Текст книги "Гробница древних"

Глава 9

1248 год. Константинополь

Я уже забыл о яростных пронизывающих ветрах, поднимающих песок и гоняющих его по всему городу в самом разгаре лета. Я родился в средних широтах. На моей родине никогда не было слишком жарко или слишком холодно, и сейчас я чувствую, что полностью расплавляюсь от этой немилосердной влажности. Но Генри этот климат нравится. Я думаю, ему нравится все, или он просто маскирует свое безразличие под безграничным энтузиазмом, который невозможно отличить от настоящего, поэтому приходится ему верить.

Сейчас он почти как сумасшедший, одержимый новой идеей. Он может говорить только о книге, которую повсюду носит с собой Ара (она называет ее Черным Эльбионом – наверняка для того, чтобы подразнить меня, но я не глотаю наживку). Я слышу, как Генри во сне шепчет это название. Ара утверждает, что она возникла из глубин океана и ее силу невозможно ни изучить, ни понять. Прошлой ночью, пока они спали, я хотел что-то прочесть из нее, но обложка обожгла мне пальцы, и следы от ожогов до сих пор не сошли. Ара еще не заметила моих бинтов, но обязательно устроит мне допрос, как только обратит на них внимание.

Именно из-за навязчивой идеи Генри мы оказались в Константинополе. Мне бы понравился этот город, если бы не нестерпимая жара. Ара требует, чтобы мы закрывали лица легкими черными платками, которые нужно повязывать вокруг головы, прикалывая концы к тунике. Она утверждает, что будет легче наводить справки, если мы будем маскироваться под местных жителей – носить такую же одежду и тяжелые ремни, украшенные множеством бус и металлом. Так что угадать наше настроение можно было только по нашим глазам. Мы пили крепкий горький чай в тени Айя-Софии, но я не в состоянии был сделать больше двух глотков этого напитка. Как можно пить обжигающе горячую жидкость, когда стоит такая жара? – недоумевал я. Это было выше моего понимания. Поэтому вместо того, чтобы пить чай, я наблюдал за Генри, который любовался окружавшим нас великолепием.

Я думаю, что лучший способ полюбить что-то – постараться посмотреть на это глазами другого человека. Он видит то, чего не вижу я, любит что-то так сильно, что его страсть и боль находят отклик внутри меня. Ара перехватила мой пристальный взгляд, и я выдержал ее насмешку с юмором, которого на самом деле не ощущал. Возможно, Генри и обожает этот город, но я здесь чужой, который чувствует энергию древних неизвестных богов, которая меня пугает. Я с нетерпением жду, когда воссоединюсь со своими братом и сестрой. Я скучаю по ним каждую минуту и по ночам не могу сомкнуть глаз, с ужасом думая о том, что они мне скажут, когда я вернусь. Спэрроу умоляла меня не уходить, но у меня, конечно, было серьезное оправдание. Миссия. Надо было найти таинственного писателя, а сведения о его перемещениях были настолько беспорядочными, что это оправдывало даже такой окольный путь. Что возвращает нас к теме книг.

Книги. Сейчас их больше: есть не только наша, но и та, которая лежит в котомке у Ары. Пока они вдвоем пили чай, Ара обвиняла Генри в том, что тот втянул нас в эту обреченную на провал затею.

– Сколько раз я должна тебе объяснять, – рявкнула на него Ара, – книги появляются только тогда, когда они этого желают. Выкинь свою идею из головы, Генри. Ты не получишь никаких ответов в конце своих поисков.

Я отметил, что у нее невероятно авторитетный тон. Естественно, Генри тоже обратил на него внимание. Он довольно долго и неотрывно на нее смотрел. В его глазах отражались керамические плитки цвета морской волны, которыми были облицованы стены рядом с нами. От его чашки непрерывной струйкой поднимался пар.

– Откуда ты знаешь? Как ты можешь быть уверена?

Ара нервно одернула рукава, и я не мог не обратить внимания на пятна на ее руках. Ей было не так много лет, но что-то резко ее состарило. Лоб и подбородок изрезали глубокие морщины, в темных волосах появились седые пряди. Но она все еще оставалась красивой женщиной с великолепной осанкой, облаченной в складчатое льняное одеяние цвета пшеницы.

– Я просто хочу оградить тебя от разочарования, – сдержанно ответила она. – В этом мире существуют давно погребенные тайны, которые лучше забыть.

Она протянула через стол загорелую руку и коснулась запястья Генри. Я отвернулся, приведенный в замешательство этим материнским жестом, чувствуя, что оказался свидетелем сцены, которая не предназначалась для посторонних глаз.

Генри отдернул руку, в восхищении указав на архитектурный шедевр, бросавший на нас спасительную тень. Этот храм был настолько высок, что мы не могли видеть его вершину.

– Ничто не сможет удержать меня от разговора с неким Фарадеем. Я уже договорился о встрече, да у меня к нему всего несколько вопросов. Что в этом страшного?

Ара не успела ответить на вопрос, потому что котомка Генри развязалась и из нее прямо на пыльные камни мостовой выкатился мохнатый извивающийся клубок. Генри восторженно вскрикнул, подхватил щенка и, устроив его у себя на коленях, ласково погладил.

– Я не могу поверить, что ты решил взять это с собой, – пробормотала Ара, снова одергивая рукава.

– Это жизненно необходимо для любого искателя приключений, – усмехаясь, ответил Генри, поднимая коричневатый меховой клубок и целуя его в черный нос. Щенок ударил его лапой по подбородку и игриво зарычал. – Разве может человек обойтись без собаки? Как бы то ни было, этот славный малый способен распознавать истинные человеческие эмоции. Сегодня вечером он будет нам чрезвычайно полезен.

– Что за чушь! – воскликнул я в унисон недовольству Ары.

Наверное, это был единственный раз, когда мы достигли согласия. Сам я всегда оказывал предпочтение кошкам, а до этой авантюры думал, что Генри держит только птиц, но, как оказалось, его интересы гораздо шире.

– Скажи, Бартоломео, правда ли, что Спайсер рассердился на меня безо всякой причины?

Щенок, продолжая молотить лапами воздух, издал короткий и высокий вой.

Визгливо рассмеявшись, Генри обнял пушистое создание и прижал его к груди.

– Вот видишь. Он само совершенство.

Как и ты сам, – подумал я, – хотя порой ты бываешь просто невыносим.

– Ба, да он будет огромным, – проворчал я, скрестив руки на груди. – Я не собираюсь за ним убирать.

– До этого еще много веков, – заверил Генри.

Поистине, его познания в магии и всем, что касалось Фейри, были неоспоримы. Хотя Ара, вероятно, могла бы бросить ему вызов.

– Он еще долгие годы будет помещаться в моей котомке, потом я найду место, где он будет расти. А сейчас допивай свой чай. Я хочу осмотреть этот храм до наступления темноты.

* * *

Гром сотряс магазин Кэдуолладера до самого основания. Уже смеркалось, и дождь яростно хлестал по стенам магазина. Впрочем, в отсутствие окон определить время в этом месте было невозможно, а свет от постоянно горевших свечей и фонарей был довольно тусклым. Шли часы, а с ними улетучивалось и мое терпение. Я не могла избавиться от мысли, что мы с большей пользой потратили бы время, если бы отправились в путь, оставив позади Лондон со всеми его опасностями. Но магазин Кэдуолладера располагался между Дептфордом и человеком Дальтона, у которого были лошади, что давало нам шанс отправиться в путь вместе с Матерью, которая обеспечила бы нам более сильную защиту.

Но, бросив взгляд на Мэб в клетке, я вспомнила, что на кону гораздо больше, чем то, что заточено внутри меня. Ее необходимо было освободить как можно быстрее, если только такое было возможно.

Я нашла укромный уголок и уселась, подогнув под себя ноги, с намерением почитать дневник Дальтона. Кхент бродил возле входа, а Мэри болтала с Найлсом. Но едва я перевернула страницу, как дверь с грохотом распахнулась. Мы все подскочили. Это вернулась Фатом. Вместе с ней в комнату ворвался странный ветер, из-за которого зашелестели страницы и задребезжали полки. Ранее Дальтон отправил Фатом на задание, потому что одинокая женщина, проезжающая по городу, не должна была привлечь к себе много внимания. Магазин наполнился солоноватым запахом ила – запахом, который был мне хорошо знаком. Так пахло посылаемое с небес предупреждение о неумолимо надвигающейся буре. В комнату вошла фигура в плаще, прижимавшая к груди сверток, и свечи замерцали и задрожали. Я закрыла дневник и спешно спустилась по лестнице к остальным. Мы собрались возле прилавка, ожидая, пока к нам подойдут Фатом и незнакомец. Из-под его плаща были видны только руки, сжимавшие сверток, – белые, как высушенная кость.

– Это хозяин таверны? – спросил Дальтон, постукивая пальцами по стеклянному прилавку. – Из «Березы и лиса»? Значит, слухи не врут…

– Я понимаю, вам надо спешить, но давайте не будем делать ошибок.

Незнакомец оказался женщиной – миниатюрной и хрупкой. Она откинула капюшон, и мы увидели невероятно светлые волосы и бледную кожу. Ее маленькие лукавые глаза были цвета светлой весенней зелени, а губы и щеки вообще лишены какого-либо цвета. Белоснежные волосы были стянуты черной лентой, несколько выбившихся из-под нее своенравных завитков касались подбородка. Наибольшее удивление вызывал висевший у нее на шее талисман – эмалевая брошь в форме звезды, инкрустированная камнем, который постоянно менялся. В считаные мгновения он становился то рубином, то аметистом.

– А вы, собственно, кто? – спросил Дальтон, с надеждой взглянув на Найлса, который вдруг суетливо занялся чем-то под рабочим столом.

– Это не имеет значения, – ответила она.

Голос гостьи был тихим, но в нем звучали командные нотки. Манера говорить выдавала воспитание, полученное в доках. Ее простое и грубое платье удивило меня. Оно абсолютно не сочеталось с утонченной фарфоровой кожей и белоснежными волосами.

– Я знаю, как снять заклятие. По крайней мере теоретически.

– Это обнадеживает, – с подчеркнутой медлительностью произнес Кхент, не отрывая глаз от лица женщины.

Невозможно было определить ее возраст, но я обратила внимание на ее обветренные и сильные руки. Незнакомка бросила на Кхента испепеляющий взгляд. Затем она распаковала сверток, вытащила из него пучок листьев, гладкий деревянный брусок, заостренную кость, миску и закупоренную бутылку.

– Гроза усиливается. Времени мало. Если у вас есть вопросы, задавайте их сейчас, но я бы, пожалуй, начала произносить заклинание: вполне возможно, оно займет всю ночь.

Кхент уже открыл рот, чтобы рявкнуть что-то в ответ, но я встала между ними, поставив клетку с Мэб на стекло рядом с бутылкой, которую женщина как раз вытащила из свертка.

– Я только хочу, чтобы вы пообещали, что не причините вреда этому созданию. Существо, которое заперто внутри, оно… ценное. Очень ценное. Делайте все возможное, но, пожалуйста, это совершенно невинное существо… – умоляла я, глядя в ее меняющиеся зеленые глаза.

Она склонила голову набок и улыбнулась мне так, будто я была ребенком.

– У тебя сентиментальное сердце. Мои соболезнования. Это, несомненно, осложнит задачу.

– П-простите? – заикаясь, спросила я. – Почему?

– Кто-нибудь еще из вас видел истинную форму этого создания? – спросила женщина, по-прежнему вглядываясь в мои глаза.

Тишина. Иного я и не ожидала, и все же кровь застыла у меня в жилах. Несмотря на то что меня окружали только друзья и покой, исходивший от множества книг, я чувствовала себя ужасно одинокой, затянутой в мир, где существовали только я и эта незнакомка, которая смотрела прямо в мое сердце. И оно содрогнулось. И мне совсем не нравился вид длинного костяного инструмента. В конце концов, я не забыла эти строки:

Чары и полынь, кровь и чернила, вино и вода…

Кровь. Мои руки стали липкими от пота, и я вытерла их о свои юбки, надеясь, что незнакомка этого не заметит. Но конечно, она увидела и приподняла почти белую бровь.

– Теперь все зависит от тебя. Надеюсь, ты создана из более крепкого материала, чем нежное сердце и потные ладони, – проворчала женщина, поворачиваясь к набору инструментов на прилавке.

– Послушайте вы, – раздражаясь, сказала я, – моим наставником был сам Дьявол! И предупреждаю, не стоит меня недооценивать, потому что он был хорошим учителем.

Женщина только усмехнулась.

– Я глубоко впечатлена. Подготовка не займет много времени. Вот то свободное пространство на ковре подойдет. Окружите его восемью свечами, черными, если они у вас есть. А ты поставь это создание в центр и опустись на колени рядом с ним.

Дальтон и Найлс сразу же захлопотали. Найлс исчез в боковой комнате, а Дальтон принялся освобождать место возле ковров под бумажными фонарями. Гроза снова сотрясла магазин, и я, растирая ладонями руки, медленно, неохотно шагнула к центру магазина. С обеих сторон меня взяли под локти Мэри и Кхент. Они молчали, но я чувствовала их дрожь, которая, словно эхо, вторила моей собственной.

– Ох, Луиза, возможно, все быстро закончится, – срывающимся голосом произнесла Мэри, – как один из криков Поппи. Может быть, мне удастся тебя защитить. Я попрошу ее. Хотя, по правде говоря, мне не нравится, как она выглядит.

Оказалось, что Кхент настроен еще менее оптимистично.

– От нее разит прокисшим пивом и рвотными массами. И искусством – древним ужасным искусством. Я ей не доверяю.

– А какой у меня выбор? Мы не можем навсегда оставить Мать в заточении.

Конечно, с моей стороны было эгоистично думать о том, что буду испытывать во время этого ритуала я, но все предполагаемые боли и страхи не шли ни в какое сравнение с тем, какой будет реакция Отца. Я уже чувствовала, что мое нутро закипает, словно чайник, который становится все горячее и горячее – и вот до него уже нельзя дотронуться, – или раскаленный утюг, который поставили на огонь. Наверняка это было его рук дело, и хотя битва между ним и Матерью в моих сновидениях или просто в моей голове заставила его замолчать, я знала, что передышка продлится недолго. Песок неумолимо струился сквозь стекло, и вот уже осталось лишь несколько песчинок. Я заранее сжала руки в кулаки, как будто сокрушительную волну могло остановить короткое «пожалуйста», произнесенное торопливым шепотом.

Вероятно, гнев отца переметнулся на небеса, чтобы оттуда обрушиться на нас проливным дождем, который бил по кирпичным стенам так громко, что, казалось, весь Лондон залит водой. Я пыталась не обращать внимания на ливень, но каждый раскат грома заставлял меня вздрагивать.

Как обо мне сказала Мать? Что я наделена доброй волей? Что я готова? Да, я была готова, но в то же время мне было очень страшно.

Мы нуждались в союзниках. Нам требовалась помощь. Я боялась, что нам будет нелегко осуществить побег из Лондона, но то, что ожидало нас в Холодном Чертополохе, было еще тяжелее. Я вспомнила чувство защищенности и тепла в своем сне, когда ко мне подошла Мать. Мое сердце окрепло при мысли, что я сохраню это чувство и оно поддержит меня при встрече с мистером Морнингсайдом, когда я буду просить его помочь мне очистить рассудок от духа Отца. Или, что даже лучше, может быть, сама Мать знает, как изгнать его, не превратив меня при этом в бездушную оболочку.

Настроение было мрачным, все происходившее напоминало похоронный ритуал. На роскошный ковер, которым я чуть раньше так восхищалась, Дальтон посадил Мэб, вынув ее из клетки. Мохнатая розовая паучиха не двигалась, только повернула голову, когда мы приблизились. Спустя мгновение примчался Найлс, что-то бормоча себе под нос, и принялся неуклюже расставлять короткие толстые черные свечи. Потом мы собрались все вместе. Фатом и Дальтон встали возле входа, Кхент и Мэри – рядом с прилавком, а Найлс съежился за их спинами. Гостья расстелила возле Мэб и тщательно разгладила кусок мешковины, потом разложила на нем свои инструменты.

Я приподняла юбки и перешагнула через одну из свечей, чтобы присоединиться к Мэб и незнакомке. Мою лодыжку обдало жаром.

– Кто ты? – спросила я.

От нервного напряжения у меня кружилась голова.

Одетая в платье из грубого сукна, вроде тех, какие носят подавальщицы в тавернах, она смотрела на меня, слегка улыбаясь.

– Большинство называет меня ведьмой. Я училась у последней настоящей Да’мбэру в Лондоне, исчезнувшей лишь несколько лет назад. Она обучила меня своему ремеслу, хотя сердце подсказывает мне, что она многое утаила.

При этих словах я приподняла брови, но промолчала. Вообще-то у меня имелись серьезные основания догадываться, куда подевалась последняя из Да’мбэру и чем она сейчас занимается. Странно, но они обе стали просто служанками. Мысль о том, что эта женщина обладает нужными знаниями и училась у миссис Хайлам, почти успокоила меня. Почти.

– Ни к чему хорошему их искусство не приводит, – наконец произнесла я, вспомнив Ли и проклятие, которое я наложила на него после его смерти.

– Мы не занимаемся здесь их искусством, – язвительно парировала она. – Мы снимаем его результат.

– Это не похоже на чары Отца, – размышляя вслух, сказала я, и незнакомка кивнула.

– Способ привязывания, который описала Фатом, мне неизвестен. Однако привязывание как концепция лежит в основе нашей работы. Если бы ты не дала перечень шагов в заклинании, я бы не согласилась прийти, – закончила она, подала паучихе знак и опустилась на колени рядом с ней.

– Чего мне ожидать? – Мой голос дрогнул.

Меня обдало теплом свечей, словно ко мне прикоснулись восемь очень жарких рук.

– Сначала пение, – прошептала незнакомка, – потом будет гореть полынь. Затем я попрошу тебя показать мне ладонь и проколю ее иглой с чернилами. Так обычно умиротворяют темных духов. А в конце? Крещение и причастие. После того как мы начнем, обратного пути не будет. Понимаешь?

Я предвидела что-то подобное, потому что на многое насмотрелась, общаясь с Надмирцами и Иномирцами. Условия опасного договора, который уже заключен, надо выполнить полностью.

Незнакомка откашлялась, присела позади меня и положила руки мне на плечи. Я успела бросить взгляд на Кхента и Мэри, которые стояли обнявшись, чтобы поддержать друг друга. Кхент беззвучно шевельнул губами, и буквально через секунду я поняла, что он хочет сказать:

– Мужайся.

Незнакомка заговорила мне прямо в ухо. Голос у нее изменился, стал более тягучим и пугающим.

– Закрой глаза, – сказала она. – И если ты готова, мы приступим. Как только начнется ритуал, пути назад не будет. Ты должна выдержать все.

Я молча повиновалась, хотя не имела ни малейшего понятия, готова ли я. Снова и снова в моей голове звучало это слово – мужайся. Я сделала слабый вдох. Незнакомка начала петь, сначала едва слышно, а потом, воодушевляясь, все громче и громче, пока ее пение не переросло в душераздирающие вопли вдовы, погруженной в свое горе. Ее крики вошли в меня и поплыли по крови, и у меня вдруг появилось ощущение, что моя плоть горит. Я хотела раскрыть глаза, но вместо этого вздохнула, вбирая в себя еще больше завываний, словно впитывая эти пронзительные звуки.

Я сразу же погрузилась в темноту, которая лежала глубже, чем видели мои глаза. Там была пропасть, из которой невозможно было выбраться и куда не проникал свет. Мое дыхание стало прерывистым и беспокойным. Потом передо мной сверкнула свеча, и мною овладел первобытный страх. Я не знала, что сидит передо мной, но это знали мои кости и кровь. Если древняя интуиция действительно передалась людям и животным, то в этот момент она предупреждала меня об опасности.

Мужайся, – в отчаянии напомнила я себе.

Вдруг из ядовитой темноты возник голос:

– О, сейчас тебе понадобится нечто большее, чем простое мужество, Дочь Деревьев.

Глава 10

Место, куда я попала, было вполне реальным, тем не менее я не могла сообразить, где нахожусь. Трудно было понять, вижу ли я сон или оказалась в потустороннем мире. Мои глаза не могли привыкнуть к темноте, потому что это была не просто темнота, а темнота ада. Между мной и голосом находился стол, и горевшая на нем свеча давала тусклое пурпурное пламя, которое практически ничего не освещало. Если бы я вытянула перед собой руки, то не смогла бы их увидеть.

Передо мной сидел человек – нет, существо. Я подумала, что оно мне чудится, потому что его голова парила в окружавшей нас темноте. Оно пошевелилось, и я увидела колышущуюся мантию цвета черного дерева, будто ему на плечи непрерывно сыпался густой черный песок. Все утратило смысл. Я больше не могла видеть свое тело – только существо перед собой. Откуда-то из-под его мантии возникли длинные белые распухшие пальцы, хотя их было трудно назвать пальцами. На каждой его руке было три «пальца», которые представляли собой извивающихся змееподобных тварей с открытыми ртами-присосками. В полной тишине было слышно, как эти отвратительные создания медленно всасывают в себя воздух.

Если, конечно, мы там дышали воздухом. Лично я вдыхала ужас в чистом виде.

А голова… О его голова! Больше всего я хотела отвести от нее глаза, но мой взгляд был прикован к этому белому, вытянутому вверх черепу, неестественно тонкому и длинному, с липкой поверхностью. Он был словно вылеплен из воска. От его вида у меня волосы встали дыбом. Глазами ему служили узкие черные щели, а блестящий нос был похож на змеиный. Перекошенный рот не закрывался. Казалось, его челюсть сломана в сотнях мест, и починить ее не представлялось возможным.

Существо наклонилось вперед, обдав меня смрадом. Я знала – так пахнет смерть. Гниение. Оно изучало меня, осматривало. Снимало плоть слой за слоем, до самых костей, так что я легко могла рассмотреть, что там, внутри. Я снова судорожно попыталась втянуть воздух. Мою грудь опалило пульсирующей болью, словно существо разорвало мою грудную клетку, чтобы заглянуть внутрь.

– Дочь Деревьев, дочь Тьмы, – проурчало оно, практически не двигая ртом, брызгая во все стороны слюной, источавшей трупный запах – сладковатый и тошнотворный. – Подменыш, выразивший добрую волю, Служанка Дьявола, Подруга самого Сына Луны. Ты пришла сюда с просьбой.

Это был не вопрос. Шипение на слове просьба острой болью отдалось в спине.

– Да, – подтвердила я, находясь в неведении, как надо отвечать. – Кто ты?

И хотя древняя кровь, текущая по моим венам, знала ответ, я хотела, чтобы его произнесли вслух. Внутри меня все кричало: это – Само Зло, но я выжидала, сжимая потные руки в кулаки. Оно молчало, взвешивая мой вопрос, смакуя его с неким подобием самодовольной ухмылки.

– Я… Я – Переплетчик душ. Нас всего восемь. Мы ввосьмером создаем мир. Ты знаешь о нашей работе, маленькая Иномирка. Я чувствую, как это исходит от тебя. – Переплетчик изогнул одну из своих рук, похожих на угрей, снова продемонстрировав шевелящиеся рты своих «пальцев».

Я почувствовала, что кончики моих собственных пальцев обожгло огнем, и сморщилась, отягощенная знаниями и переполненная страхом.

– Ты создаешь книги, – сказала я. – Черный Эльбион… однажды я коснулась его и получила отметину.

– Смерть стерла эту отметину, но я все равно чувствую ее на тебе. – Переплетчик выглядел… гордым. Довольным. Самодовольная ухмылка уродливо перекосила его жидкий рот. – Нет, я не делаю книги, Искательница Свободы. Нас восемь, и только один из нас переплетает книги. Я переплетаю души.

– Вот поэтому я здесь, – сказала я, дрожа всем телом.

Мне следовало поторопиться. Я знала, что все, что я могу сказать, не удивит Переплетчика. Он уже все обо мне знал.

– Я пришла, чтобы снять заклятие с Матери. Ее душа заперта внутри паука, в которого ее поместил Отец много веков назад.

Переплетчик вздохнул так, будто наслаждался изысканным букетом дорогого вина, и его ноздри-щели раздулись, обнажив в глубине переливающиеся черные чернила.

– Да, я хорошо помню этот случай и с неохотой согласился на договор. Нелегко снимать такое заклятие. – Существо, склонившись над столом, потянулось ко мне, и меня чуть не вырвало от исходившего от него смрада. – Тебе придется туго, отпрыск Темных Фейри.

– Я… я готова, – заикаясь, произнесла я.

Мужайся. Я вспомнила прилив храбрости, который испытала, когда Кхент надавил большим пальцем мне между лопаток.

– Что я должна делать?

Существо погрозило мне червячным пальцем и тряхнуло узкой белой головой.

– Песнопение уже началось. А сейчас, – оно снова вздохнуло, судорожно передернувшись всем телом от восторга, – сейчас пришло время жженой полыни.

Я тоже почувствовала ее запах. Воздух наполнился едким ароматом горелой полыни, из-под земли поднялся клуб дыма и окутал нас. Он разрастался и разрастался, пока не начал меня душить. Но дым не действовал на Переплетчика, который отвратительно улыбался, наблюдая, как я кашляю, хватаясь за шею и чувствуя, что дым обжигает мне горло. Я поняла, что вдыхаю огонь и он уже опалил мои внутренности. Вдруг появилось пламя, быстро окружило меня и прыгнуло мне на одежду. Я напрасно пыталась потушить огонь: это невозможно было сделать. Подол вспыхнул, его стали пожирать голодные жаркие языки, которые перекинулись на мое тело. От нестерпимой боли онемели ноги. Нет, не онемели – полностью сгорели. Я уже видела оголенные кости, обожженные мышцы. Жир сочился и потрескивал, приближая мою гибель.

Должно быть, мои вопли были душераздирающими, но я не могла их слышать из-за треска и шипения огня. Я беспомощно наблюдала, как занимается остаток моего платья и обгорают мои пальцы. На них уже ничего не осталось, кроме опаленных костей, которые пытались схватиться за пузырившуюся шею, таявшую, как воск. Крики стихли – по крайней мере, они должны были прекратиться, потому что у меня больше не было рта. Вместо него зияла рана, куда бесконечным потоком вливался огонь, поджаривая меня снаружи и изнутри. Я почувствовала удар в лицо, и оно вдруг покрылось влагой. Потом я ощутила толчок, словно от выстрела ружья. Мои глазные яблоки лопнули.

Все было кончено. Я должна была быть мертвой, учитывая всю эту безумную боль и огонь, который полностью меня уничтожил. Но все-таки… Все-таки… Ко мне вернулось зрение, и я снова увидела Переплетчика. Казалось, ничего не произошло. Огонь исчез, и только легкий привкус гари во рту напоминал о нем. Но облегчение длилось недолго. Я кинула взгляд через стол, и меня встретила улыбка, в которой читалось, что мои испытания только начались.

– Ты все еще хочешь это сделать? Все еще готова?

После того как неожиданно пропал жар пламени, я была мокрой и чувствовала озноб, словно испытывая симптомы надвигающейся болезни. Я крепко обняла себя за плечи и отвернулась от Переплетчика, зная, что это какая-то проверка, какая-то хитрая игра. Незнакомка предупреждала меня, что если начнется ритуал, то его обязательно надо завершить, пути назад уже не будет.

– Да, – прошептала я, – я все еще готова. Неужели Отец тоже так страдал? Чтобы наложить заклятие?

Переплетчик откинулся назад. Его глаза-щели расширились, словно от удивления.

– После того как он лишил Мать всей крови, почти убив ее, он поймал восемь смертных и вдохнул в их грудь добрую волю. А потом сжег их на поле полыни. В течение многих дней дождь не мог потушить тлевшие угольки. Когда они наконец превратились в пепел, он смешал его с вином и выпил.

– То есть вместо него пострадали другие? Как это на него похоже! – Я покачала головой.

– Существует множество способов привлечь к себе внимание Переплетчика. Ты заинтересовала меня из-за своего доброго сердца. У него оно каменное. А сейчас дай мне руку, храбрая дуреха. Требуется жертвоприношение.

Разве я еще не принесла себя в жертву? Тем не менее предстоял следующий этап снятия заклятия, которого я боялась больше всего. Кровь и чернила. Но я решила, что надо постепенно двигаться вперед – шаг за шагом. Ничто не было реальным в этом странном мире теней, даже ужасная боль от ожогов, которую невозможно было вынести. Даже моего страха, похоже, в действительности не существовало.

Через разделявший нас небольшой круглый стол я протянула Переплетчику правую руку ладонью вверх и закрыла глаза. Переплетчик тут же прекратил наклоняться ко мне.

Только когда я вновь открыла глаза, существо шевельнулось. Боже мой, оно заставляло меня наблюдать за всеми его чудовищными действиями! Я проглотила ком в горле и выпрямила спину, полная решимости продолжать. Шаг за шагом. Мне просто нужно было продолжать и помнить, что я нахожусь в царстве призраков и иллюзий.

Левая рука Переплетчика зависла над моей ладонью. Три изогнутых пальца опускались ниже и ниже, сантиметр за сантиметром. Маленькие голодные рты торопливо раскрывались и закрывались, и чем ближе они были к моей коже, тем быстрее двигались. Меня чуть не вывернуло наизнанку, я с трудом подавила позыв к рвоте. Казалось, мои собственные кишки наполнены извивающимися змеями. Я была уверена, что Переплетчик не смотрит на наши руки, а наблюдает за моим лицом, наслаждаясь тем, как дрожат мои губы всякий раз, когда я испытываю боль.

Как только длинные пальцы Переплетчика нащупали мою ладонь, они сразу же стали жесткими и начали погружаться в мою плоть. Сначала прикосновение было слабым – просто легкое подрагивание, как будто кто-то шаловливо щипал меня за ладонь, но подрагивание не прекращалось, а пощипывание больше не было игривым. Я бросила взгляд на Переплетчика, и, несмотря на то что приказала себе не паниковать, мое дыхание стало отрывистым и громким.

– Может, мне остановиться? – Он дразнил меня и посмеивался.

– Нет! – крикнула я. – Я делаю это по доброй воле.

– Ты действительно согласна? Может, ты просто так думаешь, но духом не готова? Давай посмотрим.

Мне был ненавистен его голос, мрачный и безучастный, и меня злило, что он меня пугает. Его пальцы тянули и тянули, поднимаясь в воздухе, но моя рука оставалась неподвижной на столе, крепко удерживаемая какой-то невидимой силой. Я смотрела, с ужасом открыв рот, как кожа моей ладони натягивается и постепенно начинает рваться. Сначала рана была небольшой, но скоро хлынула кровь, заполнив места, где разошлась кожа. Кровь била фонтаном. Она была горячей, почти обжигающей, особенно по сравнению с холодным воздухом и пальцами Переплетчика, которые странным образом вообще не имели температуры, как будто это существо было недостаточно теплым, чтобы считаться живым, и недостаточно холодным, чтобы оказаться среди мертвых.

Я стиснула зубы, но боль перестала быть иллюзорной. Все было реально. Мой разум содрогнулся при виде того, что открылось моему взору. Дрожь, начавшаяся где-то внизу живота, стремительно поднялась к желудку. Должно быть, меня уже вырвало в окружавшую нас темноту. Я кричала, но не просила пощады – просто потому, что не хотела навечно остаться в этой пустоте. Я проклинала своего мучителя, выпаливая ругательства, которые никогда раньше не произносила вслух. Я бессвязно кричала на него на незнакомом мне языке, который не смогла бы расшифровать, даже если бы меня заставляли. Однако я чувствовала, что именно на этом языке могла подобрать нужные и точные слова, чтобы выплеснуть свою злость на Переплетчика за то, что тот сдирал шкуру с моей ладони. Послышался жуткий резкий треск, и кожа снялась, обнажив гладкие розовые мышцы моей руки.