Текст книги "Любовь решает все сама"

– Вы меня удивили, – хихикнула она, когда они возобновили прогулку. – Я не ожидала, что вы способны на такую… такую непосредственность.

Джеймс смеялся вместе с нею, но после этого замечания сразу посерьезнел.

– Очевидно, вы считаете меня простачком, – насмешливо заметил он. – Вы, вероятно, привыкли к людям космополитической закваски, светским, которые развлекаются более утонченным образом.

– Нет, нет, вы ошибаетесь, Джеймс, – смешливое настроение у Мелоди пропало. – И я не нарывалась на стычку. Поэтому не начинайте новую дуэль. Но раз уж мы заговорили по вашей милости об этом, то я хотела бы попросить вас – прекратите выдвигать всякие предположения, касающиеся моей личности, и время от времени выпытывать у меня, что мне нравится и что нет.

– Прекрасно. Если вам хочется развлечься, то какого рода действия вы предпринимаете? Она секунду подумала:

– Иду танцевать или в ресторан. Я люблю французскую кухню.

– Разумеется, с шампанским?

Мелоди блаженно закатила глаза и призналась:

– В шампанском я готова купаться!

– Впечатляет, – одобрил он. – Как же вы обошлись простым добрым столовым вином, когда мы ели спагетти на прошлой неделе?

– Так же, как и в случае с вами. – Мелоди не смогла удержаться от колкого ответа. – Я принимаю плохое наряду с хорошим.

Она видела признак их растущей дружбы в том, что могла делать такого рода замечания, а Джеймс не вспыхивал тут же обидой в ответ. Вот и теперь он ограничился довольно мягкой фразой:

– Вам известно, что иногда вы превращаетесь в маленькую болтушку?

– Виновато в этом беспокойство за Сета. Из-за этого я становлюсь озорной, – ответила Мелоди, увильнув в сторону, когда он попытался толкнуть ее в кучу опавших листьев. – А вы превращаетесь по той же причине в раздражительное, ворчливое существо.

– Кстати, о Сете, – напомнил Джеймс, – надо вернуться и узнать, как он там. Я продолжаю надеяться, что ему станет лучше, но он, кажется, застрял в чистилище.

– Я знаю. – Мелоди поежилась, но не только от мороза. – Вся эта аппаратура, в которую его сейчас впрягли, у меня вызывает ужас. Мне страшно смотреть, как он пытается дышать.

– Ждать – самое неприятное, – откликнулся Джеймс. – Да простит мне Господь, но иногда я думаю: скорее бы все это кончилось – так или иначе.

– Молитесь о чуде, – призвала Мелоди, на мгновение прижав голову к его плечу.

– Со мной молитвы не пройдут, – цинично возразил Джеймс. – Я знаю, что чудес не бывает.

Глава 4

Чудо произошло на следующий день. Уже под вечер, до этого не подавая никаких признаков улучшения, Сет внезапно открыл глаза и уставился на Джеймса и Мелоди.

– Боже мой, Боже мой, – прохрипел он застоявшимся голосом. – Похоронная комиссия уже прибыла.

– Она едва ли пригодится, – заверил его Джеймс, голос которого, как заметила Мелоди, тоже подозрительно срывался. – Ты не умрешь.

– Ну что ж, тогда извините, что разочаровал вас, – возразил Сет, демонстрируя свой былой темперамент, хотя и в менее красочном варианте. – Кто это вставил чертову трубку мне в нос?

– Время посещений кончилось, а трубку вставила я, – заявила сестра, войдя в комнату как раз в тот момент, когда Сет уже собрался освободить свой нос от постороннего предмета. – Трубка питает вас кислородом, чтобы вам дышалось легче.

– Так вот, уберите ее, – потребовал он капризно. – И когда будете заниматься этим, можете заодно снять повязку с моей руки. Я уже вам говорил: идите и вкалывайте свои шприцы в кого-нибудь другого. Мне они не нужны.

– Очень плохо, – сказала сестра. – Вы явно чувствуете себя намного лучше, но все останется по-прежнему, пока доктор не даст новых указаний. Теперь полежите спокойно. Я оботру вас намыленной губкой.

Подталкивая Мелоди и Джеймса к двери, сестра посоветовала Сету:

– Расслабьтесь. У вас нет ничего, чего бы я не видела уже тысячу раз.

– Он точно пошел на поправку, – слегка ухмыльнулся Джеймс, обращаясь к Мелоди, когда они вышли из палаты.

– Точно, – согласилась она. Молодые люди прошлись по всей длине зала и остановились у затуманенного дождем окна.

– Это означает, – произнес Джеймс, нарисовав пальцем на стекле круг и зачеркнув его прямой линией, – что вы можете быть свободны по вечерам и заниматься привычными для вас делами, вместо того чтобы бежать сюда, едва успев закрыть магазин.

– Да, – сказала Мелоди, причем ей хотелось бы чувствовать большее облегчение.

– Не будет и наших торопливых ужинов с тарелкой спагетти и дешевым домашним вином, – напомнил Джеймс с видимым удовлетворением.

Он улыбнулся, округлив губы так, что стали видны ямочки на щеках. Его шевелюра нуждалась в стрижке. Волосы слегка завивались у него на затылке, где кожа казалась особенно загорелой по контрасту с белым воротничком рубашки.

– Да, действительно, – мрачно подтвердила Мелоди.

– Вернетесь, я надеюсь, к вашему обычному меню шампанским в ресторанах с французской кухней? – полюбопытствовал Джеймс, изгибая свои безупречные брови и элегантно засовывая руки в карманы брюк.

– Обязательно, – вновь согласилась она, серьезно рискуя, что не сможет удержать на лице деланную робкую улыбку. Положа руку на сердце, она сознавала, что желала бы, чтобы Сет выздоравливал помедленнее и без таких драматических эффектов. Мелоди чувствовала себя из-за этого презренной личностью. Не хотелось думать, что она способна быть такой мелочной и эгоистичной.

– Дождь довольно сильный, – посмотрел за окно Джеймс. – Ваша машина далеко?

– К сожалению, на дальнем конце второй автостоянки.

– Как вы насчет последней чашки отвратительного больничного кофе в таком случае? Мы могли бы отпраздновать воскресение Сета. Может быть, к тому времени, когда мы это сделаем, дождь кончится.

Мелоди охватило волнение. Ей было все равно, если даже дождь будет идти всю ночь.

– Я, пожалуй, одолею последнюю чашечку. Они нашли укромный уголок и сели за столик друг против друга.

– За здоровье Сета, – сказал Джеймс, поднимая свою чашку и касаясь ею чашки Мелоди.

– Пусть он живет до девяноста лет, – добавила она и отвела глаза, потому что боялась, что Джеймс прочтет в них все.

Она удивилась, когда он взял ее руку в свою. Это пил первый случай, когда он коснулся ее, вложив прикосновение нечто, похожее на нежность, что глубоко потрясло ее и пошло по телу приятными волнами.

– Знаете, вы держались просто чудесно. – Джеймс переплел свои пальцы с пальцами Мелоди. – Вы не пропустили ни одного дня с тех пор, как Сету стало плохо.

– Вы тоже, – ответила Мелоди.

– Но я его сын.

– Я хотела бы думать, что я его друг.

– Думаю, он тоже хотел бы считать так. Он вправду симпатизирует вам. – Джеймс отпустил ее руку, и они теперь держали свои чашки, словно готовясь пить на брудершафт. Джеймс сверкнул улыбкой, снова! заиграв своими очаровательными ямочками на щеках. – В старом барбосе еще теплится жизнь, раз его волнует вид красивого женского лица.

Мелоди чувствовала, что краснеет от удовольствия.

– Вы хотите сказать, что находите меня красивой? Неделю назад такой вопрос вызвал бы у него раздражение, и в лучшем случае он буркнул бы что-нибудь нейтральное вроде «Видали мы и похуже».

Однако сегодня он разразился громогласным смехом.

– Вы же знаете великолепно: вы красивы, миледи, поэтому не напрашивайтесь больше на комплименты. Ведь вам-то в конце концов все равно, как бы я ни считал.

– Вы правы, – сказала Мелоди.

Но ее потрясло открытие: на самом деле ей было не все равно, и, солгав, она ощутила внутри острую боль. Когда Мелоди взялась за свой план воссоединения отца с сыном, она не думала, что может оказаться жертвой скупых по отношению к ней чар Джеймса.

– Дело выглядит так, что этот ливень будет лить еще долго, – кивнул он в сторону окна. – Мы можем, конечно, пробежаться к машине и закрыть вопрос.

– Меня привлекает эта идея по ряду причин, – сказала Мелоди и тут же пожалела о своих словах. Джеймс всполошился.

– А что это за причины?

– Мне нужно кое-что сделать, – пролепетала она.

– Это одна причина. А другие?

Можно было сказать ему, что ее частная жизнь никого не касается. Джеймс, не задумываясь, поступил бы именно так, окажись он на месте Мелоди. Однако то, что началось как простой план воссоединения сына с отцом, обросло непредвиденными осложнениями.

Мелоди не умела скрывать свои чувства, как она считала, потому, что ей это никогда не было нужно, и теперь решила обойтись полуправдой.

– Мы позволяем, чтобы наше участие приобрело слишком личную окраску. Надо установить между нами известную дистанцию.

Джеймс взглянул на нее встревоженно и переспросил:

– Между нами?..

Мелоди опять забралась в это болото с крокодилами!

– Мне становится все труднее, Джеймс, сохранять неприязнь к вам.

– Вот тебе на! – Он не то засмеялся, не то закашлялся. – Должен ли я чувствовать себя польщенным?

Ты мог бы ответить мне комплиментом, раздраженно подумала Мелоди.

– Вы не совсем в моем вкусе, – заявила она. – А вы более чем откровенно признали, что я – не в вашем.

– Пока мы согласны друг с другом. Продолжайте. Мелоди от всего сердца хотела бы, чтобы этот разговор никогда не возникал.

– В сложившихся обстоятельствах мы легко можем попасть в ловушку и решить…

Джеймс пристально рассматривал ее. – В каких обстоятельствах? О чем вы говорите?

– Мы оба были очень озабочены состоянием Сета. Тревога сближает людей так же, как и горе. Но у нас с вами очень мало общего, Джеймс. Это факт.

– Но он не означает, что мы должны враждовать. Да, подумала она, верно, но это предвещает беду, если чувства становятся более глубокими. Мелоди надеялась со временем иметь мужа, большую семью, много детей и четвероногих домашних любимцев. А из разговоров с Джеймсом вытекало, что подобная перспектива не совпадала с его представлением о будущем. Мелоди не хотела влюбляться в мужчину, который никогда не осуществит ее мечту.

– Конечно не должны, – сказала она беззаботно. – Я имела в виду только то, что я почти ничего не таю о вас, поэтому довольно глупо…

– Вы уже знаете, что я был печальным, понятным, восхитительным маленьким мальчиком, заявил Джеймс, пожимая плечами и сигналя ей ямочками на щеках.

– Но не знаю почти ничего о взрослом Джеймсе Логане, – посуровела Мелоди. Она взяла сумочку и перчатки, отодвинула назад кресло. – Но все это не имеет никакого значения теперь, когда Сет на пути к выздоровлению.

Боже сохрани, думала Мелоди, покидая кафетерий, терять голову из-за мужчины только потому, что у него милые ямочки и великолепные плечи. Чем меньше она будет с ним общаться, тем лучше! Когда они оказались под козырьком крыльца у главного входа, дождь усилился. – О Господи! – воскликнул Джеймс, – вы так никуда не пройдете! Моя машина стоит очень близко отсюда. Мы добежим до нее, и я отвезу вас к вашей.

Мелоди перестала мыслить логично, лишилась силы воли, чтобы сопротивляться, когда Джеймс схватил ее за руку. Она ощутила тепло и надежность его сжатых пальцев, и не имело никакого значения, что глубокие потоки дождевой воды заливали ей щиколотки, когда Джеймс тащил ее за собой по территории стоянки, каким-то образом не давая ей попасть в мелкие лужи. Длинными прыжками он влек ее к цели.

– Вы выглядите, как котенок после кораблекрушения, – заявил он, как только они наконец добрались до машины. Он включил свет в кабине, чтобы разыскать в отделении под щитком пакет с бумажными салфетками. – Ну-ка, позвольте, я оботру вас.

Мягкая бумага прилипала к ее волосам, слишком тонкая, чтобы впитать стекавшие капли воды.

– Господи, да у вас волос хватило бы на трех дам! – восхитился Джеймс.

– Так природа вознаграждает за то, что они у меня не завиваются в локоны, – ответила Мелоди. Ей хотелось отомстить за безразличие, ужасно поразившее ее, когда Джеймс, достав из пакета еще одну охапку салфеток, нахлобучил их обеими руками ей на голову наподобие старинного шлема.

– Почему вы не сделаете завивку, как другие женщины? – захотел узнать Джеймс. Его голос внезапно захрипел, стал прерывистым, как дым из трубы, летящий по ветру на рассвете студеного октябрьского дня.

– Потому что я не такая, как другие женщины. – голос изменил Мелоди.

Сначала он помолчал немного, продолжая прижимать салфетки к ее голове, тогда как большими пальцами рассеянно делал небольшие круги у нее на висках Наконец он произнес:

– Должен согласиться с вами. На самом деле – фугой такой нет.

Он сказал только это, но Мелоди знала, что прелюдия к поцелую прозвучала. Она знала, так как голубизна его глаз приобрела несколько иной оттенок, как бы вслед за его изменившимся голосом. Джеймс, опустив ресницы, надеялся скрыть происшедшие перемены.

Мелоди знала, потому что слышала его глубокий издох, как если бы он просил Бога дать ему силу воли, чтобы сдержать себя и не отдаться на произвол импульсов, несущих ему кучи неприятностей, в коих он не нуждался.

Мелоди знала, потому что ее сердце сбилось с ритма и вырвалось из-под контроля, и она боялась, что легким не хватит воздуха.

А затем она знала уже только одно – его губы касались ее рта и эти губы были слаще, чем осеннее вино. И еще она знала, что ее никогда так не целовали прежде, и она не целовала в ответ так же, как сейчас. Сознание этого шокировало, опустошало душу, но, несмотря ни на что, Мелоди не переставала отвечать Джеймсу поцелуями.

– Это, правда, не очень хорошо, – прошептал он, подняв голову настолько, что она смогла увидеть мутное отражение в расширившихся зрачках его глаз.

– Да, – чуть слышно проговорила она. – Еще кто-нибудь увидит.

Но это, конечно, была чепуха. Стекла машины запотели, и они с Джеймсом находились в тесном мирке, замкнутом, как будуар.

– Я, пожалуй, заведу двигатель и включу обогреватель, – проговорил он не слишком убежденным тоном. Он так далеко зашел, что даже повернул ключ в замке зажигания. Но прежде чем завелся мотор. кабину заполнил голос, исполняющий «Глаза ангела».

– О Господи, – простонал Джеймс, и совершенно непроизвольно губы их снова слились. Забытые в замке зажигания ключи болтались, свесившись вниз. Рука Джеймса обняла ее за шею и легла на затылок, теплая и уверенная.

Теперь поцелуй был другим – более смелым и, если это было возможно, более захватывающим, чем в первый раз. Он был интимным, проникающим – так целовать себя она никогда не позволила бы другому мужчине после столь краткою знакомства, но сейчас подчинилась безропотно. Более того, она отвечала страстью на страсть, утоляла внезапный голод, и, когда его рука, ласково поглаживавшая ее бок, остановилась на груди, Мелоди подумала только, что наслаждение, такое близкое к боли, остается все-таки утонченным. Прежде она не имела об этом никакого представления.

Ночь наступила раньше обычного, так как небо затянуло черными тучами, и тьма сомкнулась над ними, еще более отделяя от остального мира. Раздосадованная сама на себя, Мелоди чувствовала, что, наверное, позволила бы ему заняться с нею любовью, если бы они находились в одном из огромных американских лимузинов с просторным задним сиденьем. К счастью, у взятого Джеймсом на прокат малогабаритного автомобиля были лишь маленькие креслица впереди, разделенные рычагом перемены передач. Только это ее и спасло. Да еще блестящее умение Джеймса держать себя в руках.

– Это недостойно нас, – решительно сказал он тихим, но решительным голосом, прерывающимся и полным страсти. Губы их почти не размыкались.

– Ты прав, – прошептала Мелоди в ответ и заморгала; никогда раньше она не могла бы даже представить себе ту боль, которую вызвало у нее сознание того, что Джеймс не был настолько одержим желанием, чтобы предпочесть вечные муки сохранению достоинства.

Он завел машину, включил на полную мощность обогреватель и покрутил радио, подбирая новую станцию. Они услышали предсказание погоды:

– Дождь, дождь, затем усиление осадков. В низко расположенной местности ожидаются наводнения. В проливе будут преобладать ветры штормовой силы.

Настроение Мелоди было таким же мрачным, как погода. Почему ее чувства в таком смятении? И какая дьявольская сила могла заставить ее потерять голову после первого поцелуя?

Когда Джеймс остановился у ее машины, Мелоди торопливо пробормотала:

– До свидания. Спасибо, что подвез. Мелоди распахнула дверцу. Судя по его молчанию во время короткой поездки с одной стоянки на другую, Джеймсу нечего было сказать, и он сожалел об охватившем его на миг безумии. Она не собиралась тянуть время, предоставляя ему возможность сказать ей об этом.

– Пока, – сказал он, даже не подождав, когда она заведет свою машину, и уехал, обдав веером воды ветровое стекло ее автомобиля.

Мелоди чувствовала, что готова заплакать. Она просто сошла с ума!

А Джеймс думал: он, вероятно, обезумел! Что на него нашло? Может, его вывели из равновесия ее мокрые насквозь волосы, черные и глянцевитые, как у тюленя? Или виноваты ее ресницы, скользнувшие по его щеке, чтобы прикрыть огромные прекрасные глаза, которые напоминали ему крупные цветы анютиных глазок, вышитые черными бархатными нитями? Или просто ее духи сконцентрировались до гипнотических пропорций в душной кабине автомобиля, подтолкнув его на дурацкие поступки с ужасающими последствиями?

О Боже! Он пустился в поэзию – он, чья жизнь как профессионала определялась динамикой углов и кривых на чертежах корабельного дизайна. Еще ребенком он стал прагматиком, усвоив рано и достаточно глубоко, что мечтателей вознаграждает, самое большее, разочарование. Так чем же он занимается теперь, в возрасте тридцати четырех лет, действуя как глупый юноша-романтик и нежничая с едва знакомой ему женщиной – к тому же, в общественном месте?

Не было никаких разумных причин чувствовать влечение к ней. Что угодно, только не это! Ему слишком часто встречались такие, как она, чтобы понять, что движет ими в жизни. Им нужны богатые мужья для удовлетворения своих экстравагантных вкусов. Если иногда он и задумывался, не отличается ли Мелоди от себе подобных своими жизненными устремлениями, то все новое, что он открывал в ней, говорило ему об обратном. Эта леди не привыкла удовлетворяться второсортным.

Вернувшись в свой отель «Пламроуз», Джеймс поднялся в номер, просмотрел почту, затем бросился на гигантских размеров кровать и угрюмо уставился в потолок, расписанный художниками. Его бесило, что краснощеких херувимов в его голове вытеснял все время иной образ. Не надо было никаких усилий, чтобы представить себе ее, лежащую рядом на кровати с распущенными волосами, которые свешиваются ей на лоб; ее глаза зовут его, как ночные огни; ее розовые губы манят соблазном.

Короче говоря, он тешился идеей заманить Мелоди в свой номер на чашку чая попозже вечером. Его намерение было очевидным – заниматься с нею любовью снова и снова. Но он знал, что это было бы ошибкой.

Джеймс не любил делать ошибки. Он находил, что слишком трудно в них потом признаться.

На следующее утро в Кошачьем ряду все было тихо, и Мелоди решила по-новому аранжировать свою витрину. Наверное, подойдут сплетенные из кружев сердца викторианских времен, учитывая, что до Валентинова дня осталось менее двух недель. Если даже сама Мелоди не испытывала особого энтузиазма с приближением праздника, это не означало, что остальной мир намерен игнорировать предстоящую знаменательную дату.

Мелоди трудилась в витрине, раскладывая высушенные букеты цветов по подолу свадебного платья конца девятнадцатого века, когда в толстое стекло уперлась голова Хлои. Затем коллега заглянула в дверь.

– К тебе посетители, – предупредила Хлоя ядовито. – Не думаю, что тебе их надо представлять. Ты знаешь, кто они.

Вслед за Хлоей заглянул и Роджер.

– Отделайся от них, детка. Они – не очень хорошее украшение к твоей витрине.

Четверо или пятеро мужчин беспокойно переминались с ноги на ногу в нескольких ярдах от Мелоди. Они стояли, засунув руки в карманы своих пальто с чужого плеча и, казалось, спорили, стоит ли подходить ближе.

– Это… – начала Мелоди.

– Нежелательные, – закончил за нее Роджер. – На твоем месте я не пускал бы их в магазин. Они похожи на воришек.

– Я бы сказала скорее, что они отчаявшиеся и голодные, – пробормотала Мелоди, надевая туфли, и поспешила им навстречу.

– Мы пришли к вам не безобразить, – заговорил, как бы оправдываясь, один из пришедших. – Мы просто хотели узнать, как дела у Сета Логана. Мы знаем, что вы все время бываете у него.

– Ему намного лучше, – Мелоди было приятно сообщить им об этом.

Пришельцы выглядели обрадованными непривычной для них доброй вестью.

– А мы уж думали, что ему не выйти из больницы живым, – сказал другой. – Сет не из тех, кто стал бы валяться в постели, если это хоть немного зависит от него.

Мелоди улыбнулась:

– Пока его мнением особенно не интересовались, и у него не было выбора, но думаю, долго так не продлится.

– Наши ребята… – заговоривший первым запнулся в неуверенности. – Ну, мы подумали, может, мы бы сделали что-нибудь для него? Мы небогаты, но мы с ним старые друзья и хотели ему помочь, как можем.

– Думаю, он обрадуется, если к нему придет больше посетителей. Ему это поможет скоротать время, и я уверена, он обрадуется возможности повидаться с вами.

Как раз в этот момент к ним приблизились человек лет сорока и девушка. Лицо мужчины показалось Мелоди знакомым.

– Мы от местной телевизионной станции, мисс Верс, – представилась девушка, передав ей свою визитную карточку. – Мы хотели узнать, не согласитесь ли вы дать интервью в программе «Улицы города» в следующий вторник. Как вы, вероятно, знаете, это еженедельная программа. – Мы занимаемся проблемами, представляющими общественный интерес в Порт-Армстронге, а ваше имя в последнее время появляется часто в новостях.

– Мы хотели бы сделать целую передачу о вашей идее насчет создания общественного центра в районе доков, – объяснил мужчина, которого теперь Мелоди узнала: он был ведущим программы «Улицы города». – Добейтесь, чтобы зрители лучше представляли себе вашу цель, если вы понимаете, что я имею в виду. Между прочим, меня зовут Дон Хеллерман.

Мелоди успела заметить только одно: друзья Сета испарились, как туман в июле, стоило лишь всплыть вопросу об общественном центре, а вместо них появились Хлоя, Роджер, Ариадна и Эмиль. Джастин и Чанковские, хотя были заинтересованы не меньше остальных, держались на некотором расстоянии.

– Я знаю, кто вы, – сказала Мелоди телевизионщику. – Но я не уверена, что представляю себе, как вы понимаете слово «цель». Говорите ли вы о самой идее или о людях, которых она касается?

– Мисс Верс, – принялся мягко растолковывать Дон Хеллерман, – вы можете располагать нашей программой для такой постановки вопроса, которая, как вы считаете, полнее всего отвечает интересам жителей города. Я никогда не пытаюсь заранее регламентировать выступление гостей.

Вспомнив, как вели себя ее коллеги в предыдущий раз, когда она говорила с прессой от их лица, Мелоди обратилась к ним:

– Я думаю, здесь каждый из нас должен сказать свое слово. Как вы считаете?

– Это – ваше дитя, – поспешил высказаться Роджер и отошел дальше. – И всегда это было ваше дитя, с самого начала. Поступайте с ним, как вам угодно.

– В пределах разумного, – вмешалась Хлоя, не готовая так легко предоставить Мелоди свободу рук. – Не забывайте, что нам всем придется жить с тем, что вы наговорите.

Маленькие глаза-бусинки у Дона Хеллермана загорелись. – Если налицо разногласия, – заявил он, сверкая в сторону Ариадны дорогостоящим зубным протезом, – я могу пригласить не одного гостя, а больше.

– Я готова принять участие, – вздохнула Ариадна.

– Но тебя не готовы пригласить, – обрезал ее Эмиль. – Сэр, мы придерживаемся единого мнения. Мисс Верс – избранный нами представитель.

Подступившие ближе Джастин и Фредерик Чанковский присоединились к этому мнению, Анна утвердительно кивнула головой.

– Благодарю за вотум доверия, – сказала Мелоди, когда телевизионщики уехали. – Хотя считаю, что могло бы быть больше единства.

– Мы все за вас, моя милая, и если среди нас есть кто-нибудь, кто с этим не согласен, то пусть выйдет вперед и займет ваше место, – заявил Эмиль.

– Нечего смотреть на меня, – предупредил его Роджер. – Я не хочу, чтобы из меня делали болвана на глазах всего Порт-Армстронга. Что касается меня, если Мелоди эта функция по вкусу, пусть занимается ею.

– Я не совсем уверена, что возьмусь за эти дела с телевидением, – призналась Мелоди. – Прежде всего в Доне Хеллермане есть что-то, что не позволяет мне доверять ему полностью. Он вообще приводит меня в содрогание. Но мне не хотелось, чтобы у него сложилось впечатление, будто мы отступаемся от идеи создания общественного центра.

Джастин заверил Мелоди:

– Выбора у вас не было. Вы могли только дать согласие на интервью. Но скажем честно, пожертвования сократились в течение последних дней. Люди забывают о подобных вещах, если им то и дело не напоминать.

– Мы тоже могли бы забыть об этом центре, – высказалась Хлоя. – Это был бы лучший выход, если вы спросите меня.

– К сожалению, мы уже не можем выбирать, – напомнил Джастин. – Уже собрано изрядное количество денег. Мы не можем прикарманить их, своевременно позабыв, с какой целью прежде всего мы начали сбор средств. На нас подадут в суд по обвинению в воровстве и мошенничестве, прежде чем мы успеем нанять адвоката.

– Мне все в этом деле не нравится, – настаивала Хлоя. – Я с самого начала говорила, что нельзя было позволять втягивать себя в дурацкий проект. Это была большая ошибка.

– Что надо сделать, чтобы тебе понравилось хоть что-нибудь? – презрительно фыркнул Роджер.

– Дать ей милого, симпатичного, жизнерадостного мужчину, – промурлыкала Ариадна, взмахнув ресницами в сторону Фредерика. – Признает ли это наша Хлоя или нет, но она сохнет от недостатка мужского внимания.

Мелоди скрипнула зубами в отчаянии, когда разговор перешел в нападки друг на друга; это происходило слишком часто, нарушая ее душевное спокойствие.

– Я очень рада, что вы трое не хотите выступать по телевидению со своими взглядами, – заявила она Роджеру, Хлое и Ариадне. – Дай вам волю, и интервью станет гарантированной катастрофой. Может, я не всегда говорю то, что, по вашему мнению, должна была сказать. Но я по крайней мере способна не забывать о главном и не дать себя отвлечь от него мелочами.

Это была похвальба, о которой она впоследствии сожалела. В следующий вторник, когда интервью переходило уже в решающую фазу, Мелоди опасалась, что она единолично принесла делу больше вреда, чем Роджер, Хлоя и Ариадна вместе взятые.

Едва она вошла в студию, начались сбои.

Сначала молоденькая помощница ведущего программы возмутилась, когда, встречая Мелоди, услышала, что та хочет увидеться с Доном Хеллерманом до начала передачи.

– Я никак не могу беспокоить мистера Хеллермана, – упиралась девица. – Ему делают грим, и он очень рассердится.

– А я уже рассержена, – сообщила ей Мелоди. – Мистер Хеллерман не дал себе труда ответить на мои неоднократные звонки по телефону после того, как он уговорил меня выступить в вашей программе. Я хотела бы предварительно обсудить с ним, какого рода вопросы он собирается мне задавать.

– Я посмотрю, что можно сделать, – пообещала помощница и исчезла, оставив Мелоди кипеть от возмущения в комнатушке размером с душевую кабинку.

Последние несколько дней были не самыми приятными в жизни Мелоди. Часы торговли в магазине тянулись долго, но они не шли ни в какое сравнение с бесконечной монотонностью вечеров и дней отдыха. Среди жизненных событий, казалось, не было ничего, что могло бы вызвать живой интерес у Мелоди, ибо Дон Хеллерман был не единственным, кто не дал себе груда позвонить; обращало на себя внимание и молчание Джеймса Логана. Мелоди мучилась в тисках тоски из-за того, что он пренебрегал ею. когда юная помощница ведущего примчалась вновь, она лишь объявила, что через три минуты участники программы появятся на экране.

– Будьте добры пройти со мной. Я покажу, где вас будут представлять.

Очевидно, Дон Хеллерман не намеревался уделять гостям заранее ни минуты своего драгоценного времени, и настроение подавленности, владевшее Мелоди с того дня, как она приняла приглашение в телевизионную студию, теперь захватило ее всю целиком.

Студия выглядела как лабиринт электрических кабелей и съемочных камер. Яркие лампы высветили уголок, где ведущий раздраженно ворчал, пока кто-то из гримеров подправлял его редеющую шевелюру. Ослепленная прожекторами, Мелоди с трудом различила в глубине ряды кресел и услышала гул голосов и шарканье ног собравшейся публики.

– Тридцать секунд! – выкрикнул кто-то, и внезапно Мелоди забыла обо всем и обо всех, включая Джеймса. В сущности, ее сознание превратилось в совершенно чистый лист бумаги вследствие самого сильного нервного напряжения, какое она когда-либо испытывала.

Музыка вперемешку с записанными на пленку аплодисментами заглушила биение ее сердца. Дон Хеллерман принял свой обычный светский вид и заговорил в камеру, обращаясь, словно к старому верному другу.

– «Улицы города», леди и джентльмены, программа, которая…

Молоденькая помощница Хеллермана слегка коснулась спины Мелоди.

– Теперь в любую минуту, мисс Верс. Медоточивый голос заполнял аудиторию:

– Превратить заброшенный консервный завод в трех кварталах от торгового центра во что-то полезное. Достойная с виду цель, но что в действительности движет этой группой людей, арендующих помещения в Кошачьем ряду? Гуманные соображения или алчность? Давайте выясним это. Поприветствуем же мою первую гостью – мисс Мелоди Верс!

Подталкиваемая в спину, полуслепая от света софитов, Мелоди предстала перед камерами под жиденькие аплодисменты. Ее первым инстинктивным желанием было подойти к ведущему и дать ему пощечину за его грязные намеки. Однако здравый смысл подсказал, что она сыграет Хеллерману на руку, если поддастся движению души. Если Мелоди не возьмет под контроль свои эмоции, она станет легкой добычей для Дона Хеллермана, и он изобразит ее глупой гусыней.

– Мисс Верс, расскажите нам, почему вы так горячо отстаиваете идею создания общественного центра в районе, где вы работаете?

– Потому что вижу, как он нужен, – ответила Мелоди односложно, решив, что, действуя смело, она меньше рискует, чем шлифуя красноречие.

– И что именно должно, по вашему мнению, существовать в так называемом общественном центре?

– Кухня, где готовили бы дешевую питательную пищу для тех, кто не может готовить сам. Читальный зал с удобными креслами и камином, где можно почитать газеты. Игровая комната с бильярдом и нашим вариантом шашек. Иначе говоря, это должно быть место, где люди могут встречаться и общаться друг с другом. – Мелоди остановилась, чтобы набрать воздуха. – А еще – спальня, где можно получить на ночь чистую постель, если надо.