Текст книги "Я не толстая"

8

Он мне нужен, он мне нужен,

он мне нужен, этот парень.

Вот увидишь, я его заполучу.

Он мне нужен, он мне нужен,

он мне нужен, этот парень.

Позавидуй, будет все, как я хочу!

«Этот парень». Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни Валдес/Капуто. Из альбома «Рокет-поп». «Картрайт рекордс»

Купер сказал, что подойдет через пять минут, но прошло меньше трех, а он уже показался в вестибюле.

Я никогда раньше не видела его в нашем здании, выглядит он здесь как-то неуместно – наверное, потому что у него нет ни татуировок, ни пирсинга, как у всех остальных, кто проходит мимо ресепшен. Или, может быть, потому что он гораздо красивее всех остальных. Он стоял в джинсах и кожаной куртке, волосы взлохмачены, как будто только что встал с постели, хотя я точно знаю, что встал он рано (Купер по утрам бегает).

– Привет, – сказал он, увидев меня.

– Привет. – Я попыталась улыбнуться, но не удалось, поэтому я ограничилась словами: – Спасибо, что пришел.

– Не за что.

Купер бросил взгляд через вестибюль в сторону телевизионного холла, туда, где у входа в кафетерий стояли Рейчел и доктор Джессап, лицо которого было серым, как пепел. Вокруг них толпились человек пять из персонала резиденции, все были взволнованны и напряжены.

– Куда девались полицейские? – спросил Купер.

– Ушли. – Я постаралась, чтобы он не почувствовал в моем голосе обиды. – В квартире над магазинчиком на Бродвее произошла поножовщина, трое пострадавших. Остался только один полицейский, он охраняет шахту лифта, пока не увезут труп. Думаю, они решили, что нет смысла тут оставаться, смерть девушки решено считать случайностью.

По-моему, я ответила очень дипломатично – как бы мне хотелось сказать про детектива Канавана и его подручных то, что я думаю на самом деле!

– Но ты считаешь, что они не правы, – сказал Купер.

Это был не вопрос, а утверждение.

– Куп, – сказала я, – кто-то брал этот ключ. А потом, в суматохе, незаметно вернул его на место. Честное слово, я это не придумала. Я не сумасшедшая.

Хотя, судя по тому, как мой голос повысился на слове «сумасшедшая», в этом как раз можно было усомниться. Но Купер пришел не для того, чтобы в этом сомневаться.

– Знаю, – сказал он мягко. – Я тебе верю. Я ведь пришел.

– Ну да. – Я уже жалела о своей вспышке. – Спасибо. Ну что, пойдем?

Купер, как мне показалось, заколебался.

– Подожди, куда ты собралась идти?

– В комнату Роберты. – Я показала запасной ключ, который стянула из шкафа. – Мне кажется, надо первым делом осмотреть ее комнату.

– Зачем?

– Не знаю, – сказала я. – Но нужно же с чего-то начать.

Купер посмотрел на ключ, потом снова на меня.

– Имей в виду, – сказал он, – мне эта затея не нравится.

– Я знаю. – Я действительно это знала.

Я готова была разреветься. В таком состоянии я пребывала с тех пор, как в мой кабинет влетела Джессика и сообщила новость еще об одной смерти. И унижение, которое мне пришлось вытерпеть от Канавана, отнюдь не улучшило мое настроение. Надеюсь, по голосу не понятно, как я близка к истерике.

– Это произошло в моем здании. Это случилось с моими девочками. И я хочу убедиться, что все действительно произошло так, как считают полицейские и все остальные, что это не… ну, ты понимаешь. Вот что я думаю.

– Хизер, – сказал Купер. – Помнишь, когда вышел твой первый альбом «Сахарная лихорадка», в «Картрайт рекордс» на твое имя стали приходить письма от поклонников, и ты непременно хотела читать их и лично отвечать?

Я ощетинилась.

– Ну, ты сказанул, мне тогда было пятнадцать лет!

– Это не имеет значения, – возразил Купер. – Потому что за последние пятнадцать лет ты не сильно изменилась. Ты по-прежнему считаешь, что лично отвечаешь за каждого человека, с которым тебе пришлось столкнуться, и даже за тех, с кем ты никогда не встречалась. Как будто ты прислана на землю для того, чтобы присматривать за всеми остальным ее обитателями.

– Неправда! К тому же с тех пор прошло не пятнадцать лет, а всего тринадцать.

Купер пропустил мое возражение мимо ушей.

– Хизер, иногда дети делают глупости. А потом другие дети, потому что они дети, им подражают. И погибают. Такое случается. И это не означает, что было совершено преступление.

– Вот как? – Я еще сильнее ощетинилась. – А как же ключ? Что ты на это скажешь?

Но Купер все еще сомневался.

– Хочу, чтобы ты поняла, – сказал он. – Я делаю это только для того, чтобы ты не запутала все еще больше. Между прочим, это у тебя получается превосходно.

– Знаешь, Куп, я очень благодарна тебе за доверие. Правда, благодарна, – ответила я с сарказмом.

– Я просто не хочу, чтобы ты потеряла эту работу, – пояснил Купер. – Мне не по средствам, помимо жилья и питания, оплачивать тебе еще и медицинскую страховку.

– Ну, спасибо, – сказала я язвительно. – Большое спасибо.

Но все это было неважно, потому что в итоге Купер все-таки шел со мной.

До комнаты Роберты идти было очень далеко, она жила на шестнадцатом этаже. Подняться на лифте мы, естественно, не могли, потому что все лифты были отключены, пришлось идти пешком. И вот наконец мы поднимаемся на этаж и выходим в длинный пустой коридор, и я слышу только звук нашего дыхания. Лично я дышала тяжело. В коридоре стояла тишина. Мертвая тишина. Но, если разобраться, еще нет двенадцати часов, большинство жильцов – те из них, кого не разбудил вой сирен пожарных машин и скорой помощи – все еще спят, накачавшись с вечера пивом.

Держа в руке комплект ключей, я пошла по коридору в сторону комнаты 1622. Купер последовал за мной, разглядывая развешанные на стенах плакаты, призывающие студентов обратиться к врачу, если они подозревают, что подхватили венерическую болезнь, или сообщающие о бесплатном кино в студенческом центре.

Старшая по шестнадцатому этажу явно была фанаткой Снупи:[6]6
  Снупи – забавный щенок, персонаж мультфильма «Снупи, вернись домой».


[Закрыть] изображения Снупи висели повсюду, был даже картонный Снупи, который держал настоящий картонный поднос. На поднос указывала стрелка с надписью: «Бесплатные презервативы от службы здравоохранения Нью-Йорк-колледжа. А что, за 40000$ в год студентам можно дать что-нибудь и бесплатно!»

Естественно, поднос был пустой.

На двери комнаты 1622 висела желтая бумажка для записей, но записей на ней не было. А еще на двери красовалась наклейка с изображением Зигги. Но кто-то пририсовал к носу Зигги серьгу и написал в пузыре над его головой: «Где мои штаны?»

Я громко постучала ключами в дверь.

– Дирекция! – крикнула я. – Есть кто-нибудь?

Ответа не последовало. Я повторила, потом вставила ключ в замок и открыла дверь.

В комнате громко жужжал вентилятор, стоящий на комоде, хотя здесь было центральное кондиционирование, как во всех помещениях Фишер-холла. Кроме работающего вентилятора, в комнате не было никакого движения. Представляю, как будет потрясена соседка Роберты, когда вернется и узнает, что до конца года комната будет в ее полном единоличном распоряжении.

В комнате было одно окно – шесть футов на пять, с двойными ручками, чтобы открывать створки. За окном, за крышами домов и водонапорными башнями было видно Гудзон. Река невозмутимо продолжала свое вечное движение, от ее зеркальной поверхности отражался солнечный свет.

Купер, прищурившись, посмотрел на семейные фотографии на спинке одной из кроватей.

– Эта девушка, которая погибла… Как ее звали?

– Роберта.

– Ее кровать – вот эта.

Над кроватью, которая стояла у окна, висела бумажная лента, на которой уличный художник радужными буквами написал ее имя. Обе кровати были не прибраны – девушки спали этой ночью в своих постелях, но ни одна, похоже, не была особенно озабочена вопросами порядка. Простыни сбиты, а покрывала – не подходящие одно к другому, как обычно бывает у соседок по комнате – застелены кое-как, криво. В украшении Робертиной половины комнаты отчетливо ощущался мотив Зигги. Повсюду наклеены стикеры с изображением Зигги, на стене – календарь, тоже с Зигги, а на письменном столе – письменный прибор с изображениями мультяшного героя.

Между прочим, обе девушки были фанатками Джордана Картрайта. У них имелся полный комплект дисков «Гладкой дорожки» и диск «Будь моей, детка». Но зато не было ни единого диска вашей покорной слуги. Что и не удивительно, я всегда была популярна только у подростков.

Купер стоял на коленях и заглядывал под кровать погибшей девушки. Это меня очень отвлекало. Я пыталась сосредоточиться на осмотре комнаты, но у Купера очень симпатичный зад. И когда я видела его перед собой в потертых джинсах «ливайс», мне было трудновато смотреть на что-нибудь другое.

– Вот, взгляни. – Купер вылез из-под кровати Роберты, его темные волосы спутались. Я быстренько отвела взгляд, чтобы он не заметил, что я таращилась на него.

– На что? – спросила я с умным видом.

– Посмотри.

На кончике карандаша, который Купер взял из стаканчика с письменного стола Роберты, болталось что-то бесцветное и бесформенное. При более близком рассмотрении я поняла, что это использованный презерватив.

– Гм… – сказала я. – Фи!

– Он свежий, – сказал Купер. – Я бы сказал, что у Роберты этой ночью было страстное свидание.

Свободной рукой он взял из почтового набора на письменном столе Роберты конверт и стряхнул в него презерватив.

– Что ты делаешь? – Я заволновалась. – По-моему, это похищение улики с места происшествия.

– Улики? – Купер свернул конверт несколько раз и спрятал в карман куртки. – Полиция уже сделала вывод, что никакого преступления не было.

– Тогда для чего ты его берешь?

Купер пожал плечами и бросил карандаш.

– В работе я твердо усвоил одно: никогда ничего неизвестно наверняка.

Он оглядел комнату и покачал головой.

– Это действительно странно. Какой нормальный человек сначала занимается сексом, а потом идет прыгать с крыши лифта? Ну, ладно бы еще наоборот: лифт – опасность, адреналин и все такое, это возбуждает и хочется секса. Но секс до того? Если только это не какое-нибудь сексуальное извращение.

Я удивилась:

– Ты хочешь сказать, парень занимался с девушкой сексом, а потом столкнул ее с крыши лифта?

– Что-то вроде этого. – Мне показалось, что Куперу неловко. Ему не нравилось говорить со мной о сексуальных извращениях, и он сменил тему. – А что другая девушка? Первая? Ты говорила, что она не регистрировала в журнале никаких гостей в ночь своей смерти?

– Нет, не регистрировала. Но я и сейчас, перед твоим приходом тоже проверяла журнал. Роберта прошлой ночью тоже никого не регистрировала. – Я немного подумала, и мне кое-что пришло в голову. – А если… если в комнате Элизабет тоже было что-нибудь в этом роде… ну, презерватив или еще что? Полицейские его бы нашли?

– Могли не найти – если не искали. А если они были убеждены, что смерть девушки была несчастным случаем, то даже и смотреть не стали.

Я покусала нижнюю губу.

– На месте Элизабет никто не поселился. Ее соседка по комнате теперь живет одна. Мы могли бы пойти и взглянуть.

Купер посмотрел на меня с сомнением.

– Хизер, я согласен, в гибели этой девушки есть что-то подозрительное, – сказал он. – Особенно, если учесть историю с ключами и презерватив. Но то, что ты подразумеваешь…

– Ты первый об этом заговорил, – напомнила я. – И потом, посмотреть-то мы можем, кому от этого станет хуже?

– Даже если мы туда заглянем, – с сомнением сказал Купер, – вряд ли мы что-нибудь там найдем. После ее смерти прошла целая неделя.

– Попытка не пытка. – Я повернулась к двери. – Пошли.

– Почему тебе так важно доказать, что эти девушки погибли не в результате несчастных случаев?

Естественно, я не могла сказать ему правду. Потому что не хотела выглядеть психопаткой, как меня обязательно заклеймила бы Сара. Именно так я и буду выглядеть, если признаюсь, что у меня такое чувство, будто я… будто я обязана этому зданию, самому Фишер-холлу, разобраться, что здесь на самом деле произошло. Фишер-холл в некотором роде спас мне жизнь, и я должна ему отплатить.

Ну ладно, на самом деле он спас меня только от участи окончить век официанткой в какой-нибудь забегаловке. Но разве этого мало? Конечно, в этом мало смысла, Сара бы точно обвинила меня в переносе нежных чувств к родителям или моему бывшему на груду кирпичей, сложенную в здание в 1850 году. Но я действительно чувствую себя обязанной доказать, что в гибели студенток нет вины Фишер-холла, то есть персонала (который якобы упустил, как девушки начали скатываться по наклонной плоскости), вины самих девушек (они вовсе не похожи на тех, кто может выкинуть такую глупость) или даже вины самого здания, потому что оно, как кажется некоторым, недостаточно уютное. Студенческая газета уже посвятила одну статью подробному разбору опасности лифт-серфинга. Как знать, что им вздумается напечатать завтра.

Вот видите, я же говорила, что это звучит глупо. Но я не успокоюсь, пока не разберусь во всем этом. Жаль, что Куперу этого не объяснишь. И пытаться бессмысленно, я знаю.

– Потому что девушки не занимаются лифт-серфингом, – вот и все что я могла сказать.

Сначала мне показалось, что Купер просто возьмет и уйдет, как детектив Канаван, не сказав ни слова и злясь, что я зря потратила его время.

Но он только вздохнул и сказал:

– Ладно, похоже, придется осмотреть еще одну комнату.

9

Тряси своим помпоном,

тряси своим помпоном,

тряси своим помпоном,

тряси ночь напролет.

«Тряси». Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни О' Брайен/Хенке. Из альбома «Рокет-поп». «Картрайт рекордс»

Соседка Элизабет Келлог по комнате 1412 на мой стук сразу же открыла дверь. Она была в свободной белой футболке и черных леггинсах, в одной руке – портативный телефон, в другой – сигарета.

Я изобразила улыбку:

– Привет, меня зовут Хизер, а это…

– Привет, – перебила меня девушка.

Когда она увидела Купера, у нее округлились глаза.

А почему бы и нет, собственно говоря? В конце концов, она – здоровая американская девушка из плоти и крови, а Купер похож, и даже не слегка, на идеал американских девушек.

– Купер Картрайт, – сказал он.

Купер улыбнулся соседке Элизабет такой ослепительной улыбкой, что я бы, пожалуй, подумала, что он специально отрабатывал ее перед зеркалом для таких вот случаев. Но я-то точно знала, что это не так: Купер не из тех, кто отрабатывает улыбки перед зеркалом.

– Марни Вилла Дельгадо, – представилась девушка.

Марни оказалась такой же крупной, как и я, только шире в грудной клетке, чем в бедрах. У нее были длинные, сильно вьющиеся темные волосы. По оценивающему взгляду, которым она меня смерила, я поняла, что она, как и многие женщины, пытается понять: мы с Купером – парочка, или он свободен.

– Марни, – сказал Купер, – мы бы хотели поговорить с тобой о твоей бывшей соседке, Элизабет.

На этот раз Купер обнажил в улыбке столько зубов, что чуть не ослепил меня. Но не Марни. Она, судя по всему, решила, что мы с Купером – не парочка. (Интересно, как это другие девушки догадываются о таких вещах? Марни, Рейчел, Сара… Почему они могут, а я нет?) Сказав в затрещавший телефон: «Мне нужно идти», Марни повесила трубку и гипнотически уставилась на Купера:

– Заходите.

Мы вошли. Я сразу заметила, что после смерти Элизабет Марни очень быстро переделала в комнате все по-своему. Кровати были сдвинуты – получилась большая двуспальная кровать, которую Марни накрыла огромным покрывалом леопардовой расцветки. Два комода она поставила один на другой, и теперь в ее распоряжении было восемь ящиков вместо четырех. Письменный стол Элизабет превратился в развлекательный центр, на нем стояли телевизор, видеомагнитофон и CD-плеер, и все это – в пределах досягаемости от кровати, достаточно просто протянуть руку.

– Я уже все рассказала полиции. – Марни стряхнула пепел с сигареты на коврик (тоже леопардовой раскраски) и вдруг переключила все внимание с Купера на меня. – Постойте, мы с вами знакомы? Вы случайно не актриса?

Я ответила чистую правду:

– Я? Нет, не актриса.

– Но вы работаете в шоу-бизнесе, – уверенно заявила Марни. – Ой, может, вы снимаете кино о жизни Бет?

Не дав Куперу и рта раскрыть, я быстро спросила:

– А ты думаешь, жизнь Бет интересна для кино?

Марни пыталась изображать крутую девчонку, но закашлялась, затягиваясь сигаретой.

– Еще бы! Представляю, как бы вы это показали. Девушка из провинции приехала в большой город – стресс, конечно. Погибла по глупости, прыгая на спор. А можно мне сыграть в вашем фильме? У меня есть опыт…

Купер выдал нас с головой:

– Мы не из шоу-бизнеса. Хизер работает ассистентом директора резиденции, а я – ее друг.

– Но мне показалось… – Марни снова уставилась на меня, пытаясь вспомнить, где же она меня видела. – Я думала, вы актриса. Я вас точно где-то раньше видела…

– Наверное, когда вселялась в резиденцию, – быстро сказала я.

Купер стал осматривать кухонный уголок: Марни установила там микроволновку, кухонный комбайн, кофеварку и весы – на таких взвешивают куриные грудки те, кто сидят на диете. Потом перевел взгляд на девушку.

– А откуда приехала твоя соседка?

– Из Мистика – это в Коннектикуте.

Купер открывал дверцы кухонных шкафов, но Марни так растерялась, что даже не протестовала.

– Ой, я знаю! Вы играли в фильме «Спасенный звоном колокола», точно?

– Нет, – ответила я. – Так ты говоришь, Эли… то есть, Бет, в Нью-Йорке не понравилось?

– Вообще-то не очень, – ответила Марни. – Бет просто не вписалась в обстановку, понимаете? Да и вообще, она хотела стать медсестрой.

Купер посмотрел на Марни. Сразу видно, он мало знаком со студентами Нью-Йорк-колледжа, потому что спросил:

– А что плохого в профессии медсестры?

– Да кто же приезжает в Нью-Йорк, чтобы выучиться на медсестру? – В тоне Марни послышалось презрение. – Чего ради платить кучу баксов, когда на медсестру можно выучиться в другом месте, подешевле.

– А у тебя какая специализация? – спросил Купер.

– У меня? – Марни посмотрела на него с таким видом, будто он произнес какую-то глупость. Она затушила сигарету в пепельнице в форме человеческой кисти и сказала: – Актерское мастерство. – Потом села на свою импровизированную двуспальную кровать и опять уставилась на меня. – Все-таки я вас где-то видела, точно.

Чтобы отвлечь ее – как от попыток понять, где она меня видела, так и от того, чем занимался Купер, а он проводил самый настоящий обыск, – я взяла в руки пепельницу.

– Это твоя пепельница или Элизабет? – спросила я, хотя ответ знала заранее.

– Моя. Естественно. Все вещи Элизабет забрали. Она не курила. Она ничего не делала.

– Ничего? Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. Она ничего не делала. Никуда не ходила, не приводила друзей. Мать не разрешала ей ходить на свидания. Вы слышали, что ее матушка сказала на заупокойной службе?

Купер обследовал ванную.

– А что она сказала? – крикнул он оттуда.

Марни стала рыться в черном кожаном рюкзаке, который лежал у нее на кровати.

– Она всю церемонию только о том и говорила, что подаст на колледж в суд за то, что на лифтах нет защиты от желающих покататься на крыше. А что вы делаете в моей ванной?

– Насколько я поняла, мать Элизабет хотела, чтобы ее дочь приглашала в гости только девушек, – сказала я, игнорируя ее вопрос к Куперу.

– Бет мне об этом ничего не говорила. – Марни нашла в рюкзаке пачку сигарет. К счастью, пачка оказалась пустой. Марни раздраженно бросила ее на пол. – Но я бы не удивилась, если бы так оно и было. Эта девчонка была как будто из прошлого века, честно. Сомневаюсь, что она когда-нибудь раньше встречалась с парнем – по-моему, она впервые поцеловалась за неделю или две до смерти.

В дверях ванной возник Купер. Он казался слишком большим, чтобы вписаться в дверной проем, но как-то ухитрился не задеть косяк.

– С кем? – спросила я. – Кто этот парень?

– Не знаю.

Марни пожала плечами, без сигарет она выглядела потерянной. Конечно, сигарета – хорошая «подпорка» для артиста, легче изобразить скорбящую соседку, например.

– Был один парень, она собиралась на свидание с ним прямо перед тем… ну, вы понимаете. – Марни присвистнула и показала пальцем вниз. – Вообще-то, они только недавно познакомились. Но когда Бет про него говорила, у нее становилось такое лицо… не знаю, как объяснить.

– Ты его когда-нибудь видела? – спросила я. – Как его зовут? Он приходил на заупокойную службу? Это он уговорил Элизабет заняться лифт-серфингом?

Марни возмутилась:

– Вы задаете столько вопросов!

Купер пришел мне на выручку. Как всегда.

– Марни, это очень важно. Ты что-нибудь знаешь об этом парне? Кто он?

Когда спрашивала я, она упиралась, а когда спросил Купер, любезно ответила:

– Дайте подумать.

Марни наморщилась. Ее не назовешь хорошенькой, но лицо довольно интересное. Возможно, она подойдет для характерных ролей – будет играть пухленькую подружку героини. Интересно, почему пухленькой всегда бывает именно лучшая подруга? Почему сама героиня никогда не бывает пухленькой? Ну, пусть не толстушкой, а двенадцатого размера или даже четырнадцатого? Почему героиня всегда носит второй размер? Мои размышления о дискриминации по размерам прервала Марни:

– Вспомнила! Она говорила, что его зовут Марк или как-то в этом роде. Но я его не видела. Они ведь начали встречаться всего за неделю до того, как она умерла. Он приглашал ее в кино. Они ходили в «Ангелику» на какие-то иностранные фильмы. Вот почему мне показалось, что это очень странно…

– Что? – Я встряхнула головой. – Что тебе показалось странным?

– Ну, что парень, который любит иностранные фильмы, занимается лифт-серфингом. Это занятие для… для сопляков. Лифт-серфингом занимаются ребята, которые носят мешковатые джинсы и выглядят на двенадцать лет. А этот парень был старше. Такой весь из себя искушенный. По словам Бет. Так с какой стати он уговорил ее прыгать по крышам лифтов?

Я села рядом с Марни на ее необъятную кровать.

– Это она тебе сказала? – спросила я. – Бет говорила, что он предлагал ей заняться вместе с ним лифт-серфингом?

– Нет, но ведь… ведь она бы в жизни не пошла на это дело одна. Сомневаюсь, что она вообще знала, что это такое.

– Может, она пошла с кем-то из первокурсников, про которых ты говорила? – предположил Купер.

Марни состроила гримасу:

– Ну, нет, ни за что. Те ребята никогда бы ее не позвали. Они слишком крутые, или, по крайней мере, считают себя слишком крутыми, чтобы связываться с девчонкой вроде нее. И потом, если бы Бет была с ними, она бы не упала – они по этой части мастера, и не дали бы ей упасть.

– Тебя ведь здесь не было в тот вечер, когда она погибла? – спросила я.

– Меня? Нет, не было. У меня было прослушивание. – Марни посмотрела на меня с хитрецой. – Вообще-то, нам на первом курсе не полагается ходить на прослушивания, но я подумала, что у меня есть шанс. Ведь это Бродвей. Если меня возьмут в бродвейское шоу, я тут же брошу это заведение.

– Значит, в тот вечер комната была в распоряжении Элизабет? – спросила я.

– Да. Она пригласила его в гости. Ну, того парня. Она по этому поводу очень суетилась, ну, знаете, приготовила романтический ужин на двоих… – Марни с подозрением покосилась на меня: – Эй, вы же не выдадите, что у нас есть плита? Это запрещено, но…

– Этот парень, – перебила я, – Марк, или как его там. Он в тот вечер пришел?

– Да. Во всяком случае, я так думаю. Когда я вернулась домой, их уже не было, но в раковине остались грязные тарелки. Мне пришлось их вымыть, чтобы не разводить тараканов. Вообще-то за те деньги, которые мы платим за жилье, можно было бы регулярно проводить…

– Его видел еще кто-нибудь? – перебил Купер. – Этого Марка? Может, кто-то из ваших общих знакомых?

– У нас с Бет не было общих знакомых. Я же вам говорила, она – лузерша. Да, мы с ней были соседками, но я же не обязана была везде с ней таскаться. Я даже о ее смерти узнала примерно через сутки после того, как это случилось. Она не вернулась в комнату ночевать, ну я и подумала, что она пошла к этому парню.

– Ты рассказала это полиции? – спросил Купер. – О том, что у Элизабет в последний вечер перед смертью был в гостях парень.

– Да. – Марни пожала плечами. – Мне показалось, что им все равно. Ее ведь не парень убил, она погибла по собственной глупости. Я хочу сказать, сколько бы человек ни выпил, это еще не значит, что ему надо прыгать по крышам лифтов…

Я втянула воздух.

– Они пили? Марк и твоя соседка?

– Да. Я видела в мусорном ведре бутылки. Две. Между прочим, довольно дорогого вина. Наверное, их принес Марк. Они баксов по двадцать каждая. Для человека, который живет в этой дыре, Марк тратит довольно много денег.

Я затаила дыхание.

– Постой, так он живет в Фишер-холле?

– Ну да. Вернее, я так думаю. А как же иначе? Ей не понадобилось регистрировать его в книге посетителей.

Боже правый! Об этом я как-то не подумала! Бет принимала в своей комнате парня, но в журнале учета посетителей нет на этот счет никаких записей, потому что парню не нужно было регистрироваться! Он тоже живет в Фишер-холле!

Я посмотрела на Купера, толком не понимая, к чему нас все это ведет, но в полной уверенности, что к чему-то все-таки ведет, причем к чему-то важному. Интересно, Купер это понимает?

– Марни, – попросила я, – ты можешь рассказать нам хоть что-нибудь, что угодно, про парня, с которым встречалась твоя соседка?

– Все, что знаю, – в голосе Марни послышалось раздражение, – я уже сказала. Его вроде бы зовут Марк, ему нравятся иностранные фильмы, он пьет дорогие вина, и я почти уверена, что он живет в нашей общаге. Ах да, Бет часто повторяла, что он классный. Уж не знаю, как он может быть классным. С какой стати классному парню встречаться с Бет? Она была страшненькой.

Студенческая газета «Вашингтон-сквер репортер» после смерти Элизабет поместила ее фотографию, взятую из общей фотографии первокурсников, и я должна с сожалением признать, что Марни не преувеличивает. Элизабет никак не назовешь хорошенькой. Ни капли макияжа, очки с толстыми стеклами, старомодная прическа в стиле Фарры Фосетт и улыбка, которая открывает десны. Но школьные фотографии, сделанные наемными фотографами, обычно никого не красят, и я тогда предположила, что в действительности Элизабет выглядела лучше, чем на снимке. Но, может, я ошибалась.

Или может быть, Марни завидует, потому что у ее соседки был парень, а у нее – нет. Такое бывает. Не обязательно быть дипломированным социологом или лицензированным частным детективом, чтобы до этого додуматься.

Мы с Купером поблагодарили Марни и ушли. Правда, не удалось избежать очередного захода со стороны Марни на тему «я-точно-знаю-что-где-то-вас-видела». Когда мы наконец вышли в коридор, я кляла (как кляну почти каждый день) свое решение – или лучше сказать, решение моей мамы – отказаться от среднего образования в пользу музыкальной карьеры.

Вниз по лестнице мы плелись молча. Я раздумывала, может, Купер прав, и я на самом деле свихнулась? Неужели и правда какой-то маньяк преследует первокурсниц, живущих в Фишер-холле и, добившись от них того, что ему надо, уговаривает покататься на крыше лифта и сталкивает в шахту? Чушь?

Когда мы дошли до площадки десятого этажа, я закинула пробный камень:

– Знаешь, я читала в одном журнале статью про убийц, которые убивают ради развлечения.

– Да, такое бывает, – сухо согласился Купер. – В кино. А в жизни такое не часто случается. Большинство преступлений – это преступления из страсти. На самом деле люди не такие мерзкие, как мы порой думаем.

Я покосилась на него краем глаза. Он даже не представляет, какое у меня грязное воображение. Например, в эту конкретную минуту я представляла, как швыряю его на пол и зубами срываю с него одежду.

Ну, может, я представляла не совсем это, но вполне могла бы.

– Мне кажется, кому-то надо поговорить с соседкой второй девушки. – Я решительно прогнала фантазии на тему одежды Купера и моих зубов. – Той, которая погибла сегодня. Надо спросить у нее про презерватив. Вдруг она знает, чей он.

Купер пробуравил меня своими невероятно голубыми глазами.

– Попробую угадать. Ты думаешь, он мог принадлежать парню по имени Марк, который любит иностранные фильмы и знает толк в дорогом вине.

– Спросить-то не помешает.

– Среди вашего персонала есть парень, который подходит под это описание? – поинтересовался Купер.

Я задумалась.

– Ну… пожалуй, нет.

– Тогда как он заполучил ключ, который хранится за стойкой ресепшен?

Я нахмурилась. Прежде чем я нашлась что ответить, Купер продолжил:

– Этот момент ты еще не продумала? Послушай, Хизер, работа детектива состоит не только в том, чтобы повсюду совать свой нос и задавать вопросы. Нужно еще понимать, стоит ли дело того, чтобы его расследовать. А в данном случае, извини, я этого не вижу.

Я резко втянула воздух.

– Но… как же презерватив? И загадочный мужчина!

Купер покачал головой:

– Жаль, что девушки погибли. Но, Хизер, вспомни себя в восемнадцать лет. Ты тоже делала глупости. Может быть, ты не занималась такими безумными вещами, как лифт-серфинг на спор, но…

– Они не прыгали на спор! – с жаром возразила я. – Говорю тебе, те две девушки этим не занимались!

– Но ведь как-то они оказались на дне шахты лифта, – сказал Купер. – Ты предпочитаешь думать, что их туда столкнул какой-то злодей, сама посуди, в этом здании живет больше тысячи человек. Тебе не кажется, что кто-нибудь из них обязательно заметил бы, как какой-то парень сталкивает девушку в шахту лифта? И наверняка этот кто-то рассказал бы о том, что увидел, другим?

Я несколько раз моргнула.

– Но… но…

Но сказать мне было нечего. Купер посмотрел на часы.

– Послушай, я опаздываю на встречу, может, доиграем в «Она написала убийство» позже? Сейчас мне нужно идти.

– Ну да, пожалуй, – тихо пробормотала я.

– Ладно, тогда до скорого.

И Купер быстро стал спускаться по лестнице, нечего было и думать угнаться за ним. Правда, на нижней площадке он остановился, повернулся и посмотрел вверх, на меня. Все-таки глаза у него невероятно голубые!

– Между прочим, имей в виду, – сказал он.

– Что?

Я радостно перегнулась через перила. «Мне так не хочется, чтобы ты вела это расследование в одиночку, – ожидала я услышать. – Мне невыносима мысль, что ты можешь пострадать. Дело в том, Хизер, что я тебя люблю. И всегда любил».

Но Купер сказал совсем другое:

– У нас кончилось молоко. Купи по дороге домой, если не забудешь, ладно?

– Ладно, – буркнула я.

И он ушел.