Текст книги "Отряд"

– Ну, а я что говорил? Под управлением демона. Это она. Та Фарис, их генерал.

– Да, ею управляет демон, – Аш оперлась ладонями о стол. – Она слышит демонов. И я их слышу.

При этих словах уэльский стрелок вздрогнул, но Эвен Хью и Томас Рочестер только плечами пожали.

– Причем не один чертов демон, – Рочестер старался говорить небрежным тоном. – Да их полно в этой проклятой пустыне, верно, командир?

– Верно, Том, я сама их до чертиков боюсь.

И тут все смолкли, вспомнив, как в южной пустыне вдруг небо засияло всеми оттенками серебряного, алого, ледяного синего цвета. Снова мысленно увидели выстроившиеся рядами пирамиды, застывшие на фоне серебряного пламени.

– Я считала, что слышу Льва, но это был их каменный голем, – продолжала Аш. – И все вы знаете, что в Карфагене я слышала Дикие Машины. Это те голоса, которые стоят за каменным големом. Я даже не знаю, насколько Фарис осведомлена о них, Герен. Я не уверена, знает ли о них вообще кто-нибудь – Дом Леофрика, или калиф, или Фарис – о голосах Диких Машин, – в сумраке палатки она не сводила глаз с Герена. – Но мы знаем. Мы знаем, что Леофрик – марионетка, что его дочь-рабыню вырастили Дикие Машины. Мы знаем, что это не простая война. И ни одного дня она не была обычной войной.

– Не нравится мне это, командир, – сказал Герен.

Она отметила, как поникли его плечи, как он обернулся назад, ища поддержки; и улыбнулась ему как могла дружелюбно. Вышла из-за стола и подошла, встала перед ним.

– Дьявольщина, а мне, что ли, нравится! Но я не пойду к Диким Машинам. С тех пор как мы отплыли из Северной Африки, я не чувствую их притяжения. Поверь мне, – Аш схватила его за плечи.

Она стояла перед ним – в проникающем с улицы красно-золотом свете, сильная, перепачканная грязью женщина, с белыми шрамами на лице и руках, с ямочками на коже от застарелых ран; в ржавых кольчужных перчатках и, как будто это само собой разумеется, подпоясанная мечом. И усмехалась ему с видом абсолютной уверенности в себе.

Герен распрямил плечи и повторил:

– Нет, командир, мне это не нравится, – опустив глаза, он смотрел на ее руки. – И ребятам не нравится. Мы больше не знаем, для чего эта война.

Из тени послышался саркастический голос Флоры:

– Добыча, оплата, насилия, пьянство и блуд, да, мастер Морган?

– Мы пока еще здесь, чтобы побить любой другой отряд на поле боя, – судя по тону Эвена Хью, это было очевидно.

– Мастер Ансельм и те, кто с ним! – проворчал Рикард.

Судя по голосам, все были на грани срыва. Аш отпустила руки Герена Моргана, дружески хлопнув его по плечу. Оглядела остальных, внутренне привычно собралась, и тогда уже снова заговорила:

– Да нет, Герен прав. Мы и на самом деле не знаем, за что воюем, – она сделала крошечную паузу. – И визиготы тоже не знают, ради чего воюют. В этом-то и ключ. Они считают, что совершают крестовый поход против христианского мира. Но дело-то вовсе не в религии.

Она медленно содрала с себя перчатки и стала потирать замерзшие руки.

– Я знаю, что Дикие Машины подбрасывали Леофрику разные идеи, а через него и королю-калифу. Они говорили при посредстве каменного голема. И армии визиготов оказались здесь, потому что их послали сюда Дикие Машины. Не в Константинополь, или куда-нибудь на восток – нет, именно сюда, чтобы они могли захватить Бургундию и разрушить ее.

Ричард Фавершэм из дальнего угла палатки спросил по-английски:

– Почему именно Бургундию?

– Ну да, почему именно Бургундию? – Аш повторила его вопрос на лагерном наречии. – Не знаю, Ричард. По сути дела, я не знаю, почему они вообще послали сюда армию.

Герен аб Морган захлебнулся от смеха. Машинально, забыв, что он уже не рядовой, он выпалил:

– Командир! Ты спятила! А как же иначе они бы сражались с герцогом Карлом?

Аш смотрела мимо него.

– Ричард, нам нужен свет тут, в палатке.

От такой неожиданной смены темы разговора все смолкли. В этот момент она заметила, как английский священник неуклюже поднялся со своего стула и опустился на колени, как Томас Рочестер отодвинулся, давая ему место; как Флора обернулась и с изумлением глядела на Аш; Уот Родвей затолкал свой точильный камень назад в свою сумку, а нож – в ножны.

– In nomine Christi Viridiani… note 9Note9
  Во имя Христа Зеленого.


[Закрыть]

Они замолчали при звуках поразительно высокого тенора Ричарда Фавершэма.

– Christi Luciferi note 10Note10
  Христа Светоносителя.


[Закрыть], Iesu Christi Viridiani…

Молитва продолжалась; присоединились другие голоса. Аш наблюдала за командирами: как они опустили головы и сжали руки, даже Рикард, стоявший у полога палатки, повернулся к ним и опустился коленями в холодную грязь.

– Господь даст вам это, – объявил Фавершэм, – по вашей просьбе.

В воздухе засветился слабый желтый свет, подобный свету свечи.

Внутри у Аш все задрожало, начиная с живота. Она невольно закрыла глаза. Слабое тепло коснулось ее покрытых шрамами щек. Она снова открыла глаза, теперь в спокойном, не мигающем свете их лица были видны отчетливо: Эвен Хью, Томас Рочестер, Уот Родвей, Генри Брант, Флора дель Гиз и проскользнувший в палатку Антонио Анжелотти; его мокрые, перемазанные грязью волосы и лицо приобрели неземную красоту при скупом освещении.

– Благословенны будьте, – пушкарь приложил руку к камзолу над сердцем. – Что тут происходит?

– Свет во тьме. Господь простил меня, – Аш опустила руку на плечо Ричарда Фавершэма. Подняла голову и оглядела все вокруг: брезентовые стены палатки цвета пергамента, мечи и несколько пучков трав, свисающих с потолка палатки. Тени прыгали, съеживались. – Мне, собственно, нужен был не сам свет, а просто надо было показать, что это может быть сделано. Ричард, простите, что заставила вас.

Она стояла, освещенная медовым светом. В глазах ее вспыхивали белые искры, по краям поля зрения. Ричард Фавершэм поцеловал крест, который держал в руках, и тяжело выпрямился, рейтузы его почернели от земли. Он пробормотал:

– Капитан Аш, к Господу вечно обращаешься, и не по таким пустякам; но для Него все – не больше света свечи. И, во всяком случае, я нахожусь в отряде именно для совершения таких мелких чудес.

Аш быстро опустилась на колени:

– Благословите меня.

«Грехи тебе отпускаю», – процитировал священник.

Аш поднялась с колен.

– Герен, ты мне задал вопрос. Ты спросил: как иначе визиготы сражались бы с герцогом Карлом? Вот именно так.

Капитан военных жандармов встряхнул своей коротко стриженой головой:

– Не понял, командир.

Светящийся воздух заколебался, раздробился.

– При помощи чудес, – Аш смотрела сразу на всех, – Не таких, как это. Не Божьих. А чудес, сотворенных дьяволом. Я это узнала от Диких Машин – они вырастили Фарис как потомка Гундобада. Они селекцнонировали ее как носителя крови Творца Чудес, чтобы она стала еще одной святой, еще одним пророком, еще одним Гундобадом. Но не для Христа. Они ее вывели, чтобы она могла быть исполнителем их воли на земле и совершать чудеса. По их принуждению, а заставить они могут.

В чудесном свете Ричард Фавершэм облизнул свои сухие губы.

– Господь этого бы не допустил.

– Господь, может, и не допустил. Но мы не знаем, – Аш помолчала. – Мы знаем одно: что Фарис не есть создание ни короля-калифа, ни амира Леофрика. Фарис – собственность Диких Машин. Они вывели ее, чтобы совершить дьявольское чудо и стереть Бургундию с лица земли. Итак – почему она прибыла сюда с армией?

Все мгновенно смолкли.

Ричард Фавершэм предположил:

– Ее способность совершать чудеса, возможно, невелика: по чуду в день. Как любой священник или дьякон. Если это так, то, конечно, ей нужна армия.

– Или… она еще не обрела этой своей способности? – нахмурилась Флора.

– Или ее создание оказалось неудачным, – Антонио Анжелотти, не глядя на Аш, стоял и ласково улыбался в светящемся воздухе. – Возможно, Господь милостив, и она не в состоянии совершать злые чудеса? Ты-то не можешь.

Аш с сожалением ответила на взгляд английского священника:

– Нет. Я не могу совершать даже мелких чудес. Рикард тебе расскажет, сколько ночей я на этом нашем переходе я молилась вместе с ним! Я бы никогда не могла стать священником. Я только одно могу – слушать голема. И Дикие Машины. Она бы могла достичь большего, чем я. И все же вот она здесь, пробивая себе путь в…

Антонио Анжелотти покачал головой.

– Не знай я тебя так давно, мадонна, и не видь я того, что мы все видели в пустыне, я бы решил, что ты спятила, или надралась, или одержима! – его светлые глаза блеснули, встретившись с ее взглядом. – Но дела так обстоят, что я тебе должен верить. Ты совершенно отчетливоих слышала. Но если Фарис ничего не знает об их существовании, и если Дикие Машины говорят с ней голосом каменного голема, она, может, до сих пор не знает того, что знаем мы.

Ричард Фавершэм поинтересовался:

– А когда узнает, она устроит тут опустошение ради них?

Анжелотти пожал плечами:

– Армии визиготов уже устроили опустошение. Там, где был Милан, – ничего, ни стены, ни крыши. Венецию сожгли. В швейцарских кантонах целое поколение молодых людей мертво… Мадонна, я тебе доверяю, но скажи нам наконец – почему Бургундия?

Послышался ропот согласия; все лица повернулись к ней.

– О, я бы вам сказала – если бы знала. Я задавала вопросы Диким Машинам, и у меня почти душа рассталась с телом. Не знаю, и не могу додуматься, почему, – Аш снова вытерла нос рукавом, ощущая запах плесени и в своей палатке. – Флориан, ты родилась в Бургундии. Почему именно эти земли? Почему не Франция, не немецкие княжества? Почему этот герцог и почему Бургундия?

Женщина-хирург покачала головой:

– Мы уже больше двух месяцев в пути. Не было ночи, чтобы я не задавала себе этот вопрос. Не знаю. Не понимаю, почему Дикие Машины вообще интересуются людьми, тем более бургундцами, – и сардонически добавила: – И не пробуй их спрашивать! Не сейчас.

– Не буду, – сказала Аш с незащищенным выражением лица. Чудесный свет немного померцал, в палатке сгущалась тьма. Аш взглянула на Ричарда Фавершэма. По его лицу прокатилась судорога боли или молитвенного напряжения.

«Даже наши чудеса становятся слабее».

Она снова повернулась к Герену, Эвену, Томасу Рочестеру, Анжелотти. В палатке пахло мокрой шерстью и мужским потом.

– Мы все знаем наверняка, – сказала она, – что другая война скрывается за этой, внешней. Мне жаль, что я втянула вас в нее, ребята, – но вспомните, что мы в любом случае оказались бы участниками этой войны. Служба наша такая, – она помолчала. – И если их Фарис еще не вершила никакого дьявольского чуда, значит, мы можем надеяться, что она и впредь не совершит никакого. Значит, в дело вступают клинки и пушки. А это как раз и есть наше дело.

На их лицах отчетливо проступала неуверенность, но не более, чем при любой кампании. И даже у Герена Моргана, как она заметила.

– Командир? – начал капитан полиции, заметив на себе ее взгляд.

– Ну что, Герен?

– Ну, допустим, она победит Бургундию, допустим, убьет для них этого старого герцога, неважно, на войне или чудом, – потом что будет, командир?

Аш усмехнулась:

– Догадайся! Тут любой может догадываться в свое удовольствие!

– А тебе-то что, Морган? – возразил Эвен Хью. – К тому времени, как это случится, ты будешь опять в Бристоле, сорить деньгами направо-налево, и твоего триппера хватит, чтобы годами обогащать докторов!

Уот Родвей, до сих пор молчавший, с уважением и завистью смотрел на угасающий чудесный свет в палатке.

– Командир, можно идти? Мне надо организовать еду, чтобы нам разговеться. Смотри, она или может наслать на нас какую-то дьявольскую кару, или не может. В любом случае я должен состряпать последнюю похлебку перед нападением на Дижон. Надо тебе или нет?

– Надо тебе или нет, командир, — поправила его Аш.

– О, меня это не колышет. Я пошел. Еда через час. Скажи ребятам, – Родвей большими шагами вышел из палатки, бросив пару слов охране тем же резким и совершенно оскорбительным тоном.

Аш покачала головой:

– Знаете ли, если бы этот тип не умел стряпать, я бы его пригвоздила к позорному столбу.

– Да не умеет он стряпать, – огрызнулась Флора.

– Ты права, не умеет. Гм, – Аш, с застывшей улыбкой, почувствовала порыв холодного ветра, донесшего через от крытый полог палатки запах немытых тел, конских и человеческих экскрементов, влажной листвы, древесного дыма.

– Анжелотти, Томас, Эвен, Герен; все – выходите, – она первой вышла из палатки, придерживаясь за клапан. – Флориан…

Герен аб Морган преградил ей путь.

– Людям это не нравится, – упрямо повторил он. – Они не хотят нападать на город.

– Выйди-ка наружу, – повторила Аш, веселым тоном, но с оттенком приказа. – Я покажу тебе еще одну причину, по которой мы здесь.

Она мимо Герена выбралась на воздух. Над поляной эхом отдавались громкий клекот и карканье ворон. Она увидела, как черные птицы камнем падают на свалки возле кухонных фургонов, важно расхаживают там, а не получив корма, хрипло жалуются, и поняла, что отчетливо различает их среди берез на расстоянии в двадцать ярдов.

Аш подняла лицо к небу.

– Посмотри-ка! – указала она.

В глубине между деревьями, очевидно, первые полчаса этого никто не замечал. А теперь – мужчины и женщины поднимались с колен из грязи, в которой они слушали службу Дигори Пастона в честь весны – теперь все безлистные сучки и голые ветви на восточной стороне поляны явственно выделялись на фоне неба.

Аш только взглянула на луну, белую, как кость, заходящую на западе. У нее стеснило грудь, она почувствовала, что задержала дыхание; услышала бормотание людей, столпившихся на пустом пространстве между канавами, проложенными по периметру лагеря.

Небо на востоке медленно-медленно превращалось из серого в белое и приобретало едва заметный голубоватый оттенок яичной скорлупы.

Все произошло за миг – или за целую вечность. Аш одновременно пережила ощущение терпеливого ожидания в течение вечности, и ощущение того, что все это произошло в один момент: вот поляна в лесу была темной, а в следующую минуту – полоса яркого желтого света пролегла поперек стволов деревьев на западе и золотое зарево поднялось над туманом на востоке.

– О Иисус! – Эвен Хью плюхнулся коленями в грязь.

– Господа возблагодарим! – воскликнул густой голос Ричарда Фавершэма.

Аш, на этот раз не слыша криков, не видя бегущих людей – Герен аб Морган и Томас Рочестер вовсю хлопали друг друга по плечам, слезы струились по их щекам от радости непрекращающегося чуда, – Аш стояла и наблюдала, как всего на четвертое утро после двадцать первого августа она видит восход солнца на восточном небе.

Окончились три месяца тьмы.

Ее кто-то задел плечом. Она, потрясенная, подняла глаза – и увидела рядом Флору.

– Ты все еще не думаешь, что это – наше дело, – тихо произнесла Флориан. – Просто что-то, чего нам надо избежать.

Аш чуть не протянула руку и стукнула ее по плечу, так она бы и поступила час назад. Но теперь удержалась от физического контакта.

– Наше дело? – она видела, что вокруг нее все опустились на колени. – Я скажу тебе, в чем сейчас «наше дело»! Мы не можем оставаться на этом месте – максимум через двадцать четыре часа визиготские разведчики схватят нас за жопу. Мы и поесть тут не успеваем – им-то еду приносят прямо к передовой. Нас мало, сколько там – тридцать на одного? – она поймала себя на том, что ухмыляется Флориан, но в этой ухмылке не было юмора – просто состояние слепого восторга. – И потом еще и это. Все же произошло! Я имею в виду – свет!

– Они теперь не отступят, – заметила хирург. – Ты это соображаешь?

Аш сжала кулак:

– Ты права. Я теперь не смогу увести их назад, под Покаяние. Я это соображаю. Мы назад не пойдем. И тут оставаться не можем. Нам надо двигаться вперед.

Флора дель Гиз, впервые за все время знакомства с ней и совершенно неосознанно, вытянула грязные пальцы и перекрестилась.

– Ты мне говорила там, на берегу. «Покаяние» не имеет ничего общего с визиготамн. Ты мне говорила, что Дикие Машины в это лето погасили солнце над христианским миром. Что они создали двести лет Вечного Сумрака над Карфагеном, высосав энергию светила.

В лицо Аш дул холодный ветер. От яркого света у нее заслезились глаза, внезапная холодная слезинка покатилась по изуродованной шрамами щеке.

– И опять же, Бургундия, – продолжала Флора, – этим летом Дикие Машины создали тьму, которая покрыла Италию, кантоны, германские земли; теперь Францию… а когда мы пересекли границу, прибыли сюда, мы вышли из-под Сумрака. Вышли из Вечного Сумрака опять. В это.

Аш смотрела вниз. В луче, пересекшем ее тело, высветились руки с въевшейся в кожу грязью, проявился каждый завиток папиллярного рисунка кожи на кончиках пальцев. Хватило этого минимума тепла, чтобы от влажных бархатных рукавов стал подниматься пар.

Голос Флоры говорил:

– До этого года Сумрак был только над Карфагеном. Он стал распространяться. Но не сюда. Ты думала об этом? Может быть, поэтому Фарис и оказалась тут со своей армией. Мы, может быть, оказались вне предела действия Диких Машин.

– Даже если и так, это может быть ненадолго.

Аш подняла глаза к небу. Машинально, потому что рядом была Флориан, она вслух высказала свою мысль:

– Помнишь эти слова: «Бургундия должна быть разрушена»? Это их главная цель. Флориан, у меня не было выбора, вести ли отряд сюда, – но теперь мы оказались как раз в эпицентре.

3

Ощущая всем лицом слабое тепло восходящего солнца, Аш потерла грязной ладонью покрытые шрамами щеки.

Флора рядом с ней отвела глаза от восточного неба и задрожала от утреннего холода.

– Эй, подруга, в такой ситуации я не хотела бы оказаться на твоей должности, – Флориан энергично подула на пальцы, обводя глазами лагерь. – Назад идти мы не можем. А вперед – можем? Ты что им намерена сказать?

– Что? – впервые за последние недели Аш улыбнулась по-настоящему расслабленно. – Ну, это-то не трудно. Ладно, идем…

Аш двинулась в центр поляны, хлопая руками.

Пять сотен человек довольно быстро прекратили разговоры, собрались вокруг, как только увидели, что это она: мужчины были в доспехах, в ржавой броне, в куртках на подкладке, кто-то стоял, кто-то присел на корточки. Несколько человек играли в кости. Многие пили эль. Аш обводила глазами стоящих вокруг, лица многих все еще с изумлением были обращены к небу.

– Ну, – сказала Аш, – посмотрите-ка на свои тощие жопы!

– Переживем, командир! – завопил один из братьев Тиддеров, Саймон или Томас, Аш сразу не распознала. Он пригнулся от посыпавшихся ударов кулаков, комьев грязи и оскорблений.

– Ползи! – отреагировала Аш. Раздался непринужденный смех, облетел всю толпу.

«Ну-ну. Герен был не прав. А я была права».

Она потерла руки, и широко улыбнулась обращенным к ней лицам:

– Ладно, ребята. Мы опять в прогаре – и не в первый раз. Да и не в последний. Это значит – еще один-два дня на одном хлебе, но ничего, мы люди грубые, выносливые, мы сдюжим.

Другой из братьев Тиддеров дурашливо захныкал фальцетом:

– Мамочка!

Аш воспользовалась раздавшимся тут же раскатом хохота как возможностью внимательнее рассмотреть их. Тиддеры и еще много молодежи в воинском снаряжении пихали друг друга локтями в бока; один зажал под мышкой голову приятеля-копьеносца. Двести солдат, в выцветшей форме и потрепанных штанах, закутанные во все свое имущество; заляпанные грязью, пальцы побелевшие от холода, из носа у всех каплет. Ей мгновенно по воздуху передался их настрой – на их лицах читалось, что они показались себе круче, бодрее, сильнее от того, что они такие – оборванные, грубые, выносливые и вообще солдаты среди моря беженцев.

«Это потому, что взошло солнце. Мы перешли границу. Впервые за много недель – солнце…»

И они без потерь ушли из Карфагена и проделали марш-бросок на расстояние сотен лье в темноте и при свете луны, и вот теперь они считают, что им сам черт не брат.

И это так.

«Прошу тебя, Господи, лишь бы это было не впустую».

Когда смех умолк, Аш подняла голову и оглядела грязную стоянку и заляпанных грязью людей перед ней.

– Мы – отряд Льва. Не забывайте этого. Мы охренеть до чего потрясающие. Мы прошли сотни лье, шли ночами в жутком холоде; шли неделями, но мы тут, мы вместе, мы – это отряд. Это потому, что у нас дисциплина, и мы – самые лучшие. Тут и споров нет. Что бы теперь ни случилось, мы – самые лучшие, и вы это знаете.

Раздались отдельные добродушные смешки; они-то знали, какова доля правды в ее словах. Кто-то кивал, кто-то молча смотрел на нее. Аш следила за собравшимися, стараясь углядеть испуг, заносчивость, едва заметную утрату связей между людьми.

Она указала через плечо, в сторону речной долины и Дижона.

– Вы небось ждете от меня рассказа, как мы раскидаем эти стены и выручим Ансельма и наших ребят. Ну, парни, я сначала должна была глянуть на них. И могу вам сказать: эти стены не раскидаешь, они до хрена прочные.

Руку поднял один их алебардщиков Караччи.

– Фелипе, что?

– Тогда, командир, как мы вытащим наших Львов оттуда?

– Мы не станем, – и она повторила еще громче. – Не станем этого делать.

Все зашумели в замешательстве.

– Сейчас город осажден, – сказала Аш, говоря так громко, чтобы голос разносился далеко. – Большинство жителей стараются вырваться из осады.

– Кроме врагов, – подсказал ей сзади Томас Рочестер.

Антонио Анжелотти хихикнул. Его смешок подхватили близко стоящие, слышавшие обмен репликами.

Аш, которая прекрасно знала, почему среди визиготского окружения, в темноте двадцать четыре часа в день и говорящих каменных пирамид, оба ее офицера позволяли себе эту разрядку, и удовольствовалась сердитым взглядом.

– Ладно, – сказала она, пар ее дыхания курился в ледяном воздухе, – кроме врагов, пара чертовых жоп.

– За это вы и платите нам, мадонна…

– Он что, получает оплату? – жалобно спросил Эвен Хью, с сильным уэльским акцентом.

Аш подняла обе руки:

– Заткнитесь и слушайте, вы, сонные потоки дерьма!

Из задних рядов чей-то голос передразнил насмешливо:

– «Мы самые лучшие…»

Раздался такой взрыв хохота, что даже Аш заухмылялась. Она стояла, кивая и выжидая, пока наступит тишина; потом утерла свое красное взмокшее лицо рукавом, уперла руки в бока и бросила им:

– Ситуация такова. Мы находимся во враждебном окружении. Дальше по дороге стоят два карфагенских легиона – Четырнадцатый легион Утики и часть Шестого легиона Лептис Парвы: всего шесть-семь тысяч человек.

В толпе забормотали. Она продолжала:

– Остальные их силы – позади нас, на территории Франции, и выше к северу, во Фландрии. Ладно, сейчас здесь еще не зима, как было под Сумраком, – но в полях на корню гниет зерно и на лозах гниет виноград. Охоты тоже нет, всю дичь перестреляли. Рассчитывать на грабеж нечего, на мили вокруг все деревни и города ободраны как липка. Эта страна опустошена, – она замолчала, ожидая реакции, оглядела толпу; на нее мрачно смотрели суровые грязные лица.

– Нечего так на меня смотреть, – добавила Аш, – поскольку вы награбили свою долю по пути сюда…

– А ведь верно, ни хрена себе, – раздался голос кого-то из лучников.

– Вы, мерзавцы, утащили все, что не было припрятано. Ну, у меня для вас есть новость. Все наши припасы кончились. Я говорила с Генри Брантом, и все – кончилось.

Аш проговорила это медленно, с расстановкой, подождала, пока мысль уляжется у них в головах. Аркебузир, сидевший на корточках в нескольких шагах, задумчиво посмотрел на горбушку черного хлеба, которую держал в руке, и убрал ее в сумку.

– Чего делать-то будем, командир? – заорала лучница.

– Мы только что проделали чертовски трудный марш-бросок, – ответила Аш, – и еще не дошли до конца. Мы оказались в самом центре боевых действий. У нас почти иссякли припасы провианта. А теперь многие стараются вырваться из осады…

Она кинула быстрый насмешливый взгляд на Анжелотти, ухмыльнулась Флориан; и снова переключила все внимание на слушателей, выкрикивающих вопросы.

– Большинство. Но не мы. Мы как раз стараемся ворваться в осажденный город…

Первые ряды загорланили в изумлении.

– Ладно, объясняю по пунктам, – Аш сделала красноречивую паузу. – Мы не станем вытаскивать Роберта Ансельма и ребят из Дижона. Мы именно ворвемся в город.

Кто-то из братьев Тиддеров (Саймон или Томас) выпалил:

– Командир, да вы спятили! – и, покраснев как свекла, уставился на свои сапоги.

Она переждала, пока уляжется гудение в народе.

– Еще кто-нибудь хочет что-то сказать?

– Дижон в осаде! – запротестовали Томас Морган и его подчиненный Эвен Хью. – У них перед воротами вся эта чертова визиготская армия!

– Ну да – уже три месяца. А города-то им не взять! Так где нам безопаснее находиться, чем внутри Дижона? Но если они обнаружат нас тут, – Аш обвела взглядом смотрящие на нее лица, – нас тогда изрубят в фарш. Мы на открытом пространстве. Почти все наши тяжеловооруженные солдаты в Дижоне. И у готов преимущество перед нами: тридцать к одному. В открытом поле мы не можем сойтись с визиготским легионом – даже вы, ребята, на это не способны. Раз мы уже здесь, вариантов нет. Нам нужно, чтобы между нами и визиготской армией были стены. Или Льву Лазоревому придет конец прямо сейчас.

По опыту она знала, что надо дождаться, пока утихнет гвалт; она ждала, сложив руки, опираясь на одно бедро, ее непокрытые коротко стриженные серебристые волосы освещал холодный свет дня под деревьями; она больше не была красавицей, но на ней была кольчуга и меч, а рядом – ее пажи, оруженосец, а за ней толпились офицеры.

Встал один из аркебузиров.

– Эй, в Дижоне мы будем в безопасности!

– Угу, пока готы не сметут ворота, – заметил тяжеловооруженный солдат во фламандской ливрее.

«Пока мы не выясним, для чего Дикие Машины предназначили Фарис».

Аш сделала шаг вперед и подняла обе руки.

– Ладно! – подождала, пока стихнет шум. – Я вступаю в контакт с нашими, кто в Дижоне. Я договорюсь, чтобы ночью нам открыли ворота. Де Вир нанимал вас, чтобы вы быстрым маршем вошли в Карфаген, вот мы и станем двигаться быстро! Нам не придется прорываться с боями – но мне нужны добровольцы для отвлекающей атаки.

Англичанин Джон Прайс кивнул и встал, а за ним его соратники.

– Командир, мы это сделаем.

Аш заговорила быстро, не давая возможности забросать ее вопросами:

– Вы, мистер Прайс, берите тридцать человек. Нападете сегодня ночью, через два часа после восхода луны. Анжелотти, обеспечь им порох и огнепроводный шнур – самый медленнодействующий из того, что у нас осталось. А вы, ребята, замаскируйтесь рубахами поверх снаряжения и убивайте все, что будет не белого цвета.

– Это не пойдет, командир, – запротестовал копьеносец из группы Прайса. – Все эти хрены ходят в белом!

– Вот дерьмо! – Аш не скрывала от них своего удовольствия. – А ведь ты прав, парень. Значит, выберите сами для себя опознавательный знак. Я хочу, чтобы вы оказались ниже по течению реки Сюзон, на западном берегу, и подожгли там их осадные машины – тогда вся их армия вскочит ото сна, ведь осадные машины дорого стоят! А после уходите назад в лес. Завтра вечером мы подберем вас в лодку и втащим в город через какой-нибудь затвор шлюза.

Аш повернулась к офицерам:

– Этот маневр даст нам всем достаточно времени для перемещения. Ну, у нас есть десять часов до темноты. Повозки бросаем. Все из багажных повозок тащить или на спинах, или волоком. Мулам завязать глаза, – она оценивала боевой дух, водя глазами по всем лицам, которых могла разглядеть в свете ноябрьского утра. – Ваши командиры скажут вам, где кому встать в маршевой цепи – и когда мы войдем в город ночью, мы войдем с подвязанным оружием и в темных одеждах поверх снаряжения. И не болтаться по городу! Они не будут знать, что мы тут, пока мы не окажемся внутри города.

Из толпы все еще слышался ропот. Она постаралась поймать взгляд кого-нибудь из недовольных, внимательно всматриваясь в бледные, истощенные лица, щеки у них пылали от принятых небольших доз пива и бравады.

– Значит, не забывать, – она еще раз обвела глазами круг лиц. – Впереди, в Дижоне – ваши товарищи. Мы – отряд Льва, и мы своих не оставляем. Пусть нас побьют, пусть зима, пусть сейчас нам требуется защита от осады – крыша над головой, но не забывайте – когда весь отряд вместе, мы можем лягнуть любую чертову визиготскую жопу отсюда до завтрака! Ладно. Мы входим, мы осваиваемся в ситуации, и когда мы позже будем выходить из города, мы выйдем со всем вооружением и пушками, которые пришлось оставить тут, – и мы выйдем отрядом в полном составе. Всем ясно?

В ответ – бормотание.

– Я спросила: всем ясно?

Знакомый задиристый голос развеселил их, вызвал общее веселье.

– Да, командир!

– Вольно.

Среди немедленно наступившего упорядоченного хаоса бегущих людей, складываемых палаток, упаковываемого оружия она обнаружила, что опять стоит возле Флоры.

Внезапная неловкость заставила ее избегать взгляда женщины. Но Флориан, даже если тоже почувствовала неловкость, то ничем не проявила ее.

– Ты вот что, – Аш кашлянула, избавляясь от стеснения в горле, – ты не поступи со мной, как Годфри, Флориан. Ты-то хоть не исчезай из отряда.

Ее удивило выражение открытого страдания на лице Флориан, но оно исчезло прежде, чем она смогла убедиться, что это была не просто циничная ослепительная ухмылка.

– Этого не бойся, – Флориан скрестила руки на груди. – Значит… ты решила непосредственную военную задачу. Мы идем в Дижон. А дальше что?

– Дальше мы принимаем участие в осаде.

– И как долго? Думаешь, Дижон выстоит? Против такого количества осаждающих?

Аш ровным взглядом посмотрела на бургундку. «Да, – подумала она, – будет неловко. Не так уж серьезно – да и недолго. Потому что это все же Флориан».

– Послушай, что я думаю, – сказала Аш в неожиданном приступе честности, расслабляясь и облегченно вздыхая. – Лично я думаю, что это было моей ошибкой – ну, дурацкий поступок, что я пришла сюда, но раз уж мы высадились в Марселе, раз мы были преданы идее, я уже ни черта не могла поделать.

Флора заморгала:

– Боже упаси, женщина. Ты сдерживала это стадо всю дорогу одной силой воли. И теперь ты считаешь, что нам не стоило являться сюда?

– Помнишь, что я говорила на берегу в Карфагене? Я теперь думаю, что нам надо было сразу отплывать в Англию, – Аш дрожала от утреннего холода. – Или даже в Константинополь, с Джоном де Виром, и пойти на службу к туркам. Уйти как можно дальше от Диких Машин, и оставить Фарис в том дерьме, которое тут будет в Бургундии.

– О черт! – Флора подбоченилась. – Ты? Оставить тут Роберта Ансельма и всех ребят отряда? Не смеши меня! Мы в любом случае вернулись бы, что бы там ни случилось в Карфагене.

– Возможно. Умнее всего было бы похоронить своих мертвецов и начать все сначала с теми, кто у меня остался. Правда, люди не подпишут контракта с командиром, который бросает своих в беде.

Какое-то внутреннее чувство истины вдруг подсказало ей: «Да ведь она права, мы всегда возвращались сюда».