелы зависит от этой женщины.

– Ты хочешь, чтобы мы дали тебе тысячу фунтов, – медленно повторила Эмилия.

– Тысячу семьдесят четыре плюс дорожные расходы, – подтвердил Филипп, поудобнее устраивая ребенка, которого все еще держал на руках.

– Ты хочешь, чтобы этой суммой мы оплатили твой карточный долг?

– Леди Бекингем…

– Ради Бога, Филипп, называй меня Эмилией. Мы через многое прошли, поэтому, думаю, можем обойтись без церемоний. К тому же мы ведь одна семья.

Они действительно теперь семья?

– Эмилия, сделай это не ради меня. Сделай это, потому что они угрожают забрать женщину, которую я… – Он запнулся, перед тем как сказать «люблю».

Он хотел, чтобы первой эти слова услышала Анджела, а не кто-то другой.

– Сделай это ради моей невесты. Они сказали, что увезут ее, если я не заплачу.

– Твоей невесты? – одновременно повторили Эмилия и Девон. Филипп подвинул ребенка, который снова начал брыкаться.

– Если она согласится быть со мной. Я уехал от нее совершенно неожиданно и сделал это в ее же интересах, но думаю, что по возвращении в монастырь меня ожидает серьезный разговор, поэтому если…

– В монастырь? – вновь эхом повторили они.

– Нуда, туда, где мы встретились. Стэнбрукское аббатство. Но это к делу не относится сейчас, только время имеет значение.

– Монастырь? Что ты натворил в этот раз? – спросил Девон, глядя на него с подозрением.

– У меня осталось совсем мало времени, они могут войти сюда с минуты на минуту. Я обещаю все рассказать тебе, но не сейчас. Сделайте это ради нее. Она не должна расплачиваться за мои ошибки.

– А если мы не согласимся?

– Мне придется убить этих французов и похоронить их здесь. Это даже доставит мне удовольствие, потому что они омерзительные типы. Но потом меня повесят. И подруги Анджелы скажут ей, что они были правы, когда предупреждали ее…

– Ради Бога, замолчи, Филипп. Ты рассуждаешь как герои сентиментальных романов, которые так любит читать Эмилия.

– Ну и что в этом такого? – вступила Эмилия. – А ты, между прочим, с удовольствием слушаешь, когда эти самые любовные романы я тебе читаю вслух.

Филипп с любопытством посмотрел на Девона, но тот отвел глаза.

– Тише. Я выписываю банковский чек. Они ведь примут чек, верно?

– Наверняка. А каковы условия займа?

– Вернуть долг.

– А процент, какой? – спросил Филипп, забыв про малышку, которая опять схватила его за волосы.

– С каких это пор ты говоришь о процентах? Меня больше интересует, что ты собираешься делать, когда расплатишься с ними и вернешься к невесте.

– Пока мои планы не простирались так далеко. Думаю, отправлюсь в Астон-Хаус.

– Тебе понадобятся средства, чтобы привести дом в порядок.

– Ты давно там был? – спросил Филипп, успокаивая непоседливого ребенка.

– Недавно, и видел, что с ним стало.

– Черт возьми! – выругался Филипп, но тут же отбросил мысли о доме. С этим он разберется позже.

– Послушай, я одолжу тебе денег, чтобы ты мог восстановить дом, но только после того, как ты выпроводишь этих подонков. Им лучше не знать, что у тебя еще есть деньги.

– Ты меня просто поражаешь своей щедростью, – признался Филипп.

– Я много лет ждал этой минуты, – сказал Девон, широко улыбаясь. – Мой старший брат пришел ко мне с просьбой!

– На самом деле это ты мой старший брат, – заметил Филипп.

– Я знаю, – ответил Девон, пожав плечами. – Но я все равно отношусь к тебе как к старшему.

– Спасибо тебе. Кстати, ты заметил, что теперь у нас есть еще одна общая черта? – сказал Филипп, свободной рукой указывая на шрам над правым глазом.

И Девон тут же прикоснулся к своему шраму на том же месте.

– Ты это специально сделал? У меня-то шрам появился гораздо раньше!

– Я Анджеле сказал, что ты будешь взбешен, когда увидишь, – заметил Филипп с усмешкой.

– Это не смешно, – сказал Девон Эмилии, которая в этот момент тихонько захихикала.

– Ну, в общем, я беру чек, – сказал Филипп и, подхватив подписанный Девоном листок, направился к дверям. – Спасибо тебе. Я все верну. Обещаю. Да, заберите малышку, – сказал Филипп, передавая ребенка брату на руки. И вышел.

– Думаешь, он действительно вернет долг? – спросил Девон Эмилию.

– Думаю, попытается.

Три дня спустя Филипп лично препроводил французских вымогателей на корабль. Он подождал на причале, пока шхуна не скрылась из виду. Вздохнув с облегчением, он направился к ближайшей гостинице. Там он взял лошадь (Девон не поскупился на дорожные расходы) и поскакал в аббатство.

Он отсутствовал чуть больше недели, а казалось, что целую жизнь. Его долг был погашен. Кредиторы благополучно отплыли во Францию, и у него были средства на то, чтобы начать приводить в порядок Астон-Хаус. У них с женой будет свой дом.

Кто бы мог подумать, что у Филиппа Кенсингтона когда-нибудь будет жена и свой дом? Следующим утром он уже был в монастыре. Он обошел все в поисках Анджелы. Ее не было около часовни, которая быстро восстанавливалась. Не зная, где ее келья, он долго плутал по коридорам. Где же она? Он умирал от желания увидеть ее, услышать ее рассерженный возглас: «Где ты был, черт тебя побери?» Она, конечно же, сердится, но его эта мысль только радовала, потому что это означает, что он ей небезразличен. После часа бесплодных поисков Анджелы Филипп постучал в дверь кельи леди Кэтрин.

– Я нигде не могу найти Анджелу. Вы не знаете, где она? – спросил он, после того как леди Кэтрин пригласила его войти.

– Пожалуйста, присядьте, Филипп, – сказала она таким тоном, каким говорил с ним его отец, когда собирался отчитать за ту или иную провинность.

Значит, леди Кэтрин собирается отчитать его за то, что он уехал без всяких объяснений, а потом она скажет ему, где Анджела. Прекрасно. И хотя еще несколько минут ожидания встречи казались невыносимыми, он потерпит.