Текст книги "Встречи на полях"

В этот же момент всякая надежда на то, что он не опознал жанр рукописи, идет прахом.

Я скольжу глазами по заголовку, напечатанному в центре страницы шрифтом Times Roman: «РАБОЧЕЕ НАЗВАНИЕ: “ТОМЛЮСЬ ПО ТЕБЕ”». А в правом верхнем углу курсивом написано: Холли Рэй.

Инстинктивно сжав челюсти, я читаю абзац, напечатанный ниже: «Время замерло, когда он положил руку ей на плечо, а затем обхватил ее за шею. Они стояли под кленом, слушая шепот проезжающих мимо машин…»

Нет никаких сомнений.

Уильям Пеннингтон все понял.

Глава 2

– Да ничего он не понял.

Я иду по коридору, пошатываясь на каблуках и впервые в жизни опережая Лайлу. Мы поднимаемся на один пролет и оказываемся на втором этаже, где тоже лежит плюшевый ковер, только темно-синий, а на обоях мужчины в шляпах, подталкивающие дам на качелях, чередуются с девушками, кружащими в танце под какую-то наверняка заводную мелодию.

Я сворачиваю за угол.

– Всего одна страница… – говорит Лайла.

– Одной страницы достаточно, – перебиваю я.

– Он едва на нее взглянул. К тому же мы работаем в издательстве, и каждая вторая страница в этом здании из какой-нибудь рукописи. – Лайла сверлит меня взглядом. – Перестань, Сав. Ты даже не засветила свое настоящее имя. Ты использовала псевдоним по назначе…

– Проблема в другом, – не сбавляя темпа, говорю я. – В том, что он прочел достаточно, чтобы понять, что этот материал не для «Пеннингтона». Он понял, что это любовный роман. – Я перехожу на многозначительный шепот: – Любовный роман.

Наверняка именно так себя чувствуют преступники. На моей репутации нет ни единого пятнышка – прямо как на кедах, которые в нижнем ящике стола дожидаются пяти часов вечера. Я никогда не прогуливала уроки. Никогда не списывала. А сейчас я утаиваю… роман? И не простой, а любовный? Который я не просто читала, но и сама написала, да еще и редактировала в рабочее время?

Если бы лист подняла миз Пеннингтон, то все было бы кончено.

Меня бы выставили за дверь, на прощание швырнув в голову «Средневековые лимерики для влюбленных» и «Практическое руководство по домашним растениям».

Мне нужно найти безопасное место, сейчас же.

Мы проходим одну дверь за другой. Далеко внизу слышится гул голосов медленно выходящих на улицу людей. У всех дела – забрать автора из аэропорта или отеля, отправиться в конференц-центр для подготовки.

А в этом коридоре непривычно тихо.

Я шагаю со скоростью двадцать пять километров в час и легко дала бы фору любому олимпийскому чемпиону по спортивной ходьбе, когда Лайла вдруг дергает за лямку сумки, висящей у меня на плече. Мои каблуки вязнут в ковре.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь, прикрывая сумку рукой.

– Та-а-а-ак, дорогуша, – произносит Лайла, – я тебя услышала. Ты не хочешь потерять работу у своих деспотичных господ. Понимаю. Но если ты намерена ее сохранить, то тебе придется следовать указаниям. И сейчас это означает идти на улицу.

– Сначала мне нужно где-то это спрятать, – говорю я и, услышав скрип, смотрю сначала Лайле за спину, потом оглядываюсь назад. – Если я избавлюсь от улик и буду вести себя как ни в чем не бывало, возможно, он забудет о том, что увидел. Или я смогу убедить его, что он не видел то, что увидел.

Лайла вскидывает бровь.

– Так… ты хочешь… газлайтить[10]10
  Заставлять кого-то сомневаться в адекватности своего восприятия реальности, в том числе отрицая или обесценивая произошедшие факты.


[Закрыть]… своего нового босса? Ты себя вообще слышишь?

Я все понимаю по ее глазам. Я знаю. Знаю, что выгляжу как сумасшедшая. Но так на моем месте выглядела бы любая, если бы последние три года каждую свободную минуту разговаривала с воображаемыми персонажами в голове, жила историей, которую сама сочинила, и не спала черт знает сколько ночей, перенося ее на бумагу.

Редактор в «Пеннингтоне» – это моя работа. Писательница – моя мечта, сокровенная мечта.

И я рискую потерять и то и другое, если моя рукопись попадет в руки Уильяма.

Лайла моргает, и ее угольно-черные ресницы опускаются, а затем снова поднимаются к бровям. Похоже, ей потребовалась вся сила воли, чтобы не закатить глаза.

– Ладно. Просто засунь ее к себе в стол – и пойдем. Хорошо? – Она указывает рукой на коридор, будто Ванна Уайт[11]11
  Ведущая шоу «Колесо фортуны», американского прототипа передачи «Поле чудес».


[Закрыть], которая демонстрирует яхту за сверкающей шторой. – Пока нас и впрямь не уволили. Ты же слышала нового босса. Мы должны пойти в вестибюль, чтобы поприветствовать новоприбывших.

– Да, но… – Я убираю с лямки ее руку и отхожу подальше. – Я… забыла взять книгу, которую у меня попросил Освальд. Он спрашивал, могу ли я раздобыть для него сигнальный экземпляр февральской новинки Дженни…

– «Расцвет во время менопаузы»? – спрашивает Лайла. – Зачем старику Осси экземпляр «Расцвета во время менопаузы»?

Но прежде, чем она успевает сказать что-либо еще, я разворачиваюсь и бегу в противоположный конец коридора.

– Ты хотя бы вернешь мне сумку?

– Три минуты! – бросаю я через плечо и скрываюсь за углом.

Увеличивая расстояние между мной и Лайлой, я чувствую себя так, будто нахожусь на «Титанике» в последние моменты перед погружением. Обычно в коридорах гудят людские голоса и все ходят туда-сюда, но сейчас здесь никого нет. Обои, вероятно, как раз времен «Титаника», не улучшают моего настроения. Все вокруг вынуждает представлять себя пассажиром, который безрассудно возвращается на нижние ярусы судна, чтобы забрать с собой еще одно сокровище.

Свернув за угол, ступаю на винтовую лестницу. На узеньких вычурных ступеньках едва помещается полстопы. На середине пути у меня начинается одышка, я снова и снова хватаюсь за изогнутые перила. Если бы это место не было моим домом и убежищем, если бы я не поднималась по этой лестнице так много раз за последние шестьсот восемьдесят семь дней, то, несомненно, я потеряла бы опору под ногами.

Наверху меня встречают выцветшие желтые обои. На полу нет ковра, лишь скрипучая древесина, которая при каждом шаге издает звуки расстроенной скрипки. Я предполагаю, что чердак, в отличие от других этажей, не ремонтируют, потому что сюда редко кто-то поднимается. Кому нужно заботиться о половицах, по которым лишь изредка ходят заглянувшие к нам в гости авторы?

Я подхожу к двери в конце коридора и смотрю на часы.

Две минуты и двадцать секунд. Отлично. Если что, скажу, что мне нужно было отойти в туалет на двадцать секунд.

Дверь закрыта. Рядом висит простая черная табличка, какие украшают все кабинеты в «Пеннингтоне». На ней небольшими золотыми буквами написано: «Хранилище». Это официальное название – на самом деле мы зовем его комнатой сигнальных экземпляров или комнатой сигналов.

В ней нет ничего выдающегося. Ничего такого, чего не нашлось бы в любом другом издательстве. Это просто… комната, где хранятся сигнальные экземпляры.

Но, едва взявшись за старую стеклянную ручку двери, я чувствую дрожь.

Волшебство.

Открываясь, дверь скрипит в унисон с половицами. У этого старого викторианского особняка многоскатная крыша, поэтому потолок в комнате сигналов наклонный, местами совсем не высокий. Здесь темно и нет окон, но я уверенно делаю три шага вперед, два вправо, обхожу картонную коробку и вслепую тянусь к цепочке. Загорается лампочка и окрашивает все в винтажный желтый оттенок.

Книги.

Ряды книг.

Коридоры книг. Полка за полкой, ящик за ящиком, куда ни глянь.

Я вдыхаю запах старой сосны, спекшейся теплоизоляции и свеженапечатанных книг и направляюсь к следующему проходу, где тяну еще за одну веревку. Вспыхивает сначала одна лампа, затем другая. Я иду мимо книжных шкафов, скрипя половицами и пытаясь не отвлекаться на новинки в сверкающих твердых и блестящих мягких переплетах.

Это непросто. Находясь в помещении, полном бесплатных книг, я всегда чувствую себя ребенком в кондитерском магазине.

В каждом издательстве есть такая комната – место, где хранятся сигнальные экземпляры книг, которые еще не вышли из печати. Инфлюэнсерам и букстаграмерам они нужны, чтобы вовремя подготовить и выложить свои отзывы. Авторам они нужны, чтобы запрашивать блербы. Журналам и прочим СМИ – чтобы заблаговременно написать статьи, приуроченные к выходу книги. И да, во время редких визитов в редакцию авторы «Пеннингтона» – эти книжные черви – сразу же оживляются при упоминании комнаты сигнальных экземпляров. Более того, мне не раз приходилось вытаскивать отсюда авторов, которые воспринимали слова «Берите что угодно» слишком буквально.

(И нет, как я много раз объясняла, это не значит взять шесть экземпляров книги для «подарков на Рождество».)

Но не мне их судить. Я понимаю.

Бесплатные книги.

Бесплатные образцы еще не изданных книг.

Только истинный книголюб может это понять. Разве не настоящая музыка для ушей – «Не торопитесь. Можете взять что хотите»? После этого паутина по углам книжных полок и под потолком начинает переливаться, будто золото. В комнате внезапно начинает пахнуть как в тюльпановом поле. А скрип половиц напоминает хор, поющий: «Аллилуйя».

Даже если бы здесь не было ничего, кроме книг, эта комната была бы достаточно волшебной.

Но… в ней есть не только книги.

А кое-что еще.

Я останавливаюсь перед тремя одинаковыми шкафами для бумаг под скошенным потолком в дальней части комнаты. Шкафы такие же старые, как само здание. По углам металл потрескался и заржавел. Ручки покрыты паутиной. Они выглядят так, будто их уже сто лет никто не трогал. И меня это устраивает. И я догадываюсь, что предыдущего гостя тоже устраивало.

Быстро оглянувшись и испытывая привычное нарастающее волнение, я берусь за центральную ручку и тяну, выдвигая ящик.

Я до сих пор помню свой шок, когда впервые открыла его. Тогда я была еще птенцом в «Пеннингтоне» и у меня выдался особенно трудный день. Миз Пеннингтон на совещании сделала мне выговор из-за «чрезмерного использования бесполезных картинок с цветочками, отвлекающих от сути» в презентации. А как раз перед этим моя руководительница Жизель толсто намекнула, что я совершила серьезную ошибку, на прошлой неделе сходив на свидание с ее бывшим парнем. Поэтому, когда кто-то попросил унести коробку с книгами, оставшуюся после предыдущего совещания, я ухватилась за шанс побыть одной.

Я помню, как прокралась в эту комнату, стараясь не шуметь и воображая, как при малейшем скрипе из-за мрачных книжных полок выскочит что-то жуткое. Помню, как увидела металлические шкафы в углу и подумала, что книги можно положить туда. Как нерешительно потянула за эту маленькую ручку. И как вместо туго выдвигающегося ящика со стопкой забытых папок, который я ожидала увидеть, распахнулась вся передняя часть шкафа. Я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, отскочила назад и споткнулась о коробку старых книг в противоположном углу. Головой задела огромную паутину на стене и до конца дня испытывала приступы паники, представляя, что у меня в волосах ползают пауки.

Но то, что я обнаружила, того стоило.

Прижав сумку Лайлы к себе, я сгибаюсь пополам и осторожно переступаю через порог.

Толкаю заднюю стенку шкафа, и она тоже распахивается.

Мой личный шкаф с проходом в другой мир.

И вот я здесь.

Единственный источник света в комнате – лучи, струящиеся через окно под конусообразной крышей. Я смотрю на воробья на витраже, чьи крылья окрашивают кресло-мешок посередине комнаты в фиолетовый оттенок, нащупываю цепочку и тяну за нее. Загораясь, лампочка покачивается и освещает истоптанный бордовый персидский ковер в центре и полукруглые книжные полки, обрамляющие эту каморку.

Книги. Десятки книг, которые кто-то принес сюда до меня – как и ковер с креслом.

Обложки книг, подписанные авторами, висят на стене в дешевых деревянных рамках. Кипы книг стоят по бокам кресла в качестве самодельных тумбочек. И одна наполовину прочитанная раскрытая книга с треснувшим корешком нетерпеливо дожидается, когда я возьму ее с верха стопки и закончу.

На протяжении двух лет я постепенно пополняла коллекцию хранящихся здесь сокровищ: приносила сюда свои любимые книги. Книги, которые что-то для меня значат.

Мне всегда казалось, что это наш маленький секрет – мой и того загадочного незнакомца, который сделал это место своим убежищем до меня.

Наша воробьиная комнатка.

Наш тайничок.

Я смотрю на часы: три минуты и двадцать секунд. (И четыре тысячи шестьсот семьдесят восемь шагов! Может, к обеду я все-таки доберусь до пяти тысяч.) У меня нет времени даже на то, чтобы привести рукопись в порядок. Я могу только оставить ее тут и уйти.

Я чувствую себя беззащитной, когда, перевернув сумку, вытряхиваю помятые истерзанные листы на ковер. Я еще никогда не оставляла здесь свою рукопись. Да и вообще до сегодняшнего дня не приносила ее на работу.

Но есть ли более подходящее место, чтобы спрятать свои секреты, чем тайник?

Я бросаю последний долгий взгляд на листы бумаги у меня под ногами, мысленно обещаю им как можно скорее вернуться, тяну за цепочку, чтобы выключить свет, и ухожу.