Текст книги "#MeToo. Расследование, уничтожившее Харви Вайнштейна"

Перкинс поступила к Вайнштейну в 1995 году, когда продюсер был на пике успеха. Ей было всего двадцать два, и эту работу она получила чисто случайно. «Я не знала, кто он, и даже не помышляла о карьере в киноиндустрии. Не понимала, что оказалась на теплом местечке и в привилегированном положении».

Вайнштейн начал преследовать Зельду с первого дня: «Он был буквально одержим завоеванием женщин, собственно, ради этого он просыпался по утрам».

Не фигурально выражаясь, а в прямом смысле слова: каждое утро она или другая ассистентка из лондонского офиса должна была нести «утреннюю вахту»: приходить к продюсеру в гостиничный номер, будить его и поднимать из постели, полуголого или совсем голого; потом включать ему душ, как будто он сам не в состоянии повернуть кран. Время от времени Вайнштейн пытался затащить Зельду в постель. Пожаловаться было некому, в крошечном лондонском офисе не имелось ни кадровой службы, ни установленного кодекса поведения, ни системы подачи претензий.

Перкинс ни разу не уступила Вайнштейну. Она была миниатюрная, но крепкая и сильная духом; к тому же ее успели хорошо проинструктировать. Одна из девушек-коллег объяснила, что в присутствии продюсера садиться нужно не на диван, а на стул, чтобы он не плюхнулся рядом, и лучше все время носить парку, даже если стоит теплая погода. «Мне всегда удавалось ускользнуть», – вспоминала Перкинс.

За пределами всего, что Зельда видела в жизни, были не только опасности работы с Вайнштейном, но и блага, которыми он осыпал сотрудников.

«Во время поездок в Париж или Рим он просто совал тебе в руки пачку наличных: мол, делай с ними что хочешь. Из поездки ты возвращалась со странной смесью ощущений: во-первых, чувства вины, а во-вторых – облегчения, что вышла сухой из воды. Каждое такое путешествие было как прыжок с тарзанкой: волнующе, но на грани фола. Иногда в конце поездки продюсер становился особенно щедрым. Говорил: возьми самолет компании, закажи номер в «Рице» на выходные для себя и бойфренда, проведите там хорошо время. И мы все принимали его дары».

В 1998 году Зельда Перкинс взяла себе в помощь еще одну ассистентку, Роуэну Чиу. В продюсерском деле девушка подавала большие надежды: талантливая, работящая, одержимая профессией. Будучи президентом Театрального общества Оксфордского университета, она ставила Брехта и Еврипида, причем последнего – на древнегреческом языке. Перкинс сразу предупредила ее насчет Вайнштейна. В сентябре обе девушки полетели в Италию на Венецианский кинофестиваль. Их ждала привычная программа: просмотры фильмов, номера в роскошных отелях, переговоры с коллегами из Нью-Йорка, в том числе с Эми Израэль.

Накануне той встречи, о которой говорила Израэль, Чиу прибежала к Перкинс с просьбой о помощи и поделилась подробностями того, что Вайнштейн устроил ей ночью.

Зельда вышла из себя. Не осознавая, что делает, она бросилась искать продюсера. Но в лондонском ресторане Перкинс не рассказала Джоди, что именно пережила Чиу:

«Это не моя тайна, – объяснила она. – Роуэна или сохранит ее навсегда, или сама все вам расскажет. Выбор за ней».

Много позже Чиу раскрыла Джоди эту тайну[79]. На Венецианском фестивале в ее обязанности входила работа с Вайнштейном по вечерам, то есть она проводила долгие часы с ним наедине, иногда засиживаясь допоздна. Он сразу начал приударять за ней, но на второй или третий вечер совсем потерял разум. Они собирались прочитать несколько сценариев. Он все время повторял, как она талантлива и что у нее настоящее чутье к кинобизнесу.

В тот вечер Роуэна для безопасности надела две пары колготок. Она пыталась приступить к работе, но продюсер постоянно прерывал ее, предлагая то сделать ей массаж, то принять вместе ванну. Чтобы как-то его успокоить, она сняла одну пару колготок и позволила себя помассировать. Он дал рукам волю, и она воспротивилась: давайте вернемся к работе, и вообще, у меня есть парень. В ответ он посулил ей грандиозные карьерные перспективы.

«Я не ответила прямым отказом, не хотела конфликта, – рассказывала Чиу. – Он гораздо крупнее меня, и к тому же, пока он вел себя вежливо, я тоже старалась быть вежливой».

Эта мука продолжалась четыре часа. Она пыталась работать, он начинал трогать ее, обнимать, предлагал оральный секс, говорил, что никогда прежде не занимался любовью с китаянкой. В итоге она лишилась и второй пары колготок. Потом он попросил ее снять нижнее белье, и она наотрез отказалась.

«Это все невыносимо: он подбирается к тебе тихой сапой, шаг за шагом, снимает с тебя слой за слоем. Я сильно нервничала, боялась, что он меня изнасилует».

Продюсеру удалось повалить девушку на кровать. Он удерживал ее в лежачем положении легко, не применяя силы, будто бы в шутку. Потом раздвинул ей ноги со словами: «Ну только один раз войду, и мне этого хватит». Роуэне чудом удалось вывернуться и вскочить с постели. Удивительно, но после этого она продолжила «вечернюю вахту» и покинула номер отеля в два часа ночи, когда вся работа была закончена.

Позже Вайнштейн, как обычно, все отрицал. «Здесь нет ни капли правды, – передал он через своего представителя. – И журналисты, которые пересказывают эту историю, приумножают ложь».

Но вернемся в Лондон, к рассказу Зельды Перкинс. Продюсера она нашла на террасе отеля за деловым обедом. На глазах у всех сидящих за столом приказала ему встать и выйти. Он поднялся и пошел за ней, покорно, будто это она босс, а не он. В холле Зельда высказала ему все на повышенных тонах. Вайнштейн в ответ клялся жизнью, женой и детьми, что ничего плохого не сделал.

Зельде тогда уже исполнилось двадцать четыре года, она была старшая из двух ассистенток продюсера и работала у него дольше. Возможно, Чиу излагала ей свою точку зрения на ночной инцидент, но Перкинс прекрасно знала, на что способен ее босс. Девушки объединились и решили вместе написать заявление об уходе.

«Я должна была защитить ее, – объяснила Перкинс. – В одиночку она бы ничего не добилась. Что значило ее слово против его слова?»

Зельда посоветовалась со старшей по должности коллегой, продюсером Донной Джильотти (именно благодаря ей множество наград получила картина «Влюбленный Шекспир», а много лет спустя – «Скрытые фигуры»)[80]. У Донны было куда больше опыта и связей, и она выделялась среди женщин-продюсеров: ее фильмы неизменно пользовались огромным успехом. Джильотти посоветовала Зельде обратиться к адвокату, порекомендовала хорошего юриста из Нью-Йорка, ничего не афишируя, поддерживала девушек, даже участвовала в телефонных переговорах с юристом. Тогда Зельда чувствовала себя благодарной, но сейчас, спустя много лет, пришла к выводу, что Джильотти могла бы сделать больше[81]. (Позже Донна Джильотти подчеркивала, что пыталась помочь Перкинс найти адвоката, который сразу взял бы дело в свои руки и быстро решил бы проблему.)

В итоге Перкинс и Чиу обратились в лондонскую адвокатскую фирму «Саймон Мьютхед и Бертон» в полной уверенности, что следующим шагом станет иск, а затем следствие и уголовный суд.

Но юристы нарисовали им совсем другую перспективу. Физических доказательств нет. В Венеции девушки не обращались в полицию. Две девчонки лет по двадцать с небольшим собрались тягаться с Вайнштейном? Со студией «Мирамакс» и ее новой хозяйкой – компанией «Дисней»? Есть лучший выход, объяснили адвокаты: договор о неразглашении и выплата ущерба в размере, скажем, годовой зарплаты – около 20 тысяч фунтов стерлингов. Именно так обычно решаются подобные вопросы.

Перкинс и Чиу возразили: им не нужны деньги, лучше отдать их в благотворительные организации, которые борются с харассментом и могут вызвать общественный резонанс. Нет, так дела не делаются, ответили юристы. Адвокаты Вайнштейна не пойдут на переговоры без запроса о компенсации с вашей стороны.

В бешенстве Перкинс обратилась к другому юристу, еще более известному, и вместе они составили проект договора, который мог хоть как-то остановить Вайнштейна. Перкинс требовала, чтобы продюсер начал посещать психотерапевта, и на первом сеансе должна присутствовать она сама. Студия «Мирамакс» должна ввести у себя политику борьбы с харассментом, провести соответствующее обучение и создать специальный отдел из трех человек, одним из которых будет адвокат. И, если в ближайшие два года поступит жалоба, жертве следует выплатить компенсацию в размере как минимум 35 тысяч фунтов стерлингов или полугодовой заработной платы. При этом необходимо будет сообщить об инциденте компании «Дисней» или же сместить Харви Вайнштейна с должности.

Адвокаты продюсера вступили в борьбу. Его интересы представляла лондонская фирма «Аллен и Овери». Юрисконсульт студии «Мирамакс» Стив Хатенски, который обычно занимался сопровождением сделок и контрактами с актерами, режиссерами и сценаристами, внезапно исчез из нью-йоркского офиса и материализовался в Лондоне. (Позже Хатенски утверждал, что это был единственный на его памяти иск по обвинению Вайнштейна в сексуальных домогательствах и что продюсер настоял на его приезде, мотивируя тем, что защищает свою семью.) Переговоры шли туго, однажды затянулись аж до пяти часов утра. В итоге каждая девушка получила по 125 тысяч фунтов стерлингов, но обеим пришлось согласиться на очень жесткие условия.

Письменное доказательство жесткости этих условий лежало в сумочке Зельды Перкинс по время обеда с Джоди в Лондоне. Джоди и Меган знали, что Роуз Макгоуэн подписывала такой договор. И бывшая ассистентка продюсера, к которой ездила Меган, скорее всего, тоже в свое время его подписала. Но журналистки никогда не видели ни одного соглашения, заключенного именно с Вайнштейном. В исследовательской журналистике знать, что документальные доказательства существуют, – уже хорошо, видеть их – прекрасно, но лучше всего иметь собственную копию. Накануне поездки Джоди в Лондон Меган постоянно подбадривала ее, посылала смайлики и писала смс: «Ты обязательно увидишь эти бумаги! Уверена, ты их увидишь».

Перкинс немного помедлила, но все же достала из сумки ветхие листы с давнишним, самым первым логотипом студии «Мирамакс». И начала читать вслух.

Итак, ей запрещается говорить с кем бы то ни было о периоде работы в «Мирамаксе». Любой «профессиональный медик», с которым она решит проконсультироваться по поводу случившегося, должен подписать соглашение о конфиденциальности. Она не обязана ставить своего бухгалтера в известность о деньгах, которые получает. В данном договоре она должна перечислить всех, кому уже успела рассказать об инциденте в Венеции, – не по именам, на этом Зельде удалось настоять. В итоге появился странный анонимный список: трем коллегам и своему молодому человеку она объяснила, что увольняется «из-за некоторых событий» и по причинам морального свойства; двоим ближайшим подругам рассказала все как есть, ну и так далее.

Ей запрещается говорить об инциденте с «любыми медиа, включая те, что уже существуют или откроются в будущем». (Благослови тебя Господь, Зельда, подумала Джоди, спасибо, что беседуешь с журналисткой почти двадцать лет спустя.) В случае раскрытия кем-либо информации сторона должна обеспечить все необходимое в пределах разумного и совершить все возможные шаги для того, чтобы предотвратить дальнейшее распространение информации или же смягчить эффект ее раскрытия.

Другими словами, от Зельды требовали разбиться в лепешку, но скрыть правду, если та каким-то образом всплывет.

Эти условия казались насмешкой над здравым смыслом. Хотя подписанное соглашение в некотором смысле определяло будущую жизнь Перкинс, ей не позволили сохранить полную копию документа. Предоставлялись лишь «ограниченные права на просмотр при посещении» – то есть взглянуть на документ она могла только в адвокатской конторе. Она тогда спросила своего адвоката: как можно выполнить условия, если у тебя нет договора, где они прописаны? И ей дали вот эти разрозненные листочки. Хуже всего, что под давлением адвокатов Вайнштейна Перкинс и Чиу, чьи договоры выглядели идентично, вынуждены были согласиться с пунктом о конфиденциальности, который подразумевал, что обсуждать случившееся в Венеции они никогда не смогут даже между собой.

На старом документе стояла дата – 23 октября 1998 года. История в Венеции произошла всего несколько недель назад и была слишком свежа в памяти. В благодарность Чиу прислала Зельде подарок – органайзер фирмы «Филофакс», после чего исчезла из поля зрения.

Перкинс чувствовала себя глубоко подавленной. С поиском новой работы никак не складывалось, она не могла объяснить потенциальным работодателям, почему столь спешно покинула крупную богатую компанию. Зельда понимала: с карьерой в кино покончено. Тогда она уехала в Гватемалу и занялась выездкой лошадей.

На переговорах с адвокатами Вайнштейна Перкинс отчаянно боролась за то, чтобы вместе с продюсером пройти курс лечения у психотерапевта, и даже нашла подходящего специалиста, но в итоге все это сошло на нет, и она сдалась.

Церемония «Оскар» 1999 года состоялась спустя пять месяцев после того, как девушки подписали договоры. «Влюбленный Шекспир» блистал: картина получила семь статуэток – больше, чем любой другой фильм в тот год. Гвинет Пэлтроу стала лучшей актрисой года. Вайнштейн и Донна Джильотти унесли домой призы за лучший фильм. (Позже Донна ненадолго вернулась к сотрудничеству с Вайнштейном: в 2010 году она работала у него директором продакшена.)

Имя Зельды Перкинс значилось в самом конце титров «Влюбленного Шекспира».

За прошедшие два десятилетия взгляды Перкинс изменились: она уже не стремилась наказать Вайнштейна и этим ограничиться. Она считала, что необходимо публично поднять вопрос о честности системы договоров о неразглашении. Важно уберечь женщин от ситуаций, которые приводят к подписанию варварских соглашений, ущемляющих их права.

«Больше всего меня травмировала история с юристами, – признавалась она позже. – Да, я надеялась, что Харви получит по заслугам. Но именно циничное отношение юристов разбило мое сердце».

Перкинс загорелась желанием нарушить соглашение и рассказать обо всем публично. Джоди восхищала ее храбрость: множество женщин даже не отвечают на звонки, а она готова подвергнуть себя серьезным финансовым и правовым рискам! Еще до отлета в Лондон Джоди связалась с известным адвокатом, работающим в сфере трудовых отношений, – хотела выяснить, что ждет женщину, которая нарушит договор о неразглашении и заговорит. Ответ был однозначный: «Ее засудят. Потребуют вернуть все деньги». За долгие годы его практики еще ни один клиент на такое не решался: «Им же платят именно за молчание». В итоге Перкинс, как и остальные, решила, что готова выступить, но не в одиночку: если Джоди и Меган уговорят других нарушить молчание, а вместе с ним и договор, то и она расскажет свою правду.

Был и более безопасный, но не такой прямой путь: подтвердить рассказ Перкинс и основные положения ее договора свидетельствами других женщин. Эми Израэль знала о том, что произошло в Венеции, совсем немного. Правда, знала не только она, но как раз с этим возникла проблема: Чиу, тоже подававшая иск, не отвечала на эсэмэски и электронные письма. Она явно не хотела, чтобы ее нашли.

За неделю до поездки в Лондон Джоди полетела на побережье, арендовала машину и поехала домой к Чиу в Кремниевую долину[82]. Как и Меган несколько недель назад, она взяла с собой качественную клейкую бумагу для заметок, а в голове держала сценарий предстоящего разговора.

На подъездной дорожке мужчина возился с автомобилем. Джоди представилась и спросила, дома ли Роуэна Чиу.

Нет, ее сейчас нет в стране, ответил мужчина. Но он ее муж и уверен, что жена не станет говорить с журналистами. Не могли бы вы, пожалуйста, уехать?

Джоди кивнула: конечно. Но, прежде чем уйти, спросила, можно ли поговорить с ним всего несколько минут без протокола, прямо здесь, на улице. Она хотела бы объяснить, ради чего проделала весь путь из Нью-Йорка.

Он не назвал своего имени, но Джоди и так его знала: Эндрю Чунг. Глядя ему в лицо, она пыталась понять, о чем он сейчас думает. Видимо, удивлен: ты моешь машину у себя во дворе – и вдруг рядом возникает репортер.

Чунг кивнул с некоторой неуверенностью. Джоди начала издалека, но он сразу стал задавать вопросы. Вы не единственная из журналистов, кто хочет связаться с моей женой. Зачем она вам всем нужна?

Джоди была уверена, что он знает ответ. К его жене пытались пробиться множество репортеров – конечно, он должен быть в курсе. Наверное, он устраивает Джоди проверку, ведет себя так же, как бывшая ассистентка при встрече с Меган в пригороде Нью-Йорка: мол, я ведать не ведаю, что произошло много лет назад, но…

Как ему ответить? Лгать она не могла. Она пришла к нему домой, попросила поговорить с ней. Чтобы расположить к себе эту пару, надо быть абсолютно искренней. В тот момент Джоди еще не знала деталей инцидента с Чиу. Если Чунг и правда ничего не слышал об инциденте в Венеции, она по крайней мере не станет сплетницей, которая выдает интимные подробности.

Очень осторожно Джоди начала говорить: она предполагает, хотя может и ошибаться, что давным-давно его жена подверглась харассменту со стороны продюсера Харви Вайнштейна. Потом упомянула договор о неразглашении как плату за молчание. Чунг расхохотался, махнул рукой в сторону их ничем не примечательного дома.

– Неужели я похож на человека, чья жена получила плату за молчание?

Он не знает, с ужасом поняла Джоди. Эта женщина ничего не сказала даже собственному мужу. Прошло столько лет, и сейчас, сегодня, чудовищные условия договора поставили в нелепое положение троих людей. Саму Джоди. Женщину, которую лишили возможности поделиться с мужем своей болью. Мужчину, который стоит, ничего не понимая, возле своего дома и узнает тайну жены от совсем чужого человека.

Он пообещал передать Роуэне записку Джоди, но не сомневался, что она не захочет общаться:

– Если этот Вайнштейн не пропускал ни одной юбки, почему бы вам не написать в статье про других женщин и не оставить мою жену в покое?

Прежде чем уехать и надеясь не испортить все окончательно, Джоди ответила на его вопрос:

– Если все станут рассуждать так, как вы сейчас, эта статья никогда не будет написана.

Роуэна Чиу в это время гостила у родителей в Великобритании. Чунг сразу позвонил ей и доложил о визите Джоди. Чиу сказала ему не придавать этому значения, и муж не стал ее ни о чем расспрашивать. Он знал, что она когда-то работала в «Мирамаксе», но ничего не слышал о судебном иске и договоре, равно как и о другой показательной детали: через девять месяцев после Венецианского фестиваля Чиу вернулась на студию.

Нет, она не хотела возвращаться. Но у нее, как и у Перкинс, никак не получалось найти работу: собеседования в компаниях, связанных с киноиндустрией, по необъяснимым причинам ни к чему не приводили. В рамках соглашения «Мирамакс» снабдила ее рекомендательными письмами. И она обратилась к Хатенски, юрисконсульту студии: возможно, он поможет ей найти работу в какой-то другой области.

Ответ, который она получила, выглядел так: Харви очень вас ценит и будет рад вашему возвращению.

Чиу сдалась и летом 1999 года вернулась в «Мирамакс». Отделение, куда ее определили, располагалось в Гонконге, ей предстояло выбирать азиатские фильмы для последующей работы с ними в Голливуде. С Вайнштейном она не контактировала, разве что один раз во время общей телеконференции (Хатенски тогда тоже был на связи в качестве наблюдателя). Роуэна раздумывала: интересно, что знают ее коллеги, – но, конечно, никому ничего не могла рассказать.

«Я сделала все, чтобы начать все заново в другой стране, – рассказывала позже Чиу. – Старалась убедить себя, что построю собственную империю далеко от Нью-Йорка, от студии и ее центрального офиса, где издеваются над людьми».

Чиу с энтузиазмом взялась за работу, но вскоре увидела, что «Мирамакс» на самом деле не интересуется азиатским кино. Постепенно она начала понимать: ее должность фиктивная и придумана лишь для того, чтобы Вайнштейн держал ее под контролем. «Это была сделка с дьяволом», – призналась она.

У Роуэны началась депрессия, она дважды пыталась покончить с собой. Потом наконец уволилась из «Мирамакса» и вернулась в Лондон. Там она окончила курсы MBA и начала строить по-настоящему новую жизнь.

К тому времени как Джоди появилась на подъездной дорожке ее дома, в послужном списке Чиу значились впечатляющие достижения в экономике и бизнесе; она растила четверых детей, включая младенца. Не раздумывая, Чиу сказала мужу не придавать значения визиту Джоди. С репортерами всегда так: они внезапно появляются, потом уезжают, но никогда ничего не пишут. И это наверняка такой же случай.

Через двадцать четыре часа после лондонской встречи с Зельдой Перкинс, 3 августа, в четверг, Джоди сидела за столом для пикника напротив еще одной женщины, обратиться к которой посоветовала Эми Израэль. Женщину звали Лора Мэдден.

В ответ на телефонную просьбу о встрече Мэдден помедлила немного, но согласилась. Жила она в Уэльсе, но эту неделю проводила на отдыхе в Корнуолле, на юго-западе Англии. И встретиться могла всего на час или около того. Несмотря на это, Джоди сразу отправилась в дорогу. Авиабилеты с вылетом из Лондона закончились, так что она поехала поездом, который шел пять часов. Ехать оставалось час, поезд сломался, и Джоди пришлось пересесть на автобус. Ей необходимо было увидеть Лору Мэдден, потому что история, которую та начала рассказывать по телефону, словно собирала воедино все, что журналистки слышали раньше.

В 1992-м Лоре было всего двадцать два или двадцать три года. Девушка из сельской части Ирландии, совсем без жизненного опыта. Она выросла вдалеке от цивилизации, в старинном родовом имении; семья не получила солидного наследства, и родители переоборудовали имение в отель, но местные жители все равно считали их чересчур напыщенными – «типичными британцами». В детстве ее излюбленными занятиями были чтение и прогулки по родительским владениям, фермам и садам. Мэдден не училась в колледже и никогда не покидала дом, разве что один раз съездила на несколько месяцев в языковую школу в Испанию.

Неподалеку от имения снимали фильм, она нанялась работать в группу помощницей «на подхвате» и неожиданно хорошо себя проявила, обнаружив недочет в отснятом материале. Ей посоветовали попытать счастья и устроиться в съемочную группу фильма «На Запад» с Гэбриэлом Бирном и Эллен Баркин в главных ролях. Ее взяли, и вскоре, светясь от счастья, она отправилась в Дублин, в гостиничный номер Харви Вайнштейна: ей сказали, что она будет отвечать на звонки и выполнять поручения продюсера, которого она никогда не видела.

В номере ее ожидали сэндвичи и шампанское. Вайнштейн сыпал комплиментами, говорил, что все в группе обратили внимание на ее талант и усердие. «Он сказал, что меня уже ждет постоянное место в лондонском отделении «Мирамакса» и что приступать можно немедленно, – позже писала Мэдден в письме Джоди. – Я пришла в восторг: это была работа моей мечты».

Вайнштейн, одетый в купальный халат, пожаловался Лоре на усталость после перелета и попросил сделать ему массаж. Она отказалась. Он начал настаивать, объяснил, что это обычная практика на студии, без всяких там романтических штучек. Ему просто нужно расслабиться. «Я словно попала в западню. Интуитивно я чувствовала: здесь что-то не так, но уверенности не было. А вдруг я не права, вдруг такое и правда в порядке вещей?» – писала Мэдден.

Он снял халат, Лора прикоснулась к нему и застыла. Вайнштейн предложил сделать массаж сначала ей, чтобы она немного расслабилась. Велел снять сначала топ, а через какое-то время и бюстгальтер. Он трогал ее грудь, а она дрожала от отвращения и от страха, что не получит работу в лондонском офисе.

Лишь спустя месяцы после выхода статьи Мэдден поделилась самыми ужасными деталями этой истории. Вскоре она оказалась без трусиков. Продюсер, совершенно голый, стоял над ней и мастурбировал. «Я лежала на постели, перепуганная, ничего не понимала, только чувствовала себя опозоренной навсегда». Она умоляла оставить ее в покое, но он не унимался, предлагал разные сексуальные игры, как и с Эшли Джадд, а давай попробуем это или вот это, давай пойдем в душ… Словно под наркозом, Мэдден сдалась и пошла с ним. На них лилась вода, он продолжал мастурбировать. Лора зарыдала громко и отчаянно. Продюсер, явно раздраженный, оставил ее и вышел. Она заперлась в ванной комнате, не переставая плакать, и слышала, что за дверью он все еще мастурбирует.

При первой встрече с Джоди Мэдден опустила эти детали, рассказала только, как бросилась в комнату, быстро собрала свои вещи и убежала. (Позже Вайнштейн отрицал все, о чем говорила Лора Мэдден.)

Больнее всего Лора переживала то, что приглашение на работу восприняла с таким энтузиазмом и так искренне радовалась своей удаче.

«Меня переполняли стыд и разочарование – радужные перспективы вмиг превратились в ночной кошмар, – рассказывала она Джоди. – Этот человек уничтожил мою надежду на будущее и веру в то, что я всего добилась сама».

Мэдден обратилась за поддержкой к одной из коллег, та позвонила Вайнштейну и сделала ему выговор. Он с готовностью принес извинения. «Мне сказали, что я могу спокойно выходить на работу и ничего не бояться», – продолжила Лора.

Продюсер поклялся, что такое больше не повторится.

Мэдден приняла предложение и шесть лет проработала на человека, который едва ее не изнасиловал. Отчасти она чувствовала себя в безопасности, ведь Вайнштейн почти всегда находился в Штатах. К тому же она получила работу, о которой мечтала. Ее отец в начале был в ярости из-за выходки продюсера, но позже поддержал решение дочери.

Но Лора никогда не была счастлива в «Мирамаксе». Когда продюсер прилетал в Лондон, она не знала, какого человека увидит: очаровательно-доброжелательного толстяка или же опасного агрессора. Позже у нее случалось еще много неприятных инцидентов в гостиничных номерах Вайнштейна, хотя кошмар, пережитый в первый раз, не повторялся. Но она постоянно чувствовала себя «опозоренной» – это ее собственное слово – из-за того, что случилось в самом начале. «Все шесть лет я тащила на себе груз вины за то, что не дала ему отпор и не отказалась от этой работы», – писала она позже.

История Лоры Мэдден стала своего рода квинтэссенцией всего услышанного прежде, свела воедино разрозненные элементы и создала то, что Джоди и Меган назвали «паттерн Вайнштейна»: его слова, действия, манеры были практически одинаковы во всех случаях. Каждая история выглядела отвратительно сама по себе, но еще более странным и пугающим казалось то, что сюжет постоянно повторялся. Актрисы и бывшие сотрудницы компании, женщины, не знакомые друг с другом, живущие в разных странах, рассказывали журналисткам одну и ту же историю, почти теми же словами описывали одни и те же сцены. Молодая женщина, мечтающая работать или сотрудничать с «Мирамаксом», ищет способа вступить в контакт с продюсером. Что дальше? Номер отеля. Шампанское. Вайнштейн в банном халате. Совсем юные девушки, полные энергии и надежд, – все они хотели того же, что и Лора Мэдден: обрести работу мечты, вкладываться в любимое дело, чувствовать себя востребованной и добиться успеха.

Во время встречи с Мэдден Джоди не упомянула, что накануне обедала с Зельдой Перкинс. И Зельде ничего не сказала про Мэдден. Не могла: разговоры были конфиденциальные. Обе женщины работали в лондонском офисе, но никогда не делились болезненными воспоминаниями. Изолированные друг от друга не имеют права общаться, потому никто и не видел общей картины.

Джоди и Меган думали, как замечательно было бы собрать всех жертв Вайнштейна вместе: тогда они бы поняли, что на самом деле каждая из них – часть чего-то большего. Но, даже если бы женщины на такое пошли, это было бы небезопасно и для них самих, и для журналистов. Один участник проекта не должен знать другого, тем более других. Тревога заразна, это Джоди и Меган понимали очень хорошо. Одна женщина может отговорить других от участия. И малейшая утечка информации способна разрушить все.

Раньше, по телефону, Мэдден сказала, что никогда не решится рассказать свою историю публично. Сейчас на пляже Джоди составила об этой женщине более четкое впечатление. Неяркая, но в чем-то очень особенная. Серьезно и вдумчиво говорит о том, что помнит или не помнит, события описывает подробно, подмечая самые тонкие нюансы. После ухода со студии «Мирамакс» Лора нашла счастье в материнстве, но сейчас боролась с обрушившимися на нее бедами. Ее брак распался. Она узнала, что такое быть одинокой матерью четверых детей в возрасте от одиннадцати до шестнадцати лет. Недавно она перенесла операцию из-за рака груди. Одну грудь ей удалили, в ближайшие месяцы ее ждала вторая мастэктомия, а затем – восстановительная пластика. Уволившись из «Мирамакса», она не стала искать работу на полный день; у нее был собственный небольшой кейтеринговый бизнес, к тому же она училась на курсах ландшафтного дизайна, которые никак не могла окончить. Ей постоянно не хватало уверенности в себе. Тогда она не призналась Джоди, но распад брака и потеря груди поставили под сомнение самую суть ее женственности: она не знала, сможет ли снова стать привлекательной, желанной. Беседуя с Лорой на пляже, Джоди поняла, что даже эта поездка на отдых для нее испытание. Мэдден не привыкла проводить летние каникулы в одиночку.

К тому же давнее чувство вины никак не оставляло ее, именно поэтому в тот раз она рассказала Джоди сокращенную версию своей истории. Лора боялась осуждения за то, что не сбежала тогда и не отказалась работать.

На личную встречу с Джоди она согласилась потому, что некоторое время назад ей начала названивать бывшая ассистентка Вайнштейна Памела Лубелл, с которой Лора в последний раз разговаривала почти двадцать лет назад. Лубелл восторгалась: как замечательно им всем было работать в «Мирамаксе», какой добрейший у них был босс, Вайнштейн. Потом спросила, не связывались ли с Мэдден журналисты, «эти стервятники», как она выразилась. Лубелл хотела гарантий, что Лора не будет говорить с ними. Мэдден не стала ничего обещать, Лубелл продолжила звонить и наседать на нее. «Если у тебя есть идея нового проекта, можешь принести мне черновой вариант, а я передам Харви», – сказала как-то Лубелл. Мэдден окончательно уверилась в том, что за этими звонками стоит Вайнштейн, и заговорила с бывшей коллегой без обиняков. Да, Вайнштейн постоянно ее домогался. Нет, она не может дать никаких гарантий. Ее взбесили попытки заставить ее молчать. Поэтому она ответила на первый же звонок Джоди.