Текст книги "Клэй из Виргинии"

– Прошу тебя, Уилл, я не хочу больше вспоминать о прошлом; с ним покончено.

Уилл наклонился вперед, не отводя от нее взгляда:

– Нет, Клэй, нет… Я не в силах забыть. Это настоящее чудо – то, что мы с тобой опять встретились. Я люблю тебя так же крепко, как любил всегда.

Уилл снова потянулся губами к Клэй, но она отвернула голову, и в тот же миг из спальни донесся телефонный звонок.

– Черт. – Уилл какое-то время медлил, глядя на Клэй, затем повернулся и пошел к аппарату.

Поднявшись на ноги, Клэй перекинула через плечо сумку. Подойдя к окну и выглянув наружу, она убедилась, что окно выходит в темную аллею, и двинулась в сторону прихожей. В этот момент Уилл вернулся в комнату, и Клэй впервые заметила, что его плечи начали обвисать.

– Спасибо за коньяк, – сказала она.

– Рад был снова увидеть тебя, Клэй.

Клэй удивилась тому, что Уилл не попытался уговорить ее задержаться дольше и даже не поцеловал на прощание. Когда он убирал пачку сигарет в карман мятой холщовой куртки, его глаза остановились на блестящем предмете, лежащем на самом краю полированной доски кофейного столика у дальней стены комнаты. То была испанская монета.

– Клэй, я действительно хочу подарить ее тебе.

– Должно быть, она стоит целое состояние. Я не могу принять такой подарок.

Уилл открыл ее сумочку и сунул туда монету.

– Выполни мою просьбу, и можешь считать, что совершила дневную порцию добрых поступков.

Клэй улыбнулась:

– Тебя вряд ли можно назвать стариком, ты совсем не изменился…

– Спасибо. Ты не представляешь, как я рад это слышать. – Уилл распахнул дверь и взял Клэй за руку. – Я посажу тебя в такси.

– Не стоит беспокоиться. Тут недалеко, всего два квартала, а я владею каратэ и сумею постоять за себя.

– Уверена?

– На все сто.

– Тогда я займусь своими бумагами. Этот звонок… Мне нужно встретиться с одним сослуживцем.

– Доброй ночи, Уилл, и спасибо за монету. Не забудь, ты обещал показать мне свою жемчужную ферму.

– Что? Ах да, жемчужная ферма. Да-да, конечно. Я тебе позвоню.

Решив не дожидаться скрипучего лифта, Клэй спустилась вниз по трем лестничным пролетам, и за это время радость встречи с Уиллом исчезла без следа. Восемь лет назад Уилл был цветущим и преуспевающим молодым человеком, но теперь он словно полинял. Для своих сорока с чем-то он оставался достаточно привлекательным, был в хорошей форме и, по-видимому, пил куда меньше прежнего. И все же что-то в его облике внушало Клэй брезгливость. Если у него так хорошо идут дела, отчего он живет в этом жутком помещении?

Клэй прошла по вестибюлю отеля, миновала шумный бар и еще одну дверь, которая вела в массажный кабинет. На улице было сыро после прошедшей грозы. Толпа людей, местные и туристы, собрались вокруг молодого тайца в красочном костюме, игравшего на флейте из длинных тростинок, пропущенных через кусок тыквы. Клэй остановилась послушать.

Завораживающая мелодия постепенно вернула ей доброе расположение духа; она вытащила из сумки «Никон» и несколько минут снимала музыканта и зрителей. Ночь была жаркая; в воздухе витали сильный аромат жасмина, длинные плети которого увивали стены буддийского храма, стоявшего неподалеку от отеля, и еще какие-то незнакомые Клэй запахи: каждый таец-буддист держит во дворе дома похожий на кукольный домик ковчежец, в котором хранятся ежедневные подношения из цветов и пищи и зажигаются ароматные свечи, призванные отгонять злых духов.

Опустив камеру в сумку, Клэй оглянулась… и замерла на месте. Уилл Стоун, выйдя из отеля, быстрым шагом пересек улицу, и в тот же миг у обочины затормозил черный «датсун» с шофером. Стоун забрался на заднее сиденье, где уже находился какой-то человек; автомобиль въехал в переулок, развернулся и покатил туда, где стояла Клэй. Она отступила в толпу, не упуская из виду подъезжавшую машину, и в этот момент спутник Стоуна подался вперед, давая указания шоферу, потом откинулся на спинку и выглянул в окно. Красноватый свет уличных фонарей вырвал из темноты его лицо, и у Клэй все внутри сжалось. Она продолжала стоять неподвижно до тех пор, пока автомобиль, проехав мимо, не свернул на Силом-роуд, потом, как автомат, прошагав три квартала до отеля «Ориент», поднялась в номер, вынула из мини-бара бутылку «Клостера» и, только открывая крышку, заметила, что у нее дрожат руки. Взяв с собой бутылку, Клэй вышла на маленький балкон с видом на гостиничный бассейн и террасу. Вдали, у противоположного берега реки, мерцали огоньки парома, шедшего из Тонбури.

Пиво было вкусное и прохладное, и вскоре напряжение Клэй начало спадать. Она находилась в Бангкоке, на краю мира, автомобиль двигался по темной улице, и она лишь на короткое мгновение увидела лицо в окне.

Но как бы Клэй ни пыталась себя переубедить, она уже не сомневалась в том, что сумела узнать мелькнувшее в свете фонаря лицо – лицо ее единокровного брата Бью Йейтса.

Опять Бью, сначала в Бомбее, теперь здесь. Разумеется, это было совпадение, и все же оно произвело на Клэй мрачное впечатление. Сейчас она находилась вдали от конной фермы в Виргинии, на которой родилась, выросла и впервые встретилась с Бью Йейтсом, но уже одного взгляда, брошенного на него, оказалось достаточно, чтобы перед мысленным взором Клэй с кристальной четкостью возникли картины минувших дней.

ЧАСТЬ 2
ПРОШЛОЕ

Глава 11

Темно-зеленый «шевроле» с кузовом для перевозки лошадей распахнул бампером решетчатые ворота и запетлял по дорогое, минуя белоснежный транспарант «Конная ферма Уиллоуз», под которым висела маленькая табличка «Перекупщиков просят не беспокоиться». Проехав еще сотню ярдов, фургон, наращивая скорость, пролетел по гаревой дорожке, ведущей к конторе и конюшням. Когда он наконец с визгом затормозил, из кабины выскочили двое мужчин в джинсах и заскорузлых от пота рубахах.

– Ладно, Бак, дальше ты сам управляйся, а часиков в пять приходи прямо в дом.

– Ясное дело, Мак. Передай Клэй мои поздравления. – Бак Смит улыбнулся, показав огромные зубы.

– Обязательно, если поспею вовремя. – Мак Фитцджеральд вытащил из кармана рубашки позолоченные часы и взглянул на циферблат. На часах стояла монограмма «К. М. Ф.», неизменные инициалы всех мужчин в семье, начиная с прадеда, выходца из Шотландии, Кеньона Маккракена Фитцджеральда Первого. – Черт побери. У меня осталось всего сорок пять минут, чтобы одеться и добраться до школы.

Мак сорвался с места и бегом преодолел добрую милю до главной усадьбы.

– Мистер Мак! Слава Богу. Вам известно, который час? Мы опаздываем. – Нона Хьюджес, чернокожая домоправительница и по совместительству кухарка, была одета в свое лучшее небесно-голубое с кружевными рукавами платье тридцать второго размера, которое сидело на ней в обтяжку.

– Бегу, бегу. Мисс Смит уже готова?

– Надевает шляпку. Ваша одежда на кровати.

– Хорошо… дайте мне пять минут. – Мак Фитцджеральд помчался вверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через ступеньку и не обращая внимания на усиливающееся сердцебиение. – Когда мы спускались по холму из Уэйнсборо, у нас лопнула шина, – крикнул он на ходу Нелл Смит с извиняющейся улыбкой. – Но не беда. Нагоним. Выходите на улицу и садитесь в автомобиль. Подарок у вас?

– Да, здесь, – крикнула Нелл через закрытую дверь спальни. – Я уже его упаковала. – Она любовно прикоснулась пальцами к маленькой коробочке, обернутой золотой фольгой.

Мак Фитцджеральд уже плескался в душе и не мог слышать мисс Смит. Поток ледяной воды, струясь по его мускулистому телу, вернул ему силы, и постепенно дыхание Мака пришло в норму.

Обернув полотенце вокруг пояса и подойдя к раковине, он посмотрел в висевшее над ней зеркало. Мак уже брился сегодня перед отъездом из дома; поэтому, обнаружив на щеках пробивающуюся щетину, решил, что сойдет и так. Дочь говорила, что он напоминает ей актера Чарльтона Хестона – что ж, совсем неплохо для сорока семи лет. Увы, молодость не вернешь, и вот уже Клэй, его единственная дочь, его дитя, заканчивает школу и собирается осенью в колледж. Как быстро летят года…

Мак сбросил полотенце на пол, быстро прошел в спальню, взял чистое белье, и тут его взгляд невольно остановился на фотографии в серебряной рамке, стоявшей на тумбочке у кровати, где был запечатлен он сам в возрасте тридцати шести лет, прекрасная Клэй с веселым круглым лицом – тогда ей еще не исполнилось шести и прекрасная тридцатилетняя Элеонор. Через месяц после того, как был сделан этот снимок, самолет «Сессна-110», которым она училась управлять, из-за тумана врезался в гору. Даже теперь, одиннадцать лет спустя, мысль об утрате заставила сердце Мака сжаться.

Ему было невыносимо тяжело не только в день трагедии – с тех пор они с дочерью чувствовали себя потерянными и одинокими. Днем им еще удавалось создавать видимость благополучного существования, но по вечерам малейшая искра воспоминаний могла вызвать слезы на их глазах. Без Элеонор, без ее смеха, без импровизированных вечеринок, которые она так любила устраивать, поместье Уиллоуз казалось пустым. Глубокая печаль ни на минуту не оставляла Мака и Клэй.

Мало-помалу Мак начал оправляться от удара; он понимал, что постоянные переживания могут пагубно отозваться на маленькой Клэй. Она всегда была серьезной девочкой, сметливой и рассудительной, знала о несправедливости судьбы; но теперь Мак опасался, что, если не предпринять решительных мер к изменению ее жизненного уклада, это может ввергнуть Клэй в депрессию, которую сумеют побороть лишь долгие годы и квалифицированный психиатр.

Решение пришло быстро. Бак Смит, управляющий фермы, сказал Маку о том, что его незамужняя сестра Нелл ищет работу. Нелл была ремесленницей – изготавливала куклы и продавала их в городской магазин, но зарабатывала очень мало. По словам Бака, она любила детей; его собственные дети обожали Нелл. Мак согласился испытать ее. Он выписал в дом мастера-декоратора, велев ему отделать одну из гостевых комнат, и нанял мисс Смит, пригласив ее в Уиллоуз на правах компаньонки Клэй.

Мак разорвал полиэтиленовый пакет, достал оттуда только что возвращенный из химчистки костюм и быстро покончил с одеванием. Нелл Смит и Нона ждали его в фургоне.

– Держите покрепче ваши шляпы, девочки, и крепче закрывайте глаза. Мы должны успеть к началу.

– Вот этого я и боялась, – сказала Нелл. – У нас осталось двадцать минут, а дорога занимает полчаса. Да еще пока найдешь место для парковки…

– Ничего, успеем. – Мак разогнал машину по длинной дорожке и вырулил на шоссе. Включив приемник и утопив в пол педаль акселератора, он протянул руку за пачкой «Честерфилда». Привычно крутя баранку, Мак размышлял о том, что Нелл успешно справляется с порученным делом, работая на ферме уже больше десяти лет. Клэй с самого начала привязалась к ней, стала чаще улыбаться, уверенно успевала в школе и обзавелась новыми друзьями. Дома они с Нелл постоянно мастерили кукол и марионеток и ставили кукольные спектакли, а позже занялись изготовлением кукольной мебели и домиков; со временем пришла пора поэзии и фотографии. В прошлом году Нелл предложила Маку подарить дочери на шестнадцатилетие фотоаппарат, и отныне Клэй делала снимки лошадей для брошюр, которые Мак рассылал по всей Америке. Помимо этого, на ее плечи легли многочисленные обязанности на ферме.

– Мистер Мак, я больше не могу! Пожалуйста, помедленнее! – Испуганный женский голос оторвал Мака от его размышлений.

– Теперь уже недалеко. Кажется, мы поставили что-то вроде рекорда. – Мак съехал с магистрали и посмотрел на Нелл, которая сидела рядом с ним, не издавая ни звука. Именно она, и никто другой, вернула Клэй к нормальной жизни. Мак был перед Нелл в неоплатном долгу.

Он помнил разговор, произошедший между ним и дочерью, когда ей было десять лет. Как-то субботним вечером они ужинали вдвоем: Нелл уехала по делам с Баком и его женой. По мере того как ужин приближался к концу, Клэй становилась все более задумчивой и наконец сказала:

– Папа, я хочу задать тебе один серьезный вопрос. Мак с улыбкой посмотрел в ее огромные серые глаза:

– А я постараюсь дать серьезный ответ.

– Почему ты не женишься на Нелл, папа? Я подумала, она ведь и так проводит здесь почти все свое время… А если вы поженитесь, она сможет быть с нами всегда. Мы могли бы вместе путешествовать и все такое прочее.

Мак положил в кофе сахар и стал его не спеша размешивать.

– Милая, я высоко ценю Нелл, она замечательный человек. И ты ее боготворишь… но я не собираюсь на ней жениться. Я не люблю ее.

– Она тебе нравится, – заметила Клэй. – У нас была бы настоящая семья.

Мак взял салфетку и стер крошки печенья с губ девочки.

– Мы и сейчас семья, милая, – Бак, Нелл, Нона, Пит и все, кто живет в Уиллоуз. Может быть, не в привычном смысле этого слова, но мы самая настоящая семья.

– Значит, ты никогда больше не женишься, папочка? – Клэй пытливо взглянула на отца.

– Боюсь, что так. Я слишком любил маму, и мне никто не сможет ее заменить.

– Может быть, я смогу – ну хоть немножечко? Скажи, что ты любишь меня так же крепко, как любил ее…

– Ну конечно, милая. – Мак отодвинул кресло от стола, протянул к дочери руки, и Клэй, бросившись в его объятия, крепко прижалась к нему.

– Я никогда не уеду от тебя, папочка.

– И я никогда не оставлю тебя, милая…

Свернув, фургон съехал с полосы западного направления и промчался сквозь каменные ворота школы Святой Анны. Мак Фитцджеральд гнал машину по подъездной дорожке, забыв об ограничении скорости. Ворвавшись на газон, он выхватил из кармана часы, и в тот же миг они пробили одиннадцать. По-видимому, торжество еще не началось, и им не придется на цыпочках входить в зал и усаживаться в задних рядах. Мак торопливо обежал вокруг машины и открыл дверцы, выпуская Нелл и Нону.

– Поторопитесь, девочки, рассиживаться некогда.

Глава 12

Клэй Фитцджеральд едва не умирала от духоты, сидя среди выпускников-одноклассников перед толпой родственников, собравшихся на торжество в тесном спортзале школы Святой Анны. Она беспомощно шарила близорукими глазами по рядам расплывающихся лиц и наконец повернулась к трибуне, на которой директор школы Халквист произносил вступительное слово.

Клэй ничуть не сомневалась, что отец не успел вовремя вернуться из Харрисонбурга; наверняка он появится, когда все уже разъедутся, и опять станет оправдывать свое опоздание лопнувшей шиной и дорожными пробками. Не беда: главное, школа позади, и теперь ничто не могло омрачить радости Клэй. Ее ждало беззаботное лето – фотография, скачки на лошадях, поездка в Саратогу на аукцион жеребят и молодняка. Может быть, она даже уговорит отца устроить ей прощальную пирушку перед поступлением в колледж.

Клэй почувствовала, как кто-то толкнул ее в бок. Джин Дэвис, сидевшая рядом, прошептала:

– Подруга, очнись! Сейчас будут вручать премию за искусство.

– …с огромным удовольствием объявляю, что в нынешнем году премия присуждается Клэй Фитцджеральд за успехи в искусстве фотографии!

Торопливо шагая к трибуне, Клэй едва не наступила на подол своего длинного кружевного платья. Публика разразилась аплодисментами, и она услышала сквозь шум голос своей лучшей подруги Робин Рэндольф:

– Вот видишь! Что я тебе говорила?

Вручение дипломов об окончании школы промелькнуло словно сон. Премия для Клэй стала добрым знаком того, что следующие четыре года в колледже пройдут без сучка без задоринки. У нее есть способности!

После церемонии Клэй быстро отыскала на лужайке отца, Нелл и Нону.

– Папа! Я была уверена, что ты только сейчас подъезжаешь к школе! – Клэй по очереди обняла Мака и двух женщин.

– Черта с два. Мы опоздали на пару минут, но почти ничего не пропустили. Мы с Баком немножко вышли из графика, но потом я сделал все, чтобы успеть сюда. – Мак улыбнулся Нелл и грузной негритянке. – Вы согласны, леди?

Нона улыбнулась в ответ и возвела очи горе.

– Напрасно спешили, – не удержалась Клэй. Речь господина Халквиста была такая скучная… – И тут, оглянувшись, она со смущением обнаружила в нескольких шагах предмет своей иронии. Школьный директор коротко кивнул, и Клэй так и не поняла, услышал ли он ее замечание.

Мак Фитцджеральд сиял.

– Я так горжусь тобой, девочка!

– А я держала пальцы скрещенными насчет премии за искусство, – перебила его Нона. – У меня было предчувствие, что ты обязательно ее получишь!

Мак повернулся к Нелл.

– Бак пришлет своего парня, чтобы помочь вам с покупками. – Он обнял дочь и поцеловал ее в щеку. – А мы с Клэй отметим ее успех праздничным обедом в «Кабаньей голове».

Клэй поморщилась.

– Спасибо папа, но стоит ли? В этом платье можно задохнуться. И вообще, из-за этой жары я выгляжу просто кошмарно. – Из высокой прически Клэй, которую утром соорудила Нелл, уже начинали выбиваться пряди волос, а очки, которые она все же надела, то и дело соскальзывали со взмокшей переносицы.

– Не упрямься, крошка, ты выглядишь потрясающе. К тому же я хотел бы поговорить с тобой наедине. Сегодня особый день.

– Ладно уж. Надеюсь, нам не попадутся знакомые, а то я сгорю со стыда.

– Беги попрощайся с друзьями, милая. Столик заказан на час дня.

– Шампанское, а? У нас ведь сегодня праздник. – Отец и дочь сидели за уютным столиком «Старой мельницы», ресторана при элегантно отделанной на колониальный манер гостинице «Кабанья голова» в Шарлоттсвилле.

– Нет, папа, спасибо.

– Что ж, тогда принесите мне «Кровавую Мэри» и ростбиф, – велел Мак официантке.

– А мне фирменный сандвич и «пепси» без сахара, – добавила Клэй. Ей казалось, что окружающие не спускают с нее глаз, и она чувствовала себя эдакой жирафой в кружевном платье.

Мак вынул из кармана коробочку с подарком и поставил на стол напротив дочери.

– Поздравляю тебя с окончанием школы, дорогая, – сказал он.

– Ах, папа, что это?

– Ну почему люди вечно задают этот вопрос? Открой и увидишь сама.

В коробочке из белого картона оказалась еще одна, размером поменьше, обитая ярко-синим бархатом. Клэй медленно подняла крышку. Внутри лежало золотое кольцо в виде цветка с чашечкой из грушевидных рубинов и листиками из трех изумрудов.

– Боже, какая красота! – Клэй подалась вперед и поцеловала отца в щеку. – Лучшего кольца я еще не видела, честное слово!

Правда, Клэй сомневалась, что когда-либо его наденет, – на ее вкус, украшение было слишком затейливым. Клэй предпочитала носить свое любимое серебряное колечко с бирюзой, такое старое, что камешек почти стерся. Но она не хотела огорчать отца. – Я… я всегда буду его любить!

– Эти камешки перешли к твоему деду от одного должника, а он положил камни в банковский сейф. Я обнаружил их лишь пару лет назад и сразу решил сделать тебе подарок. Нелл придумала эскиз и отдала камни ювелиру. – Мак рассмеялся. – Позже она опасалась, что ты откажешься его носить, потому что оно очень уж вычурное, но я сказал ей, что перед драгоценностями не устоит ни одна женщина.

Клэй улыбнулась:

– Женщины бывают разные, папочка. Как бы там ни было, с возрастом я буду ценить это кольцо все больше и больше.

Мак допил «Кровавую Мэри» и, заказав вторую порцию и рассеянно кивнув друзьям, сидевшим в дальнем углу зала, вновь перевел взгляд на дочь.

– Надеюсь, тебе здесь нравится. Не так уж это плохо – пообедать вместе со своим отцом.

– Все замечательно, папа. Жаль только, что я не смогла переодеться.

Когда официант принес блюда, оба несколько минут ели в молчании, и тут Клэй почувствовала, что в настроении отца произошла перемена. Она испугалась, что не сумела должным образом восхититься кольцом, и подняла кверху палец:

– Я обожаю свое новое колечко, папа.

– Рад это слышать, – отозвался Мак. – А теперь э-э-э… я хочу сообщить тебе нечто важное.

Отец редко говорил так осторожно. Клэй отложила в сторону вилку.

– Что-то стряслось?

Но Мак лишь улыбнулся:

– Нет-нет, как раз наоборот. У меня замечательные новости. Я не хотел говорить тебе, пока ты не сдала экзамены…

– Что случилось, папа? Ты так взволнован. Мак похлопал дочь по руке.

– Ты права. Дело в том, что я не знаю, как ты это воспримешь. Я выучил речь наизусть, но все слова куда-то подевались. Так вот… я встретил женщину, на которой собираюсь жениться.

Клэй была ошеломлена. Ее губы шевелились, но только через несколько секунд к ней вернулся дар речи.

– Кто она? Я ее знаю?

– Пока не знаешь, девочка. Ее зовут Санни Йейтс; она переехала в город прошлой осенью, а познакомились мы в апреле на вечеринке в «Джессап». Я знаю, она тебе понравится. Ее дочь учится в школе Холлинза, а сын только что вернулся из Вьетнама. Этой осенью он поступает в университет…

– Когда вы поженитесь? – Клэй была подавлена. День, когда ей суждено было это услышать, считался ее днем. Зачем отцу понадобилось все испортить? Мог бы отложить разговор до завтра.

– Э-э-э… Скоро. Через месяц или около того. Конечно, если ты мне позволишь.

– Но ты даже не познакомил нас! Ты собрался жениться на женщине, которой я и в глаза не видела. Как ты мог? – Клэй усиленно заморгала, но было поздно – по ее щекам побежали слезы.

– Я как раз хотел свести вас вместе, милая; завтра вечером она приедет к нам на ужин.

– Нелл знает об этом?

– Никто не знает. Пока я сказал только тебе.

– Но… вы совсем недавно знакомы. Я имею в виду, достаточно ли хорошо ты ее знаешь, чтобы так скоро жениться?

– Санни – первая женщина, которая после смерти мамы заставила меня подумать о женитьбе. Я старею, Клэй. А ты уже почти выросла и собираешься уехать в колледж…

– Но это не так уж и далеко. К тому же я буду жить дома…

Мак кивнул:

– Да, но через год-другой ты захочешь обзавестись собственным жильем в городе, а потом встретишь кого-нибудь и выйдешь замуж. Боюсь, я все равно не выдержу одиночества, дочка.

– Но я еще не скоро уеду. Мне всего семнадцать лет.

Мак подался вперед и взял Клэй за руки:

– Тебе понравится Санни. Она добрая, замечательная женщина.

– Ты… ты влюблен в нее?

Карие глаза Мака сверкнули.

– Да, Клэй, да – я очень ее люблю. Ты думаешь, что женитьба перевернет нашу жизнь, но ты ошибаешься. Когда мы с Санни поженимся, все останется по-прежнему, за исключением того, что у тебя появится мать, с которой ты сможешь обсуждать все, о чем не могла поговорить со мной.

– Мне не нужна мать, у меня есть Нелл, и я могу говорить с ней о чем угодно. Послушай, папа, разумеется, ты имеешь полное право жениться хоть сто раз, но эта твоя Санни Йейтс никогда не станет мне матерью! – Клэй отдернула руки; бокал с «пепси» опрокинулся, и коричневая жидкость, вылившись на белую льняную скатерть, потекла на колени Клэй, перепачкав ее кружевное платье. – Господи… только этого не хватало! – Клэй выскочила из обеденного зала, заливаясь слезами, и не останавливалась до тех пор, пока не добежала до машины.

Мак Фитцджеральд вздохнул и жестом приказал официанту подать счет.

– Видимо, каждой бочке меда полагается своя ложка дегтя, – сокрушенно произнес он себе под нос.

Бежевый «мерседес» медленно проехал мимо торгового центра и осторожно свернул на шоссе номер шесть. Автомобиль был выпушен в 1962 году, и ему исполнилось почти десять лет, но, когда Санни Йейтс покупала его, она знала, что «мерседес» еще долго будет соответствовать ее представлению об изысканном стиле. Впрочем, теперь машина доживала последние дни. Дав согласие выйти за Мака Фитцджеральда, одного из самых красивых и состоятельных мужчин округа Альбермейл, Санни рассчитывала, что муж подарит ей новый автомобиль, например, «ягуар», а то и более солидный «астон-мартин».

Дорога свернула к западу, и теперь солнце било Санни в глаза. Она сунула руку в перчаточный ящик и достала темные очки. Миновав дорожный указатель «Сосновый парк «Лоблолли». Заложен в 1932 году», Санни удовлетворенно улыбнулась – это был ее первый визит на знаменитую конную ферму Уиллоуз. «Какое странное чувство – приехать в неизвестное место, заранее зная, что ты останешься здесь навсегда», – подумала Санни. Во всяком случае, именно на это она надеялась.

Ей потребовалось немало времени, чтобы найти человека, за которого стоило выйти замуж: богатого, привлекательного и свободного. В Новом Орлеане и Атланте большинство толстосумов были женаты и привязаны к своим семьям либо невыносимо скучны. Подруги Санни смирились с таким положением вещей, но она была упорнее других, и ее усилия наконец были вознаграждены.

Переезд в Шарлоттсвилл оказался самым удачным шагом в ее жизни. Маленький городок был населен интеллектуалами без предрассудков – тому способствовали наличие университета и близость к Вашингтону, а живописные окрестности с их зелеными холмами словно бы хранили красоту минувшего столетия. Здесь Санни встретила очень много достойных, приятных людей. И вот наконец Мак.

Нельзя сказать, что он доводил ее до экстаза, когда они занимались любовью, однако Санни объясняла это отсутствием практики – Мак был полон сил и более чем охотно учился всему новому. Санни же было чему его научить. Во всех иных отношениях Мак был само совершенство, и она решила подождать с удовлетворением своих плотских фантазий.

Машина Санни въехала в ворота Уиллоуз и покатила по шикарной двухполосной дороге, рассекавшей надвое тысячу шестьсот акров поместья. По одну сторону дороги гольштейнские коровы превращали сочную траву в сырье для шарлоттсвиллского молокозавода «Монтичелло», по другую – за белоснежной оградой простирались ровные поля – раздолье для холеных чистокровных лошадей. Один из них – каурый жеребец с четверть мили скакал за машиной Санни, потом потерял к ней интерес и галопом умчался в сторону холмов, видневшихся на горизонте. Дорога выпрямилась, и впереди показалась главная усадьба – белое кирпичное здание с тосканской колоннадой.

По мере того как Санни приближалась к особняку, ее возбуждение нарастало; она почувствовала легкий зуд в ладонях и между ног. Подумать только, ей тридцать девять лет, и при виде столь шикарного дома у нее едва не случился оргазм! Впрочем, не столько дом был тому виной, сколько символизируемый им стиль жизни, вкус богатства, нажитого многими поколениями, то есть то, что Санни ценила превыше всего.

Она притормозила и повернула к себе зеркальце над ветровым стеклом, потом сняла очки и всмотрелась в свои голубые глаза, обрамленные фиолетовыми тенями и черными ресницами. «Интересно, многие ли женщины в моем возрасте выглядят так молодо…» – подумала она.

Когда Санни подъехала к огромному парадному крыльцу, из дома навстречу ей вышел Мак Фитцджеральд.

– Надеюсь, вам было легко найти дорогу, милая, – сказал он, открывая дверцу машины.

Санни быстро поцеловала хозяина поместья и улыбнулась:

– Проще простого. Но я не спешила – хотела насладиться красотой здешних мест, и в особенности Уиллоуз.

Мак обнял Санни за плечи и повел вверх по ступеням.

– Рад, что вам здесь понравилось. Позже я проведу вас по всему дому, но сначала выпьем. А еще я хочу познакомить вас с Клэй.

– О, я так долго ждала этого момента! Вы только поглядите, какие огромные самшиты! Какой роскошный сад!

– Это заслуга Питера, нашего главного садовника. Он работал у мисс Смит, когда она владела поместьем «Розовый холм» – там был самый роскошный сад во всем округе.

Они миновали вестибюль и вошли в громадную гостиную. Осмотревшись, Санни немедленно решила, что после свадебного путешествия пригласит сюда специалиста-декоратора. Старинная мебель выглядела неплохо, но ее обивку, суда по всему, не меняли уже много лет. Диван в стиле «американский ампир» и обюссонский ковер на полу можно оставить как есть, но все остальное придется подновить или заменить.

Мак вынул из серебряного ведерка со льдом бутылку «Боллингера»:

– Я знаю, вы любите шампанское. Может быть… Санни ласково погладила его по щеке.

– Конечно, дорогой. Глоток шампанского – именно то, что нам нужно перед прогулкой в конюшни. – Лукаво улыбнувшись Маку, она проследила за его взглядом, обращенным к стеклянным дверям, ведущим в патио, и увидела высокую девицу в старомодных очках, с прямыми длинными волосами и невыразительным лицом.

Глаза Санни на секунду расширились, но она тут же растянула губы в самой лучезарной улыбке, на какую только была способна:

– Должно быть, вы Клэй! Ваш отец так много о вас рассказывал, что я, кажется, знаю вас отлично! – Санни двинулась к девушке, но та увернулась и приблизилась к отцу.

– Клэй, милая, познакомься с Санни…

Клэй медленно повернулась и неохотно протянула руку Санни.

– Как поживаете? – тусклым голосом спросила она.

– Ваш отец пригласил меня на экскурсию по поместью. Не желаете ли к нам присоединиться? Мак сказал, что вы великолепная наездница и вашего любимого коня зовут Мультяшка. Какое забавное имя! Нельзя ли нам его увидеть?

– Мультяшка не жеребец, а кобыла. К тому же сейчас ее перевели на южное пастбище.

– Ах, как жаль. Тогда как-нибудь в другой раз. Мак откупорил шампанское и наполнил бокалы.

– Хочешь выпить с нами, дочка?

– Нет, папа, благодарю.

Санни рассмеялась:

– Я бы хотела, чтобы моя дочь Одри походила на вас. К сожалению, она обожает шампанское, пьет его с четырнадцати лет. С нетерпением буду ждать вашей встречи с ней. Надеюсь, вы покажете Одри город и представите ее своим друзьям.

– А теперь нам пора на прогулку, пока не стемнело, – вмешался Мак. – Ты идешь с нами, милая?

– Нет, спасибо. Я и без того знаю, что такое конюшня.

– Тогда увидимся за ужином. Идемте, Санни. Для начала вам надо знать, что все кирпичи, из которых сложены конюшни и дом, были вылеплены вручную и обожжены в печах здесь же, в поместье, а вон тому падубу уже больше трехсот лет…

Ужин задумывался как весьма торжественное событие – еще ни разу после смерти Элеонор Нона не видела Мака столь озабоченным. На стол постелили ирландскую кружевную скатерть, которую бабка Мака привезла с собой из Шотландии, поставили старинные кубки баккара и семейный китайский фарфор, положили столовое серебро от Тиффани.

И конечно же, гвоздем программы должно было стать угощение. Нона несколько дней подряд предлагала Маку различные варианты, пока тот не одобрил меню: на закуску знаменитые цыплята Ноны и виргинский слоеный пирог с ветчиной; затем зеленый черепаховый суп с шерри и дичь с рисом и кислым соусом, салат из ранней летней зелени и спаржа по-голландски; а на сладкое – взбитый абрикосовый мусс с крендельками. К горячим блюдам Мак велел подать красное бордо, а к десерту – «Шато-латур» 1961 года и легкое шампанское «Таттингер».

Столовую освещали свечи в двенадцати серебряных канделябрах и в хрустальных подсвечниках из Уотерфорда, расставленных по столу вокруг японской фарфоровой чаши с красными лилиями и молочно-белыми сибирскими ирисами.

За первыми двумя блюдами Санни оживленно болтала, рассыпаясь в похвалах очарованию Уиллоуз. Она забросала Мака вопросами об истории поместья и тонкостях разведения лошадей. Клэй сидела насупившись и отвечала на вопросы, лишь когда к ней обращались, но сама не вступала в разговор.