Текст книги "Последняя гостья"

Глава 10

«Прошу прощения. Хотелось бы мне, чтобы такое не понадобилось».

В середине Харбор-драйв я ударила по тормозам: какая-то женщина вышла на пешеходный переход, не оглядевшись. И теперь стояла перед моей машиной, всматриваясь сквозь ветровое стекло. Мои руки тряслись на руле. Машина остановилась на расстоянии считаных дюймов от незнакомки.

В зеркало заднего вида все еще просматривался полицейский участок на вершине холма. Женщина выставила ладонь барьером между собой и моей машиной, беззвучно выговорила губами «осторожнее!» и двинулась через улицу. Как будто я не заметила, насколько близко подъехала. Как будто она не осознала, как близко подошла она.

В этот момент я увидела Сэди, стоящую на краю утесов. Голубое платье трепетало на ветру, бретелька соскользнула с плеча, под глазами расплылась тушь, руки дрожали. Увидела, как она обернулась и на этот раз посмотрела на меня широко открытыми глазами…

Стой.

* * *

Мне требовалось кому-нибудь позвонить.

Но не детективу, который только что смотрел на мобильник Сэди так недоверчиво. Не Паркеру, который даже не сказал мне о только что привезенных из полиции личных вещах Сэди. И не Коннору, который отмалчивался, хранил секреты от всех…

Пока я размышляла, зазвонил мой телефон. Еще один номер, которого не было в моем списке контактов. Неужели детектив Коллинз уже решил позвать меня обратно? Потому что в ее телефоне что-то нашли или им понадобилась моя помощь, чтобы выяснить, что означает некая находка? Я включила громкую связь.

– Это Эйвери?

Судя по голосу, девушка. Женщина. Особа промежуточного возраста.

– Да, кто говорит?

– Эрика Хопкинс. С обеда.

– А, привет.

Она прокашлялась.

– Джастин просила меня созвониться с вами. Статья о Сэди нам понадобится завтра, самое позднее – к полудню.

Вчерашний день казался далеким прошлым.

– Статью я смогу переслать вам по электронной почте сегодня вечером, а вот фотографию в цифровом виде – скорее всего, не получится. У меня нет доступа к сканеру.

Не могла же я обратиться к Гранту или Бьянке с просьбой дать мне снимок их покойной дочери в высоком разрешении, хоть и следовало бы выбрать один из принадлежащих им, которые некогда висели на стенах в Брейкерсе. В сущности, более подходящего варианта я не видела.

– У нас назначена встреча с Паркером Ломаном на месте проведения церемонии завтра, около одиннадцати. Прямо у входа на Брейкер-Бич. Может быть, там вы и передадите нам фото?

Где-то в доме находились личные вещи Сэди Ломан, только что привезенные Паркером из полиции. Паркер говорил, что сегодня работает из дома, и со стороны подъездной дорожки я видела свет у него в кабинете, на верхнем этаже.

Завтра около одиннадцати он уедет. Дом будет пуст.

– Почему бы вам не заехать ко мне после встречи? – спросила я, ставя машину возле гаража. – Буду ждать вас у гостевого дома. Только отправьте мне эсэмэску, когда будете в пути.

В большом доме сейчас находится дневник, возвращенный Паркеру. Предмет, с помощью которого установили подлинность якобы последних слов Сэди Ломан. Свидетельство, на основании которого закрыли дело.

И мне требовалось увидеть его.

Нечто зловещее и коварное прокралось сюда. Казалось, я только что привела в движение силы, которые теперь была не в состоянии остановить.

* * *

У себя в спальне гостевого дома я открыла дверцу стенного шкафа и вытащила оттуда единственную коробку, которая так и осталась нераспакованной, – ту, что Сэди пометила своим почерком буквой «О» – «оставить». Остальные я со временем разобрала, все мое немногочисленное имущество, которое стоило привезти с собой. Но эта последняя коробка содержала вещи моих родителей и бабушки.

Хоть сам этот дом и не принадлежал мне, я знала, что никто не посмеет даже прикоснуться к этой коробке. Сколько раз Сэди ни заглядывала ко мне в шкаф, до коробки она не дотрагивалась.

Я вынула свадебный альбом родителей и бабушкины письма, бережно отложила их в сторону. И продолжала разбирать вещи, пока не дошла до маленькой обувной коробки.

Внутри хранились снимки Сэди, ранее расставленные и развешанные по всему дому Ломанов. С каждым годом к ним прибавлялись новые. Но и прежние Бьянка не убирала – просто вставляла очередные снимки в те же рамки поверх старых, так они и накапливались. Как наслоения краски, они медленно росли в толщину, пока я не вынимала наиболее давние и не убирала их к себе на хранение.

Поверхности снимков немного попортились оттого, что к ним прилипли новые фотографии, уголки обтрепались, от соприкосновения с рамками на них появились пятна. Там, где раньше красовались детские портреты, появились снимки с выпускного бала. Выпускные фото сменились сделанными на каникулах: Сэди у Эйфелевой башни, Сэди в красном горнолыжном комбинезоне на фоне гор, Сэди рядом с Паркером где-то в тропиках, у берега океана.

И вот теперь я перебирала эти забытые снимки, подыскивая среди них подходящий для статьи. Господи, как взбесилась бы Сэди. На каждом фото она выглядела или слишком юной, или чересчур счастливой. Имела вид, никак не сочетающийся с целью статьи. Нужен был снимок, вызывающий симпатию у всех и каждого – как у посвященных, так и у остальных. Сэди должна была казаться и открытой, и в то же время недосягаемой.

Наконец я остановила выбор на фотографии с ее выпускной церемонии в колледже. Держа в руке диплом, она слегка запрокинула голову, словно готовясь рассмеяться. Воплощение Сэди. Воплощение трагедии.

Этот снимок запечатлел какое-то начало. Оно было уже совсем рядом, но его прервали. Начало смеха, ее жизни. То, что, как мне теперь казалось, отняли у нее.

Потом я сложила остальные снимки обратно в коробку и спрятала в шкаф, где они остались вместе с памятью о других людях, которых я потеряла.

* * *

«Сэди Дженетт Ломан будет удостоена памятника в Литтлпорте».

Я барабанила пальцами по краю клавиатуры, ожидая, когда найдутся слова. И смотрела на фото Сэди в выпускной мантии, на фоне голубого неба над куполом здания.

«Несмотря на то что девять месяцев в году Сэди Ломан проводила в Коннектикуте, именно Литтлпорт был ее самым излюбленным местом во всем мире».

Это она сама сказала мне при первой встрече. А теперь ей предстояло стать частью истории Литтлпорта.

Мы обладали давним для такого маленького города прошлым, живущим в нашей коллективной памяти. Его населяли призраки – как из давних легенд, так и из сказок на сон грядущий. Рыбаки, пропавшие без вести в море, первый смотритель маяка – их крики разносились эхом в ночи, вплетенные в завывания ветра. Скамьи в память о ком-нибудь и в честь кого-нибудь; коробки, перевозимые из дома в дом. Здесь мы носили свои утраты с собой.

Приют рисковых людей, благосклонный к смелым.

Я пыталась найти для Сэди место в этой истории. То, к чему она была причастна.

Да, смелой она была – это безусловно. Но не это хотелось услышать людям. Скорее, что она любила океан, своих родных, эти места.

Вот что бы я сказала, если бы решила открыть правду.

Сэди взбесило бы все происходящее – от колокола до надписи и дани уважения. Она уселась бы на утесах, глядя вниз, на пляж, где собрались бы мы все, держала бы в руке бокал и смеялась. Литтлпорту были чужды сочувствие и извинения – точно так же, как и ей. Она была таким же порождением здешних мест, как любой из нас.

Возможно, она потребовала бы, чтобы о ней забыли. В качестве противовеса за осознанную ошибку. В глубине души она наверняка понимала, что зашла слишком далеко.

Но Сэди Ломан ни за что не стала бы просить прощения. Ни за то, кем являлась, ни за то, что сделала.

* * *

«Прошу прощения. Хотелось бы мне, чтобы такое не понадобилось».

Два простых предложения. Найденная записка. Скомканная, среди мусора.

Каковы шансы, что все это была ошибка? И что полицейские и ее родные увидели одно, а поверили в совсем другое?

Какова вероятность, что выбор Сэди пал на те же самые слова, к которым я прибегла ранее тем летом – те, которые записала сама на листе бумаги, сложила его пополам и оставила для нее на письменном столе?

Лето
2017

Вечеринка «плюс одна»

21:30

Случилось все сразу. Со светом, звуком, атмосферой.

Отключилось электричество. Пропали музыка, свет в доме, голубая подсветка под водой в бассейне. Повсюду стало темно.

Внутрь набилось слишком много народу. Мои уши все еще гудели от музыки. Кто-то наступил мне на ногу. Я услышала звук разбитого стекла и понадеялась только, что это не окно. Остались только звуки и запахи. Приглушенный шепот, нервные смешки, пот, шлейф запаха средства для ухода за волосами от кого-то, проходящего мимо, а потом – пряный аромат одеколона.

На мое плечо легла ладонь, дыхание овеяло шею. Я замерла, сбитая с толку. А потом услышала вопль. Все прекратилось – шепотки, смех, толкучка. Комнату озарил луч фонарика в телефоне, затем другой, а потом и я вынула свой телефон из заднего кармана и тоже посветила.

– С ней все в порядке! – крикнул кто-то снаружи. Вся масса людей качнулась в сторону задних дверей.

Я пробилась сквозь толпу, глаза постепенно привыкали к темноте. Снаружи тучи заволокли звезды и луну. Одинокий луч света от маяка рассекал небо над головами и тонул в нем.

К ней, конечно, уже подоспел Паркер, обоих обступили полукругом зрители. Поначалу я видела лишь темный силуэт, скорчившийся на руках у Паркера. Он растирал ей спину, она выкашливала воду. «Ну-ну, все с тобой хорошо», – говорил он ей, а потом она повернулась лицом к свету. Элли Арнолд.

Сэди знала ее всю жизнь и считала приставучей. Говорила, что Элли на все готова, лишь бы привлечь к себе внимание, поэтому в первых моих мыслях о случившемся не было ни великодушия, ни сочувствия.

Но, когда я присела на корточки рядом с ней, она была так потрясена, выглядела такой несчастной, что я поняла: она не нарочно.

– Что случилось? – спросила я.

Она промокла насквозь и дрожала, одежда облепила тело.

– Она ничего не видела, – ответил за нее Паркер. – Оступилась.

– Меня толкнули, – поправила Элли, обхватив себя обеими руками. – Когда в бассейне погас свет. – Она закашлялась и снова всхлипнула. Длинные волосы липли к ее лицу и шее.

– Все хорошо. С тобой все в порядке, – повторила я вслед за Паркером и усмехнулась, радуясь, что вокруг темно. Глубина бассейна не превышала четырех футов – реальная опасность Элли вообще не грозила, несмотря на ее нынешнее состояние. Все, что от нее требовалось, – нащупать ногами дно и встать.

Гораздо больше меня тревожили ее вопли, далеко разнесшиеся в ночи.

Одна из подруг Элли наконец-то пробралась сквозь толпу.

– Боже мой! – ахнула она и зажала рот ладонью. Потом схватила Элли за руку.

– Уведи ее в дом, – распорядился Паркер, помогая Элли встать. Ее слегка пошатывало, она оперлась на руку подруги, толпа расступилась перед ними.

– В ванной под раковиной полно полотенец, – сказала я. – Наверняка найдется и банный халат.

Паркер оглянулся на дом. В окне мелькнул янтарный язычок пламени – чья-то зажигалка, язычок коснулся фитиля свечи.

– Пойду посмотрю, – сказала я. Отсюда трудно было судить, отключилось электричество во всем городе или только на нашей улице. Если только на нашей, придется звонить, и вечеринке конец. Вариант получше – если отключение произошло во всем городе. И самая большая удача, если в доме сработали предохранители, вырубив сразу колонки и свет из-за перегрузки.

В доме кто-то уже разыскал остальные свечи и выстроил их в ряд на подоконниках и в пирамиду – на подставке в центре кухонного стола. Парень с зажигалкой закончил обход нижнего этажа, и повсюду образовались тускло освещенные уголки. Лица по-прежнему прятались в тени, но я видела, куда иду, направляясь к электрощитку.

Дверь в большую спальню в дальнем углу прихожей была приоткрыта – по крайней мере, суматоха выманила оттуда гостей.

Щиток находился внутри стенного шкафа в прихожей, я посветила себе телефоном. И сразу испустила вздох облегчения: проблема оказалась из тех, которые я могла устранить сама. Все цепи были разомкнуты, тумблеры в положении «отключено». Я перекидывала их один за другим, глядя, как снова загорается свет, а люди оглядываются, на миг теряясь и не вполне понимая, где очутились.

С последним щелчком неожиданно взревели колонки, и у меня екнуло сердце.

– Скажи кому-нибудь, чтобы убавили громкость, – попросила я парня, стоящего неподалеку. Того самого, который обвинил Грега Рэндолфа в интрижке с Кэрис Фонтейн. – И выключили хотя бы некоторые лампы.

– Слушаюсь, мэм, – криво ухмыльнулся он.

Я направилась в большую ванную, где над Элли хлопотали две ее подружки. Сама Элли была явно напугана и сгорала от стыда, и я впервые усомнилась во впечатлении, которое у меня сложилось о ней по рассказам Сэди.

– Привет, – заговорила я, – у вас здесь все хорошо?

Кто-то из них нашел полотенца, половина которых уже лежала кучей на полу, рядом с мокрой одеждой Элли. Она куталась в пушистый банный халат цвета слоновой кости и сушила волосы таким же полотенцем. Под ее глазами остались темные следы от потекшего макияжа. Пол был скользким, весь в лужицах, зеркало запотело. Видимо, Элли наскоро приняла душ, чтобы согреться.

Элли покачала головой, не встречаясь со мной взглядом.

– Шутник сраный, – она крикнула в открытую дверь: – Пошел ты на хер!

– Вот ведь… – еле слышно пробормотала я, хотя в спальне по соседству никого не было, никто ее не слышал.

Та из подруг Элли, что была повыше ростом, переглянулась со второй, вытаращив глаза.

– Эл, угомонись.

– Электричество отрубилось, – объяснила я. – Никто ничего не видел. Это наверняка вышло случайно.

Впрочем, я понимала, что все попытки вразумить человека, который неизвестно сколько выпил, – дохлый номер.

Но Элли закрыла рот, сжала губы. Ее плечи поникли, запал угас.

– Я просто хочу домой.

Я оглядела всех троих, соображая, есть ли среди них хоть кто-нибудь достаточно трезвый, чтобы доставить ее домой, и решила, что нет.

– Сейчас поищу кого-нибудь, кто тебя отвезет.

Выражение ее лица не изменилось. Она смотрела в стену невидящим взглядом, пока я не сообразила, что под «домом» подразумевалось некое место за пределами Литтлпорта, куда она направится завтра.

– Да ладно, – невысокая подружка обняла ее за плечи. – Переоденешься в сухое – сразу полегчает. У нас с Лив половина вещей уже в багажнике. Пойдем, поищем что-нибудь для тебя.

От этих слов Элли слабо улыбнулась и покинула ванную вместе с остальными, хоть и была одета в один банный халат.

Может, Сэди все-таки права насчет нее.

Я принесла из кухни несколько мусорных мешков и запихнула в один мокрую одежду Элли, которую она бездумно оставила на полу. В другой мешок отправились уже использованные полотенца в пятнах какой-то грязи, затем я достала с полки из-под раковины еще несколько, чтобы вытереть лужи и грязные отпечатки ног с пола.

– Ни к чему это, Эйви. – Обернувшись, я увидела, что в дверях ванной стоит Паркер, глядя на меня. – Брось.

Его глаза потемнели, лицо блестело от испарины, волосы упали на лоб. От него слабо пахло хлоркой, рубашка прилипла к груди, на ней сохранился отпечаток мокрого тела Элли.

– Кто-то же должен, – отозвалась я, ожидая, что он уйдет. Но вместо этого услышала щелчок закрывшейся двери.

Он забрал у меня мусорный мешок и затолкал в него последние полотенца, которые предстояло выстирать. Мы стояли совсем рядом. В душной и влажной атмосфере ванной было трудно дышать и рассуждать здраво.

– Думаешь, я хороший человек? – спросил он, приблизив лицо к моему вплотную, так что я видела его частями: глаза, шрам через бровь, выступы скул, очертания рта.

Все в Паркере было предположительным – до таких моментов, как этот, когда на его маске появлялась трещина. Когда он показывал мне мельком какой-нибудь свой изъян и смотрел, как меня уносит. Я ни разу не сталкивалась с недостатком, в который не смогла бы влюбиться. Скрытая незащищенность, кратковременная нерешительность. Колебания под прикрытием высокомерия.

Вот ведь какая штука: поначалу Паркер был не нужен мне. Не нужен ни разу за все годы, пока я знала, кто он такой, но еще не успела познакомиться с ним, не нужен, когда я впервые увиделась с ним в доме его родителей. Не нужен нисколько, пока Сэди не сказала, что мне его не заполучить. Я понимала, что это штамп, что я ничем не отличаюсь от множества других. Но было в этом нечто, была некая универсальная притягательность в том, что недоступно. Именно та, которая в людей определенного типа вселяет и усиливает вдвое желание.

В такие моменты, как этот, восприятие обострялось, словно я видела нечто такое, что он скрывал от всех остальных. То, чем он делился только со мной.

Я отвела волосы от его лица, он потянулся к моей руке.

– Извини, – пробормотала я, но он не отстранился. Так мы и замерли на расстоянии всего нескольких дюймов, в слишком душной комнате, где на периферии зрения я все видела размытым.

Кто-то постучал в дверь, и я вздрогнула. Представила, как Лус увидит нас здесь.

– Занято! – крикнула я и выпрямилась.

Кто-то застонал по другую сторону двери – нет, голос мужской. Но шока хватило, чтобы мы опомнились.

Пальцы Паркера ослабели на моем запястье, он медленно вздохнул.

– Когда-нибудь я, наверное, женюсь на Лусиане Суарес, и у меня будут красивые дети – порой гаденыши, но в целом хорошие люди.

– Ну ладно, Паркер. – Я отступила, у меня прояснилось в глазах. Мне казалось, ему не следовало обсуждать, насколько он хороший человек, стоя вплотную ко мне в ванной комнате, пока женщина, жениться на которой он собирается, находится по другую сторону двери. Но в этом заключалась часть его шарма.

– Ах да! – Он встряхнул головой. – Я же пришел передать тебе: какой-то парень ищет тебя, – он кивнул в сторону двери. – Иди первая. А я уберу остальное.

Я приоткрыла дверь, убедилась, что никто не ждет с другой стороны – там, где слухи могли возникнуть и разлететься мгновенно. Увидев, что комната пуста, я выскользнула из ванной.

Прежде чем я закрыла дверь, Паркер сказал мне вслед:

– Будь осторожна, Эйвери.

Лето
2018

Глава 11

Утро пятницы, без четверти одиннадцать, а машина Паркера все еще возле дома. По крайней мере, я так считала. Я не видела, как она выезжает из гаража, а следила за его дверями с тех пор, как проснулась.

Правда, он мог уйти пешком и добраться по Лэндинг-лейн до входа на Брейкер-Бич. Если так, из гостевого дома я бы не увидела, как он уходит. Я открыла окна в гостиной, ближайшие к моему столу, и старалась прислушиваться, чтобы уловить, как закрывается дверь или как затихает вдалеке хруст гравия на дорожке.

Я отложила до понедельника встречу с генподрядчиком по поводу одного из новых домов. Отменила ремонт окна в «Голубой мухоловке», объяснив мастеру, что время придется согласовать заново. Мои письма в электронной почте остались без ответа, телефонные звонки я пропускала и не перезванивала. Мне не хотелось отвлечься и упустить свой шанс.

К одиннадцати я так и не услышала, как уходит Паркер, и уже начинала гадать, был ли он вообще дома этим утром. Но в пять минут двенадцатого дверь гаража наконец скрипнула, отодвигаясь, с негромким шумом завелся двигатель, колеса прошуршали по подъездной дорожке, и вскоре все звуки затихли вдалеке.

Я выждала еще пять минут, просто чтобы убедиться, что он уехал.

* * *

Ключ от наружного сейфа со всеми запасными ключами от дома по-прежнему был у меня. Я могла бы юркнуть в любую из дверей – переднюю, заднюю или боковую, но решила, что наименее подозрительно буду выглядеть, если войду прямо с переднего крыльца. И заранее придумала, как буду оправдываться, если меня увидят: несколько раз отключалось электричество, вот я и проверяю его, чтобы потом вызвать мастера из ремонтной службы.

Войдя в дом, я заперла за собой дверь. Дом выглядел так же, как сразу после приезда Паркера. Почти нежилым. Присутствие единственного человека не налагало на него отпечатка. Дом подпадал под определение обширного, с открытыми пространствами большой площади. Где можно было сидеть и смотреть на воду.

Я рассудила, что легко замечу на нижнем этаже коробку с вещами Сэди.

На первый взгляд мне показалось, что Паркер не оставлял ее вещи ни в одной из общих комнат внизу. Его кофейная кружка стояла на кухонном столе, рядом с пустой картонкой из-под яиц.

Аккуратно сложенная стопкой почта занимала угол кухонного стола, большинство писем были адресованы благотворительному фонду семьи Ломан. Паркер, должно быть, получил их сегодня – местную корреспонденцию Ломанов всегда хранили на почте до их возвращения. Конверты были разрезаны, чеки и благодарственные письма за «вашу непрерывную поддержку» разложены по стопкам. В том числе от всех местных организаций – от строительного фонда полицейского управления, проекта восстановления исторического центра Литтлпорта, программы охраны природы. Вся щедрость Ломанов сводилась к бесплодной кучке бумажек.

Кроме почты, только одна деталь нарушала совершенство интерьера – смятые декоративные подушки на диване, где Паркер сидел, когда мы говорили с ним в его первую ночь здесь.

Я направилась наверх по лестнице, изогнутой широкой дугой. В спальню Паркера в правом конце коридора я заглянула прежде всего. Комнаты наверху были обращены окнами к океану, широкие двери от пола до потолка вели на отдельные балконы.

У Паркера все выглядело как всегда – постель не заправлена, в шкафу пустые чемоданы, ящики комода не до конца задвинуты. В стенном шкафу коробки с вещами не нашлось. Только две пары обуви и слегка покачивающиеся плечики, потревоженные моим приходом. Под кроватью и на комоде тоже ничего не было. Я выдвинула несколько ящиков комода, но увидела в них только летнюю одежду, которую Паркер привез с собой.

Следующей комнатой была родительская спальня, и все в ней, как и ожидалось, выглядело нетронутым. И тем не менее я бегло осмотрелась в поисках каких-нибудь перемен. Но все пребывало в безукоризненном порядке, в том числе отдельная гостиная зона с ярко-синим креслом рядом со стопкой книг, казалось, выбранных по принципу скорее оформления, чем содержания, – все обложки были выдержаны в оттенках голубого и слоновой кости.

Комната Сэди находилась по другую сторону верхнего коридора, дверь осталась приоткрытой, и я предположила, что здесь недавно кто-то побывал. Но все в этой комнате было как будто на своих местах и в порядке. Я знала, что полиция провела здесь тщательные поиски, и задумалась, что еще они забрали. Трудно понять, что пропало, если не знаешь, что вообще ищешь.

Покрывало на кровати – гладкое, несмятое; тот угол изголовья из древесины бука, на который Сэди обычно вешала сумочку, пустовал.

Я полагала, что родители увезли ее личные вещи вместе с одеждой обратно в Коннектикут. Но по затылку вдруг побежали мурашки. От Сэди осталось достаточно, чтобы я до сих пор ощущала ее присутствие. Могла, оглянувшись через плечо, представить ее заставшей меня здесь. Как она подкралась бы ко мне легкими шагами, закрыла мне руками глаза – не зевай. И как мое сердце ушло бы в пятки, несмотря на ее веселый смех.

Я обернулась, и воздух, казалось, шевельнулся. Эффект планировки. И акустики. Проекта, который подчеркивал чистоту линий, но вместе с тем выявлял любое присутствие.

В первый раз, когда я ночевала здесь, меня разбудил звук двери, закрывшейся где-то внизу, в прихожей. Сэди спала рядом со мной, закинув одну руку за голову, совершенно неподвижная. Но мне показалось, будто за стеклянными балконными дверями мелькнул свет. Я выскользнула из постели и почувствовала, как под моими ступнями спружинила половица.

Я остановилась перед окном так близко к нему, что почти прижалась к стеклу носом и выглянула наружу. Мой взгляд был устремлен в темноту за моим отражением, напрягался в поисках чего-то плотного и осязаемого. Тогда я и заметила бледную тень за моим плечом – за секунду до того, как ощутила ее.

– На что смотришь? – Сэди стояла за моей спиной, повторяя мою позу, словно отражение.

– Сама не знаю. Мне показалось, я что-то заметила.

– Невозможно, – она покачала головой.

Отступив на шаг, я поняла, что она имела в виду. Единственное, что я могла разглядеть через окно в ночи, – я сама.

А когда я всматривалась в те же окна теперь, мне казалось, что ее тень оттуда наблюдает за мной.

В ванной, прилегающей к ее спальне, по-прежнему было полно всяких средств, шампуней, кондиционеров. Щетка для волос. Тюбик зубной пасты. Ряд стеклянных флаконов – скорее для украшения, чем для дела.

Ее письменный стол, значительно изменившийся за последние два года, был задвинут в нишу, где раньше находилась зона отдыха. Прошлым летом она начала работать удаленно на полную ставку, и теперь стол имел ухоженный вид и был снабжен розетками для подключения ноутбука и принтера. Именно здесь я когда-то оставила записку для нее – вместе с коробкой ее любимой помадки, которую добыла после часа езды по побережью. Извинение и примирительный дар.

В начале прошлого лета Сэди была, строго говоря, моим начальством. Или по крайней мере человеком, перед которым я отчитывалась. Еще до того, как Грант решил, что со всей логистикой, относящейся к недвижимости в Литтлпорте, я справлюсь сама, и поручил дочери другую задачу.

В данный момент ее письменный стол был совершенно пуст. Ничего лишнего на нем я не увидела.

Последней комнатой, в которую я решила заглянуть, был кабинет – ранее принадлежавший Гранту, а теперь Паркеру. Если не считать прачечной и ванной – единственная наверху комната с окном, выходящим во двор перед домом. Окно здесь прикрывали жалюзи, чтобы не бликовал экран компьютера, который и теперь стоял на письменном столе и светил красным огоньком.

Я заметила, что Паркер мало-помалу меняет кабинет под себя – все здесь выглядело чуть иначе, чем запомнилось мне. Юниор сраный, называла его Сэди. Письменный стол остался прежним и стоял на красном ковре с узором, но порядок вещей на столе изменился. Желтый блокнот сбоку от ноутбука, единственная ручка, небрежно нацарапанный список, половина пунктов вычеркнута. Грант держал все необходимое в ящиках, всякий раз перед уходом методично и неизменно освобождая стол как в буквальном, так и в переносном смысле.

Кожаный портфель Паркера был задвинут под стол. Я заглянула внутрь, но увидела лишь несколько папок с бумагами, над которыми он, должно быть, работал. Экран ноутбука был черным, но сразу становилось ясно, что Паркер убегал в спешке, наверное, потеряв счет времени. Я осторожно выдвинула ящики письменного стола, но они были в основном пусты, если не считать мелочей, скорее всего, завалявшихся в них с прошлого лета: стопки свежих блокнотов и коробки с ручками.

Самый нижний ящик справа оказался запертым, но относился он к тем, в которых обычно хранят папки, – я не рассчитывала, что в нем спрячут коробку с вещами Сэди. И все же я открыла верхний ящик – проверить, нет ли там ключа, и обнаружила один в кучке флешек с логотипом «Недвижимости Ломана»; эти флешки раздавали клиентам в подарок вместо брелоков. Как вещицу, которую с большей вероятностью будут использовать и ценить.

Но этот ключ оказался слишком большим для замка в ящике стола. И слишком маленьким для замка в двери дома.

Я сидела в кресле Паркера и оглядывала комнату. Стенной шкаф располагался у окна, в самом углу. Раньше я никогда не уделяла ему внимания, у меня не было причин подолгу задерживаться в этой комнате, а вот теперь я заметила, что ручка на дверце шкафа – единственная во всем доме, в облике которой отсутствует старомодная обтекаемость. А под самой ручкой, в металлической пластинке на двери, виднелась замочная скважина. Похоже, только здесь во всем доме обеспечивалась приватность.

Ключ подошел идеально, замок открылся.

Открывая дверь, я ожидала увидеть коробку с вещами Сэди. Тайны, достойные того, чтобы их хранить. Подробности, которые стоит скрывать. Но на полках лежали стопки толстых папок с этикетками, напечатанными жирным шрифтом – по одной на каждый объект недвижимости, сдающийся в аренду, с контрактами и чертежами внутри; еще одна папка была помечена словом «Благотворительность» – в нее неизбежно должны были попасть письма, которые я видела внизу; еще одну снабдили этикеткой «Медицина». И ничего принадлежащего Сэди. Только обычные документы, предназначенные для хранения и убранные с глаз долой. А в документах – ничего тайного.

Была еще вероятность, что коробка с вещами Сэди до сих пор стоит в багажнике машины Паркера. Я застала его врасплох, и он передумал доставать ее, оставил надежно запертой за дверями гаража.

Убирая папки обратно в шкаф, я услышала хруст гравия под шинами. Круто обернувшись, я заметила, как солнце отразилось от металла, и блик скользнул между пластинками жалюзи. Я подошла поближе. Темная машина направлялась по дорожке к гаражу, вторая следовала за ней, но остановилась, не доезжая до гаража. Кто-то вышел из машины с водительской стороны. Каштановые волосы ниже плеч, бежевый тонкий свитер. Красные очки. Эрика.

Черт. Она поднесла руку к глазам, повернувшись к дому, и я отскочила, надеясь, что она не заметила мою мелькнувшую тень. Она ведь должна была сначала отправить мне сообщение, предупредить заранее.

Я заперла дверцы стенного шкафа и бросила ключ в верхний ящик стола, разворошив флешки и надеясь придать их кучке естественный вид. Быстро обвела взглядом комнату, чтобы убедиться, что оставляю ее такой же, как до моего прихода. Поправила кресло, убедилась, что портфель под столом закрыт. И бросилась вниз, затаив дыхание и прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. Голос Паркера слышался откуда-то со стороны фасада, разобрать смысл этой половины диалога мне не удалось.

Попытавшись выскользнуть через дверь в патио в глубине дома, я рисковала попасться: меня могли застукать у черной чугунной калитки. И я сделала выбор в пользу боковой двери возле кухни за прихожей.

Я вышла наружу, тихонько притворила дверь, бесшумно вставила ключ в замок и убедилась, что дом вновь надежно заперт. Слышался голос Эрики – то тише, то громче, и смех Паркера ей в ответ. Но меня заслоняли мусорный бак и решетчатая калитка. Дождавшись очередного смеха, я метнулась к гаражу, прячась за деревьями и надеясь, что никто меня не заметит.

Десять секунд, чтобы успокоить дыхание, – и я вышла из-за гаража с другой стороны, помахав поднятой рукой.

– Всем привет! О, Эрика! Значит, ваши голоса мне не послышались.

Оба обернулись ко мне, их лица были непроницаемыми. Эрика улыбнулась первой.

– Извини, я как раз собиралась отправить тебе сообщение.

– Ничего страшного, – отозвалась я. – Ну так что? Пойдем в дом?

* * *

Эрика застыла посреди гостиной, даже не пытаясь скрыть, что оценивает мое обиталище.