Текст книги "Сети любви"

– Ничего, – сказал он, обнимая ее за плечи, – не стоит же нам вот так сразу обременять вас новыми родственниками, а, мама? Я уверен, Пенворт будет следующим. А затем, возможно, наступит и моя очередь, если мне удастся уговорить кого-то выйти за меня замуж.

Мэдлин издала некий фыркающий звук.

– Вам достаточно только шепнуть, что вы ищете невесту Домми, – проговорила она, – и очередь из девиц с их мамашами выстроится у ваших дверей на добрые полмили.

Он усмехнулся, хотя чувствовал, как сердце у него в груди обращается в камень.

* * *

Приехав в дом мистера Септимуса Фостера на следующий день после завтрака и войдя в гостиную на первом этаже Мэдлин обнаружила своего нареченного – он делал набросок углем на листе бумаги.

Она склонилась над его плечом и поцеловала его в лоб.

– Камин, – сказала она, – во всех деталях.

Он отбросил бумагу и взглянул на нее:

– Мэдлин, я же говорил вам, что Септимуса и его жены сегодня днем не будет дома. Вам нельзя здесь находиться. – В его голосе звучало раздражение.

– Ну что за вздор! – вскричала она. – Мне двадцать пять лет, Аллан. В эти годы уже не нужны армии компаньонок, марширующих за мной следом.

– Так или иначе, – отвечал он, – но я не хочу, чтобы о вас пошли толки. Вы – леди Мэдлин Рейни. Вы не такая, как все.

– Вы так думаете? – вопросила она, присаживаясь возле него. – Это весьма лестно, сэр.

– Так думаю не только я, – проговорил он. – Вы вызываете восхищение всюду, где появляетесь. И не только своей красотой, хотя вы и очень красивы. Есть в вас нечто искрометное, что притягивает к вам взгляды. Нет, я и в самом деле не должен был разрешить вам обручиться со мной. Это несправедливо, Мэдлин.

– Мы собираемся опять вернуться к этому спору? – спросила она, с улыбкой взяв его за руку. – И все из-за вашего ранения? Я сделаю так, что вы о нем забудете, Аллан.

– Но это дурно, Мэдлин. Вы не должны быть привязаны к калеке. И кроме того, я должен научиться сам справляться с моими трудностями.

– О, вы сегодня раздражены, Аллан, – сказала она, целуя тыльную сторону его кисти. – Не хотите ли, я почитаю вам?

– Нет, не хочу! Я и сам могу почитать, когда мне захочется.

– Но ваш глаз слишком быстро устает. Вы же сами сказали мне это. – Она прижалась щекой к его руке. Он повернул к ней голову.

– Боже мой! – воскликнул он. – Я обращаюсь с вами самым отвратительным образом! У меня все утро болела нога. Я готов был поклясться, что она все еще на месте. Боль была такой ощутимой! И я начинаю чувствовать себя в ссоре со всем миром, жалею себя. И все это отзывается на вас. А ведь вы столько сделали для меня. Вернули меня к жизни, когда я ждал одного – смерти. Вы простите меня?

– Я понимаю вас, – проговорила она. – Все понимаю, Аллан. И я не обижена, не оскорблена. Не думайте так.

– Не могу, – возразил он. – Вам не следует связывать себя со мной, терпеть мое дурное настроение. Вы должны быть свободной и радоваться жизни.

– Ах, Аллан, – сказала она, – если бы только вы знали, как мало я радовалась жизни последние годы. Я не жалуюсь, потому что такова жизнь. Тысячи людей много дали бы даже за половину моих развлечений. Но мне всегда чего-то не хватало. Чего-то славного. Я получаю удовлетворение от общения с вами.

– Мне остается только надеяться, – вздохнул он, – что через пять лет – или через десять – вы не почувствуете, что связаны этим браком по рукам и ногам. Но все же, Мэдлин, вы не должны находиться здесь наедине со мной. Съездим в парк?

– Вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете? – спросила она, выпрямляясь. – Вам хочется рискнуть, Аллан? Я знаю, что визит к Эдмунду доставил вам мало радости.

– Только потому, что вы слишком беспокоились, стараясь опекать меня, и слова не дали мне сказать. Вам нужно научиться вести себя иначе… Хорошо бы у нас был личный экипаж. Я позвоню, чтобы нам подали такой.

– Я сама, – сказала она, вскакивая. – А вы посидите.

– Я сказал, что позвоню, – раздраженно проговорил он и медленно поднялся с помощью костылей. – Ах, Мэдлин, У меня такое ощущение, что мне придется просить у вас прощения всю жизнь.

Глава 17

Дженнифер, Анна, Уолтер Кэрринггон и лорд Иден провели больше часа в лондонском Тауэре, осматривая оружие и созерцая драгоценности, принадлежащие короне.

– Поневоле хочется представить себя принцессой, которая может надеть все эти украшения, не правда ли, Дженнифер? – обратилась к ней Анна.

– О да! – воскликнула Дженнифер, на лице которой застыло восхищение.

– Но вам бы страшно наскучило весь день сидеть на троне, барабаня по подлокотнику пальцами, унизанными кольцами, – сказал Уолтер, и обе девушки засмеялись. – Вы только вообразите – никакой свободы, ни в парк не пойдешь, ни отправиться поесть мороженого у Гюнтера.

– Так что там насчет мороженого? – спросила Анна, просовывая руку под локоть лорда Идена.

– Вы просто таете изнутри, – сказал тот. – Но так и быть. К тому же вы предпочитаете открытую коляску, да? В конце сентября?

– В закрытом экипаже Анне всегда не хватает воздуха, – заметил ее брат. – И еще она уверена, что пропускает все самое интересное, поскольку нельзя смотреть во все окна одновременно.

– У меня новая шляпка, – сообщила, сияя улыбкой, юная леди, – и мне хочется, чтобы весь свет ее видел. Она вам нравится, Доминик?

– Очень миленькая, – ответил тот. – Но ради Бога, Анна сохраняйте дистанцию, когда наклоняетесь вперед. Вы выколете мне глаза пером своей очаровательной шляпки.

Они решили проехаться по Гайд-парку, поскольку осенняя листва, по словам Анны, красива. В парке они встретили закрытый экипаж, в котором ехала Мэдлин с лейтенантом Пенвортом. Мэдлин опустила окно, чтобы обменяться приветствиями с пассажирами, сидевшими в коляске. Лейтенант держался в тени.

– Как поживаете, лейтенант? – окликнула его Дженнифер. – Очень рада видеть, что вы снова выезжаете. Вы меня помните?

– Разумеется, помнит, – ответила с улыбкой Мэдлин. – Мы решили воспользоваться прекрасной погодой и немного прокатиться.

Дженнифер смотрела на человека, который поднял руку в ответ на ее приветствие, и не узнавала его. Худой и бледный, половина лица закрыта повязкой. Она вспомнила гибкого молодого красавца офицера, которому нравилось находиться в постоянном движении.

– Мы едем к Гюнтеру, – сказал лорд Иден. – Не хотите ли присоединиться к нам, Пенворт? А вы, Мэдлин?

– Как-нибудь в другой раз, – быстро ответила та.

– Благодарю вас, – тут же отозвался лейтенант Пенворт. – Я с удовольствием.

Спутница удивленно взглянула на него.

– Вы уверены, что не имеете ничего против? – спросила она.

– Нет, – резко бросил он. – А вы?

– Значит, встретимся там немного погодя, – сказал лорд Иден.

Мэдлин, вспыхнув, скрылась в карете.

– Стало быть, наконец-то мы встретимся со своим будущим зятем, – проговорил лорд Иден, когда коляска тронулась. – Мэдлин все время прятала его.

– Я просто умирала от любопытства, – сказала Анна.

– Бедняга, – вздохнула Дженнифер. – Какая жестокая эта война!..

– Вы из-за меня, Мэдлин, хотели отказаться от мороженого? – спрашивал между тем лейтенант, сидя в другой карете.

Она с расстроенным видом посмотрела на него.

– Да, – потупившись, ответила она. – У Понтера всегда столько народу. Аллан… Вы ведь не думаете, что я вас стыжусь?

– Не думаю. – Он коснулся ее руки. – Но для вас так утомительно, когда на меня глазеют посторонние, верно? Только это меня угнетает. Однако там ваши родственники, ваши друзья. Вы должны проводить время с ними. Стань я вашим мужем, я тоже должен буду общаться с ними.

Через несколько минут головы посетителей кондитерской Гюнтера как по команде обернулись, чтобы посмотреть на лейтенанта Пенворта, входившего в нее с довольно мрачным видом. Без посторонней помощи он подошел к столу и сел на свободный стул рядом с Дженнифер. Мэдлин представила всех своему спутнику; ей пришлось сесть на противоположном конце.

Несколько минут продолжалась легкая дружеская болтовня. Много смеялись. Потом Анна пустилась в красочное, описание только что виденных сокровищ, смешно сетуя на то, что им придется скоро отказаться от всех удовольствий и возвращаться в деревню, как велел отец.

– Ну что ж, Эдмунд и Александра с детьми тоже уезжают, – сказала Мэдлин примиряюще. – Я уговариваю и Аллана уехать ненадолго. – Она улыбнулась через весь стол своему жениху, который беседовал с Дженнифер.

– Вы чувствуете себя лучше? – спрашивала его Дженнифер. – Я была так расстроена, услышав, что вы ранены, сэр.

– Благодарствуйте, – ответил он, не глядя на нее. – Я полностью выздоровел. – Лицо у него было бледное и угрюмое. Это был совершенно не тот молодой человек, с которым она когда-то танцевала на балу и гуляла в Суанском лесу.

– Вы скоро возвращаетесь в Девон? – спросила она. – Я помню, вы рассказывали мне о своей семье и о том, как вы любите свой дом.

– В обозримом будущем у меня нет никаких намерений, – мрачно ответил он.

– Вот как? – сказала она, поднося ко рту ложку с мороженым. – Но ваша матушка, наверное, беспокоится о вас. И ваш батюшка, и все ваши братья и сестры.

– Без сомнения, – ответил он. – До конца дней своих я буду теперь предметом их жалости. Раньше они гордились мной.

– А теперь разве они вами не гордятся? – Дженнифер нервически поиграла ложкой. Лучше бы он сидел где-нибудь в другом месте.

– О да. – Голос его был холоден. – Я их израненный герой.

– Почему на вас такая большая повязка? – спросила она и вспыхнула, сообразив, как бестактен ее вопрос.

– Мое лицо – не очень приятное зрелище.

– Разве раны до сих пор не зажили?

– Зажили, насколько вообще это возможно.

– А не лучше ли было бы носить маленькую повязку на глазу? – спросила она, решив быть откровенной. – Солнце и воздух помогли бы сгладиться шрамам. А большая повязка гораздо больше бросается в глаза, чем даже шрамы. Простите, но я бы не советовала вам ее носить.

– Это вы бы не советовали, – проговорил он так тихо, что она не была уверена, правильно ли расслышала его слова. Все время, пока они оставались в кондитерской, ей было не по себе.

* * *

– Итак, насколько я понимаю, Пенворт вас не пощадил? – сочувственно спросил у нее лорд Иден, когда они сели в коляску.

– Увы, получила по заслугам, – ответила девушка. – Не стоило задавать ему личных вопросов. Раны на теле у него зажили. А вот другие, куда более глубокие, еще даже не начали затягиваться.

– Как он будет жить теперь? – Уолтер недоуменно пожал плечами. – Одна нога. Один глаз. Ух! Я, наверное, предпочел бы умереть.

– Какой вздор! – воскликнула Дженнифер, снова вспыхнув от своей резкости. – Между прочим, в жизни очень многое можно сделать без ноги и без глаза. Очень горько за лейтенанта Пенворта, ведь он был всегда так подвижен, полон внутреннего огня. Жаль, что он стал таким жестким и циничным. Впрочем, беда случилась с ним всего три месяца назад. Но вот если бы и через несколько лет он продолжал оплакивать свою потерю и дуться на жизнь – тогда я бы рассердилась на него. Это грустно вдвойне.

– Вы, наверное, правы, мисс Симпсон, – согласился Уолтер. – Но Боже мой, как же можно примириться с потерей ноги и не сетовать на судьбу! Нельзя ездить верхом. Нельзя заниматься спортом. Не могу себе представить такое.

– Бедняга, – грустно заметила Анна. Дженнифер видела, что лорд Иден ей улыбается.

* * *

К вечеру Эллен отправилась к графу Хэрроуби, не взяв с собой никого, и, приподняв медный дверной молоток, висевший на огромных двустворчатых дверях его дома, подумала, что, пожалуй, нарушает правила приличия. И улыбнулась этой мысли. То был ее дом целых пятнадцать лет. Этот человек был ей отцом.

Он снова пил; она поняла это, как только он торопливо спустился вниз ей навстречу, не ожидая, пока дворецкий проводит ее в гостиную.

– Я бы и капли не взял в рот, Элли, будь точно уверен, что вы придете, – сказал он, улыбаясь и протягивая ей руку. – Я думал, вы не придете, немного поразмыслив.

– Но я пришла, – отозвалась она, оглядывая гостиную и отмечая, что в ней ничего не изменилось с тех пор, как она последний раз была здесь, разве что ковер выглядел более потертым, а занавеси на окнах – выцветшими.

– Я никого больше не пригласил, – сказал он. – Надеюсь, вы не возражаете. Мы будем вдвоем – вы и я, Элли. И потом… – он улыбнулся с извиняющимся видом, – весьма немногие леди примут нынче приглашение графа Хэрроуби. Вы знаете… меня ведь не считают респектабельным человеком.

– Вот как? – На его лице и фигуре явственно проступили приметы его образа жизни. Они молчали, потому что экономка – Эллен не знала ее, как и нового дворецкого, – принесла поднос с чаем.

– Я налью чаю? – в смущении обратилась она к тому, кого всегда называла отцом.

– Если бы вы не ушли от меня, – сказал он, протягивая руку и указывая, что она должна сесть рядом с подносом, – я не стал бы такой развалиной, которую вы видите перед собой. Я любил вас, дитя мое. Вам не надо было уходить.

– Вы ведь запили не сразу после моего ухода, – возразила она, подавая ему чашку с чаем. – Будьте же честны с самим собой. А мне ни к чему нести на своих плечах тяжесть вины за вашу слабость.

Он улыбнулся почти по-мальчишески.

– Вы совершенно правы, – сказал он. – Но вы всегда были ко мне добры, Элли. И всегда называли вещи своими именами. Всегда прогоняли меня, когда я был под хмельком. Помните?

Он засмеялся.

– Иногда – не часто, признаюсь, – я соблюдал трезвость только для того, чтобы прийти в детскую либо в классную комнату и повидать вас. А потом уже напивался. Но в те дни не очень сильно, дитя мое. Не так сильно. Возьмите печенье.

Они посмотрели друг на друга.

– Вы всегда были для меня святым Георгием, – проговорила она, – который может защитить меня от драконов.

– Вот как, Элли? А он был к вам добр?

Она поняла, что говорит он не о Чарли.

– Да, – ответила она, – он был ко мне добр.

– Но драконов не убивал? – Он снова по-мальчишески улыбнулся.

– Я стала старше, – ответила она. – Я поняла, что не бывает людей непогрешимых. Даже среди отцов.

– Расскажите мне о вашей жизни, – попросил он. – Мне кажется, Элли, будто бы вы умерли и воскресли из мертвых.

Она рассказала ему об Испании и о Бельгии. Рассказала о Чарли и о Дженнифер, о своих друзьях. Она спохватилась, когда кончила описывать свою встречу с сэром Джаспером Симпсоном, – говорить так долго! Но он слушал ее с интересом, не спуская глаз.

– Вам следовало обратиться за помощью ко мне, Элли, – сказал он, – а не к нему. Вам кажется, что он в большей степени ваш отец, чем я?

– Он дед Дженнифер, – возразила она. – И встреча с ним была очень важна, папа. – Она крепко закусила губу и закрыла глаза, произнеся это слово.

– А может статься, – сказал он, – может статься, что именно я ваш отец, Элли.

Она покачала головой, не отводя глаз от серебряного молочника, стоящего на подносе, – такого знакомого молочника.

Он встал и потянул шнурок со звонком, прося унести поднос. Когда лакей вышел, он подошел к Эллен и сел рядом с ней.

– Не уходите, – сказал он, беря ее за руку. – Посидите и поговорите со мной еще немного, Элли.

Она посмотрела на его руку; ее Эллен узнала бы из сотни других – с тупыми пальцами в темных волосках и ногтями, в ширину большими, чем в длину. Руки, которые держали ее, когда она была малым ребенком; руки, за которые она хваталась, когда училась ходить, хотя толком уже не помнила, где и когда все это происходило.

– Что вы хотели этим сказать? – вскинула она на него потрясенный взгляд.

Он посмотрел на нее глазами с красными прожилками из-под нависших век.

– Мы с вашей матерью, – сказал он, – ссорясь, старались ранить друг друга словами как можно больнее, пусть даже в наших словах не было правды. Я думаю, вы моя дочь, Элли.

– Она же сказала, что это не так. И он… отец… не возражал.

– Когда ваша мать ждала вас, мне даже в голову не приходило спрашивать, от кого младенец. А ведь будь у меня хоть какое-то сомнение, уж я бы спросил, верно? Я всегда знал, когда у нее кто-то появлялся. Но в то время у меня не возникло никаких подозрений. И потом ваша матушка была осторожна. Она бы постаралась не наживать ребенка не от меня. Вы были у нас первым и – как оказалось – единственным ребенком. Вам следовало бы родиться мальчиком, Элли. Моим наследником. Я думаю, что вы моя дочь.

– Но зачем же она так сказала? – спросила Эллен.

– Чтобы сделать мне больно. Только это. Она знала, что вы единственная, кого я люблю по-настоящему. И ей хотелось настроить меня против вас. Вам этого знать не полагалось. Но я пришел и сказал вам, да? Наверное, в ту минуту я почувствовал себя обманутым. А потом ваша мать сбежала с Фенчерчем, и больше я никогда ее не видел. В последний раз, когда я слышал о ней, она находилась в Вене с кем-то, кого я совершенно не знаю. Мы не были с ней славной парой, детка. В том, что случилось, виновата не только она. Но вы пострадали больше всех.

– Да, – сказала она, – это так. Но наверное, все в жизни не случайно. Если бы я не поехала в Испанию, я не познакомилась бы со своим будущим мужем. Даже подумать страшно, что я могла бы прожить жизнь и не встретиться с ним.

Он похлопал ее по руке.

– Скажите-ка еще разок то слово, – попросил он, – то слово, что недавно у вас сорвалось. Так приятно было слышать, Элли.

Она взглянула на него и сглотнула.

– Папа?.. А знаете, я никогда не называла его так.

Он снова похлопал ее по руке.

Она посмотрела на него как бы мимо налитых кровью глаз, красных в прожилках щек и двойного подбородка. Он был ее отцом. Она лежала клубочком на широких коленях и играла цепочкой от его часов. Тогда казалось, что ничто в мире не может угрожать ей.

– Я жду ребенка. – Она сама удивилась, когда вдруг произнесла эти слова. – И не от мужа. Я зачала его от любовника меньше чем через месяц после смерти мужа. А теперь я позволила всем думать, что он от Чарли, и вот не знаю, что мне делать.

«Поделись с папой всеми своими трудностями, Эллен. Сядь к нему на колени, и он все уладит».

– Вот как, Элли? – сказал он, поглаживая ее по спине теплой широкой ладонью. – Важно, счастливы ли вы были при этом. Вы его любили?

– Да, любила, – ответила она. – Страстно и беззаветно папа. Целую неделю никого не существовало в мире. Всего лишь неделю. Даже меньше. Это друг Чарли и мой друг. Внезапно, прежде чем кто-то из нас понял, что происходит, мы стали любовниками. Но все это было очень странно. Я любила Чарли. Или думала, что любила. А теперь я чувствую себя такой виноватой и смятенной, что перестала понимать, что же такое любовь.

– Успокойтесь, детка, – сказал он, похлопав ее по руке, – скоро появится дитя, Элли, вы полюбите его и поймете. А он знает?

– Нет. – Она стиснула руки. – Я не могла ему сказать. Я даже не хочу, чтобы он знал об этом.

– Это грустно, Элли, когда тебя лишают твоего ребенка. Он вас любит?

– Нет. Ах, он любил меня в течение недели, как и я его. Но любовь – не то слово. Это была не любовь. И больше он ко мне не испытывает… как бы оно ни называлось. Он скоро покидает Лондон.

– А вы остаетесь, – сказал он, – с родственниками мужа и ребенком от любовника. Ну что же, детка, вы сами выбрали себе будущее. Вы всегда так поступали. Я очень верю в вас. Знайте, что вы всегда можете прийти сюда, Элли. Этот дом всегда будет вашим домом. И я – вашим отцом, пусть даже не я произвел вас на свет. Но думаю, именно я был им.

– Ох, – сказала она, поднимая их соединенные руки так, чтобы коснуться губами костяшек его пальцев, – если бы вы знали, какая тяжесть свалилась с моих плеч, когда я все вам рассказала! Все же я думаю, что в вас действительно есть что-то от святого Георгия.

Он засмеялся, довольный, и она улыбнулась, глядя ему в глаза.

– Вы еще придете? – спросил он. – Вы не исчезнете снова, Элли? Вы придете навестить меня?

Она кивнула и поднялась.

– Я пробыла у вас гораздо дольше, чем намеревалась, – сказала она. – Я рада, что пришла, папа. Вы действительно единственный близкий мне человек. Больше у меня никого не осталось.

– Идите сюда, детка, я обниму вас, – сказал он, обнимая и баюкая ее в своих объятиях. А она вспомнила давно забытое: ей пора в постель, а матери, слишком занятой своим туалетом, когда она отправлялась куда-то развлекаться, некогда было заглянуть в детскую и поцеловать на ночь дочку. Ее окутал знакомый запах – некая волшебная смесь бренди, нюхательного табака и одеколона, которая ее успокоила.

– Ах, папа, – проговорила она, с головой погружаясь в жалость к себе и на мгновение утрачивая способность думать о чем-либо, – как же я выношу дитя, если он уезжает навсегда?

– У вас останется ваше дитя, – сказал он, – и ваш папа. Все будет хорошо, детка. Поверьте, все будет хорошо.

* * *

Граф Эмберли сидел, откинувшись на спинку дивана, в комнате рядом с детской и с полуулыбкой смотрел, как жена баюкает дочку.

– Она уснула, – сказал он.

– Я знаю. – Александра вздохнула. – И надо уложить ее в кроватку, да? Пора малышку отнимать от груди. Ей уже семь месяцев. Но это не правильно, Эдмунд. Дети должны оставаться грудными младенцами гораздо дольше.

– Ну что ж, – отозвался он, – когда Кэролайн будет отнята от груди, мы с вами, Алекс, постараемся поместить внутрь нового младенца, хорошо?

Она вспыхнула.

– Ах, Эдмунд, от ваших слов у меня мурашки по коже бегут.

Он усмехнулся.

– Это просто позор, что мы теряем время.

– Мы действительно возвращаемся в Эмберли на следующей неделе? – спросила она улыбаясь. – Я не верю, что мы вскоре окажемся дома. Какое блаженство!

– Я немного удивился, когда лейтенант Пенворт согласился приехать к нам вместе с Мэдлин, а вы?

– Удивилась, – ответила она, – но я рада. Мне хочется узнать его поближе. А Мэдлин так старательно ограждает его от всего.

– И в результате вся ситуация становится ужасно неловкой, – заметил граф. – Эмберли пойдет ему на пользу. Мне кажется, если лейтенанта предоставить самому себе, он научится успешно справляться со своими трудностями.

– Вы хотите сказать, если Мэдлин перестанет с ним так носиться?

– Не хочу говорить о ней дурно, – сказал он, – судя по всему, она совершенно ему предана. В жизни не видывал, чтобы Мэдлин так мало занималась собой, посвящая себя другому человеку.

– Они будут счастливы? – спросила Алекс.

Он пожал плечами.

– Наверное, если захотят. Вот поживут в Эмберли и получше узнают друг друга. Между ними возникнут какие-то другие отношения, кроме отношений больного и сиделки. Потом приедут дамы Симпсон. Алекс, вы не жалеете, что пригласили их в Эмберли? Ведь я не уговаривал вас.

– Я не возражала потому, что согласилась с вами, – сказала она. – Впрочем, я не уверена, что они приедут, Эдмунд.

– Доминик твердо решил уехать в Уилтшир.

– Миссис Симпсон будет чувствовать себя с нами неловко, – сказала графиня. – В конце концов, ведь мы его родственники. Но если они все же приедут, это будет славно. Вы прекрасно придумали. Мэдлин в дружеских отношениях с ними обеими, а Анна очень сблизилась с мисс Симпсон. Кажется, и Уолтер тоже. Жизнь в загородном поместье, пока они в трауре, более удобна. Да и вообще они мне нравятся.

– Я чувствую себя крайне обязанным миссис Симпсон, – сказал граф. – Мне кажется, что мы бы потеряли Доминика, если бы не она. Мне хотелось бы как-то выказать ей свою благодарность.

– Тогда мы пригласим их, когда они придут к нам на чай, – сказала графиня. – Поговорите с ними вы, Эдмунд. Вы умеете убеждать гораздо лучше меня.

– Вот как? – Он встал и взял у нее из рук спящее дитя. – Вряд ли я сумею убедить своего сына отказаться от мысли немедленно покататься на мне верхом, а мою жену – отправиться со мной в спальню…

– Разумеется, не сумеете, милорд. Вы будете вести себя пристойно до того времени, пока мы не ляжем спать, – улыбнулась она.

– Так и знал, что у меня ничего не получится, – вздохнул он.

* * *

Радость била в Дженнифер ключом. В какие-то моменты ее охватывали угрызения совести и она принималась плакать, вспоминая, что еще носит траур по отцу. Но Эллен была счастлива, видя, что к девушке возвращается радость жизни. Два месяца они предавались горю, и такому юному существу опасно было и далее сосредотачиваться на трагедии.

У Дженнифер все складывалось хорошо. У нее были и друзья, и поклонники, хотя Эллен не видела, чтобы она питала склонность к кому-то из них. В том числе и к лорду Идену, к немалому ее огорчению. Дженнифер болтала с ним не больше, чем с Уолтером Кэррингтоном или с другом Анны мистером Фелпсом.

Они несколько раз навещали сэра Джаспера Симпсона, однажды – мистера Филипа Симпсона. И сэр Джаспер как-то после очередного визита сказал Дженнифер, что она, когда улыбается, похожа на свою бабку. Значит, ее все-таки признали родной внучкой.

Он был добр не только на словах – в честь своих новообретенных родственниц он дал обед, предварительно осведомившись, кого бы они хотели видеть на вечернем приеме. Эллен промолчала, а Дженнифер пустилась в длинное перечисление чуть ли не всех своих знакомых: лорда Идена, Анну и Уолтера Кэррингтон, миссис Дженнингс, леди Мэдлин, сестер Эмери.

– Леди Мэдлин обручена с лейтенантом Пенвортом, – пояснила она. – Я познакомилась с ним в Брюсселе, дедушка, но его серьезно ранили, и он теперь не любит показываться в обществе. Думаю, он не придет.

– Во всяком случае, я пошлю ему приглашение, – сказал старик, усмехнувшись.

Эллен не встревожилась при упоминании лорда Идена, ведь он теперь старательно избегал встреч с ней, как и она с ним. Да и собирается в деревню. Он, разумеется, отклонит приглашение…

Она уже исцелилась от страха, охватившего ее во время первой встречи. Теперь Эллен сумела приучить себя к мысли, что они никогда больше не увидятся, и рана ее начала затягиваться. Пока что очень тонкой пленкой, и Эллен боялась, как бы она не начала кровоточить.

Визит к графу и графине Эмберли не вызвал у нее опасений. Она помнила доброту и чуткость, которые выказал ей граф в те страшные дни в Брюсселе. Вряд ли, думала она, они захотят смутить ее, пригласив к чаю брата. Дженнифер от этого визита ждала одного – встречи с детьми графа Эмберли.

Их свидание получилось действительно трогательным – Кристофер ухватился за ее юбку, требуя внимания, пока она обменивалась приветствиями с хозяином и хозяйкой. И тут же Кэролайн, сидевшая на руках у Алекс, вытянулась, став на коленки, и приникла к груди Эллен, с самым серьезным видом уставившись на нее. Эллен посадила малышку к себе на колени и открыла свой ридикюль, чтобы та могла исследовать его содержимое.

Приглашение погостить в Эмберли-Корт застигло Эллен врасплох.

– О! – только и проговорила она, когда граф предложил ей с Дженнифер пожить несколько недель у них в поместье.

Дженнифер была не столь сдержанна.

– Ах, Эллен, а мы сможем поехать? Прошу вас, поедемте! Ведь Эмберли у моря, да? Вы рассказывали мне об этом, сударыня, когда мы возвращались в Англию, и Анна тоже мне говорила. Это так великолепно!

Слова графа о том, что он хотел бы еще раз поблагодарить ее за возвращение к жизни его брата, Эллен приняла настороженно.

– Но вы ничего мне не должны, совершенно ничего. Я сделала не больше, чем сотни других женщин, находившихся тогда в Брюсселе, – ответила она потупившись.

– Совершенно верно, – подхватил граф, – но сотни других женщин выхаживали не моего брата, сударыня. Но не говоря о том, что мы вам действительно обязаны, нам просто было бы приятно развлечь вас.

– Ах, Эллен, соглашайтесь! – Дженнифер умоляюще смотрела на нее.

– Там будет и Мэдлин, – сказала графиня, – и ее жених. Доминик, как вам известно, на днях уезжает в свое собственное имение.

– Возможность пожить немного в деревне очень привлекательна для меня, – сказала Эллен искренне.

– Ну и великолепно! – заявил граф, принимая слова Эллен за согласие. – Нам с Алекс всегда доставляет удовольствие показывать гостям наш дом. Значит, решено. Судя по шуму на лестнице, к нам идут гости.

Дверь гостиной отворилась, вошел дворецкий, на один шаг опередив Анну и Уолтера Кэррингтон, Сьюзен Дженнингс и… лорда Идена. Как обычно, голос Анны появился в комнате раньше ее самой.

– Начался дождь, Александра, – сказала она, – а мы ехали в открытой коляске. Ваш дом оказался ближе остальных знакомых домов, вот мы и решили пригласить самих себя к чаю. Вы ведь не возражаете? Впрочем, не укажете же вы нам на дверь. Ой! – Она хлопнула себя пальчиками по губам. – У вас уже гости!

А при виде Дженнифер глаза ее заблестели радостью.

– Мы с Уолтером сегодня утром получили приглашение от вашего деда. Вы знали об этом? Мы сразу же ответили согласием, – сообщила она.

Пока все обменивались шумными приветствиями, лорд Иден выбирал себе место подальше от Эллен. И пленка, затянувшая ее рану, оказалась безжалостно сорванной.

Эллен и лорд Иден тайком рассматривали друг друга с противоположных концов комнаты.

– Почему бы вам тоже не поехать в Эмберли, Доминик? – игриво спросила Анна. – Тогда я была бы счастлива абсолютно. Весьма дурно с вашей стороны немедленно отбыть в Уилтшир. Эту поездку можно отложить на пару месяцев.

– Нет, Анна, – ответил лорд Иден, продолжая смотреть на Эллен, – я приеду в Эмберли не раньше чем на Рождество.

– Я получила приглашение от сэра Джаспера Симпсона на обед и карточную игру, – сказала Сьюзен Дженнингс, обращаясь к Эллен. – Очень любезно с его стороны. Этим приглашением я обязана дружбе с вашей падчерицей, сударыня. Конечно, меня теперь некому сопроводить – после смерти моего дорогого мужа.

– А вы будете, милорд? – нетерпеливо задала вопрос лорду Идену Дженнифер.

– Я еще не ответил на приглашение, – осторожно ответил тот.

– Это будет накануне вашего отъезда, – вмешалась Анна. – Хотя бы поэтому вы должны пойти, Доминик.

– Эллен, не сочтите мой отказ от приглашения, за проявление дурного воспитания или неуважения к вашему свекру, – сказала Сьюзен. – Но вы знаете, как сложно жить, когда теряешь мужа. – И она поднесла к глазам крошечный платочек.

– Я отвезу вас в своем экипаже, Сьюзен, – мягко сказал лорд Иден безутешной вдове. – Мы поедем вместе.

– Как вы любезны, хотя мне не хотелось бы затруднять вас, милорд.

– Никаких затруднений. – Его взгляд, когда он снова взглянул на Эллен, выражал такие сложные чувства. Рана ее снова открылась.