Текст книги "Момент взлета. Истории женщин, которые бросили вызов патриархальному обществу"

Глава третья
Каждое доброе дело: планирование семьи

Через несколько дней после того, как я познакомилась с программой Вишваджита и Аарти, по которой обучались местные медицинские работники, присутствующие при родах на дому, я посетила мероприятие под названием Sure Start[5]5
  Буквально: уверенное начало (англ.).


[Закрыть]. Целью проекта было сохранить здоровье матери и новорожденного, призывая женщин рожать в клиниках с обученным персоналом и медицинским оборудованием.

Когда я оказалась на месте реализации проекта, меня пригласили посмотреть, как группа из двадцати пяти беременных женщин играет в викторину о принципах охраны здоровья, отвечая на вопросы о раннем грудном вскармливании и уходе за новорожденными в первый час жизни.

Затем я встретилась с группой женщин, среди которых преобладали беременные и члены их семей, в основном свекрови и сестры мужей. Я спросила беременных женщин, сталкивались ли они с каким-либо сопротивлением со стороны семьи из-за участия в программе. Затем я спросила у свекровей, какие изменения они заметили с тех пор, как сами были беременны. Одна пожилая женщина сказала мне, что она родила дома восемь детей, однако шестеро из них умерли в течение недели после родов. Ее невестка была беременна в первый раз, и женщина хотела, чтобы о ней заботились как можно лучше.

Во второй половине дня я смогла навестить женщину по имени Мина, которая всего за две недели до этого родила мальчика. Муж Мины работал недалеко от их жилища. Все их дети родились дома, за исключением новорожденного, который появился на свет в клинике при поддержке Sure Start. Пока мы разговаривали, Мина держала его на руках.

Я спросила, помогла ли ей программа, и она с энтузиазмом ответила «да». Она была уверена, что рожать в клинике безопаснее как для нее, так и для малыша. Она начала кормить грудью в тот же день и благодаря этому почувствовала связь со своим ребенком, и ей это понравилось. Она выглядела очень здоровой и позитивной. Очевидно, она хорошо относилась к программе, и я разделяла ее мнение.

Затем я спросила ее:

– Хочешь завести еще детей?

Она смутилась. Она выглядела так, будто я на нее накричала. Она опустила глаза и неловко замолчала. Я испугалась, что мои слова прозвучали грубо или, может быть, переводчик неправильно их перевел, потому что Мина продолжала смотреть в землю. Затем она подняла голову, посмотрела мне в глаза и сказала:

– Правда в том, что я не хочу больше иметь детей. Мой муж много работает, но мы очень бедны. Я не знаю, как прокормить этого ребенка. У меня нет никаких надежд на то, что он получит образование. На самом деле у меня нет никаких надежд даже на то, что у него вообще есть какое-то будущее.

Я была в шоке. Люди склонны сообщать мне только хорошие новости, и зачастую, чтобы составить полную картину, мне приходилось задавать наводящие вопросы. У этой женщины хватило смелости сказать мне горькую правду, мне не пришлось даже спрашивать. Но на этом она не закончила.

– Единственная надежда на то, что у этого малыша есть будущее, – сказала она, – если вы заберете его к себе домой.

Затем она положила руку на голову двухлетнего мальчика, стоявшего у ее ноги, и сказала:

– Пожалуйста, возьмите и его тоже.

У меня закружилась голова. В одно мгновение мы проделали путь от радостного разговора о здоровом рождении нового человека до мрачного откровения о материнских страданиях – страданиях настолько огромных, что боль от расставания со своими детьми оказалась меньше, чем боль от необходимости их содержать.

Для меня огромная честь, когда женщина делится со мной своим горем. Я внимательно выслушиваю каждую, выражаю сочувствие, а затем пытаюсь найти хоть какие-нибудь светлые стороны в том, что происходит. Но если бы в тот момент я попыталась сказать Мине что-нибудь ободряющее, то оскорбила бы ее. Я задала ей вопрос, и она рассказала мне правду. Попытки настроить ее на позитивный лад обесценили бы ее боль. А та боль, которую она описала, была выше всего, что я могла себе представить. Она чувствовала, что единственный способ подарить своим детям хорошую жизнь – найти им другую мать.

Я как можно мягче сказала ей, что у меня трое собственных детей, что ее дети любят ее и нуждаются в ней. Затем я ее спросила:

– Вы знаете о планировании семьи?

– Теперь знаю, но никто из ваших людей мне об этом раньше не рассказывал, а теперь уже слишком поздно.

Эта молодая мать чувствовала себя полной неудачницей, но и я в тот момент чувствовала себя так же. Мы попросту ее подвели. Я была настолько переполнена эмоциями, что даже не помню, как мы расстались, как я с ней попрощалась.

Я не могла выкинуть из головы мысли о Мине до конца поездки. Мне потребовалось много времени, чтобы осознать это. Очевидно, было здорово помочь ей с организацией родов в больнице, но этого недостаточно. Мы не видели всей картины. У нас развивалась программа охраны здоровья матери и новорожденного. Мы разговаривали с будущими матерями об их потребностях в этой области. Это была та линза, сквозь которую мы смотрели на свою работу, однако нам следовало смотреть на нее глазами Мины.

Общаясь с женщинами в странах с низким уровнем дохода, я не вижу практически никаких различий в том, чего все мы, женщины, желаем для себя и своих детей. Мы хотим, чтобы наши дети находились в безопасности, чтобы они были здоровы и счастливы, хорошо учились в школе, реализовывали свой потенциал, росли, заводили семьи и зарабатывали деньги, но самое главное, чтобы они любили и были любимы. При этом мы и сами хотим быть здоровыми, развивать собственные таланты и делиться с обществом плодами своей деятельности.

Планирование семьи имеет важное значение для удовлетворения всех этих потребностей, независимо от того, в какой точке мира живет женщина.

Мужество Мины отпечаталось в моей памяти, а ее боль стала поворотным моментом в моей работе. Когда одна мать рассказывает мне суровую правду, я могу быть уверена, что она говорит за всех тех, кто не может похвастаться подобной смелостью. После этого я начала обращать более пристальное внимание на затронутую проблему, а затем поняла, что все остальные говорили то же самое, только в более мягкой форме. Я не слышала их, потому что на самом деле не слушала.

Вскоре после разговора с Миной я отправилась в Малави и посетила местный медицинский центр. В этом центре был кабинет прививок, кабинет для больных детей, кабинет для больных ВИЧ и кабинет планирования семьи. В последний стояла длинная очередь женщин. Я поговорила с некоторыми из них, спросила, откуда они пришли, сколько у них детей, когда они начали использовать контрацептивы и какие именно. Мое любопытство оказалось под стать стремлению женщин поведать о своей жизни.

Одна из них рассказала мне, что пришла сделать укол, но она не знает, есть ли в центре нужный препарат, и все остальные женщины кивнули.

Они сказали, что им нужно проходить по десять миль до клиники, не зная, смогут ли они получить необходимую инъекцию, и что много раз им приходилось уходить ни с чем.

Им, конечно, предлагают какой-нибудь другой вид контрацепции, например презервативы, которых в клиниках всегда достаточно из-за эпидемии СПИДа, но они редко помогают женщинам избежать беременности. Сколько раз я слышала эти слова: «Если я попрошу своего мужа надеть презерватив, он меня побьет. Это будет выглядеть так, будто я обвиняю его в измене и в том, что он заражен ВИЧ, или намекаю на то, что я сама ему изменила и заразилась».

Таким образом, презервативы не приносили женщинам никакой реальной пользы, но при этом представители медицинских клиник утверждали, что они на 100 % снабжены контрацептивами, – и это обесценивало нашу работу.

Услышав одну и ту же историю о том, как они прошли долгий путь и не получили препарат, от множества женщин, я вошла в кабинет и поняла, что на самом деле в клинике не было того, за чем они все пришли. Для этих женщин отсутствие необходимого контрацептива – значительное неудобство. Сходить в другую аптеку было нельзя. Аптек в принципе не существовало. Женщины преодолели много километров пешком. У них не было возможности использовать другие противозачаточные средства. Я понятия не имею, сколько женщин из тех, кого я встретила в тот день, забеременели из-за нехватки медицинских запасов.

Незапланированная беременность может иметь разрушительные последствия для жизни тех женщин, которые не могут прокормить имеющихся детей, или тех, кто слишком стар, слишком молод или слишком болен для того, чтобы рожать детей.

Посетив Мину, я поняла, что существуют женщины, вовсе не знающие о контрацептивах.

Пообщавшись с жительницами Малави, я поняла, что существуют женщины, которые знают о контрацептивах и хотят их получить, но не могут этого сделать.

Для меня не было открытием, что женщины хотят использовать противозачаточные средства. Я знала об этом по собственному опыту, именно это направление поддерживал наш фонд, но после поездок я осознала первоочередную важность этой задачи для всех женщин.

Когда женщины могут решать, когда лучше родить и какой перерыв сделать между родами, снижается смертность как среди них самих, так и среди детей. И мать, и ребенок оказываются здоровее, у родителей появляется больше времени и энергии для ухода за каждым из детей, им удается гораздо эффективнее распределять ресурсы на питание и образование.

Нет более действенного и в то же время более игнорируемого способа помочь бедным, чем обеспечить их возможностью планирования рождения своих детей.

В 1994 году Международная конференция по народонаселению и развитию в Каире собрала более 10 тысяч участников со всего мира. Это была крупнейшая конференция такого рода за всю современную историю, а также самое первое публичное заявление о правах женщин и девочек. В ходе конференции прозвучал настоятельный призыв к расширению прав и возможностей женщин, были поставлены цели в области образования и охраны здоровья женщин. Также заявлялось, что доступ к услугам в области репродуктивного здоровья, включая планирование семьи, является одним из основных прав человека. Но после мероприятий в Каире финансирование данной проблемы значительно сократилось.

Это одна из главных причин, в связи с которой противозачаточные средства занимали первое место в моих мыслях в 2010 и 2011 годах. Эта тема всплывала везде, куда бы я ни отправилась.

Еще в Сиэтле, в октябре 2011 года, Эндрю Митчелл, министр международного развития Великобритании, который присутствовал на саммите по малярии, организованном нашим фондом, обратился ко мне с одной идеей:

– Будет ли вам интересно совместно организовать еще один саммит в следующем году, на этот раз по вопросам планирования семьи? – Речь шла о том саммите, о котором я говорила в первой главе.

Идея проведения международной встречи по планированию семьи показалась мне одновременно пугающим, захватывающим и непомерно огромным проектом. Я знала, что нам необходимо сделать акцент на постановке целей, совершенствовании данных и использовании более стратегического подхода. Но, кроме того, я знала, что, если мы собираемся не только поставить перед собой амбициозные цели, но и достичь их, нам придется столкнуться с гораздо более сложной проблемой и сменить тему разговора вокруг планирования семьи.

Вести разумный, рациональный, практический разговор о контрацептивах стало невозможно из-за мучительной истории регулирования рождаемости. Сторонники планирования семьи должны были четко до всех донести, что речь идет не о контроле над населением. Мы не собирались никого ни к чему принуждать. Повестка дня саммита не касалась абортов.

Речь шла об удовлетворении потребностей женщин в противозачаточных средствах и предоставлении им возможности самостоятельно решать, рожать ли детей и когда это делать.

Нам пришлось сменить направление разговора, чтобы привлечь женщин, с которыми мне довелось встретиться. Нам нужно было сделать так, чтобы их голоса наконец-то услышали.

Вот почему незадолго до саммита я посетила Нигер, патриархальное государство, одно из беднейших в мире. Контрацептивы в этой стране использовались крайне редко. В среднем на одну женщину приходилось более семи детей. Не все гладко было и на законодательном уровне: в стране действовал закон о браке, позволявший мужчинам иметь несколько жен, а также закон о наследовании, согласно которому сыновья получали в два раза больше, чем дочери, а бездетные вдовы вовсе ничего не получали. Нигер был, по словам представителей организации Save the Children, худшим местом в мире для того, чтобы стать матерью. Моей целью было познакомиться с теми самыми матерями и выслушать их мнение.

Я отправилась в небольшую деревню примерно в полутора часах езды к северо-западу от столицы и встретилась с женщиной-фермером, которая занималась выращиванием окры[6]6
  Окра (или бамия) – овощная культура семейства мальвовые, произрастающая в тропическом и субтропическом климате. По вкусу напоминает нечто среднее между кабачком и зеленой стручковой фасолью.


[Закрыть], по имени Сади Сейни, которую я уже упоминала в первой главе.

Сади вышла замуж в 19 лет. В Нигере считается, что это очень поздно, потому что 76 % местных девушек к 18 годам уже замужем. Через семь месяцев после рождения первого ребенка Сади снова забеременела. Она не знала о планировании семьи до тех пор, пока у нее не родился третий ребенок. Тогда врач местной клиники, состоящей из одного кабинета, рассказал ей о контрацептивах. После этого она начала делать интервалы между родами. На момент нашей встречи Сади было 36 лет и она воспитывала шестерых детей.

Мы общались у нее дома. Она сидела на кровати напротив меня, рядом с ней стояли двое детей, один ребенок прижимался к ее коленям, еще один стоял позади на кровати, а двое старших детей сидели рядом. Все они были одеты в разноцветные наряды, каждый с разным рисунком, а Сади и девочки постарше надели платки. Сама Сади была в одноцветном фиолетовом наряде. Солнце заливало окна, лишь частично прикрытые шторами из простыни. Сади отвечала на мои вопросы довольно энергично, демонстрируя, что ей приятно на них отвечать.

– Если не заниматься планированием семьи, – сказала она, – страдают все ее члены. Мне приходилось носить одного ребенка на спине, а другого в животе. Моему мужу пришлось взять в долг, чтобы покрыть основные потребности, но даже этого было недостаточно. Это настоящее страдание, и я испытала его на собственной шкуре.

Я спросила, хочет ли она завести еще одного ребенка, и она ответила:

– Я не планирую заводить еще детей, пока младшей не исполнится хотя бы четыре года, когда она сможет играть со своим младшим братом или сестрой. Если я рожу ей братика или сестренку прямо сейчас, для нее это будет сродни наказанию.

Когда я спросила ее, откуда женщины узнают о контрацептивах, она ответила:

– Плюс в том, что мы, местные женщины, много общаемся, когда собираемся вместе. Мы разговариваем, когда встречаемся под деревом, чтобы толочь просо. Мы разговариваем на праздниках по поводу рождения детей, и я рассказываю, что сделать укол намного проще, чем принимать таблетки. Я пытаюсь убедить их в том, чтобы они поставили укол и позволили себе и своим детям устроить перерыв.

Какая мать не поймет этой простой фразы – позволить себе и своим детям сделать небольшой перерыв?

На следующий день я посетила Национальный центр репродуктивного здоровья в столице страны, городе Ниамей. После обхода к разговору присоединились пять женщин, которые пришли туда, чтобы получить услуги контрацепции. Две молодые женщины рассказали нам о своей жизни, а затем мы услышали откровения 42-летней матери по имени Адисса.

Адисса вышла замуж в 14 лет, родила десятерых детей, четверо из которых погибли. После десятой беременности она посетила Центр планирования семьи, чтобы поставить внутриматочную спираль, и с тех пор ни разу не беременела. Это заставило ее мужа и его сестру смотреть на нее с подозрением и задавать вопросы о том, почему она не рожает.

– Я устала, – ответила она им.

Когда я спросила Адиссу, почему она решила поставить спираль, она села и задумалась на мгновение.

– Когда у меня было двое детей, я еще могла есть, – сказала она, – а теперь не могу.

Муж дает ей чуть больше доллара в день на заботу обо всей семье.

Я спросил Адиссу, хочет ли она дать какой-нибудь совет молодым девушкам, которые присутствовали при нашем разговоре, и она сказала:

– Не имея возможности позаботиться о своих детях, вы просто учите их воровать.

Через несколько минут мы все засобирались уходить. Адисса подошла к подносу с едой, к которой никто не притронулся, сложила большую ее часть в сумку, вытерла слезы с глаз и вышла из кабинета.

Мне захотелось, чтобы все услышали историю Адиссы. Мне захотелось, чтобы разговор вели женщины, которые до сих пор оставались в стороне, – те самые, которые хотели использовать контрацептивы и нуждались в них, чьи семьи страдали от того, что не могли их получить.

Старая тема без участия женщин

Изменить направление разговора было намного сложнее, чем я ожидала, потому что в его основе накопилось много предубеждений, от которых нелегко избавиться. Беседа стала отчасти ответом на работу Маргарет Сэнгер, обладающей сложным наследием.

В 1916 году Сэнгер открыла первую клинику в Соединенных Штатах, в которой распространяли контрацептивы. Через десять дней ее арестовали. Она внесла залог, вернулась к работе, но вскоре ее арестовали снова. Распространение контрацептивов противоречило закону.

Незаконным считалось и выписывание рецептов на них, реклама и даже упоминание в разговоре.

Сэнгер родилась в 1879 году у матери, которая беременела восемнадцать раз, воспитывала одиннадцать детей и умерла от туберкулеза и рака шейки матки в возрасте 50 лет. Ее смерть вдохновила Сэнгер стать медсестрой и работать в самых неблагополучных районах Нью-Йорка, где жили самые бедные иммигрантки, не имеющие доступа к контрацептивам.

Во время одного из своих выступлений она рассказала историю о том, как однажды ее вызвала домой 28-летняя женщина, которая настолько отчаянно пыталась избежать очередной беременности, что сделала самопроизвольный аборт и чуть не умерла. Понимая, насколько близка она была к самоубийству, женщина спросила доктора, как ей предотвратить следующую неизбежную беременность. Та посоветовал ей сказать мужу, чтобы он спал на крыше.

Через три месяца женщина снова забеременела и после очередной попытки аборта снова вызвала Сэнгер. Но на этот раз она не успела: женщина умерла, едва Сэнгер переступила порог. По ее словам, это подтолкнуло Сэнгер бросить сестринское дело и поклясться, что она никогда не возьмется за еще одну пациентку, пока не сделает так, чтобы все работающие американки обладали достаточными знаниями для контроля рождаемости.

Сэнгер считала, что женщины могут добиться социальных изменений только в том случае, если будут иметь надежное средство предотвращения нежелательной беременности. Планирование семьи она считала вопросом свободы слова.

Она выступала на публике.

Она выступала перед политическими деятелями.

Она вела свою колонку в газете, печатала брошюры и газеты о контрацептивах – и все это в то время было незаконным.

В 1916 году она прославилась после своего ареста, и в течение следующих двух десятилетий более миллиона женщин писали ей, в отчаянии умоляя о помощи в получении контрацептивов.

Одна женщина писала: «Я сделаю все что угодно для двух своих детей, чтобы помочь им прожить достойную жизнь. Я живу в постоянном страхе снова забеременеть. Моя мать родила двенадцать детей».

Другая писала: «У меня проблемы с сердцем, и я хотела бы продолжать жить, чтобы иметь возможность поставить на ноги своих четырех детей, а не рожать еще несколько малышей, оставив их сиротами».

Женщина-фермер из южных штатов писала: «Мне приходится тащить своих детей в поле, где их маленькие лица покрываются волдырями от жаркого солнца… Муж сказал, что собирается заставить наших девочек пахать землю, но я не хочу, чтобы мои дети становились рабами».

Эти женские письма были опубликованы в книге под названием «Материнство в рабстве». Сэнгер писала: «Они раскрыли мне, чужаку, свою душу, сбросив груз проблем, потому что на интуитивном уровне были уверены, что я смогу оказать помощь, в которой им отказывают мужья, священники, врачи или соседи».

Прочитав несколько таких писем, я вспомнила песню, которая часто всплывает у меня в голове, когда я работаю. Эту песню я постоянно слышала в церкви в детстве, посещая мессу пять раз в неделю. У нее душераздирающе грустная, красивая и запоминающаяся мелодия. Ее припев звучит так: «Господь слышит плач бедных». Наставницы учили нас, что именно верующие должны отвечать на этот крик.

Крики о помощи в письмах этих женщин трудно отличить от голосов Мины, Сади, Адиссы или любой другой женщины из числа тех, с кем мне удалось пообщаться как в клиниках, так и дома. Они находились далеко друг от друга во времени и пространстве, но их объединяла борьба за то, чтобы быть услышанными, и полное нежелание этого со стороны представителей их собственных общин.

Во всех культурах люди, выступающие против контрацептивов, питают скрытую враждебность к женщинам.

Судья, который вынес обвинительный приговор Маргарет Сэнгер, заявил, что женщины «не имеют права заниматься сексом с чувством уверенности в том, что за этим не последует зачатие».

Правда? Но почему?

Тот судья, который приговорил Сэнгер к 30 дням принудительных работ, выражал широко распространенное мнение о том, что половая жизнь женщины является аморальной, если не связана с рождением детей.

Если женщина приобретала контрацептивы, чтобы избежать рождения детей, в Соединенных Штатах это признавалось незаконным благодаря работе Энтони Комстока.

Комсток, который родился в Коннектикуте и воевал на стороне Союза во время Гражданской войны, в 1873 году создал Нью-Йоркское общество борьбы с пороком и настаивал на принятии законов, позже названных в его честь, которые запрещали распространение информации о контрацептивах, как и самих контрацептивов по почте.

Законы Комстока также устанавливали новую должность – специального агента почтового отделения, который был уполномочен носить наручники, оружие и арестовывать нарушителей закона. Сам Комсток был просто создан для этой роли. Он арендовал почтовый ящик и рассылал фальшивые обращения людям, которых подозревал в нарушении закона. Получив ответ, он приходил к его отправителю и производил арест. Некоторые женщины, попавшие в его ловушку, кончали жизнь самоубийством, предпочитая смерть позору публичного суда.

Комсток был творением своего времени, а его взгляды поддерживали люди, находящиеся у власти. Член Конгресса, который вносил закон на рассмотрение, во время дебатов сказал: «Благородные люди этой страны (…) будут со всей решительностью защищать самое ценное в своей жизни – святость и чистоту своего очага». Законопроект был с легкостью принят. Позже законодательные органы разных штатов выпустили свои версии, которые зачастую оказывались более жесткими: например, в Нью-Йорке было запрещено говорить о контрацептивах даже врачам.

Естественно, ни одна женщина не отдавала свой голос за этот закон. Точно так же ни одна женщина не выбирала тех мужчин, которые принимали решение по этому законопроекту. Лишь несколько десятилетий спустя женщины получили право голоса, но решение о том, чтобы запретить женщинам использовать контрацептивы, принимали мужчины.

Комсток не скрывал своих истинных мотивов. Он заявлял, что это его личный крестовый поход против похоти – верной спутницы всех преступлений. После того как он посетил прием в Белом доме и увидел женщин с макияжем, напудренными волосами и в «непристойных нарядах», он назвал их «самым отвратительным зрелищем для любого ценителя чистой, благородной, скромной женщины». «Как можно их уважать? – писал он. – Они позорят нашу родину!»

В глазах Комстока и его союзников женщины имели право лишь на несколько ролей в своей жизни: выйти замуж, прислуживать своему мужчине, рожать и заботиться о его детях. Любое отступление от этого списка грозило дурной славой, потому что в те времена женщин не считали людьми, имеющими право действовать в собственных интересах. Они не могли получать образование или стремиться к профессиональным достижениям и, конечно же, делать хоть что-либо в свое удовольствие.

Удовольствие женщины, особенно сексуальное, пугало хранителей общественного порядка. Если бы женщины были свободны в стремлении к собственному удовольствию, это ударило бы в самое сердце негласного мужского кодекса: «Ты существуешь для моего удовольствия!»

Мужчинам казалось, что они должны контролировать этот самый источник. Таким образом, Комсток и его приспешники сделали все возможное, чтобы зарядить стигму и использовать ее для удержания женщин на том месте, где они всегда находились, – в круге служения мужчине и детям.

Потребность мужчин регулировать сексуальное поведение женщин сохранялась в США даже после того, как в 1936 году суд второго округа постановил, что врачи могут консультировать своих пациентов по вопросам контроля рождаемости и назначать контрацептивы. Несмотря на достигнутый прогресс, многие ограничения на противозачаточные средства продолжали действовать на национальном уровне, и в 1965 году, когда Верховный суд в деле «Грисвольд против Коннектикута» постановил, что ограничение использования противозачаточных средств является вторжением в семейную жизнь, суд снял ограничения только для людей, состоящих в браке! В нем не упоминаются права незамужних женщин, поэтому во многих штатах одиноким женщинам по-прежнему отказывали в продаже контрацептивов.

Все это происходило не так давно. Женщины за семьдесят все еще подходят ко мне на мероприятиях и рассказывают свои истории из молодости:

– Мне приходилось обманывать своего врача и говорить, что я замужем, иначе я не могла получить противозачаточные средства.

Незамужние женщины не имели законного права на получение контрацептивов до 1972 года, когда было рассмотрено дело «Айзенштадт против Бэрда».

Подобная нить разговора о планировании семьи полагается на дискомфорт общества в отношении женской сексуальности, и ее возможно проследить даже в наши дни. Если женщина публично высказывается о важности контрацептивов в плане здравоохранения, некоторые женоненавистники обязательно попытаются пристыдить ее:

– Я не собираюсь спонсировать сексуальную жизнь какой-то женщины.

Стыдить женщин за их сексуальность – стандартная тактика для того, чтобы заглушить женские голоса, воспрепятствовать тому, чтобы женщины сами решали, заводить ли им детей и когда это лучше сделать.

Однако это не единственная тема, в ходе обсуждения которой мнения женщин не принимались во внимание. Многие заинтересованные стороны пытались контролировать количество родов таким образом, что сегодня трудно вести содержательный разговор о контрацептивах.

Стремясь к контролю населения страны, в 70-е годы XX века правительства Китая и Индии вводили в действие программы планирования семьи. В Китае придерживались политики одного ребенка, а Индия использовала различные методы, включая стерилизацию. В 60–70-е годы контроль над рождаемостью был принят и во внешней политике США, основанной на прогнозах о том, что перенаселение приведет к массовому голоду, истощению и крупномасштабной миграции из-за нехватки продовольствия.

В XX веке сторонники контроля над рождаемостью в Соединенных Штатах надеялись помочь нищим избежать нежелательной беременности «особым» образом.

Некоторые из них были приверженцами евгеники и хотели снизить население «неполноценных» народов, призывая определенные группы заводить как можно меньше детей или вовсе их не рожать.

Некоторые позиции этого учения Сэнгер поддерживала. Евгеника вызывает нравственное отвращение и дискредитирована наукой, однако ее тезисы используются по сей день, чтобы усложнить разговор о противозачаточных средствах. Противники контрацепции пытаются дискредитировать современные противозачаточные средства, поднимая историю развития евгеники. Они утверждают, что, поскольку раньше контрацептивы служили в определенных аморальных целях, их не следует использовать ни при каких обстоятельствах. Они даже допускают вариант того, что матерям стоит «просто подождать», прежде чем заводить еще одного ребенка.

Существует еще одна проблема, которая препятствует четкому и целенаправленному обсуждению вопроса о противозачаточных средствах, и это вопрос об абортах. В Соединенных Штатах и других странах мира эмоциональные и глубоко личные споры по поводу абортов иногда заслоняют собой факты о спасающих жизнь возможностях контрацепции.

Контрацептивы спасают жизни матерей и новорожденных и уменьшают количество абортов. Согласно последним данным, в результате использования противозачаточных средств в беднейших странах мира всего за один год стали делать на 26 миллионов меньше небезопасных абортов.

Вместо того чтобы признать роль контрацептивов в сокращении числа абортов, некоторые противники контрацепции относятся к ним одинаково плохо. Простой призыв предоставить женщинам выбор, когда им рожать детей, для них настолько идеологически опасен, что они напрягаются и пытаются увильнуть от разговоров. Поэтому попытка перевести дискуссию с темы контрацепции на тему абортов – очень эффективный способ ее саботировать. Дебаты об абортах проходят в настолько напряженном режиме, что люди по разные стороны баррикад зачастую вообще не желают обсуждать проблему женского здоровья. Невозможно разговаривать, если человек не хочет с тобой разговаривать.

Мощная оппозиция в виде представителей католической церкви, выступающая против контрацептивов, также повлияла на разговоры о планировании семьи. Наряду с государством церковь является крупнейшим в мире поставщиком образовательных и медицинских услуг, и это позволяет ей активно участвовать в жизни беднейших слоев населения, оказывая влияние на них. Это полезно во многих отношениях, но не тогда, когда церковь препятствует женщинам получать контрацептивы, необходимые для того, чтобы вывести свою семью из нищеты.

Каждый из противников контрацепции на протяжении десятилетий вносил свой вклад в то, чтобы заглушить голоса и потребности женщин, девочек и матерей.

Мы осознали важность цели проведения первого саммита в 2012 году: начать новый диалог под руководством женщин, чье мнение все это время оставалось неуслышанным. Тех самых женщин, которые хотели принимать собственные решения, касающиеся рождения детей и их количества, без вмешательства политиков, планировщиков или теологов.

В тот день я произнесла вступительную речью в Лондоне и спросила делегатов:

– Облегчаем ли мы женщинам доступ к противозачаточным средствам, когда они в них нуждаются?