Текст книги "Секрет аромата. От молекулы до духов. Как запах становится произведением искусства"

Королевский папоротник

Некоторые говорят, что Fougère Royale относится к ароматам так же, как первая абстрактная гуашь Кандинского 1910 г. к живописи. Даже ироничное название (Fougère Royale – «королевский папоротник») говорит о том, что правила игры изменились: папоротники, разумеется, не имеют ароматов, да и ничего особо королевского в них нет[10]10
  Парфюмерный дом Houbigant стал поставлять парфюм французской королевской семье с конца 1700-х гг. Считается, что Марию-Антуанетту, которая, замаскировавшись, пыталась покинуть Францию, опознал случайный прохожий: ее выдал парфюм. – Прим. авт.


[Закрыть]. Что же обеспечило Fougère Royale такую славу в 1881 г.? В нем использовался только что созданный синтетический ингредиент под названием кумарин. На самом деле кумарин содержится во многих натуральных продуктах, которые были доступны Полю Парке. Но он получил его в чистом виде, и недорого, что позволило ему использовать большие дозы и одновременно получить иной эффект. Я сижу за столом осмотекаря и жду, когда он проведет меня в холодильную камеру, чтобы услышать Fougère Royale. Наконец он появляется, мы скатываемся вниз по лестнице и проходим по коридору в холодильную камеру, где рядами стоят неприметные тусклые алюминиевые флаконы различных размеров. Все это выглядит очень обыденно, пока не прочитаешь этикетки: Émeraude, Iris Gris, Ambre Antique. Словно вас привели в укромный уголок зоопарка и дали возможность увидеть саблезубых тигров. Ассистент находит небольшой флакон Fougère Royale, опускает в него два блоттера, один передает мне, другой оставляет себе. Он слушал этот запах сотни раз, но я уже обратил внимание, что для профессионалов характерен этот совместный ритуал. Может, память о запахе выветривается, и им приятно освежить ощущения? Может, это просто маленькое краденое удовольствие? Как бы то ни было, это создает ощущение общности, своего рода раскуривание трубки мира в преддверии чего-то значительного.

Наконец, вот он, у меня под носом. В династии Fougère известно большое количество знакомых ароматов, почти все маскулинные, особенно Brut, Azzaro Homme и почти неуловимый Canoë. Все угловатые, мыльные и весьма беззастенчивые. Мне кажется, основатель этой линейки сам в изобилии обладал всеми этими качествами. Удивление увеличивается еще больше, поскольку Fougère Royale начинается как некоторые из симфоний Брюкнера, с приглушенного пианиссимо струнных, создавая впечатление невероятной легкости и тихой мощи. Конечно, запах кумарина чувствуется, но он одновременно свежий, чистый, терпкий, почти горький. Это такой косвенный запах чистой ванной комнаты, предполагающий черно-белую кафельную плитку, свежие, чуть сыроватые банные полотенца, свежевыбритого отца. Но погодите! В нем есть еще что-то любопытное и, кажется, не самое приятное. Это оттенок натурального цибетина – пахучего секрета, вырабатываемого железами азиатской кошки – циветты, и запах соответствующий. Внезапно я понимаю: мы в туалете! Идея – в говнеце, причем в чужом говнеце, этакий расплывчатый шок слегка отталкивающей интимности, которую ощущаешь, посетив туалетную комнату в доме, где устраивают большой прием. Не удивительно, почему Fougère Royale имел такой успех. Тот, кто им пользуется, на расстоянии – всеми любимый зять; чуть ближе – и немного животное. Спустя несколько месяцев, когда я пишу эти строки, блоттеры все еще производят свою магию. Я бы отдал что угодно, чтобы иметь у себя на полке целый флакон.

Почему «натуральное» не всегда хорошо

Но что, в конце концов, самое интересное в использовании Парке кумарина как составляющей нового аромата, и зачем он его вообще использовал? И кстати сказать, чем пахнет сам кумарин? Великий Стеффен Арктандер, автор справочника по пахучим молекулам[11]11
  Perfume and Flavor Chemicals (ISBN 0931710375). Два тома безупречных, основательных, скрупулезных описаний – Роберт Паркер от парфюмерии.


[Закрыть], описывает его как «сладкий, травянисто-теплый, слегка пикантный аромат, в крайне разбавленном состоянии напоминает сено, орех, табак». Мы настолько привыкли ассоциировать этот аромат с предметами цвета буйволовой кожи, что при ощущении кумарина невозможно не думать о цвете беж. Тот, кто делал кумарин для Парке, просто копировал то, что существует в природе. Бобы тонка (семена плодов дерева диптерикса душистого), из которых добывался кумарин, содержат так много этого вещества, что когда их высушивают, оно кристаллизуется на поверхности. Примечательно, что бобы тонка содержат мало чего еще, так что можно сказать, что сам запах в чистом виде не является чем-то новым. Главное обоснование для использования синтетических материалов, как тогда, так и сейчас, заключается в том, что создавать их гораздо дешевле, чем экстрагировать из натуральных продуктов. Кумарин стоит €10 за килограмм, абсолют бобов тонка – €400 за килограмм. В аромате Fougère Royale содержится много других натуральных веществ, прежде всего дубовый мох и лаванда. Полагаю, его формула не перешла в общественное достояние. Эти добрые старые ингредиенты – растения, которые в наше время собирают преимущественно в России и странах бывшей Югославии. Их наваливают на грузовики, доставляют к ближайшим экстракционным установкам и смешивают с определенным горячим растворителем. Сырье экстрагируется из растения, затем подвергается паровой дистилляции. Неудивительно, что в результате получается неустойчивый, неоднородный и, учитывая грубость процесса, нередко некачественный материал. В некотором смысле натуральное сырье относится к растениям, из которых его получают, как апельсиновый джем к севильскому апельсину, или высушенные головы врагов индейцев хиваро – к головам их живых врагов. Если вам доведется попасть в парфюмерную лабораторию или, что проще, в лавку ароматерапии, рекомендую сначала открывать флакончики, нюхать содержимое, а только потом читать этикетки. Происхождение масла может часто оказаться сюрпризом. Например, розовое масло пахнет как концентрированная версия крепких и неожиданно бесцветных напитков из Эльзаса, которые составляют гордость искусства винокурения – Poire, Framboise. Иными словами, оно пахнет не так, как роза. Невероятно дорогой и почти невозможно богатый абсолют нарцисса, изготавливаемый на небольшой фирме Моники Реми в районе Грасса, пахнет как деревенское tutti. Сено, цветы, мед, коровий навоз, земля, даже порой ветчина – но совершенно не похоже на запах нарциссов, собранных вручную в районе Оверни, из которых его и делают.

Если бы розовое масло действительно пахло розой, парфюмерам осталось бы от стыда закрыть лицо руками и смириться с ситуацией.

В известном смысле само существование парфюмерии объясняется тем, что сырье оказывается лишь бледной копией реальности. Если бы розовое масло действительно пахло розой, парфюмерам осталось бы от стыда закрыть лицо руками и смириться с ситуацией. Однако их задача – перемешать все эти скрученные, вываренные, раздавленные фрагменты сушеных веществ и, подобно бальзамировщикам, вернуть им полноту жизни. Особая привлекательность натуральных веществ, которая одновременно является и главным недостатком, в их сложности. Сложность трудно определить и легко распознать. Вспомните, к примеру, первые музыкальные синтезаторы и «боп-боп», которые они издавали. Простые, механические звуки. Звуковые волны создаются по простой схеме, обычно одна или несколько синусоид, воспроизводимых одновременно. Эффект новизны был силен, но быстро выветрился, потому что мы привыкли к более сложным звукам – например, звукам голоса или скрипки. Натуральные звуки, например, несколько нот, взятых на флейте, – богатые и сложные. То же самое относится к запахам. Такие наши органы, как нос и ухо, рассчитаны на сложное восприятие. Чистые, простые химикаты имеют простой, часто скудный и не всегда приятный в долгосрочной перспективе запах, чтобы его использовать в качестве самостоятельного ароматизатора. Натуральные вещества обладают пусть даже и не всегда особо приятным, но богатым запахом, потому что для них это естественно.

Негативная сторона сложности заключается в том, что в таких случаях труднее составить оригинальный аромат: отдельные ноты оказывается невозможно контролировать. Каждый натуральный компонент содержит в себе множество разных запахов, и они существуют совместно. Это можно сравнить со строительством здания из сборных элементов: в каждом элементе установлена электропроводка, канализация, стены оклеены обоями и даже украшены картинками. Дом собирается быстро и даже может в итоге интересно выглядеть, но у вас нет возможности внести изменения в конструкцию или декор интерьера. Самой тяжкой парфюмерной работой в мире занимается главный парфюмер компании Aveda, который не только перечисляет все натуральные ингредиенты в составе, но и, подняв планку еще выше, указывает все компоненты organic.

Почему «химическое» не всегда плохо

Люди обычно плохо реагируют на слово «синтетическое», или «химическое»; чрезвычайно популярно мнение о том, что расширяются виды аллергии и повинна в этом неопределенная «синтетика». Но от многих натуральных веществ вам может захотеться бежать куда подальше чаще, чем от синтетических, и это подтвердит вам любая книжка по ароматерапии. Но если смотреть на ситуацию оптимистически, можно считать, что явным признаком прогресса и процветания цивилизации является то, что многим людям в развитых странах больше не о чем волноваться, кроме как о раздражении кожи, вот они об этом и волнуются. ЕС опубликовал список из двадцати шести аллергенов, которые предполагается запретить к употреблению. И список весьма любопытен. Большинство из них представляет собой вещества массового производства, т. е. такие, с которыми большинство людей вынуждены сталкиваться на регулярной основе. Это означает, что выбор аллергенов осуществлялся статистическими методами: необходимо набрать значительное количество людей, испытывающих аллергию на определенное вещество, прежде чем ситуация станет объектом внимания дерматологов.

В «разрешенном» диапазоне ароматизатор должен маркироваться символом, который означает «может быть вредно для вашего здоровья», и должны быть перечислены потенциальные аллергены. Все это хорошо, однако не факт, что в этом перечне окажутся ужасные химикаты, а не розовая эссенция или нечто подобное, что, по мнению людей, в нем содержится. Люди смотрят на этикетку и читают, к примеру: Hydroxymethyl pentylcyclohexene carboxaldehyde, он же Lyral^® – прекрасный и, разумеется, преимущественно безвредный синтетический ароматизатор – ландыш. Мысль о том, что «от природы плохого не будет», настолько укоренилась в нашем сознании, отчасти вследствие губительного влияния идиотских крайностей «зеленого» движения, что индустрия ароматизаторов уже даже почти не пытается объясниться.

Отчасти в этом, разумеется, повинна сама индустрия. Фраза «ложь, наглая ложь и…» должна, пожалуй, заканчиваться словами «парфюмерные пресс-релизы», а не словом «статистика». Мир ароматизаторов тщательно скрывает свои синтетические корни с самого, пожалуй, начала своего существования. Это объясняется общепринятой практикой (ныне, к счастью, выходящей из моды) считать женщин полными идиотками. Парфюмерная реклама полна примеров самого смехотворного бреда, несуществующих цветов и деревьев, «розового мускуса» и прочей бессмысленной мишуры. Все это было бы смешно, когда бы не было грустно. Если бы они с самого начала вели себя более открыто, не оказались бы в таком плачевном состоянии, как сегодня. Если еще добавить, что аналитическая химия постоянно совершенствует свои методы, что химики-аналитики в состоянии идентифицировать все более малые дозы ароматизирующих материалов там, где им не полагается быть – то рецепт для формирования массовой негативной реакции на все «химическое» у вас готов.

Мне кажется, что в основе всего этого лежит явление, которое я называю законом Сохранения Беспокойства. По мере того как настоящие поводы для беспокойства, такие, как полиомиелит, туберкулез, табакокурение, сокращаются, их место занимают ложные, чтобы уровень беспокойства оставался гомеостатически неизменным. Не могу себе представить ни одного процесса в развитом мире, за исключением крупных катаклизмов, типа пандемии, который мог бы перезагрузить этот уровень беспокойства. Газетная фраза «исследования показали» в наше время почти всегда предшествует появлению нового беспокойства, которое добавляется к этой куче, чтобы она ни в коем случае не уменьшилась. Разумеется, в этой области, если материальный прогресс будет продолжаться, дальше будет только хуже.

Парфюмерная реклама полна примеров самого смехотворного бреда, несуществующих цветов и деревьев, «розового мускуса» и прочей бессмысленной мишуры.

Если у вас случайно аллергия на абсолют нарцисса (€30 000 за килограмм), вам не о чем беспокоиться, потому что его, разумеется, не добавляют в стиральный порошок, которым вы пользуетесь. Если у вас аллергия на гидроксицитронеллаль, который присутствует всюду и пахнет ландышем, то вы наверняка встретите коллегу по несчастью в приемной кабинета дерматолога. Есть три возможных пути решения проблемы.

1. Запретить ароматизаторы: не годится, поскольку «неароматизированные» продукты плохо пахнут.

2. Запретить или ограничить использование проблемных химических веществ: хорошо, но через некоторое время им на смену придет куча других, вполне возможно, не менее аллергенных.

3. Давать полную информацию на бутылке, чтобы люди, имеющие аллергию на какие-то вещества, могли об этом узнать и держаться от них подальше. Это неплохое решение, за исключением того, что множество продуктов, которые, как вы полагаете, не имеют для вас вреда, не согласуются со страшным списком аллергенов ЕС, указанных на этикетке. Время покажет…

Но есть другой, гораздо более серьезный аспект применения химикатов, а именно загрязнение окружающей среды. Проблема со стиральным порошком, к примеру, заключается в том (и это обратная сторона медали) что это одно из самых сложных веществ для ароматизации. В результате добавляемые ароматические вещества оказываются его суровыми спутниками и достаточно стойкими, чтобы противостоять биоразложению. В конце концов, даже бактерии вынуждены подчиняться законам химии. Если добавить к этому, что сотни тонн таких веществ, обычно мускуса, ежегодно сливаются в канализацию, и что аналитические методы постоянно совершенствуются, то мы имеем предсказуемый результат: эти молекулы обнаруживаются в рыбе, молоке и прочих объектах, где им находиться, разумеется, не положено. Лучшее решение в данном случае – синтез молекул менее стабильных и более активных (чтобы их меньше требовалось), но при этом способных выдерживать американские горки стиральной машины и барабанной сушилки. Над этим сейчас работают. Разумеется, синтетические вещества подвергаются интенсивному тестированию на безопасность, прежде чем их выпускают в мир людей, чего, кстати, нельзя сказать о таких натуральных веществах, как болиголов.

Ответ Фейнмана

Тем временем нос наш продолжает изучать воздух, хотя мы даже не понимаем, как он работает. Перегретая электропроводка скоро загорится и устроит пожар в старом автомобиле, которым вы управляете. Ваш противный коллега завел тайную интрижку со студенткой, которая любит пачули. В шампанское, которое вы пьете (серьезная фирма), незаконно добавляют ароматизатор, чтобы вы хорошенько запомнили его вкус и возвращались к нему снова. Как все это работает? Начнем с основных принципов.

Однажды журналист спросил великого физика Ричарда Фейнмана, может ли он в одной фразе выразить все самое важное, что он знает о своей науке. Фейнман ответил: «Мир состоит из атомов». Действительно, это так, и поэтому мы и существуем. Не перестаю удивляться, что в одной приличной британской компании человека, который никогда не читал «Гамлета», считают невежей, а того, кто знает, что представляют собой атомы – «очень узким специалистом» и рекомендуют больше бывать на свежем воздухе. Если бы Фейнману предложили добавить еще одну фразу, он бы мог сказать: «Атомы взаимодействуют между собой и образуют молекулы». Молекулы – это то, что мы воспринимаем обонянием. Обоняние – наше химическое чувство, и мы настолько к нему привыкли, что даже не задумываемся, насколько оно удивительное. Представьте: часть мозга пробилась вниз через отверстие в кости и болтается где-то в верхней части вашего носа. Запах, в отличие от звука и света, не действует на расстоянии. Если вы что-то чуете, то лишь потому, что объект, запах которого вы ощущаете (не важно, что именно – Rose de Nuit или жареный бекон), испускает пахучие вещества, которые витают в воздухе и достигают вашего носа. Их невидимость создает впечатление какого-то мистического действа, но, если добавить парфюм в цветной дым, вы вскоре поймете, что чувствуете его запах, только когда цвет обволакивает вас. Сложный запах говорит сам за себя: это сложная смесь различных молекул, каждая добавляет собственную ноту, общая сумма которых и является тем запахом, который мы чувствуем. Но что представляют собой эти пахучие молекулы?

Фейнман этого не говорил, но молекулы – это группы атомов. Атомы представлены в различных ароматах, или элементах, и элементы различаются своей способностью контактировать друг с другом. Как было установлено более ста лет назад, атомы несколько похожи на маленькие солнечные системы со звездой в центре (ядром) и окружающими ее планетами (электронами). Ядро содержит положительный заряд, электроны – отрицательный. Для симпатичного, благонравного атома необходимо равное количество положительного и отрицательного заряда. Отрицательно заряженные планеты не просто носятся по все расширяющимся орбитам, а образуют группы, по восемь в каждой, если быть точным. Словно на каждой орбите есть место только для восьми планет; когда орбита считается заполненной, создается новая.

Главное во всем этом то, что социальное поведение атомов – область науки, которая называется химией – зависит преимущественно от того, сколько атомов находится на внешней орбите. Они как бы комфортнее себя чувствуют на полностью занятой орбите и находятся в постоянном поиске партнеров, чтобы обмениваться электронами и пребывать в покое. Например, если у атома на внешней орбите – семь электронов, он ведет себя как коллекционер, стремящийся заполнить пустующее пространство у себя на полке, и готов прихватить любой электрон, оказавшийся поблизости. Аналогичным образом, если атом только начинает создавать новую орбиту и на ней пока один электрон, он охотно готов с ним расстаться и вернуться в прекрасно организованное спокойное состояние с орбитами, заполненными восемью электронами. Вполне можно представить, что, когда такая великодушная персона встречает коллекционера-маньяка, между ними вспыхивает Любовь. Именно так происходит, когда металлический натрий (тот сверкающий маслянистый брусочек, который мы резали ножом на уроках химии) встречается с газообразным хлором (противный, тяжелый, желтый газ). Они моментально заключают сделку по обмену электроном, после чего мирно сосуществуют в виде хлорида натрия, или поваренной соли.

Кстати, таблица химических элементов называется периодической именно потому, что элементы, имеющие одинаковое количество электронов на внешней орбите, должны вести себя сходным образом. Углерод (C), вещество, из которого состоит почти все, что внутри и вовне нас, имеет четыре электрона для связи, и поэтому составляет максимум четыре союза со своими соседями. Следующий в ряду – кремний (Si), элемент, из которого, говоря языком «Звездного Пути», состоят все «неуглеродные объекты». У него на восемь электронов больше, чем у углерода. Поскольку его следующая орбита заполнена так же (четыре электрона), кремний несколько крупнее углерода, но тоже образует четыре связи, например с водородом, и при этом образуется, например, силан – газ с неприятным запахом. У кислорода и азота на внешней орбите по два или три электрона и они, соответственно, могут устанавливать по две или три связи с соседями, также как их кузены по периодической таблице сера и фосфор. Каждый, кто разделяет любовь к периодической таблице, относится к ней по-своему. Для меня она как групповая фотография одноклассников. Толстые парни – внизу, тощие – наверху, расставлены слева направо по темпераменту, т. е. меланхолики (восемь электронов) на правом краю, сидят рядышком с фосфатами, у которых по семь электронов. Бездумно щедрым типам с одним электроном уютно на краешке слева, а гармоничные и уравновешенные личности, те, кто пойдут (и пошли) далеко по жизни, располагаются где-то посередине.

Хлорид натрия не распадается потому, что его удерживает то, что держит вместе всё остальное – электрические силы. Трудно спокойно воспринимать факт, что весь наш мир склеен теми же силами, которые заставляют клочки бумаги прилипать к натертому пластмассовому стержню, но это так. В случае с хлоридом натрия натрий потерял один электрон и стал положительно заряженным, а хлор приобрел один и стал заряженным отрицательно.

Поэтому они держатся вместе. Но даже нейтральные атомы удерживаются электрическими силами, и причина этого иллюстрируется рисунком вверху, где облако – отрицательное, а ядро – положительное. Если сдвинуть два нейтральных атома (вверху) так, чтобы орбиты их электронов перекрывали друг друга (в середине), то в области перекрытия возникнет аккумуляция электронов. Возьмем два ядра и эту пересекающуюся область (внизу) и получим чудесный маленький сэндвич из положительного-отрицательного-положительного зарядов, которые стремятся быть вместе.

Однако не все так просто, иначе химики не получали бы такие большие зарплаты и не занимали престижные профессорские должности. Каждый электрон на внешней орбите самостоятельно создает свое маленькое облако перекрытия. Это означает, к примеру, что углерод, имеющий на внешней орбите четыре электрона, может создать четыре таких облака, в то время как водород, с одним-единственным электроном, может создать одно.

Соединим один атом углерода и четыре атома водорода и получим молекулу метана, или CH₄, изображенную ниже. Он также известен как болотный газ, и это тот самый газ, который сочится из земли в угольных шахтах и убивает людей. Более точное изображение помещено ниже.

Белые атомы водорода на самом деле организуются не в плоскости крестообразной формы, а на максимальном удалении друг от друга, в четырех углах тетраэдра. В целом это несколько напоминает молочные картонки фирмы Tetrapak 1960-х гг. Большинство атомов углерода в итоге создают по четыре связи, и не только с водородом, но и, например, с другими атомами углерода.

Ну и поскольку мы в теме, посмотрим на структуру кумарина: модель, созданная из шариков, структура, показывающая элементы, и упрощенная нотация, которой пользуются современные химики. В упрощенной нотации предполагается, что все – атомы углерода (связанные с соответствующим количеством атомов водорода и имеющие по четыре связи), если не конкретизировано иное.

Все это выглядит как набор конструктора, и химики любят в него играть. Химики, по традиции, определили цвета для различных атомов, или элементов. Углерод – черный, потому что самая дешевая его форма – графит, используется как грифель для карандашей. Сера – желтовато-зеленый, как цвет природных серных отложений. Кислород – красный, возможно, потому, что химическим веществом, из которого его впервые выделили, был любимый алхимиками оксид ртути, имеющий интенсивный красный цвет.

Маленькие первичные атомы водорода (из которого состоит практически вся наша вселенная) изображаются белым цветом. Азот получил синий цвет, что вполне понятно, если вспомнить, что воздух в небе у нас над головой состоит преимущественно из азота. Эти и все остальные химические элементы имеют еще и буквенные обозначения: C, H, O и N. Нотация, в которой водород опускается, используется химиками для быстрой записи (своего рода «скоропись»). Это скорее не 3D, а ¹/₂D, но она вполне внятно представляет форму молекул и их взаимодействие. Это и удачная мнемосхема, поскольку у нас прекрасная память на схемы.